Конкурент отца. Он меня хочет

Глава 1

Алена

Я протискивалась сквозь плотную толпу танцующих, чувствуя себя как селёдка в ночном гламурном аквариуме. Только вместо прохладной водички меня окружали горячие, потные тела и запахи, от которых хотелось зажать нос и гордо уйти в закат.

«Отдых», — фыркнула я про себя.

Да, технически я на побережье. Да, с подругами. Да, мы «отрываемся». Только вот я, видимо, проморгала момент, когда «отдых» стал означать «плавно терять рассудок под кислотный ремикс на Despacito».

Музыка долбила так, что мои поджилки буквально дрожали. Будто диджей решил лично вытрясти из меня душу басами. Запах алкоголя витал в воздухе сладковатым перегаром, а вишенкой на этом аромате были дешёвые духи — кто-то явно вылил на себя полфлакона, думая, что это их пропуск в высшую лигу обольщения.

Я закатила глаза и фыркнула, проталкиваясь локтями дальше. Ну и ночка!

Мысленно я всё ещё держалась за образ с шезлонгом, морским бризом и коктейлем с зонтиком. Увы, реальность щедро кидалась в меня не зонтиками, а толпой людей, светомузыкой и… неожиданной философской тоской.

А ведь я сейчас мечтала о трёх вещах: коктейле (хоть каком-нибудь, лишь бы холодном), диване (мягком, как облако) и минутке тишины, чтобы перестать притворяться, что мне весело. Потому что, если честно, мне было… ну такое.

– Номер пять, номер пять, – бубнила я себе под нос, лавируя между дверями и щурясь в полумраке.

Свет мигал, как будто электрик решил устроить дискотеку в аду. Интерьер тоже был... скажем так, вызывающий: зеркала, неон и какая-то дьявольская смесь барочной лепнины с дешевым техно.

Естественно, в лучших традициях моей блистательной везучести, я бодро толкнула не ту дверь. Ну а как иначе? Это же я…

Дверь скрипнула, и я влетела внутрь с таким видом, будто собиралась объявить: «Всем привет, я ваша звезда вечера!»

Ожидала увидеть диван, маргариту на столе, своих подруг, которые визжат и хохочут, как будто кто-то шепчет им анекдоты прямо в ухо. А получила… логово.

Нет, диван все-таки был. Правда, стоял он в углу. Тёмный, кожаный, словно вырезанный из фильма о мафии, обещающий что-то запретное и опасно-притягательное. Я невольно сглотнула.

Стол тоже имелся в наличии. Но на нем царил полнейший хаос: бумаги, бутылки, пепельница и пара стаканов — будто это был алтарь в честь похмелья.

Воздух тут был тяжёлым, как атмосфера на исповеди, только вместо свечей пахло виски, сигаретами и чем-то… мужским.

Адреналином? Тестостероном? Да кто разберет!

Этот запах защекотал ноздри, пробежал мурашками по спине, и я поймала себя на мысли, что он будит во мне что-то тёмное, любопытное, чего я сама в себе не ожидала.

А посреди всей этой мрачной картины стоял он.

Мужчина. Не просто крупный — мощный. Как будто вся комната сузилась до его фигуры. Широкие плечи, массивная грудь — от него будто шёл жар. Черная рубашка была расстёгнута сверху, достаточно, чтобы взгляд сам скользнул вниз, цепляясь за полоску кожи и татуировки.

Чёрные, резкие, с острыми линиями — не вычурные, а как будто вырезанные. Они не украшали, а предупреждали. Что-то в них было агрессивное, и это цепляло.

Я поймала себя на том, что просто уставилась. Разглядывала, будто надеялась понять, что за человек мог набить такое себе на грудь. Хотя, честно говоря, мне было всё равно. Хотелось прикоснуться. Узнать, как это — почувствовать их под пальцами.

Мужчине явно было за сорок. Но возраст не сбивал — наоборот, в нём была уверенность. Он стоял, как человек, который точно знает, чего хочет. А главное — знает, как это взять.

И глаза… Тёмные. Тяжёлые. Он смотрел на меня так, как никто до этого. Не изучающе — оценивающе. Как будто прикидывал, кто я такая, и что со мной можно делать. И в этом взгляде не было ни грамма удивления или недоумения. Только прямой, плотный интерес. Сдержанный, но такой явный, что внутри что-то потеплело — и сжалось одновременно.

Мужчина не улыбался. Просто стоял. И этого было достаточно, чтобы моё тело выдало себя с головой — дыхание сбилось, грудь заныла будто ей стало тесно в лифчике, и я невольно сжала пальцы в кулак, чтобы не потянуться к нему.

Так смотрят, когда уже все решили. Осталось только подойти.

Мужчина медленно склонил голову, не отрывая взгляда, и я почувствовала, как по шее пробежал жар — не от духоты, а от того, как эти глаза прошлись по мне, будто ощупывая каждый изгиб.

Мой внутренний голос завопил: «Алёнка, ты влипла!»

Но я тут же мысленно ответила: «Ну уж нет, я не из тех, кто теряется! Улыбочку, грудь вперёд, и давай выкручиваться!»

Губы сами растянулись в моей фирменной ухмылке — той, что всегда спасала меня в передрягах.

Глава 2

Баград

Сигара тлела в пепельнице, но вкус давно стал кислым, как моё терпение, пропитанное этим сраным днём. На столе стояла запотевшая бутылка виски — единственный свидетель того, как я ещё не сорвался к хуям.

Минут десять назад я выгнал партнёров из своей випки, оставив контракты на миллионы, которые буквально воняли грязными деньгами и вылизанными формулировками.

Нервы натянуты, как струны, в висках долбило, будто кто-то лупил молотком по башке изнутри, а внизу живота горело — мне нужна была баба. Не для болтовни, не для коктейлей, не для этих сраных деловых улыбок. Просто чтобы потрахаться. Грубо. Жёстко. Так чтобы через час не вспомнить её имени, а тело всё ещё пахло её духами.

Я мог щёлкнуть пальцами — и любая модель, любая эскортница в радиусе пяти километров уже бы облизывала губы перед входом. Но сегодня охрана тупила. Или специально выёживались. Не важно. Я был на грани, и если бы кто-то сунулся — разнёс бы тут всё нахуй.

И тут хлопнула дверь.

Я поднял голову — резко, как зверь, почуявший движение. В проёме стояла девица. Мелкая, дерзкая. Платье — если это можно было назвать платьем — еле прикрывало задницу. Ноги загорелые, длинные, будто созданы, чтобы их раздвигать.

Волосы — чёрт возьми, как будто она только что выбралась из чьей-то постели. Растрепанная. Глаза — большие, светлые, с наглой искрой, в которой читалась насмешка. И эта улыбка — как вызов. Не просит, не стесняется, не играет в покорную. Она знала, что её хотят. И кайфовала от этого.

Эскортница, сто пудов. Но не из тех пластмассовых кукол, что приходят с наигранным "ой, какой вы крутой" и дешёвыми ужимками. В этой было что-то живое, дикое, как у бродячей кошки — голодной, готовой вцепиться в глотку, если погладишь против шерсти.

От одного взгляда на неё жар поднялся из живота к груди, дыхание стало тяжёлым, как после трёх раундов в спарринге. В штанах шевельнулся член — не просто желание, а голод, грубый, животный, от которого хочется схватить её за волосы, бросить на стол и трахать, пока она не кончит.

– Ты кто, мать твою, такая? – прорычал я, и голос мой грохнул, как раскат грома, заглушая этот долбаный бит, от которого уже тошнило.

Девица замерла на месте, но не сжалась в комок, как эти перепуганные курицы, что пищат и прячут глаза, стоит мне рявкнуть. Нет, эта выпрямилась, грудь вперёд, подбородок вздёрнут, будто не просто в морду мне собралась заехать, а ещё и плюнуть сверху для комплекта. И это меня завело ещё больше, до дрожи в пальцах.

– Я... эээ, – начала она, но я даже слушать эту херню не стал, мне было пох, что она там мямлит.

– Ясно. Чё застыла тогда, кукла? – я шагнул к ней, чувствуя, как горло пересохло от дикой похоти, что уже лезла из всех щелей. От неё пахло чем-то лёгким, цветочным. И я уже видел, как зарываюсь носом в её шею, вдыхаю этот запах, пока мои руки рвут эту тряпку, что она называет платьем. – Заходи, раз пришла, или ты из тех, что сначала ломаются, а потом сосут за пару тысяч?

Она моргнула — не часто, не испуганно, а медленно, по-женски, будто вальяжная кошка, размышляющая, вцепиться тебе в лицо или дать себя погладить. А потом улыбнулась. Губы приподнялись мягко, будто она сейчас скажет что-то милое, но в глазах блеснула искра. Та самая. От которой у мужика внутри всё сжимается от желания.

– Минет? – переспросила она, и голос её стал мягким, как шёлк, но с такой загадочностью и тайным подтекстом, что я чуть не кончил от одного звука. – С радостью, милый. Снимай штаны быстрее, а то я вся горю…

Чёрт возьми, да она играет со мной, как с голодным псом, которому кинули кость. Не как девочка, которой велели. Не как эскорт, уставший за ночь. А как хищница. Хитрая, горячая, знающая себе цену.

Я оскалился, чувствуя, как внизу живота всё сжимается и плюхнулся на диван, раскинув ноги так, что ширинка чуть не треснула. Виски в башке гудело, но мне было насрать — я хотел ее, хотел прямо сейчас.

– Ну давай, покажи, на что способна, – прорычал я, хлопнув себя по колену. – И не вздумай тянуть, я ждать не люблю. Бери в рот и вперёд.

Она шагнула ближе, покачивая бёдрами так, что этот её платье — кусок ткани, мать его — задралось ещё выше, показывая полоску кожи над бедром, от которой у меня слюна во рту собралась.

Девица наклонилась и оказалась близко. Слишком близко. Я видел, как колышется её грудь, как вспыхивает азарт в глазах. Она провела пальцем по моей груди — лёгким, наглым движением, и я зарычал, чувствуя, как вены на шее вздулись. Схватил её за хрупкое запястье своей ладонью, сжал. Кожа у нее горячая, мягкая, как бархат, с бешено бьющимся пульсом у меня под пальцами.

– Быстрее, блять, – буркнул я, стиснув зубы. В голосе дрожала не злость — нет, нетерпение. Уже рисовал в голове картину: как она стоит на коленях…

– О-о-о, какой шустрый, – пропела она, вывернувшись из моей хватки с такой ловкостью, что я на секунду опешил, как пацан, которого обвели вокруг пальца. – Подожди секунду, надо подготовиться, милый.

Я откинулся назад, расслабился, глядя, как она тянется к столу и хватает бутылку виски. Думал, сейчас глотнёт, как все эти тёлки, чтобы смелости набраться перед тем, как встать на колени. Но эта дрянь вдруг берёт и выливает мне всё на башку!

Холодная жидкость хлынула по лицу, по шее, залила рубашку, пропитала воротник, стекла за шиворот, и я заревел, как зверь, которому всадили нож в брюхо. Виски жгло глаза, воняло, как дешёвый самогон, и я вскочил, сжимая кулаки.

Замер. На секунду. Просто чтобы понять — что, блядь, сейчас произошло.

У нее же глаза горели чистым бешенством вперемешку с азартом. Улыбалась. Широко. Так улыбается стерва, когда знает, что перешла грань.

– Ты чё, мать твою, творишь?! – рявкнул я.

Эта сучка даже не вздрогнула. Швырнула пустую бутылку обратно на стол — небрежно, демонстративно. Не попала ровно, и бутылка покатилась, с глухим стуком опрокинулась на бок. Бульк — и остатки виски разлились прямо на бумаги.

Глава 3

Алена

Я вылетела из той випки, как будто за мной гнался черт на байке. Сердце колотилось где-то в горле, стучало в висках, отбивало тревогу в рёбрах, а ноги сами несли меня сквозь толпу. Я не бежала — летела. Как чемпионка по спринту, только без кубка, без медали, с одним вопросом в голове: какого хрена я вообще туда полезла?

Музыка долбила в уши — этот дурацкий клубный бит, от которого мозги плавятся, но я слышала только его рёв за спиной — хриплый, звериный, будто не человек, а волчара выл в полнолуние:

– Найдите эту суку! Я её сначала выебу, а потом убью!

Боже, он ведь реально это крикнул. Не шёпотом. Не в ухо. Он проревел это на весь зал, как безумный альфа-самец, которому поцарапали машину — только вместо машины была его больная мужская гордость. И вот скажите мне, за что?!

Меня передёрнуло. Этот тон — он не шутил. Ни капли. Он был из тех, кто действительно сделает. Причём начнёт не с самого приятного. Я всерьёз не хотела проверять, что из этого списка он выполнит первым — или, хуже, в каком порядке.

У выхода я буквально протиснулась между телами и вывалилась на улицу. Остановилась, тяжело дыша, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Платье задралось в процессе спринта, я поспешно его дёрнула вниз, почти со злостью — как будто оно было виновато в том, что я сейчас похожа на участницу реалити-шоу «Выжить в аду».

Я злилась. По-настоящему. Злилась на этого здорового мужика, с глазами, которые сверлили меня, как рентген, жадно, грязно, будто он уже мысленно разложил меня на том столе.

Чёрт, он был огромный. И страшный. И почему-то до дрожи сексуальный — да, я это признаю. Грубый, дикий, как буря, как волк перед прыжком. Но эта химия — она из разряда тех, которые не спасают, а губят. И нет, спасибо, я не из тех дур, которые путают страх с влечением.

Когда он схватил меня за руку, у меня внутри всё сжалось. От страха — в первую очередь. Но и от ужасающей притягательности этого незнакомца. А потом накатила злость. Такая яростная, чистая, кипящая.

Он что, серьёзно думал, что может ТАК разговаривать со мной? Что я проглочу это, опущу глаза и поблагодарю за внимание?!

Я достала телефон, пальцы дрожали — то ли от адреналина, то ли от паники, что он вот-вот вылетит из клуба, как торпеда, и продолжит свой трешовый перфоманс уже на улице. Открыла чат с девчонками, быстро накатала:

«Сорри, не приду, экстренно сваливаю. Объясню позже.»

Ленка, ясное дело, сейчас начнёт засыпать вопросами, но я не в том состоянии, чтобы рассказывать, как меня чуть не затащили в порнохоррор с финалом в стиле «убийство членом». Это, блин, не просто вечер пошёл не по плану. Это вечер пошёл по… одному месту.

У входа поймала такси — какой-то потрёпанный седан с вмятиной на двери, — плюхнулась на заднее сиденье и выдохнула так, будто только что вынырнула из-под воды.

Клуб остался позади, исчез за поворотом, как чёрная дыра, в которую меня едва не затянуло. Водитель что-то буркнул про погоду — типичная вежливость, но мне было плевать. Я кивнула, уставилась в окно и в сотый раз прокрутила в голове этот позорный, дикий, абсурдный момент.

– Ну и влипла же ты, Аленка, – пробормотала я, усмехнувшись криво. – Зато будет что рассказать внукам. Если, конечно, доживу.

Но больше всего меня бесило не то, что я испугалась. А то, как он вообще со мной разговаривал. С тем самым тоном, который ты услышишь только от человека, уверенного, что ты — вещь. Объект. Тело.

«Бери в рот и вперёд».

Серьёзно, мужик?! Что я ему, девка на час? Шлюха? Сервис для удовлетворения его извращенных фантазий? С каким женщинами он вообще до этого общался?!

Так и чесались руки влепить ему по наглой морде, но я сдержалась. Как героиня, мать его. Не потому что боялась — хотя, да, боялась — а потому что знала: если полезу в открытую, он не остановится.

И вылить ему виски на голову — это был мой акт мести. Маленький, жалкий, но чёртовски достойный, на мой взгляд. Пусть теперь думает, что я не только шлюха, но ещё и психопатка с поганым чувством юмора. Отличный штрих в его бредовом восприятии женщин.

И пусть теперь подавится своим бешенством. Пусть сгорит от злости. Но, чёрт побери, лишь бы он меня больше никогда не нашёл. Потому что, если он меня все же найдет… ну, тогда я точно влипну по-крупному.

Глава 4

Прошла неделя, и я уже почти стёрла из памяти тот безумный эпизод в клубе. Ну, окатила я какого-то гориллоподобного мужика виски, оставила его мокрым, матерящимся и, судя по всему, готовым разнести полгорода, чтобы меня найти — подумаешь, мелочь! Ну, с кем не бывает, да? У каждого есть история, которую лучше не пересказывать на семейных ужинах. Особенно, если ты не хочешь, чтобы бабушка начала читать молитвы прямо за столом.

А он пусть себе орёт где-нибудь в своём пафосном пентхаусе или на криминальной вилле с золотыми унитазами и охраной по периметру. Я-то дальше пошла жить. Мир, как бы это ни льстило его эго, не крутится вокруг альфа-самцов с лапищами, как у бурого медведя, и голосом, от которого у людей срабатывает инстинкт «беги или умри».

По крайней мере, я себя в этом убедила, хотя пару раз ночью просыпалась в поту, представляя, как этот волчара хватает меня за горло. Но это мелочи, нервы, ничего серьёзного.

Тем более, реальность так завертелась, что времени вспоминать про «волчару» уже не было. Всё внимание пожирала свадьба. И не просто какая-нибудь там! А свадьба моей лучшей подруги Кати… и моего отца. Да, мой психолог до сих пор захлёбывается от восторга, если что.

Три года назад Катя, с которой мы делили всё — от сплетен до туши для ресниц, — влюбилась в моего отца. Я тогда ничего не знала — ни про их тайные встречи, ни про жаркие ночи, ни про то, что она сбежала, беременная его ребёнком, оставив меня в неведении.

Они злились друг на друга, как два упрямых барана, хотя стоило просто поговорить. Когда правда всплыла, я чуть не разнесла свой гостиничный номер от обиды. Мы с Катей тогда поругались и перестали общаться.

Как пережить, что твоя подруга врала тебе в лицо, а отец оказался ловеласом?

Но время лечит, и вот теперь она становилась моей мачехой. Официально. Странно? Ещё бы. Но я была рада — они оба заслужили хоть каплю счастья после всей этой карусели из слёз и примирений.

День свадьбы был как картинка из журнала: белые шатры раскинулись на берегу моря, цветочные арки из роз и пионов вились над дорожками, пахло солнцем и шампанским, которое официанты разносили на серебряных подносах.

Катя в длинном кружевном платье, что струилось по её фигуре, выглядела так, что я чуть не разревелась — я, которая обычно была крепче бетона.

Папа, в тёмно-сером костюме с галстуком цвета стали, был непривычно расслабленным и даже улыбнулся пару раз — для него это мировой рекорд, учитывая, что он обычно хмурится, как будто мир ему должен миллион.

Я стояла в своём платье подружки невесты — сливовом, без лямок, с открытыми плечами и вырезом, который подчёркивал грудь ровно настолько, чтобы не выглядеть вульгарно, но заставить мужиков оглядываться. Волосы я выпрямила, не став заморачиваться с прической. Улыбалась, как дура, поднимала бокалы за «любовь и взаимопонимание» — и тут всё пошло наперекосяк.

Сквозь одну из цветочных арок, с корзиной роз в руках — явно не по своей воле, судя по кислой мине, будто он проглотил лимон целиком, — вошёл он. Тот самый мужик из клуба.

Здоровый, как шкаф, в дорогущем темном костюме и с щетиной, делавшей его похожим на бандита из девяностых.

За ним шагали два громилы в чёрных пиджаках — охрана или его стая, не иначе, с рожами, будто их только что выпустили из клетки.

Моё сердце пропустило удар, замерло, а потом забилось так, будто решило пробить мне рёбра.

– О, нет, только не это, – вырвалось у меня шёпотом, и в следующую секунду я уже ныряла под ближайший стол, чуть не расплескав шампанское по полу.

Край скатерти упал за мной, как занавес, прикрывая меня, словно плащ-невидимка. Я сидела на корточках, прижав колени к груди, и пыталась не задыхаться от волнения, ужаса и — что хуже всего — какого-то странного восторга.

Дышать старалась тише, хотя лёгкие горели, как после пробежки. Этот волчара — здесь? На свадьбе Кати и папы? Да что он вообще забыл на нашем празднике?

Я осторожно приподняла краешек скатерти, выглянула одним глазом и тут же пожалела: он стоял посреди зала, и цепким взглядом сканировал толпу, как хищник, который чует добычу. Его глаза — тёмные, горящие, с этой дикой искрой — пробежались по гостям, и я готова была поклясться на всех своих туфлях, что он ищет меня. Меня, Алену Соколинскую, которая неделю назад оставила его мокрым и орущим.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – шептала я, ползком пробираясь к следующему столу.

Надо было бежать в туалет, и срочно. Желательно с дверью из стали. И, может, со священником. Там хоть можно запереться, а вот эту скатерть, он мог бы задрать одним рывком.

Я рванула мелкими перебежками, прячась за спинами гостей — тётя Нина в своём розовом платье-парашюте чуть не задела меня локтем, а дядя Саша чуть не наступил мне на ногу.

Один раз я едва не врезалась в официанта с подносом — худого парня, который таращился на меня, как на привидение.

– Извините, спасаю жизнь, – пробормотала я, увернувшись, и продолжила свой путь к спасению.

Он всё ещё стоял там, этот зверь в костюме, и я видела, как его челюсть напряглась, как будто он вот-вот зарычит. Рука сжала корзину так, что лепестки посыпались на пол, и я представила, как он хватает меня этими лапищами — грубыми, сильными, с венами, что выпирали под кожей, как тросы. Как прижимает к себе, жарко дышит в шею, и…

СТОП.

Чёрт, Алена, что с тобой не так? Он тебя чуть не прибил. Он тебя оскорбил. Принял за шлюху. Это не «сильно влюбился и не знает, как признаться» — это угроза.

Но от одной мысли о его руках у меня по спине побежали мурашки, а внизу живота что-то сжалось, как будто я хотела узнать, что будет, если он меня поймает. Нормальные девчонки бегут от таких, как от чумы, а у меня, похоже, вместо инстинкта самосохранения — чёртово любопытство и что-то тёплое, чему я не хочу давать названия.

И всё же… я помнила, как остро пах его парфюм — терпкий, горьковатый, мужской до безумия. В нём было что-то дикое. Опасное. Но… притягательное.

Глава 5

Баград

Я сидел в своём кабинете, злой, как чёрт, и неудовлетворённый, будто меня неделю держали на цепи без жратвы и баб, а потом ещё и пнули под рёбра.

На столе передо мной валялся пустой стакан, рядом пепельница, заваленная окурками. В воздухе висела тяжёлая вонь табака, пропитавшая всё — шторы, кожу кресла, мои прокуренные лёгкие.

За окном темнело, дождь хлестал по стёклам, но свет я не включал — мне хватало багрового огня, что полыхал внутри и перед глазами, сжигая всё, что ещё оставалось от моего терпения.

В башке, как заезженная пластинка на старом проигрывателе, крутился один образ — эта мелкая дрянь, что облила меня виски в том сраном клубе и оставила мокрым и возбужденным.

Неделя прошла, а я до сих пор не мог выкинуть ее образ из головы, будто она вцепилась когтями мне в кожу и не отпускала. Её запах — лёгкий, цветочный, с тёплой ноткой, как дорогой крем. Эти наглые глаза — серые или какие там, я не разглядел в том полумраке, — смотрели на меня, как на мусор под ногами. И эти бёдра — мать их, эти бёдра под платьем, упругие, загорелые, я хотел раздвинуть их прямо там, на том вонючем кожаном диване.

Имя её я не знал, и это жгло меня сильнее, чем сигаретный дым в горле. Она была навязчивой фантазией, что дразнила меня каждую ночь, пока я ворочался на простынях, с сжатыми до боли кулаками, и представлял, как нахожу её. Как прижимаю к стене, рву это её платье к чёртовой матери, впиваюсь в ее губы — грубо, жёстко, пока она не начнёт стонать мне в рот…

Эта мелкая дрянь посмела меня унизить. Того, кто выгрыз своё из грязи — из портовых складов, где в девяностые грузил ящики с левой водкой, из драк, где мне ломали рёбра, а я вставал и бил в ответ, из ночей, когда спал с ножом под подушкой. А она, эта девка с бутылкой, уделала меня за пять секунд и свалила, оставив меня мокрым и орущим перед всей охраной, как какого-то лоха. И я хотел её наказать. Вернуть себе то, что она у меня украла — моё достоинство, мой покой, мою чёртову голову.

Охрана рыскала по всему побережью — от Сочи до Геленджика, перетряхивала клубы, вытрясала мозги из барменов, вышибал, каждого урода, кто мог её видеть. Я дал им неделю — найти эту суку или вылететь к чёрту с моей службы с пинком под зад.

Каждый день Серый заходил с пустыми руками, и я орал на него так, что стекла звенели, а он только морщился, как побитая собака. Ноль. Ни следа, ни имени, ни зацепки. Она словно растворилась в солёном воздухе, как дым от моей сигареты. Но я не из тех, кто сдаётся.

Дверь скрипнула, и я резко вскинул голову, сжав кулаки так, что костяшки хрустнули и побелели. В кабинет вошла Лариса, моя помощница — худая, как швабра после голодовки, в строгой юбке до колен и с этими её очками, что вечно сползали на кончик носа. Не в моём вкусе — слишком костлявая, слишком правильная, как училка из средней школы, но мозги у неё варили, как швейцарские часы, и за это я ей платил больше, чем она стоила. Она стояла у стола, уставившись в свой планшет, и даже не подняла глаз, когда заговорила.

– Баград Рустамович, – начала она своим ровным, почти механическим голосом, – напоминаю, через неделю у Романа Андреевича Соколинского свадьба. Вас пригласили. Надо бы ответить, он уже звонил дважды, спрашивал, будете ли. Подарок тоже надо выбрать, а то…

– Нахрен мне это не упёрлось, – перебил я, рыкнув так, что она вздрогнула и чуть не выронила свой чёртов планшет на пол. – Какая, мать его, свадьба? Пусть этот мудак сам себе цветочки нюхает и бабу свою трахает на здоровье. Пошли букет побольше да бабок отсыпь, я туда не поеду.

Я откинулся в кресле, оно скрипнуло подо мной, а пальцы сжали подлокотники так, будто это было чьё-то горло — желательно Соколинского, этого вылизанного хрена, которого я хотел придушить с первого же дня, как он тут нарисовался. Этот козел — с его отелями, яхтами и этой поганой ухмылкой, от которой у меня кулаки чесались, — вполз в мой город, как таракан на кухню, и теперь лез мне поперёк дороги, как будто тут его ждали с красной дорожкой.

Терпеть его не мог. Этот выскочка, нарисовался с вагоном бабок и связями, купил участок у порта и принялся строить свой первый отель прямо под моим носом. Я двадцать лет держу этот город в кулаке — начинал с мелких поставок через порт, потом выкупил склады, наладил грузы из Турции, выбивал каждый контракт зубами, пока местные крысы грызлись за объедки. А он, этот лощёный ублюдок, думает, что может вот так ввалиться сюда и забрать кусок моего пирога?

Чего, спрашивается, он вообще сюда приперся? Сидел бы в своём городе — пил бы коктейли на своих яхтах, трахал бы своих баб и не лез в мой город, который я выстроил с нуля. Но нет, мало ему купленного отеля, он пошел дальше, начал копать под мои контракты — слухи пошли, что он подмазал кого-то в мэрии, чтобы перехватить поставки на стройки, которые я контролирую.

А в прошлом месяце до меня дошло, что он разевает пасть на мои склады — те самые, что я выкупил пять лет назад за бесценок, когда они стояли пустые после банкротства какого-то лоха, и превратил в золотую жилу. Он думал, что может сунуть свои поганые лапы в мой бизнес, размахивая бабками и своей белозубой улыбкой, и я просто отойду в сторону? Да я его скорее в море утоплю с камнем на шее, чем отдам хоть ржавый гвоздь из того, что мне принадлежит.

И вот теперь этот гад ещё и на свадьбу меня позвал — прислал приглашение на какой-то глянцевой хрени с золотыми буквами, будто я офисный хлыщ. Думал, что если поманит меня шампанским и своей сраной церемонией, я побегу к нему с поклоном, как пёс за костью, виляя хвостом? Да пошёл он в жопу со своими приглашениями, со своими цветочками и тостами за любовь.

Я чуть не сплюнул прямо на пол, вспоминая, как Лариса зачитывала мне эту чушь про «честь присутствия» — у меня своих дел по горло, и половина из них связана с тем, чтобы этот выскочка убрался из моего города, пока я ему башку не проломил. Найти эту девку, что облила меня виски, преподать ей урок, а заодно и Соколинскому показать, что он зря сюда полез, — вот что у меня в голове, а не его белые шатры и пьяные танцы.