Дождь. Он стучал по оконному стеклу двадцать второго этажа навязчиво, без перерыва, в такт яростному стуку ее сердца. Лиза стояла у панорамного окна, взирая на раскинувшийся внизу мокрый асфальт, разрисованный огнями вечерних фар, и пыталась дышать. Просто дышать. Глубже. Считала до пяти на вдохе, до семи на выдохе. Как учило бесплатное приложение для медитации, которое она скачала в порыве отчаяния полгода назад.
Не помогало. Совсем.
Пальцы, сжимавшие дорогую фарфоровую чашку с остывшим эспрессо, все равно предательски дрожали. Она злилась на эту дрожь. На себя. На эту дурацкую, вымученную позу «уверенной в себе бизнес-леди». На весь этот день, который должен был стать триумфом, а ощущался как прогулка к палачу.
«Вице-президент по маркетингу. Елизавета Соколова».
Она мысленно примеряла к себе эти слова из вакансии, перебирала их как четки. Они звучали солидно. Веско. Как удар молотка аукциониста, который ставит жирную, окончательную точку в долгой и изматывающей борьбе. Вся ее жизнь — учеба на износ, ночные бдения над проектами, бесконечные курсы английского, отказ от личной жизни, от глупых романов с коллегами, от посиделок с подругами — все это вело к этому часу. К этому кабинету.
И вот она здесь. В святая святых «Демидов Холдинг». Кабинет был таким же, каким и должен быть кабинет человека, который если не правит миром, то точно ощутимо его трясет. Минимализм, дорогой камень на столе, денег от продажи которого хватило бы на безбедную жизнь лет на десять, панорамное окно во всю стену. Сейчас за ним клубилась свинцовая мгла ноябрьского вечера, и огни города расплывались в ней, как акварельные кляксы. Воздух пах кожей, дорогим деревом и… властью. Неприступной, абсолютной и безразличной.
Лиза с силой отставила чашку и снова выпрямила спину. Черный костюм — ее броня, выстраданная и выкупленная в рассрочку. Лаконичный, безупречный крой, идеально сидящий по фигуре, которую она поддерживала пятикилометровыми пробежками в любую погоду. Туфли-лодочки на смертоносном каблуке. Каждая деталь, от дорогих сережек-гвоздиков (подарок самой себе на прошлый день рождения) до французского маникюра, была продумана, как ход в шахматах. Она была готова. Готова к разговору с Артемом Демидовым о своем повышении. К своему «наконец-то».
Так почему же внутри все сжималось в ледяной, неумолимый ком, а в ушах стоял нарастающий звон?
Внезапно дверь открылась без стука. И он вошел.
Не так, как входят обычные люди — переступая порог. Он появлялся, заполняя собой все пространство, вытесняя воздух. Артем Демидов. В живую он был… больше. Выше. Массивнее. Харизма исходила от него почти физически, как волна жара от раскаленной печи. Он был без пиджака, в безупречно белой рубашке с расстегнутыми двумя верхними пуговицами, закатав рукава. Обнажились сильные, жилистые предплечья с проступающими венами — руки не офисного работника, а человека, который, возможно, не брезговал и реальным трудом. Деловой неформал. Признак того, что он здесь хозяин и может себе позволить то, что другим не дозволено.
— Соколова, — его голос был низким, бархатным, но с отчетливыми металлическими нотками. Он не улыбался. Его взгляд, серый и пронзительный, как ледяная игла, скользнул по ней с головы до ног, оценивая, взвешивая, впитывая каждую деталь. Лиза почувствовала себя образцом товара на премиум аукционе. И от этого захотелось либо дернуться, либо ударить его своей фарфоровой чашкой по голове.
Она встала. Мышцы спины заныли от напряжения.
— Добрый вечер.
— Прошу, садитесь, — он махнул рукой по направлению к креслу, сам направляясь к своему массивному дубовому столу. Он опустился в кресло, не сводя с нее глаз. Она последовала его примеру, стараясь, чтобы движения были плавными, уверенными, королевскими. Как учила на курсах по самопрезентации. «Контролируйте каждую мышцу. Они все считывают. Каждое движение — сообщение».
— Ваше резюме впечатляет, — начал он, откинувшись на спинку. Его пальцы принялись барабанить по столешнице. Нервный, энергичный ритм, выдававший колоссальную внутреннюю энергию, сдерживаемую лишь титанической силой воли. — Ваш проект. Увеличение доли рынка на восемнадцать процентов за квартал. Блестяще. Я читал отчеты.
Лиза кивнула, внутри что-то теплое и гордое попыталось растопить лед. Ее проект. Ее детище.
— Спасибо. Над этим работала вся команда. Мы действительно выложились по полной.
— Команду ведет лидер, — отрезал он, мгновенно прекращая барабанную дробь. — Не скромничайте. Это раздражает. В бизнесе скромность — синоним слабости.
У нее перехватило дыхание. Хорошо. Без нежностей. Без светских любезностей.
— Я не скромничаю. Я констатирую факт. Без команды я бы не справилась.
Уголок его рта дрогнул. Не улыбка. Скорее тень интереса, как у кошки, увидевшей новую игрушку.
— Мне нравятся факты. И мне нравится ваш профессионализм. Целеустремленность. Умение подать себя и проект. Вы — идеальный кандидат.
Вот оно. Сейчас. Сердце рванулось вверх, к самому горлу, готовое выпрыгнуть. Она неотрывно смотрела на него, ждала заветных слов.
— Поэтому я предлагаю вам должность, — он сделал паузу, нарочитую, театральную, и эта пауза показалась Лизе вечностью. Он смотрел на нее, впитывая каждую мельчайшую реакцию, игру света в глазах, легкий румянец надежды на щеках. — Моей жены.
Воздух в легких застыл. Комната поплыла, поплыл его стол, портрет какого-то сурового старика на стене. Лиза моргнула. Раз. Два. Она ждала, что он рассмеется. Скажет: «шучу, проверяю вашу реакцию на стресс». Но его лицо оставалось абсолютно серьезным. Высеченным из гранита. В его глазах не было ни капли иронии.
— Я… простите? — ее собственный голос прозвучал глухо, как из соседней комнаты, сквозь вату.
— Вы не ослышались, Соколова. Жены. На год.
Он говорил спокойно, деловым тоном, будто обсуждал условия контракта на поставку канцелярии или аренду офиса. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Дождь не прекращался. Он лил всю ночь, как будто небо решило вывернуться над Москвой, смывая всю грязь, все грехи, все сомнения. Мои сомнения, в том числе. Я не спала. Сидела на полу в своей маленькой, но такой родной однушке, прислонившись спиной к дивану, и смотрела, как капли стекают по стеклу, оставляя за собой длинные, кривые следы. Как слезы.
Рядом со мной на полу лежала папка. Толстая, солидная. Брачный контракт. Я пролистала его часа в два ночи, при свете настольной лампы. Юридический язык, сухой и бесстрастный, описывал мою новую жизнь с точностью до миллиметра. Пункт 4.7. «Стороны обязуются не менее трех раз в неделю проводить совместные вечера в резиденции Работодателя для поддержания видимости семейных отношений». Пункт 6.3. «В случае нарушения условия о конфиденциальности и нанесения ущерба репутации Работодателя, Исполнитель лишается всего гонорара».
Исполнитель. Вот кто я теперь. Не Лиза. Не Елизавета Соколова. Исполнитель.
Я закрыла глаза, и передо мной снова встало лицо матери. Ее улыбка, такая редкая в последнее время. Ее руки, исхудавшие, с проступающими венами. Как я ей скажу? «Мама, я выхожу замуж по контракту. За босса.». Она бы не поняла. Она бы испугалась за меня. А я не могла позволить ей бояться. Не сейчас, когда на кону ее возможность просто безболезненно встать с кровати и дойти до кухни.
В половине восьмого я отправила на почту секретарю всего одно слово. “Согласовано”. И поднялась с пола. Ноги затекли, заныла спина. Я дошла до ванной и посмотрела на себя в зеркало. Боже. Под глазами — фиолетовые тени, кожа серая, волосы — птичье гнездо. Идеальная невеста. Черт побери.
Душ. Горячий, почти обжигающий. Я стояла под струями, пытаясь смыть с себя остатки ночи, остатки самой себя. Потом — холодный. Резкий, как удар хлыста. Тело покрылось мурашками, сердце заколотилось, выталкивая апатию. Я снова посмотрела в зеркало. Капли воды на ресницах. И новый, стальной блеск в глазах. Решение было принято. Не с радостью, не с надеждой. С отчаянием, обёрнутым в ледяную решимость.
Я не стала надевать костюм. Надела темные джинсы, простую черную водолазку, косуху. Пусть видит, с кем имеет дело. Не с манекеном. С живым человеком. Пусть и проданным в аренду.
Ровно в девять утра мой телефон издал короткую, отрывистую вибрацию. Не звонок. СМС.
Неизвестный номер:Машина ждет вас внизу. Черный Mercedes, номер А 777 АА. Водитель Александр.
Ни «здравствуйте», ни «будьте добры». Просто констатация факта.
Я вздохнула, взяла ту самую папку, бросила в рюкзак зубную щетку и сменное белье и вышла из квартиры. Не оглядываясь. Иначе можно было сломаться.
Машина и правда ждала. Александр, мужчина лет пятидесяти с невозмутимым лицом монаха, молча открыл передо мной дверь. Сел за руль. Мы поехали. Я смотрела в окно на мелькающие улицы, на спешащих людей, на их нормальную, настоящую жизнь. Мне казалось, я смотрю на все это из-за толстого стекла аквариума.
Мы ехали молча. Я уткнулась лбом в холодное стекло, пытаясь не думать. Бесполезно.
— Александр, а вы давно работаете у… Демидова? — спросила я, просто, чтобы разорвать эту давящую тишину.
Ольга, моя подруга, вечно говорила, что я не могу молчать в стрессовых ситуациях. Начинаю болтать чепуху.
— Четыре года, — последовал лаконичный ответ. Ни одного лишнего слова.
— И… как он? Как работодатель?
Александр на секунду встретился со мной взглядом в зеркало заднего вида. В его глазах я прочитала что-то вроде… сочувствия? Или это просто показалось.
— Артем Викторович — человек слова. Справедливый. Но не ждите поблажек. Он не прощает ошибок.
— Ничего нового, — пробормотала я себе под нос, глядя в окно.
Через сорок минут мы подъехали к знаменитой башне в Москва-Сити. Александр проводил меня до лифта, вручил ключ-карту.
— Пентхаус A. Лифт приватный. Домофон подключен напрямую к охране. — Он сделал небольшую паузу, прежде чем добавить: — Удачи.
От этих слова у меня по спине пробежали мурашки. Даже его, этого каменного человека, видимо, моя ситуация не оставляла равнодушным. Или он просто видел, как дрожат мои руки.
Лифт поднимался бесшумно и так быстро, что закладывало уши. Двери разъехались прямо в холл. И я застыла на пороге.
Боже.
Это был не просто пентхаус. Это была территория другого измерения. Два уровня, панорамное остекление от пола до потолка, открывающее вид на пол-Москвы, несмотря на хмурое утро. Стиль — холодный минимализм, лофт, много бетона, стекла и старого дерева. Ничего лишнего. Ни одной безделушки, которая говорила бы о том, что здесь живет человек со своими слабостями, воспоминаниями. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом города где-то внизу. Пахло кожей, деревом и… одиночеством. Дорогим, выверенным, но одиночеством.
Я сделала неуверенный шаг внутрь. Мягкий ковер поглотил звук шагов. Я прошла немного вперед, к окну, и положила ладонь на холодное стекло. Где-то там, внизу, кипела жизнь. А здесь, наверху, — ее полная противоположность. Красивая, роскошная и бесшумная тюрьма.
— Вы планируете ночевать в лифте или все-таки войдете?
Я вздрогнула и резко обернулась. Он стоял в проеме гостиной, прислонившись к дверному косяку. В черных тренировочных штанах и простой футболке, насквозь мокрой от пота, обрисовывающей каждый мускул его торса. Видимо, только что закончил заниматься на тренажере. Волосы были взъерошены, на лице — румянец физического напряжения. Он выглядел… моложе. Опаснее. Реальнее. И от этого как-то по-новому притягательно.
— Я… любуюсь, — выдавила я, чувствуя, как горит лицо. — На вашу… клетку.
Он усмехнулся, один уголок губ пополз вверх. Не улыбка. Скорее — гримаса.
— Клетка неплохо оплачивается. Войди, Елизавета. Осваивайся.
Я переступила порог, поставила свой потрепанный рюкзак на пол рядом с диваном из белой кожи, который стоил, наверное, как годовые взносы по ипотеке на мою квартиру. Чувствовала себя Гадким Утенком, забредшим в лебединое озеро по ошибке.