Контракт с мажором

1

— Ты не отвечал на мои звонки! — доносится крик очередной девицы из кабинета Раневского. Сегодня это некая Нелли. — Какого черта, Ян?!

— С чего я должен отвечать на твои звонки? — басит он равнодушно, но я уже научилась различать, как звучит его скрытое раздражение.

— Ну, может, с того, что мы трахаемся?!

— Если бы я оправдывался перед всеми, кого трахаю, то был бы нищим.

Я морщусь, жалея, что он не раскошелился на звукоизоляцию в кабинете, и я, как обычно, становлюсь свидетелем его разборок с любовницами.

— То есть ты хочешь сказать, что я не единственная, кого ты трахаешь?!

Сюрприз, дорогуша.

— Что тебя так удивляет?! Если бы я хотел чего-то большего, то дал бы тебе знать, но, насколько я помню, мы встречаемся ради беспроблемного секса.

О, по-моему, прямо сейчас этот секс переходит в стадию проблемы. Я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться, постукивая кончиком ручки по отчету.

— Ну ты и ублюдок, Раневский!

Полный, дорогуша. И ты не первая, кто кричит здесь об этом.

Если бы я вела учет его обиженных подружек, то разбогатела бы.

Каждая из попавших в постель к этому мажору наивно верит, что он отдает предпочтение только ей. Они считают, что укротили тигра, сорвали джек-пот, но в оконцовке выбегают из нашего офиса как последние истерички.

Сегодня не исключение.

— Ты еще пожалеешь, козлина! — Этот крик вырывается в холл одновременно с этой самой Нелли, которая распахивает дверь кабинета и вылетает из него пулей. — Ебаный мудак! Чтоб у тебя член отсох! — Она истерично, почти агрессивно отбрасывает копну своих блондинистых волос назад, не сбавляя ходу. — Твой босс — конченный гондон! — С последними словами она проносится мимо меня порывом северного ветра, оглашая коридор цокотом каблуков, будто бешеная лань.

Я же делаю вид, что очень занята работой, уткнувшись в ноутбук.

Меня это не касается. Это то, о чем я себе напоминаю каждый раз, когда из кабинета Раневского вылетают взбешенные девушки.

Кстати, давненько его так не ласкали. Видимо, он сыграл по-крупному.

Живот урчит неприлично громко, и я кладу на него ладонь, успокаивающе поглаживая.

Бросаю жалобный взгляд на время, а потом на список своих дел, в который я не смогла втиснуть обед.

Господи, как же хочется есть. Ей-богу, я готова затрепать целую куру-гриль. Ненавижу доводить себя до такого состояния, потому что, когда доберусь до еды… хорошим это не кончится.

Закусив кончик ручки, я заставляю себя сосредоточиться на отчете, но в следующую секунду вздрагиваю от грохота двери. А следом от грохота крупных ладоней Раневского по моему столу.

— Какого черта в моем кабинете проходной двор?!

Его длинные пальцы с перстнями впиваются в мой стол, грозя проломить дерево.

Нервно сглатываю и нерешительно поднимаю взгляд на Яна. По батюшке он, кстати, Илларионович. И, кажется, его каждый раз перекашивает, когда я произношу его отчество с особой любовью. Наверное, потому что с ним он сразу воспринимается как сорокалетний дядечка.

Кстати, ему всего двадцать пять, а он уже на верхушке целой корпорации. И конкретный мудила. Адское сочетание. Говорю как его помощница.

На самом деле я понимаю женщин, которые сходят с ума от этого парня.

Без прикрас, мой молодой босс сексуальный, горячий, его тело — одна сплошная груда твердых мышц (ну конечно же я чисто из любопытства облазила все его социальные сети), невероятно сексуальный… так, я это уже говорила.

Красивый, с резкими чертами лица и пронзительными карими глазами, просто ходячий секс в черных рубашках или блейзерах, обтягивающих его широкие плечи… ну вы поняли.

Но проблема в том, что, в отличие от всех девушек и даже женщин, с которыми Раневский спит трахается, я знаю,какой он редкостный ублюдок.

Точно также, как и знаю, что трахает он все, что передвигается на длинных загорелых ногах, с сиськами и округлой задницей, в чем есть силикон и филлеры.

В общем, ходячих моделей и кукол. От которых я в корне отличаюсь своим ростом метр пятьдесят один и чуть широкими бедрами, которые я прячу под юбками и которые имеют все шансы попасть в десятку плюс-сайз, невзирая на мою тонкую талию и скромный бюст.

А, ну и копной непослушных вьющихся волос, которые забирают у меня неоправданно много времени, чтобы уложить их хотя бы в более-менее приличный вид.

Вообще, иногда закрадывается мысль, что он нанял меня только для того, чтобы не отвлекаться на секс хотя бы на работе.

Так что каждый раз, когда моя матка плачет при виде него, я затыкаю эту суку мысленной оплеухой с напоминанием, кто перед нами стоит и с каким мудаком мы имеем дело.

К сожалению, он мой начальник, и мне приходится стелиться перед ним, если я не хочу лишиться зарплаты, которая позволяет мне оплачивать квартиру и мои любимые брендовые штучки.

Встряхнув головой, снимаю очки, аккуратно складываю их и натянуто улыбаюсь нависшему надо мной Раневскому:

2

Я чуть вжимаюсь в спинку стула, мечтая выплеснуть ему в рожу свой холодный кофе.

Отчасти я просто пытаюсь увеличить расстояние, чтобы его горячий головокружительный аромат остался за пределами моих легких.

Сохраняя улыбку на лице, отвечаю.

— Вы могли бы выдать мне список девушек, которых можно впускать, а которых я должна отшивать вместо вас.

Упс… Раневский угрожающе прищуривается.

— На будущее, — он тычет пальцем с перстнем в мой стол, — у меня нет никакой невесты.

Я отвожу взгляд, потому что мои мысли начинают крутиться вокруг фантазий, на что еще способны длинные пальцы этого деспота, каково ощутить их внутри и что будет, если этот самый перстень прижмется…

Ничего, потому что этого не будет!

— Неудивительно, — ворчу себе под нос, отбрасывая свои неуместные мысли в мусорную корзину.

— Что ты сказала?!

Мои глаза увеличиваются, и я резко вскидываю голову.

— Ничего!

Он прищуривается, сверля меня угрожающим взглядом.

А потом раздается трель входящего звонка, и он, потеряв ко мне интерес, выпрямляется во весь рост, вынимая из пиджака телефон.

— Да, — произносит он, проводя свободной рукой по своим густым волосам. — Твою мать. Нет. Да не забыл я. Скоро буду. Давай, на связи.

Раневский матерится и одновременно злостно тапает по экрану мобильного.

Секунда, две, три… и я буквально слышу, как работают шестеренки в его голове.

— Собирайся, — бросает он командным тоном, не отрывая взгляда от телефона, в котором что-то печатает.

В то время как я моргаю, уставившись на Раневского, не понимая что к чему.

Закончив водить пальцем по экрану, он убирает телефон в карман брюк и бросает на меня жесткий взгляд.

— Так и будешь таращиться? Или хочешь испытать мое терпение?

О, господи, почему я думаю о его лопнувшем терпении в неподобающем ключе?

Например, как моя задница задрана кверху, а его ладонь оставляет на ней жалящий след…

— Невеличкина! — рявкает он, и я подпрыгиваю на стуле, ощущая между бедер просто неприличный и совершенно неуместный жар.

Это все моя скудная сексуальная жизнь.

— П-простите, а куда… мне собираться?

— Господи, Невеличкина! Просто подними свою задницу и следуй за мной, — цедит он сквозь зубы и срывается с места. — Живо!

Вздрогнув, суетливо выключаю компьютер, запихиваю телефон в свою дизайнерскую сумочку, хватаю пиджак и несусь семимильными шагами за грозной горой мышц.

Но все равно не успеваю, и двери лифта начинают закрываться, но вдруг Ян выставляет руку, и двери тут же разъезжаются, а я под его грозным взглядом проскальзываю в лифт.

Но лучше бы я спустилась по лестнице.

Нервно улыбнувшись, пристраиваюсь рядом с Раневским, который поправляет манжеты одной из своих дьявольских рубашек и складывает перед собой свои мощные сильные руки.

Двери закрываются, и внезапно становится слишком тесно. Слишком.

Воздух будто наэлектризовывается и покалывает кожу.

Дышать автоматически становится сложнее.

От Раневского исходит такая энергетика, что я чувствую ее на физическом уровне, а в голову невольно лезут кадры, как он бьет по кнопке «стоп», толкает меня грудью в стену, задирает юбку, которая с треском расходится на бедрах от его силы, и…

Я прикусываю язык и зажмуриваюсь.

Да что со мной такое?

Все же работать с ним в разных плоскостях, не пересекаясь и получая команды по телефону, куда проще.

А теперь я заперта с ним в металлической коробке, а в голове куча непристойных мыслей.

Вдобавок еще урчит в животе, и я очень надеюсь, что этот позорный звук остается внутри меня.

Я делаю глубокий вдох и призываю себя успокоиться, но это очень сложно сделать, когда энергия этого несносного мажора буквально пробирается под кожу жаром.

Стараюсь смотреть куда угодно, но только не на Раневского рядом с собой, но взгляд все равно цепляется за высокую фигуру, и я тут же опускаю его, натыкаясь на носки дизайнерских кед. Настолько белых, что можно ослепнуть.

Переминаюсь на десятиметровых шпильках от любимого Джими Чу, но даже в них я едва достаю макушкой до плеча босса.

И эта разница в габаритах вызывает тяжесть внизу живота. Неуместную, черт возьми.

Одернув юбку, вскидываю голову и перевожу дыхание.

Господи, это все идиотская овуляция.

Как назло лифт не останавливается ни на одном этаже и наша напряженная поездка тет-а-тет выкручивает все мои нервы.

Вот просто трындец.

Мне кажется, еще немного, и я рухну в обморок, потому что его строгий мужской аромат туалетной воды поглотил практически все крупицы воздуха.

3

Раневский вырывается из лифта, будто это он вспотел от непристойных мыслей, а не я.

Разумеется, меня никто не ждет, и, судя по всему, я должна слепо последовать за своим невыносимым боссом, у которого нет совершенно никаких манер.

Раздраженно выдохнув, я следую за ним по подземной парковке.

Стук моих каблуков разносится эхом, но его перебивает трель входящего звонка на телефон Раневского.

Он что-то ворчит своему собеседнику, а мне приходится ускориться, чтобы поспеть за ним.

Но когда я вижу, как он снимает с сигнализации ярко-салатовый спорткар, замедляю шаг.

В животе урчит, и я морщусь. Теперь его скручивает не только от голода, но и от напряжения.

— Простите, Ян Илла…

Меня обрывает небрежный жест руки, и я озадаченно хмурюсь, останавливаясь.

— Нет, это нужно сделать. Сегодня! Да… твою мать! У меня нет на это времени, — рычит он в трубку, открывая дверцу машины вверх. — Скинь мне на почту. Нет. Неудобно сейчас. Позвоню как освобожусь.

Раневский сбрасывает и, выругавшись, садится в салон, а я начинаю ощущать себя лишней.

Может быть, он уже забыл обо мне?

— Невеличкина! — рявкает он, и я подпрыгиваю на месте. — Особое приглашение нужно?!

Немного помешкав, я неуверенно шагаю вперед.

Он действительно хочет, чтобы я села в его неприлично дорогой спорткар?

А я? Я-то хочу?

Учитывая зверя, который находится внутри — нет.

И тот факт, что я по-прежнему не имею представления, что от меня хотят, напрягает еще больше.

Машина очень низкая, и, кажется, в салоне не предусмотрено место для моих округлых бедер. И все же я дергаю дверную ручку и от непривычного механизма открывания дергаюсь, будто уворачиваясь, а потом мне приходится поднять узкую юбку выше колен, чтобы сесть.

О, боже…

Ужасно неудобно.

Капелька пота соскальзывает по виску от перенапряжения.

Я чувствую себя максимально нелепо, и то, что я трачу драгоценное время Раневского, выводит его из себя.

Мне даже смотреть на него не нужно, чтобы в этом убедиться.

Когда наконец моя задница опускается на сиденье, чертова юбка оказывается неприлично высоко, оголяя бедра, а разрез ухудшает ситуацию, демонстрируя край кружевных чулок. Блядь…

Быстро опускаю юбку ниже, но и это оказывается не так-то просто в этой баснословно дорогой металлической коробке.

Скрип… Скрип… Скрип…

Поджимаю губы, смущаясь еще больше, пока ерзаю по кожаному сиденью.

Матерь божья…

Неужели ему самому удобно находиться в столь ограниченном пространстве за рулем?

Кошмар какой-то.

Сдуваю прядь волос с лица, ощущая себя максимально некомфортно, потому что мне жарко, я вспотела, а еще боюсь что-то задеть, ну, или задохнуться навязчивым кедровым ароматом его туалетной воды.

Или, может быть, причина в том, что я чувствую обжигающий взгляд Раневского на себе. Физически!

И это не то, что вы себе надумали. Это взгляд, которым он хочет придушить меня. И когда я вскидываю голову и встречаюсь с его темно-карими глазами, убеждаюсь в этом.

— Когда я принимал тебя на работу, ты заверяла меня, что с тобой проблем не будет.

Он смеривает меня неумолимым взглядом, а потом жестко прищуривается.

— Ты потратила слишком много моего времени, которого у меня нет. Если я требую что-то от тебя, ты берешь и делаешь это без лишних вопросов.

— Но…

— Без всяких «но» и «если», Невеличкина. Я не потерплю споры со стороны своей помощницы, которую нанял, чтобы облегчить себе работу. А не наоборот. И если я от тебя что-то требую, то ожидаю, что ты сделаешь это мгновенно. Без лишних напоминаний, чтобы ты шевелилась. Это ясно?

4

Я сопротивляюсь желанию ответить, что мне ни черта не ясно и если бы я понимала, чего он от меня требует, то, возможно, не тормозила бы, но вместо этого я прикусываю язык и стискиваю пальцы на коленях.

— Хорошо, Ян Илларионович, я вас поняла. — Натянуто улыбаюсь этому невыносимому мажористому мудаку.

Гнев подпекает в груди, но я прикладываю все усилия, чтобы он оставался там, вне зоны досягаемости.

И кое-что все равно ускользает:

— Но я была бы вам благодарна, если бы вы озвучивали свои требования четче, чтобы я понимала, чего конкретно вы от меня хотите.

Черты его лица напрягаются, а жестокие глаза вспыхивают опасным пламенем, и я сжимаю колени вместе.

Но потом он, будто вернув себе самообладание, заводит машину и трогается с места, бросая не глядя на меня:

— Ты слишком много болтаешь. Не заставляй меня взять кого-нибудь другого на твою должность. Кого-нибудь, кто знает, когда уместно открывать свой рот, а когда нужно закрыть его, чтобы не раздражать меня.

У меня едва ли не отвисает челюсть. Что не так с этим женоненавистником? Козел, блин.

Мы едем в гнетущей тишине, и я надеюсь, что он включит хотя бы музыку, но хрен там.

А уже через пятнадцать минут поездки я не выдерживаю неизвестности и осторожно интересуюсь:

— Возможно, во избежание недопониманий, вы захотите мне сообщить, куда мы едем и зачем?

Я улыбаюсь своей самой профессиональной улыбкой, чтобы сгладить углы, но зря стараюсь, он на меня даже не смотрит.

Внезапно Ян поворачивает голову и скользит взглядом по моему телу, хотя скорее всего оценивает мою одежду.

Действительно, какое ему дело до миниатюрного тела коротышки с широкими бедрами?

— Сначала тебя нужно привести в порядок, — огорошивает он.

Я в шоке моргаю.

— Простите?

Черт. У меня урчит в животе. Но раздражение от смысла его слов сильнее голода.

— Иногда я сомневаюсь в твоих умственных способностях. Если ты не прекратишь задавать идиотские вопросы, у тебя будут проблемы, — предупреждающе произносит он.

— Возможно, я бы не задавала идиотских вопросов, если бы вы нормально объяснили, чего от меня хотите за пределами работы, — огрызаюсь я, не выдержав. И боже, я хочу еще.

Раневский притормаживает на светофоре и прищуривается в мою сторону, после чего снова сосредотачивается на дороге, поглаживая длинными пальцами свой идеально выточенный подбородок.

— Мне нужно, чтобы ты оказала мне одну услугу, — выдает он, после короткой паузы, и каждый мускул в моем теле замирает.

— И… какую же?

— Мне нужна девушка на вечер.

Этот циничный ответ вырывает из меня глухое аханье.

Девушка на вечер? Серьезно? Да что с этим мудаком такое?

— Это не займет много времени, — продолжает он как ни в чем не бывало, — всего один ужин. От тебя требуется только улыбаться и делать вид, что ты счастлива быть частью моей семьи.

— Эм-м… — Я нервно сглатываю и провожу ладонью по горлу. — Но-о-о… я не… я не понимаю… — Встряхнув головой, я заставляю себя собраться. — Думаю, Ян Илларионович, вы меня перепутали со своими подружками. Так что вынуждена отказаться.

Быстро хватаюсь за ручку, но дверца тут же блокируется.

Я замираю, потупив взгляд на колени.

Сердце грохочет в груди.

Какого черта?

_________

Девченочки! Рада всем безумно))))) Поддержите меня и новых героев вашей активностью, только от вас зависит судьба книги. И добавляйте книгу в библиотеку обязательно, чтобы не пропустить новую главу, а она уже на подходе) Отлайкайте мажорчика от души)))))

5

Машина трогается с места, и раздается глубокий бесстрастный голос Раневского.

— Мои подружки не совсем подходят на эту роль. Твоя кандидатура идеальна.

Дыхание тяжелеет, во мне закипает какая-то глубокая, женская обида, и мой голос звучит натянуто:

— Что так?

— Мои предки, скажем, пуританских взглядов. Ты скромная по природе, тебя не нужно этому учить, и вся вот эта мимишная мишура вокруг тебя, ну, она как бы подкупает. И к тому же у меня нет времени на поиски другой кандидатуры. Так что да, ты идеально подходишь.

Нет… он король мудаков!

Я поворачиваю голову в его сторону, наблюдая за тем, как он следит за дорогой и одновременно переписывается в телефоне.

Что еще больше обесценивает мое нахождение в этой долбаной машине.

То есть ему даже в голову не пришло попросить меня помочь ему по-человечески или хотя бы посмотреть на меня…

— И как это понимать? — выходит из меня сдержанно. — Я недостаточно хороша для вас, но отлично подойду в качестве пуританской невесты для знакомства с родителями?

Поглядывая на дорогу, он что-то печатает в телефоне и усмехается.

— Невеста. — Дергает уголком губ и качает головой. — Ты слишком-то не мечтай. Мне просто нужно, чтобы предки от меня отстали. Скажем так, хочу отбелить в их глазах свою репутацию, усыпить их бдительность по поводу всех моих подружек.

«Заебешься отбеливать», — шкворчит на языке, как капля воды в разгоряченном масле, но я проглатываю столь непозволительную в моем положении грубость.

Меня аж потряхивает.

Провожу дрожащими руками по бедрам и переключаю взгляд на дорогу, представляя, как сижу за рулем этой машины и переезжаю этого долбанного мажора на пешеходе. Снова и снова.

Эта картина немного остужает мой пыл, и мне удается выдать ровным тоном и даже почти безразлично:

— В любом случае ответ нет. У вас большой послужной список, Ян Илларионович, думаю, любая будет вне себе от счастья оказать вам такую честь!

Ну вот, я опять завелась.

— Не припомню, чтобы я спрашивал твоего мнения.

Несколько секунд тупо моргаю, напоминаю себе, что, несмотря на все презрение к этому мудаку, платит он действительно хорошо и вряд ли я найду что-то более выгодное, но нет… не могу. Я не рабыня!

— Правильно ли я понимаю, — веду плечами, вжимая пальцы в бедра, — это было не просьбой и даже не предложением, а просто приказом?

— Невеличкина, давай без драмы, ты моя помощница, так что, считай, на один вечер я тебя повысил…

— Да ты совсем охренел?

Я затыкаюсь, красная пелена быстро сходит с глаз, ее смывает холодная волна ужаса и осознания, что я только что подписала себе приговор. Но нахер его.

— Мы перешли на ты? — Раневский удивленно вскидывает брови.

— Да, мать твою, мы перешли на ты, — психую я еще больше от его насмешливой реакции. — Потому что мы не в офисе и ты сейчас не мой босс, чтобы раздавать команды!

— Напомню, рабочее время не окончено.

Я поворачиваюсь к нему и вскидываю ладони, наплевав на дефицит пространства.

— Так и верни меня в офис. Я не собираюсь никого из себя строить! Я устраивалась на должность помощницы, а не актрисы! И уж точно в мои обязанности не входит притворяться девушкой на вечер!

— Невеличкина, бля… — Он проглатывает последнее слово, явно сдерживая мат.

И ему дается это тяжело, судя по крепко стиснутым кулакам на руле.

Делает глубокий вдох и… мать честная, пробует повести себя по-человечески?

— Послушай… — Он хмурится, будто что-то пытается вспомнить. — В общем, давай без истерик. Я заплачу…

— Останови машину! — требую я, переходя на крик.

Вся его человечность сводится к тому, что все можно купить.

Боже, он невыносим!

— Прекрати истерить, тебе, блядь, ужасно не идет это.

— Мне все равно! Останови эту долбаную машину!

— Я не понимаю, почему ты ведешь себя как истеричка. Я же сказал, что заплачу. Сможешь купить себе еще какую-нибудь брендовую поебень или что ты там любишь. — Он делает небрежный жест рукой.

Вдох. Выдох.

— Единственное, чего я хочу, — мой голос подрагивает, — выйти из этой чертовой машины.

Раневский ничего мне не отвечает, но в образовавшейся тишине я могу уловить скрежет его зубов, когда он сворачивает на обочину.

С невероятным чувством облегчения хватаюсь за ручку, но меня останавливает жесткий голос:

— Выйдешь из машины — и подпишешь себе увольнение.

Я резко оборачиваюсь и встречаюсь с парой жгучих глаз на непроницаемом лице Раневского. Будто он уже наперед знает, что я никуда не денусь.

— Ох, а я думала, ниже падать некуда, — шепчу в сердцах, до боли стискивая дверную ручку.

Знакомимся

Раневский Ян. Обаятельный гад. Похититель женских сердец трусиков.

А вот с мадам Невеличкиной я пока не определилась. Подумаю еще на днях, скорее всего проведу голосование в тг канале. Так что присоединяйтесь. Его можно найти, если в тг вбить в поиск: Маша Демина. Молодежные истории о любви

Или же перейти по ссылку во вкладке обо мне: https://litnet.com/shrt/lHaz (тык на темный квадратик с желтыми буковками)

6

Так, нужно взять себя в руки.

В конце концов, ничего ведь не произошло?

Да, он повел себя как козел, но почему бы не взглянуть на ситуацию иначе и не обобрать этого козла на пару кочанов капусты?

Один вечер.

Один ужин и несносный мажор.

Я вытерплю.

А потом за мое терпение мне воздастся, и я буду вспоминать об этом недоразумении на каком-нибудь пляже Гоа или Гаити с коктейлем в руках.

Ну, или как минимум с погашенной ипотекой!

И все же, несмотря на мои радужные мысли, где-то глубоко в душе бьется женская обида.

Но я заглушаю ее одним веским аргументом — НАМ НУЖНА РАБОТА.

И пока я не найду что-то на том же уровне зарплаты, мне придется терпеть эту высокомерную задницу в качестве начальника.

«Это лучше, чем спать с чемоданами на вокзале и есть некачественные продукты», — твердит мой внутренний голос, и я с ним соглашаюсь.

На самом деле, мне прекрасно знакома жизнь в хороших тепличных условиях.

У моего отца был целый завод по горной переработке, так что жаловаться на сложное и бедное детство я не буду.

У меня всего хватало с избытком, за исключением материнской любви и заботы, потому что мама скончалась при родах.

Но ничто не длится вечно, да?

Бизнес отца процветал больше десяти лет, но конкуренты, ворвавшиеся на рынок, задавили все, что мой отец поднимал с нуля.

Постепенно завод терпел убытки: техника начала ломаться, конкуренты переманивали лучших специалистов более высокими зарплатами и комфортными условиями работы, заказов становилось меньше…

Отец стал пить, что никак не улучшило ситуацию, и через год фирма окончательно обанкротилась.

Он залез в долги, чтобы выплатить неустойки, а один из долгов в виде непогашенной ипотеки за квартиру теперь висит на мне.

На мне, потому что два года назад отец скончался. А я осталась одна в самом центре мегаполиса. С квартирой, за которую нужно платить по меньшей мере сумму в размере среднестатистического заработка.

И учебой в государственном экономическом университете, которую я поставила на паузу, взяв академку. Ну не потянула я…

Первое время пришлось перебиваться, работая администратором в гостиницах и фитнес-клубах.

Иногда шли в ход подработки официантом.

Пока моя лучшая подруга не помогла мне с работой, устроив через свои связи в фирму Раневского.

Она единственная не отвернулась от меня после финансового краха моей семьи.

Вот так я и оказалась в лапах этого деспотичного босса.

А теперь сижу в кресле стилиста, к которому Раневский меня привел как привязанную корову.

Я не вижу, что происходит с моими волосами, но руки специалиста непрерывно порхают перед моим лицом, и меня это утомило.

На самом деле я ему сочувствую, зная свои упрямые волосы. Сомневаюсь, что с ними кто-нибудь справится.

— Долго еще?! — раздается нетерпеливый голос Раневского, и я по инерции кошусь в его сторону, но головой пошевелить мне не позволяют.

— Еще час, — воркует администратор. — После укладки у девушки еще макияж.

Слышу приглушенное раздраженное ругательство Яна и не могу удержаться от ухмылки.

По-моему, для особей мужского пола нет ничего хуже, чем ожидать девушек из салона красоты или с шопинга.

А у нас по плану и то и то, так что я планирую сполна отыграться на нервах этого мудака.

Жаль, что не могу насладиться своим небольшим триумфом в полной мере, потому что, когда приходит время макияжа, мне и самой хочется, чтобы этот этап закончился быстрее.

Я в принципе использую минимум косметики.

Так что, когда на мое лицо слой за слоем ложатся крема, консилеры, тональные, пудры и прочее… кожа абсолютно точно перестает дышать.

Визажист еще не закончила, а мне уже хочется умыться.

И даже когда я вижу свое отражение и довольные улыбки специалистов, не могу разделить с ними того же восторга.

Мне не нравятся тени (слишком блестящие), цвет помады… розовый, серьезно? И румяна, которые делают из меня какую-то Марфушеньку-душеньку.

Да, в целом макияж — стильно-модно-молодежно, но я бы предпочла естественный минимализм: нюдовый блеск и тушь.

— Невеличкина! Шевелись! — раздается командный бас Раневского, и я прикрываю глаза.

На сегодня у меня уже интоксикация от его раздражительного тона.

Делаю глубокий вдох и медленный выдох, а потом поворачиваюсь к нему.

— Конечно, ваше величество.

Делаю реверанс и, вздернув подбородок, направляюсь на выход, но и двух шагов не успеваю сделать, как…

— В другую сторону.

Останавливаюсь и, сжав кулаки, поворачиваюсь, чувствуя себя капризным ребенком.

7

Моя грудь вздымается, и воздух застревает в горле.

Первое, что происходит, — его взгляд падает на мои маленькие соски в отражении зеркала.

Второе — я вижу, как его дикие глаза загораются мрачной темнотой.

А третье — я, наконец, делаю длинный вдох и прихожу в себя.

Резко разворачиваюсь и задергиваю перед его носом занавеску.

— Какого черта ты делаешь?! — огрызаюсь, но руку не опускаю, сжимая занавеску в дрожащем кулаке.

Мудак. Долбаный.

Резким рывком Раневский вырывает ее из моей хватки. Ахаю, прикрыв платьем грудь, а затем отпрыгиваю, когда он по-хозяйски вторгается в примерочную…

— У меня тот же вопрос к тебе, — цедит он сквозь зубы и сгребает все платья с вешалок в охапку.

Варвар!

А потом в эту же охапку попадают и мои вещи.

— Эй, что ты… отдай! Верни мои вещи!

Я порываюсь забрать их. Крепко хватаюсь за офисную юбку и держу, не намереваясь ее отпускать.

— Она тебе не понадобится, — рычит он, и тут его взгляд падает на… Твою мать!

— Прекрати пялиться на мои сиськи! — шиплю я, выдергивая свою юбку и блузку.

Раневский встряхивает головой и злобно впивается в меня взглядом.

— Тогда спрячь их нахрен!

— Уже! — Прижимаю вещи к груди и вздергиваю свой упрямый нос. — Выйди отсюда, извращенец!

Его лицо искажает гримаса, и он небрежно взмахивает рукой.

— Это, блядь, просто сиськи.

— Ну да. А ты просто не можешь не смотреть на них!

— Это просто мужской инстинкт!

— Вот это аргумент! За это, — показываю на свою прикрытую грудь, — ты мне тоже заплатишь. Как за моральную неустойку.

Его верхняя губа дергается.

— А за мою моральную неустойку кто заплатит?

Я шокированно ахаю.

— Прости, а что у тебя стряслось? Или ты монах, который сисек никогда не видел? Или я и сиськами не вышла? — Моргаю как ангелочек, у которого нимб мигает и вот-вот потухнет.

Раневский стискивает челюсти и, схватив меня за локоть, выдергивает из примерочной.

— Ты совсем больной! Я же… не одета! — Вырываюсь и быстро пропихиваю руки в платье, но мне мешает моя офисная одежда, которую Раневский снова раздраженно выдергивает.

— Их упакуют с собой, не переживай!

Я пыхчу, поправляя платье на плечах, но это все, что я успеваю. Он опять хватает меня за руку и тащит к кассе.

— Тебе бы успокоительного попить, — цежу я сквозь зубы, но он дергает меня, как бы затыкая.

— А тебе лучше прекратить испытывать мое терпение.

Еще рывок, и я хватаюсь за прилавок перед кассой, чтобы не потерять равновесие. Придурок.

Передо мной прилетают мои вещи.

— Упакуйте нам с собой. Девушка пойдет в этом платье, — бросив это, Раневский умело застегивает горловину платья на пуговичку сзади и так грубо срывает бирку, что меня даже мотает.

Ну точно варвар!

Ценник приземляется к моим офисным вещам.

— И побыстрее, — басит недовольный Раневский.

Я прищуриваюсь в его сторону, а после перевожу взгляд на девушку за кассой и добавляю с улыбочкой:

— Пожалуйста.

Консультант подхватывает мой энтузиазм и переключается на меня.

— К этому платью могу предложить еще кремовые лодочки.

Я хлопаю в ладоши.

— Это будет идеально!

— Тогда пройдемте примерим?

Уже собираюсь сделать шаг, но…

— У нас нет времени, — врывается грубый мудак. — Какой у тебя размер?

По-моему, когда люди стояли в очереди за тактичностью, этот козел спал.

— Дай-ка подумать.

Я вытягиваю губы трубочкой и шевелю ими, постукивая пальцем по подбородку.

— Невеличкина! — предупреждающе рычит он.

— Тридцать пятый, — тут же выпаливаю я, а у самой сердце как моторчик долбит.

Адреналин, мать его. Играю с огнем, но, черт возьми, как же мне нравится!

— Принесите туфли тридцать пятого размера.

Девушка кивает, но не спешит выполнять команду Раневского.

— К этим туфлям у нас есть…

— Неинтересно.

— Очень даже интересно, — осмелевшая я хватаю Раневского под руку, — не обращайте внимания, он у меня сегодня бука. — Поглаживаю его сочувственно по плечу. — Так что у вас там есть?

Консультант улыбается, купившись на мое небольшое шоу, а я отстраняюсь от Раневского, чтобы не зацикливаться на мысли, как хорошо сложен этот подонок.

8

— В смысле у вас нет розовых тюльпанов?

Флористка отшатывается от меня, будто я ее ударил.

— Я… могу предложить вам собрать букет из нежных пионов.

— Мне нужны, — цежу я, опираясь ладонями о прилавок, — розовые, мать его, тюльпаны.

— Я-я… сожалею, но сейчас не сезон. А те, что были,закончились.

Нахер!

Разворачиваюсь и буквально вырываюсь, звеня ебаным колокольчиком, на улицу.

Душно.

Останавливаюсь. Упираю руки в бока. Облизываю губы.

Это, блядь, уже третий цветочный, и я не уверен, что в других картина изменится.

Обычно я более собран и заказываю любимые цветы бабушки заранее, чтобы не сталкиваться вот с таким вот дерьмом. С-с-сука. Как так-то?

Я запускаю пальцы в волосы, раздраженно взъерошивая их.

Это просто пиздец какой-то.

Бросаю взгляд на наручные часы. Опаздываю. Просто заебись. Не день, а пиздорванка какая-то.

Психую, разворачиваюсь и врываюсь обратно в магазин.

Флористка чуть ли не перекрещивается и натянуто улыбается, явно не испытывая счастья от моего возвращения.

— Что-то забы…

— Давайте ваши нежные пионы, — рычу я, на ходу доставая телефон, чтобы расплатиться.

— Секунду, пожалуйста. Сейчас соберу букет.

Да, бля-я-ядь.

Выдавливаю улыбку и киваю.

На самом деле, юбилей бабушки вылетел у меня из головы, потому что последние месяцы моей жизни посвящены выходу наших отелей на европейский рынок.

Учитывая, что мне приходится конкурировать с собственным братом, я выкладываюсь по максимуму.

Если дед отдаст управление в Европе Артуру, я лишусь охуительной доли в компании и буду довольствоваться Ближним Востоком, где у меня в процессе открытие двух новых гостиниц в Израиле. Но я хочу как минимум пол-Европы.

Сегодняшний день не стал лучше.

Вместо кофе подстава от подрядчика на объекте в Сочи. По России наебнулась система бронирования.

Еще и эта… как ее, блядь? Элли? Келли? Нелли? Да похер. Откуда она вообще узнала адрес моего офиса? И какого черта вломилась в мой кабинет, будто пара средних отсосов приравниваются к отношениям.

А вот нехер трахать одну и ту же вагину более одного раза.

Даже если эта вагина умеет сжимать мой член, как боксерская перчатка.

Блядь, вот о чем я думаю?

Выдыхаю и провожу рукой по лицу, сбрасывая усталость.

Еще бы я не был цепным псом, ведь каждый день я в ебаном стрессе.

Сначала утро нагибает меня, а ночью нагибаю я. Желательно длинноногую блондинку или брюнетку, можно и сразу двоих.

Иногда я встречаюсь с телками в таком заебанном состоянии, что наутро даже не помню, с кем провел ночь.

Но если я не буду опустошать свои яйца, то точно сойду с ума со своим темпом жизни.

Есть еще спортзал, но опять же в последнее время у меня тупо нет на него времени. И секс я люблю больше, чем гантели, поэтому ночью предпочитаю разрядку с парой хороших сисек.

Сисек…

Перед глазами всплывают маленькие аккуратные сиськи Невеличкиной… с бледно-розовыми торчащими сосками. Мой любимый цвет. Но не любимый размер. И все же при воспоминании о них мой член в брюках напрягается. Блядь.

Разминаю шею и вспоминаю, что за их просмотр я заплатил нехуевую сумму.

К слову, мне еще не приходилось платить не то что за просмотр сисек, а за секс в целом. Так. Стоп. Мне мне нужно выбросить все это дерьмо из головы.

Флористка появляется в поле зрения с шикарным букетом пионов, и я надеюсь только на то, что любимый Артурчик тоже проебался с букетом.

Забираю цветы, расплачиваюсь и устремляюсь в тачку.

Но заметив что-то неладное, сбавляю шаг.

Заглядываю в окно и слегка охуеваю от того, чем занята моя помощница.

В ее руках телефон, и она явно болтает с кем-то по видео. Ну охуеть просто.

На руле красуются стройные ноги в бежевых туфлях с острым носом. Я скольжу взглядом по миниатюрным икрам, которым самое место на моих плечах. Было бы, если бы они не принадлежали одной коротышке.

— Это твой босс-мудак раскошелился? — слышится восторженный женский голос.
Босс-мудак?!

— Ага, правда красивые? — воркует с кем-то Невеличкина, направляя камеру на туфли, но тут наши взгляды встречаются, и от ее лица отливает кровь. — Твою мать! Сонь, я перезвоню, — пищит она и тут же начинает суетиться.

Открываю, поднимая дверь, и перехватываю ее лодыжки, пока гребаные каблуки не расцарапали мне салон.

Невеличкина оказывается не в самом выгодном положении, потому что когда я ее схватил, то стащил ниже по сиденью, и теперь она почти лежа сдувает с лица прядь волос.

9

Соня, блин! Ты конкретно меня подставила!

Он же слышал, да? Как моя подруга назвала его боссом-мудаком.

Судя по тому, как Раневский смотрел на меня вот этим своим фирменный взглядом кобры, слышал.

А я ведь просто переодела туфли, чтобы быть готовой.

Я не виновата, что эта машина настолько тесная, что мне пришлось испытывать свое тело на гибкость.

Да, я вытянула ноги на его руль, чтобы перевести дыхание, но кто ж знал, что в новых туфельках они будут смотреться на руле дорогущего спорткара, как картинка из «Пинтерест».

Ну, и чисто случайно я сфотографировала и отправила лухари фото своей подруге.

А она взяла и позвонила.

А я взяла, ответила и отвлеклась.

Ну ничего ведь страшного не произошло? Или надо извиниться?

Виновато прикусываю нижнюю губу.

Да, все-таки надо извиниться. Как-то неудобненько вышло.

— Эм… — Мы же теперь на ты, да? — Ян… Я бы хотела объясниться.

— А я бы хотел, чтобы ты помолчала.

Ай… кто-то не в настроении.

Хотя это было очевидно с того момента, как он сел за руль, не сказав мне ни слова, включил радио-новости, как долбаный пенсионер, и предпочел делать вид, что меня не существует.

Напомните, почему я на это согласилась?

Ах, да. Он пригрозил меня уволить. К тому же тогда я не получу деньги, которые он обещал заплатить, если не соскочу.

Вообще ему бы стоило хоть немного ввести меня в курс дела.

Ну, там типа выработать стратегию, не?

Мне ведь нужно быть готовой для общения с его родителями, а я, кроме того, что мой босс редкостный мудак и ебарь-террорист, ничего о нем не знаю.

По радио начинает играть кавер песни «Лесной олень». Подпеваю про себя, пока мы толкаемся в пробке на выезд из города, и вдруг понимаю, что даже не знаю, куда меня мчит мой лесной олень. Надеюсь, не в оленью страну.

Он бежал, и сильные рога

Задевали тучи-облака…

Ага, только тут самые что ни на есть дьявольские рога.

Раневский переключает волну, а у меня в голове теперь заедает старая как мир мелодия. Но ее придавливает чувством страха, когда машина наконец вырывается из пробки и стремительно набирает скорость.

Я начинаю ерзать.

Пульс учащается, пот выступает на ладонях. Отчасти из-за скорости, которую Раневский набирает, виляя по дороге, как сумасшедший пьяный шмель.

Крепче сжимаю букет в своих руках.

Раневский же не допустит, чтобы такая красота испортилась?

Боковым зрением наблюдаю, как мышцы его сильных предплечий напрягаются под рубашкой.

Взгляд соскальзывает на его кулаки, стискивающие руль до выступающих сухожилий.

Это самая сексуальная вещь, которой могут обладать мужчины.

Сильные, жилистые руки. И то, что они ими делают.

Хотя откуда мне знать…

Мой сексуальный опыт начался и закончился в одиннадцатом классе на выпускном, с моей первой любовью, которого я запомнила как три секунды позора и застрявший в моей вагине презерватив…

Интересно, какая выдержка у Раневского? Был ли у него такой же позорный первый раз, как у меня? Или он родился с даром Джонни Синса?

У меня пересыхает во рту, и я сжимаю свои бедра крепче, на этот раз не уверенная, что причина в скорости.

Какого черта я так реагирую на такого придурка как Раневский? На самом деле, это раздражает.

Заставляю себя смотреть прямо. На дорогу. И чем дольше мы едем, тем сильнее я нервничаю. И тем больше начинаю думать о том, что согласиться на роль фиктивной девушки… была не самая лучшая идея.

— Как зовут твоих родителей? — все же спрашиваю я.

Он бросает на меня беглый взгляд.

— Узнаешь. Я познакомлю. Всех все равно сейчас не запомнишь.

Мои глаза расширяются, и я поворачиваюсь к Раневскому.

— В-всех?

— Мы едем на юбилей моей бабушки. Там будет вся семья.

У меня отвисает челюсть. Юбилей. Вся семья. Мать честная! Да я не в оленью страну еду, а в самое пекло ада!

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?! — взвиваюсь я, стискивая ни в чем неповинный букет крепче.

— Какое это имеет значение? — Он пренебрежительно гримасничает, сворачивая в элитный загородный поселок.

— Да большое! Я думала, нужно будет просто попить чаю с твоими родителями!

Он поджимает губы, резко выруливая, и я подпрыгиваю с букетом, как плюшевая игрушка. Это типа намек, чтобы я заткнулась?

Раневский тормозит и подается в мою сторону.

— Послушай внимательно. Мы едем на юбилей моей бабушки, где будут самые близкие мне люди, и я хочу, чтобы они увидели меня в отношениях с девушкой и не задавали больше своих раздражающих вопросов о моей беспорядочной половой жизни. И ты создашь видимость наших серьезных отношений. Говорить буду я, ты просто будешь рядом, как красивая милая картинка. Улыбайся, смейся, если пошутят, а если будет каверзный вопрос, — он шевелит рукой в воздухе, — импровизируй или используй меня! Только не вздумай болтать всякую чушь. Спросят, кем работаешь, скажи, что модель. Это сработает. Ясно?

10

Мы останавливаемся перед огромными коваными воротами с толстыми черными прутьями, которые венчают заостренные золотые пики. И я надеюсь, что меня сегодня не насадят на них. У меня прямо нехорошее предчувствие по этому поводу.

Я делаю вдох, но горло сжимается, когда эти гиганты разъезжаются, чтобы впустить нас.

Машина трогается с места, и упаковка букета шуршит в моих руках от того, с какой силой я стискиваю толстые стебли.

Я прикрываю глаза и заставляю себя дышать.

Один вечер. Ты справишься. У тебя получится.

Я даже не замечаю, как останавливается машина и как Ян уже оказывается на улице с моей стороны…

Дверь распахивается, и я вздрагиваю, но не успеваю собраться с духом, потому что меня вытаскивают вместе с букетом.

Это происходит так легко и непринужденно, будто я пушинка, прицепившаяся к цветам.

— Надеюсь, ты умеешь ходить на этих каблуках? — ворчит он над моей макушкой, удерживая меня за локоть.

Его шпилька немного приводит меня в чувства, и я выдергиваю свою руку, чтобы вручить Раневскому букет.

— Не дойду — донесешь, — бросаю надменно, откидываю волосы назад и, распрямив плечи, демонстрирую ему свою походку от бедра.

Но моя попытка триумфа стирается жаркой ладонью, проскользнувшей на талию и прижавшей меня к сильному телу Раневского.

— Тише, тише, кобылка. — Его теплый смешок шевелит мои волосы на виске. — Верю.

Он назвал меня кобылкой?!

Я даже не знаю, что сильнее сбивает меня с толку: его ладонь на моей обнаженной из-за открытой спины талии или то, что этот коварный мудак посмеялся?!

— Ты только не забывай, что ты моя девушка.

— Ага… — выдыхаю растерянно.

Все же тепло от его пальцев невероятно отвлекает. Оно буквально проникает в кровь, вызывая совсем не уместное сейчас напряжение.

Я даже разок сбиваюсь с шага, но твердая хватка удерживает меня как ни в чем не бывало.

Мы поднимаемся по каменным ступеням к самому настоящему особняку в классическом стиле.

И боже, он огромный. И строгий. С округлыми колоннами. Статуи, лепнины, медальоны…

Нет, я не бедствовала, но все же уровень богатства предков Раневского в десятки раз выше того, что был у моего отца. И да, меня завораживает масштаб, в котором я оказалась подневольно.

Но прежде чем мы успеваем подняться под треугольный фронтон, двойные двери распахиваются, и к нам навстречу выбегает девчушка с белоснежными кудрями на вид лет десяти в развевающемся сарафане. Как ожившая фарфоровая кукла.

Она с широкой улыбкой с разбега врезается в Раневского.

— Ты приехал! Я так рада!

И тут я вижу лицо Раневского. Он улыбается, и его глаза горят теплом и любовью, когда он обнимает девочку.

— Я тоже соскучился, Фрикаделька.

Я будто попадаю в какую-то параллельную реальность, где дьявольские рога у моего демонического босса чудом превращаются в ромашки.

— А это кто? — Звонкий голос девочки вырывает меня из ступора, и я встречаюсь с ее большими васильковыми глазами.

— Сима, познакомься. Это моя… э-э… девушка.

— Девушка?! У тебя?! — верещит она восторженно. — Мама! Мама! — Она прыгает от радости, хлопая в ладоши. — Иди скорей сюда!

Я поворачиваюсь к Раневскому с натянутой улыбкой и вопросительным взглядом, но он лишь закатывает глаза.

— Ты даже не представляешь, как сейчас все удивятся? — Девчушка протягивает мне руку. — Я Сима, а тебя как зовут?

Неловко прочищаю горло и осторожно пожимаю ладонь Симы, надеясь, что она не почувствует, как меня трясет.

— Привет, я…

— Ох, приехал мой Янушка! — На крыльцо выходит статная женщина в голубом твидовом костюме в рубчик, с короткими кудрявыми белыми волосами.

Она спешит к Раневскому, чтобы поцеловать его в обе щеки.

— Привет, ба, прости за опоздание. — Он вручает ей букет. — Не тюльпаны, но…

— Ой, ну какая прелесть, спасибо, мой птенчик!

Она улыбается до слез в глазах. Промакивает их согнутым пальцем и поворачивается ко мне.

— Янушка! — Она прикладывает ладонь к груди, окидывая меня внимательным взглядом. — Мальчик мой, а кто эта прекрасная юная особа?

— Это его девушка, мамуля! — выпрыгивает Сима с комментарием, а я немного в шоке перевариваю. Мамуля?

— Ба, познакомься, моя девушка…

И тут я понимаю, что он забыл мое имя. Я ведь по жизни у него Невеличкина, блядь!

— Вильгельмина, — добродушно выручаю Раневского, улыбкой сглаживая этот неловкий момент. — Очень рада с вами познакомиться, Ян очень много о вас рассказывал.

Лицо женщины озаряется восторгом.

— Правда? Ой, ну прямо засмущали. Ну, идемте в дом, уже все за столом. Ну, Янушка, ну даешь! Ты сегодня переплюнул все сюрпризы! Девушка, ну надо же, это же лучше тюльпанов! — приговаривает радостно женщина, уходя в дом с букетом и держа за руку Симу.

11

Едва мы заходим в дом, как раздается пронзительное тяфканье, сопровождаемое цоканьем когтей и шумом колес.

Из-за угла вылетает пес непонятной породы, то ли чихуа-хуа, то ли йорк, то ли бульдог… вот только вместо задних лапок специальная конструкция из колес.

Ян присаживается и раскидывает руки, встречая бегущего с языком набекрень пса.

— Поршик, иди сюда, приятель.

Пес с визгом врезается в Раневского и начинает издавать такие звуки, будто проглотил клаксон.

Я же в шоке смотрю, как Раневский сюсюкается с ним. Еще немного, и у него нимб начнется проявляться.

— Поршик! — Сима вбегает и начинает хлопать в ладоши. — Поршик! Поршик! Поршик! Иди сюда, мальчик!

Пес начинает барахтаться в руках Раневского, и тот помогает ему развернуться, прежде чем Поршик с пробуксовкой срывается с места и убегает за Симой.

Раневский выпрямляется, отряхивает ладони

и поворачивается ко мне, а у меня уже щеки болят от улыбки.

— Поршик? Это типа Порше?

Но вместо того, чтобы мне ответить, Раневский кладет ладонь на мою обнаженную поясницу и подталкивает вперед.

Его прикосновение тут же откликается жаркими мурашками по коже, и я сбиваюсь с шага.

Но кого это волнует, да?

Раневский даже не замечает, что его прикосновение делает со мной. И уже не в первый раз. Бесчувственный гад.

Но как только мы заходим в гостиную, где за длинным столом сидит как минимум человек двадцать, мне становится плохо.

Я серьезно, колени превращаются в желе, и мне самой приходится ухватиться за Раневского. А потом я порываюсь развернуться и сбежать, но черта с два мне это позволяют.

— Невеличкина, блядь, — ворчит он сквозь зубы. — Иди вперед.

— Все хуже, чем я думала, — нервно шепчу.

— Переживешь.

— Э-это все твои родственники?

— Тут не все.

— Я… я не справлюсь.

— Невеличкина, не беси.

— Отпусти, и не буду.

— Перестань драматизировать. Это просто кучка родственников.

— Кучка, — нервно хихикаю.

Раневский передвигается сразу за двоих.

Я знаю, что выгляжу идиоткой, которая не умеет ходить на каблуках, но у меня стресс!

Потому что я насчитала двадцать пять человек, и все они смотрят на нас.

Раневский щипает меня за бок, и я дергаюсь, но зато немного прихожу в себя.

А потом начинается череда «приятно познакомиться» и «рада познакомиться». Куча имен: Раиса Павловна, Галина, Карина, Оскар, Леонид Петрович, брат, сват, коловрат, тети, дяди… И бесконечное:

— О, ты прелесть.

— Чудесное платье.

— Красавица.

— Ян, красавчик.

— Ян, ну наконец-то остепенился.

— Проходите.

— Садитесь.

Янушка то, Янушка это.

— А как давно вы вместе?

— Детишек планируете?

— А свадьба? — Шмандя! Какая, нахрен, свадьба?!

У меня кружится голова, и меня тошнит. Потому что я ничего сегодня не ела, но на фоне нервного напряжения мне и крошка в горло не полезет. А желудок сосет. Боже…

Меня усаживают напротив главы семейства, — если не ошибаюсь это дедушка Яна — Леонида Августовича.

Он самый молчаливый, но все время, пока нас усаживают и расспрашивают хуже, чем папарацци, этот самый дед смотрит на нас с Яном с хитринкой.

А я уже предчувствую, как мне за спиной будет промывать косточки каждый член его семьи, если я оступлюсь. Хоспади поможи мне!

— Рад видеть, Ян, что ты остепенился и покончил с разгульной жизнью. Женщина — это залог успешного мужчины. — Леонид Августович берет за руку свою супругу и дарит ей взгляд, полный любви. — Правда, ласточка?

Откуда у этого демонического создания такая прелестная семья? Я надеялась побывать в аду, где в людей тычут вилами и варят на костре…

А меня будто запихали в короб сахарной ваты. Все настолько милые, что от этого уже начинает тошнить.

Перед носом вдруг появляется тарелка с окорочком, спаржей и каким-то зеленым соусом. Возможно, это пюре. Но это не точно.

А потом происходит следующее:

Теплая струйка аромата добирается до моих ноздрей, и мой голод поднимает голову.

Все происходящее вдруг становится фоном и погружается в туман.

Остаюсь только я и этот сочный зажаренный окорочок.

Курица тает на языке, спаржа смачно хрустит, не в силах заглушить мои стоны наслаждения, а пюре из броколли добивает меня.

12

Мы закончили перебранку, и я больше не порываюсь уйти, но какого-то черта Раневский не убрал руку.

И я не знаю… схожу ли с ума, или его длинные пальцы с перстнями действительно иногда, как бы невзначай поглаживают внутреннюю сторону моего бедра, пока сам Раневский непринужденно ведет беседу с каким-то мужчиной лет пятидесяти справа от него.

А я… Я сижу и не решаюсь пошевелиться, потому что боюсь что он сильнее сожмет мое бедро и я не сдержу непристойного стона.

Я ж тогда сгорю со стыда.

Ну а пока что я горю от жара его прикосновения, которое разъедает мою кожу сквозь разрез платья и тонкий край чулок.

И это совершенно не уместно, потому что меня окружают родственники Раневского разных возрастов, вплоть до седины в волосах. Со всех сторон женщины и мужчины в строгих платьях и костюмах. Дети. Собака.

Рука Раневского, по-прежнему удерживающая меня за бедро, вдруг сжимается…

Я открываю рот, и с губ срывается беззвучное аханье.

— Ты ужасная актриса, — ворчит Ян мне на ухо.

— А ты ужасный босс, который преувеличивает свою власть над людьми за пределами офиса, — огрызаюсь шепотом, но тут же жалею, потому что его пальцы сильнее сдавливают бедро, и у меня перехватывает дыхание.

Господи, почему этот ублюдок так хорошо ощущается?

— Ты бы вместо своих острот лучше реагировала как моя девушка, а не как ошарашенное полено, — говорит он тихо, и тут в его голосе прорезаются нотки веселья. — К тебе что, никогда не прикасался мужчина?

Сглотнув тяжелый ком смущения, я вскидываю подбородок и приближаюсь нос к носу с Раневским:

— Мужчины меня касались, а вот первобытные безманерные австралопитеки — нет.

Уголок его рта дергается, и эта нервная реакция тут же превращается в широкую улыбку.

— Не пойму, ты флиртуешь или хочешь сделать мне комплимент?

— Я хочу оторвать тебе руку и отхлестать тебя ей по лицу.

Улыбка Раневского становится еще шире. И нахальнее. И я ненавижу то, как на нее реагируют мои внутренности.

Он прищуривается, потирая ладонью подбородок.

— Ну и кто же ты? Австролопитечка? По-моему, мы идеальная пара.

— Я идиотка, которая любит деньги.

Секунду мы смотрим друг другу в глаза, а потом Раневский сжимает мое плечо и придвигает меня к себе. Его горячие губы касаются моего уха и… божечки…

— Тогда выполняй свою роль качественнее, деньгами не обижу, — глубокий низкий шепот проникает в меня грубым жаром, и, клянусь, я на грани, чтобы растечься теплой лужицей у его ног.

Но остатки моего не потекшего разума все же напоминают, что мы не проговорили важные детали нашего жалкого притворства.

— Насколько не обидишь?

Его горячая усмешка касается моего уха.

— Назови свою цену.

— Триста. — Ляпнув, тут же прикусываю язык. Ай, к черту, у них денег хоть жопой жуй. И я добавляю уверенней. — Тысяч.

Он запрокидывает голову и раскатисто хохочет, привлекая к нашей паре внимание. Нет, нет, нет… не делай этого, идиот!

Я ловлю на себе любопытные взгляды его родни и смущенно улыбаюсь им. Поворачиваю голову и встречаюсь с кривой ухмылкой Раневского.

— Хорошо, — говорит он вполне серьезно.

— Четыреста. — Ой…

Раневский ведет языком по верхнему ряду белоснежных зубов.

— Принято.

— Пятьсот. — Я борщу, но это как долбаный аукцион терпения Раневского. Слишком азартно. Я даже бедра сжимаю.

Горячие губы Раневского снова касаются моей ушной раковины.

— За пол-ляма тебе придется раздвинуть свои милые ножки.

Жар волной окатывает шею и лицо.

— И часто ты шантажируешь девушек деньгами, чтобы получить секс?

— Первый раз.

Я медленно поворачиваю голову и оказываюсь в паре миллиметров от его губ.

— Боюсь, вы обанкротитесь, Ян Илларионович, если попытаетесь затащить меня в постель.

— Я до неприличия богат, дорогая.

Ты до неприличия ублюдок.

13

За пол-ляма тебе придется раздвинуть свои милые ножки…

Эта фраза не выходит из моей уже хмельной головы.

Вместо того, чтобы послать этого мудака, я схватилась за бокал просекко и опрокинула его в себя залпом.

Ну а что мне оставалось?

В любой непонятной ситуации бери и пей просекко.

А ситуация максимально непонятная и подозрительная…

Он же на секс намекал, да?

Вопрос только, с чего бы?

У него проблемы со зрением? Или стилисты перестарались, и Раневский не видит больше в своей помощнице очкастую коротышку?

Иначе почему он вообще лапает меня тут, намекая на секс за деньги?

Или у него сексуальный авитаминоз?

Или юмор такой?

Но мне вот как-то не смешно.

Не, ну спать с ним за бабки я как бы точно не собираюсь.

Да и с таким-то вряд ли поспишь…

Хоспади! Какого черта я вообще об этом думаю?!

Еще один бокал просекко идет в ход, но я едва не давлюсь содержимым, быстро прикрывая рот рукой.

Улыбаюсь с полным ртом покосившейся на меня женщине справа, сглатываю и суетливо вытираю рот салфеткой, наверняка испортив часть макияжа.

Но в данный момент меня это волнует в последнюю очередь, потому что все, о чем я могу думать, — это грубоватые пальцы Раневского, как бы невзначай гуляющие по моей обнаженной спине.

Я ненавижу это долбаное платье!

Возможно, я бы выбрала другое, но судьба по имени Ян решила иначе, выдернув меня в этой брендовой тряпке, которая открывает слишком много ненужных частей тела.

Вообще-то я не думала, что это станет проблемой, и уж точно не думала, что Раневский станет прикасаться ко мне.

Но он прикасается, при этом непринужденно ведет беседу со своими родственниками, которые сидят от него по правую руку, а вот левая пересчитывает мои позвонки костяшками пальцев, но я каждый раз вздрагиваю внутренне от прохлады его перстней.

Итак, моя кровь разогрета до предела, и алкоголь накрывает в разы сильнее, а прикосновения Раневского окончательно разрывают мою связь с реальностью.

— Вильгельмина, а кем вы работаете? —

спрашивает кто-то вдруг, и мне требуется секунда, чтобы зрение прояснилось.

Не удивлюсь, если все это время я сидела за столом, как слабоумная с открытым ртом, из которого стекает слюна.

Раневский щипает меня и я напряженно выпрямляюсь, нервно растягивая губы.

О чем меня спросили?

Господи… у меня пересохло в горле, и, кажется, язык прилип к небу.

— Она модель, — приходит на помощь Ян, — участвует в показах коллекций одежды…

— На подиуме? Мне казалось, для подиумных моделей есть требования в росте, — скептически улыбается женщина. — Какой у тебя рост, дорогая?

Ян, ты идиот. Я тебя поздравляю.

— Вы правы, — наконец прихожу в себя. — Я не подиумная модель, а парт-модель, демонстрирую отдельные части тела для рекламы аксессуаров, обуви, белья и косметических средств.

Скептицизм нашей любопытной собеседницы тут же развеивается.

— Как необычно. — Она как бы невзначай окидывает оценивающим взглядом кисти моих рук, декольте и возвращается к лицу. — Но, стоит отметить, у вас очень утонченные части тела, так что неудивительно, что вы нашли на чем заработать. Уверена, и нашего дорогого племяша они сразили, — хихикает она, а я выдавливаю улыбку ради приличия.

Это такой тонкий комплимент, да? А не намек на золотоискательницу?

Раневский обнимает меня за предплечье своей крепкой ладонью и тянет к себе.

— Расслабься, иначе они спалят нас, — понижает он голос до шепота и тут же берет мою руку, переплетает наши пальцы и подносит их к своим губам.

Жар вспыхивает под кожей, будто там бежит табун чертиков с коромыслами, а из ведер расплескивается лава. Он ведь не собирается…

Я смотрю на него не моргая, забываю как дышать, с трудом выдерживаю его уверенный взгляд, будто он проходил такое фальшивое знакомство уже раз цать…

А потом, не сводя с меня своих магнетических глаз, он оставляет череду легких поцелуев на моих костяшках.

И каждый из них проходит через мое тело электрическим разрядом, обдавая жаром мое лицо.

Ох, божечки…

Уверена, это самый невинный поцелуй, на который способен этот парень, но какого-то черта самый горячий в моей жизни.

— Не дай им повода усомниться в нас, — шепчет Раневский и, крепче сжав мою руку, кладет ее к себе на бедро.

Ну охренеть можно, я сейчас тут взмокну и оставлю мокрый след на стуле, который стоит дороже моей почки.

— А чего все такие кислые? — вдруг раздается новый женский голос, и все по инерции оборачиваются. И я в том числе.

14

Сразу еще раз наполнив бокал янтарной жидкостью, Раневский выпивает и наконец поворачивается на стук каблуков.

Вульгарная женщина отлично себя чувствует на высоких шпильках от-кутюр, и это единственное, что мне в ней понравилось.

Я не вижу ее глаз из-за темных очков, но буквально чувствую, каким высокомерным взглядом она обводит присутствующих.

За ней уверенной походкой следует брат Яна, и они не похожи от слова совсем.

Короткостриженные волосы, татуировки, выглядывающие из-под рубашки на шее и кисти. Единственное, что объединяет их с Яном, — мания величия.

— Артурчик, какой приятный сюрприз. — Бабушка идет навстречу своему второму внуку. — Я так рада, что у тебя нашлась минутка заглянуть к своей любимой старушке.

— Ба, ну что за глупости, — он обнимает виновницу торжества и целует, — ты у меня в самом соку!

Бабушка смущенно отмахивается и посмеивается, но Артурчик не медлит и с гордостью вручает ей огромный букет розовых тюльпанов.

— Ах, мои любимые, спасибо, дорогой. Иди, иди, садись за стол. — А потом она переводит взгляд на мать Яна, и ее улыбка быстро сходит с лица. Она кивает. — Жанна, — без энтузиазма подмечает бабушка Яна. — Располагайся…

— Ян, сыночек, как же ты прекрасно выглядишь! — с притворной радостью восклицает Жанна, заметив его.

Игнорируя юбиляршу, уверенно приближается к нам, словно это она здесь героиня сегодняшнего праздника.

Но судя по всему, ей тут совершенно не рады. Даже я, потому что какое-то тяжелое нехорошее предчувствие клокочет в моей груди.

— Спасибо, мам. Ты тоже. Как и всегда, — сухо отвечает Ян, когда его мать манерно поднимает очки на голову, наклоняется и чмокает его в щеку, не дотрагиваясь до нее большими красными губами.

А от меня не ускользает, с каким трудом он выдерживает это картинное приветствие. Желваки выступают от напряжения, а кулак на столе сжимается до побелевших костяшек.

А потом ее взгляд раскосых глаз врезается в меня.

— Вы позволите? — Она кивает на мое место, обнажая свои белоснежные зубы в улыбке. Но такую улыбку я видела по каналу BBC в передачах про тупоголовых акул. — Я бы хотела сесть поближе к своему сыну.

Я вскидываю брови и перевожу взгляд на Яна, мол, помоги.

Но вместо этого он снова тянется за бутылкой виски. Типа я пас, справляйся сама. Ну оке-е-ей.

Прочистив горло, я перевожу взгляд на Жанну, которая выглядит раздраженной моей тормознутой реакцией.

— Эм… э… да, конечно…

Я начинаю подниматься, но тут Раневский хватает меня за локоть и рывком усаживает обратно на стул.

У меня аж сердце грохается куда-то вниз…

— Это моя девушка, — отвечает Ян, стараясь сохранить спокойствие. Вот только то, как его рука крепко сжимает мой локоть, выдает хозяина с потрохами. Будто это единственное, что его удерживает от вспышки. — Она никуда не пересядет. Найди себе другое место, — бросает он сквозь стиснутые зубы, а сам смотрит перед собой.

Ой-ей…

— Девушка?! — удивленно. — Вот это новости! Артурчик, ты посмотри-ка, братец твой остепенился. И даже не знакомил. И как давно вы его девушка?

Я улыбаюсь подстать ее акульей улыбке прожженной стервы.

— Достаточно, чтобы сегодня присутствовать здесь.

Жанна вскидывает бровь а-ля «а не прихуела ли ты».

Я отвечаю ей тем же взглядом: «не больше, чем вы».

— Что ж, — она сжимает губы, оценивающе пробегаясь по мне взглядом, — приятно познакомиться, кстати, как…

— Вильгельмина, — с улыбочкой выдаю я и улавливаю смешок со стороны…

Взглядом стреляю в этого самого Артурчика. Развалился на стуле и, закинув в рот виноградинку, смотрит на меня.

— Какое необычное имя. — Жанна возвращает себе мое внимание.

Боковым зрением цепляю Яна, который стискивает пустой стакан в руке и дышит так, что из ноздрей вот-вот пойдет пар.

— Спасибо, — отвечаю его матери, игнорируя ее явный сарказм и напряжение в воздухе.

— Ну, надеюсь, это не последняя наша встреча. Может быть Ян даже приведет тебя в наш дом?! Судя по всему, ты гораздо умнее всех его предыдущих подружек.

Артур снова усмехается и на этот раз зарабатывает от меня раздраженный взгляд.

— Да, Ян у нас очень разборчив, — выдает он с легким насмешливым тоном. — Выбирает только лучшее.

Я снова улавливаю скрежет зубов Яна.

— Надеюсь, это действительно так, — произношу я с улыбочкой, пытаясь разрядить накалившуюся атмосферу. — Я ведь как-то здесь оказалась. — Развожу руками и неестественно усмехаюсь. Кто-то из гостей поддерживает мою шутку слабым смешком.

— Мда, это и правда удивительно, — вполголоса ворчит Жанна, напомнив о своем присутствии за моей спиной. И тут же восклицает: — А может это любовь, Ян?

Она наклоняется ко мне ближе, словно мы обсуждали какой-то секрет.

15

Когда я выхожу на террасу, Раневского будто след простыл.

Я застываю на месте, не зная, в какую сторону рвануть и разочарованно хлопаю ладонью по лбу.

Великолепно!

Какого хрена он вообще повел себя как последний мудак? Хотя… чему тут удивляться.

Даже дураку понятно, что у него с маман и братцем напряженки, но я-то тут при чем?

Фиктивная девушка так-то была нужна ему, и это он притащил меня сюда. А теперь решил, что может бросить на растерзание своим родственничкам, свалив?! Ну нет уж.

Грохот мгновенно привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь в сторону шума, но перед глазами только тропа в огромный сад.

Ну супер, конечно, теперь я еще и в зарослях должна его искать.

Как минимум должна, чтобы он отвез меня обратно в город, ну, или на худой конец вызвал такси.

Судя по выпитому, кое-кто за руль не сядет, а я оставаться здесь точно не планирую.

По декоративной дорожке из плоских камней иду на своих каблуках как на ходулях.

Вокруг возвышаются туи, и я, как Белль из «Красавицы и чудовища», петляю по роскошному саду в поисках своего чудовища, пока не натыкаюсь на… открытую беседку, украшенную вьющимися растениями и светодиодной гирляндой. А в ней, сидя на лавке, заливает в себя пойло Раневский. Ну зашибись.

Вот что за привычка у мужиков в любой непонятной ситуации залиться до беспамятства? А мне что со всем этим делать?

На раздрае залетаю в эту самую беседку и выдергиваю из рук Раневского вискарь раньше, чем он успевает среагировать.

— Невеличкина, — рычит он, небрежно вытирая ладонью рот и поднимаясь во весь рост. — Сюда вернула.

Протягивает ручищу с разбитыми костяшками, а я строю из себя дурочку.

— Что? Ах, это? — Поднимаю бутылку перед его лицом, а потом выкидываю ее в кусты. — Упс. — Улыбаюсь натянуто, а самой хочется ему вмазать.

— Какого черта ты творишь? — рявкает он и взмахивает рукой перед моим лицом, я даже отшатываюсь от греха подальше. — Все, цирк окончен, вали на хрен!

Ну, петух! Держись!

Толкаю его в грудь и ору:

— А ты не охренел ли?!

Он оступается и выпучивает глаза:

— Чего блядь?

— Того! — Тычу ему пальцем в грудь. — Думаешь, я тебе карманная собачонка?! Захотел — принес, захотел — вышвырнул?! А вот хрен тебе! Я не сделала ничего плохого и не позволю шпынять себя, понял? — снова тычу его пальцем. — И нечего на меня срывать свои психи! Я не твоя мамаша, ясно?! Это с ней ты можешь говорить в таком тоне!

Я прикусываю язык, понимая, что борщанула, но к черту. Он заслужил. Принц ахуевантус тут блин нашелся.

Раневский раздраженно выпячивает нижнюю губу, проводит языком по ровному ряду зубов и делает шаг ко мне.

Так угрожающе…

Нависает как коршун, а мне бы самое время отступить, но какой там… Я вся в ожидании, чтобы наброситься первой!

— Да. Ты не моя мамаша, — глухо рычит он. — Ты никто. Так что вали на хрен и не лезь не в свое дело…

Но договорить он не успевает, я изо всех сил толкаю его в грудь, чтобы держал дистанцию, козел!

— Невеличкина, блядь…

— Сам ты блядь! Достал уже! — психую я.

И снова толкаю его, отчего он заваливается на скамейку. Неудачно. Морщится от боли и хочет встать, но я запрыгиваю на его колени.

О боги… Я точно это имела ввиду, когда подумала про наброситься?

— Ты ниче не попутала? — цедит он сквозь зубы и собирается столкнуть меня, но я впиваюсь в его шею руками.

— Заткнись и закрой глаза, — шиплю я в ответ.

— С какого…

И тут я нажимаю на две точки на шее и он замолкает с низким стоном. Если этот сексуальный мудак будет так стонать, то успокаивающий массаж понадобится мне!

Игнорируя ноющее ощущение между ног, устраиваюсь поудобней на его восхитительных коленях. И одновременно посылаю к черту свою вагину, которая открыла рот в ожидании вкусняшки. Хрен тебе, извращенка. Нам нужно уехать отсюда, а единственный способ — это успокоить этого варвара.

Я ж, блин, даже адреса не знаю. Да и стоить эта поездочка будет не мало. Пусть раскошеливается сам.

Раневский молчит, но наблюдает за мной с жестким прищуром и я уже жалею о своей выходке.

Делаю успокаивающий вдох. Выдох.

— А теперь, — начинаю спокойней, — закрой глаза и слушай мой голос.

Разумеется, этот упертый баран не слушает меня, и я сама закрываю его глаза, проводя пальцами по напряженному лицу.

— Дыши, — шепотом.

Раневский недовольно пыхтит, но больше не сопротивляется. Только ворчит:

— Какого хрена ты делаешь?

— Просто доверься мне.

________

16

Просто доверься мне.

Вот это фразочки пошли. А попроще-то нельзя было что-нибудь ляпнуть?!

Чувствую, еще один бокал просекко, и я бы заговорила фразочками из дешевой мелодрамы.

И почему у меня такое запыхавшееся дыхание, ведь я всего лишь сижу неподвижно на коленях у чертовски горячего босса?

«Босса! Невеличкина, не забывай! — вопит внутренний голос. — Он твой босс, и ваши договоренности не включали вот ни хрена подобного!»

Просекко. Во всем вините просекко.

— Ты так и будешь бездельно просиживать мои колени? — ворчит Раневский, не открывая глаз, а у меня сердце в груди спотыкается. Ну вот надо мне было все это, а?

— Не мешай, — приказываю я, пользуясь случаем.

Сильнее сжав его шею руками, прижимаю большие пальцы под мощным выточенным подбородком и вынуждаю Яна откинуть голову назад.

И, батюшки, он действительно позволяет мне командовать.

Уверенности придает и то, что Раневский не смотрит на меня.

Это знаете… как заниматься сексом в темноте, которая отключает все комплексы.

Перевожу дыхание, заставляю себя собраться и сделать то, ради чего я вообще забралась на этого парня, как дикий орангутанг на любимое дерево.

Массаж, да?

Не знаю, как он называется, но когда я подрабатывала в фитнес центре, то отлично ладила с девочкой-массажисткой и частенько получала расслабляющий массаж головы, лица и шеи.

В какой-то момент я даже задумалась над тем, чтобы пройти курсы массажа и попробовать поработать в косметологии, но без медицинского образования это была бы филькина грамота.

Однако пару уроков я все же взять успела, а сейчас почему-то не могу вспомнить ни одного толкового движения.

Вдох, выдох, ерзаю на его долбанных коленях, чувствуя грубую ткань брюк внутренней стороной бедер…

К черту.

Веду ладонями по бокам шеи. Соскальзываю на затылок, запускаю пальцы в волосы и автоматически прижимаюсь к его вздымающееся груди своей.

Залипаю на прямых и выточенных чертах лица, которое искажается, когда я слегка провожу ногтями по голове. На лбу появляется хмурый залом. Мне хочется его разгладить, но вместо этого я повторяю движения, усиливая давление, и наконец чувствую, как он расслабляется с тихим мычащим стоном.

Взгляд падает на раскрывшиеся губы, и я ненавижу себя за то, что думаю, каково было бы их поцеловать.

И в этот момент Раневский открывает глаза, встречаясь со мной темным взглядом.

Самое время все прекратить, но по какой-то необъяснимой причине я смотрю на него сверху вниз, продолжая массировать ему голову.

Внезапно я замираю, когда чувствую, как его руки забираются под юбку платья. Всего лишь легкое касание широких ладоней вдоль бедер, и все… я больше ни о чем не могу думать…

— Что ты… делаешь?!

Господи, я выгляжу тупицей, знаю, но одно прикосновение — и связные мысли с позором вытекли из меня.

— Уравниваю позиции, — хрипло говорит он.

Раневский лениво наблюдает за мной из-под полуприкрытых век, снова проводит ладонями по моим бедрам и чуть сжимает задницу…

Мои губы приоткрываются, выпуская короткий вздох, а голову начинает вести, будто пузырики просекко только-только добрались до нее…

Жар слишком быстро разрастается внутри, мое тело дрожит от ощущений, которых сейчас слишком много.

— Т-ты мне мешаешь…

— Ты трогаешь меня. Я тебя. По-моему все честно.

Ни хрена не честно!

Но я слишком возбуждена, пьяна, и моя запыленная сердцевина нуждается в маленьком приключении. И все же я пытаюсь спасти свою гордость и не растечься на нем, как сливочный пломбир на солнце.

Делаю глубокий вдох.

— Я хотела расслабить тебя, а то, что делаешь ты… это другое. Ты переходишь границы.

Ха-ха. Настолько переходит, что ты даже не попыталась шлепнуть по его наглым ручищам.

— Хочешь, я покажу тебе, где мне действительно требуется расслабление?!

И он демонстрирует, крепче сжимая мою задницу и притягивает меня так близко, что я чувствую под собой твердую выпуклость. Твою. Мать.

Прикрываю глаза и, поджав губы, проглатываю стон. Мне требуется секунда, прежде чем я снова смотрю на него.

— Ян Илларионович… Вы нарушаете наши договоренности, — предупреждаю шепотом напротив его губ. — Думаю, вы пьяны. И нам… лучше остановиться.

— Невеличкина. Я достаточно опытен, чтобы различить, когда девушке нравятся мои прикосновения, а когда нет. Так что перестань нести херню.

А дальше он без предупреждения сгребает волосы на моем затылке и целует меня.

Мамочки. Я в беде…

17

Меня целует самый несносный босс на свете, и делает он это так отменно, что моя сердцевина плачет от потребности в большем.

И я даю ей это, прижимаясь промежностью к железному стояку Раневского. Меня пронзает острой вспышкой, я стону в его рот, и все становится хуже, потому что он заставляет меня принять его низкий рык.

Черт… я чувствую кайф, который не могу описать словами. Он растекается под кожей горячей патокой.

Это настолько хорошо ощущается, что у меня нет сил пожурить себя за то, что прямо сейчас я совершаю самую большую ошибку…

И я знаю наверняка, что пожалею об этом, но это такая вкусная ошибка, брутальная, сводящая с ума замашками первобытного варвара.

А еще он хорошо пахнет и на вкус, как горький шоколад. Я хочу лизнуть его…

Поцелуй прерывается так же резко, как и начался, вот только Раневский не отпускает мои волосы, сталкивает нас лбами, тяжело дышит, в то время как я едва могу сделать вдох…

— Ты чертовски искушаешь меня, — произносит Ян хрипло, облизывается, и мне хочется сжать бедра, но сидя на его коленях это затруднительно. И я просто ерзаю, заставляя Раневского мучительно прикрыть глаза. — Твою мать. Я точно пьян.

— Как ты это понял? — слабо подшучиваю я, неровно дыша.

— Я несу какую-то чушь, — выпускает он со сдавленным смешком.

— О… — выдыхаю тихо. — Обычно ты не говоришь девушкам приятности?

— Обычно подобную хрень несут они.

— Пока ты затаскиваешь их за волосы в свою постель?

Раневский прищуривается и чуть отстраняет меня за волосы.

— Типо того, — воркует он.

— А после ты их так же выкидываешь прочь? — ехидно предполагаю.

— Они знают, на что идут, — предупреждающе говорит он.

Одна его рука по-прежнему в моих волосах, а второй Ян проскальзывает в разрез юбки и обхватывает мое бедро.

Дергает меня на себя, будто хочет прижать еще ближе, но ближе уже некуда.

Эта страстная грубость, ну, как бы она мне нравится. Очень. И именно она толкает меня на очередную дерзость:

— Но они снова приползают к тебе обратно, да?

Раневский больно сжимает мое бедро, и я тихо ахаю.

— Тебе больше идет, когда твой рот закрыт.

А потом он сильнее сгребает волосы на моем затылке и снова целует. Глубоко. Жадно облизывая мой язык своим. Так развязно и влажно… Но какого-то черта Раневский опять отстраняется и не отпускает. Его нос касается моего. Длинные сильные пальцы путаются в волосах.

— Они приползают, потому что я даю им то, чего они хотят, — грубо подчеркивает он.

Как бы жалко это ни звучало, я понимаю, о чем он.

Более того, я собственноручно становлюсь одной из зарубок на его ремне.

Но я знаю на что иду, да?

Я вся дрожу и с трудом перевожу дыхание, облизываю горящие губы.

Раневский следит за движением моего языка, и его рот приоткрывается от горячего вздоха.

Господи, я хочу его рот на других своих губах. О, нет… это просекко сделало из меня жалкую шлюшку. Сердце колотится. Руки сжимают плечи Раневского, обтянутые рубашкой, и я чувствую его каменные мускулы.

— Хочешь еще поговорить о моей личной жизни? — лениво выдает он, не отрывая глаз от моего рта.

Неуверенно мотаю головой, опьяненная происходящим.

Боже, у меня слишком давно не было секса, а в сочетании с алкоголем в моей крови и его сильными руками на моем теле… Черт, я такая слабая.

— Отлично, потому что сегодня я хочу поглотить тебя. Мы же можем добавить один пункт в наш договор, чтобы это не стало проблемой?

— В наш устный тиранический договор, — поправляю я с бешено бьющемся в горле сердцем. — Который меня вынудили заключить.

___

Еще одна книга нашего литмоба - Мария Высоцкая и ее новинка "Навязанная жена"

Ссылочка: https://litnet.com/shrt/9Pqz

18

Раневский недовольно мычит и падает спиной на стену беседки, выпускает мои волосы и соскальзывает ладонью по шее вниз, абсолютно точно нарочно задевая большим пальцем напряженный сосок.

Ахнув, я вздрагиваю, и жар волной проносится по телу, скручиваясь внизу живота.

Грудь Раневского глубоко вздымается и опускается, мы пристально смотрим друг на друга.

— Хорошо, — кивает он и проводит языком по уголку губ. — Данный пункт в наш устный договор мы внесем только с твоего согласия. Что скажешь?

Ох… я моргаю, немного ошарашенная происходящим.

Хочу ли я небольшое приключение с охренительно сексуальным парнем, который определенно знает, что нужно делать с женским телом?.. Хочу.

Я свободна, пьяна и, чего уж скрывать, давно не трахалась, а мои вибро-дружки, уверена, и рядом не стоят с Раневским.

Так почему я должна отказываться?

«Потому что ты знаешь, как он использует девушек!» — верещит внутри меня какая-то зануда.

Знаю. Но, что если я заставлю его играть по своим правилам?

Сегодня он не мой босс. А я не его помощница. У меня развязаны руки. И я вполне могу перевернуть ситуацию в свою пользу: это не Ян использует мое тело, а я его. Совмещу приятное с полезным.

В конце концов, он ежедневно имел меня в офисе морально, так почему я не могу возместить ущерб приятным мне способом? Маленькая сатисфакция никогда не повредит. Решено.

Ян все это время пристально следит за мной, испытывает мрачным взглядом, ждет. А когда понимает, что для отказа я думаю слишком долго, ухмыляется уголком губ. Вот же скот.

— Один раз, и на следующий день мы обо всем забудем.

Раневский закатывает глаза и низко рычит:

— Господи. Ты идеальна.

— Но…

Я не успеваю договорить: Ян возвращает свои жадные руки к моему телу, и остальные слова соскальзывают с языка полустоном.

А дальше все быстро выходит из-под контроля. Моего!

Раневский в считанные секунды превращает нашу незаконченную договоренность в ошметки.

С рычанием он присасывается своим горячим ртом к моей шее, и я как марионетка запрокидываю голову и даю ему больше пространства для влажных поцелуев.

Оно все как-то само собой… Я призываю себя вернуться к условиям, которые эта скотина даже не дослушал, но он кусает мое горло, и в глазах темнеет от удовольствия.

Господи.

Раневский определенно лучше моих вибро-дружков.

Ощущения от его уверенных манипуляций с моим телом дезориентируют, и, только когда его пальцы подцепляют резинку моих трусиков и тянут вниз, мне удается выплыть из вязкого тумана похоти.

Не знаю, каким чудом, но я успеваю остановить этого мудака, надавив ладонями на чертовски напряженную грудь.

— Мне нужен аванс, — выпаливаю я сорванным голосом. Я хочу секса, но я не идиотка и не хочу быть использованной.

Запыхавшийся Раневский смотрит на меня в полнейшем недоумении:

— Сейчас?

— Желательно. Ты не вызываешь у меня доверия. — И ядовитая улыбочка ему вместо среднего пальца.

— Это просто секс, мать твою, какое доверие?!

— Обыкновенное! — выпаливаю я дрожащим голосом. — Откуда мне знать, что ты завтра не пошлешь меня лесом? Или того хуже — не вышвырнешь меня из фирмы? И моя помощь, — беру последнее слово в воздушные кавычки, — не окажется обесцененной?

— Я не уволю тебя, — ворчит он и снова начинает стаскивать с меня трусики, но я шлепаю его по руке.

— В твое джентльменство я не верю.

— Да, блядь! Зачем мне тебя увольнять? — рычит он. — Ты лишь на время заменяешь мою помощницу.

Да, мою подругу, которая сейчас в декрете.

— И все же я хочу аванс.

Ты не используешь меня так просто, мудак.

— О каком авансе идет речь?

Я закусываю нижнюю губу.

— Ну… не тот, что выплачивается деньгами. Знаешь поговорочку: любишь кататься, люби и саночки возить?

___

Еще одна новинка нашего литмоба: Марта Вебер и Мария Владыкина

Женимся, это приказ!

Ссылочка: https://litnet.com/shrt/97qq

19

У него сейчас такое лицо, что я с трудом сдерживаю рвущуюся наружу улыбку.

У нас важные переговоры, не до шуточек, Невеличкина.

Раневский опускает голову, матерится, а потом внезапно поднимается и одновременно подхватыает меня на руки.

Я взвизгиваю от неожиданности и цепляюсь за его шею.

— Кто бы мог подумать, что под маской серой мышки скрывается такая властная штучка?

Раневский усаживает меня на перила беседки, и сердцебиение достигает максимальных пределов.

Пошатнувшись, я хватаюсь за перекладины и распахиваю глаза. Не совсем понимая, что на уме у этого жеребца.

— Это исключение из всех исключений, Невеличкина, — бросает он железобетонно и опускается на одно колено, оказываясь на уровне моих бедер.

Слова вязнут на языке. Шальная мысль пульсирует в голове, как мячик для пинг-понга. Он же не собирается вручать мне аванс прямо здесь?

Я открываю рот, но какого-то черта и пикнуть не выходит.

Наверное, потому что я в полнейшем шоке наблюдаю, как он устраивается между моих ног.

Но я ведь этого и хотела, да? Поставить своего долбаного босса на колени…

Дыхание учащается. Нет, черт…Я сплю. Я перепила, отключилась и попала вот в этот эротический рай.

— Смотри, чтобы никто не шел, — бросает он командным тоном и задирает юбку платья.

— Что ты… нет, нет, нет… Не зде…

Но Раневский бесцеремонно раздвигает мои ноги, срывает трусики и делает это вот ни разу не нежно, из-за чего ляжки горят, но я не успеваю подумать об испорченном белье… потому что Раневский зарывается между моих бедер своим великолепным лицом. О, боже…

Я запрокидываю голову и задыхаюсь бесшумным криком.

Вдох. Судорожный выдох

В панике чувствую, как его длинные пальцы пробираются под мою задницу, подстраивают меня так, как это нужно ему, прежде чем горячий язык скользит по нервному комочку.

Блядь, это слишком хорошо, чтобы сопротивляться и строить из себя девочку-целочку.

Мои пальцы уже путаются в густых волосах Раневского, а киска утопает в его горячем рту. Твою. Мать!

Зажмуриваюсь и всхлипываю в унисон тому, как пальцы Раневского давят на мои бедра и снизу доносится его низкий утробный стон.

Голова идет кругом от переизбытка ощущений, и мне приходится прикусить ладонь, чтобы заглушить рвущиеся наружу пошлые звуки, пока Раневский доводит мою сердцевину до приступа…

Распахиваю глаза, когда он присоединяет к языку длинные пальцы.

Горячий жгучий шар мгновенно образуется в моем животе и нарастает от каждого неумолимого движения…

А потом внутри все застывает… потому что мой взгляд цепляется за фигуру в темноте в облаке сизого дыма.

— Ян… Ян… стой… — пищу я, но в этот момент он обводит языком мой клитор, и способность говорить пропадает… Блядь, блядь, блядь…

Легкий свист.

— Каких только развратов эта беседка не повидала, — раздается глубокий голос из темноты, и мне наконец удается оторвать от себя Раневского.

Я бросаю на Яна панический взгляд, но вот сам он даже не дергается.

Смотрит на меня, злобно так, дышит как бычара на корриде, небрежно проводит ладонью по губам и медленно поднимается, закрывая меня от незваного гостя.

— Но чтоб на юбилее у любимой бабули, — не унимается тот с сарказмом, и я узнаю этот голос. Сегодня я уже его слышала.

Раневский выпячивает языком нижнюю губу, глухо усмехается и, тяжело дыша, качает головой, в отличие от меня, потому что я вообще забываю, как дышать.

_________

Девочки, спасибо за ваши комментарии! Вы супер, лю-лю 💋

У меня есть ТГ-канал: Маша Демина. Молодежные истории о любви. Визуалы, общение и новости от автора там) Ссылку можно найти на сайте в разделе обо мне: https://litnet.com/shrt/9mGB

20

Так, ну то, что Раневский закрывает меня собой от своего противного братца, облегчает ситуацию, но ровно до того момента, пока я не слышу шаги…

А потом Артур появляется в поле моего зрения и зачем-то наклоняется.

Опять это его веселое присвистывание, после чего он выпрямляется… и тут я вижу свои порванные трусики у него на пальце.

Ох, вот же… Черт, черт, черт!

Позвоночник мгновенно вытягивается струной, и я с ужасом смотрю на Яна, но он еще не понимает моей паники.

— Пчелки? На сладенькое потянуло, братишка?

А теперь понимает.

Прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Не пойму, он нарочно игнорирует своего недалекого братца?

— Иди в дом, — цедит Ян сквозь зубы, прежде чем простреливает меня злобным взглядом. — Живо.

Ох, командир вернулся. Здравствуйте, Ян Илларионович. Давненько вы меня не кусали.

— Я без трусиков, — говорю одними губами и перехожу на раздраженный шепот: — И к твоим родственникам я одна не пойду!

Раневский закипает. Запускает пальцы в волосы и запрокидывает голову, выдыхая глухие ругательства. Но его братец добавляет масла в огонь.

— Говорят, от кислотной среды кисок у парней отбеливаются зубы. — Я морщусь. Фу, ну и мерзкий тип. — Теперь я могу в это поверить…

— Блядь, да закрой ты свой рот!

— А ты не мог бы заткнуться?! — выпаливаю я одновременно с разъяренным Раневским, который уже собирался развернуться к своему брату, но вдруг останавливается и вскидывает брови. Упс…

Я нервно улыбаюсь и пожимаю плечами. Ну реально выбесил твой Артурчик.

— Невеличкина, иди-ка ты в дом, — бросает он небрежно, чем раздражает меня еще больше. Тут и ДНК-экспертизы не нужно. Видно, что оба из одной… матки.

— Сначала забери у этого извращенца моих пчелок.

Ян вскипает окончательно, разворачивается и выхватывает мои трусики, которые Артур без зазрения совести покручивал на своем пальце с белоснежной широкой улыбкой.

Если следовать его логике с отбеливанием зубов, он тот еще любитель кисок.

Господи, какое мне вообще дело?!

Втянув носом воздух, я ожидаю, что мой рыцарь вернет мне белье, но вместо этого он сжимает трусики в кулаке, запихивает в карман брюк и, подавшись вперед, что-то рычит своему брату.

Но я даже не собираюсь вникать. Мне плевать на их разборки. Чего не могу сказать о своих трусиках.

Вот просто потрясающе!

Мои бедные пчелки сгорят со стыда сегодня. Я тоже могла бы, но прямо сейчас просто хочу уехать отсюда.

Разозлившись, спрыгиваю с перил, чтобы потребовать у Раневского такси и трусики, но тут же хватаюсь за бортики, обнаружив, что колени подгибаются, а бедра покрыты влагой.

Твою мать…

Импульсы наслаждения вспыхивают в животе, как маленькие садисты.

И я хочу ударить каждый всполох кулаком.

Какого, блин, черта?

Волшебство момента рассеялось, как только я заметила этого проклятого Артура, и сейчас все это… НЕУМЕСТНО!

— Ты можешь дурить бабулю, но не меня, чувак, — с усмешкой произносит Артур. — Она не твоя девушка. И эти труселя с пчелками. — Прыскает со смеху: — Где ты ее нашел? В школьной библиотеке?

Плечи Яна глубоко вздымаются, и, если он сейчас даст по надменной роже своему братцу, я его расцелую.

— Так хочется подмазаться к деду, что изменил своим принципам? — не унимается придурочный Артурчик. А потом он наклоняет голову набок, подмигивает и бросает мне: — Если ты взяла оплату куни, детка, ты мой кумир.

Ян толкает Артура в плечо, и тот морщится.

— Какого хрена…

— Твои провокации не сработают. — Голос Яна становится предупреждающе твердым.

— Ладно, ладно, — наигранно вскидывает ладони в знак капитуляции Артур и хлопает Яна по плечу, но тот тут же отбрасывает от себя руку брата. — Ты че такой нервный? — ржет он. — Это была шутка! Куни — поступок настоящего мужчины! Красавчик! Надеюсь, на вкус она была так же хороша, как и внешне?

И тут уже я выпадаю в осадок. Это что вообще, блин, такое?!

Ян хватает брата за ворот рубашки, и та трещит, но каким-то образом я оказываюсь между ними и отталкиваю их друг от друга прежде, чем они всерьез сцепятся.

— Хватит!

Артур нервно поправляет одежду, улыбается как психопат, а у самого в глазах черти.

— Ты бы ему отсосала, а то он у тебя слишком нервный.

Я сжимаю руки в кулаки и, вздернув подбородок, бросаю придурку:

— Отсосу, можешь не волноваться. — Мать честная, Невеличкина! — А тебе, я смотрю, отсасывать некому, раз ты по кустам шаришься? Вуайерист хренов! — Показываю средний палец Артуру и, развернувшись, встаю на носочки и обнимаю охреневшего Раневского за шею. — Ну что? Пойдем, верну тебе должок… любимый?

Подмигиваю и целую Раневского в самых лучших традициях влажного поцелуя. А потом утягиваю его за руку от греха подальше.

21

Мы возвращаемся в столовую, где за время нашего отсутствия стало шумнее и, кажется, веселее.

Даже музыка заиграла фоном.

Гости смеются и оживленно беседуют. Несмотря на присутствие мегеры за столом, которая сразу же цепляется за нас взглядом, но при этом продолжает разговаривать с каким-то мужчиной и потягивать шампанское.

Подаюсь ближе к Яну и шепчу, не глядя на него:

— Ты не мог бы мне вызвать… — Я замолкаю, когда вижу, как он опрокидывает в себя стакан виски, и тут же выхожу из себя. — Может, уже хватит заливать в себя? — шиплю я.

Раневский морщится и возвращает стакан на стол, отмахиваясь от меня как от назойливой мухи.

— Этот цирк на трезвую голову вынести нереально.

— Ну ты уж постарайся, великомученик! И верни мои трусики, — требую шепотом.

— Невеличкина, отвали, а.

Я моргаю, в шоке уставившись на него.

И поднимаю ладони.

— Так, с меня хватит, такси мне вызови.

Он вскидывает бровь, смеривая меня насмешливым взглядом.

— Нет, — выдает он как чертов хозяин положения. А потом подается ко мне и хрипло выдыхает на ухо: — Мы еще не закончили. За тобой должок, ты не забыла?

Я чуть отстраняюсь и смотрю на него с выражением лица «а ты не охренел ли милый?».

— Я отдала тебе должок, когда уделала твоего братца недоумка. Так что если ты не хочешь получить попенгагенский тык, не напрашивайся.

Раневский кривит губы.

— Попенгагенский тык?

— Именно. — Подмигиваю ему и тянусь за своим бокалом, который мне любезно кто-то наполнил.

— Я даже не знаю, стоит ли спрашивать, что это?

Я не сдерживаю улыбки, чувствуя, как мое раздражение быстро угасает.

Заставать врасплох Раневского слишком приятно.

— Не советую. Но не стоит недооценивать мою угрозу. — Снова подмигиваю и салютую ему бокалом.

Раневский откидывается на спинку своего стула, а руку кладет на мой. Прищуривается, задумчиво потирая ладонью подбородок.

— Ты интригуешь.

Легкомысленно дергаю плечом.

— Ну, тогда рискни. — Я прячу еще более широкую улыбку за бокалом.

Что вообще происходит?

Он вроде бы только что меня раздражал, а сейчас я с ним флиртую?

Сглатываю просекко и отставляю бокал в сторону. Оно плохо на меня влияет.

— Знаешь что. — Неожиданно Раневский поднимается из-за стола. — Бабуля! — кричит он, и женщина сразу же обращает на него внимание. — Я тебя люблю! Ты лучшая женщина в моей жизни! — Она тут же расплывается в улыбке, краснеет, а я при таком заявлении невольно кошусь на его мать, которая насмешливо кривит ярко-красные губы. — А теперь прошу меня извинить, у нас с моей невестой незаконченные дела.

С этими словами он хватает меня за руку и утягивает за собой. Не совсем по-джентельменски, скорее по-варварски, из-за чего мне приходится быстро подстроиться под его шаг.

Разумеется, он не оставляет мне времени попрощаться, но я все равно пытаюсь мило помахать гостям и взвизгиваю, когда Ян дергает меня, вынуждая сосредоточиться на своих шагах и оставить за спиной громкие и восхищенные перешептывания: «Невеста? Он сказал невеста?»

Да, Раневский, ты действительно это сказал?!

Хотя какая разница, за столом все уже навеселе, да и сам Ян тоже. Завтра никто об этом не вспомнит, к тому же я вижу этих людей в первый и последние раз, какая мне разница?

Сейчас мне вызовут такси, и этот день закончится в моей теплой кроватке.

Но почему-то мы проходим мимо холла и через несколько секунд оказываемся в светлой кухне классического стиля.

Ян отпускает меня, подходит к большим деревянным дверям и распахивает их, открывая внушительный бар.

— Что ты будешь? Вино? Шампань? Или что покрепче? — интересуется он, перебирая бутылки.

А я складываю руки на груди и заявляю:

— Такси.

Раневский не оборачивается, выставляет одну бутылку на стол и продолжает дальше рассматривать ассортимент.

— Скучно, тогда выберу на свой вкус.

Я недовольно вздыхаю.

— Ты можешь делать что хочешь, но будь любезен, вызови мне такси.

— Хочешь, чтобы мы поехали к тебе?

Мои глаза тут же увеличиваются.

— Что?! Нет, конечно!

— Тогда прекрати быть занудой.

Раневский останавливается на темно-зеленой пузатой бутылке и закрывает шкаф.

Свободной рукой подхватывает другую бутылку и направляется ко мне во всем своем сексуальном великолепии.

Сейчас, после того как я растрепала его идеально уложенные волосы и челка небрежно падает ему на глаза, он выглядит по-мальчишески дерзко.

22

— Наверх, — командует за моей спиной Раневский, а я следую его тираничным указаниям и поднимаюсь на первую ступень винтажной лестницы.

Не спрашивайте, почему я осталась. У меня самой нет на ответа. А если и есть, то он выглядит как жалкое оправдание.

— Теперь налево, — раздается над моей макушкой хрипловатый голос Раневского, и я машинально ускоряю шаг. — А теперь прямо по коридору и до конца.

Хочется сумничать что-то этакое, но внутри все звенит от предвкушения. Господи, какой абсурд.

Ага, абсурд, на который я добровольно подписалась.

Раневский внезапно опережает меня и, толкнув дверь, по-джентльменски пропускает вперед. Сомнительно, но окей…

Он так близко, что мне приходится выгнуться, чтобы наши тела не соприкоснулись.

Взгляд цепляется за небрежно расстегнутый ворот его рубашки, открывающий вид на грудные мышцы, и у меня перехватывает дыхание.

О, боже… мое тело-шлюшка так очевидно реагирует на этого парня. К тому же мне совершенно не удается игнорировать его головокружительный мужской парфюм. И он цепляет меня как рыбку на злополучный крючок.

Проскальзываю в комнату, вокруг темнота, а навязчивый запах Раневского мурашками по коже. Они волной устремляются вниз, и соски болезненно напрягаются.

Сглатываю подступившее к горлу волнение и замираю на месте, а в следующую секунду слышится щелчок дверного замка.

Ну вот и все Невеличкина, ты в ловушке.

— Моя скромная обитель. Не стесняйся, Невеличкина.

Ян бьет по выключателю, и вокруг разливается приглушенный свет. Спальня, ну конечно же. Куда еще он мог привести девушку.

Сразу скажу, что она отличается от классического стиля, в котором выдержан весь этот огромный дом.

Судя по задернутым занавескам, тут большие окна. Стены из серо-черного камня, что подчеркивает первобытную сторону хозяина комнаты. Картины в грубых рамах, усиливающих строгую атмосферу.

И вообще все очень сдержанно. Нет лишних деталей, которые могли бы чуть больше рассказать о Раневском.

Максимум пространства, минимум вещей. И это так в стиле заносчивых боссов.

Раневский ставит бутылки на гранитную столешницу монолитной подставки, которая будто врастает в пол.

Сам заваливается на кожаный диван и подцепляет бутылку шампанского.

— Так и будешь стоять? — Он вызывающе вскидывает бровь, одновременно вытаскивая пробку.

Хлопок, я вздрагиваю и быстро сажусь на противоположный конец дивана.

Между нами свободная секция, но она не прибавляет чувства безопасности от хищной энергетики Раневского.

«Безопасно было бы дома, если бы ты настояла на такси, тупица», — ворчит мой внутренний голос.

Но я отмахиваюсь от него.

Откинув от лица волосы, скрещиваю лодыжки, складываю руки на коленях. Вся моя поза кричит о зашкаливающем напряжении.

Испытующий взгляд Раневского ничуть не облегчает моего состояния.

— Ну и… чем займемся? — Ерзаю на месте, диван скрипит, и я замираю, смущенно закусив губу.

Ян ухмыляется и протягивает мне бутылку шампанского. Принимаю. Нерешительно сжимаю за горлышко и ставлю себе на колени.

— Правда или действие?

Поперхнувшись воздухом, я впиваюсь в него вопрошающим взглядом, мол, ты серьезно?

— Выбирай.

— Даже не рассчитывай.

Его взгляд скользит по моему телу, а мне кажется, что меня облапали, не прикасаясь. А потом он теряет ко мне интерес и берется за свою бутылку. Открывает, делает глоток и, чуть поморщившись, бросает вальяжно:

— Невеличкина, не будь ханжой.

Я прищуриваюсь. Козел. Такие игры — уровень пьяных подростков, но мы сейчас не сильно от них отличаемся. Особенно я, судя по тому, что глупо ведусь на его провокацию.

— Правда, — выдаю я после короткой паузы, испепеляя Раневского взглядом.

— Ну разумеется. — Он фыркает и делает еще один глоток, не отрывая от меня своих пытливых глаз.

— Ты девственница?

Мой рот открывается, формируя букву «О». Я не ханжа, но-о-о… блин, кто задает такие вопросы девушке?

Мои щеки полыхают, как у девственницы, но я не она.

У меня был скудный опыт, и какого-то черта об этом очень сложно сказать. Учитывая, что передо мной сидит не просто парень, который мне нравится. Он мой босс…

— Да ну, не может быть, блядь, — сдавленно усмехается он, качая головой, а я вдруг злюсь.

— Я не девственница, — рычу я. — Доволен?

— Да, — лыбится.

— Тебе не кажется, что все это как-то по-детски?

— Нет. — С вызовом. — Твой ход.

Я закатываю глаза, но почему бы не воспользоваться случаем. Когда, если не сейчас я могу выведать у этого засранца нужную мне инфу?

23

Раневский выпадает в осадок, зависает с поднесенной ко рту бутылкой и в итоге опускает ее себе на бедро. Буравит вопрошающим взглядом.

Мол, ты серьезно?

Довольно вздергиваю нос.

«Серьезней некуда, Ян Илларионович.Лучше пейте свой виски и не позорьтесь».

Сверлим друг друга пытливыми взглядами в немом диалоге.

Да не смотри ты так, я сама от себя сегодня в шоке.

Это подлое просекко развязывает язык и искажает все адекватное, что когда-либо было во мне.

Знаю. Я должна быть выше всей этой ситуации и не вестись на своего несносного босса, но почему-то делаю в корне наоборот.

«Да потому что он тебе нравится!» — екает сердце в груди и тут же получает подзатыльник от уставшего мозга.

«Разонравится!»

«Не сегодня», — вступает в баталию моя матка.

Ну а я… Я не знаю, кого слушать.

Да и какое там слушать, когда Раневский вдруг активизируется.

Скинув обувь, он поднимается с дивана и вразвалку приближается ко мне. Макгрегор, блин, хренов.

— Так. Давай только… — Он прям напирает на меня, и все мое зыбкое веселье рассыпается. — Что ты делаешь? — едва ли не пищу я, когда Раневский врезается ногами в мои колени, а я наоборот вжимаюсь в скрипучую спинку дивана.

— Выполняю действие. — Он принимается неспешно вынимать пуговицы рубашки из петель с совершенно скучающим видом. Будто каждый его оголившийся мускул не перебивает у меня дыхание.

— Я вроде бы не просила раздеваться. — Приподнимаюсь на руках и отползаю дальше.

— Считай, это бонус.

— А можно как-нибудь без бонусов и нарушения личного пространства?

Я осторожно отползаю еще, насколько могу, но Ян успевает схватить меня за затылок и, намотав волосы на кулак, окончательно прибивает к месту.

Воздуха становится катастрофически мало, и я начинаю быстро и часто дышать, но это не мешает мне разглядывать Раневского.

Его рубашка полностью расстегнута, и это выглядит незаконно соблазнительно. Ведь теперь я вижу его рельефную грудь и не останавливаюсь на этом, мой взгляд бессовестно скользит ниже, на пресс и точно вырубленные косые мышцы живота, уходящие под черный ремень брюк…

— Все рассмотрела? — Ян нахально дергает меня за волосы, и смущение тут же встает поперек горла.

Я смотрю на него широко распахнутыми глазами, пока он нависает надо мной всем своим великолепием.

Моя голова не слишком удобно запрокинута, и мне с трудом удается сглотнуть. Зачем-то Раневский ставит одну ногу на диван и склоняется ближе ко мне. При этом его пах оказывается слишком близко к моему лицу, и я вижу, как сильно ткань брюк натягивается на твердой эрекции.

— Э-эм… — Я натянуто улыбаюсь. — И это ты считаешь эротичным? — Пытаюсь бросить небрежно, но голос предательски сипит.

— По-моему, тебе тоже нравится. — Он сильнее сжимает мои волосы, и это доминирующее давление посылает сквозь мое тело горячие вспышки.

— Ни капельки, — жалко вру я, сжимая бедра и в очередной раз вспоминая об отсутствующих трусиках. Сейчас мне их катастрофически не хватает. — Так, ну ладно. — Я вскидываю руки в знак капитуляции и неловко пытаюсь отстраниться, насколько мне позволяет его хватка. — Ты выполнил свое действие. Молодец. А теперь будь любезен и отойди-и-и-и, — тяну я сквозь натянутые губы и кончиком указательного пальца утыкаюсь в его каменный пресс в попытке оттолкнуть.

Раневский, видимо, находит происходящее забавным и не слишком торопится отпускать меня, но убирает одну ногу с дивана, и мне автоматически становится чуть легче дышать.

Медленно, он высвобождает мои волосы и мягко соскальзывает пальцами от угла челюсти к подбородку, чуть приподнимает его, надавливает большим пальцем на мою нижнюю губу, и тяжелый жар сжимает низ моего живота.

— Правда или действие? — спрашивает он сексуально низким голосом, будто гипнотизирует меня на второй вариант, но я не раздумывая пищу…

— Правда!

Я отдергиваю свое лицо от его ласкающих пальцев и вжимаюсь спиной в диван. Мне кажется, я уже слилась с ним, так как еще больше в него вжаться просто невозможно.

Моя грудь быстро и тяжело вздымается.

Раневский не скрывает своего разочарования и, недовольно хмыкнув, заваливается на свою сторону дивана. Но при этом его рубашка расстегнута, и это чертовски мешает и отвлекает, пока я готовлюсь к его вопросу.

Подняв глаза к потолку, он задумчиво проводит ладонью по подбородку, а потом я снова оказываюсь под давлением его горячего взгляда.

В горле пересохло, и мне требуется глоток жидкости, а под рукой только просекко.

— В какой позе и где в офисе ты фантазируешь наш секс?

Поперхнувшись напитком, прижимаю ладонь ко рту, чтобы не выплюнуть содержимое в Раневского. А надо бы его остудить… совсем уже… того, блин.

— Ну и? — подторапливает он меня с насмешкой во взгляде, и мне хочется его ударить.

24

Раневский морщится.

— О чем ты?

Ох, ну конечно. Поиграем в недотрогу.

— На работе ты делал вид, что я сливаюсь с мебелью, на которую ты можешь орать, а сегодня заметил во мне девушку. Почему?

Это прямой вопрос, и я хочу получить на него прямой ответ вне рамок этой дурацкой игры.

Ян кривит верхнюю губу, зависая с ответом, а потом бросает небрежное:

— Почему ты вообще это спрашиваешь?

Пожимаю плечами.

— Ну я же не предъявляю тебе за твои вопросы.

— На мои хотя бы можно ответить, — ворчит он и пьет еще из горла, а я смотрю, как двигается его кадык, когда он глотает, и мне уже жаль его голову наутро. Ему явно будет плохо.

— И чем же так плох мой вопрос?

Он гримасничает:

— Это не вопрос, а все вот эти ваши бабские загоны. Почему ты меня заметил? А почему не заметил? А ты меня любишь? А почему ты не берешь трубки? Ян, мне не хватает внимания! Ян, а ты помнишь, какого цвета у меня глаза? — пародирует он противный женский голос и снова прикладывается к бутылке.

Пьяный идиот.

А потом он вдруг становится серьезным:

— Не делай из этого, — он обводит пространство между нами горлышком бутылки, — целое событие, Невеличкина. Мне нужна была твоя услуга, за которую я тебе заплачу. А сейчас мы просто… — Он жестикулирует свободной рукой. — Мы просто веселимся, чтобы скоротать время. — Он подается ко мне и прищуривается: — Так что даже не думай пробраться вот сюда. — И тычет в свою грудь пальцем. — Не выйдет. — А потом снова расслабленно откидывается на спинку дивана, в то время как я уже дымлюсь от злости. — Я тебе не за разговорчики по душам плачу.

К горлу подкатывает тошнотворный ком.

Он еще больший мудак, чем я думала.

Но я слишком зла, чтобы рассуждать об этом сейчас.

Сердце колотится как умалишенное, будто маленький боксер в перчатках прыгает перед рингом, ждет, когда сможет наколотить морду своему противнику. Но, пожалуй, я возьму инициативу в свои руки.

Вскакиваю на ноги:

— Ну, а я в клоуны для развлечений и не нанималась! — шиплю я в гневе. — Договор был притвориться твоей девушкой. — Взмах рукой. — Готово! Но знаешь что! — Тычу в него пальцем, продолжая голосом, наполненным ядом: — Пожалуй, я оформлю возврат! Подавись своими деньгами, придурок, — оскаливаюсь я и тут же разворачиваюсь на своих высоченных каблуках, с трудом не потеряв равновесие, и пулей бросаюсь прочь из комнаты.

Завтра я наверняка пожалею о своей решительности и только что, возможно, подписала свое увольнение, но пока в моей крови бурлит просекко, я возьму от жизни все и поставлю этого идиота на место!

Дверь за моей спиной с грохотом врезается в стену, и я подпрыгиваю под рычащее:

— Невеличкина, блядь!

Оборачиваюсь и вижу в дверях разъяренного Раневского.

О, прям как будто вернулась в офис, где ежедневно мелькает его красивое недовольное лицо.

Сейчас он, правда, немного злее, пьянее и эротичнее в этой расстегнутой рубашке.

— Иди. Сюда, — командует он, его грудь вздымается от тяжелого дыхания: — Живо!

— Ага. Бегу и спотыкаюсь.

Улыбаюсь притворно мило, и тут Ян срывается с места.

Завизжав от страха, я следую его примеру, но в противоположную сторону.

Шанс сбежать равен нулю, особенно когда у меня ломается каблук и я с криком лечу лицом прямо в мраморный пол, но Раневский успевает сгруппироваться, и я приземляюсь на него.

Долгие секунды мы лежим в шоке, он стонет от боли, а меня это приводит в чувства, и я спешу подняться с его тела на ноги.

Но, конечно же, у меня не выходит, и в следующую мгновение я оказываюсь под Раневским.

— Далеко собралась? — выдыхает он рвано.

— Нет, до первого этажа, чтобы всем сообщить, какой ты подлый обманщик! — шиплю я в сердцах и пытаюсь скинуть его, но делаю только хуже, потому что отвлекаюсь и не замечаю, как Раневский уже оказывается между моими бедрами. Ох, черт…

Снова начинаю бороться с этим мудаком, но вдруг он хватает меня за шею и угрожающее нависает над моим раскрасневшимся от жара лицом.

— Хочешь знать, почему я тебя заметил? — рычит он, надавливая большим пальцем на точку пульса. — Может быть, потому что сегодня твой дерзкий язычок выебал мне весь мозг?

Я хлопаю ресницами. Я в шоке. И у меня нет слов… Он сжимает меня достаточно крепко, но позволяет воздуху поступать в легкие:

— А может, мне и правда тебя трахнуть? — Зло скалится.

Мои губы вытягиваются в удивленной букве «о», выпуская сдавленный вздох, когда он вжимается в меня своим каменным стояком. О, нет,нет,нет…

— Что скажешь, Невеличкина?

Я ерзаю под ним, чтобы моя сердцевина не велась на это дразнящее давление от его внушительной эрекции.

«Никакой эрекции! — вопит мой мозг. — Эта козлина и на полшишечки не заслужил!»

25

Осторожно приоткрываю один глаз, затем второй, я в своей спальне и это хорошая новость.

Моргаю прислушиваюсь к телу.

Вроде ничего.

Моргаю еще раз.

И я уже ненавижу это утро.

Из-за кадров, которые напролом лезут в голову со всеми подробностями.

Жаль, что просекко не стерло мою память и весь пиздец вчерашнего вечера. И судя по тому, как начинает давить виски, это не было сном.

Переворачиваюсь на спину с отчаянным вздохом. Прижимаю ладонь ко лбу и со стоном прикрываю глаза.

Но мои похмельные стенания заканчиваются ровно в тот момент, когда я нащупываю телефон и вижу на экране время.

Восемь утра.

Через полчаса я должна быть на рабочем месте.

Резко присаживаюсь и тут же жалею об этом.

— Твою мать, — шиплю я, разминая виски.

Голова так и просится, чтобы ее уронили на подушку. Но если я продолжу в том же духе, ее снесут с моих плеч одним только взглядом. Хотя, возможно, после вчерашнего меня не спасет даже божья пазуха.

Мне требуется двадцать минут, чтобы принять душ и привести себя в человеческий вид. Правда, не такой человеческий, как вчера после работы стилистов.

Полночь пробила. Карета превратилась в тыкву, а я — в серую моль, которая прячет ненакрашенные глаза за оправой очков.

На самом деле, я бы нанесла тушь, но утекающие минуты поджигают мою пятую точку. И, разумеется, завтрак тоже остается невыполненным пунктом.

К тому же моя малышка вчера так и осталась на парковке у офиса, и мне приходится тратить время на ожидание такси. Время, которого у меня нет!

До офиса я добираюсь к девяти пятнадцати. С одышкой, дрожащими ногами и потными ладонями.

Ныряю за рабочее место, наспех привожу себя еще раз в порядок, проверяя, сухие ли подмышки.

Волосы у меня сушились на ходу, поэтому я быстро собираю их в кичку и закалываю карандашом. И, боже, мне повезло, потому что моего босса еще, оказывается, нет на месте.

Вот только я не знаю, радоваться этому или нет.

Раневский задерживается, что в корне неестественно. На мгновение закрадывается идея позвонить ему и поинтересоваться о самочувствии, но нет. Нарываться лишний раз не стоит. А вот по поводу извинений, думаю, стоит задуматься. Хотя я до сих пор считаю, что он король мудаков, но все же на трезвую голову не готова вот так вот лишиться работы.

Может быть, мне удастся уговорить его не уволнять меня, пока я не подыщу другое место?

Сигнал раскрывающихся дверей лифта бьет прямо в сердце, и оно замирает, а мой взгляд испуганно мечется в ту сторону. И мне становится плохо. Раневский максимально не в духе!

Да, его волосы снова уложены, на нем строгий, идеально выглаженный темно-синий костюм, из-под которого виднеется накрахмаленная рубашка, расстегнутая на верхние пуговицы.

Собран от иголочки до ниточки.

Но лицо злобное, будто высечено из гранита, а взглядом он словно готов обернуть вокруг моей шеи чертово лассо и лишить меня жизни.

Широким уверенным шагом он сокращает между нами расстояние.

Я поджимаю пальцы в лодочках и пытаюсь заставить себя улыбнуться.

— Добро…

— Кофе, — прилетает мне приказ, будто булыжник, когда Раневский проходит мимо и скрывается в своем кабинете, оставляя в воздухе мужской парфюм с мятным намеком на перегар.

Я так и замираю с открытым ртом, не договорив приветствие.

Значится, будем делать вид, что ничего не произошло.

Оке-е-ей.

Поднимаюсь, оттягиваю узкую юбку-карандаш ниже колен и направляюсь в комнату отдыха.

Делаю кофе и с трудом сдерживаюсь, чтобы не плюнуть в него. Перед самой дверью я еще раз думаю над тем, чтобы плюнуть ему в чашку, но, так и не рискнув, захожу в обитель дьявола.

— Ваш кофе.

Я стою и смотрю, как напрягается его сильная угловатая челюсть. Жду, что он скажет, ну не знаю… спасибо?

Раневский поднимает на меня раздраженный взгляд.

— Что?! У тебя больше нет работы?

— Есть. Просто…

— Просто тогда займись ей, а не трать впустую время, за которое я тебе плачу.

Я моргаю, пребывая в настоящем шоке от его язвительного тона.

Ну и ублюдок же ты. Лицемерная скотина. Как же ты меня бесишь! Все это и многое другое вертится на языке, как шампур на вертеле, но единственное, что я из себя выдавливаю, — притворную улыбочку.

— Конечно, Ян Илларионович. Как скажете.

И, резко повернувшись на каблуках, устремляюсь прочь, хлопнув дверью сильнее обычного. Но к черту. Меня потряхивает от его мудачества.

Вчера, когда его рот был между моих ног, этот парень казался куда сноснее. А сегодня он снова мой недовольный босс.

Наутро волшебство рассеялось не только у меня.

26

«Этот мудак отдал мой обед одной из своих шлюшек»

Я отправляю гневное сообщение подруге. Прочитано мгновенно. На экране появляются бегающие три точки. Жду, положив ладонь на свой урчащий желудок.

Соня:«Я думаю, ты ему нравишься»

Моргаю. Читаю. Моргаю. Читаю.

Она вообще в себе?

Я: «Сонь, тебе там плохо?»

Быстро печатаю еще одно.

Я:«Ты вообще читаешь все, что я тебе пишу про своего-твоего босса-мудака?»

Соня:«Ну, мудаком он стал с тобой»

Соня:«Мой босс определенно сложный персонаж, но он не был мудаком. Мудак бы не платил мне декретные и не держал за мной место. И уж тем более мудаки не берут на работу девушек в беде»

Соня:«К тому же, боссы-мудаки не покупают дорогущие сумочки своим помощницам»

Я:«Хватит! Мы вообще- говорим с тобой об одном и том же человеке?»

Я:«И покупка сумочки была в его же интересах»

Я:«Этот мудак видел мои сиськи, не забыла?»

Правда, я потом сравняла счет, когда напилась, залезла на колени Раневского и теперь даже знаю, какими требовательными могут быть его губы и руки. Причем везде и во всех смыслах. Но об этом не обязательно говорить вслух, да?

Соня молчит. А я обдумываю, стоит ли ей рассказывать, что ее наичудеснейший босс опускался передо мной на одно колено, чтобы сдуть пыль с моей вагины.

Нет. Лучше не совершать опрометчивого поступка и придержать язык за зубами.

Иначе Соня прибавит еще десять баллов этому придурку, а мне надо, чтобы подруга была на моей стороне. Но, видимо, я слишком многого прошу…

Соня:«Прости, но я думаю, он и тебе нравится»

Истерично стискиваю телефон и топаю ногами, запрокидывая голову с беззвучным «еб твою мать». Перевожу дыхание и строчу ей гневное сообщение.

Я:«О-о-о, тебе прям понадобилось несколько минут для столь гениального вывода. А я думала, слухи про отупение в декрете фальшивка”

Отправляю с психом. И еще вдогонку.

Я: «Лучше бы тебе приготовить мне еще пиццу, иначе мой ненаглядный крестник лишится матери»

Соня: «*Ржущие смайлики* Господи, да ты втюрилась в него!»

Соня: «Вы уже трахались?»

Я: «ОТВАЛИ»

Соня:«Скорее бы вечер»

Я:«Скорее бы закончился рабочий день»

Соня: «Аминь»

Соня: «И закажи себе что-нибудь поесть. Ей-богу, голодная ты невыносимая истеричка»

Соня: «Люблю»

Я отправляю ей пару смайликов, которые одновременно говорят о любви и о том, как она меня бесит. Но я следую совету подруги и заказываю себе еду. Выбираю. Теперь мне хочется что-нибудь другое.

После тусовок аппетит и вкусовые предпочтения похуже, чем у беременных. Хочется какую-нибудь гадость, но бургер на рабочем месте не лучшая компания.

О, да! Пельмени с похмелья лучше пюрешки с ростбифом.

Я погружаюсь в работу, чтобы полчаса до того, как сочная пельмешка окажется у меня во рту, пролетели незаметно. Но мелодичный женский смех, доносящийся из-за закрытых дверей босса, меня бесит. Шлепаю по клавиатуре сильнее, чем следовало бы.

Снова слышу смех, на этот раз он грубоватый, и у меня нет сомнения, что это Раневский. Человек, который за весь день не подарил мне даже намека на улыбку.

Конечно, он, возможно, обижен за нанесение ущерба его яичной скорлупе, но сам напросился.

Наверное, мне стоит радоваться тому, что Раневский не уволил меня.

Черт, меня тошнит.

Дверь открывается, и звонкий женский смех вырывается, как гребаный единорог верхом на радуге, переливающейся на солнце. Это раздражает и скручивает кровь в венах.

— Раневский, ты в своем репертуаре.

— Останься, — просит он.

Просит?

Он ее просит? И нет, это не вынужденная просьба, он будто умоляет ее!

27

Я так закопалась в расписание своего босса-мудака, что экселевская таблица уже двоится в глазах. И даже не замечаю, как брякают дверцы лифта. Точнее я слышу этот звук, но почему-то не реагирую, сосредоточившись на формулах.

Что-то бахает по моему столу, и я подпрыгиваю, впиваясь ошарашенным взглядом в… пакет, а потом в того, кто так беспардонно его кинул на мое рабочее место.

Жар начинает подниматься по горлу от вида хладнокровного Раневского, с закатанными до локтя рукавами, никакого пиджака, только идеально обнимающая его мышцы темная ткань рубашки.

Его густые волосы также взъерошены, и от мысли, что он только что трахался с этой самой Луизой, у меня сдавливает горло.

Еще больше меня добивает, что после своего бестактного появления у моего рабочего стола он продолжает игнорировать мое присутствие, с кем-то переписываясь по телефону.

Так что я не удивляюсь, когда этот неуместный жар перерастает в шипяще раздражение. Там ему и место.

— Что это? — вырывается у меня резко. Вот только на мой дерзкий тон также особо не обратили внимания.

Заблокировав экран телефона, Раневский придавливает меня своим мрачным взглядом карих глаз.

— Передашь Софии. Скажешь, от Луизы.

И с этими словами он разворачивается и скрывается за дверью своего кабинета, оставив меня с открытым ртом.

А ревновать уже можно? Кто, блин, такая эта Луиза?!

Тапнув по мышке громче, чем следовало, я пытаюсь направить свой пыл в работу, но то и дело отвлекаюсь на абсолютно не нужные мысли!

Потому что мне покоя не дает, что в этом чертовом пакете, и почему вообще эта Луиза дарит подарки Соне?

Ей мало моего босса, и она решила добраться и до моей единственной подруги?! Хотя нет, на Раневского и его похождения мне… плевать! Да! Мне плевать, и меня совершенно не касается, чем Раневский занимался со своей Луизой.

Замечаю уведомление на рабочей почте в нижнем правом углу экрана. От Раневского. Взгляд перемещается на время. Отработать осталось один час, неужели нельзя дать мне хоть немного спокойствия?

Без всякого энтузиазма я открываю письмо с одним коротким словом.

«Переделать».

Он издевается?!

Сжимаю кулаки. Пытаюсь убедить себя, что проще всего взять и действительно переделать. Но проблема в том, что я не знаю, что именно нужно переделать, ведь, прежде чем отправлять ему договоры на подпись, я проверяю каждый, как долбаный Левша — подковы на своей блохе.

Телефон вибрирует, и я вижу очередную команду, брошенную Раневским, только на этот раз в личный мессенджер:

Высокомерный осел: «Открой почту, я жду».

Набрав полную грудь воздуха, я поднимаюсь и иду в кабинет к вышеупомянутому ослу, который возомнил себя Богом.

Я знаю, что должна постучать, но мысль о том, что мне придется задержаться ради исправления неизвестно чего и при этом лишиться вечера с подругой, холодным пивом и вкусняшками… ну, это превращает меня в психичку.

Толкаю дверь и врываюсь в кабинет с вопросом:

— Что именно я должна переделать?

Раневский злобно зыркает на меня. И ох уж этот взгляд, кричащий о том, как он мечтает меня придушить. Но я отвечаю ему взаимностью, глядя на него с вызовом.

— Выйди и зайди, как положено, — бросает он безразличным тоном и возвращает внимание к экрану ноутбука.

Дыши, Невеличка. Дыши, мать твою!

Я так проворачиваюсь на каблуках, что удивлена, каким образом на их месте не образовались дыры в полу.

Вылетаю и хлопаю дверью. Нарочно. И снова становлюсь к ней лицом, стуча так громко, что, уверена, по ту сторону сейчас у кое-кого раскрошатся зубы. Захожу.

— Что именно я должна переделать? — все так же дерзко требую я ответа с приторной улыбочкой на лице.

— Вы должны переделать все договоры, которые не соответствуют датам, — говорит он с присущим только придуркам высокомерием. — Также я не получил анализ финансовых показателей.

Мое колено дергается, и нет смысла скрывать, насколько сильно я раздражена.

— Я проверяла каждый договор, прежде чем отправить вам. — Козел ты бесячий! — Никаких несоответствий я не выявила. — Недовольный придурок! — Что касается финансового анализа, он будет готов завтра…

— Сегодня, — жестко бросает Раневский, и я вижу, как дергается его челюсть.

Втягиваю носом воздух. Медленно выдыхаю и, прочистив горло, выдаю приторно сладким голосом:

— Сегодня, к сожалению, — не моему! — я не успею. Мой рабочий день, — бросаю взгляд на настенные часы, — заканчивается через сорок пять минут.

Серьезный, хмурый взгляд сейчас прожжет дыру во мне.

— Значит, ты задержишься и закончишь все сегодня.

О, нет… он не поступит так со мной!

— Я уверена, что в моем трудовом договоре не прописаны сверхурочные часы работы, — произношу твердо.

— Тогда тебе стоит перечитать трудовой договор внимательнее. А мне стоит в твоем досье добавить пункт о невнимательности.

28

Следующие дни пролетают в режиме а-ля карма для сучки, наводящей порчу на члены.

Да-да! Такое ощущение, что один из них уже три дня в моей заднице. Метафорично, но очень ощутимо. Потому что Раневский имеет меня и в хвост и в гриву. Самыми изощренными способами!

Куча поручений, бумаг, встреч, на которые он теперь таскает меня вместо блокнота! И у меня уже нет никаких сомнений в том, что он меня ненавидит. И совершенно точно он забыл, что я не робот и у меня есть чувства, с которыми, мне хотелось бы, чтобы кое-кто считался.

Увы и ах.

Вздыхаю и даю себе несколько долгих секунд на поднятие боевого духа. А он мне точно понадобится.

Собрав все распечатанные документы, перекрещиваюсь и иду в кабинет деспота.

Стучу. И только потом вхожу в кабинет, цокая новенькими шпильками от Корса. Ну не удержалась я, да. Ипотека ипотекой, но туфельки же тоже хочется.

Меня останавливает сердитый взгляд Раневского. Начало так себе.

— Документы и планы, которые вы просили подготовить, я отправила на почту, договоры распечатала, — произношу самым профессиональным тоном, на который только способна, и кладу перед ним стопку листов. — Также я скинула на почту ваше расписание на ближайшую неделю, а завтра с вами хотел встретиться подрядчик по поводу летней террасы на крыше.

Не сказав ни слова, Раневский начинает проверять бумаги, медленно постукивая перстнем по столу, а затем, как мне кажется, — все, что я прислала ему на почту.

— Где отчеты с маркетингового отдела? — ворчит он, не отрывая взгляда от ноутбука.

Ну да. Проверял.

Натягиваю улыбку в надежде, что она смягчит этого ворчуна. Хотя зачем, он ведь даже не смотрит.

— Обещали завтра, — аккуратненько. В последние дни Раневский слишком чувствительный ко всему, что вылетает из моего рта.

Но на удивление его лицо остается неподвижно каменным. Ну, и недовольным, конечно.

Нахмуренный взгляд бегает по экрану ноутбука. Ну надо же, какая дотошность, мистер противный доебантус!

— Пятницу и субботу освободи. Меня не будет в городе.

Открываю рот и немного зависаю с ответом, но сказать я обязана в любом случае.

— Но в пятницу у вас заключение договора с компанией-аутсорсером. Они ожидают оплаты на их расчетный счет до конца недели.

Раневский впивается в меня горящим ненавистью взглядом. Упс…

— Значит, перенеси все на следующую неделю, — рычит он. — Или я неясно сказал, что меня не будет в городе?

Интересно, он будет таким же придурком, когда у него появится жена?

Свят, свят, свят… упаси боже каждую женщину от этого мудака.

— Невеличкина… — низко шипит он, и я чуть ли не подпрыгиваю, радуясь, что он не может читать мои мысли.

— Все ясно, — улыбаюсь ему.

Может, если я буду дарить ему солнечное настроение, он сдохнет от счастья?

— Тогда иди и сделай мне кофе.

И снова утыкается в ноутбук.

Ни спасибо, ни пожалуйста. Придурок.

Мой желудок начинает гореть о раздражения. Или это изжога от апельсинового сока, который я успела выпить вместо своего обеда.

Но я определенно раздражена и с трудом подавляю желание забраться на этот долбаный стол, схватить Раневского за чертов галстук и обернуть вокруг его шеи. Поплотнее.

Можно было бы подумать, что он такой козел из-за комплекса маленького члена, но, к сожалению, несколько дней назад я могла наблюдать обратное, а точнее чувствовать.

Прикрываю глаза и встряхиваю головой, стараясь не думать и не вспоминать о том, как Раневский заставлял мое тело дрожать.

— У тебя все хорошо? — впервые его голос становится скептическим.

Я распахиваю глаза, застывая в полнейшей растерянности.

— Эм-м… д-да. — Он еще что-то говорил, а я пропустила?

Но вот он снова возвращается свою маску высокомерного осла.

— Невеличкина, я попросил кофе.

Ах да. Только на просьбу это не смахивало.

— Минутку, — ядовито-приторным голосом произношу я и стремительно покидаю кабинет.

Мышьяк. Мне нужен мышьяк, чтобы подмешать в кофе этому придурку.

Боже мой, сегодня слишком много мыслей об убийстве собственного босса.

Как Соня вообще проработала здесь три года? Это же ад!

Я щелкаю по кофемашине и злобно опираюсь на стол, ожидая, когда чашка наполнится.

Интересно, этот мудак так же домогался и до Сони? А может быть, он уже не раз трахал ее на своем столе. Ну а что?

Соня в его вкусе, миниатюрная блондиночка с отличными сиськами и смазливой мордашкой. Ага, точно, и именно поэтому он держит место для ее возвращения и платит ей запредельные декретные.

Так, стоп!

Я больно прикусываю изнутри щеку, запрещая себе так думать о собственной подруге.