Контракт с Велесом, или Ведьмины каникулы

Пролог

Город помнит.

Люди забывают. Стирают память асфальтом, заливают бетоном, закрашивают граффити. Они забыли старых богинь и богов, разучились слышать шепот земли и читать знаки на воде. Они решили, что магия умерла.

Но Город помнит. Он — самый древний из живущих здесь духов. Его вены — реки, его нервы — линии метро, его воспоминания — кирпичи старых особняков и плиты центральных площадей. И он бережно хранит своих истинных обитателей.

Магия не исчезла. Она скукожилась, спрессовалась, ушла в тень. Она перетекает из рук в руки в виде старинных монет на барахолке. Прячется в переплетах книг в подвальных отделах библиотек. Затаилась в рецепте фирменного кофе из кофейни у метро, от которого на душе светлеет. Она живёт в каждом, кто, проходя по мосту, на секунду останавливается, чтобы посмотреть на воду, и чувствует необъяснимый трепет.

И у Магии есть правила. Самые главные — Правила Сокрытия. Не напугать смертных. Не высовываться. Не светиться. Держаться своего круга.

И самое важное правило: никогда не трогать артефакты, не предназначенные тебе по праву крови и силы.

Ибо если чужой возьмёт в руки Ключ, — содрогнутся и земля, и Навь. Тени старого мира пошевелятся в своих убежищах. Хранители пробудятся ото сна. И начнётся охота.

Охота на того, кто нарушил правило. На вора. На глупца. На невежду.

Или… на последнюю надежду, которая пока сама об этом не догадывается.

А в это время в одной из кофеен на проспекте Мира молодая женщина по имени Варя пыталась заговорить кофемашину, которая упорно отказывалась делать капучино достаточно пенным. А на полке над её головой серый попугай по имени Гоша верещал что-то невнятное про «социальный отпуск» и «профсоюз птиц».

Они и не подозревали, что часы уже тикают. И что очень скоро Правила Сокрытия придётся нарушать с масштабом и размахом, достойным настоящего славянского фэнтези.

Акт первый. Глава 1. Варя, Гоша и камень, который никуда не годится

Если бы мне, Варе Светловой, лет пять назад сказали, что моё самое ценное магическое приобретение к двадцати пяти годам — это не волшебная палочка из ветви векового дуба и не зачарованный кристалл, а семилетний серый попугай жако по имени Гоша с обострённой тревожностью и зависимостью от сериалов про врачей, я бы, наверное, обиделась. А потом спросила, где такого дуба ищут.

Но реальность, как обычно, оказалась прозаичнее и страннее любой фантазии. Гоша сидел на своей любимой жёрдочке над кофемашиной — самодельном сооружении из икеевских полок и веток, которое он гордо называл «Свой угол» — и смотрел на меня осуждающе. Точнее, одним глазом, второй был прищурен в сладкой дреме.

— Опять твои пляски с бубном, — проскрипел он, не открывая глаза. — Опять этот твой шаманизм. У людей кофе варят без заклинаний. Как цивилизованные люди. У доктора Сергея Сергеевича кофе-машина была немецкая, молчаливая. Она не шипела, когда он к ней подходил.

— Гоша, дорогой, — не отрываясь от процесса, ответила я, мысленно выцарапывая на пенке сердечко. — Если бы доктор Сергей Сергеевич заливал в свою немецкую машину самый дешёвый робуст с соседнего оптового склада, она бы не шипела. Она бы рыдала. А так она просто чувствует мою заботу.

— Заботу, — фыркнул попугай. — Это который раз на дню её чистить от накипи заговорённой лимонной кислотой? Это не забота. Это издевательство над техникой. Я в Роспотребнадзор напишу. Или в общество защиты животных. Или куда-нибудь ещё!

Заклинание кофе было моим ежедневным малым ритуалом. Не то чтобы без него было нельзя. Но с ним — вкуснее. И горькая жизненная правда заключалась в том, что на большее моя магия пока что не была способна. Ну, ещё я могла найти что-нибудь потерянное. Ключи, пульты, носок во время стирки. Второй носок — уже нет, это было выше моих сил. Прабабка-ведунья, чью кровушку я в себе носила, наверное, переворачивалась в гробу со скоростью турбины.

Я работала бариста в кофейне «У Кикиморы» — крохотной забегаловке в одной из подворотен не самого центрального района Москвы. Название было моей идеей. Хозяйка, тётя Люда, человек абсолютно безмагический, но с прекрасным чувством юмора, лишь вздохнула и сказала: «Лишь бы клиентов не пугало». Не пугало. Наоборот, привлекало. Особенно тех, кто был чуть-чуть в теме. Тех, кто, заказывая «Капучино с корицей», смотрел на меня с намёком и спрашивал: «А он согреет… изнутри?»

Таким я обычно подмигивала и шептала: «От всех болезней. Проверено». Это была правда. Потому что я тайком заговаривала корицу на уют и хорошее настроение. Плацебо? Возможно. Но работало безотказно.

И вот в такое-то мирное утро, когда я начищала питчер до блеска, а Гоша ворчал во сне что-то про «нарушение трудового кодекса пернатых», дверь в кофейню распахнулась.

Вошел Он.

Не то чтобы с треском грома или вспышкой молнии. Скорее, с тихим, но безжалостным скрипом дорогой кожаной подошвы по старому полу. Воздух в крохотной кофейне моментально сгустился, будто его вытеснила собой его же собственная значимость.

Он был очень высоким. И очень… Посторонним. Так бывает. Человек вроде в рамках города, а кажется, что он из абсолютно другого кадра, наложенного поверх основного изображения. Одетая в идеально сидящий на нём трёхслойный костюм тёмно-серого цвета, эта фигура кричала о деньгах и власти громче, чем Гоша, когда видит в окно соседского кота.

Он подошёл к стойке. Его взгляд, тяжёлый и измеряющий, скользнул по мне, по Гоше, по банкам с печеньем, задержался на медной турке на полке — подарке какого-то клиента-арабиста — и наконец упёрся в меня.

— Двойной эспрессо. Без сахара. Без магии, — произнёс он. Голос был низким, без единой эмоциональной вибрации, словно он диктовал техническое задание.

Я почувствовала, как у меня под коленками стало слегка ватно. «Без магии» в «Кикиморе» было всё равно что попросить в бассейне плавать без воды.

— Э-э… Конечно! — выдавила я свой самый солнечный, отработанный до автоматизма баристский энтузиазм. Моя рука сама потянулась к рычагу кофемашины, а нога под столом по старой привычке легонько ткнула мешок с зёрнами. «Ну, будь же послаще, родной, ну пожалуйста, только не подведи сейчас», — зашептала я про себя, мысленно представляя себе нежные карамельные нотки в жжёном горьковатом зерне.

Я приготовила идеальный эспрессо, с плотной, однородной золотистой кремовой пенкой — гордостью любого бариста. С протянутой рукой и улыбкой до ушей я протянула ему маленькую чашку.

— Вам с собой или…?

Он взял чашку, его пальцы на миг коснулись моих. Кожа была на удивление прохладной. Он поднес её к губам, не отводя от меня взгляда, и сделал небольшой глоток. И замер. Его взгляд, и без того тяжёлый, стал просто невыносимым. В кофейне стало тихо так, что стало слышно, как за окном проезжает очередная «скорая».

— Я сказал… без магии, — произнёс он, и каждая буква в его словах была отточенной и ледяной.

— Там её и нет! — почти искренне воскликнула я, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки.

И тут с полки раздался истошный, пронзительный вопль:
— ВРЁЁЁШЬ! Она врет! Она всё время врет! Она его заговаривала! Ногой пинала мешок! Я видел! Я свидетель! Не бейте меня, я просто птица! Я ничего не знаю! Дратути!

Я закрыла глаза на секунду. Спасибо, Гоша. Мой пернатый друг и предатель.

Незнакомец медленно, как хищник, перевёл взгляд на попугая, затем так же медленно — обратно на меня. В воздухе запахло грозой, озоном и… чем-то древним, пыльным, лесным.

— Варенька Светлова, — произнёс он так, будто выносил приговор. И от того, что он знал моё имя, стало ещё неприятнее. — Вы только что нарушили параграф 7.3 «Конвенции о сокрытии магической деятельности в городской среде». А также… — его взгляд упал на мой передник, и я сама посмотрела вниз.

Из кармана моей форменной чёрной футболки торчал тот самый камень. Непонятно как он туда попал. Я обнаружила его сегодня утром у порога вместо газеты. Блестящий, тёплый на ощупь, с странными прожилками, похожими на письмена. Показалось милым — и сунула в карман, решила потом рассмотреть. Сейчас же он мерцал тусклым, но настойчивым золотистым светом.

Глава 2. Велесов Круг и птица, не готовая к подвигам

Если вы думаете, что магические академии прячутся в затерянных долинах, на вершинах неприступных гор или, на худой конец, в альтернативных измерениях, доступных через платяной шкаф, — вы безнадёжно отстали от жизни.

«Велесов Круг» располагался в самом что ни на есть обычном, немного потрёпанном здании бывшего НИИ где-то в глубинах одного из столичных районов, что-то среднее между Останкино и ВДНХ. Здание было серым, бетонным, с облезлой табличкой «Научно-исследовательский институт картофелеводства» у входа.

— Картофелеводства? — уныло протянула я, вылезая из чёрного внедорожника с тонированными стёклами, который прислал за мной Велес. — Серьёзно? Вы могли бы придумать что-то поэпичнее. Хотя бы «Институт квантовой физики и магии».

— Самая лучшая маскировка — это та, в которую никто не хочет верить, — невозмутимо ответил мой спутник, расплачиваясь с водителем. Теперь он был не в том умопомрачительно дорогом трёхслойном костюме, а в чём-то более практичном, но всё равно столь же идеально сидящем на нём тёмном пальто. — Ни один уважающий себя маг или любопытный смертный не сунется в такую дыру добровольно.

Гоша, которого я невольно сжала в переноске для животных (купленной в ближайшем зоомагазине по пути), издал утробный звук.
— Дыра — это точно! Я требую развернуться и ехать обратно! Здесь пахнет тлёной картошкой и тоской! У меня депрессия начинается! Клиническая!

— Ещё слово, и твоя клиническая депрессия будет проходить в одном помещении с тем самым камнем, — не оборачиваясь, сказал Велес.

Переноска мгновенно затихла. Наступила блаженная, хоть и зловещая, тишина.

Меня провели через несколько потертых коридоров, пахнущих старым линолеумом и странной, чуть сладковатой травой (полынь? зверобой?), мимо двери с табличкой «Лаборатория клубнеплодов», и, наконец, мы остановились перед лифтом. Но не простым. Рядом с кнопками не было привычных этажей. Вместо них была панель со странными символами, отдалённо напоминающими славянские руны.

Велес приложил ладонь к панели. Металл под его пальцами слабо вспыхнул синим светом, и лифт с тихим шуршанием прибыл. Двери разъехались.

— Заходи.

Внутри лифт был отделан тёмным, отполированным до блеска деревом, а вместо музыки играла тихая, медитативная мелодия, напоминающая звон цитр и гудение варгана.

— Вау, — не удержалась я. — А внутри-то ничего так.

— Внешность обманчива, — заметил Велес. — Как вы уже успели убедиться.

Лифт поехал не вверх и не вниз, а куда-то вглубь, если такое вообще возможно. Воздух сгустился, запахло старыми книгами, воском и… озоном, как после грозы.

Когда двери снова открылись, я застыла на пороге с открытым ртом.

Мы стояли в огромном круглом зале под куполом, который был расписан потрясающими фресками, изображавшими древних богов, духов и мифических существ. Вместо ламп с потолка свисали светящиеся шары, похожие на гигантские светлячки или застывшие капли солнца. Вдоль стен вздымались до самого купола стеллажи, уставленные книгами в кожаных и деревянных переплётах, свитками и даже какими-то резными деревянными дощечками. Воздух звенел от тихого, едва уловимого гула — шёпота тысяч страниц, перелива энергии.

Это была не академия. Это был храм. Храм знаний.

— Добро пожаловать в «Велесов Круг», — произнёс мой спутник, и в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то похожего на гордость. — Сердце того, что осталось от магии этого города.

— А библиотеку убирать кто будет? — нарушил момент благоговения писклявый голос из переноски. — Пыль! Споры грибка! Аллергия! Я чихаю! Апчху!

Велес вздохнул, и тень усталости снова легла на его лицо.
— Пойдёмте. Вам нужно зарегистрироваться, получить расписание и… устроить вашего пернатого сокурсника.

Регистрация проходила в небольшом кабинете, больше похожем на келью, за которым сидела… ну, я бы назвала её эльфийкой, если бы не славянский фэнтези-сеттинг. Высокая, стройная женщина с длинными серебряными волосами и глазами цвета зимнего неба. На ней было простое платье изо льна, а на шее — серебряная подвеска в виде стилизованного клыка.

— Морана, это новая студентка, Варя Светлова, — представил меня Велес. — И её… фамильяр. Устройте их, пожалуйста.

Женщина по имени Морана подняла на меня холодный, изучающий взгляд. От неё веяло такой древней, леденящей мощью, что я невольно съёжилась.
— Опять подбираешь бездомных щенков, Велес? — её голос был мелодичным, но колким, как зимний ветер.

— На этот раз — ворону и попугая, — парировал он. — Бумаги тут? Я подпишу.

Пока они обсуждали какие-то формальности, я осмелилась прошептать:
— Морана? Та самая? Богиня… э-э…

— …Зимы, смерти и перерождения, — закончила она за меня, не глядя, протягивая мне толстую папку. — Заполните. Анкета, договор об неразглашении, согласие на оказание магических услуг и возможную телепортацию. И расписание.

Я взяла бумаги. В графе «Фамильяр» после недолгой борьбы с собой я написала: «Гоша, попугай жако. Особые приметы: истеричный, требует семечек.»

Морана бросила взгляд на переноску, из которой доносилось напряжённое сопение.
— С ним всё в порядке?

— Он пытается чихнуть для драматического эффекта, но у него не получается, — честно ответила я.

Морана, к моему величайшему удивлению, уголками губ дрогнула в подобии улыбки.
— Понятно. Велес, твой кабинет через полчаса. Совет.

Он кивнул и вышел, оставив меня наедине с богиней зимы и пачкой бумаг.

— Ваша комната в общежитии на третьем уровне, — сказала Морана, протягивая мне ключ — обычный железный, но с вырезанным на нем знаком, похожим на трезубец. — Первое занятие — «Основы славянской мифологии и этикета» — завтра в десять. Не опаздывайте. Преподаватель не любит.

— А кто преподаватель? — спросила я, чувствуя себя первокурсницей, которая только что приехала из глухой деревни.

Морана посмотрела на меня своими ледяными глазами.
— Велес. Кто же ещё?

Глава 3. Первый урок, или Почему попугаи не летают в Навь

Сон, если я, конечно, хоть немного спала этой ночью, был тревожным и обрывочным. Мне снились тени, шепчущие на непонятном языке, тёплый камень в кармане, который пульсировал в такт биению моего сердца, и ледяные глаза Мораны.

Я проснулась от того, что что-то тыкалось мне в щёку острым и настойчивым клювом.
— Подъём. Экстренный сбор. Учения. Тревога, — бубнил Гоша. — Я голоден. Мне скучно. И этот ваш магический рассвет за окном уже пятый час подряд, пора бы и ночи включить. Нарушение циркадных ритмов!

Я с трудом открыла глаза. Комната действительно была залита ровным золотистым светом, исходящим от самого потолка. Никаких выключателей я не нашла.

— Может, это и есть ночь? — предположила я, зарывшись лицом в подушку. — Они же тут под землёй, у них, наверное, свой график.

— Оправдания! — закричал попугай прямо мне в ухо. — Я требую нормальных условий! Я требую расследования! Где мои семечки?

Семечки, надо отдать ему должное, он сожрал ещё ночью, аккуратно сложив шелуху в аккуратную кучку на тумбочке — видимо, в знак протеста.

Пришлось вставать. Предстоял первый учебный день. Первый предмет — «Основы славянской мифологии и этикета». Преподаватель — Велес.

Мысль о том, что бог-оборотень, хранитель Нави и, по совместительству, мой невольный благодетель будет учить меня правилам поведения, была одновременно пугающей и абсурдной. Примерно как уроки скромности от Иосифа Сталина.

Наделa одну из выданных тёмно-синих туник — оказалось, она сама подстроилась по мою фигуру, став идеально по размеру — и вышла в коридор, посадив Гошу на плечо. Он ворчал, но был слишком напуган перспективой потеряться в лабиринтах академии.

Аудитория, указанная в расписании, оказалась не классом с партами, а ещё одним круглым залом со ступенчатыми скамьями, спускающимися к небольшой площадке в центре. В воздухе витал лёгкий запах дымка — как будто только что погасили свечи. Студентов было человек пятнадцать. Все очень разные. Пара девушек с длинными, заплетёнными в сложные косы волосами, смотрящие на всех с высока. Парень в очках, уткнувшийся в старый кожаный фолиант. Несколько человек моего возраста и старше, с озабоченными и серьёзными лицами. Все в одинаковых тёмно-синих туниках.

Мое появление не осталось незамеченным. Прервался тихий гул голосов. На меня уставились. Все взгляды скользнули по мне, оценивающе, а потом упёрлись в Гошу.

Попугай, почуяв всеобщее внимание, нахохлился и проскрипел:
— Чего уставились? Первый раз живую легенду видите? Документы есть? Разрешение на фото?

В аудитории повисла напряжённая пауза, а потом одна из девушек с косами фыркнула:
— Фамильяр? Попугай? Серьёзно? У тебя что, кошки не было?

— У меня была аллергия, — не растерялась я, проходя к свободному месту на самой верхней скамье. — А он не линяет.

Парень в очках поднял на меня взгляд, потом на попугая, и на его лице мелькнула улыбка.
— Это круто. Я читал, что в прошлом веке одна ведьма с Урала держала фамильяра-росомаху. Но попугай… это инновационно.

Я уже хотела поблагодарить его, как вдруг в воздухе прямо в центре зала с лёгким хлопком и запахом озона возник Велес. Не вошёл в дверь. Именно возник.

На нём была всё та же тёмная, строгая одежда, но поверх неё было наброшено что-то вроде плаща из грубой тёмной ткани, скреплённого на плече массивной серебряной фибулой в виде волчьей головы.

Тишина наступила мгновенная и абсолютная. Даже Гоша на моём плече замер и лишь тихо щёлкнул клювом.

Велес обвёл взглядом аудиторию. Его взгляд задержался на мне на секунду дольше, и мне показалось, что уголок его рта дёрнулся. Но, возможно, это померещилось.

— Итак, начнём, — его голос прозвучал тихо, но отчётливо, заполняя всё пространство зала. — Вы все здесь по разным причинам. Кто-то — по праву крови. Кто-то — по воле случая. Кто-то… — он снова посмотрел на меня, — …из-за вопиющего непрофессионализма в вопросах магического воровства.

В зале послышался сдержанный смешок. Я покраснела и опустила голову.

— Но причина вашего появления здесь сейчас не важна, — продолжил он. — Важно, что вы теперь часть мира, который существует по своим законам. Законам, которые старше любого из ныне живущих людей. Игнорирование их не делает вас крутыми бунтарями. Оно делает вас мёртвыми. Или того хуже — изгоями, с которыми не станет иметь дело даже Навь.

Он прошёлся по кругу, его плащ едва касался пола.
— Мир, который вы знаете — это лишь Явь. Реальность, проявленная, осязаемая. Но есть ещё и Навь. Мир иной, мир духов, предков, теней и… иных сущностей. И есть Правь — мир богов и законов. Мы находимся… на стыке. Наша задача — не подпускать Навь к Яви слишком близко и не позволять Яви забывать о Прави. Вопросы?

В зале повисла тишина. Вопросов, разумеется, было миллион, но язык не поворачивался их задать.

— Отлично. Первое и главное правило: не называйте вещи своими истинными именами без надобности. Имя обладает силой. Вызывая духа, вы можете привлечь совсем не то, что хотели. Обращаясь к божеству — получить больше внимания, чем готовы переварить. Даже мой титул… — он остановился и посмотрел на нас, — …не стоит использовать без крайней нужды. Обращайтесь «преподаватель» или «господин Велес». Этого достаточно.

Он говорил ещё около часа. О структуре мироздания, о том, что магия — это не палочки-выручалочки, а договор, плата и ответственность. Я ловила каждое его слово, чувствуя, как голова идёт кругом от информации. Это было в тысячу раз сложнее, чем заговорить кофе.

— Теперь практика, — вдруг решил Велес. — Элементарное упражнение на ощущение потоков. Закройте глаза.

Все послушно закрыли. Я тоже.

— Прислушайтесь не ушами. Кожей. Душой. Почувствуйте энергию места. Она вокруг вас. Она — в камнях под ногами, в воздухе, в свечах. Найдите её течение. Ощутите его температуру, направление…

Я старалась изо всех сил. Высунула язык, как в детстве, когда хотела поймать снежинку. Ничего. Ну, почти ничего. Может, чуть-чуть покалывало в ладонях. Или мне показалось.

Глава 4. Библиотека шепчущих страниц и камень, который тоскует по дому

Столовая академии оказалась самым нормальным местом во всём этом подземно-магическом комплексе. Пахло вкусно и по-человечески: грибной суп, свежий хлеб, тушёная капуста с мясом. Никакой амброзии или нектара. Я съела тарелку супа и две булочки, чувствуя, как к мне возвращаются силы и способность мыслить здраво.

Гоша, к моему удивлению, вёл себя прилично. Он клевал с моей тарелки размоченный в бульоне хлеб и бросал на студентов оценивающие взгляды.
— У той девицы в углу косички слишком туго затянуты. Головные боли обеспечены. А вон тот долговязый — сутулится. Сколиоз намечается. Я вижу всё.

— Молчи, рентген, — отрезала я, заливая стресс чаем. Чай, кстати, был волшебный. Буквально. После первой же чашки тупая боль от провального урока и мигрень от попыток «почувствовать потоки» отступили.

Парень в очках, с которым мы сидели за одним столом — его звали Лев — оказался потомственным знахарем. Его семья держала аптеку в одном из старых районов Москвы и столетиями лечила людей травами, заговорами и правильными отварами.
— Не переживай насчёт потоков, — сказал он, аккуратно доедая котлету. — У всех по-разному. Я, например, до десяти лет думал, что все видят ауру растений. Оказалось, нет. А ты что умеешь?

— Заговаривать кофе, — честно призналась я. — И находить потерянные пульты.

Лев задумался.
— Полезно. А попугай… он всегда так?

— А что такое? Я — экстраверт! Я социально активен! — возразил Гоша, отряхивая крошки.

— Он у меня главный по талантам, — вздохнула я. — Чувствует потоки лучше меня.

— Бывает и не такое, — загадочно улыбнулся Лев. — Моя прабабка ходила по деревне с козлом-фамильяром. Тот умел находить клады. Правда, потом их и ел.

После столовой я, вооружившись картой, выданной Мораной, отправилась в сердце академии — в ту самую огромную библиотеку под куполом.

Если снаружи она казалась величественной и тихой, то внутри оказалась… живой. Воздух не просто звенел — он был наполнен тихим, непрерывным шепотом. Шуршали страницы, даже когда никто их не листал. Книги на полках иногда сами по себе пошевеливали корешками, как будто встряхиваясь ото сна. По дорожкам между стеллажами бесшумно скользили тени — то ли другие студенты, то ли что-то другое.

У одного из массивных столбов, подпирающих свод, сидел сухонький старичок в роговых очках, такой древний, что казалось, он сделан из пергамента и паутины. Он что-то писал гусиным пером в огромной книге и не поднял головы, когда я подошла.

— Э-э… здравствуйте, — робко начала я. — Я бы хотела… найти что-нибудь о магии. Для начинающих. Которые не чувствуют потоки.

Старичок дописал строку, обмакнул перо в чернильницу и, не глядя на меня, ткнул пальцем куда-то вглубь зала.
— Зал седьмой. Полка с зеленой маркировкой. «Основы магического мировосприятия для безнадёжных случаев». Автор — Нестор Летописец. Не шумите.

— Спасибо, — прошептала я и поспешила в указанном направлении.

Зал седьмой оказался более уютным и менее многолюдным. Полки здесь были пониже, а свет — мягче. Я быстро нашла нужную книгу — толстый том в потрёпанном зелёном переплёте.

Устроилась за одним из столиков, стоящих у стены. Гоша устроился рядом, скрестив лапки, и начал заниматься грумингом.
— Тишина библиотеки — это угнетение прав пернатых. Я требую аудиокнигу!

— Требуй молча, — огрызнулась я, открывая книгу.

Книга оказалась… странной. Текст был написан на привычном языке, но некоторые слова и фразы как будто шевелились, пытались перестроиться, сползти со страницы. Я щурилась, пытаясь их прочесть.

«…если субъект не обладает врождённой чувствительностью к эфирным течениям, — гласил текст, — следует искать иные точки входа. Магия — не только сила, но и договор. Договор со стихией, с духом места, с артефактом, наконец. Ключ — в искренности намерения и…»

Внезапно Гоша замер и насторожился.
— Варя… — проскрипел он не своим, приглушённым голосом. — Эта твоя штуковина… она опять пульсирует.

Я опустила взгляд на карман туники, куда сунула амулет. Из него действительно исходил слабый золотистый свет. Я достала его. Камень был тёплым и на этот раз вибрировал, словно тихо жужжал.

— Спрячь! — запаниковал Гоша. — Нас выгонят! Или съедят!

Но было поздно.

Стеллажи вокруг нас вдруг зашевелились живее. Книги начали открываться и закрываться сами по себе с тихими щелчками. Шёпот, всегда витавший в воздухе, стал громче, настойчивее. Он складывался в слова, в обрывки фраз на забытых языках.

Я почувствовала… не поток. Нет. Я почувствовала любопытство. Оно исходило от фолиантов, от свитков, даже от самой каменной кладки стен. Они смотрели на камень. И через камень — на меня.

Одна из книг с верхней полки сама соскользнула и мягко приземлилась на стол передо мной. Она была тонкой, в кожаном переплёте без каких-либо опознавательных знаков. Она сама открылась на странице, испещрённой странными символами, которые я не могла прочитать. Но я поняла, о чём они.

Это был не язык. Это было чувство. Тоска. Глубокая, пронизывающая, древняя тоска по чему-то утраченному.

И вдруг один из символов на странице — что-то вроде тройной спирали — отделился от пергамента и повис в воздухе, светясь тем же золотистым светом, что и мой амулет. Он медленно поплыл ко мне.

Я замерла, не в силах пошевелиться. Гоша спрятал голову под крыло и мелко дрожал.

Светящийся символ коснулся поверхности амулета. Раздался тихий, чистый звук, как удар хрустального колокольчика. И…

…и я увидела.

Не глазами. Внутри. Вспышку. Высокий обелиск из чёрного камня, покрытый такими же письменами, стоящий в глухом, тёмном лесу. Обелиск был повреждён, часть его отколота. И я с абсолютной, неопровержимой уверенностью поняла — мой камень и есть эта недостающая часть.

Видение исчезло так же быстро, как и появилось. Свет погас. Символ испарился. Книга на столе с тихим вздохом захлопнулась. Шёпот стих, библиотека вернулась к своему обычному, полусонному состоянию.

Глава 5. Травник, руна и ледяной приём

Идти к Велесу с моими догадками о «чёрных обелисках» я сразу решила — не вариант. Во-первых, он мог решить, что я окончательно сошла с ума, отобрать камень и запереть в самом дальнем зале библиотеки. Во-вторых, в его присутствии я чувствовала себя настолько глупо и неловко, что все мои мысли разбегались, как тараканы от света.

Но у меня был другой выход. Лев. Травник. Потомственный знахарь, который смотрел на мир через призму трав, кореньев и старых преданий. Если кто и мог знать что-то о странных камнях, так это он.

Я нашла его в одной из оранжерей, устроенных в боковых гротах академии. Воздух там был густым, влажным и пьянящим от запахов сотен растений — одни пахли мёдом и летом, другие — камфорой и чем-то металлическим, третьи — так и вовсе незнакомо.

Лев, в грубом кожаном фартуке, аккуратно подрезал какие-то серебристые листья и напевал себе под нос.
— А, Варя! — он обернулся, увидев меня. — Пришла за успокоительным? После библиотеки многим требуется.

— Ты знаешь, что там произошло? — удивилась я.

— Все знают, — он улыбнулся. — «Песнь Утраченных Камней» тревожится раз в пятилетку. Но чтобы она сама к кому-то прилетела… это ново. Так что у тебя?

Я выложила ему всё. Про видение обелиска. Про тоску. Про свою догадку, что мой камень — его часть.

Лев слушал внимательно, перестав заниматься растениями. Гоша, сидевший у меня на плече, вёл себя необычно тихо, лишь изредка поправляя перья.
— Обелиск… — задумчиво проговорил Лев. — Похоже на Камень. С большой буквы. Их несколько по стране осталось. Говорят, это древние точки силы, порталы или антенны для разговора с богами. Многие повреждены. Многие — забыты.

— И что, один из них в лесу? Где? — во мне загорелась надежда.

— Этого я не знаю, — развёл руками Лев. — Моя семья всегда больше по травам да по духам мелким. За могущественными артефактами не гонялись. Но… — он потер подбородок, — …я могу попробовать другой способ. Дай-ка свой камень.

Я осторожно протянула ему амулет. Лев взял его не голыми руками, а через кусок грубой льняной ткани.
— Сила у него тяжёлая, древняя. Лучше лишний раз не касаться. Подожди тут.

Он отошёл к своему рабочему столу, загромождённому ступками, сушёными пучками и склянками с жидкостями всех цветов радуги. Я видела, как он растолок в ступке какую-то сухую тёмную ягоду, смешал её с маслом и, обмакнув в полученную пасту тонкую кисточку, аккуратно нанёс на поверхность камня тот самый символ — тройную спираль, который я видела в библиотеке.

Камень будто вздохнул. Тёплый золотистый свет заструился по линиям рисунка, но не слепящий, как в библиотеке, а приглушённый, сконцентрированный.

— Так, — прошептал Лев. — Теперь смотри.

Он поднёс камень к ближайшему растению — кусту с крупными, бархатными тёмно-фиолетовыми цветами. В момент, когда свет от руны коснулся лепестков, цветок… съёжился. Не завял, а именно съёжился, будто испугался, и от него потянулись тонкие, почти чёрные нити дыма.

Лев тут же отдернул руку.
— Видишь? Он не от мира растений. Он от мира камня, земли и… чего-то мёртвого. Навья сила. Сильная, но чужая для всего живого.

— Фууу, — проскрипел Гоша. — Мрачный ты наш. Я б такого в доме не держал.

— Но как это поможет найти обелиск? — спросила я, немного разочарованная.

— А вот так, — Лев подошёл к дальней стене оранжереи, где из щелей между камнями пробивался мох. Он снова поднёс камень. И тут мох… не съёжился. Он потянулся к свету. Тонкие изумрудные нити мха шевельнулись, стараясь прикоснуться к символу, и засветились изнутри мягким зелёным светом, в унисон золотому.

— Мох — не растение, — пояснил Лев. — Вернее, растение, но древнее, живущее на камнях, впитывающее их память. Он чувствует родню. Где растёт такой мох — ищи и свой обелиск.

Надежда снова вспыхнула во мне. Это была уже не абстрактная «тьма тёмного леса», а конкретная зацепка.
— Спасибо, Лев! Это уже что-то!

— Не за что, — улыбнулся он. — Только осторожней. То, что связано с Навью, редко бывает безопасным. Если твой камень — ключ, то что он открывает? И кому ещё это может быть нужно?

Его слова повисли в воздухе, и по моей спине пробежал холодок. Я так увлеклась загадкой, что не подумала о последствиях.

В этот момент в оранжерею вошла одна из девушек с косами — та самая, что фыркала на меня на уроке. Увидев нас с Львом, она презрительно сморщила нос.
— Светлова? Тебя ищут. Морана вызвала к себе. Кажется, кто-то нажаловался на твой самодеятельный цирк в библиотеке. — Она бросила взгляд на камень в руках Льва и её глаза расширились. — И на… это. Удачи. Тебе она понадобится.

Она развернулась и вышла, оставив за собой шлейф дорогих духов и чувство надвигающейся беды.

Лев протянул мне камень, теперь уже потухший.
— Вот и ответ на мой вопрос. Кому-то ещё это очень нужно. И этот кто-то следит за тобой.

Сердце упало куда-то в ботинки. Морана. Богиня зимы и смерти. Вызов «на ковёр» к ней звучал куда страшнее, чем любое задание от Велеса.

— Я не пойду! — заявил Гоша, забиваясь мне за шею. — У меня аллергия на богинь! У меня лапки трясутся!

— Мне тоже страшно, — призналась я, сжиная камень в ладони. — Но идти надо.

Дорога до кабинета Мораны показалась мне дорогой на эшафот. Я медленно шла по коридорам, и мне казалось, что на меня смотрят все портреты на стенах и даже каменные горгульи, украшавшие своды.

Дверь в её покои была из тёмного, почти чёрного дерева, украшенная резными снежинками и замёрзшими ягодами. Я собралась с духом и постучала.

— Войдите, — раздался из-за двери её холодный, мелодичный голос.

Кабинет Мораны был таким же, как и она сама — прекрасным и леденящим. Всё было выдержано в серебряных, белых и синих тонах. Лёгкий иней покрывал поверхность массивного стола, а вместо цветов в вазах стояли причудливые ветки, покрытые изморозью. Было холодно.

Морана сидела за столом и что-то писала пером изо льда, которое не таяло. Она не подняла на меня взгляда.
— Закрой дверь. Сядь.

Глава 6. Язык мха и каменное сердце леса

Первым делом я рванула не в картографический отдел библиотеки, а обратно в оранжерею к Льву. Идея была проста: если мох реагирует на камень, то может быть, он сможет и указать направление. Как стрелка компаса.

Лев, к счастью, ещё был там и пересаживал какие-то колючие кактусы, похожие на маленьких зелёных ежиков.
— Снова проблемы? — спросил он, увидев моё запыхавшееся лицо.

— Наоборот! — выпалила я. — Нужен твой экспертный взгляд. Ты сказал, мох впитывает память камней. Может, он… показывает дорогу?

Я достала амулет, и Лев вздохнул, но кивнул. Он отложил кактус и повёл меня в самый дальний и сырой угол оранжереи, где на старых, покрытых влагой камнях фундамента росло несколько видов мха — от изумрудного плюша до сероватых лишайников.

— Попробуй. Только осторожно. Не перегрузи его.

Я медленно поднесла зажжённый символом камень к первому пучку мха. Тот слабо дрогнул и потянулся к свету, но ненамного. Со вторым было то же самое.

— Слабовато, — прокомментировал Гоша. — Наш бриллиант явно не той огранки. Или мох не того сорта.

Но когда я поднесла камень к третьему, более тёмному и влажному мху, растущему в глубокой трещине, произошло нечто. Мох не просто потянулся — он вспыхнул ярким зелёным светом, и от него в воздух потянулись тонкие, едва видимые нити-усики, указывая в одном направлении — вглубь академии, куда-то на запад.

— Вот! — воскликнул Лев, его глаза загорелись азартом исследователя. — Чувствуешь? Он указывает! Этот вид — Hylocomium splendens, блестящий. Растёт в старых хвойных лесах, на валунах. Именно то, что нужно!

Направление не менялось. Зелёная стрелка из мха упрямо показывала на запад.

— Спасибо, Лев! Ты гений!
— Гений — это я! — поправил Гоша. — Это я подал идею про компас!

Не теряя времени, я помчалась по указанному направлению, держа камень перед собой как лозоходец. Гоша на моём плече тревожно ворчал:
— Тише! Куда несёшься? А ну как в стену врежешься? Или в какого-нибудь преподавателя! Меня же уволят потом с работы фамильяра за несоблюдение ТБ!

Стрелка из мха вела меня по запутанным коридорам, вниз по винтовой лестнице, в ту часть академии, куда учеников обычно не пускали. Воздух стал более спёртым и пахнущим пылью. Здесь не было красивых светящихся шаров — лишь тусклые магические факелы в железных держателях на стенах.

Наконец, зелёный указатель привёл меня к глухой каменной стене, в которую была встроена массивная, обитая железом дверь без ручки. Над дверью висела вывеска из потрескавшейся древесины: «Картография и неутверждённые топографии».

Дверь была заперта. Я потрясла её — бесполезно.

— Вот тебе и раз, — злорадно заметил Гоша. — Приплыли. Тут тебе и конец сказки. Давай назад, я мёрзну.

Но я заметила нечто. В центр двери был вписан сложный замок — не ключевой, а магический. В нём было углубление, по форме и размеру… похожее на мой амулет.

С замиранием сердца я приложила камень к углублению. Он вошёл идеально. Раздался тихий щелчок, и по поверхности двери пробежали серебристые жилки, как по листу папоротника. Дверь бесшумно отъехала в сторону.

За ней оказалась комната, больше похожая на пещеру Али-Бабы. Она была завалена рулонами карт, свитками, пыльными глобусами, которые показывали не Землю, а какие-то странные, искажённые континенты. Воздух был густым от пыли и запаха старой бумаги.

И мох на моей руке погас. Его работа была сделана.

— Фу, — фыркнул Гоша, — пахнет старьём и безнадёгой.

Я осторожно вошла внутрь. Мне нужно было найти карты лесов Подмосковья. Или… что-то ещё более древнее.

Я стала рыться в ближайшем стеллаже. Карты были самыми разными: «Энергетические узлы Москвы XIV века», «Тропы невиданных зверей в пределах Садового кольца», «Схема лей-линий метро с поправкой на аномалии». Голова шла кругом.

И тогда я снова вспомнила про свой «дар». Я закрыла глаза, отбросила попытки мыслить логически, и просто пошла вдоль стеллажей, поглаживая ладонью корешки свитков и папок, прислушиваясь к своим ощущениям.

Большинство из них были просто старыми бумагами. Но одна папка, перетянутая кожаным шнурком, отозвалась лёгкой, едва уловимой вибрацией. Я достала её. На обложке было вытиснено: «Схемы расположения Камней-Сердец. Предположительно.»

Внутри лежала одна-единственная, пожелтевшая от времени карта, нарисованная от руки. На ней были обозначены холмы, реки и леса. И несколько точек, отмеченных тем же символом тройной спирали. Одна из точек была в нескольких десятках километров от Москвы, в глухом лесном массиве, рядом с обозначением старого, забытого городища.

И у одной из точек — именно у той, в лесу — кто-то позднее вывел чернилами стрелку и написал: «Сломанный».

Сердце заколотилось чаще. Это был он. Я почти уверена.

Я свернула карту и сунула её за пазуху, собираясь уходить, как вдруг Гоша напрягся и прошипел:
— Стоп! Тишина!

Я замерла. Из-за двери послышались шаги. И голоса. Один из них я узнала сразу — холодный и чёткий. Морана.

— …абсолютно уверена, что её нужно изолировать. Она не контролирует артефакт, он контролирует её. Велес слеп из-за своего любопытства.

Второй голос был незнакомым, низким и скрипучим, словно скрип старого дерева:
— Твои опасения обоснованы, госпожа. Но действовать нужно осторожно. Пока артефакт с ней, мы можем наблюдать. Если она действительно сможет найти…

Они проходили мимо, не заглядывая в картографию. Видимо, не заметили, что дверь приоткрыта. Я стояла, прижавшись к стеллажу, не дыша, пока их шаги не затихли вдали.

— Вот видишь! — в ужасе прошептал Гоша. — За нами уже охотятся! Меня будут жарить на вертеле! Я ещё молодой! Я не пожил свое!

Мне тоже было страшно. Морана не просто не доверяла мне — она активно действовала против меня. И у неё был союзник. Кто этот второй?

Я высунулась из двери, огляделась — коридор был пуст. Выскользнула наружу, и дверь тут же бесшумно закрылась за мной, замок снова щёлкнул.

Глава 7. Вне закона и картофельных полей

Подготовка к «экспедиции» напоминала сборы не то в поход, не то на секретную миссию шпионов. Велес, к моему удивлению, оказался прагматичен.

— Надень что-нибудь... обычное, — сказал он, окинув мой взгляд мою академическую тунику с выражением легкой боли. — Джинсы. Куртку. Кроссовки. Мы не будем выделяться.

Через полчаса я стояла перед ним в своих самых потрёпанных джинсах и зелёной куртке, с рюкзаком за плечами, куда были запихнуты бутерброды, вода, фонарик и — по настоянию Льва — пакетик с солью, пучок полыни и какая-то дымящаяся смола «на всякий случай». В кармане лежал камень и свёрнутая карта. На плече сидел Гоша, облачённый в специально сшитый для него крошечный жилет-переноску с надписью «Служба доставки — ценный груз».

— Я выгляжу как идиот, — бубнил он. — Меня унизили. Я — дикое, свободное создание, а не посылка с Алиэкспресса.

Велес, к моему величайшему изумлению, тоже переоделся. Вместо своего божественно-делового костюма он был в тёмных практичных штанах, простой чёрной водолазке и кожаной куртке. Он выглядел... смертным. Очень, очень серьёзным и опасным смертным, но смертным. Только глаза выдавали в нём что-то иное — слишком древнее и знающее.

— Транспорт ждёт, — коротко бросил он и повёл меня по тому же лабиринту коридоров, но на этот раз мы вышли не к главному входу, а к неприметной железной двери, за которой был гараж.

В гараже стояло несколько машин. Велес направился к самой невзрачной — старой, потёртой «Ниве» цвета грязной глины.
— Садись.

— Это что? — возмутился Гоша. — И на что ты нас обрёк? У этого ведра колёса ещё есть? Оно вообще на ходу?

Велес игнорировал его, завёл двигатель. «Нива» взревела, кашлянула выхлопом и задрожала, как в лихорадке.
— Маскировка, — сказал Велес, отвечая на мой немой вопрос. — Никто не будет искать бога на такой тачке.

Мы выехали из гаража, и я зажмурилась от яркого дневного света. Было странно видеть привычный мир после нескольких дней, проведённых в подземном царстве магии.

Велес ехал молча, сосредоточенно следя за дорогой. Навигатор он не включил — он просто смотрел вперед, изредка сверяясь с картой, которую я ему дала. Казалось, он чувствовал дорогу.

— Скажи ему, что я укачиваюсь! — жаловался Гоша, прижимаясь ко мне. — Меня тошнит! Требую остановки! Требую семечек!

Я молча сунула ему крошку печенья из своего запаса.

Чем дальше мы уезжали от города, тем сильнее волновался амулет в моём кармане. Он не светился, но от него исходила лёгкая, настойчивая вибрация, словно он пытался сдвинуться с места и поехать быстрее.

Примерно через час мы свернули с асфальта на грунтовую дорогу, которая вскоре превратилась в две колеи в высокой траве. Велес остановил машину на опушке густого, тёмного хвойного леса.

— Дальше — пешком, — сказал он, заглушая двигатель.

Тишина, наступившая после рёва мотора, была оглушительной. Лес пах смолой, влажной землёй и прелыми листьями. Было прохладно. Амулет в кармане вибрировал теперь сильнее, отдаваясь лёгким постукиванием о ключи.

— Ну что, компас, — сказала я, обращаясь к Гоше. — Работай.

Попугай насторожился, поводя головой.
— Чувствую... чувствую мерзость запустения и тоску! И комаров! Много комаров! Я не для этого рождён!

Но я уже достала камень. Символ на нём, нарисованный Львом, слабо светился. Я повертела им в воздухе, и свечение чуть усилилось, когда я направила его вглубь леса.

— Туда, — сказала я, показывая направление Велесу.

Он кивнул, его лицо было напряжённым и сосредоточенным. Он шёл впереди, бесшумно, как тень, раздвигая ветки и проверяя путь. Я шла следом, стараясь не шуметь, с молчащим от ужаса Гошей на плече.

Мы шли где-то с полчаса. Лес становился всё гуще, светлее не становилось. Воздух становился тяжелее, гуще. Птицы не пели.

И тогда я почувствовала это сама. Не через камень. Кожей. То самое «чувство потоков», которому меня пытались научить. Только это был не поток. Это была... воронка. Тихое, холодное завихрение энергии, которое затягивало всё в себя.

— Осторожно, — тихо сказал Велес, останавливаясь. — Мы близко.

Он обернулся ко мне, и я увидела, что его глаза светятся в полумраке леса мягким золотистым светом. Он был настороже.

Мы сделали ещё несколько шагов, и я увидела его.

Обелиск.

Он был выше, чем я представляла по видению. Высеченный из чёрного, отполированного временем и непогодой камня, он стоял на небольшой поляне, поросшей тем самым блестящим мхом. Он был старым, очень старым. Часть его вершины действительно была отколота. На поверхности угадывались те самые письмена — те же, что и на моём камне.

И от него исходила та самая тоска. Глухая, всепоглощающая, вековая скорбь. Воздух вокруг звенел от неё.

— Боже, — выдохнула я непроизвольно.

— Не зови их попусту, — строго сказал Велес, но его голос звучал приглушённо, будто лес поглощал звуки.

Я сделала шаг вперёд, потом ещё один. Амулет в моей руке теперь горел ровным, тёплым светом, и его вибрация слилась с тихим гулом, исходившим от обелиска. Они пели одну и ту же песню на разных частотах. Песню тоски по целостности.

Я уже почти подошла к самому подножию камня, как вдруг Гоша пронзительно вскрикнул:
— Варя! Сзади!

Я обернулась. Из-за деревьев на поляну вышли трое. Их лица были скрыты капюшонами, но от них веяло леденящим холодом и той же мрачной силой, что и от обелиска. В руках одного из них был странный предмет — похожий на серп, но сделанный из тёмного, почти чёрного металла.

— Служба Хранителей Нави, — раздался скрипучий голос, который я слышала вчера. — Артефакт и девушка — наши. Уходи, Велес. Не твоё дело.

Велес медленно развернулся к ним. Он не стал выглядеть больше или могущественнее. Он просто... изменился. Воздух вокруг него затрещал от энергии.
— Вы забываете, с кем разговариваете, — прозвучал его голос, и в нём не было ничего человеческого. Это был голос зимы, голодной волчьей стаи и подземных гроз. — Это моё дело. И моя ученица.