В этом сезоне в моде сине-серые оттенки. Все дамы в зале одеты, как на подбор, в платья, разнящиеся только фасоном. Впрочем, из-за некоторой близорукости Гарольд не может в деталях рассмотреть ни одно. Да и не хочет. Обои светло-серые, с серебряными цветами на них, шторы на окнах — стальные, и Гарольду кажется, что он на подводной лодке. Ему начинает не хватать воздуха. Он делает глоток шампанского, успевает подумать, что хозяин мог бы расщедриться на более дорогое, и в изнеможении опускается на диван. Теперь ему кажется, что он тонет. Хочется рвануть воротник, ослабить галстук… но надо держаться. Надо держаться.
Она вступает в зал, и ее алое платье разъедает толпу. Серые люди отшатываются, прижимаются к стенам и друг к другу, корчатся. Ее рыжие волосы обжигают их глаза. Гарольд помнит ее — девушка то ли из его прошлого, то ли из его снов. То ли Джейн, то ли Китти. Но он бы скорее назвал ее Груох.
Он сам не понимает, как она оказывается рядом с ним так быстро (или это магия? Или он потерял сознание на несколько секунд?), хватает за руки, без труда поднимая с дивана, и увлекает в саму музыку — ноты лезут в уши, забивают их, как земля забила бы ноздри и рот погребенного заживо, звенят внутри его головы, щекоча, проталкиваются вниз, по горлу, стучат, падая, по сердцу. Ее платье струится, подол хлещет по ногам Гарольда, алые губы девушки растягиваются в ухмылке. Она вся — как артериальная кровь.
И эти губы качаются перед ним, когда молодые люди уединяются в кладовке (как? Он снова не понимает), пока ее платье скользит по лодыжкам на пол, а из ушей Гарольда высыпаются последние ноты. Она не дает себя целовать, и Гарольд задается вопросом, не проститутка ли она. Или — шпионка, убийца? Нет, это глупость, обрывает он себя.
Если бы все так и было, он бы давно оказался разорен или мертв. Но этого же никогда не случается. А кто она — ему вовсе незачем знать. Он ведь даже имени ее не может запомнить.
Квинн наклонился вперед, чтобы лучше видеть, положил подбородок на сцепленные замком пальцы. Лампы в клубе вспыхнули ярче, осветив сцену, и взглядам присутствующих предстала прима заведения — рыжеволосая красавица в лиловом белье. Мужчины в зале мгновенно насторожились: вот и их мечта, их звезда, их королева. Именно ради нее они заплатили неплохие деньги, чтобы пройти в клуб. Квинн знал, чья она на самом деле королева.
Невысокая, с красивой, упругой выдающейся грудью… Она миловидна, но не прекрасна. Однако ее хотят, вожделеют, жаждут, как каплю воды в бескрайней пустыне, и вовсе не потому, что танцовщица обнажена. Не просто потому, что она — стриптизерша. Квинн знал ее под именем Королева гончих. Повелительница дыма и зеркал, Мата Хари двадцать первого века, королева феромонов, Миледи на службе кардинала, настоящая колдунья. Дьявол в юбке, хоть чаще — вовсе без нее. А по спине девушки разбегается татуировка — розы, десяток или больше, туго сплетенные между собой, во время бешеного танца сливающиеся в дикие сполохи красного и зеленого.
Квинн уже не в первый раз смотрел на то, как девушка извивается на шесте. Когда-то давно и он был в нее влюблен, как и все. Когда они работали вместе. И еще раньше — когда он ловил ее, когда шел по этому ее сумасводящему запаху, как ищейка, припадая к земле.
Но танцовщица не заметила его. Да и мыслимо ли: в зале царит полумрак, только она одна высвечена со всех сторон так, что не отбрасывает тени. Стриптизерша приблизилась к краю сцены, присела, с улыбкой собирая банкноты из рук обезумевших мужчин. Все они давали ей деньги, понимая, что это не гарантирует ее благосклонности, но втайне надеясь, что для кого-то из них девушка сделает исключение. Напрасно, Квинн знал, напрасно.
Еще он знал, что это удобный момент, ждать больше не было смысла.
Квинн сделал знак стоявшим позади него телохранителям: Мартину и огромному детине, которого нанял только для этой операции. Они приблизились к сцене, протянули к стриптизерше руки, как и все остальные посетители, но вместо того, чтобы засунуть ей деньги в лифчик, схватили девушку за плечи и сдернули вниз, перехватили поудобнее и понесли из зала. Танцовщица так опешила, что даже не пискнула. А охране на входе Квинн уже заплатил. К началу операции он располагал достаточными средствами, чтобы подмазывать едва ли не всех, кто попадется на пути.
Они усадили девушку в машину на заднее сиденье. Мартин хлопнулся на переднее, наемник, имя которого Квинн не потрудился узнать, занял место водителя. Сам Квинн сел рядом с танцовщицей и протянул ей пальто.
— Ты замерзнешь.
Она фыркнула и отвернулась, сложив руки под грудью.
— Рада тебя видеть, Патрик.
Больше она не проронила ни слова, пока они не доехали до штаб-квартиры, и так и не взяла пальто. Квинн набросил его девушке на колени, а Мартин смотрел на нее всю дорогу.
— Надеюсь, ты на меня не сердишься, — сказал Квинн, когда они наконец расположились за столом в штаб-квартире. Девушка сидела напротив него, поджав ноги под стул. Пальто Квинна снова лежало у нее на коленях, но теперь танцовщица была одета в синее платье, которое для нее купили за несколько дней до операции. — я хочу предложить тебе сотрудничество.
— Я догадалась. Можно закурить? — Мартин поднес девушке зажигалку, но стриптизерша даже не взглянула в его сторону. — Плохо выглядишь, Квинн.
— Не могу, по счастью, ответить тебе тем же, — он нахмурился, — потому что хочу предложить тебе работу.
Девушка предупреждающе вскинула ладонь.
— Плавали-знаем. Я больше не занимаюсь ничем подобным! Хватит! Или меня привлекут к ответственности.
Квинн покачал головой, махнул рукой, успокаивая.
— Я говорю не о каких-то интимных услугах, Лавчайлд. Я тоже больше не кручусь в этом бизнесе. И даже не стою к нему так же близко, как ты.
Девушка откинулась на спинку стула, скривила губы.
— Так о чем же ты тогда? Для чего еще я могу быть нужна?
— Дым и зеркала, милая, дым и зеркала. Но… конечно, твое обаяние будет нелишним. Однако ни играть проститутку, ни быть ею тебе не понадобится. Если, конечно, не захочешь.
Лавчайлд наклонилась вперед, и ее запах, пробившийся сквозь устанавливавшую границу стену дыма, на мгновение лишил Квинна способности мыслить.
— Я должна буду кого-то очаровать?
Непослушными пальцами Квинн достал из кармана и бросил через стол фотокарточку.
— Гарольд Янг. Сынок сама догадываешься кого. Если он не будет претендовать на должность вице-президента сама понимаешь какой компании, то она отойдет нашему заказчику.
Лавчайлд молчала, рассматривая фото. Затем произнесла задумчиво:
— Хорошенький…
— Это можно рассматривать как положительный ответ?
Девушка подняла на экс-напарника такой взгляд, что тот невольно поежился.
— Ты что, дурак?
— Половина… половина выручки.
— Так-то лучше.
***
— Послушай, Лавчайлд. Тебе не становится плохо от осознания, что ты продаешь себя? Конечно, Квинн вывернул это так, будто все иначе, но на деле он все еще сутенер и предлагает тебе поработать на него своей киской. Тебе не тошно?
— Нет. А с чего бы? — девушка изумленно приподняла брови. — зато я не ворую. И это, по крайней мере, честно. Это приближено к вашим понятиям о том, что правильно, разве нет? Так что я — молодец.
Мартин сделал вид, что не понял намека на то, что они с Квинном — мошенники. Они все еще находились на штаб-квартире и парень следил за тем, как Лавчайлд чистит пистолет.
— Ты давно стала… как тебя называют, Королевой дыма и зеркал?
— Да, — голос Лавчайлд стал мечтательным. — Десять лет назад я пошла в ученицы… о, не важно, к кому, Квинн, во всяком случае, знает. Когда-то они вместе работали и, думаю, не раз пили на брудершафт. Училась около шести лет. Потом мой учитель погиб, я заняла его место. Квинн тогда работал в специальном отделе полиции. Вместе с Сарой Саммерс, которая до сих пор лелеет надежду упрятать меня за решетку если не за мошенничество, то хотя бы за проституцию, да все никак не может. Я ведь на самом деле ни то, ни другое. Просто люблю поиграть с дымом и зеркалами.
От соблазна можно только удерживаться, прятаться, закрываться,
короче говоря — бежать. А бегущий с поля битвы — проиграл.
Статья Константина Крылова
Отец навязал Гарольду невесту — Тамсин, милую, но глуповатую девицу двадцати лет. Все ее достоинства Янг-младший уже несколько месяцев назад успел оценить в журнале, где появились фотографии этой барышни в меховой горжетке. И только в ней одной. Тамсин не отличалась целомудрием, даже напротив — не чуралась плотских удовольствий и потому потащила молодого человека в дорогой клуб. Разумеется, она не рассчитывала, что он будет смотреть стриптиз, но Гарольд с первой же минуты обратил печальное лицо к сцене и застыл, как изваяние, не замечая, как надулись силиконовые губки его спутницы. В конце концов, ее прелести он уже видел. И они, даже после операций и обработки в графическом редакторе, не шли ни в какое сравнение с аппетитными формами плясавших на сцене крепких девушек.
Вот одна вышла с шарфиком, другая — с бенгальскими огнями, вот появились близняшки с воздушными шариками, азиатка с катаной… Гарольд заулыбался. Ему принесли выпивку — то ли узнав в нем сына владельца крупной корпорации, то ли по сигналу Тамсин. Возможно, девушка надеялась, что парень, не имея возможности потрогать — только посмотреть — обратит свое внимание на нее… Бедняжка уже раскаивалась, что привела его сюда. Она надеялась, что только подкормит свое тщеславие, будучи уверена, что Гарольд даже не отведет от нее взгляда, однако все вышло иначе.
По освещенной сцене метались тени взмывающих подолов, тянущихся рук, извивающихся тел… Настоящая вакханалия, дикий шабаш — и как только Тамсин подумала, что больше не выдержит, все внезапно прекратилось. Девицы упорхнули за кулисы, стихла музыка, свет собрался с углов в центр… На сцену выступила рыжеволосая танцовщица — среднего, даже, может быть, невысокого роста, крепко сбитая, пожалуй, даже слишком для стиптизерши. Не худышка, как ее коллеги, но ладная и гладкая, что только подчеркивал полупрозрачный наряд. Подтянутое белое тело впитывало в себя свет софитов. И Гарольд совершенно забыл обо всем — не только о своей спутнице, делах компании, но даже о том, кто он и где находится. Сейчас для него существовала только эта прекрасная рыжеволосая женщина. И Тамсин бы стоило возблагодарить за это забытье Бога — если б Гарольд вздумал сравнивать, она осталась бы не в выигрыше. Рыжеволосая стриптизерша, несмотря на то, что пелеринка соскользнула на пол, за ней последовали подвязки и, наконец, чулки, казалась целомудренней, чем Тамсин — не только на обложке журнала, но и здесь, сейчас, в пиджаке и юбке почти до колен. В том, как рыжая раздевалась, была какая-то искренняя стыдливость, неохота, смешанная с вынужденностью — но без капли жеманства, развратности. Будто она сейчас находилась не в зале, полном людей, а гостиничном номере, где кроме нее, был только ее возлюбленный, на милость которого она наконец сдалась… после полугода или года ухаживаний.
Например, с ней там будто был Гарольд.
Янга смутила эта мысль и он уткнулся носом в стакан, но глаза волей-неволей снова вернулись к стиптизерше.
Она вскинула ноги, ухватившись руками за пилон, мышцы плеч напряглись: молодая женщина уже не выглядела так беззащитно, как секунду назад. Но она все равно не смотрелась пошло. Да, сексуальность хлынула из нее оглушающим потоком — зрительных, обонятельных впечатлений… Но все равно каждому в зале казалось, что это представление — только для него.
Лавчайлд — а это была именно она — мысленно возвела очи горе. Ей было непросто, но игра стоила свеч. Девушка редко показывала высший пилотаж, однако теперь настало подходящее время продемонстрировать себя в наилучшем свете.
Гарольд вздрогнул. Ему показалось, что извивающаяся у шеста танцовщица подмигнула именно ему. Но это, разумеется, было невозможно. Такие девушки не выделяют никого из посетителей. Разве что тех, кто заплатит им сверх меры или покажет, что может заплатить в будущем. Но Гарольд сегодня был в самом обычном костюме. Вряд ли в нем, даже видя лицо, можно было узнать наследника компании, прибравшей к рукам весь город. Но… он ловил взгляд танцовщицы снова и снова. Гарольд попробовал сам не смотреть на нее, но не смог. Он никогда не выбирал себе женщин, даже теперь рядом с ним сидела девушка, которую протежировал его отец. На взгляд же Янга-младшего, пустоголовая капризная Тамсин не могла заинтересовать даже нищего студента. А эта стриптизерша… Папа бы никогда не позволил ему с ней спутаться. И поэтому Гарольд подумал: если бы было возможно… Будто услышав его мысли, девушка спрыгнула со сцены и пошла по залу, к ней мгновенно потянулись десятки рук, но она заставляла их в смущении отступить одним только движением плеч. И с каждым ее шагом вокруг нее распространялись волны сексуальности.
— Разве это не против правил заведения? — изумилась Тамсин, когда стиптизерша приблизилась к их столу и ответила усмешкой на злой взгляд юной богачки. Гарольд не слышал слов подруги — рыженькая легко вспрыгнула прямо на стол, отодвинула носочком пепельницу в сторону и закружилась, распространяя сумасводящий аромат животной страсти. Янг был очарован. Она предстала перед ним: сама порочность и наивное целомудрие под одной оболочкой. Гарольд задрал голову: невысокая танцовщица сейчас казалась ему огромной, как статуя Свободы, такой, какая могла бы коснуться небосвода, если б вытянула руки. Но она, напротив, присела, развела ноги. Гарольд впился взглядом в узкую полоску ткани, прикрывающую промежность девушки. Как будто в своей жизни он еще никого так не хотел, как ее. Как будто в мире вовсе не существовало других женщин.
Рыжая девица лукаво хихикнула и свела колени, поднялась в полный рост, взялась за подол полупрозрачной сорочки, ловко стянула ее через голову — на девушке остались только туфли, трусики и прикрывающие соски наклейки в виде распустившихся алых роз. И вот теперь от ее иллюзорной неопытности не осталось никакого следа, а Гарольд почувствовал, как сворачивается вокруг него полугаллюцинационная декорация — на несколько минут, пока девушка перед ним не разделась, молодому человеку казалось, что они в дешевом номере отеля. Наедине.