Allan Rayman — Word Of Mouth
The Neighbourhood — A Little Death- лиам
Rivilin — Visionary
Rivilin — University Telephone Hotline
Imminence -God Fear Weapon
Imminence - Come Hell or High Water
Stage - Live Happy, Live with Anorexia
Lacrimas Profundere - A Sigh
Allan Rayman — Wolf
REDZED - Meth Phonk
Witto Goom - Under Moonlight
«Страх не убивает. Он лишь медленно стирает тебя, пока не остаётся лишь инстинкт»
Лес смыкался вокруг, словно гигантская ловушка, и у меня оставалось всё меньше шансов дожить до рассвета. Как последние лучи солнца растворялись в надвигающихся сумерках, так и моя надежда иссякала, оставляя взамен горькое отчаяние.
«Неужели всё так закончится? Один неверный шаг — и вот финал».
Ночь давно перестала быть временем отдыха, превратившись в охотничий сезон. Страх сковал тело. Повреждённая нога напоминала о себе пронзительной болью, парализуя попытки ускориться. Я успела заметить, как на горизонте клубятся грозовые тучи, прежде чем лес окончательно сомкнулся над головой.
Холодная тяжёлая капля упала на лицо.
Мной играли, как кошка играет с мышью. Эти твари, лишённые всего человеческого, оказались наделены самым страшным — умением растягивать агонию, наслаждаясь вкусом человеческих страданий. Какое ещё развлечение могло быть у этих существ, навеки отлучённых от света? Они преследовали меня, направляли, заставляя метаться между деревьев. Со всех сторон доносились отвратительные звуки: мерзкое чавканье и гортанные вопли.
Боль отступила, уступив место выбросу адреналина. Организм сам расставил приоритеты.
Из последних сил я рванула вперёд.
И тут небо прорвало. Дождь хлынул стеной. Он душил, заливая глаза и превращая землю под ногами в скользкую кашу. Я наступила на корень, покрытый размокшей глиной, и заскользила, едва удержав равновесие. Дыхание срывалось на хрип, лёгкие разрывало жаром от пронизывающего ветра.
Я почти ослепла от дождя и темноты, когда справа, в паре шагов, что-то мелькнуло. Смутно, но я успела заметить мокрый, неестественно бледный участок кожи. Затем мелькнуло слева. Снова справа.
В тот же миг деревья расступились, обнажив участок старой трассы с потрескавшимся асфальтом, а впереди возникли очертания автомобиля. Внезапный прилив надежды выжег усталость дотла. На последнем дыхании я преодолела оставшееся расстояние и швырнула себя к машине. Дверь оказалась не заперта! Едва я ввалилась в салон, как массивный удар с грохотом вдавил боковину.
Затаившись на холодном полу автомобиля, я задержала дыхание. Снаружи несколько минут топтались тяжёлые мокрые шаги.
«Вот и всё. Бежать больше некуда… »
Мой разум, цепляясь за призрачную соломинку, отчаянно верил, что эта консервная банка — крепость. Наконец звуки стихли, растворившись в шуме дождя. Минута. Другая. Тишина. Осторожно приподнявшись, я рискнула взглянуть в запотевшее стекло.
И тут же пожалела.
В паре десятков ярдов, на фоне облупившегося старого дома, на колючей проволоке забора висело тело. Это был мужчина. Его одежда свисала лохмотьями, разорванная в клочья. От левой ноги остался лишь окровавленный обрубок у бедра, правая была переломана в колене так, что пятка касалась плеча. На лицо сполз скальп — пряди волос и кожи спадали на лоб, заливая кровью глаза. Рот застыл в немом крике.
Это работа Гриндера. Он не убивал, а перемалывал. Разрывал плоть особым способом, будто пропускал её через невидимые шестерни, оставляя после себя кровавое месиво.
Я отвела взгляд и уставилась на руль. «Какие высшие силы уберегут меня от этой участи? Если не придумаю что делать, последую за ним.»
Рана на ноге снова открылась и я едва сдержала крик. Старая бинтовая повязка за пару секунд насквозь пропиталась кровью. Окоченевшими от холода пальцами мне с трудом удалось обнажить рваную плоть.
«Чёрт, как больно!»
Я принялась обшаривать машину. Бардачок и ниша подлокотника оказались пусты, если не считать горы бумажек, монет и влажных салфеток.
«Ну же… Должно же быть хоть что-то!»
Собрав волю в кулак, я оттолкнулась здоровой ногой, пронзительный спазм вырвал из груди хрип, и я свалилась на заднее сиденье. Ощупав карманы на спинках, я нашла лишь грязные тряпки и фантики. На полу что-то глухо перекатилось. Рука сама потянулась на звук, и пальцы сомкнулись вокруг прохладного стекла. Бутылка!
Приложив горлышко к губам, я сделала первый осторожный глоток — вода обожгла пересохшее горло. Жажда сводила с ума, но я через силу оторвалась от бутылки и медленно вылила остатки воды на рваную рану. Прозрачная струйка смыла часть грязи и запёкшейся крови, обнажив воспалённую плоть. Горячая волна боли пронзила тело, заставив меня стиснуть зубы. Оторвав от футболки полосу ткани, я принялась накладывать самодельный бинт, туго перетягивая повреждённое место. Влажная ткань прилипла к ране, но это было лучше, чем ничего.
Жар от заражения накатывал волнами, а мокрая одежда леденила тело, усиливая озноб.
Сняв рубашку, я повесила её на спинку сиденья. Джинсы промокли лишь местами, но главным сокровищем в этом аду оставались ботинки — прочные, надёжные, они стойко переносили все испытания.
Дождь наконец стих. Холодный лунный свет пробился сквозь тучи, заставив дорогу тускло серебриться во тьме, и я краем глаза уловила движение в зарослях. Оставаться здесь было нельзя. Эта спичечная коробка, служившая мне убежищем, могла в любой момент превратиться в груду металла.
В сознании вспыхнула мысль: «Нужно найти ключи». Я снова принялась ощупывать каждый сантиметр салона. Ничего.
Взгляд против воли скользнул к забору, к изувеченному телу на проволоке. Если это водитель, то ключи должны быть при нём. Внезапный смех вырвался из груди — нервный и надрывный. Я прикрыла рот ладонью. Казалось, смеялась не я, а эхо из параллельной реальности, где все мои страхи обрели голос.***Дверь скрипнула, нарушая тишину. Я выскользнула наружу, тьма сомкнулась вокруг в смертельных объятиях — холодных, безжалостных.
«Где же вы, ублюдки?»
Всего пару минут назад кусты шевелились, теперь — могильная тишина.
Ноги стали ватными, предательски подкашиваясь. Шаг за шагом, я отчётливее чувствовала ядовитый импульс: «Беги, пока не поздно!»
Но я шла вперёд.
Чем ближе подходила, тем ярче проступали чудовищные детали. Вспоротый живот, синеватые внутренности, вывалившиеся на землю, рука, болтающаяся на лоскуте кожи. Воздух густел сладковатым смрадом разложения. Тошнота подкатила комом к горлу.
Дрожащая рука неуверенно скользнула к покойнику, к окровавленной ткани его кармана. Ощупала. Пусто. Волна отчаяния прокатилась по всему телу. Я перешагнула через лужу крови, отводя взгляд от искажённого лица. Нащупала второй карман. Ничего.
Чаща внезапно прохрипела. Звук был влажным и булькающим, словно рождался в грудной клетке, где лёгкие уже утонули в собственной крови. Я рухнула на колени в липкую жижу. Не думая, почти не видя, вцепилась пальцами в землю, перебирая комья, щепки и камни — в попытке найти ключи.
Чувство наблюдения стало физическим. Хищный взгляд на затылке, хруст веток и внезапная тишина. Все ночные звуки разом прекратились.
Лунный свет скользнул по металлу, выхватив из темноты тусклый блик в траве за забором. Я просунула руку сквозь прутья и, едва дотянувшись, вцепилась в ключи.
«Наконец-то!»
Поднявшись с земли, я развернулась и оцепенела.
В пяти ярдах стоял Падальщик. Его конечности были неестественно вытянуты, а плоть пузырилась. Кожа вокруг рта стянутая в вечной усмешке, обнажала частокол острых зубов. Чёрная слюна капала на землю.
Падальщиков привлекает запах разложения. Они сбиваются в стаи у трупов, которые уже начинают гнить. Обычно они не так опасны — пока у них есть мясо. Но лучше не показываться в разгар их пиршества. Это они преследовали меня в лесу. Играли, подбираясь почти вплотную и снова прячась в чаще. Сытые, они превращали охоту в извращённое развлечение.
Тишину разорвал гортанный всхлип. Под его лапами взметнулись комья грязи, подброшенные силой толчка.
Я бросилась бежать.
«В школе я всегда заваливала кросс.»
Вся моя прошлая жизнь, с её мелкими страхами и неудачами, казалась лишь подготовкой к этому забегу, который я всё равно проиграла. Резкий удар в спину швырнул меня на землю. Воздух с криком вылетел из лёгких.
Боль ударила волной: сначала в бедре, где клыки сомкнулись на мышцах, затем в животе, где когти вырывали глубокие борозды. Я наносила слепые удары по липкой коже, но это лишь усиливало жгучую пульсацию в ранах. Тело само рвалось прочь, оставляя в пасти твари клочья кожи.
Он отстранился. Всего на мгновение. Застыл надо мной. Я увидела, как струйки моей крови медленно стекают по его шее, исчезая в пульсирующих язвах.
Боль внезапно исчезла. Словно какой-то предохранитель в мозгу перегорел, не выдержав перегрузки. Исчез и страх. Осталась лишь ярость. Ключи всё ещё были зажаты в кулаке. Резким движением, вложив в него всю силу, я всадила их в глаз твари. Раздался приглушённый влажный звук. Монстр дёрнулся, завыл и попятился. Я выдернула ключи обратно, с куском чего-то тёмного и вязкого.
Пока Падальщик корчился в грязи, я поползла прочь. Каждый сантиметр давался нечеловеческим усилием — земля налипала на рваные раны, тело отказывалось подчиняться. Каким-то чудом мне удалось подняться на одну ногу, как живот пронзила такая адская боль, что я согнулась пополам. Сделав короткий вдох, я медленно, словно поднимая непосильную тяжесть, выпрямилась.
Тварь за спиной скулила и рычала, а в просветах между стволами замелькали бледные, вытянутые силуэты. Их было много. Целая стая, привлечённая запахом крови и звуками борьбы.
Преодолевая последние шаги, истекая кровью, я наконец добралась до машины. Ввалилась в салон и захлопнула дверь. Рука сама вонзила ключ в зажигание. Поворот — и двигатель ответил сухим жужжанием.
Спина Падальщика выгнулась дугой, пасть исказилась в зверином оскале. На месте лопнувшего глаза пульсировала и зарастала мутной пеленой новая плоть. Он кинулся к машине.
Я дёрнула переключатель, вдавила газ и автомобиль сорвался с места.
Три месяца назад,
2-е июня.
— Ты уже выбрала платье на свадьбу? Я хочу, чтобы ты затмила там всех! Ну, кроме меня, конечно.
Я даже не заметила вопрос — на фоне монолога Джесс, не умолкавшей ни на секунду, он просто потерялся. Я сидела за столом, глядя в остывший чай, и безуспешно пыталась собраться с мыслями.
— Ева, ты там живая? — послышался из динамика встревоженный голос подруги.
— Как закончу проект съезжу в «Нортридж». Ещё есть время. — рассеянно ответила я.
— Опять в облаках витаешь?
— А ты вообще дышишь, пока говоришь?
В трубке прозвучал снисходительный смешок:
— Интересно, как ты с таким характером находишь парней? Хотя… погоди, ты же не находишь.
Я закатила глаза.
— Зато Йен — живое доказательство, что ангелы существуют. Особенно если учесть, кого он выбрал.
Заразительный смех Джесс заставил меня улыбнуться.
— Прости. Голова кругом. Нужно успеть закончить проект до конца недели.
— Твой заказчик тот кареглазый красавчик в костюме Бриони? Он кажется не женат?
Я решила ловко перевести разговор:
— Ты определилась со свадебными декорациями? Или миссис Аллен опять возьмёт всё в свои руки?
— Только через мой труп! Я не позволю этой женщине испортить мой праздник! До сих пор не могу уговорить Йена переехать в Лос-Анджелес. Он замечательный, самый лучший мужчина на свете, но у него есть один огромный минус… Его мать.
С улицы раздался крик. Не вслушиваясь в слова подруги, я подошла к окну. В здании напротив, с одного из верхних этажей, клубился густой чёрный дым. На асфальте, в луже крови я заметила тело, вокруг которого столпились люди. По коже пробежала дрожь от осознания чужой, внезапно оборвавшейся жизни.
— Джесс, мне пора. Остальное обсудим в другой раз.
— Постой…
Не дожидаясь ответа, я положила трубку, и прильнула к окну. Через несколько минут воздух разорвали сирены: первой ворвалась во двор машина скорой помощи, за ней пожарные и копы. Пока одни укрощали пламя, другие оцепили место трагедии, оттесняя любопытную толпу. Убитую горем женщину с трудом оттащили от трупа.
Спустя четверть часа на место прибыли журналисты — несколько машин с опознавательными знаками телекомпаний.
Я потянулась к ноутбуку, запустила браузер и ввела в поисковую строку название района: Даунтаун, Мэйн-Стрит. Соцсети, новостные порталы, местные форумы — всюду бесконечные мемы, сплетни и реклама. Ни намёка на то, что происходит в двух шагах от моего дома.
Швырнув ноутбук на диван, я включила телевизор — и сразу же попала на прямой эфир местного канала.
«По предварительной информации, человек выпрыгнул из окна горящего здания. Причины возгорания устанавливаются, представители пожарной службы Салинас не исключают, что именно пламя вынудило мужчину пойти на отчаянный шаг. На месте работают все экстренные службы. К расследованию приступили детективы из офиса шерифа округа Монтерей.»
Я подошла к окну.
Женщина снова склонилась над телом, содрогаясь от рыданий. Парамедик, молодой парень в синей форме, осторожно держал её за плечо, пытаясь успокоить. Когда спасатели начали укладывать погибшего на носилки, мне показалось, что его рука дёрнулась. Из-за расстояния я бы решила, что глаза меня обманывают, но когда женщина в приступе отчаяния снова обняла мертвеца, его рука поднялась и упала на её спину. Парамедик резко отшатнулся.
Раздался душераздирающий вопль.
Полицейские метались в растерянности. Старший офицер, мужчина лет сорока, неожиданно достал табельное оружие и направил его в сторону пары.
Мир сузился до кошмарной картины. Тот, кто ещё недавно лежал бездыханным, теперь впивался зубами в шею скорбящей, разрывая плоть. Женщина сопротивлялась, пытаясь вырваться, её тело сотрясалось в агонии. Люди в панике бросились бежать, наполняя улицу криками.
Нападавший игнорировал приказы полицейских. Когда несчастная с хрипом обмякла, прозвучал точный выстрел. Мужчина вздрогнул и окончательно затих.
Сознание отказывалось принимать увиденное. Сцена стояла перед глазами, яркая и жуткая.
«Это же невозможно. Он выпал с десятого этажа... Лежал весь переломанный, а затем напал. Что с ним было? Бешенство? Наркотики? Я не понимаю.»
Скорая забрала пострадавшую, а тело её родственника погрузили в чёрный мешок и увезли в специальном фургоне.
«Сначала падение, потом пуля. Два финала подряд.»
Мир вдруг перекосило. Будто сдвинулась какая-то невидимая ось, и всё привычное исказилось.
Отчаянно захотелось позвонить Джесс, рассказать о том, что произошло. Но она не взяла трубку. Пролистав список контактов я остановилась на «Мама». Помедлив мгновение, нажала кнопку вызова.
Гудки казались бесконечными. Я уже хотела сбросить, как из динамика послышалось:
— Привет, родная!
— Привет, мам... — мой голос дрогнул, и я замолчала.
— Ты чем-то расстроена? Проблемы на работе?
— Нет, на работе всё хорошо. Просто... мне захотелось услышать тебя.
— Милая, я тоже по тебе очень скучаю. Отец всё спрашивает, когда ты наконец приедешь. Мы так давно тебя не видели.
— Понимаю, мам, но сейчас никак. Проект горит, а заказчик просто тиран.
— А я говорила, не надо было уезжать в эту глушь. И здесь бы работу нашла.
— Здесь у меня карьера, мам. В Лос-Анджелесе я была одной из многих.
Немного помедлив она ответила:
— Ладно, не будем спорить, дочка. Только приезжай к Рождеству.
Я с облегчением выдохнула.
— Конечно, обещаю.
— У тебя точно всё хорошо?
— Да, не переживай. Берегите себя. Передавай привет папе и Конору.
— Хорошо родная, люблю тебя.
— И я люблю.
Сбросив вызов я почувствовала, как внезапная острая тоска сжала сердце. Я так и не решилась рассказать ей о случившемся. Не хотела расстраивать и будить беспочвенную тревогу, которая неизбежно обрушится и на меня.
Я обожала свою свободу, свой собственный угол здесь, в Салинас... но мне до боли хотелось снова увидеть, как папа, бывший каскадёр, с серьёзным видом «испытывает» диван в гостиной, с громким стоном плюхаясь в него и объявляя вердикт: «Одобрено для вечернего просмотра бейсбола!». Услышать, как мама, кричит из кухни: «Опять эти твои трюки, Джим! Диван не выдержит!». И как в гостиную плывёт божественный запах её запечённой пастильи.
Я скучала по нашему старому ритуалу: по пятницам папа надевал свой потрёпанный кожаный жилет и вёл всех на «Фармерс-маркет», а после мы обедали в той самой еврейской закусочной, где он тридцать лет назад сделал маме предложение.
Свобода была моим сознательным выбором. Но она пахла не так, как кофе, который мама варила по утрам в их крошечном дворике под раскидистым дубом.
Ровно в девять вечера последний полицейский внедорожник покинул место происшествия. Я наблюдала из окна, как улица постепенно пустеет, пока не осталось ни души.