Штаны, купленные за три серебряных монеты, что Нивес заработала на верфи, порвались. Тяжелый месячный труд, стоивший ей нежной кожи на руках, оказался напрасным. Девушка смотрит недовольно на вроде как плотную ткань, которой, как утверждал продавец, "сносу не будет", и отчаянно хочет найти это лгуна, чтобы испытать парочку ледяных заклинаний из своего арсенала на нем.
- Ты уже в них дополнительную дыру взглядом прожгла. Прекращай, а? - Кирен лениво говорит, едва слышно шепотом, лежа на у самой воды. Соленая морская волна омывает его босые ноги прохладой, позволяя по крайней мере на мгновение почувствовать расслабление в уставшем теле. - Протерлись и протерлись. В следующий раз будем выбирать одежду с умом.
- Ладно я, Приходящая, но ты-то вырос на Материке! - все продолжает возмущаться Нивес, не понимая, как так случилось.
Принц Востока считает, что имеет право возмутиться.
- В пустыне. Я вырос в пустыне, где воды очень мало. И уж тем более нет никакого моря. Так откуда мене знать, какие должны быть штаны для подобного климата?
"Справедливое замечание", - ал'Зида все-таки немного успокаивается, поняв, что ее обвинения несправедливы. Если парень видел с самого рождения до своего поступления в Академию пески, то нечестно ждать от него познаний, которыми он не обладает. А вот саму себя Нивес могла бы и пообвинять, ведь в прошлой жизни не раз проводила целые месяцы на побережье и знает, как соленая вода все разъедает, словно кислота. Теперь девушка задается логичным вопросом: "А почему собственно вдруг так взъярилась?!". Наверно, всё дело в том, что вот уже долгие месяцы, годы, она не знает спокойствия. И прошлая жизни, когда она спокойно училась в Академии, пребывала на севере, кажется такой далёкой, что девушка не понимает, как все так быстро поменялось.
Теперь она изгой не только в своей стране, законной правительницей является, но и на всем Материке. То, что её до сих пор не обнаружили и не сдали сестре, заслуга лишь Кирена и тяжелой работы на верфях, в полях, горах и лесах, чтобы заработать на пропитание и подобие жизни.
Задумываясь обо всем, что с ней произошло после попадания в этот мир, Нивес лишь расстраивается. Пожалуй, на Земле было куда лучше. По крайней мере там её никто не пытался уб-ить, не смотря на отсутствие королевских титулов. Тут же стала такой легкой мишенью, что не может нормально спать. За ночь обычно ал'Сандр просыпается по пять-шесть раз, во сне подумав и почувствовав, что ищейки рядом — Олвен постаралась, чтобы обнаружить местоположение сестры. Вот уж о ком Нивес думает постоянно и не от большой любви. Кто бы мог предположить, что бывают на свете такие твари? Однако, факт остается фактом, наследница (а по сути королева) толком не спит, не ест и даже работать боится — вдруг ее найдут.
— Может, на такую работу вообще не стоит одеваться? — пытается девушка шуткой скрасить собственную грубость. Ей даже стыдно немного становится, ведь, не смотря на все, что между ними произошло, Кирен всё еще рядом и верит в то, что будет всё отлично, на что Нивес надежды не хватает.
— Сотрешь в кровь свой з-ад, — парень кидает заинтересованный взгляд на вышеупомянутое место, — мне бы этого не хотелось.
— Снова ты за свое?! — теперь она возмущается уже по-настоящему, ведь столько раз предупреждала не отпускать сальные шуточки. — То, что мы связаны, не дает тебе никаких надежд на мое тело. Ты его голым разве что во снах увидишь. Так что окстись.
Нивес отворачивается, разозленная и обиженная. За то долгое время, что провела с наследником Востока, так и не смогла найти с ним общий язык. Какой-то бесконечный круг: вначале они ссорятся, затем кто-то из них просит прощения, примиряются...и вновь находят тему для драки. Да, именно так: нередко принц и некоронованная королева бьют друг друга до кровавых соплей, пока силы не кончатся. Зачастую стычки кончают слезами одного или обоих. И тогда ночь проходит в тишине, никаких шуток-прибауток.
Однако, ал'Вула знает, как бороться с внезапной обидой той, кто ему нравится. Надо всего лишь быть немного помягче. Он не знает, почему так, но северянка Приходящая легко тает, если проявить к ней доброту. Вот и сейчас вместо того, чтобы продолжить ссориться, он лишь подходит поближе, протягивает ей остатки их ужина в виде зачерствевшего хлеба и вяленого мяса (разнообразия их желудки давно не видели) и приобнимает девушку за хрупкие плечи:
— Заработаем на новые. Сдались тебе эти дурацкие штаны. Есть проблемы посерьезнее, — старается держаться нейтрально, говоря это, но и у самого нервы немного сдают. Слишком уж много испытаний выпало за короткий промежуток времени. — На Материке все больше непонятного. Вспомни, о чем нам писал л'Валд: королевская семья Юга пропала, там теперь воцарился изгнанник; на Севере твоя семья, на Востоке тоже ничего хорошего, а ведь в тех землях живет мой народ, о котором я должен заботиться.
Теперь уже смеется ал'Сандр:
— Раньше надо было думать, Кир, до того, как привязал нас друг к другу. Спички детям не игрушка, вот что я тебе скажу.
— Что такое спички? Снова что-то из твоего мира?
Она бьет себя ладонью по лбу, вздыхая тяжко. Это уже целый ритуал — объяснять мальчишке то одно, то другое, и ведь никак не увильнуть. Постоянные вопрос про то, что такое стиральная машина, посудомойка или такси уже выводят девушку из себя. И ведь меньше со временем их не становится. Кирен будто задался целью познать тот мир, где он никогда не был и никогда не будет. Его любопытство понятно, а вот настойчивость — нет.
— С их помощью получают огонь, — коротко поясняет Нивес, уже навострившаяся отвечать на чужие вопросы.
— Так это же легко сделать, вот, — парень протягивает вперед руку, щелкает двумя пальцами, и на их кончиках появляется пламя. — Очень просто. Зачем какие-то странные спички.
— Кир, ты снова забываешь о том, что в моем прежнем мире не было магии. Людям пришлось придумывать, как выживать самим. Никакой Силы, никакой менталистики, ноль зельеварки. Может, это и к лучшему, иначе бы войны, что у нас были, проходили бы по совсем другому сценарию, совсем грустному, — поясняет ал'Сандр снова. Был уже такой разговор.
— О! Сценарий! Ты рассказывала, что есть такие штуки, театры, куда люди ходят на представления. Хотел бы я увидеть, — тянет мечтательно принц, явно пребывая в своей вселенной, и ничто не способно его вырвать оттуда.
Разве что внезапность. Нивес щелкает парня по носу, и тот отскакивает от нее, словно пчелой ужаленный.
— Мечты в сторону, Кирюш, — она часто его так называет, на русский, привычный до боли, лад, — не в штанах было дело, а в том, что у нас не то что на новые денег нет, а даже на поесть. Снова рыбалка? Меня от рыбы уже тошнит.
— Зато бесплатно!
— Знаю, почему ты так радуешься. У вас же в пустыне небось только кактусы и растут. А тут целое море. Помнишь, как ты первый раз отреагировал, увидев его? — девушка смеется, перед её взором так и всплывают те картины, — вначале пытался пить соленую воду, а потом боялся купаться, думая, что бог воды тебя утащит на дно. Кто это вообще?
Парень обиженно сопит, ему-то вспоминать об этом не очень нравится. Чай не ребенок уже, а так позорно испугался. Да если бы придворные увидели, засмеяли бы. «Ну а чего я хотел? В принципе сам виноват. Думал, что поставлю на Нивес и окажусь в выигрыше, даже Магией нас связал, а оно вон как всё повернулось. С другой стороны, лучше быть с ней и шляться по лесам и болтам, чем рядом с ненормальной Олвен, вот у кого в голове кромешный ад», — Кирен думает об этом, как о благе, и даже размышлять на тему того, что там сейчас творится на Севере, не хочет.
По слухам, младшая сестра Нивес окончательно захватила и утвердила свою власть. Некогда богатое и процветающее государство захватили голод, разруха, беззаконние. Каждый раз, когда Нивес получает весточку оттуда, она молча уходит в лес. Ал'Вула однажды проследил за ней, а после тихо наблюдал, как та беззвучно рыдает, прислонившись к широкому, необъятному, стволу векового дуба. Именно тогда он понял, с каким хорошим по сути человеком связался, ведь для ал'Сандр этот мир не родной, но она волнуется о своем наследии больше, чем о самой себе. Это и есть истинные чувства настоящего правителя.
Им приходится постараться в этот вечер, чтобы добыть пропитание. Рыба все никак не хочет ловиться, и тогда Нивес, отправив спутника в лес за дровами и свежей пресной водой, раздевается догола, прячем одежду под камнем (однажды кто-то у нее ее украл), а после ныряет в море. Набирает съедобных морских водорослей. Затем выплывает на поверхность, делает спасительный глоток воздуха, откидывает добычу на берег и вновь погружается под воду. На самом дне находит обросшие илом ракушки и с десяток креветок. Довольно улыбается, представив вкус будущей сытной и полезной похлебки.
Проведя почти всю свою жизнь в детском доме, Нивес никогда не умела готовить, за них, воспитанников, это делали специально нанятые государством повара. После, оказавшись на Материке, принцесса, как и другие ученики Академии, питалась в столовой. И только оказавшись в бегах, ей срочно пришлось осваивать науку приготовления пищи. Первые эксперименты отправляли и её, и Кирена в кустики, пару раз они чуть не умерли от отравления, но в конце концов у девушки все начало получаться, и теперь, когда есть еда, они не голодают.
Принц возвращается, когда Нивес уже одета да и котел почищен морским песком. Она успевает разделась раковины, достав оттуда жирные, большие — почти с её хрупкую ладонь — гребешки, промыть креветки и очистить их от хитина. Водоросли нарезает ножом, купленным в самом начале путешествия на базаре, на мелкие кусочки и заворачивает их в конвертики.
— Ты сегодня не спешишь, как я замечаю, — укоряет девушка Кирена, в желудке у нее уже давно сводит от голода, а рот наполнен горькой слюной.
— Кто-то украл весь хворост, что я с утра заготовил, — выглядит парень не очень довольным. Еще бы, столько трудов, а все впустую. — Пришлось идти куда дальше, искать дольше. Ты посмотри, какое уродство.
Он кивает на вязанку, в которой и впрямь очень странные ветви: толстые, искривленные, некоторые до сих пор с листьями, изъеденными жуками. Конечно, видно, что ал'Вула пытался привести их к нормальному состоянию, нужному для костра, например, порубил на равные части, но у него ничего не вышло.
— Лучше так, чем никак.
Нивес тут же принимается складывать палаткой ветви, подкладывает пух, который она набрала на берегу от чаек, а после кивает спутнику. Тот понятливо щелкает пальцами, и огонь с них перекидывается на мелкие перья птиц, заставляя их моментально вспыхнуть.
Сломав еще три ветки, те, что покрепче, Кирен делает из них подобие таганка, на середину которого вешает наполненный водой из кожаной сумки котелок. Теперь наступает очередь принцессы показать навыки. Вначале она присаливает воду специей, которую сама добыла, несколько дней подряд выпаривая морскую влагу, затем опускает туда водоросли. Когда те дают крепкий насыщенный зеленый цвет и запах, добавляет морепродукты. Прикрывает крышкой и оставляет томиться. Пока это происходит, собирает в жестяную кружку травы и ягоды на чай, заливает их частью воды — горячий чай им не помешает.
Не смотря на то, что сейчас Кирен и Нивес живут на берегу моря, тут тепло и солнечно только в обеденное время, в остальное же дует весьма опасный ветер, от которого простудиться, как раз плюнуть. Несколько месяцев назад, когда весна только наступила, их обоих свалило с воспалением легких. Тогда они думали, что не выживут, так плохо им было. Кашляя днями напролет, заливаясь мокротой, пребывая в мареве высокой температуры, единственное, что смогла сделать Нивес, это найти пещерку неподалеку. Там не было такого сильного ветра, и, натопив её хорошенько, занавесив вход единственным их одеялом, устроила сауну. Пропотев, почувствовала себя куда лучше, а после принялась лечить уже парня, состояние которого было куда хуже, чем у нее. Тот период времени оставил неизгладимое впечатление, поэтому теперь они предпочитают не рисковать.
Когда с ужином покончено, солнце окончательно исчезает за горизонтом, отбрасывая свои последние кроваво-алые лучи на поверхность моря, те, отражая их, слепят, если посмотреть на гладь. Чайки, объевшись за день рыбой и помоями с кораблей, наконец-то затихают, даря тишину. Другие же, лесные, птицы, наоборот, просыпаются и заводят свою уютную песнь — призыв самцов к самкам. Нивес, слушая эти трели, и сама начинает зевать. Сегодняшний день у нее получился тяжелым физически, а ведь завтра ждет еще один такой же.
— Давай расстилаться, — заметив её усталость, предлагает Кирен. Девушка кивает, и тот сразу же принимается за обустройство ночлега, пока она убирает мусор и посуду после ужина. — Не забудь свежей воды принести.
Подватив котелок и тарелки, Нивес берет и кожаную сумку, куда они набирают из ручья воду. Она объемом под четыре литра и очень спасала в те моменты, когда, например, пара проходила через пустыню — крепкие лямки надеваются на плечи и сумка моментально превращается в рюкзак, что упрощает перенос жидкости.
Вначале ал'Сандр моет посуду, затем набирает воду, а после и сама, раздевшись до белья, подмывается в журчащем ручье, смывая с себя соль и пот целого дня. Ее вспугивает шорох от деревьев, и она чуть ли не падает в воду, поскользнувшись на илистых камнях. Ей кажется, что это верные люди Олвен наконец-то её нашли после долгих месяцев, но из-за куста выпрыгивает заяц, и девушка расслабленно выдыхает.
— Напугал, ушастый! — натягивая штаны на влажные ноги, ругается она на него. — Смотри, а то на жаркое пойдешь.
На их месте ночевки уже царит тишина, нарушаемая лишь звуками природы, когда принцесса возвращается обратно. Кирен не спит, но по его напряженной позе у костра Нивес понимает, что сегодня разговорами тревожить не стоит. Она укутывается в покрывало, устраиваясь рядом с парнем, берет его за руку, безмолвно поддерживая.
И он это очень ценит — то, что не один плавает в переживаниях о родных. У ал'Сандр вон и вовсе убили родителей, пусть и названных, так что судьба его семьи не так ужасает.
Что их обоих действительно пугает, так это даже не Олвен, а возвращение на Материк первого Приходящего. Вот где настоящий ужас. Мало того, что он отправил в небытие всю королевскуюдинастию Юга, так еще и начал устанавливать свои правила во всем мире, неизвестно откуда приобретя множество сторонников. Как такое возможно, если он многие столетия был мертв? У Нивес нашелся только один ответ:
— Значит, его воля к жизни очень сильна, раз он так легко восстал.
И она, и Кирен после этого замолкают надолго. Каждый думает о чем-то своем, но сходятся в одном мнении — никому они не уступят власти над Материком, не позволят творить, что вздумается первому магу. Это бы значило, что они навсегда останутся под гнетом, в рабстве, марионетками, которыми Александр будет играть в свое удовольствие.
Впервые за долгое время Нивес снится сон. Раньше они ее постоянно беспокоили, особенно, когда Александр желал поболтать, но затем прекратились, будто кто-то обрезал связующую ниточку. Плавая в кромешной тьме, девушка вначале и не понимает, что происходит, почему она внезапно ослепла, оглохла, потеряла осязание и обоняние.
«Тшшшш», – шепчет голос в ее голове, глухой и пугающий, безликий. – «Тшшш, не думай ни о чем», теперь это больше напоминает колыбельную. Чувства возвращаются к Нивес, позволяя ей рассмотреть, где она оказалась. Раньше сонная реальность представала и поляной, и лесом, и болотом, сейчас же это река, утонувшая в густых клубах непроглядного тумана. У ал’Сандр получается сесть, и тогда она имеет возможность все рассмотреть в мельчайших деталях: маленькая ветхая лодчонка, в которой лишь ее тело, медленно плывет в неизвестность, нет ни единого луча солнца. То либо вообще отсутствует в этом странном месте, либо не может пробиться сквозь сырость и серость. Не видно ни деревья, ни кусты, ни даже тростник, что обычно растет на берегах – лишь бесконечная зеркальная гладь мутной воды.
– Кто ты? – хочет спросить у пустоты Нивес, но из ее рта не вырывается ни звука.
«Тише, девочка, тише. Это место не любит беспокойства», – вновь раздается в мозгу северянки, уже более настойчиво, чем просьба, скорее приказ. – «Попробуй не вслух, а мысленно задать вопрос, и тогда мы точно поладим. Ну же, дитя, попробуй, не бойся».
Вздохнув, Нивес прикрывает глаза и делает: «Кто ты?». «Вы все меня знаете, девочка. Я та, кто заботится и о живых, и мертвых, та, кто оберегает урожай и скот, кто приглядывает за всем Материком», – тихо отвечает голос, словно шелест опавшей листвы на дороге.
Девушку пронзает догадка. «Матерь-прародительница! Простите мне мою грубость. Я ведь не знала. Впредь не повторится». Ей стыдно за то, как посмела разговаривать с такой почитаемой богиней, той, кого ценят на всем Материке независимо от расы, верований, материального достатка. Даже ал’Сандр, которая считает себя все еще чужой в этом мире, относится с уважением к матери-прародительнице, теперь же еще и получила доказательство существования божества.
«Я пыталась много раз поговорить с другими Приходящими, но они меня отвергают. Начало этому положил Александр, тот, кого я первым пустила в свой мир, надеясь, что он сделает его лучше», – и вдруг в голосе богини звучат первые чувства: разочарование и обида. – «Я ошиблась. Мне не стоило забирать его душу. Твоя же, королева, душа совсем другая. Она чистая, не запятнанная пороком, юная и отчаянная. Именно поэтому ты оказалась здесь».
Матерь замолкает, давая девушке осознать сказанные ею слова. Нивес не просто сложно, а невозможно, ведь всю свою свою жизнь, пусть и короткую, она была атеисткой. А сейчас ей предъявляют прямое доказательство обратно, что божественное существует и способно влиять на судьбы других. Привычное понимание мира девушкой рушится на глазах.
«Спасибо», – вот первое слово, что произносит Нивес, считая это правильным. Затем она переходит на более деловой тон, – «получается, что я здесь оказалась не просто так, на это была ваша воля. Матерь-прародительница, не хочу ни в чем вас обвинять, но разве это справедливо? Мне ведь было еще жить и жить». Девушка часто думает о том, какой бы была ее жизнь в привычном мире, где она родилась и росла. Да, тяжелой и непростой, одинокой, но сейчас бы она уже выпустилась из детского дома, могла бы пойти учиться и работать, может быть, даже найти себе парня. А в итоге она здесь, слоняется по всему Материку, скрываясь от суда, страдает по родителям девчонки Нивес, с довеском в лице Кирена, с которым в непонятно каких отношениях состоит. Неизвестно, какой из вариантов хуже.
Богиня вновь заговаривает, уже мягче: «Там бы ты все равно рано или поздно погибла, я просто ускорила процесс. И ты не чувствовала боли при переходе, как другие – этой мой подарок тебе. Здесь у тебя другая жизнь. Пусть и недолго, но у тебя была семья, ты смогла почувствовать, что такое семейные узы. И, если сделаешь то, о чем прошу, будешь жить долго и счастливо. Разве не это истинное желание твоей души? Молчи, дитя, я знаю правильный ответ. А теперь проснись!»
Что-то выталкивает сознание ал’Сандр в реальный мир в тот самый момент, когда кто-то, судя по ее ощущениям большой и сильный, пытается связать ей руки. Кирен лежит в стороне, уже обездвиженный, с заткнутым тряпкой ртом. На шее у него поблескивает ошейник с амулетом – некто явно знал, кого ловит, даже магию заблокировал. Вначале Нивес становится страшно, но тут же страх замещает ярость. Пусть она и простая девчонка восемнадцати лет, но никому не позволит так с собой обращаться, будто с добычей. Она – хищница, а не слабая овечка.
– Пусти, су-ка, – рычит она на незнакомца, не особо надеясь, что тот выполнит приказ.
– Заткнись! – голос у него жесткий, пропитанный беспринципностью и ненавистью.
Северянке становится ясно, что тот задался одной-единственной целью: скрутить ее, оттащить к законникам и получить свою награду за поимку. «Ну уж нет, ни за что!», – проносится мысль в голове ледяной магички, и она, собрав все силы, выворачивается из чужих рук. Этого короткого мгновения хватает, чтобы применить силы. Охотник за головами застывает, скованный льдом, пронзенный им до самых глубин своей плоти. Хватает одного толчка, чтобы тот упал и рассыпался на миллион кровавых осколков.
– Кирен, черт подери, как это случилось? – спрашивает она гневно у принца, освобождая его от пут. Последним снимает ошейник, - почему наши амулеты не сработали?
Со ртом ал’Вула справляет сам, откашливается и сплевывает горькую слюну на траву. Растирает занемевшие руки, возвращая кровоток в нормальное русло.
– Он первым делом меня отправил в бессознанку, вот амулеты и не смогли подействовать.
В голосе парня разочарование. Он и не думал, что с их можно так легко поймать. Целых два года уже в бегах, ни разу никому не попались, а тут вдруг позорно подставились. Будь тут отец Кирена, он бы ему пощечин надавал за глупое поведение, а, может, и плетей бы отвесил.
Путешествие оказывается не то чтобы очень долгим, скорее утомительным. После использования магии у Нивес всегда так бывает. Как объяснил ей Кирен, это из-за того, что она так и не развила способности: если бы упражнялась и развивала силу, то такой проблемы уже давно не возникало бы. Но где тренироваться, когда вокруг одни враги и крысы, готовые заложить тебя за пару серебрянных монет?
– Ты могла бы пожить у нас, – предложила во время последней встречи Эрия, ныне королева Запада. – Места много, пришлых нет, их не привечают в замке, а территория такая большая, что никто не заметит выбросов льда и снега.
– Не могу, – ответила тогда северянка и указала на уже совсем большой живот девушки, – скоро у вас троих появятся дети, нельзя их подвергать ни опасности, ни возможному осуждению. Дети – это самое важное, что может быть в нашей жизни.
Раад с ней согласился целиком и полностью. Обнимая свою жену, он с одобрением лишь кивнул головой, тем самым выразив благодарность, и на этом тема была исчерпана.
Теперь же иногда ал’Сандр жалеет о принятом решении, ведь она даже не может навестить подругу, а ей так не хватает простого человеческого общения. Принц Востока не в счет, он с ней постоянно рядом, будто приклеился. Приходится терпеть, раз связалась с ним, пусть и не совсем по своей воле.
Леса Запада встречают странников темнотой своих крон и запахом сырости и мха, которого тут на скалах и камнях растет предостаточно. Лапы елей склоняются к самой земле, обещая путникам надежную защиту, а ивовые тонкие прутья, покачиваясь на ветру, нашептывают о том, что пора бы и отдохнуть.
– Они предупреждали нас, что деревья здесь особенные, живые, и следует быть осторожными, не доверяя им. – Кирен сразу же понимает, что ива и впрямь хочет их усыпить, имея какие-то свои особенные виды. – Что там л’Валд говорил по этому поводу?
Нивес бросает мешок на землю, подыскав сухое местечко. Ногой отбрасывает опавшие листья, оглядывается по сторонам, пытаясь запомнить местность, в которой предстоит провести минимум несколько дней.
– Он говорил, что со всеми растениями следует поболтать. Да-да, понимаю, насколько бредово это звучит, но он так и сказал: «Надо быть с ними очень нежными», – девушка передразнивает тон короля Запада, причем очень похоже. – Может, нам их гладить и целовать еще?!
– Думаю, это будет уже слишком. Мы-то и с тобой не целуемся, с чего бы мне кору лобызать?!
Парень не расстроен, а зол, он-то подбивает к той, кто ему нравится, клинья уже чертовы два с лишним годом, а она даже за руки держаться не хочет, лишь позволяет себя обнимать ночью и то только потому, что не хочет замерзнуть.
– Предлагаю просто их по коре погладить, – говорит ал’Сандр, пытаясь просчитать результат столь странного поведения. Как говорится, не было несчастья. – А про наши поцелуи тебе надо забыть бы, я все еще помню, что именно ты со мной сделал.
Эта тема периодически всплывает в их разговорах, но уже давно принц и королева предпочитают ее не развивать, чтобы лишний раз не поссориться, все-таки им еще неизвестно сколько по времени вместе путешествовать, если равновесие будет нарушено, то они не смогут даже банально спать рядом.
Пока обустраиваются, вечер незаметно спускается на лес. Лучи солнца уже давно спрятались за листвой, напоследок позолотив ее, и теперь это место кажется куда более страшным, чем изначально. Глухие звуки живности, доносящиеся отовсюду, пугают Нивес сильнее, чем темнота. Ей кажется, что вот-вот из-за какого-нибудь толстого ствола выскочит зверь и загрызет их, полакомившись свежей и горячей плотью, обагрив себя кровью. Картинка в мыслях девушки выходит такой яркой, что она содрогается. Чтобы хоть как-то отвлечься, она принимается собирать хворост, надеясь на то, чтобы он был не слишком сырым, иначе будет слишком сильно дымить, привлекая чужое внимание, не факт что доброе.
– Надо подумать, чем ужинать станем. У моря, конечно, было жарко, но и еда всегда находилась, пусть и странная, а вот тут как-то странно, ни водорослей, ни морских гадов, ни соли. – Девушка старается абстрагироваться от голода, что уже сжирает ее изнутри, забирая последние соки. А ведь без хорошего питания ни Нивес, ни Кирен не смогут двигаться дальше в поисках сами не знают чего. Силы – вот что им нужно не смотря ни на что. – Сходишь..?
Отказываться он не видит смысла, ведь у самого желудок урчит, словно дикий кит. Поэтому, оказав помощь с огнем, прихватывает посох, который на землях Юга использовал в качестве подпорки, и углубляется в лес. Кусты обступают принца со всех сторон, цепляются за одежду, пахнут чем-то странным – ягоды с них явно не съедобные. Плодовых деревьев тоже нет, так что идея с фруктами отпадает сама собой. Тогда Кирен решает, что охота это единственный выход.
“И как я только до жизни такой докатился?!”, – задается вопросом ал’Вула, чувствуя, как хлюпает грязь в поношенных ботинках. Он ведь был наследником своего государства, а теперь принцем является скорее по привычке, ведь власть наверняка передали его брату. Раньше, когда парень жил во дворце, а потом в Академии, он и не задумывался о таких мелочах, как приготовление пищи, стирка одежды, зарабатывание денег. Кирен просто получал изысканные блюда от поваров, чистую постель от прачек и содержание из казны – без лишних мыслей. Решение следовать за Ниве заставило ал’Вулу быстро повзрослеть и научиться о себе заботиться. И первым делом парень освоил охоту: не на крупных животных, но на дичь. Вот и сейчас он расставляет силки, ловко завязывая узелки, надеясь на то, что через пару часов будет жарить на костре жирненького кролика.
Затем Кирен собирает хвою для взвара, съедобный мох и мясистые коренья деревьев для гарнира. У него слюнки текут от одной только фантазии о приеме пищи.
Когда он возвращается, девушка успевает не только развести костер, но и подготовить спальное место, сложив лапник, а сверху на него кинув плащи.
– У нас вода на исходе. На сегодня еще хватит, но вот на завтра вряд ли. Я тут нигде не видела ни речки, ни ручья, это проблема, – Нивес обеспокоена по-настоящему, потому что жажда куда хуже голода. Да и ее стихия магии требует того, чтобы в организме было всегда достаточно влаги. – Если ничего не найдем, то придется идти дальше в поисках хорошего места. А нам, как ты помнишь, меньше всего надо светиться на людях.
Шорохи раздаются со всех сторон. Ветер поднимается еще более сильный, чем вечером, и парень с девушкой вынуждены притиснуться телами друг к другу, чтобы согреться. Для Нивес это особая проблема, ведь совсем недавно она ощутила, что ее организм взрослеет, ему хочется мужских тепла и внимания, но она не может позволить себе такие вольности с Киреном, это бы значило, что согласна на ухаживания и заключение брака в будущем. “Ни за что подобной ошибки не совершу. Матерь-прародительница сказала, что меня ждет настоящая любовь, если совершу предначертанное. Лучше уж подожду того единственного, сохраню себя для него, чем кинусь на первого встречного, отдавшись ему”, – зябко подернув плечами, думает некоронованная правительница Севера, когда только просыпается.
Все еще темно, но нужда поджимает, приходится ей выбраться из объятий чужих теплых рук и отправиться в ближайшие кусты, потому что глубоко в лес Нивес заходить не намерена. Ее безумно пугает это место. Вчера, пока ужин готовился, она с ал’Вулой “общалась” с деревьями, и те целую ночь навевали ей кошмарные сны, не смотря на то, что с ними были предельно вежливы и даже нежны. Когда девушка вспоминает о снах, ей снова становится дурно, выворачивает прямо на куст с темно-синими ягодами, а после того, как Нивес вытирает испачканные губы его листьями, чувствует жжение.
– Черт! – злится она на это ненормальное место, что, видимо, пытается ее убить, ну или хотя бы покалечить.
По возвращении сразу же будит спутника и, пока тот справляется с утренними делами, готовит кислый чай с брусникой на остатках воды. Этот взвар хорошо утоляет жажду даже малым количеством, поэтому девушка его и выбирает в качестве напитка на сегодня.
– Я в этом чертовом лесу не останусь! – чуть ли не кричит парень, бегом кувырком выныривая из зарослей кустарника. – Наткнулся на гнездо змей. Одна из них меня укусила! – показывает на руку, на которой виднеются две маленькие кровоточащие ранки. – Надеюсь, что не ядовитая хоть.
– Как давно? – Нивес осматривает его руку.
– Несколько минут назад.
– Ну, если все еще не помер, то, значит, этого и не случится. Вон, даже не вспухло. Успокойся, Кир, не истери, – раздражается она, внезапно почувствовав себя не юной женщиной, а мамочкой для этого нытика. – Лучше на, выпей, – подает ему стакан с брусничным чаем, – а потом присоединяйся ко мне с помощью. Нам и вправду будет лучше убраться подальше отсюда до заката.
Ал’Вула замолкает, понимая, что его не просто так отшили столь грубым образом. Когда Нивес входит в раж, ее трудно остановить, и ему ясно, почему так. В отличии от него самого, всего лишь наследного принца, девушка уже является королевой своего государства, хоть и не признанной. Быть изгнанницей в государстве, которое она успела полюбить, это, наверно, очень-очень трудно. Сложно настолько, что лучше вообще эту тему не трогать ни словом, ни мыслями.
Листья разбрасывают вновь по крошечной полянке, траву поправляют, чтобы она не была примятой, мусор от еды прикапывают в корнях деревьев. Когда все следы пребывания стерты, пара, укутавшись в плащи, вновь начинает продираться сквозь дебри.
Солнце встает через пару часов, золотит своими первыми лучами кроны деревьев, и становится уже не так жутко. Запад знаменит своими лесами, поэтому Нивес и Кирену приходится идти долго, прежде чем они выбираются из чащи. И сразу оказываются около реки, бурным потоком несущейся по равнине. Над ней кружат чайки, выискивающие добычу в виде мелкой рыбешки в воде. Сгибаясь на ветру, колышется камыш, перекрывающий собой вид на берег. Ал’Вула радостно улыбается, предвкушая не только то, что они пополнят запасы пресной воды, но и смогут наконец-то искупаться и постирать одежду, которая грязна настолько, что уже лоснится от сала.
Видимо, Нивес думает о том же, потому что, скинув плащ и рюкзак, она сразу же бросается в воду, подняв в воздух кучу брызг от прыжка. Выныривает почти сразу же и вновь погружается в поток, желая тем самым смыть с себя весь пот. Затем ложится на спину и плывет, иногда лениво загребая руками. Парень к ней присоединяется, он тоже успел соскучиться по водным процедурам, уже давным-давно смирившись с жизнью путника в вечной дороге.
– Мыльный корень закончился? – спрашивает Кирен у девушки, уже предвидя ответ.
– Еще на Востоке. Так что будем мыться тем, что есть.
Она отрывает пару сухих листьев со стебля камыша, сворачивает их в небольшой рулон и принимается тереть открытые участки тела. Затем просит парня отвернуться, стягивает с себя влажные вещи, отбрасывает их на берег мокрым комом, и моется уже более основательно. Наверно, будь северянка в купальне, вода бы уже почернела, но тут течение все сносит прочь. Вскоре кожа у Нивес краснеет от того, как жестко она орудует своеобразной мочалкой, но она остается довольна результатом. Только после этого девушка вылезает из воды и закутывается в плащ, пряча свою наготу. Она греется на солнце, просыхая, и думает о том, что так вечно продолжаться не может –быть беглянкой не так уж и весело, “приключение” затянулось.
– Здесь вокруг никого точно нет, – говорит Кирен, на секунду задумчиво прикрыв глаза. Иногда он так делает, пытаясь ощутить чужой магический фон, но не всегда получается. Видимо, сегодня не такой день. - Давай потренируешься?
– А если ты ошибаешься, и нас скрутят? Не хотелось бы оказаться в тюрьме, – Нивес и правда этого страшится.
Парень тяжело выдыхает – он предвидел такой ответ, но ему надоело обращаться с ней, словно со стеклянной, чай, не разобьется.
– Говоришь, что я слишком много ною, но на деле это ты делаешь. Бесконечно себя жалеешь, трусишь столкнуться лицом к лицу со своей силой. Почему? Я не понимаю.
– Не твое дело, ал’Вула. Когда мы с тобой общались в Академии, ты что-то не особо стремился узнать меня получше, тебе, наверно, было очень весело привязать меня к себе магией за просто так. Ну так вот, теперь расхлебывай последствия в виде моего сумасбродства. Может, хоть это заставит тебя понять, что ты не пуп Материка, хоть и являешься наследным принцем, - чуть ли не рычит на него Нивес, – а теперь заткнись и займись делом.
В чем-то она права: в последний раз обустройством ночлега заниматься пришлось ей, оставшись одной в лагере не в совсем приятном месте, пусть и Кирен покорячится, покажет свою полезность.
– Ну что, собираешься ты уже пошевелиться или нет?
Фыркнув недовольно, принц отправляется обратно в подлесок. Нивес же тем временем остается одна. “Наконец-то”, – думает она, наслаждаясь отдыхом от чужих непонятных взглядов. На всякий случай посмотрев, что спутник точно ушел, подходит снова к реке и усаживается на берегу. Кладет ладони на воду и пытается ее заморозить. Но ничего не происходит, будто внутренняя стихия издевается над хозяйкой, не желая показываться по ее зову. Она понимает, почему так, ведь вместо того, чтобы пользоваться магией, ал’Сандр годами прятала ее слишком глубоко в себе, не принимала, отрицала, как только могла.
– Чертова ты жижа! – теперь девушка начинает относиться к тренировке куда серьезнее.
В ответ вода вырывается из под ее ладоней и хлестко бьет прямо по лицу. Боль пронзает нежную кожу правой щеки, и, проведя по ней пальцами, чувствует вязкую кровь, уже выступившую на поверхности.
– Вот, значит, как? Ах, ты су-чка!
Ей уже не до шуток. Вместо того, чтобы направить силу на воду, Нивес направляет ее на себя. Она считает, что если попытается уничтожить собственное тело, то оно станет посговорчивее. Кровь леденеет, руки и ноги перестают шевелиться, даже глазные яблоки покрываются тонкой корочкой льда – северянке совсем не приятны эти ощущения, ощущения смерти.
В плечо девушки врезается кулак, а затем и по лицу дарят несколько пощечин – это вернулся ал’Вула из леса. Охапку дров он бросил, и ветви раскатились в разные стороны, но сейчас парня интересуют отнюдь не они.
Еще пребывая в лесу, принц понял, почувствовал нутром, что что-то не так, интуиция буквально завопила об опасности, и он кинулся обратно. И зрелище, представшее перед ним, окончательно сорвало ему все внутренние предохранители. Не особо задумываясь, что делает, Кирен ударил девушку, затем снова и снова. Лед в ее глазах треснул, руки потеплели. Она вновь задышала.
– Мне тебя нельзя оставить одной уже и на пять минут? Какого, мать-прародительницу, ты хр-ена творишь?! Совсем жить надоело?
Волнение и страх проедает Кирена насквозь. Пусть он не от большой любви связал себя с Нивес, но ведь считал и считает ее минимум своей подругой, близким человеком, той, кто его понимала. Она стала ему не сестрой, но чем-то к этому близкой. Видеть, как та сама себя уб-ивает для него значит терять часть собственной души.
Кирен обнимает девушку, прижимая ее к себе как можно теснее, он готов отдать ей все тепло своего тела, лишь бы той стало лучше. Вначале она пытается вырваться из его рук, бьет, словно птица в клетке, но парень держит крепко, понимая, что нельзя давать слабину в такой ответственный момент. Пусть ему будет больно, пусть неприятно, плевать, главное, чтобы Нивес вернулась в реальный мир.
– Не смей так больше делать. Никогда. Слышишь меня? Ни-ко-г-да, – повторяет по слогам, надеясь, что так лучше донесет свое возмущение. – Ты хоть представляешь, как я перепугался?
– Прости. Правда, извини меня, мне очень жаль.
И вдруг Нивес натурально так прорывает на истерику. Она не плачет даже, а рыдает, размазывая слезы по лицу, всхлипывает и икает от недостатка воздуха. Наконец-то эмоции, что девушка сдерживала два года, выходят наружу, даря, пусть и короткое, но успокоение. Рано или поздно это должно было случиться.
– А теперь вытри нос, - подает ей кусок ткани вместо платка ал’Вула, – и расскажи, что случилось. Почему и зачем ты решила себя заморозить? Знаешь ведь, насколько опасно погружение в стихию, тем более без присмотра со стороны.
Приходится ей рассказать, что случилось, объяснить причину злости, пусть и такую глупую, как обида на себя саму.
– Я никак не могу с ней примириться, – тихо завершает рассказ Нивес, – не получается и все тут. Словно где-то у меня внутри стоит зажим, не дающий расслабиться.
– Тогда прекращай себя вести, как заноза, и начни уже слушать меня. Магия в тебе копится и копится, и однажды рванет. Ты этого разве ждешь? Я сомневаюсь.
Парень поглаживает ее по голове, словно маленькую, жалеет и утешает.
– Я помогу тебе, обещаю. Просто прими эту помощь. Забудь о своих обидах и стань той, кем и являешься – королевой, пусть пока и без короны.
Он звучит очень убедительно, будто репетировал эту речь заранее. Нивес не сомневается, что так и есть, и почему-то от этого осознания ей становится легче.
***
Больше ал’Сандр не срывается на своем спутнике. Она не перечит ему и не пытается спорить. Если вдруг злость берет над ней верх, то замирает на месте, закрывает глаза и принимается делать дыхательную гимнастику, восстанавливая внутреннее равновесие. Это своеобразная борьба с яростью помогает, пусть и не всегда. Когда же способ релаксирования не работает, девушка обращается за помощью к Кирену, как и обещала. И тогда они вместе тренируются, вначале совершая пробежку, затем комплекс физических упражнений, а затем посвящая себя магии.
Место у реки оказывается прекрасным для тренировок, но небезопасным. Амулеты вновь не сработали, и Нивес с Киреном попались охотникам за головами. В этот раз девушка не видит сна с матерью-прародительницей, которая помогла бы, и не успевает проснуться. В себя она приходит уже с подавляющим ошейником, связанная и беспомощная, закинутая в повозку, словно мешок с помоями. У нее жутко болит голова, по которой, наверно, ударили чем-то тяжелым, чтобы она раньше времени не очнулась, а руки тянет от жесткой веревки. Стараясь не издавать ни звука, северянка оглядывает всю повозку, ища глазами Кирена. Тот вдали от нее, лежит с такими же украшениями, как и она, странно выгнув ногу.
«Сломали, твари», – внезапно понимает девушка, чувствуя в груди острое сожаление, ведь, может, характер у парня так себе, тело-то отличное, особенно эти стройные ножки. Были. «Настоящая потеря для всей женской части Материка», – продолжает размышлять Нивес, таким образом пытаясь занять мозги, иначе те окончательно съедут от страха. Она отлично понимает, где скоро окажется, и как с ней там будут обращаться.
Но сейчас перед ал’Сандр стоит куда более сложный и насущный вопрос: пытаться ползти к спутнику или нет? С одной стороны, не хочет привлекать внимания к своей тушке, с другой же – помощь принцу Востока точно не повредит. Кто знает, какие еще у него повреждения кроме ноги. Ситуация может быть куда более сложной, чем кажется на первый взгляд. «Была не была!», – выбор для девушки очевиден. Она сдвигает немного ноги по направлению к Кирену, тем самым начиная свой долгий путь к нему. Похитители связали ее руки за спиной, поэтому двигаться еще труднее, чем кажется. С каждым движением веревка все плотнее врезается в кожу, причиняя сильную боль. Но боль это последнее что в данный момент волнует девушку, ей важнее оказаться рядом с тем, кто поддерживал и поддерживает ее саму в эти тяжелые времена. Один рывок, второй, затем короткий кувырок, и Нивес замирает на минуту, пытаясь отдышаться. Со стороны наездников раздается хохот, что значит – они озабочены сейчас совсем другим, не пленниками. Тогда она действует быстрее, и вот уже может лечь рядом с парнем.
Вблизи он выглядит хуже, чем издалека: кожа бледная до белизны, губы посинели, на лбу выступила испарина. Губы, такие прекрасные губы, которые ее когда-то целовали, покрыты коркой запекшейся крови, очевидно, что по ним били и не один раз. «Изверги, уроды, нелюди!», – ругается на похитителей Нивес, чувствуя, как по щеке катится злая слеза.
– Кир, – шепчет она ему на ухо, – Кир, очнись. Прошу тебя, очнись. Ты должен очнуться сейчас же! – умоляет изо всех сил.
Больше всего она боится того, что принц уже на пороге смерти и вот-вот уйдет от нее. Нельзя такого допустить.
– Кир, су-кин ты сын, сейчас же приди в себя, иначе я действительно выйду замуж за другого, клянусь!
Эти волшебные слова приводят молодого мужчину в сознание, что поразительно.
– Потише, ал’Сандр, а то не только эти люди заметят, что мы пришли в себя, но я оглохну для полного счастья, - хрипит он, пытаясь перевернуться. Стонет от боли, и девушка подставляет ему свое плечо, намекая, что это будет простой способ приглушить крики. – Извини за эту боль.
И кусает ее со всей силы, расправляя ногу. Кость, прежде торчавшая, возвращается обратно в плоть, но вот кровь, наоборот, начинает хлестать с новой силой.
– Надо перетянуть, – вспоминает познания в первой медицинской помощи из земного курса ОБЖ в школе девушка. Она старается не думать о том, насколько ей больно, Кирену-то куда хуже. – У тебя руки тоже связаны?
Ал’Вула демонстрирует, что нет, но одна из них тоже повреждена. Нивес рычит от еще больше злости, чем раньше. Она дает себе обещание, что похитители заплатят за мучения этого парня стократно.
– Извини, но тебе придется вновь испытать страдания, развязывая мне руки, в противном случае я не смогу тебе помочь.
Он цыкает, но вновь впивается в плечо и делает то, что должен. Изворачивается, дотягиваясь до рук Нивес, тянет веревку во все стороны, но та не поддается. Оторвавшись на секунду, оглядывает пол телеги, замечает осколок стекла в углу. Пальцами подхватывает его и принимается пилить нити. Как же это тяжело, невероятно тяжело. Но парень не сдается, осознавая, чем может кончиться их “веселенькое” путешествие. Во что бы то ни стало, они обязаны выбраться. Но вот осколок выскальзывает и ранит теперь уже девушку, пуская ей кровь из запястья – Нивес даже не пикнула.
Едва освобождает подругу, как та сразу же разводит бурную деятельность. Для начала разрывает штанину и рукав, осматривая повреждения, они оказываются ужасающими. Всхлипнув, Нивес пускает никуда не годную ткань на перевязку. Она находит на полу деревяшку и делает с ее помощью шину, фиксируя переломанные пальцы. Затем осматривает голову парня, находя там рассечение.
– Надеюсь, что это просто сотрясение, – бормочет, вытирая свои руки о прелую солому.
– Что такое сотрясение? – слабо шевеля губами, спрашивает Кирен.
Да, было очевидно, что он не поймет. Для него все эти словечки из другого мира настоящее откровение.
– Тебе сейчас надо поменьше думать и побольше отдыхать. Кто знает, что нас ждет дальше. Кир, помнишь, как ты просил о доверии? Так вот, теперь тебя прошу я. Доверься. Что бы не случилось, ты должен мне верить.
Она прячем осколок стекла в своем плаще и молиться всем богам о том, чтобы его с нее не сняли.
Они едут очень долго, нигде не останавливаясь, похоже, что незнакомцы, решившие заморочиться с наградой и поимкой, спешат получить свою награду. Нивес следит за состоянием Кирена, и оно ее беспокоит. Он часто проваливается в бессознательное состояние, падая в обморок каждый раз, когда пытается пошевелиться или заговорить, чем чрезвычайно беспокоит спутницу.
– Ну-ка, посмотрим, как они там, - когда телега все-таки останавливается, произносит грубый мужской голос. Некто откидывает занавеску, и в глаза Нивес бьет солнечный свет, из-за чего она не может рассмотреть, кто там. – О, гляди, они уже и сами себя подлечили.
Их закидывают не в тюрьму, а в клетку, как будто диких зверей, которых надо сдерживать. Наверно, так и есть, потому что не будь на Нивес ошейника, она бы уже позамораживала всех этих мужчин, считающих себя имеющими право прикасаться ТАК к королеве Севера и принцу Востока. Лишь один из них ведет себя относительно по-человечески, мелкий и невзрачный парнишка, он дает ей миску воды и пустую кашу.
– Спасибо, – тихо шепчет Нивес, запоминая его лицо, подумав, что этого убивать, может, и не будет.
Но в этот момент застонал Кирен, и она отвлеклась на него. Сняла старые повязки, чтобы осмотреть раны, промыла их частью воды, с ужасом смотря, как той становится мало в миске. Затем ударила парня по щеке, легонько, но ощутимо, так, чтобы тот пришел в себя.
– Тебе обязательно надо поесть. На вкус такое себе, я уверена, но придется терпеть, - кажется, последнее слово она только и говорит последние сутки, умоляя ал’Вулу терпеть, терпеть, снова терпеть. Она принимается давать ему ложку за ложкой, приговаривая, – вот это за маму-королеву, а вот эта ложка за папу-короля, эту скушай за брата-принца, а вот эту, с горкой, за весь Восток. Ну же, будь умницей, - прошу я его, когда парень начинает давиться и упрямиться. – Ты, су-кин сын, хотя бы сейчас делай, что я говорю. Хочешь вот так просто помереть, даже не отомстив?! Значит, ты не тот человек, которого я знала.
– Вот только не надо давить мне на мозги. И ты, и я, мы оба знаем, что я тебе никто. Не друг, не приятель, не возлюбленный и не жених. Ты не имеешь права на подобное поведение, – каждое слово дается ему с трудом.
– Как ты высокопарно заговорил, а, точно головой повредился стало быть.
Больше девушка не намерена пререкаться, ведь на это уходит слишком много сил, которых осталось и так мало, особенно потому, что организму не хватает воды – стихия внутри тела Нивес снова бунтует. Ей известно, в какие проблемы может вылиться банальное обезвоживание. «Медитация. Вот что мне сейчас нужно», - она совсем позабыла, чему научилась в предыдущие дни, а волнение за Кирена не дало ей и секунды отдыха.
– Вдох, - усевшись в позу лотоса, говорит Нивес и начинает отсчет. – Выдох, – через рот. – Вдох, -–через нос. И еще раз, – выдох.
Она чувствует, как сила понемногу успокаивается внутри, связываясь щупальцами в небольшой узелок прямо в груди. Он теплым комком располагается прямо в сердце, и магичка ощущает тепло с каждым ударом четырехкамерной мышцы. Беспокойства, печали отступают, освобождая мысли девушки. Ей и правда был необходим отдых такого рода, иначе бы совсем скоро крыша бы съехала окончательно, превратив ее банально в умалишенную или помешанную.
Вскоре она перестает считать и просто дышит, целиком и полностью сосредоточившись на этом действии. Не следит за временем, справедливо рассудив, что оно сейчас особого значения не имеет. Солнце успевает спуститься до самого горизонта, а Нивес все еще пребывает в своем своеобразном трансе, концентрируясь лишь на себе и своих ощущениях.
Весь мир ею чувствуется иначе, чем обычно. Он будто заиграл новыми звуками и красками. Вот под землей копошится мышь, маленькими лапками раздвигая почву; а вот в небе прокричала о чем-то своим сородичам чайка - значит, рядом или река, или море. Нивес слышит даже то, как дышат деревья, как они переговариваются, шевеля своими ветвями на ветру.
“Вот оно!”, – внезапное озарение посещает девушку. – “Надо всего лишь через них передать сообщение на Запад. Конечно, если они согласятся помочь, а то я уже успела прочувствовать их нелюбовь ко мне”. Она расслабляется еще больше, обмякая на земле, и тянется мысленно ко всему живому, что только может ее услышать. Просит о том, чтобы королей и королеву Запада известили о произошедшем, чтобы нашли помощь, хоть какую-то. И пусть никто девушке не отвечает, ей хочется верить, что из беды их вытащат.
***
Похитители не разговаривают со своими пленниками ни вечером, ни ночью. Только ставят соглядатая, чтобы те никуда не делись, пока они спят. Им оказывается тот самый парнишка, который напоил и накормил Нивес, видимо, он самый слабый в этой группе, вот на него и сваливают всю тяжелую работу. Девушка подумывает о том, что его можно было бы переманить на свою сторону, вряд ли тот счастлив, работая на негодяев и получая от них постоянно пинки. Только вот непросто будет убедить жертву в том, что она способна избавиться от гнета.
– Эй, как тебя зовут? – ал’Сандр прижимается спиной к прутьям клетки и шепчет тихо, так, чтобы только мальчишка ее услышал.
Он молчит.
– Меня вот зовут Нивес. Нивес ал’Сандр. Знаешь, что значит это имя? – мягко обращается, будто с комнатной собачкой. Таким людям нужна ласка, а не очередной удар.
– Это значит, что ты преступница. Каттер мне сказал, что ты убийца.
– Я никого не убивала просто потому, что хочу и такая злая. Знаешь, кто умер? Мои родители. Неужели ты думаешь, что я бы могла совершить такое страшное преступление и стать проклятой матерью-прародительницей?!
Северянка и не думала, что все еще чувствует такой гнев на свою сестру, лишившую ее семьи. Да, если задуматься, та ей никто, только телу приходится родственницей, но ведь Нивес прониклась любовью к тем, кто ей были родными, особенно к младшему брату, который пропал неизвестно куда и насколько.
– Так как тебя зовут? – вновь спрашивает она, надеясь на ответ. – Я просто хочу знать, как к тебе обращаться.
– У меня не спрашивали имя много лет. Я его уже и не помню.
Даже не видя парня, Нивес понимает, что тот по-настоящему расстроен, но в то же время и безразличие, как будто он уже смирился с тем, что никому на всем Материке не нужен.
– Дарен. Так меня называли в приюте, – все-таки отвечает незнакомец, ссутулившись.
– Я их не убивала. Клянусь, – повторяет, словно мантру, девушка.
Разговор не завязывается. Между ними будто стена вырастает, и Нивес не понимает, почему так, ведь раньше она легко заводила знакомства, всем нравилась. Может быть, внешний вид к этому не располагает? Это возможно, потому что она уже долгое время не мылась толком (купание в реке не считается), не стирала одежду (пахнет от нее наверняка так себе), не причесывалась даже толком, и волосы похожи на большое птичье гнездо. Девушка подозревает, что и характер у нее испортился. А как иначе, если ее только и делали, что шпыняли за то, что она Приходящая.
Второй день пребывания в плену оказывается куда хуже, чем первый. Едва Нивес просыпается на рассвете, как ей на голову выливают ведро воды. От этого ещё хуже, ведь лучше бы она её выпила, чем промокла до нитки. Но это оказывается лишь началом, цветочками, а ягодки следуют потом, когда её, вытащив из клетки, привязывают к дереву и принимаются за допрос.
– Зачем ты убила короля и королеву Севера? – Задаёт первый вопрос один из мужчин, присев перед девушкой на корточки.
А она-то думала, что их всего лишь отправят под суд, но, нет, кажется эти люди вошли в роль инквизиции. Вначале они ей просто задают вопросы, но когда не получают желаемых ответов, в дело идут их кулаки. Даже когда, будучи человеком и живя на земле, пыталась выживать, даже после драк в приюте так больно ей не бывало.
– Отвечай, зачем ты это сделала? – Снова и снова слышит Нивес, пытаясь перетерпеть боль.
– Я их не убивала, – девушка не знает что ещё может ответить, ей тяжело переживать такое жестокое издевательство над телом. Она может думать лишь об одном: лишь бы не изнасиловали. А такое легко может случиться, ведь ребятки, которые их повязали, не выглядят большими моралистами. – Может, уже хватит? Никакого другого ответа вы не услышите.
Но им не мало. Едва подняв, что ничего другого из девушки не выбить, они решают приняться за Кирена, который так до конца и не отошел еще от своих травм. И уже тогда она срывается, бьётся в клетке, пытаясь справиться со страхом потерять единственного близкого человека в этом мире, но ничего не может сделать. Ошейник не позволяет ей защитить друга, иначе бы все вокруг давно валялись бы в предсмертных супругах, а, возможно, и распались бы на миллионы ледяных осколков, как и бывает всякий раз, когда Нивес выходит из себя.
Самое страшное то, что он не может никак ответить, пребывая в каком-то своем маленьком болезненном мирке. Он лишь подтягивает под себя больные руку и ногу, пытается их защитить, а вот голове его достается прилично. Вскоре из старой раны начинает вновь течь кровь, заливая кожу и потрепанный плащ. Девушка хочет, чтобы это случилось с ней, но не с Киреном, тот не заслужил подобного обращения, будто какая-то груша для битья, бессловесная и слабая.
Внезапно раздается самый настоящий взрыв, какие северянка видела в кинотеатрах, будучи ещё на Земле, и голос, который она слышит после этого, вселяет в неё надежду – это голос жестокого короля Запада.
– Все ещё хуже, чем я ожидал, – твёрдо и уверенно произносит он, оглядываясь по сторонам.
Вокруг все ещё пылают ближашие деревья, некоторые из них выворочены с корнем, а на земле лежат недавние похитители, теперь больше напоминающие мешки с мясом, которые по недоразумению зовутся людьми. Нивес поражается тому, как, оказывается, можно использовать свою магию – во имя разрушений, причём катастрофических. Но не только Раад приложил руку к этому случаю, неподалёку на поляне стоит Эрия рядом со своим драконом, который со скучающим видом как раз откусывает одному из похитителей голову, заставляя того наконец-то умолкнуть и не кричать. Дракон уже подбирается к тому самому мальчишке, который помог пленникам, поэтому девушке приходится напрячь все свои силы в истерзанном теле, чтобы крикнуть:
– Не надо, его не надо, он хороший, – а потом она банально отключается, провалившись в глубокий обморок.
Сознание приходит урывками, вначале, когда её кладут на седло дракона, потом уже в воздухе; девушка чувствует, что её вот-вот вырвет от прыжков между облаками, а после уже в горячей воде, когда служанки королевского замка отмывают её, особу тех же голубых кровей, от многолетней грязи. Она и не пытается говорить, зная, что сейчас ничего не сможет изменить, поэтому спокойно относится к тому, что крепкий дворецкий относит её на руках, словно маленького ребёнка, в кровать в гостевой комнате. Привыкнув за два года спать по подворотням, на берегах реки, в лесах, на сеновалах, Нивес чертовски странно лежать на шелковых простынях и мягком, словно облачко, матрасе. Перина принимает её в свои объятия, словно давно потерянное дитя, а затем обволакивает спину, расслабляя мышцы девушки. Полог не задергивают, зато зажигают несколько свечей, и ал’Сандр понимает, что ей не придётся боятся темноты в этом уютном замке. Но заснуть оказывается не так тяжело, как ей кажется изначально – тело настолько вымотано, что вырубается моментально, едва за служанкой закрывается дверь со странным щелчком. Видимо, хозяева посчитали, что их невольная гостья может сбежать, поэтому заперли её. «Что ж, может, это и разумно», – проносится последняя мысль в голове у неё.
Утро начинается очень странно: не с избиения, не с криков вокруг, а с того, что по телу невесты прыгает что-то маленькое. Прыгает и хихикает.
– Смотри, смотри какая она костлявенькая, – детский девичий голос врезается в уши девушки довольным воплем.
– Но ведь мама говорила, что к ней нельзя, – это уже мальчишка пытается возразить, похоже, своей сестре.
Нивес и позабыла, что здесь живут такие чудесные близнецы, точнее, двойняшки. Ару и Рау родились как раз полтора года назад, осчастливив всю свою большую семью появлением на этот свет. Она ни разу их не видела, но слышала рассказы от Эрии, превозносящая собственных детей так, словно это маленькие боги. Наверно, так и должно быть в нормальных семьях: мама, папа, детки. Ну, допустим, у них два папы, какая разница? Если в конце концов они получают в два раза больше отцовской любви, значит, все будут счастливы.
– Но по ней так весело прыгать! – Вновь вопит девчонка, продолжая скакать на Нивес, будто на батуте. Ей явно нравится происходящее, причём настолько, что она и старшего брата не слушается.
– Она же сейчас проснётся! Как ты потом будешь маме всё объяснять? Больше не стану тебя от неё защищать, когда она хворостину достанет, – мальчик оказывается тем тем ещё фрукты, видимо, так сказывается его старшинство в семье.
– Тише, паршивцы, – просит Нивес, страдая головной болью. Видимо, именно так её организм реагирует на те травмы, что она успела получить, а магия так и не залечила. – Иначе, матерью-прародительницей клянусь, я ВАШЕЙ матери расскажу обо всём, что здесь происходит.
Нивес редко перед кем-то выворачивает свою душу, но Эрия всегда к себе располагала, поэтому с ней говорить легко и просто, пусть и неприятно упоминать о всех злоключениях, которые постигли ал’Сандр за все время пребывания в этом мире. Может быть, их объединяет тот факт, что обе являются Приходящими, может, хватает дружбы, но общий язык они нашли давным-давно. Раньше о многом разговаривали, но теперь Нивес приходится открыть самые потаенные уголки своей души.
– Это какой-то непонятный мне стыд, – делает вывод, выслушав, Эрия. Она ни разу не перебила подругу, давая ей высказаться. – Даже если ты не хозяйкой этого тела была изначально, то, считай, настоящая Нивес сама тебе освободила местечко, решив себя заморозить. Это тоже не то поведение, которым следует гордиться. Она оставила весь свой народ, все государство на сестру, решив, что ей что-то как-то грустно и тяжеловато. Я понимаю, что у подростков бывают разные мысли, сама такой же, как ты, была, но то, что она сделала, банально безответственно. Тебе нечего смущаться, ведь именно ты стала королевой – магия это признала, признала тебе истинной наследницей, просканировав от макушки до пятак, стало быть, ты действительно нужна была в этом мире.
– Ну да, мать-родительница так мне и сказала, но я всё равно не понимаю, как какой-то ребёнок, а именно им я была на земле, сможет изменить ситуацию на Материке.
– Просто ты здесь уже не чужая. Ты любишь людей, которые населяют все четыре государства, ты прониклась духом этого места, стала своей, – продолжает увещевать Эрия,– я понимаю, почему ты сбежала из Академии, едва узнала о смерти короля и королевы. Но с тех пор многое изменилось, у тебя появились такие могущественные друзья, как мы. Так почему ты продолжаешь бежать? Большинство королевских дворов сейчас разрушено, а только они имели право тебя судить. Их нет – значит, ты не виновата.
Об этом простом моменте Нивес и не задумывалась, привыкнув быть беглянкой.
– Даю сто процентов, что Кирен множество раз тебе об этом талдычил, но ты банально не желала слушать и слышать. И в итоге подверглп и себя, и его самой настоящей опасности. Боже пресвятой, да он чуть не откинулся этой ночью, несмотря на всю помощь наших лекарей, – в голосе у королевы теперь самая настоящая злость на безответственную Нивес.
Ал’Сандр больше ничего не говорит. Ей настолько стыдно, что вначале она краснеет, потом бледнеет, а затем чуть ли не в обморок падает, слава матери-прародительнице, что Эрия дает ей пощечину, отрезвляя. Сейчас точно не до глупых истерик, наступило то время, когда нужно принимать трудные решения.
Следом в комнату заходит и Раад, всё такой же величественный, каким его запомнила Нивес по прошлым встречам. Её этот мужчина всегда пугал, и даже не поступками, которые являются страшными для любого нормального человека, а простым взглядом своих глаз, словно коршун, высматривающий добычу. Интересно, как такой человек смог покорить добрую и по сути невинную принцессу Юга? Так ещё и терпит другого мужчину в их странной семье, легко и просто приняв принца Востока. Наверно, ради своей любимой он и не на такое способен, став вдруг милым плюшевым мишкой.
– Вы закончили? – Интересуются у девушек, опираясь спиной о стену, наверно, тем самым желая защитить комнату от любопытных детских ушей. Он кивает, подтверждая мысли Нивес, – когда заходил, они к замочной скважине по очереди уши свои прикладывали, негодники. Надо их всё-таки наказать за поведение, в последнее время распоясались.
Мужчина грозит пальцем двери, и слышно, как от неё отскакивает нечто, будто маленькие мячики. Действительно, он не обманул, дети там притаились, как мышки.
– Я зашёл сказать, что на сегодня хватит болтовни. Ты, – показывает на Нивес пальцем, повторяя совсем недавний жест, – должна бы навестить своего друга, он уже пришел в сознание и спрашивает о тебе безостановочно. А потом, если у вас будут силы, приглашаю вас поужинать в кругу нашей семьи. Можете не заморачиваться, это не званный ужин, а простой прием пищи в саду, лишь с самыми близкими. Наряжаться на него не нужно.
Мужчина уходит, оставляя наедине подруг, и сразу же его жена шепотом добавляет:
– Ты не обращай внимания на то, как он зыркает, на самом деле это такой пирожок сладкий, что ты даже не представляешь. Очень милый, – мечтательно произносится она, – мне кажется, Кирен вырастет таким же мужчиной для тебя, внимательным и заботливым.
Чтобы не поднимать самую сложную для себя тему, Нивес, переселив болт, встаёт с кровати. Рядом тут же как будто из ниоткуда появляются служанки и принимаются её одевать. Вначале натягивают панталоны, корсет и подобие земного бюстгалтера, затем нижние юбки, и только после этого предлагают на выбор три платья: зелёное, чёрное и голубое. Все три роскошно украшены, поэтому девушка сильно стесняется, тыкнул пальцем в то, где по подолу идёт золотая вышивка, а по краю воротника мелкие бриллианты складываются в узор листьев. По сравнению с двумя другими оно скромное, но если посмотреть на те лохмотья, в которых ходила она по государствам Материка, то вполне себе соответствующее её статусу. «Королева блин, наверно, оборванцев», – теперь ей становится по-настоящему стыдно от того, как себя запустила, даже ничуть не пыталась заботиться ни о волосах, ни о коже, ни о теле. Какой же она была в глазах вчерашних слуг, отмывавших её?
– Знаю, о чем ты думаешь, – ласково говорит Эрия, поглаживая подругу по плечу, – тебе не о чем беспокоиться, милая, ты прекрасна, а то, что было, уже прошло. Если тебе вновь придётся отправиться в путешествие, то в этот раз я тебе снаряжу так, что тебе и в голову не придёт купаться во всяких речках-вонючка.
Это тепло постепенно растапливает лед в сердце девушки, согревает её, обволакивает со всех сторон, как та чудесно перина, на которой она проспала без кошмаров всю ночь.
После того, как Нивес приводит себя в порядок, вместе с Эрией она отправляется на прогулку по замку, чтобы увидеть все красоты и его, и близлежащих территорий. Ее в очередной раз поражает то, насколько бывает жестока и глупа людская молва – это не склеп, как любят говорить в других государствах, а замечательный дом, настоящий, там, где живут любящие друг друга люди, красивый и уютный.