Дворцовый сад тонул в вечерних сумерках. Солнце медленно скользило за башни, окрашивая мраморные колонны в золото, а в листве прятались первые звёзды. Из распахнутого окна башенной галереи Аделина смотрела вниз, на ухоженные аллеи, где смех её братьев и сестёр разносился звонко и свободно. Они бежали наперегонки к фонтану, сияли — дети королевы, законные, блестящие, безупречные.
Она же всегда была зрителем. Невидимкой. Тенью.
Снаружи — одна из них, но внутри — чужая. Её называли «дочерью короля», но шёпот за спиной всегда добавлял «незаконной». Бастард. Слово, которое не произносили громко, но которое она ощущала острее любого клинка.
— Ты опять здесь одна, моя пташка? — голос отца заставил её обернуться.
Король стоял в дверях, высокий, чуть утомлённый, но взгляд его смягчался всякий раз, когда он видел Аделину. Сколько бы ни говорили о его строгости, рядом с ней он становился другим. Теплее. Настоящим.
— Они не зовут меня, — тихо сказала она, кивнув на играющих во дворе.
— Их мать… — он запнулся, — …слишком усердно бережёт границы. Но знай: ты моя дочь, и я люблю тебя ничуть не меньше.
Эти слова всегда согревали, но и жгли одновременно. Потому что рядом с ними жила тень: где её мать? Кто она? Почему её не было рядом?
— Ты всё ещё злишься? — голос отца был мягок, почти виноват, и это само по себе было странно: король привык отдавать приказы, а не спрашивать.
Аделина подняла на него глаза.
— Я… нет, отец. Я благодарна за то, что вы всегда рядом. Но вы не ответили: кем была моя мать? Почему мне не положено знать?
Тень пробежала по лицу короля. Его руки сжались в кулаки — крепкие, властные, те, которыми он когда-то держал меч, а теперь — державу.
— Это не та тайна, что принесёт тебе радость, дитя, — сказал он глухо. — Лучше люби меня и помни: ты для меня важнее всего.
Его слова были как бальзам и как яд одновременно. Она знала — король говорит искренне. Но знала и то, что за этой нежностью скрывается страх. Страх, что правда изменит её навсегда.
Король хотел что-то добавить, но в этот момент дверь скрипнула. Вошла королева.
Её походка была величественна, взгляд — холоден. Она скользнула глазами по Аделине, будто по предмету мебели, задержавшись лишь на мгновение. И в этом мгновении было всё: презрение, страх, неприязнь.
— Ты опять тратишь своё время здесь, милорд, — произнесла она с ледяной вежливостью. — У твоих сыновей завтра охота, они ждут твоего совета.
Король нахмурился, но промолчал. Королева победоносно развернулась и ушла, её шлейф будто разделил комнату пополам.
Аделина опустила глаза. В тот миг она поняла, что королева ненавидит её не только как чужую кровь. Она видела угрозу. Видела, что любовь народа, что свет в глазах короля — могли однажды обернуться силой.
Аделина сжала кулаки. Она ещё докажет, что её место в этом мире не пустая тень.
Сады, куда Аделина ушла позднее, были её единственным прибежищем. Там, среди роз и жасмина, она могла позволить себе мечтать: о матери, о судьбе, о том, что однажды займёт место не в тени, а в свете.
Именно там, у мраморного фонтана, она впервые когда-то заметила его.
Райнер стоял чуть в стороне, в тени старого вяза. Высокий, с тёмными волосами, собранными на затылке, и ясными серыми глазами. Его одеяние не блистало роскошью, но в осанке чувствовалась сила. Он смотрел на кого-то в толпе…
На её сестру, младшую принцессу Элиану.
Взгляд Райнера был таким жадным, полным любви и скрытой нежности, что Аделине показалось — она вторглась в чужую молитву. И, странное дело, сердце её дрогнуло.
Она шагнула вперёд.
— Лорд Райнер, — произнесла она, заставив его вздрогнуть.
Он резко обернулся. На миг в его глазах мелькнуло раздражение, как будто её появление нарушило нечто важное. Затем он поклонился, сдержанно, холодно.
— Леди Аделина.
— Вы часто навещаете двор? — она старалась, чтобы голос звучал непринуждённо.
— По долгу службы. — Он выпрямился, и его тон стал почти отчуждённым. — Ваш брат, наследный принц, доверяет мне.
По долгу службы. В его словах не было и намёка на интерес к ней самой.
И всё же она уловила мимолётный взгляд в сторону, туда, где смеялась Элиана. И поняла: его сердце уже занято.
Это кольнуло сильнее, чем ожидалось. Но вместе с обидой пришло другое чувство — странное упрямство. Она, Аделина, бастардка, которую презирают, тоже имела право на выбор. И если этот мужчина когда-нибудь станет её мужем, то не потому, что он этого захочет. А потому, что она сумеет этого добиться.
Она улыбнулась, тонко и почти насмешливо.
— Мир слишком тесен, милорд. Уверена, мы встретимся снова.
Он склонил голову, но в его взгляде промелькнуло что-то тревожное, будто он уже предчувствовал — эта встреча не будет последней.
Поздно ночью в её покои тайком пробралась служанка. В руках она держала запечатанный конверт.
— От кого это? — спросила Аделина, принимая письмо.
Служанка только пожала плечами и исчезла, словно и не было её.
Аделина разорвала печать. Внутри было несколько строк. Печать была незнакомой, а буквы — женскими, изящными.
«Если хочешь узнать правду о себе — следуй за сердцем. Ответ ждёт в городе, там, где крестятся дороги.»
Она замерла, ощущая, как земля уходит из-под ног.
Отец сказал: «Это не та тайна, что принесёт тебе радость». Но сердце билось так сильно, что она знала — этот зов уже не заглушить.
Её жизнь начинала меняться.
Рука задрожала. Сердце заколотилось. Правда. Она столько лет мечтала услышать хоть намёк. И вот — зов. Она прижала письмо к груди.
Ночь в королевском дворце была особенно тиха. Лишь в саду, за окнами, слышался шорох листвы и слабое журчание фонтана. Аделина сидела у камина в своих покоях, крепко сжимая в пальцах тонкий золотой медальон, рядом лежало письмо. Внутри — засохший локон тёмных волос. Единственное, что у неё было от той женщины, чьё лицо она никогда не видела.
Аделина скользнула по мраморному залу, едва касаясь пола лёгкими шагами. Она пришла сюда лишь затем, чтобы полюбоваться витражами, через которые лился мягкий свет. Но её внимание привлёк не узор стекла, а голоса — тонкие, шелестящие, словно змеиные.
За колонной, где пряталась тень, стояли три придворные дамы. Их шёлковые юбки шуршали при каждом движении, веера хлопали с ленивой грацией.
— Скажи, ты знала? — прошептала одна, склоняясь к подруге. — Её зовут бастардом не без причины.
— Ах, милая, — хмыкнула другая, — плод греха. Король не единожды был милостив к тем, кто не заслуживал милости. Но эта девчонка… Она напоминание о слабости, которую нельзя выносить на свет.
Третья, с прищуром, будто смакуя яд, добавила:
— А я слышала, её мать жива. Прячется где-то неподалёку, в деревнях у озера. Вдова, но не простая. Говорят, ведьма.
Они прыснули в ладони, словно разделив великое удовольствие.
Аделина стояла неподвижно, пальцы её сжались в кулаки. Слова, услышанные сквозь шёпот, ударили в сердце сильнее любого клинка. Мать жива?..
Она хотела выскочить и осадить этих женщин, заставить их проглотить свои ядовитые языки. Но вместо этого тихо, почти бесшумно отступила, сердце гулко билось в груди.
Вечером она сидела у себя в покоях, подперев голову ладонями. Слухи жгли изнутри.
Мать жива… Неужели всё это правда?
Её взгляд скользнул по зеркалу, и в отражении она увидела себя — с горящими глазами, пылающими щеками, похожую скорее на воительницу, чем на принцессу.
— Я должна узнать, — прошептала она вслух. — Я должна найти её.
Она поднялась, распахнула сундук и достала накидку тёмного цвета, такую, что позволяла сливаться с ночными тенями. Сердце билось быстро, как у ребёнка перед опасной игрой, но в этом ритме было и что-то новое — решимость.
Слуги дремали, коридоры пустели. Аделина тихо вышла из своей комнаты и направилась к саду. Она знала: если слухи правдивы, где-то за городскими стенами её ждёт тайна, способная изменить всё.
А в самой глубине души, там, где живёт страх, теплилась надежда: быть может, она найдёт не только мать… но и ответы на вопросы, от которых зависела её судьба.
Ночь была прохладной, воздух пах цветущим жасмином и влажной травой. Аделина скользнула вдоль стены сада и отыскала потайные ворота, которыми когда-то пользовались слуги, чтобы незаметно приносить свежие травы для кухни. Замок был ржавым, но поддался, когда она надавила изо всех сил.
За стеной шумела тёмная улица. Огни города остались позади, здесь царила тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы и редким ржанием лошадей издалека.
Аделина, прижимая к себе накидку, шла всё дальше. Её шаги казались слишком громкими, сердце стучало слишком яростно. Но желание узнать правду толкало вперёд.
Она остановила крестьянина, что вёл повозку с сеном.
— Скажите… — её голос дрожал, но она старалась казаться уверенной. — Вы слышали о женщине, которая живёт у озера? О вдове… особенной?
Мужчина замялся. Его глаза метнулись по сторонам.
— Много кто живёт у озера, госпожа, — ответил он уклончиво, поднимая вожжи. — Но если хотите совет — не ищите её. Добра там не будет.
Колёса заскрипели, и повозка укатила в темноту.
Аделина осталась одна.
В этот миг шаги прозвучали за её спиной. Не чьи-то дружелюбные, а тяжёлые, уверенные, будто те, кто шёл, знали — она здесь и не уйдёт.
— Какая храбрая птичка, — раздался хриплый голос. — Принцесса в ночи, без стражи, без защиты. Разве не боишься, что крылья переломают?
Из тени выступили двое мужчин. Их лица скрывали капюшоны, но блеск ножей сверкнул в руках.
Аделина попятилась, сердце ухнуло в пятки. Она пыталась сохранить достоинство, но пальцы предательски дрожали.
— Я… я просто ищу дорогу… — начала она.
— Найдём тебе дорогу, красавица, — усмехнулся один, шагнув ближе.
Всё происходило слишком быстро. Но прежде чем она успела вскрикнуть, с другой стороны улицы раздался стук копыт.
— Отойдите от неё.
Голос был холоден, как сталь. Из темноты выехал всадник. Луна осветила его лицо, и Аделина узнала Райнера.
Он сидел в седле уверенно, в руке блеснул меч.
— Это не игра, — сказал он, и в его взгляде была угроза. — Последний шанс — убирайтесь.
Бандиты переглянулись. Один плюнул в пыль, другой скривился, но оба поняли: против воина их шансы ничтожны. Они растворились в тенях, оставив только запах дешёвого вина и злобы.
Аделина стояла, не в силах двинуться.
Райнер спрыгнул с коня и шагнул к ней. В его глазах сверкала злость — не только на разбойников, но и на неё.
— Что ты творишь? — выдохнул он, схватив её за плечи. — Ты могла погибнуть!
Аделина впервые за всю ночь позволила себе дрожь. Она опустила глаза, но в её голосе звучало упрямство:
— Я ищу мать. Мне нужно знать правду, Райнер. Даже если придётся рисковать.
Он долго смотрел на неё, будто пытался решить, стоит ли спорить. Потом отступил на шаг, устало проведя рукой по лицу.
— Тогда знай, — произнёс он тихо, почти обречённо, — я не дам тебе идти туда одной.
И в этот миг Аделина впервые почувствовала, что её опасный поиск стал не только её дорогой — но и дорогой Райнера.
Между ними воцарилось молчание — странное, напряжённое, но в то же время почти доверительное. Аделина впервые увидела в его глазах не только суровость, но и ту скрытую решимость, что казалась ей защитой, даже если он сам не признавался в этом.
Но их единение длилось недолго. Резкий свет факелов прорезал темноту, и улицу заполнил топот сапог. Из переулка высыпали стражники в алых плащах с гербом короны на груди.
— Вот они! — выкрикнул один, указывая на девушку и юношу.
Кольцо копий сомкнулось.
Аделина вздрогнула. Райнер, мгновенно сжав зубы, шагнул вперёд, прикрывая её.
— Что это значит? — его голос звучал твёрдо. — Я — сын герцога фон Хагена. Вы смеете поднимать оружие на меня?
Зал сиял огнями. Хрустальные люстры отражали свет сотен свечей, и он переливался в бокалах, рассыпался в шелесте платьев, в золоте и бархате нарядов придворных дам. Сегодня во дворце давали бал в честь приезда герцога Альбрехта и его сына — Райнера.
Аделина стояла у колонны, в платье нежного голубого оттенка, и чувствовала, как взгляды скользят по ней — с любопытством, с насмешкой, с лёгким презрением. Дочь короля, но не королевы. Бастард.
Она держалась прямо, как учила её гувернантка, но внутри сердце било тревожно.
В этот миг у входа показался он. Райнер. Высокий, статный, в мундире, расшитом серебром. Его шаги были уверенными, взгляд — холодным, но в этом холоде таилась какая-то притягательность. При его появлении дамы оживились, а мужчины почтительно склонили головы.
Аделина невольно задержала дыхание.
— Ваше высочество, — раздался рядом тихий голос её сестры Элеоноры. — Кажется, наше будущее сегодня вошло в этот зал.
Элеонора улыбалась, как всегда, победоносно и надменно. Она знала, что все смотрят только на неё: первая красавица двора, законная дочь короля. И действительно — глаза Райнера остановились на ней.
Аделина заметила это. Он не просто смотрел, он словно изучал её сестру. И это укололо так остро, что в груди разлилась боль.
Музыка зазвучала громче. Райнер подошёл к Элеоноре и склонился в поклоне.
— Позвольте, леди, пригласить вас на танец.
— С удовольствием, — её голос прозвенел сладко и торжествующе.
Они закружились в вальсе, и Аделина, прижав руки к груди, наблюдала, как взгляд Райнера остаётся прикованным к её сестре.
В тот момент ей впервые пришла дерзкая мысль: «Я не позволю этому случиться. Я не уступлю его ей».
Она не знала ещё, что это решение изменит её жизнь и приведёт к тому, что однажды она сама будет умолять отца заставить Райнера стать её мужем.
После бала Аделина долго не могла уснуть. Перед глазами стоял Райнер: как он держал сестру за талию, как легко улыбался ей, как его глаза оживали только рядом с Элеонорой. Сердце сжималось от ревности.
Аделина всё чаще находила отдушину не во дворце, а в саду и прогулках. Там, среди леса и поля, она чувствовала себя свободной. Часто мечтала о Райнере, она пережила несколько опасных мгновений вместе с ним— и теперь чувствовала себе рядом с ним счастливее. Его голос, внешность, характер, все привлекало ее.
Но однажды вечером, проходя мимо сада, девушка услышала голоса. Её сердце дрогнуло: она узнала их сразу.
— Райнер… — мягкий, почти певучий голос её сестры.
— Ты знаешь, я всё отдал бы, лишь бы быть рядом с тобой, — ответил он тихо, но с такой страстью, что Аделина застыла.
Девушка не хотела слушать, но ноги словно приросли к земле.
— Я ведь твой, — продолжил он. — И ты это знаешь. Сколько ночей мы уже были вместе, и всё же каждый раз я жду тебя как впервые.
Сестра рассмеялась приглушённо, но в её смехе звучала нежность.
— Я тоже люблю тебя, Райнер.
Мир в груди Аделины пошатнулся. Сердце заколотилось так сильно, что она боялась выдать себя дыханием.
А потом прозвучало то, чего она боялась больше всего:
— Скоро я пойду к королю, — сказал Райнер уверенно. — Я попрошу его руки твоей. Я не потеряю тебя.
— Он согласится, — прошептала сестра. — У нас всё будет так, как мы мечтали.
Их поцелуй заглушил остальные слова.
Аделина стояла в тени, сжав губы до боли. Она знала, что Райнер влюблён в её сестру, но теперь правда встала перед ней во всей полноте — не романтическая увлечённость, а любовь, готовая к браку. Любовь, которая принадлежала не ей.
— Он должен увидеть во мне не просто дочь короля… — шептала она в тёмной тишине своей спальни. — Он должен захотеть меня.
Утро принесло смятение. Слуги передавали, что герцог с сыном задержатся во дворце ещё на несколько дней. Это был шанс.
На следующий вечер, когда Райнер отправился прогуливаться по саду, Аделина решилась. Она вышла ему навстречу. Лёгкое платье цвета слоновой кости, локоны, собранные жемчужной нитью, и взгляд, полный решимости.
— Милорд, — она склонила голову в приветствии. — Позволите ли пройтись вместе?
Он чуть удивился, но всё же кивнул.
Они шли среди благоухающих роз. Тишина давила. Райнер, казалось, думал о чём-то своём, и Аделина поняла — он снова вспоминает Элеонору.
— Здесь очень красиво, — нарушила она молчание. — Но красота ничто без того, с кем можно разделить её.
Он бросил на неё короткий взгляд, вежливый, но холодный:
— Вы правы, леди Аделина.
Его голос был сдержан, словно он разговаривал не с девушкой, а с далёкой знакомой.
Аделина сделала шаг ближе.
— Я знаю, что во дворце многие смотрят на меня свысока. Но я не хуже моих сестёр. У меня тоже есть сердце.
Райнер остановился. Его взгляд стал серьёзнее, но и холоднее одновременно.
— Никто не сомневается в вашем сердце, леди, — произнёс он медленно. — Но не всем дано получить то, чего они желают.
Эти слова ударили, словно пощёчина. Она хотела возразить, закричать, но только опустила глаза.
Когда они вернулись к дворцу, Райнер учтиво простился и ушёл.
Аделина осталась у мраморной лестницы, стиснув руки. Внутри всё горело.
«Если он не готов увидеть во мне женщину… отец заставит его. Я добьюсь этого. Пусть будет моим, даже если не по своей воле».
И с этой мыслью в её сердце зародился первый тёмный росток — решимость подчинить судьбу.
Дворец жил размеренной жизнью: утренние пиры, бесконечные приёмы и вечные разговоры о политике. Но Аделина всё реже чувствовала себя частью этого блеска. Каждый её день словно оборачивался в мучительное ожидание — ожидание взгляда Райнера, слова, улыбки, того самого огонька, который когда-то согревал её в их общении.
И теперь, всё чаще замечая его рядом с сестрой, она ощущала, как что-то тяжёлое сжимает грудь. Их шаги совпадали, их смех звучал в унисон, их взгляды встречались — и этого было достаточно, чтобы Аделина сжала кулаки до боли.
Она старалась держаться достойно. Но всякий раз, когда они проходили мимо неё, улыбаясь друг другу так, словно весь мир сузился только до двоих, её сердце колотилось так, будто готово разорваться.
— Госпожа, вы бледны, — заметила однажды служанка, помогая ей снять накидку после прогулки.
Аделина молча кивнула. Что могла она сказать? Что её мучает не болезнь, а яд ревности? Что каждое слово сестры в адрес Райнера ранит её, словно нож?
Она всё сильнее убеждалась: если не поговорит с ним прямо, то сойдёт с ума.
В тот вечер она решилась. Зная, что Райнер часто выходит в сад после ужина, Аделина накинула лёгкую шаль и вышла следом. Воздух был прохладным, пахло розами и пряными травами. Луна серебрила аллеи.
Он стоял у фонтана, задумчиво глядя на воду. Лёгкий ветер шевелил его волосы.
— Райнер… — её голос прозвучал тихо, почти умоляюще.
Он обернулся и слегка улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла, которое раньше она всегда видела.
— Аделина, вы ещё не отдыхаете?
— Я хотела поговорить. С тобой, — она остановилась перед ним, чувствуя, как дрожат пальцы. — Мне тяжело носить это в сердце… Ты знаешь, мне кажется… кажется, я люблю тебя.
Её слова повисли в ночи, тяжёлые и хрупкие одновременно.
Райнер вскинул брови и… рассмеялся. Не зло, но и не ласково — так, как смеются над детской наивностью.
— Аделина… — он покачал головой. — Нет. Ты ошибаешься.
— Ошибаюсь? — голос её сорвался. — Но ведь ты часто в последнее время был рядом, помогал мне, защищал… я думала…
— Ты придумала это себе, — спокойно ответил он. — Приняла мою заботу за чувства. Я не хотел, чтобы ты попала в беду, ведь ты ее сестра, она часто говорит о тебе, жалеет. Но это не любовь, Аделина. Ты слишком молода, слишком неопытна. Тебе просто хотелось верить, что я принадлежу тебе.
Слова били больнее, чем удары.
— Но почему… почему тогда с ней? — прошептала она. — Я вижу, как ты смотришь на мою сестру.
В его глазах вспыхнул тот самый свет, который сжигал её изнутри.
— Потому что она — и есть моя любовь, — твёрдо сказал Райнер. — Только при ней я жив. Ты не понимаешь.
И тут он стал совсем другим — холодным, словно чужим. Его взгляд скользнул по ней, и в нём не было ни капли того прежнего тепла.
— Прости, Аделина, — добавил он уже мягче, но от этого не легче. — Но у нас с тобой никогда не могло быть будущего.
Он развернулся и пошёл прочь, оставив её одну среди мраморных аллей.
Аделина стояла неподвижно, будто корни держали её в земле. Ночь звенела тишиной, лишь фонтан тихо журчал, словно насмехаясь.
Слёзы подступали к глазам, но она упрямо сдерживала их. Королевская дочь не имеет права плакать в саду, где каждый куст — это глаза.
Она медленно вернулась в покои. Шаги отдавались гулко, и каждый из них словно говорил ей: «Он не твой. Никогда не был твоим».
Лёжа на холодной постели, она понимала: Райнер избегает её. Он смеялся над её признанием, оттолкнул её, и теперь он будет только с сестрой. Он не собирается делать ей предложение. Никогда.
И от этой мысли сердце разрывалось, как тонкая ткань под острым ножом.
Она долго не могла уснуть. Перед глазами снова и снова вставала сцена у фонтана: его смех, холодный взгляд, слова, что её любовь — всего лишь иллюзия. Слёзы катились по щекам, впитывались в подушку, и только тьма знала, насколько глубока её боль.
Но вместе с болью приходило другое чувство. Горькое, едкое, словно яд.
«Если он не видит во мне женщину… если он смеётся над моими чувствами… значит, я должна доказать свою значимость иначе».
Она сжала одеяло, будто клялась самой себе.
— Ты отверг меня, Райнер, — прошептала Аделина в пустоту. — Но однажды я заставлю тебя пожалеть.
В её сердце уже рождалась новая мысль: любовь может отвернуться, но сила, влияние, власть — никогда. И эта власть, и сила есть у ее отца. Она ещё найдёт способ, чтобы он был рядом с ней.
И хотя ночь окутывала её одиночеством, в душе Аделины впервые вспыхнуло иное пламя — не нежное, не романтичное, а жгучее, горькое. Пламя, которое способно превратить ревность в решимость.
Тронный зал в этот день был необычно пуст. Лишь несколько стражей стояли у колонн, и тишина под сводами была такой густой, что каждый шаг отдавался гулким эхом. Король сидел в кресле, слегка откинувшись назад: утомлённый долгими советами с вельможами, он выглядел старше, чем обычно. Но когда в дверях появилась Аделина, его лицо заметно просветлело.
— Дитя моё, — позвал он мягко, — иди ко мне.
Она подошла и, опустившись на низкую скамеечку у его ног, словно снова стала маленькой девочкой. Король коснулся её волос, провёл ладонью по её щеке — и сразу заметил в глазах дочери тревогу, что она тщетно пыталась скрыть.
— Что мучает тебя, Аделина? — спросил он. — Я вижу, твоя улыбка стала редкой гостьей.
Девушка прикусила губу, опустила глаза. Ей казалось, что слова застревают в горле.
— Мне… трудно, отец, — наконец выдохнула она. — Иногда сердце болит так, будто в груди горит пламя.
Король нахмурился, внимательно вглядываясь в её лицо.
— Это не раны от придворных сплетен, — сказал он тихо. — Здесь другое. Это любовь?
Его догадка была так неожиданна и точна, что Аделина вздрогнула. Щёки её вспыхнули румянцем, и она не смогла соврать. Лишь кивнула, еле заметно.
Король тяжело вздохнул, словно на его плечи легла новая ноша.
Прошла всего неделя, но для короля эти дни растянулись в вечность. Он скрывал тревогу даже от ближайших придворных, но каждую ночь засыпал с тяжёлой мыслью: в кого же влюблена Аделина?
В один из вечеров, когда двор уже готовился к пиру, в его покои вошёл седовласый советник. Лицо его было мрачным, словно он нёс не новость, а приговор.
— Государь, — поклонился он низко, — я сделал всё, как вы велели. И теперь знаю, кого хранит сердце вашей дочери.
Король поднялся с кресла, сжав подлокотники так, что суставы побелели.
— Говори, — приказал он.
Советник задержал взгляд на полу.
— Это Райнер.
Имя прозвучало, как удар. Король резко шагнул к советнику.
— Райнер? — его голос дрогнул, но тут же окреп. — Ты уверен?
— Более чем, мой король. Слуги видели её взгляды на балах, слышали, как она невольно произносит его имя во сне. Она не скрывает этого так, как думает.
Король тяжело опустился обратно в кресло. Несколько мгновений он молчал, словно не веря услышанному.
— Но ведь… — он закрыл глаза, — Райнер с Элианой.
Советник склонил голову.
— Да, государь. В этом и кроется вся опасность.
В зале воцарилась гнетущая тишина. Лишь пламя факелов бросало тревожные отблески на стены.
— Две дочери, — медленно произнёс король, — и обе связаны с одним мужчиной. Это — беда.
Он встал и прошёлся по комнате, словно ища выход среди невидимых лабиринтов.
— Аделина думает, что её чувство — тайна, — продолжал он сам с собой. — Но если слухи дойдут до Элианы, сестринская любовь может обернуться ненавистью. И что будет тогда? Зависть, соперничество, кровь…
Советник тихо кашлянул:
— Повелитель, может, стоит… предостеречь? Или же ограничить их встречи?
Король остановился и посмотрел в окно, за которым мерцали огни столицы.
— Нет, — сказал он решительно. — Запреты лишь разожгут пламя. Я должен сам поговорить с Аделиной. Её сердце — ещё юное, и оно не понимает, какой пропасти желает.
Король снова сел и наклонил голову, словно старец, которого внезапно постигло тяжёлое бремя.
— Благодарю тебя, друг, — тихо сказал он советнику. — То, что ты открыл, станет нашим секретом. Никто — слышишь? — никто не должен знать об этом. Даже сама Элиана.
— Как прикажете, государь, — поклонился советник и удалился.
Король остался один. Его сердце разрывалось: любовь к дочери требовала дать ей счастье, но долг отца и правителя запрещал разрушать судьбу второй дочери ради прихоти первой.
Он поднял глаза к потолку, и в них отразилась боль.
— Аделина… что же ты натворила своим сердцем?
Вечер опустился на дворец, и король, по привычке, уединился в своём кабинете. Он перебирал свитки, но мысли его были далеко. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним вставало лицо младшей дочери.
Дверь тихо отворилась, и вошла Аделина. Она не была похожа на ту робкую девушку, которой он её привык видеть. В её взгляде светилось что-то жёсткое, непреклонное.
— Отец, — сказала она твёрдо, не дожидаясь приглашения, — мне нужно с вами поговорить.
Король медленно отложил перо и посмотрел на неё.
— Я слушаю тебя, дитя.
Аделина подошла ближе, сердце её колотилось, но голос не дрожал.
— Вы однажды сказали, что готовы сделать всё ради моего счастья.
— Да, — король кивнул. — Но я также сказал, что не всё в нашей власти.
— Я знаю, — перебила она, — но прошу вас… помогите мне. Заставьте Райнера жениться на мне.
Король побледнел. Несколько мгновений он сидел, словно окаменев.
— Ты понимаешь, что говоришь? — его голос стал глухим, как гул в пустом храме.
— Да, — отчётливо произнесла она. — Я люблю его. Я не смогу жить, если он будет с другой. С сестрой!
Слова ударили в сердце короля острее любого кинжала.
— Аделина, — он встал, обойдя стол, и взял дочь за плечи. — Это чувство — безрассудство. Оно ослепило тебя. Райнер любит твою сестру, и они скоро будут обручены. Разрушить их союз — значит предать и её, и его.
— А что насчёт меня? — вырвалось у Аделины. Её глаза вспыхнули огнём. — Я что, должна мучиться всю жизнь? Смотреть, как он улыбается ей, как он счастлив рядом с ней? Я тоже достойна счастья! И вы можете его мне дать.
Король резко отступил, словно его обожгли.
— Ты хочешь, чтобы я заставил человека нарушить клятву и полюбить тебя силой? Думаешь, это принесёт тебе радость?
— Он полюбит меня, если будет рядом! — выкрикнула Аделина, в голосе её зазвенела истерика. — Я уверена! Он просто не понимает своих чувств. Он нужен мне, отец, и вы должны помочь!
Король закрыл глаза. Впервые он увидел в своей дочери не кроткое дитя, а женщину, готовую бороться за любовь до конца. Но эта борьба грозила обернуться войной внутри семьи.
— Аделина, — сказал он, тяжело дыша, — ты просишь невозможного.
— Для короля нет невозможного, — резко ответила она. — Разве не так?
Эти слова ударили сильнее любого обвинения. Король почувствовал, как внутри него борются два человека: отец, готовый ради дочери на всё, и правитель, понимающий, что насилие над чужим сердцем приведёт лишь к беде.
Он отвернулся, чтобы скрыть дрожь в руках.
— Я подумаю, — наконец произнёс он.
Аделина шагнула к нему ближе.
— Нет, отец. Вы должны пообещать.
Король обернулся, его глаза сверкнули гневом и болью.
— Берегись, дочь моя. Иногда то, чего мы страстно желаем, становится нашим проклятием.
Она не отступила, лишь подняла голову выше.
— Пусть так. Но без него я не смогу жить.
Её слова повисли в воздухе, словно роковое предзнаменование. И король понял: с этого вечера его семья уже никогда не будет прежней.