Королевство трёх Светил

Глава первая: «Кула-Бьяла»

Тоска по родным краям ещё не успела меня обуять, но уже подкрадывалась где-то в глубине души. Медовая листва поздней солнечной осени сияла в лучах двух дневных светил. Водная гладь озера Молочное лучилась и мерцала, берёзовые колышки, вбитые вдоль тенистой тропы, постепенно редели. Последний путеводный столбец с перечёркнутой надписью «Лазурные Шхеры» остался позади, а перед нами раскинулось необъятное холмогорье земель Королевства Трёх Светил. Глубокие, практически чёрные в низинах пади сменялись пушистыми хвойными возвышенностями изумрудного цвета. Словно написанные кистью художника, искрящиеся, бесчисленные островки чинных пшенично-шафрановых лесов, изредка соседились с медными полями и крохотными хрустальными зеркальцами озёр. Вмиг захотелось искупаться напоследок, ведь с каждым днём становилось всё холоднее, зима приближалась, а к следующему лету даже шхерские боги и Великие Отцы не знают, что с нами станется.

Я окинул взглядом небеса, усеянные млечными прядями перистых облаков. Меж ними теснились столпы жёлто-янтарного света, ласкающие природу своим теплом в последний раз. Даже вечно настороженный и готовый к охоте беркут, лениво парил играючи улавливая потоки ветров, видимо примиряясь с неминуемой нуждой кочевать на юг, куда держали путь и мы трое: я, мой брат Елей и наш оруженосец Елушка.

Спускаясь с холма, мы несколько раз, чуть не перевернули обоз, а у лошадей то и дело ноги подкашивались на неровной дороге. Чудом, не без моих молитв, мы всё-таки оказались в низине, куда свет солнц почти не попадал, сразу стало зябко, под копытами слышалось влажное хлюпанье непросохшей земли.

– Вот и покинули родные земли. Эх-х. – молвил вполголоса брат. – Теперь имя рода нашего Вальедонского тем меньшую силу имеет, чем дальше к югу направляемся…

– Ты только и мечтал, что сбежать, – Хоть и привыкший к тяге брата за пределы родных земель, я всё ещё недоумевал в глубине души. – а теперь горя хапнем, будем знать.

– Не хапнем, – ответил Елей со стальной уверенностью в голосе. – я-таки не лыком шит, что такое война знаю не понаслышке, да и ты чай не гортензию собирал во дворе, за свои семнадцать зим, а?

– За свои семнадцать зим я так поднаторел, что мельеторка сейчас на моём скакуне покоится, а не на твоём.

– Давеча медовуха по усам стекала, я не то что фехтовать, я меч еле в руках держал. И то надавал тебе плашмя по щам, до сих пор щёки алые! Ха!

– По щам может и надавал, а мельеторка всё равно у меня, вот и думай.

– Вам лишь бы помериться мельеторкой, а как встретим на пути вышеградских разбойников, так мало нам не покажется. Вся ваша бравада превратится в мольбу о пощаде. Арханцы – народ нетерпимый, горячий. Слухи ходят, что они уж все леса прилежащие заполонили.

Оруженосец не смог сдержаться и внёс свою угрюмую лепту в разговор.

– Ты, Елушка, давай не принижай нас, а то ишь, думает мы с тобой вышеградских головорезов не сдюжим, Бадьян, слышал, а? Арханцы его пугают… Да я лучами Светил благословлённый, плечом к плечу с арханцами между прочим шакшийцев резал только в путь! – Продолжал свою браваду Елей. – Не сдюжим, ха! За себя говори, Елушка!

– Доколе их будет хотя бы трое, сдюжим. А коли четверо попадётся на пути, тут уж Елушке самострел доставать придётся.

– Трое?! Да ты верно шутишь, забыл, как мы разобрались со шхерскими душегубами? Семеро на двух! Три зимы минуло с тех пор, а мы упражняться не прекращали меж тем!

– То жалкие душегубы с топорами наперевес, а то арханские изгои, что через войны прошли.

– Я так-то тоже войну прошёл, не забывай.

– То ли прям война?

Я посмотрел на Елея исподлобья.

– Что, коли не война?

– Будь по-твоему, я там не был.

То конечно война была и кровопролитная, изредка я брата подстёгивал, ибо ну уж совсем тоскливо в пути бывает, аж глаза слипаются. Хочется немного попроказничать.

– Я там был! – Молодой Елушка опять заладил. – Война, война! Самая настоящая! За право рода Вальедонского жить и здравствовать!

Светила уж прятались за горизонт, а ходу было ещё десятки вёрст.

– Заночуем здесь – озябнем, будем идти всю ночь – лошади выдохнутся. Да и шиш его знает, что нас впереди ждёт, не нравится мне эта низина. Дурно пахнет здесь, только ртом и вдыхай, лишь бы смраду не ощущать.

У Елея был совсем уж плохой настрой. То ли голова весь день у него зудела после медовухи, то ли из-за рапиры расстроился.

– Чего это озябнем? Костёр разведём, Елушку на дозор поставим, и никто нас не тронет. – Я был твёрдо уверен, что оставаться здесь можно и нужно. – Коли недруги найдутся, часто ли тут караваны ходят? Тропа узкая, вязкая. Грабить некого. Основной тракт в другой стороне.

– Ты меня поучи ещё, юнец! – в голосе брата звучала отцовская строгость и материнская прыть. – Коли останемся, я глаз не сомкну. С Елушкой будем сидеть песенки под нос бормотать, да у костра греться.

– Да как пожелаешь, завтра усталый в поединок зайдёшь и не вернёшь Мельеторку, ха! Мне же лучше.

– Уж лучше тебе мельеторку оставить на денёк другой, чем сгинуть здесь во сне.

На том и порешали. Низина и вправду была совсем хмурой. Ни тебе белок, ни огарей в озерцах, ни стука дятла… Даже снегуряки со своими трелями притихли, хотя доселе голосили только в путь. Тишина. Едва уловимый ветерок чуть подкрадывался, но в испуге рассеивался и колыхал лишь верхушки сосен.

Пока мы с братом упражнялись перед сном в фехтовании, Елушка подсуетился, развёл костерок, достал из повозки тройку крохотных деревянных седалищ, шоб не голым задом на земле сидеть, налил водицы в котелок и начал варить вечерние харчи.

– Янко, ты давай не сачкуй! – Елей говорил на выдохе, нанося удары. – Вчера вон какой бойкий был, а сейчас чего?

– Снова хочешь меня раззадорить, чтобы ошибки допускал? Не получится, я твои хитрости все знаю.

По вечерам мы фехтовали почти во всю силу, но деревянными мечами, поэтому дозволялось и в лицо тыкнуть, и по ноге шарахнуть. Не смертельно ведь. Елей техничен, стойка монолитная, все движения отточены, а реакция на мои попадания – горыйская. Будто и не попадаю вовсе, а так лишь поглаживаю.

Глава вторая: «Арханец»

Ночь была тревожной. Просыпаясь, Кула-Бьяла имеет обыкновение будить всю нечисть и чертовщину, что таится в укромных уголках Королевства Трёх Светил. Посему мы почти не сомкнули глаз, даже шатёр не ставили. Я забрался на повозку, постелив себе овечьих шкур под зад, дабы не озябнуть. Елей сновал туда-сюда с лаохъским клинком наизготове, Елушка накинул на себя тулуп заячий, да самострелом вооружился.

То и дело чёрные тени метались вокруг, но покуда костёр с маслом ижицы шхерской полыхал алым пурпуром, да синевой лазурной искрил, к нам было не приблизиться ни на шаг. Как бы о том ни мечтали чертилы лесные, да шваль озёрная. Кони наши хоть и верные, но нечисть чуя норовили сбежать. Хорошо, что Елушка умеет их привязывать как следует, а то бы наутро втроём пешком до Вышеграда тащили воз, да и одним богам известно дотащили бы, али кинули б отчаявшись.

Я очнулся на рассвете, уже потеряв счёт своим пробуждениям. Светлице едва показывалось из-за горизонта, а за ней Жаровье нехотя поднималось и разгоняло всех упырей, что Кула-Бьялой разбужены были. Елей сидел возле затухающего костра, да бубнил под нос что-то. Меня подёргивало от холода, но мы были целы и невредимы опосля ночки такой, что несомненно грело душу. Окромя, знал я, как человек с севера, что тулуп нацепить да пробежаться поутру – лучший разогрев.

Посему помчался не раздумывая, стремглав поскакав, куда глаза глядят. Елей даже и спрашивать не стал, куда направляюсь, ибо сам не раз так делал. А пока бежал – светало, озаряло округу лучами. Вверх по тропе я думал мчаться до тех пор, пока просвет меж деревьев не увижу, но он всё не являлся. Остановившись на месте, чтобы дух перевести, я уж было хотел бежать обратно, ибо кровь разгорячилась, онемевшие пальцы ног уж порядочно оживились, да и ладони белёсые розовизной рассветной налились. Но чутьё подсказало замереть и прислушаться, ибо спокойно было вокруг. Чересчур спокойно.

В тот же миг голоса услышал, да разобрать попытался, но не удалось толком. Посему решился ближе подойти, на отзвуки ориентируясь. Крадучись уши навострил, а глаза каждое движенье в лесу улавливали. То и дело головой по сторонам крутил, чтобы из засады никто прыгнуть на меня не смог, да вот жалел, что не прихватил мельеторку свою. Спокойнее стало бы. Но да куда теперь, уразуметь бы кто болтает поутру в лесу неспокойном.

Сквозь кусты, листья и меж стволов древесных углядел несколько человек. Одежды разные у всех, да и сидят вальяжно. На ратников Вышеграда не похожи, значит, либо разбойники, либо охотники местные. Коли охотники, можно с ними вместе в сторону Вышеграда отправиться, гурьбой сохраннее. А коли разбойники, то мимо пройти и не удастся, придётся либо бой принимать, либо драпать, аки зайцы. Да вот только драпать не получится, больно телега у нас гружёная. Эти-то налегке – черти.

Глядел я дальше, себя никак не выдавая. Ходили, шутили, выпивали, оружие имели. Чуть поодаль лук лежал, неплохой, стройный, тугой. Ещё чуть в стороне – самострел. Видал я и получше самострелы, да и такого хватит, чтобы душу вышибить, коль нужда появится. Ни клинков, ни копий. Может и вправду охотники? Я надеялся на это. Но вмиг всё переменилось, когда на коне вороном прискакал ещё один. Смуглый, грязный, шкурами увешанный, да прыткий, бойкий, что даже сам Елей бы впечатлился. На боку сабля арханская, на шее висит светило золотое, до того ловко исполненное, что никаких сомнений не оставалось – украл, либо снял с убитого. Да и клеймо на лошади о многом говорило. Когда он повернулся другой стороной, узнал я горн арханский. Протрубит ежели, то со всей округи стянутся дружки ихние.

А на голове дадьярка красовалась, да такая огромная, что за версту заметишь. Коса плетёная с дадьярки свисала, а на косе всех цветов ленты, зелёные, алые, чёрные. У арханцев ленты на дадьярке – победы означали. Коли много лент, значит боец лихой, поражений не видал.

Больше оставаться нельзя. Коль заметят, ног не унести, вороной конь в два прыжка меня настигнет, а шашка арханская мне голову отсечёт, моргнуть не успею. Точат они свои тесаки так, что папирус, парящий в воздухе, расходится надвое за один взмах. Помню, как дружественные нам арханцы в угодья нагрянули, так целое представление устроили со своим оружием. Листья клекавицы нарезали мастерски. Впечатлившись, я захотел научиться так же. Потом две зимы только и делал, что точил шашку отцовскую, да махал ей аки умалишённый. Но то две зимы, а то жизнь целую сим заниматься.

Уносил я ноги быстрее василькового сайгака, побежал бы заяц рядом, диву бы дался. Но рядом никого не было. Пальцы уже покраснели, дух захватывало, а ноги всё несли. Елей меня завидев, тут же меч свой обнажил, да Елушку поднял.

– Что стряслось?!

Запыхавшись, я сначала двух слов связать не мог, но сделав небольшую передышку, всё-таки заговорил членораздельно.

– Арха… Арха… Арханцы!

– Быть того не может!

– Дадут боги, в паре вёрст от нас, не далее…

– Уверен, братец?

– Сомнений и быть не может. Я и коня видал, и шашку, и главаря ихнего.

– Сколько народу?

– Семь, восемь рыл точно будут, самострелами вооружены, да луками. Видать охотиться сюда спускаются, а может и не только охотиться…

– Главаря точно видал? Ни с кем не спутал?

– Точнее и быть не может.

– Во что одет? Какой конь? Клеймо?

– Шкурами овечьими обвешан, смугл, нечист, глаза чёрные, как смоль, на голове дадьярка шерстяная, коса чуть ли не до пояса, лентами увешана всех цветов радуги! Конь вороной, если и есть что чернее глаз этого разбойника, так только его скакун. Клеймо на лошади тоже приметил, то ли ястреб, то ли какая другая птица…

Брат нахмурил брови.

– Да-а, етить его… Арханцы – это опасно. – он сделал короткую паузу, глаза его сверкали так, будто азарт в душе очнулся. – Но опасны в степях или в горах. А в лесах они, как кроты. На ощупь передвигаются. Ума не приложу, что заставило их сюда прийти…

– Жажда наживы, очевидно. – вставил Елушка. – Да вот только придётся нам назад сдавать, видимо. На наших землях они бесчинствовать не посмеют. А в Вышеграде князь, видимо, совсем уж сник. Предыдущий этих горцев так гонял, что едва нос черномазый сунется, сразу же клинок вышеградский его срубал. Ратники бродили по лесам, только и надеялись, что арханцы с гор спустятся, до того их гонять отрадно было!