Король и Королева

Часть 1. Недоверие (I)

Всё чаще я задумывался о жизни, всё чаще смотрел по сторонам и видел намного больше, чем способен был увидеть раньше. Дело тут отчасти было в том, что я старался приучить себя слушать окружающих, их суждения, их советы, подсказки, а отчасти в том, что мне самому хотелось стать более зрелым. Обычным. Таким же, как все. Чем плохо-то?

Кстати говоря, всё больше мне хотелось перенести отношение к герцогине на её страну. Да и почему бы нет? В этом смысле моё сердце совершенно свободно. К Отардату я отношусь равнодушно, он для меня не более чем символ, на который прочно завязано чувство долга. Так что мешает полюбить Оданес? Он этого вполне достоин. И пусть я не особо-то рассчитываю когда-нибудь здесь поселиться: даже если переживу войну, всё то же чувство долга свяжет меня с Отардатом, потому что именно в той армии мне предстоит служить в мирное время – но ведь и брак с герцогиней совершенно невозможен. А разве это мешает мне её любить?

В своей короткой жизни я видал, конечно, края и покрасивее – тот же Аэзер, к примеру. Но именно спокойная, умеренная прелесть оданесских холмов, лесов, скал и долин пленила моё сердце. Мне всё больше казалось, что мы с этой страной очень похожи: оба уравновешенные и безмятежные, возможно, себе же во вред, оба простые и безыскусные, мало чем примечательные, но судьбой вынесенные на самый гребень событий и насильно наделённые чрезмерной значимостью. Славу Оданесу принёс случай, который подтолкнул наследника видерегского властителя, первого короля, основать резиденцию в долине Одий, построить там первый маленький замок. А что сделало знаменитым меня? Наверное, страстное желание людей верить, что вот придёт посланник божьей воли и решит за них все их проблемы, а заодно стремление напялить этот венец на первую же подвернувшуюся голову.

Я казался себе человеком-случайностью, который просто присвоил честь, по справедливости предназначавшуюся другому. Я, конечно, этой чести недостоин, но уже способен понять, что с обстоятельствами невозможно спорить. И если все решили, что я – божий посланник, значит, я им буду, различия лишь в том, хорош окажусь или плох. Лучше уж быть в чужих глазах хорошим, это облегчает жизнь и на теперешнем этапе очень мне пригодится.

Конечно, всё должно быть в меру, даже хорошесть.

Мы ждали своего часа у засеки между Истой и Аулагером, но не уходили под защиту стен или зарослей, приготовленных к встрече «гостей», напичканных ловушками и удобными для обороны уголками. Мы стояли перед засекой, готовые встретить врага в любой момент, только лоримцы пока не спешили к нам на встречу, и это беспокоило командование. Чувствовалось, что все вокруг очень хотят побыстрее отправить меня и моих ребят в бой. Этого никто особенно и не скрывал.

Отчасти настрой оданесских командиров был понятен. Желание вышвырнуть вон хотя бы лоримцев, конечно, закономерно, но рваться в бой первым я не собирался. У засеки, подготовленной, кстати, просто отлично – мне удалось кое-что увидеть и оценить – собирались все свободные войска, даже скудные союзные отряды Санкерина и Балатвара. Готовилось генеральное сражение, и все хотели воевать так, чтоб спину прикрывало что-нибудь надёжное. Полоса обеспечения, например, или крепость. Моим бойцам такого удобства никто не предложит. Моих, боюсь, толкнут на самое опасное и невыгодное направление.

В предвидении решающего боя появилась и ещё одна забота – скрыть от лоримцев конкретное место его проведения. Для сохранения тайны делалось всё, поэтому я тоже не знал, где он будет. Этот момент я принял с пониманием, а вот последовавший вскоре приказ выйти за линию обороны и начать партизанскую войну против врага выслушал скептически. Приказ принёс мне один из посыльных архета, даже не адъютант. Выяснять отношения с рядовым служакой как-то глупо, но только с ним я и мог поговорить – до командующего не докричаться.

– Приказ ясен? – механически осведомился посыльный, глядя на меня стеклянными от усталости глазами.

– Нет.

Солдат почти незаметно вздохнул и с усилием сфокусировал на мне взгляд.

– Что именно в приказе неясно?

– Например, почему архет Оданеса отдаёт мне приказы. Я ему не подчиняюсь. Передай, что я считаю его предложение непродуманным: мои отряды плохо подходят для эффективной партизанской войны в Оданесе, для этого лучше использовать местных. Поэтому заниматься порученным мне делом не буду. Вопросы есть?

– Есть, – сказал посыльный, вернувшись. – Архет выражает недоумение фактом неподчинения, поскольку, по его мнению, графиня Отардатская должна была переподчинить господина Арита командующему вооружёнными силами Оданеса. Кроме того, договор с графиней Аэзерской именно в этом и состоял.

– Сообщи, что графиня меня никому не переподчиняла, лишь наделила полномочиями, а мой договор с госпожой Аэзера – только моё с ней дело, архету не следует в него совать свой… В смысле, по поводу него архету не стоит волноваться. Беспокоиться. Да, так лучше, скажи – «беспокоиться». Про «соваться» не говори.

– Слушаюсь… – Он вернулся и уточнил. – Архет хотел бы знать, намереваетесь ли вы оспаривать любое его поручение.

– Если оно будет плохо соответствовать ситуации, то да. Но всегда готов обсуждать любые вопросы с архетом лично. Готов слушать его аргументы.

– Боюсь, ссора с командованием Оданеса нам вообще не на руку, командир, – с сомнением сказал Алтоф, когда посыльный ушёл.

– Я разве ссорюсь?

– Слишком резко рубишь, командир. Да, ты архету, строго говоря, не подчинён, командовать он не может. Но у армии должна быть одна голова, иначе начнётся хаос. В условиях хаоса та же победа достанется большей ценой, если вообще достанется. К тому же, ты не совсем прав – опыт партизанской войны кое у кого из ребят есть.

Часть 1. Недоверие (II)

В пути через Динори меня сопровождал представитель герцогини – он обо всём договаривался и всё организовывал. При икительгунском дворе ему предстояло лишь олицетворять тот факт, что я имею какое-то там отношение к Оданесу, и в переговоры ни в коем случае не вмешиваться. По крайней мере, так мне объяснили.

Приём меня поразил – можно было подумать, что встречают динорийцы не какого-то парня без роду-племени, а саму сиятельную Нельвергу. С таким почтением ко мне ещё никогда не обращались, а уж восхищение, на мой взгляд, вообще демонстрировалось чрезмерное. Престарелый граф Динори был давним и последовательным союзником Оданеса, но владел землями скромными по размерам и доходам. Большую часть графства занимали горы, плато и леса, по большей части бесполезные с хозяйственной точки зрения, а также необозримые пространства, на которых нельзя было выращивать хлеб, овощи или виноград, но зато можно было пасти скот. Поэтому здесь паслись табуны отличных лошадей и отары овец. Армия же была сравнительно мала, но отлично подготовлена, экипирована и в основном сидела в фортах и крепостях, построенных дорого, старательно, ответственно, а потому надёжных.

Так что граф помогал герцогине строго тем, чем мог, и это была не армия, не оружие, а только лошади, провизия, золото, голос в поддержку и хороший приём. Его светлость также, естественно, готов был оборонять свои северные границы от соседа – Икительгуна, но в этом хотел деятельной поддержки Оданеса. Исполнения этого его желания ждали от меня. Схема, сложная лишь на первый взгляд.

Впервые в жизни сидя за господским столом, я с любопытством наблюдал за сложными церемониями, которыми обставляли каждую перемену блюд или напитков. Перед трапезой воду для омовений подали не только графу, но и мне, и лишь в третью очередь – оданесскому представителю герцогини, тану. А усердие, с которым кравчий предлагал мне новые сорта вин, вызвало было предположение, что меня хотят опоить. Но нет, конечно – отказ, даже безмолвный, обозначенный одним жестом, принимали с совершенным спокойствием. Как должное.

То есть так тоже можно.

Угощения оказались скорее красивые, чем вкусные (именно теперь я задумался обо всей прелести пищи, приготовленной по-простому), зато вина были великолепные, а соседка по столу – очень любезная, приятная и изобретательная в стремлении меня разговорить. С нею это оказалось просто: дочь графа непринуждённо щебетала о всякой ерунде, но ко мне обращалась лишь с вопросами, в которых, по её мнению, я мог понимать. Мы побеседовали о войне и о способах походного приготовления баранины, а ещё о красоте горных пейзажей. Увлёкшись, я до конца ужина рассказывал ей об Аэзере, а потом мы продолжили беседу в моих покоях, в приватной обстановке.

Правда, я галантно поинтересовался, не возникнет ли у девушки проблем из-за связи с таким, как я (а заодно соображал, что вообще-то ссориться с графом и наживать лишних приключений на свою шею – излишне). Но она, приникнув ко мне, доверительно прошептала на ухо:

– Оставь, какие могут быть неприятности! Отец не станет вмешиваться в мои семейные дела. У моего супруга, знаешь ли, большие проблемы с мужской силой, и он лучше перетерпит мои невинные приключения, чем допустит, чтоб это стало известно. Опять же – семье нужны дети.

– Вы надеетесь на ребёнка от меня, госпожа?

– Мне всё равно. – Дочь графа обаятельно улыбнулась. – Я лишь объясняю, почему тебе не надо опасаться моих мужа и отца. Мне же без разницы, будет дитя или нет. Однако если будет, я стану любить его, разумеется. Ведь это будет мой ребёнок. – И она обняла меня.

Я ответил ей поцелуем – конечно, почему бы и не рискнуть. В конце концов, риск дышит мне в спину в каждый момент моей жизни, его присутствие привычно. Любезность знатной дамы показалась мне совершенно другой, чем, к примеру, ласки крестьянки. Мне уже было с чем сравнить – раньше я имел отношения и с простолюдинками, и со знатной дамой, сестрой торегенского тана. Дочь графа Динори оказалась даже деликатнее и нежнее торегенки.

Она держалась, вроде бы, очень сердечно и искренно, но я понимал, что действительность очень сильно отличается от видимости. Я сообразил, что привлёк её внимание только своей странной известностью, да ещё, может быть, она движима любопытством – как это всё получится с простолюдином. На самом же деле молодая женщина, конечно, помнит, что я, по сути, никто. Относиться ко мне серьёзно она не будет никогда.

Именно поэтому я без сожаления расстался с нею наутро, на прощание лишь галантно поцеловал кончики холёных пальцев, а она любезно улыбнулась в ответ. Впрочем, мысль её уже была далеко, тут и дурак бы сообразил – вряд ли она всё ещё обо мне помнит.

Теперь к нам присоединились и люди Динори – им предстояло сопровождать нас до границ графства, в Икительгун. Я предполагал проблемы уже на самой границе и велел своим бойцам смотреть в оба, но там, сутки прождав внятного ответа от княжеских чиновников, мы благополучно продолжили путь вглубь страны. На нас реагировали либо равнодушно, либо спокойно – мало ли, мол, кто тут ездит и зачем, наше какое дело.

В Икительгуне ещё чувствовалась ранняя весна, исход зимы, похолодало очень заметно, особенно прихватывало по ночам, много где ещё лежал снег. Холод забирался даже в толстое овечье одеяло, пробивал стенки палатки, а утром лужицы в колеях и отпечатках копыт оказывались твёрдыми, как камень. Пальцы становились чувствительными и болели, их хотелось обмотать тканью, и я вспомнил навыки, приобретённые во время путешествия через горы. Голову тоже всё время хотелось укрыть, приходилось носить капюшон, а кое-кто из моих спутников наворачивал шарфы.

Часть 1. Недоверие (III)

Я поднял Вайерда и Адеваля, сообщил им, что задание успешно выполнено, и можно собираться в обратный путь. Может, даже сорвался бы из Аркута на ночь глядя, но Вайерд мой порыв остановил решительной рукой.

– Сперва нужно убедиться, что князь действительно всё подтвердил и не передумает.

– Мы же о делах говорили, всерьёз, а не болтали за кружкой пива. – Я вспомнил, в каком состоянии был правитель Икительгуна. – Мда… Ну, и как ты будешь это выяснять?

– Поговорю с секретарём князя и кем-нибудь из его советников. Не беспокойся, командир, ты свою работу сделал, теперь поработаю я.

– Как именно? Договор, что ли, будешь заключать? Но ты же понимаешь, всякие договора – ерунда. Любой из государей запросто нарушит любые обещания, если это будет выгодно.

– Если условия изменятся, то да. Но ты же не собираешься отходить от дел или начинать проигрывать?

– Можно подумать, всё зависит от меня.

Вайерд пожал плечами.

– Всё действительно зависит от тебя. Но, думаю, чем дольше ты будешь в этом сомневаться, тем будет лучше. Правда, лучше! Твоя неуверенность заставляет тебя напрягаться и выдавать одно за другим самые лучшие стратегические и оперативные идеи. Так и должно быть.

– Ладно, дружище. Я тебя понял. Делай дело, и поедем скорее на юг, вот где не помешает понапрягаться.

Вайерд явно был удивлён, когда убедился, что договорённость с князем действительно была достигнута – уж не знаю, как выяснял, по каким официальным или полуофициальным каналам, вряд ли действительно спрашивал в лоб: «Ваш князь на самом деле одумался и плюнул в сторону окаянных истинников, или это была такая дурацкая шутка»? Мне он не сообщил, но после перговоров выглядел очень довольным. Вполне формально нам передали высочайшее предложение погостить в Аркуте ещё, если захочется, но и отказ приняли совершенно нормально.

С представителями Дикого моста до отъезда я больше не сталкивался, и это порадовало просто от души. Говорить с ними – что воду в ступе толочь. В чём, к примеру, был смысл того моего спора с истинником… Как там его – Отакар, что ли? Вот зачем князю было его затевать? Что он узнал? Подозреваю, ничего нового. Ну и я, собственно, тоже.

С другой стороны, всё больше интереса вызывало умение этих балаболов Истины залезать людям под кожу. Только ли в легкомысленной жажде чуда дело? Да, к любому человеку можно найти ключик: пообещай то, чего он больше всего жаждет – и человек будет твой с потрохами. Вот, например, я… Если бы мне посулили вернуть память о родных местах и обеспечить благосклонность Нельверги, устоял бы я? Да, потому что не поверил бы. А если б поверил? Тогда тоже отправился бы за щедрыми посулами на край света и сражался бы до последнего. Отказываться от надежды тяжело, особенно если в возможность осуществления мечты ты уже твёрдо уверовал.

Так что, может быть, никакие они и не сверхлюди. Просто на фундаменте побед, которые им принёс Оданесский демон, на награбленном с покорённых земель золоте и сладких обещаниях всеобщего счастья с богатством они умудрились построить впечатляющую державу, которую пока не получается обрушить. Но ничего, все королевства смертны, как и люди. Они рождаются и умирают, Видегер тому примером.

Как-нибудь справимся.

– Расскажи-ка мне новости из Оданеса.

– Пока не было ничего значимого, но уверен, что гонец со свежими вестями ждёт на границе Динори, и там будет что-нибудь важное, – успокоил Вайерд – видно было, что он тоже волнуется.

– А из незначительного что можешь рассказать?

– Армия Оданеса встретила лоримскую, которая пыталась организоваться, но не успела, и оданесцы одержали ещё одну победу, но не такую яркую, какой была твоя. Пожиже. – Отардатский тан обеспокоенно смотрел на меня, непроизвольно нахмурился. – Я так понимаю, ты боишься реакции герцогини, верно? Она приложила столько усилий, чтоб убрать тебя подальше с глаз, а ты возвращаешься так скоро, и с прекрасным результатом. С очередным триумфом, так сказать. Понимаешь, на северные княжества Оданес не имеет влияния, поэтому почти любой положительный вариант ответа можно считать очень удачным. Ты, получается, герой.

– Я ничего не боюсь. Рано или поздно она убедится, что я не представляю для неё угрозы.

– Не успеет. Пойми, хороший политик никогда не будет ждать, пока предполагаемый противник ударит. Он сразу обдумает способы избавиться от опасного лица и воспользуется первой же возможностью. Герцогиня сделает именно так, ручаюсь: она-то хороший политик.

– Зачем ты мне это говоришь? Намекаешь, что нужно искать другого сильного союзника? Икительгун, Балатвар, Шигай?

– Нет. Только Оданес. Балатвар бесполезен и слаб, Шигай пассивен, и он далеко, Икительгун просто пассивен. Центром коалиции сейчас может стать только Оданес. Но нужно, чтоб искренняя симпатия к этой женщине не тебя обманывала.

– Я не обманываюсь.

– Но ты тянешься к ней, а значит, при желании она сможет взять тебя голыми руками. Вот я и советую – будь бдителен.

– Я всегда бдителен. Закроем тему.

До границы мы добрались быстрее, чем от границы ехали к Аркуту – оно и понятно, дорога уже известна и пряма, планы больше не меняются. Теперь точно известно, что нам требуется, и в каком направлении ехать. У границы с Динори действительно ждал гонец, он только-только отоспался после долгой трудной дороги и решал, тащиться ли наугад вглубь чужой страны или подождать указаний. Выразил огромную радость, что больше ему не нужно принимать решения, и вручил мне сразу два письма от Эберхарта, одно от Алтофа и ещё короткое послание от её высочества, запечатанное сургучом.

Часть 1. Недоверие (IV)

– Тебе этот мальчишка кажется достойным доверия?

– Вполне. Он, кстати, рассказал много полезного об Иснарде и истинниках, которые там сейчас засели. Всё, чего он хочет – чтоб у нас скорее освободились руки для того, чтоб отбить их город. Это сложно. Но можно. Из Иснарды штурмовать Отардат будет почти так же удобно, как и от Пепельной Шийи. Даже удобнее.

– А лучше с обеих сторон, да… Ты объяснил мальчику, что пока в наши планы не входит война за Отардат?

– Конечно. Он заявил, что война – штука сложная, и планы регулярно меняются, а он молодой и может подождать. И касательно его отца – старый тан знал о задумке сына и благословил её, только по-тихому, поскольку двое его старших сыновей предпочитают сторону Дикого моста, хотя идти в Оданес воевать не захотели.

– Ясно. И нашим, и вашим.

– Нам-то что? Тан будет сам с истинниками разбираться, если всё откроется. Вряд ли мальчик сразу со всех ног кинется к нему на помощь – он не дурак и понимает, что в этом случае казнят не только батюшку, но и его самого, и даже не будет потом возможности отомстить. Он останется и будет воевать ещё злее, понимаешь?

– Вполне. Давай поговорим об архете. Что именно он хочет?

– Он хочет всё сразу и с налёту. Иной раз очень трудно понять, что он от нас ждёт. Вроде, поручил следить за границей Иснарды и давать отпор армиям, которые должны были оттуда появиться, но и на юге ему постоянно что-то требуется – я тебе писал, как мы отвоёвывали какие-то вшивые деревни и городишко…

– Не вижу ничего странного. По сути, ты оказался в резерве, а резерв бросают туда, где он нужен. Кстати, что происходит на юге: Лорим сумел собрать ещё одну армию или пока нет?

– Да, собрал. Но пока лоримцы её сколачивали и гнали к Оданесу, оданесцы успели выйти почти к самой границе, освободили три свои крепости, гарнизон которых был в осаде, ещё две сейчас отбивают, не знаю, как там обстоят дела. Но думаю, что неплохо.

– То есть, всё идёт на лад, – одобрил я. – И люди герцогини, похоже, всё делают правильно. Понятно. Тогда нам действительно ничто не мешает метнуться к Гриду и расчистить дорогу аэзерским караванам. Сколько у нас сейчас бойцов?

– Почти двенадцать тысяч, – с гордостью ответил Эберхарт, словно это было его личной заслугой. – Тысяча оданесцев сейчас в разведывательном рейде на юге. Ещё три тысячи под командованием Тио воюют в оданесской армии на юге, берут один из замков. Примерно тысяча мелкими группами разослана во все стороны. К твоим услугам полные шесть тысяч.

Я кивнул, показывая, что меня всё устраивает.

– Давно тут стоите?

– Нет. Всего три дня. До того зачищали область от мародёров и залётных лоримцев. Теперь всё в порядке, можно налаживать мирную жизнь. – И добродушно ухмыльнулся.

– Тогда поднимай пять тысяч, идём к гридской границе, к основному перевалу. Остальных оставь тут с Вайердом.

– Но зачем же оставлять здесь столько народу? Этот замчишко всё равно не получится держать долго. Да и нет смысла.

– Но всё же лучше сидеть здесь, чем в открытом поле.

– Верно. Лучше. Только какой смысл держать в хлипких стенах кучу народу на всякий случай? Война – дело такое, она плохо воспринимает ерунду вроде «на всякий случай».

– Больше пяти тысяч мне с собой не нужно.

Эберхарт развёл руками.

– Хочешь начинать операцию уже сегодня?

– А чего ждать? Только кормить солдат задаром. За три дня они должны были нормально отдохнуть. Немедленно отдай приказ на подготовку и поднимай солдат сразу после того, как я пообедаю.

– Иснардца берёшь с собой?

– Разумеется. Присматривай за ним. И ты, Адеваль, тоже.

Я охотно принял предложение привести себя в порядок и с огромным наслаждением забрался в большую бадью с горячей водой. Всё тело ныло после многодневной скачки, а омовение обещало утишить боль, понежить чуть-чуть, ну, и в порядок себя привести не вредно. В мире существует не так уж много наслаждений, сравнимых с тем, которое дарит прикосновение горячей воды к коже, особенно если человек истомлён до неприятных ощущений в мышцах. На десяток минут я полностью расслабился, а потом, выбравшись из остывающей ванны и одевшись, принял от Адеваля гладко обструганную доску, приспособленную вместо подноса. На ней были выложены ещё горячие лепёшки, кусок запечённой в пшеничной крупе баранины, маленький бобовый пудинг, масло и кусочек овечьего сыра. Повар постарался, сразу видно.

Мне даже хватило времени чуть-чуть полежать на настоящей мягкой кровати (Эберхарт в конце концов возмутился, и я разрешил ему затянуть с отправкой) и подремать. Вернее, едва растянувшись на ней и расслабившись, я мгновенно отключился и пришёл в себя спустя пару часов, когда в комнату заглянул виноватый Эберхарт – сказать, что ему требуется ещё чуть-чуть времени. Совсем чуть-чуть… Да, если нужно, он поторопится, но хорошо бы ещё часок подождать. Как раз можно поесть и спокойно привести в порядок экипировку и упряжь.

Очень важным делом, о котором я вовремя вспомнил, было написание письма госпоже Нельверге. Конечно, я уже написал ей после того, как пересёк границу Динори и Оданеса, но и сейчас будет вежливо известить герцогиню о своих планах и поинтересоваться, нужен ли я ей со своей армией или пока могу воевать на своё усмотрение. Письма писать мне не нравилось, трудно было сформулировать всё так, чтоб и суть дела передать, и не оскорбить даже случайно. Я пыжился изо всех сил и готовый результат совал на проверку Вайерду. Тот обычно одобрял, а потом вносил пару-тройку мелких правок, которые совершенно меняли тональность письма и делали его по-настоящему безупречным.