Корона тайной империи

Пролог 0

Развалины давно заброшенного завода.

Крыши нет. Половины этажей нет. Вместо одной из стен — куча щебня и колотого бетона с торчащей арматурой.

Черные тени мелькают в проемах, словно призраки.

Барс до сих пор не понял, сколько их, но вряд ли меньше дюжины.

Одни постоянно меняют позиции, другие прикрывают.

Выстрелов не слышно, работают с глушаками. Выпрыгивают как черти из табакерки, то слева, то справа. Выбивают очередного увальня из команды и тут же прячутся за остатки стен, колонн или ржавых полуразобранных станков.

Изначально увальней было двадцать. Подумать только. Два десятка экипированных по самое не хочу мордоворотов, выползших с утреца из лагеря на предмет немножко подзаработать. Всего-то надо было доставить некий груз из пункта А в пункт Б. Всего-то.

Но по пути нарисовался пункт С, давно заброшенная промзона, заполненная неопознанным враждебным элементом. И за считанные минуты количество увальней сократилось с двадцати до четырех.

Упс.

Уже до трех.

Толстяк с позывным Малой повалился на пол с пулей в голове.

Барс на автомате снял мелькнувшего в дверном проеме чёрта, почесал бороду и повернулся к Синусу.

— Давай колись, в какое дерьмо ты нас втравил, говна ты кусок. Что за упыри нас как детей шлепают.

Синус, лысый коренастый мужик в армейском камуфляже, ощерился.

— А я знаю? Написали, что дорога будет свободна.

— Написали? — вкрадчиво поинтересовался Барс.

— Ну да. Если б знал, что здесь такая подстава, сам бы не полез.

— Подожди. Ты употребил термин «написали». Это значит то, о чем я думаю?

Синус замолчал.

— Мне приходит в голову только один вариант, — сказал Барс. — Даркнет. А ты прекрасно знаешь, что я не беру заказы из даркнета.

— Барс, извини. Но мне надо было за час найти сопровождающего и набрать охрану. А никого другого рядом не было.

— Нет. Ты не кусок говна. Ты выгребная яма с огромной кучей отборного, выдержанного дерьма, которую навалил больной слон. Я так понимаю, ребятам нужен наш груз, — Барс кивнул на забившегося в угол тщедушного человечка в мятом костюме. Человечек испуганно лупал глазками за толстыми линзами очков. — Если я его выкину наружу, нас оставят в покое?

Груз засучил связанными ногами, замотал головой и замычал сквозь кляп.

— Я бы на это не рассчитывал, — сказал Синус. — Мы свидетели.

Барс машинально пригнулся, когда шальная пуля выбила искры из железной балки.

— Ну кто он такой, хотя бы знаешь?

— Понятия не имею. В переписке заказчик один раз назвал его профессором. Только профессором чего, не уточнил.

— Но что у него в чемоданчике ты должен знать!

Профессор судорожно прижал к груди небольшой серебристый кейс, пристегнутый цепью к его запястью.

— Не знаю и знать не хочу. И тебе не советую, — сказал Синус.

Затрещала рация.

— Барс, — голос Хана едва пробился через помехи. — Они зашли с тыла. Кажется, я всё…

Раздался тошнотворный чавкающий звук, и Хан с развороченным виском свалился со второго яруса на станину.

Двое.

Трое если считать с грузом.

Но груз можно не считать.

Да и Синуса можно не считать. Из него боец, как из говна пуля.

Тот дернул Барса за рукав.

— Ты же умный. И всегда выходил сухим из воды. Придумай что-нибудь.

— Обязательно. — Барс глянул ему за спину и сделал удивленное лицо. — О! Смотри-ка. Подкрепление явилось.

— Где?

Синус обернулся, тут же получил ребром ладони по шее и рухнул под ноги.

Барс оттащил его в угол и завалил тряпьем и коробками.

— Завтра очнется, — ответил он на немой вопрос профессора. — Если повезет, и наши драчливые друзья его не заметят. Хотите спросить, зачем я это сделал? Там куда мы с вами сейчас отправимся, трое не поместятся.

Он отодвинул ржавую заслонку, открыв узкую дыру на стыке двух панелей. Разрезал клейкую ленту на ногах профессора и засунул его внутрь.

— Ползите, профессор. Ползите быстрее, если не хотите, чтобы нас догнали.

Залез следом и задвинул заслонку.

Полночи он изучал схемы заброшенных цехов в этой промзоне. Технические ходы, вентиляцию, потайные коридоры, устроенные местными бомжами, чтобы сбегать от полиции. Теперь это пригодилось.

Он протискивался за профессором, обрушивая за собой ящики, стремянки, листы жести, горы мусора, все, что не приколочено. Пару раз встретились двери, он заблокировал их кусками арматуры.

Наконец, профессор выкарабкался в вентиляционную шахту и остановился. Здесь было два на два метра и со всех сторон торчали погнутые лопасти вентиляторов.

— Меня все время мучает один вопрос, — сказал Барс, оглядываясь. — Скажите, профессор. Почему вы до сих пор ходите с кляпом? Руки я вам еще час назад развязал. Могли бы вынуть. Или вам нравится ходить в сбруе, с ремешками на роже и красными шариками во рту? укиР

Профессор остервенело сорвал с лица скрученную повязку.

— Какого черта! Вы вообще не должны были меня связывать!

— Вы груз, профессор. А груз должен быть хорошо упакован и не мешать транспортировке. Однажды я забыл об этом правиле. Когда сопровождал в Эмиратах жену одного миллиардера, нимфоманку. Отлучился на полчаса. Возвращаюсь, а ее уже охранник с двумя носильщиками во все дыры пялят.

Профессор мазнул пальцем по вентилятору и вытер руку о штаны.

— Куда вы меня притащили? Здесь тупик!

— Не волнуйтесь. Я активировал маячок. Через несколько часов за нами прилетят волшебники и спрячут в своих голубых вертолетах. Так что впереди у нас достаточно времени. Рассказывайте. Я слушаю.

Профессор насторожено замер.

— Вы о чем? Что вам рассказывать?

— Всё. Кто вы такой? Что у вас в чемоданчике? Кто эти люди в черном, что положили у нас всю охрану. Что им от вас надо? Да и в целом, куда вы меня втравили и вообще, что происходит?

— Исключено. У вас нет допуска. А если попробуете открыть кейс, он взорвется и оторвет вам руки.

Пролог

Январь 1478 года. Новгород.

Великий город сдался.

Он лежал под ногами, покорный и тихий, словно дворовая девка, которая сама пришла в господские покои, сама разделась легла на постель и послушно раздвинула ноги.

Низкое свинцовое небо нависало над заснеженными крышами. Снег продолжал падать второй день кряду, скрывая сгоревшие дома и неубранные с улиц трупы. Отсюда, с высокого боярского терема, был хорошо виден опустелый торг и вздымающиеся за рекой почерневшие стены Детинца. Тускло блестели многочисленные купола церквей. И одиноко торчала у Ярославлева Двора полуразобранная бревенчатая башня, с которой вчера стаскивали вечевой колокол. «Вырвали язык новеградской вольнице, — ощерился тогда один из великокняжеских ближних. — Теперь не погутарят.»

Осподарь всея Руси, великий князь московский и владимирский Иван Васильевич вдохнул морозный воздух. До сих пор пахло гарью. Тлели дома на посадах. Горели пригородные монастыри. Дым пожарищ лениво поднимался в небо, смешиваясь с сизыми тучами.

Сзади скрипнула дверь.

Князь Данила Холмский ходил так же, как его войско. Быстро и бесшумно. Только едва слышное шуршание бархатного кафтана выдавало его приближение.

— Подписали, — коротко доложил он.

Иван на мгновение сморщился. Холмский никак не мог привыкнуть к новым великокняжеским правилам. До земли не кланялся, на коленках не ползал, в письмах обращался по-простому — «Великий князь!» А не «Государю милостивому раб твой Данилко челом бьет.» Не будь Холмский лучшим московским воеводой, давно бы сгнил в сыром погребе или сгинул в далеких гребенях, куда даже сборщики налогов не добирались.

— Всё? — уточнил Иван.

— Всё. Половина монастырских владений теперь твоя, великий князь. И все волости вокруг Торжка. С землями старой карги тоже, почитай, дело решенное.

— Долго ерепенились?

— Откель? Карги не было, а без нее всё было тихо. Ни слова против не сказали. Какой это Совет Господ? Одно название.

Холмский сплюнул.

— А что сама карга? — спросил великий князь

— Сидит в своих хоромах, носа не кажет.

— Гости какие к ней али ее слугам ходили?

— Никаких. Да и слуг не осталось. Вся челядь сбежала.

— Дозоры с нее не снимай. Эта тварь еще может себя показать.

Старая карга.

Тварь.

Злобная ведьма.

Марфа.

Вдова степенного посадника Исаака Борецкого.

Владелица обширных земель, промыслов и солеварен. Богаче ее в Новгороде был только сам Господин Великий Новгород. Это по ее наказу новгородские бояре сносились с королем Казимиром и собирались уйти под руку поганой Литвы. Это на ее деньги собирались конные полки и вооружалось ополчение. Это ее люди будоражили трусливое вече, подталкивая к войне с Москвой.

По уму, надо бы ее четвертовать, а куски тела развесить у городских ворот, чтобы каждый вхожий и заезжий знал, чем заканчивается сопротивление. Но — нельзя. Велика вероятность новых бунтов. А новые бунты — это дальнейшее разорение земель. Это погубленные и сбежавшие холопы. А кому нужны разоренные безлюдные земли? Невыгодно.

Достаточно вырвать Марфе-посаднице ее ядовитые зубы.

Ее зубы — деньги и люди. И то, и другое она уже потеряла.

Когда все уляжется, дойдет и до нее очередь.

Великий князь поежился от холода, кутаясь в соболий воротник, и вдруг обнаружил, что Холмский до сих пор здесь.

— Что-нибудь еще?

Тот помялся.

— Да, великий князь. Ночью из-под стражи сбежали семь барчуков. В основном младшие сыновья бояр из Совета Господ. Мы их искали, но не нашли. Видимо, уже выбрались за стены. Нужно окрестные леса прочесать. Моя поместная конница в этом ничего не смыслит. Дозволь чердынскую или устюжскую сотню взять. Там охотников много. В лесах от них больше толку.

Иван, подумав, недовольно отмахнулся.

— Забудь. Если ты их в городе не поймал, в лесах тем более не найдешь. Младшие боярские сыновья? Невелика потеря. Сами в лесах сдохнут. Или до своих далеких волостей доберутся. Там их и поймаем.

— Слушаюсь, государь, — Холмский, наконец, склонил голову, как полагается.

— Свободен. И передай страже, чтобы до утра меня не беспокоили.

По губам Холмского скользнула ухмылка. Он видел закутанную с ног до головы фигуру, которую тащили в великокняжеские покои двое особо приближенных. И кажется догадывался, кого под этими тряпками спрятали.

Дверь за ним тихо закрылась.

Иван остался один.

Он еще долго вглядывался в окончательно усмиренный город, островерхие крыши ремесленных изб, расписные стены боярских теремов, пустые улицы, где изредка показывались одинокие силуэты горожан да проносились с гиканьем московские конные разъезды. В памяти всплыли слова договора. «Не быть в Новгороде ни вечевому колоколу, ни посаднику, а быть токмо власти государя, как на Москве поставлено.»

Гигантские земли от ливонских берегов до Югорского Камня, полные пушного зверя. Студеные моря с рыбьим зубом, что шел у ганзейских купцов на вес золота. Неведомые полночные страны, где золото и самоцветы лежали россыпями. Все это теперь отходило ему в полноправное владение.

Взгляд скользнул дальше, за городские стены, туда, где черный лес подходил к посадским окраинам. Ивану вдруг показалось что меж голых деревьев мелькнули силуэты нескольких всадников.

Один из них осадил коня.

Их разделяло расстояние в несколько поприщ, но Иван вдруг отчетливо понял, что всадник смотрит прямо на него.

Тот медленно поднял вверх руку.

Это не было приветствие. Это был жест угрозы.

Великий князь хмыкнул и закрыл окно. Какой-то бред в голову лезет. Пора уже заняться более приятными делами.

Он отворил низкую резную дверь и, склонив голову, шагнул в опочивальню.

Девушка стояла посреди комнаты.

Глава 1

Лекс остановил машину, вылез и снял черные очки.

Всё было так, как рассказывал профессор Васильев.

Небольшая деревенька, заросшая бурьяном. Покосившиеся черные избы с дырами вместо окон. Остатки заборов и палисадников. Кривые плодовые деревья.

Темный керженский лес подступал к деревне со всех сторон, и создавалось впечатление, что нет никакой цивилизации, на дворе стоит тринадцатый век, да и вокруг — не заброшенный колхоз, а сожженные татар-монголами выселки. Сейчас послышится топот, из-за поворота вынырнут всадники на мохнатых лошадках, натянут луки и утыкают его стрелами, как дикобраза. А потом увидят Арину и... Короче, ее тоже натянут, прямо тут в пыли на дороге. Сперва попробуют снять с нее обтягивающие джинсы, не справятся и распорят их саблями. Блузку разорвут руками. И начнут по очереди или всем скопом, щуря от удовольствия узкие глазки. Впрочем, не обязательно татар-монголы. Места глухие. Могут быть и простые современные гопники. Пьяная деревенщина из соседнего села. Сбежавшие зэки.

Лекс огляделся и поежился. Если что пойдет не так, им здесь никто не поможет. Даже трупов не найдут. А у него из оружия только газовый ключ и монтировка.

— Эй, ты чего? — Арина вылезла из машины и хлопнула дверцей. — Будто привидение увидел.

— Просто не люблю заброшки. Сплошное мементо мори.

— Зачем же поехал? Ну, кроме того, что мечтаешь ко мне в трусы залезть.

Лекс густо покраснел, хватая ртом воздух. Арина в любой момент могла ляпнуть что-нибудь такое, от чего все слова в голове разом исчезали, будто их засасывало в черную дыру.

Дальнейший путь преграждало замшелое бревно.

Лекс сжал брелок, и старенькая «гранд витара» тихо пискнула.

Арина обошла бревно по обочине и медленно двинулась дальше, на ходу настраивая увесистый «никон». Ярко-синие джинсы, точнее то, что было под ними, притягивали взгляд словно магнитом.

— Взял бы другую тему, — продолжила она, глядя в откидной экранчик. — Васильев же предлагал. Современная этнография, например. Сидел бы сейчас в кофейне, потягивал сельдерейный смузи. И копался бы на форумах всяких фриков. А тут... «Новгородское влияние на местный фольклор». Да еще «по данным материальной культуры». Ты хоть в курсе, откуда здесь взялось новгородское влияние?

— Не. Надеялся ты расскажешь.

— О, боже, — вздохнула Арина. — И эти люди потом детей учить будут.

На самом деле Лекс не собирался учить детей. Он и на истфак поступать не собирался. Он хотел попасть на журналистское отделение, так как слышал, что там самые красивые и доступные бабы. Но не прошел по оценкам и дальше действовал из принципа «поступить хоть куда-нибудь». Историю он с детства не любил, из исторических книжек выбирал только скабрезности, а из первой лекции того же профессора Васильева запомнил лишь жуткую байку о том, что если дохлого медведя побрить, он станет похож на дохлого человека.

— Ого! — Арина вдруг вскинула фотоаппарат на изготовку.

У ближайшей полуразрушенной избы виднелись остатки резного наличника, где среди витиеватых рельефных узоров изгибалось длинным телом какое-то искусно вырезанное животное с задранным хвостом.

— Вот это и есть «новгородское влияние по данным материальной культуры», — сказала Арина, отщелкивая кадры и вращая телескопический объектив.

— Ты про эту деревянную кошку?

— Это не кошка. Это Лют-Зверь. Полу дракон, полу лев. Один из символов Новгородской республики. Точнее, герб Славны, Славенского конца. Лют-Зверь был на боевых стягах его ополчения.

— Ополчения конца? — хмыкнул Лекс.

— Неуч! Концами назывались районы Новгорода. Славна — самый старый из них.

— То есть, если видишь деревянную кошку, значит новгородские концы наследили?

Арина вздохнула.

— Нет. Если видишь кошку, узнаешь происхождение деревни. Кто основал, как сперва называл и все такое. На все надо смотреть в контексте. Эта деревня называется Дворкино. На старых картах — Дворище. А на дарственной времен Грозного ее название — Ярославов Двор. Прямая отсылка к Ярославлеву Двору, где новгородцы на вече собирались. Стало быть, и основали ее выходцы из Новгорода. А значит и кошка новгородская. Вот если б деревня была основана при Сталине и называлась Путь к коммунизму, значит кошка просто погулять вышла.

— Ясно, — Лекс встал рядом с ней и сделал вид, что рассматривает наличники. — Осталось узнать, откуда здесь взялись новгородцы.

— Ты что, не удосужился даже вводную прочитать, прежде чем сюда ехать? — презрительно глянула Арина. — Там же всего две страницы.

— Увы, времени совсем не было. У соседки-старушки внучка заболела. Полночи по аптекам бегал, лекарство искал, — на ходу придумал Лекс.

— Да? — презрение сменилось на сочувствие. — Жаль. Ужасно, когда дети болеют.

Лекс мысленно ухмыльнулся. Ага. Значит, наша Ариночка девочка жалостливая. На этом можно сыграть, чтобы добраться до рая, расположенного у нее между ног. В голове тут же заворочались шестеренки и начали громоздиться планы по осаде и взятию сладкой крепости.

— Ладно, — Арина опустила фотоаппарат. — Расскажу в двух словах. Когда Иван III окончательно захватил Новгород, он выселил оттуда всех крупных бояр вместе с семьями, чтобы воду больше не мутили. Кого в Москву, кого в Ростов с Муромом. А Марфу-посадницу, которая фактически правила республикой перед ее падением, отправил вместе с внуком к нам в Нижний. И то ли в монастырь заточил, то ли просто хоромы со стражей выделил. Неважно. Важно, что великому князю это не помогло. Новгород продолжал бурлить и вставлять палки в колеса. И тогда Иван спустя несколько лет выселил оттуда всех оставшихся бояр, почти всех купцов и даже смердов, замеченных в недовольстве. Десять тысяч человек по другим городам рассовал. Это все равно что сейчас весь Петербург выселить и в Магадан отправить. И вот представь ситуацию. Приезжает толпа ссыльных к нам в Нижний Новгород. А тут Марфа. Да и название. Верхний, нижний, какая разница? Короче, местный воевода испугался бунта и рассовал понаехавших по дальним деревням. И вот здесь возникает таинственная проблема. Почти все эти деревни — к югу и западу от города. И только эта — к северу. И не просто к северу, А в глухих лесах, которые даже сейчас дебрями считаются, а тогда совсем тайгой были. Земля дикарей и разбойников. Власти сюда не совались. Из чего следует простой вывод. Деревню ссыльные основали сами. Без разрешения. Попросту сбежав. И назвали ее в честь новгородского вече. Что само по себе намекает на ее значение. То ли собирались здесь, решая проблемы. То ли еще что. Доказательств никаких, но если судить по логике... Интересно, правда?

Глава 2

Тяжело в детском доме детишкам из богатых семеек.

Как привезли десятилетнего Сашеньку Волынского органы опеки в унылое, облезлое здание, так в тот же день все и началось.

— Он вообще нормальный? — брезгливо глянула на него директриса, толстенная бабища в костюме мышиного цвета. — Смотрит в одну точку. Молчит. Эй, пацан! У тебя язык есть?

— Нормальная реакция на стресс, — флегматично объяснила блеклая и сухая, как доска, инспекторша, заполняя бумаги. — Утром ему сообщили, что груженый песком «камаз» размазал его родаков тонким слоем по асфальту. А уже днем забрали из пятисотметрового коттеджа с бассейном и прислугой и поместили в ваше замечательное заведение.

— Барчук, значит, — скривила тонкогубый рот бабища. — Избалованный ублюдок. И зачем ты мне его подсунула? У него что, родственников нет?

— Формально есть. Но ты же знаешь этих богатеев. В наследство вцепятся как шакалы. А спиногрыз никому не нужен. По идее он единственный наследник, но мне по секрету сказали, что там такие зубры адвокатуры... В общем пацан ничего не получит. К тому же он усыновленный в возрасте полутора месяцев.

Бабища расхохоталась.

— Вот как?! Вернулся в родные пенаты. Всегда говорила, говно в сортир просится. От детдома, как от сумы и от тюрьмы...

— Ирония судьбы, да. Ты его накорми, может, быстрее в себя придет.

— Если кони не двинет с непривычки.

Кони Сашенька не двинул, но живот с холодной, воняющей плесенью еды ему покрутило изрядно. Впечатлений добавила большая промозглая комната с грязными стенами и двадцатью кроватями. Ее десятилетнее население выглядело затравленными зверьками. Кроме двух-трех обалдуев, которые были на год старше и чувствовали себя хозяевами жизни. Один из таких хозяев, коренастый пацан по прозвищу Страхолюд, тем же вечером повел Сашеньку «знакомиться».

У Страхолюда было изуродованное шрамами лицо. Поговаривали, что он сам себя порезал, чтобы выглядеть побрутальнее.

Едва завернув за угол, Страхолюд положил ладонь Сашеньке на затылок и со всей дури шмякнул его лицом о колонну.

Перед глазами вспыхнули ослепительные звезды.

— Сашенька, познакомься, это столб. Столб, познакомься, это Сашенька.

Пока Сашенька копошился на полу, как перевернутая черепаха, Страхолюд еще пару раз ударил его в голову и удалился, весело насвистывая.

Это быстро превратилось в традицию. Раз в несколько дней Страхолюд уводил его в темный закуток и бил по физиономии, стараясь оставить как можно больше синяков и ссадин.

— Шел по коридору, споткнулся, упал. А там столб, — объяснял потерпевший в медкабинете, уже зная, что стукачу будет еще хуже.

— Передай столбу, чтобы следов не оставлял, — говорила на это жирная директриса. — А то проверка нагрянет, хлопот с вами, дебилами, не оберешься.

Но для Страхолюда оставлять следы было принципиальной необходимостью.

Однажды он завел его в кладовую, где тусовались шестиклассники.

— Гля, парни! Моя новая груша.

Страхолюд заехал Сашеньке по скуле. Потом еще и еще, пока тот не захныкал.

Один из шестиклассников заинтересовано глянул, спрыгнул с подоконника и оттащил Страхолюда за шиворот в сторону.

— Еще раз его тронешь, ноги переломаю.

— Эй, ты чего?!

— Хочешь из него еще одного Страхолюда сделать?

Шестиклассник обошел Сашеньку по кругу, разглядывая со всех сторон.

— Вы только посмотрите, какой симпатяжка. Его вполне можно использовать как девочку. Бабла поднимем.

Сашенька с благодарностью посмотрел на него. Он не знал, как используют девочек, и даже когда увидел, не сразу понял.

Девчачьи спальни были на третьем этаже за двумя закрытыми дверями. Поговаривали, что еще какие-то спальни располагались во флигеле, но там всегда торчала охрана из двоих угрюмых камуфлированных мужиков.

Двери на третий этаж иногда оставляли на весь день открытыми, и тогда Сашенька пробирался туда, прятался в чулане и, приоткрыв дверь, наблюдал за девчонками. Интерес к женскому полу у него был с детского сада. Все эти туфельки, гольфики, платьица и косички с бантиками будоражили воображение. Особенно ему нравилась шестиклассница Юля с ямочками на щеках и сияющими бирюзовыми глазами. Когда он слышал ее звонкий, заливистый смех, то забывал дышать.

Как-то раз, спасаясь от очередного побоища, он забежал на третий этаж и ломанулся в первую попавшуюся дверь, за которой оказался девчоночий туалет. Хотел было выскочить обратно, но услышал впереди какое-то бормотание, возню и всхлипы. Ноги сами понесли его за угол.

Несколько старшеклассников плотной гурьбой стояли спиной к выходу на площадке перед кабинками и смотрели себе под ноги.

— Чума, ты слишком долго, — сказал один из них. — Кончай быстрее, моя очередь.

Парни на секунду расступились

Мускулистый мордоворот по прозвищу Чума лежал со спущенными штанами и резко дергался туда-сюда, опираясь на руки. Под ним на полу виднелось что-то цветастое, и Сашенька не сразу понял, что это девчонка в задранном до шеи платье.

— Подождешь, — задыхаясь, выдавил Чума, вскинул вверх ее белоснежные полные ноги и дернулся посильнее.

Девчонка охнула, хрипло засмеялась и повернула голову.

Это была Юля с ямочками на щеках. Ее полуприкрытые бирюзовые глаза скользнули по Сашеньке осоловелым взглядом.

— Эй! А ты что здесь делаешь, мелюзга?! — заметил его один из парней. — А ну пшел отсюда!

Надавал подзатыльников и вышвырнул в коридор.

Спустя полгода жирную директрису арестовали. Оказалось, во флигеле она организовала бордель, где подкладывала девочек под богатых педофилов. Интернат хотели ликвидировать, но потом выяснилось, что кроме богачей и бандитов в клиентах борделя ходили не последние чиновники администрации, и скандал замяли. Начальство обещало прислать нового директора, а пока исполняющим обязанности назначили учителя труда, который в первый же день залил зенки и не просыхал целый месяц.

Наступило безвластие, во время которого старшеклассники гоняли учительниц, девочек трахали среди бела дня на переменах, а мелюзга сбивалась в банды и вооружалась битами и арматурой. Ушлый физрук, который был при директрисе на побегушках, договорился с некоторыми прошедшими через бордель девками и развозил их ночами по клиентам, не особо скрываясь.

Глава 3

— А как же твои друзья? У них проблем не будет?

Юля резко свернула во двор.

— От тупых бандюков? Нет. Они сами кому хочешь проблемы устроят. У одного папаша зам губернатора. Да и не друзья они мне. Клиенты.

— Все?!

— Да не в том смысле. Таскают меня с собой по клубам, как куклу. Вытащат на танцпол, лапают за жопу и смотрят, как у нищебродов слюни текут. А девки лизаться любят, эпатировать старшее поколение. Никакого секса. Чистый эскорт. По-моему, им вообще секс не нужен.

Она вырулила на соседнюю улицу и понеслась мимо сверкающих ресторанных вывесок, распугивая редких прохожих.

— Не видно нихрена, — она сдернула с лица маску.

Лекс даже залюбовался. Лицо Юли было почти таким же, как он помнил. Тот же носик, те же ямочки. Но оно выглядело... правильнее. Как оригинальное ожерелье по сравнению с поддельным.

— Куда едем?

— На хату надо заскочить. Вещи собрать. И из города сваливать.

— Всё так серьезно?

— Более чем. Слышала я про этого Вагу. Просто так не отвяжется.

— Прости. Я, кажется, зря влез...

— Ничего подобного. С Вагой пофигу, сама ты к нему приехала, или тебя в багажнике привезли. Все равно в лесу закопает. А перед этим своим быкам отдаст на потеху. Так что, ты меня, получается, спас. Где так стрелять и драться научился? Ты же младше меня. Тебе сколько?

— Пятнадцать, — не стал врать Лекс.

Она глянула на него. Пухлые губы снова расплылись в улыбке.

— Совсем мальчишка. Но выглядишь на восемнадцать. Вон уже щетина пробивается.

Она ласково коснулась его щеки пальцами.

Лекса будто током ударило. Перед глазами ракетой пронеслись непотребные фантазии с ее губами, грудями и бедрами в главной роли. Он отвернулся, чтобы перевести дух.

— Драться меня в интернате научили, — сказал он. — А стрелять на полигоне. Каждую субботу туда ездим.

— Ага. Мне говорили, что из вас там какой-то гитлерюгенд готовят. Тебя потом туда завезти?

Лекс подумал.

— Нет. Я не вернусь.

— Уверен? Тогда со мной поедешь. Вместе безопаснее. И веселее.

Она снова свернула в забитый машинами двор, проползла по колдобинам, рискуя застрять на своей пузотерке.

— Это чтобы со следа сбить. Люди Ваги наверняка сидят сейчас у прикормленных ментов и по камерам следят, куда мы едем. А тут камер нет.

В верхнюю часть города они поднялись по крутой узкой улочке, где не то что камер, даже фонарей не было. Свернули в арку старого купеческого особняка и оказались во дворе типовой одноподъездной многоэтажки.

— Жди здесь, — сказала Юля, остановив машину. — Полчаса мне на сборы хватит.

Она выпорхнула из машины, быстро набрала код на домофоне.

Дверь распахнулась. Из темноты шагнул шкафообразный ухмыляющийся мордоворот и схватил Юлю за шею.

— Э, курица. Бегать не умеешь.

Она завизжала.

В то же мгновение впереди вспыхнули слепящие фары, а сзади взревел двигатель, и путь перегородил громоздкий внедорожник.

Захлопали дверцы, выпуская наружу накачанных бойцов в черных футболках.

Лекс выкатился из машины и бросился к подъезду.

Юля продолжала визжать, дергаясь в лапищах мордоворота. Тот нагнул ее, заломив руки за спину, чем целиком себя раскрыл. Лекс тут же вломил ему в висок. Мордоворот захрипел и повалился обратно в темноту, выпустив добычу. Там, за его спиной виднелась еще парочка таких же быков. Путь в подъезд был перекрыт. Сзади уже слышался топот.

Лекс схватил Юлю за руку и затолкал в нишу рядом с мусоропроводом. Загородил ее своим телом и достал пистолет.

— Черт, они нас опередили, — пробормотала она.

— Как?

— Наверняка мажоры сдали. Двое из них знают, где я живу. Скоты.

Бандюганы приближались. Их было слишком много на одну обойму. Лекс огляделся и поднял с земли арматурину.

— Думаешь, поможет? — спросил невысокий седой мужчина в льняном костюме, останавливаясь. Быки замерли за его спиной. — Я Вага. Ты забрал мою собственность.

— Когда это она успела стать твоей собственностью? Ты ее только что увидел.

— Как увидел, так и стала, — блеснул Вага белыми зубами. — Что Вага хочет, то Вага получает. Отойди. Живым оставлю.

— Нет.

Вага пожал плечами.

— Как хочешь.

Двое быков достали стволы и направили на Лекса.

— Без стрельбы, — рыкнул Вага. — Тёлочку зацепите. Просто заберите её.

— А с этим что? — спросил один из них.

— Как получится.

Вперед шагнули сразу пятеро.

«Будь готов применить любое оружие», всплыло в памяти.

Лекс поднял пистолет и без раздумий спустил курок.

Осечка.

Быки с ревом рванулись к нему.

Дальнейшее превратилось в смазанную череду ударов. Бандосы наседали с трех сторон. Лекс отмахивался арматуриной, стараясь попасть по головам. Кому-то удалось выбить из его руки пистолет. Тогда он перехватил железный штырь обеими руками, и сила ударов увеличилась. Через минуту трое быков катались по земле, воя от боли. Остальные отступили.

— Неплохо, — сказал Вага. — Но бесполезно. Все равно ее заберу. Ты это знаешь. Я это знаю. Она это знает. Скоро я поставлю ее раком. А ты сдохнешь. Или станешь инвалидом. Отойди.

— Нет, — прохрипел Лекс.

Кровь из рассеченной брови заливала глаза.

— Как скажешь.

Вага едва заметно махнул рукой, и вперед выдвинулась вторая порция бандюганов.

Эти действовали умнее. Резкий удар битой по ногам заставил его рухнуть на колени. Быки тут же оттащили его в сторону и принялись обрабатывать ногами, наскакивая, как сайгаки. Двое из первой партии подскочили к Юле и схватили за руки и за ноги. Она завизжала, отбиваясь. Лекс взревел и нанес арматурой круговой удар по мордам, отбросил ближайшего быка и подскочил к тем двоим. Они не успели обернуться. Он отоварил их по бритым затылкам, и его тут же замутило от тошнотворного треска раскроенных черепушек. Быки свалились как подкошенные. Юля отползла обратно в нишу, глядя на него вытаращенными глазами.