1 глава
"...Что ж, правду так правду! Пишу эти записки, убелённый сединами, переживший приключения, пройдя многие пути. Пишу, и с пера моего срываются и дышат мне в лицо юные, бесшабашные ветра и сквозняки. Простите меня те, о ком не вспомню и особенно те, о ком скажу! Всех вас люблю и ни о чём не жалею!
Родился я в одном из окраинных северо-восточных дольмов. Род наш, знатный, прогремевший славой в былые времена, к моему рождению обеднел и растерял блеск и величие. Был я в семье один и посему, когда пришла грустная пора, унаследовал всё состояние целиком. Небольшой, порядком обветшалый фамильный замок и фамильную же гордость и заносчивость. Дом мой! Вспоминаю о тебе с теплом в душе! Весёлые игры с чумазыми деревенскими мальчишками... (Я был самым чумазым из чумазых!)... Уроки добродушных наставников... Они не нагружали меня усердием, но старались зажечь во мне огонь чести и справедливости. Бедные мои, удалось ли?
Был я в той поре, когда уместно уже добраться до нашей блистательной столицы и представиться, нет, не ко Двору, так высоко мой взор не поднимался, а в Пределы Двора. Тща надежду, что имя нашего рода ещё не вычеркнуто из Высоких списков. Если же вычеркнуто, вписать его вновь. Горящим золотом!..
Недолгие сборы, и вот уже пылит дорога! Подо мной понурый, но ещё не дряхлый конь, за плечами короткий меч по имени Юркий. Думал тогда, что умею с ним обращаться, но как я ошибался! Дабы сохранить стройность повести, о том позже..."
В самом начале лета, перед рассветом четвёртого дня седьмицы из ворот с перекошенным створом выехал верховой. Был он из знатных, из вольхов. Полным именем Энвар, Энвара сын, из дома Энуров, что в Энурдольме, вольх пресветлый. Свой замок и свой родовой дольм он покидал без возов с добром, но и не налегке. У седла приторочены были две пузатые перекидные сумы, на ремешках и пряжках.
Гербом своего рода, гербом дома Энуров Энвар в дороге решил не хвастать. Как ни смотри, не разглядеть на всаднике герба. Ни на одеждах, ни на сумах, ни на седле, ни на подседельном потнике... Но гербовые цвета он на себе нёс. А как иначе, если родовые цвета это серый, тёмно-серый и голубой? На многих тех, кто в пути дорожная одёжка сера.
Вот и на парне были серые ладные сапоги без шпор, тёмно-серые кожаные штаны тонкой выделки... Широченную голубую рубаху с узкими обшлагами стягивал серый жилет на тесёмках. Был и чёрный широкий пояс с хитрыми кармашками и петлями. А на поясе, как принято, узорные ножны с длинным прямым кинжалом под левую руку. С плеч на конский круп спадали складки лёгкой летней накидки с широким капюшоном. Плащ заметно топорщился над правым плечом из-за рукояти меча за спиной. Ножны короткого, в локоть с ладонью, меча особыми пряжками пристёгнуты были к жилету со спины.
В целом внешность юноша имел вполне уверенную. И молод был тогда, совсем молод... Мягкий юношеский пушок едва начал пробиваться на его подбородке и незнаком был пока с бритвами.
Серые чистые глаза взирали на сущий мир смело, но излишне пока доверчиво. Недавно Энвар решил, было, привыкнуть хмурить брови для солидности и суровости, но получалось пока не очень... Ну не сходились брови к тонкой прямой переносице! А брови были потемней волос. Цветом своих волос Энвар немного выделялся среди других жителей дольма. Волосы у него росли светлыми-светлыми, пепельного оттенка. И чаще всего бывали собраны в длинный вольный хвост. Голову венчал клетчатый мужской головной платок, обычный для этих мест.
Сидел в седле парень вполне привычно. Как говорится, и не лихо, и не брюхом. Конь не дыбился, в пляс не пускался... Да и мог ли? Копытного этого, которого по ошибке посчитали конём, звали Шлепок. Пошутил так когда-то конюх Вассель. Тот знатный был выпивоха! Известный во всех окрестных требнях неумеренностью своей и вздорным нравом. А был в тех требнях обычай, когда кто-то хотел горло смочить, стребовать с требника ещё кружечку, всякий раз громко хлопал ладонью по столу. Вот потому кружку пива в тех краях называют "шлепок". Вот потому Вассель и коня назвал Шлепок. Ну не дурень ли? А ведь какое имя, таков и конь, верно? Ну и ладно Шлепок, так Шлепок. Но вот зачем Энвар такого в дальний путь выбрал - неведомо. Разве только не жалко было такого в дороге потерять.
Тем не менее, на ногах конь худо-бедно держался. Бодро протопал он копытами по дубовым брусьям бывшего подъёмного моста. Мост давным-давно не поднимался, неисправен был, ров со временем превратился в неглубокую, заросшую бурьяном канаву с покатыми краями. Да и на всём замке висела паутиной хмурая тень заброшенности и упадка... Створ ворот в надворной башне накренился, тёсаные камни стен кое-где повыпадали... Иные бойницы и зубцы затянул вьюн. Не снуют вперёд-назад скрипучие возки, не галдит сноровый люд в подворье. Не бьются по ветру цветные седьмичные флаги.
А ведь с полсотни лет назад живой был дольм, весёлый! Сиял и верхоправил по всей провинции пресветлый род Энуров, стоял крепко и нерушимо Энуров дом! Но пал и простёрся над дольмом злой чумовой мор. Косил и бесновался два года. Унёс на ту сторону, где треть, а где половину живых. А те, кто остались, не многим от мёртвых отличались. Пахать и сеять, промысел и ремесло ладить почти некому стало. Но засеялись кое-как, а тут ураган! Редкость такое в этих местах, но произошло. Пролетел, провыл, поломал... Леса поломал, дома и кости... И настал голод. Старшие Энуры распахнули тогда кладовые, подвалы и хлева. Всё люду отдали, всё до крохи, подчистую. Свои же все! Но покатился с той поры пресветлый род к закату. Обеднел и поредел. К тем годам, когда Энвар на свет родился, в замке из Энуров оставались лишь отец его и мать. Ну и слуг ближних малое число.