— О чём замечтался, царевич?
Яромир никак не ожидал, что Радосвет аж подпрыгнет от его вопроса.
— Уф, напугал. Нельзя так подкрадываться!
— Я не подкрадывался, — пожал плечами Яромир. — Просто хотел напомнить, что спать пора. Время уж позднее, а завтра опять вставать ни свет, ни заря.
Разведчики донесли, что навьи войска на рассвете планируют наступление. И это было хорошо, потому что дивьи собирались заманить врага в ловушку. Чародей Весьмир придумал план, в котором отряду царевича отводилась роль подсадной утки. Всё должно было пройти без сучка, без задоринки, но Яромир не мог не волноваться. А ну как не всё предусмотрели? Война есть война, любая оплошность может стать роковой.
Сперва Яромиру эта затея вообще не понравилась. Наследник у царя Ратибора один, стоит ли рисковать его жизнью? Безопаснее было бы заменить царевича на кого-то из свиты. Да хоть на того же Яромира. Наложить личину, чтобы враг обознался и рванул в погоню. Но Радосвет отказался наотрез. Мол, среди навьих воинов хватает колдунов, которые непременно обнаружат подлог. В этом была доля истины, но Яромир подозревал, что царевичу хочется погеройствовать. И не мог осуждать — сам был такой же. Кому охота отсиживаться за чужими спинами, когда на родной земле хозяйничают навьи воины, злыдни и прочие упыри? Струсишь — себя уважать перестанешь. Поэтому он, скрепя сердце, согласился, что вести отряд должен Радосвет. Дивьи чародеи защитят царевича заклинаниями, а сам Яромир будет рядом. Коли понадобится — собой закроет лучшего друга.
— Нельзя мне спать, — вздохнул Радосвет, с тоской глядя на тонкий серп луны в тёмном небе.
— Это ещё почему?
Яромир сперва спросил, а потом хлопнул себя по лбу. Уже не раз ему приходилось грубо расталкивать друга по утрам и даже водой поливать из кувшина — тот никак не хотел возвращаться с Дороги Снов. Зазноба у него там. В смысле, не на Дороге, а в Дивнозёрье — чудесном мире смертных. И чего только Радосвет нашёл в этой девчонке?
— Я думал, ты уж её забыл, — Яромир как ни старался, не мог скрыть пренебрежения. — Давненько о ней не вспоминали.
— Потому что она тебе не нравится, — прозвучало обвиняюще.
— Мне всё равно.
— Неправда. Ты считаешь, что смертная мне — не пара, — Радосвет сверкнул глазами. — И между прочим, у неё имя есть: Таисья.
Не хватало только опять поссориться. Яромир вздохнул и промолчал. Ему было что сказать, да не хотелось повторяться.
Радосвет и сам прекрасно знает, что отец ни за что не позволит ему жениться на смертной, пусть хоть трижды прекрасной. Потому что кто прежде девиц из Дивнозёрья таскал? Правильно, Кощей Бессмертный, навий царь. Или князь? А, не важно Главное, что ныне покойный.
Новый навий правитель Лютогор был полукровкой, плодом любви Кощея и некой Василисы. Хотя эту связь вряд ли можно было назвать любовью. Поговаривали, что у Кощея не было сердца, и у его отпрыска, разумеется, тоже.
Мудрецы с давних пор говорили: от полукровок добра не жди. И оказались правы. Проклятый Кощеевич развязал войну, наслал на Дивье царство зимние ветра, лишил людей лета. Из-за него многие умерли от голода и холода…
Яромир ещё помнил, каким прекрасным прежде был родной край. А теперь — кругом выжженные леса, разрушенные дома, боль, горе и смерть.
— Я люблю Таисью, — насупился Радосвет.
— Знаю. А в детстве, помнится, в Василису ходил влюблённый. Что ж тебя всё на смертных тянет, а?
— Василиса — это другое, — зарделся Радосвет. — Тогда я совсем малой был. А с Таисьей — по-настоящему. На всю жизнь.
— Жизнь смертных коротка.
— Но молодильное яблоко…
— Пф! — Яромир махнул рукой. Обычно он не позволял себе перебивать царевича, но тут был особый случай. — А память у них ещё короче. Вот увидишь: выскочит твоя Таисья замуж, деток нарожает. Круглоухих.
Даже в ночи было заметно, как потемнели глаза Радосвета, и Яромир осёкся. Не нужно было этого говорить. Ещё и в ночь перед боем.
— Прости. Я за тебя волнуюсь, — он сбавил тон. — Боюсь, эта девчонка разобьёт тебе сердце. А царевичу надобно о стране думать. О наших людях.
Радосвет открыл рот, набрал воздуха, но в последний момент передумал говорить, отвернулся. Обиделся, значит.
Яромир готов был врезать себе по лбу. Кто его за язык тянул, спрашивается? Привычка резать правду-матку в лицо была его даром и его проклятием. Но слово — не воробей.
— Я должен тебе кое в чём признаться… — изменившимся голосом сказал Радосвет.
Он избегал смотреть другу в глаза, и Яромир насторожился. Что там ещё?
— Только отцу не говори, ладно?
— Не скажу.
Воцарилась гнетущая тишина. Было слышно только как в поле свистит ветер и хлопает плохо закреплённый край шатра. Яромир даже дышать забыл. Только когда в груди стало больно, опомнился и сделал вдох, за которым едва расслышал тихий голос царевича.
— У меня есть дочь.
— Что? — под Яромиром качнулось бревно, на котором он сидел.
— И она полукровка.
— Это какая-то шутка?
— Нет, — Радосвет резко развернулся. Его веснушчатое лицо было очень серьёзным. — Этого никто не знает. Только ты.
Яромир отвязал с пояса флягу, вытащил пробку и сделал мощный глоток. Дивья бражка обожгла горло. Отдышавшись, он протянул флягу Радосвету.
— Как это случилось?
— Тебе рассказать, как дети делаются? — фыркнул Радосвет и тоже выпил.
Яромир замотал головой. Он не желал знать подробностей.
— Я хотел сказать, когда только успели?
— Это важно?
— Пожалуй, нет.
Что там обычно говорят в таких случаях? Поздравляют? Но с точки зрения Яромира поздравлять друга было не с чем. Подумать только: дочь-полукровка! Хорошо, что не сын. Царь Ратибор нравом горяч и на расправу скор. Узнает — даже прибить может.
— Её зовут Аннушка, — Радосвет улыбнулся.
— Зачем ты мне вообще это рассказываешь? — Яромиру вдруг стало холодно. Не помогали ни меховая душегрейка, ни шерстяной плащ. Он обхватил ладонями локти, стараясь согреться.
— Значит, это и есть Северница? — навий княжич Лис, более известный как Лютогор, Кощеев сын, одной рукой придерживая поводья, взирал на битву с холма. — Я ожидал девицу-поленицу увидеть. Богатырку. А это что за соплячка?
Он, конечно, лукавил. Девица была ладная, и сражалась так легко и грациозно, будто танцевала.
— Не признал? — хмыкнул стоявший рядом с ним советник Май. — Это, между прочим, старшая дочь Лады-защитницы. Той самой, которую ты в ледяную статую превратил.
— И поделом, — буркнул Лис, отворачиваясь. — Сколько крови она нам попортила. А теперь, значит, дочка продолжила дело матери.
— Северница больше воительница, чем чародейка. Мне докладывали, что в колдовском искусстве ей до Лады, как до луны.
Лис с досадой отмахнулся.
— До чего ж ты порой нудный, Май. Я не то имел в виду. Чую, хлебнём мы ещё горя её стараниями. Куда только соглядатаи смотрели, а? Выскочила, откуда ни возьмись и давай бить наших.
— Не пойму, ты злишься или восхищаешься? — советник привстал на стременах, поморщился.
— И то, и другое. Чего рожу кривишь? Нога опять болит?
— Нет, — быстро ответил Май и опустил взгляд. Стало быть, соврал. — Эх, не поймать нам Волчонка!
Ещё и тему сменил. Точно врёт. Хотя в остальном советник был прав: Радосвета они упустили. Лис знал, что дивьи заманивают навий отряд в ловушку, и, казалось всё предусмотрел. Птица-победа была близка — руку протяни, и ухватишь за хвост. Но Северница спутала все планы. Теперь её люди теснили навьих.
— Эй, ты куда собрался? — прикрикнул на него Май.
Ишь, глазастый. Рука Лиса едва напряглась на поводьях, а советник уже раскусил его намерения.
— Спущусь, посмотрю поближе.
— Сколько раз тебе повторять: не лезь в гущу сражения. Не княжеское это дело.
— Пф! Я бессмертный, что мне сделается? — Лис повторил заученную отговорку. — Да и Шторм-конь не даст пропасть. Чуть что не так — улетим в небо. Ребятам помочь надо.
— Вот и помогай. Пой заклинания отсюда. Или боишься, не услышат?
Вот это было обидно. На силу голоса Лис никогда не жаловался. Пел так сладко, что звери лесные и те замирали. Складывал слова в заклинания, как опытный каменщик камни, и всегда добивался своего. Никто не мог противиться силе его голоса.
Враги конечно, об этом знали и боялись песенных чар. Лис долго смеялся, когда узнал, что многие дивьи перед боем вставляют в уши затычки из воска, и оттого не слышат не только колдовских песен, но и приказов своих командиров. Вот болваны!
Он надеялся, что с такими бестолковыми противниками война долго не продлится, но ошибся. Поначалу наступление шло семимильными шагами, и дивьи бежали, поджав хвост. Но стоило навьему войску дойти до дремучих дивьих лесов, и всё изменилось. Местные знали здесь каждый холм, каждый кустик, они могли появиться будто из ниоткуда и исчезнуть в никуда.
Сперва Лис храбрился, мол, даже Кощеево войско так близко к дивьей столице не подходило. Потом стали кончаться припасы, и гордость уступила место беспокойству. В окрестных деревнях взять было особо нечего — Лис ведь сам устроил вечную зиму в Дивьем царстве, сговорившись с братьями-ветерками. И те исправно дули, промораживая до костей что дивьих, что навьих воинов без разбору. Холодов в Нави не боялись — чай, не неженки какие-нибудь. А вот холод и голод разом заставили Лиса трубить отступление.
В следующий раз он выторговал у ветерков оттепель (можно было настоять, но Лис предпочёл договориться по-хорошему и пожаловал Вьюговею за услугу справные сапоги). В Дивьем краю воцарилась погода типичная для навьего марта. Воины Лиса, почуяв запах весны, приободрились. Поставки продовольствия были налажены, казалось бы, скоро конец войне? Ан нет.
Возможно, всему виной были чары Защитницы? Когда Лада обратилась в лёд, они должны были рассеяться. И вроде даже рассеивались, но как-то медленно.
Лис чувствовал, что они с войском увязли в Диви, словно мухи в меду. Дни складывались в седмицы, седмицы — в луны, луны — в года, а до победы было далеко.
Лис злился, срывался на упырях (ещё более бестолковых, чем дивьи воины), орал на ни в чём не повинного Мая, пока однажды тот не огрызнулся в ответ:
— Ты сейчас ведёшь себя, как тот, кого ты просил при тебе не упоминать.
Как Кощей, то есть.
В тот день Лису очень хотелось залепить Маю затрещину, но он сдержался. Потому, что отец непременно бы залепил.
С советником они потом помирились, но осадок остался. Лис уже не раз ловил себя на том, что делает что-то Маю назло. Вот как сейчас.
Он пришпорил Шторм-коня и понёсся с холма вниз так, что ветер свистел в ушах.
В спину донеслось:
— … огнепёскам тебя под хвост!
Начало фразы Лис не расслышал. Может, и к лучшему.
С калечной ногой да на смирной лошадке Маю за ним ни за что не угнаться, так что на некоторое время Лис будет свободен от нравоучений и недовольных взглядов.
Как же злит, что Май порой ведёт себя как желчный старикашка! А они ведь ровесники. "Не птенцы, но слётки", — как сказал бы старый советник Кощея дядька Ешэ. Где он сейчас, интересно? Вот от чьего мудрого совета Лис не отказался бы…
Шторм-конь прыгнул и спланировал со склона холма, паря невысоко над землёй. Лису нравилось чувство полёта. С тех пор, как он однажды вселился в своего ручного воронёнка Вертопляса и долетел аж до Дивьего царства, тоска по небу не оставляла княжича. Но Вертопляс не горел желанием повторять подвиг — заклятие соединения разумов и впрямь было опасным. Да и Шторм-коню в ближайшем будущем предстояло вернуться в стойло. Чтобы скакать на нём вволю, чудесного жеребца нужно было кормить золотыми яблоками, которые росли только в Диви. А молодильные яблони вот уже который год не плодоносили из-за колдовской зимы. Дядька Ешэ сказал бы: "наворотил бед — ни себе, ни людям".
Лис помотал головой, не соглашаясь с воображаемым советником. Да, Навь тоже терпела лишения — война это для всех плохо. Но Лис был уверен: они справятся, потому что сражаются за правое дело. Пускай дивьи говорят, мол, злой Кощеевич вероломно вторгся… Для простых жителей, может, всё так и выглядит. Они же не знают, сколько попыток переговоров загубил их зловредный царь Ратибор. Сколько оскорблений Лис от него выслушал, сколько подосланных убийц вывел на чистую воду…