Денис поймал себя на том, что в четвертый раз перечитывает одну и ту же строку. Фрагменты кода затеяли чехарду – они прыгали по экрану, менялись местами и расплывались, превращаясь в мелкие серые полоски. Молодой программист зажмурил глаза и помассировал их кончиками пальцев. Не помогло. Голова по-прежнему отказывалась соображать, спина ныла от долгого сидения в одной позе, а под веками залег колючий сухой песок.
«Больше не могу. Закончу завтра с утра», – признав поражение, Денис бросил тоскливый взгляд на недописанный код и свернул монитор. Призрачный прямоугольник растаял, оставив после себя слабый отпечаток на сетчатке уставших глаз. Денис до хруста потянулся и наклонился влево-вправо, разминая затекшую поясницу. Он и не заметил, как остался в офисе один. Дневная суета сменилась прохладой и тишиной. Хотелось есть, еще больше – спать. Но самым непереносимым было желание послать все к черту, уволиться и целыми днями сидеть на стуле перед домом, бессмысленно таращась на пустую дорогу. Так поступали престарелые пасификчане, и подобный способ проводить время больше не казался молодому программисту странным.
Индикатор на дверях кабинета загорелся красным. Подергав ручку для верности, Денис Закаров отправился к выходу через длинный пустой коридор с панорамным окном вдоль стены. Над северным краем горизонта повисло солнце, похожее на старую нечищеную монету. Его сине-зеленые лучи, жидким маревом сочащиеся сквозь стекло, делали город похожим на замерзающее болото. Закаров скривился. В мире, где он родился и вырос, закат становился яркой, торжественной кульминацией дня. А здесь? Пшик... Не солнце, а какой-то неудачник в мире созвездий. Миллионов лет его усилий хватило на то, чтобы вырастить на каменистой равнине немного мха да не дать тому помереть.
Проходя мимо кабинета начальника, Денис замедлил шаг. Директор филиала «Феникса» на Пасифике Бенджамин Гейл давным-давно отбыл домой. Он знал это совершенно точно, поскольку перед уходом Гейл потребовал распечатать отчет по последней партии оборудования и положить ему на стол. Тем не менее, за начальственной дверью кто-то находился, шуршал бумагами и громко сопел. Уборщица пришла пораньше? Денис потоптался на месте, раздумывая, стоит ли проявить бдительность или ну его все к чертям. Из-за стены донесся протяжный стон, к сопению добавилось ритмичное постукивание.
– Василий! Совсем сдурел?!
На распахнутую дверь уставились двое – молодой парень с перекинутым через плечо галстуком и миловидная девушка лет двадцати. Уборщица и вправду пришла пораньше, но так и не добралась до тележки со швабрами и дезинфицирующим раствором. Девица покраснела, спрыгнула со стола и выбежала из комнаты, ловко прошмыгнув мимо застывшего на пороге разъяренного Дениса.
– С ума сошел?!
– Дру-у-уг, я все объясню, такое дело… – Василий еле ворочал языком и дважды промахнулся ремнем мимо пряжки в попытках вернуть на место штаны.
– Какое дело? Последние мозги пропил? А это что? Вася, твою же маму…
На столе лежали безнадежно измятые листы бумаги. На первых трех виднелись карандашные пометки Гейла. Старый трудоголик успел-таки ознакомиться с отчетом, не подозревая, какую нестандартную пользу тот принесет.
Денис потряс порванным листком перед носом подчиненного.
– Если Гейл узнает, тебя уволят! Ты это хоть понимаешь? Сразу же, безо всякого выходного пособия. И меня уволят, за то, что тебя покрываю. Но у меня хотя бы дом в собственности, а ты окажешься на улице!
– Ты тут один человек, брат… – Василий покачнулся и сфокусировал мутный взгляд. – Ты да я… Остальные не люди, упыри… И вся корпорация эта упыриная. Они за нами следят. За всеми нами, я знаю… Повсюду камеры, и микрофоны, и датчики. Я тебе говорю… Они что-то ищут. И когда они найдут, наступит полный аргмо… армгед…
Так и не совладав со сложным словом «армагеддон», Василий грозно уставился на кондиционер, потрясая пальцем и что-то бормоча. Денис с усталым отчаянием потер виски. Пожалуй, нотации сейчас читать было бесполезно.
– Скройся, чтоб я тебя не видел. И проспись как следует.
– Один ты тут… дай я…
– Иди уже, ради всего святого…
Увернувшись от пьяных объятий, Закаров принялся наводить порядок в кабинете. Проветрил комнату, избавляясь от запаха дешевого алкоголя, собрал в стопку листы испорченного отчета и горько вздохнул. Если бы не пометки, можно было повторно распечатать документы, подложив их на то же самое место. А так придется попотеть, подделывая каракули шефа.
Когда Денис спустился на первый этаж и приложил карточку к дверям на проходной, на улице успело стемнеть. Сутки на Пасифике длились двадцать пять часов с минутами, практически равняясь стандартным галактическим, но световой день даже в середине весны оставался слишком коротким. Закаров поднял воротник и направился к опустевшей автостоянке, мимоходом пнув жестяную банку. Звук от удара банки об асфальт получился неожиданно отчетливым и звонким. Подул ветер, из-за спины пахнуло сыростью и крепким перегаром. Молодой программист вздрогнул, почувствовав, как на плечо легла чья-то нахальная ладонь.
– Вася, – лицо Дениса исказила злая гримаса, – помяни мое слово, я…
Но это был не Василий, а незнакомый щуплый мужичок. Правый глаз незнакомца заплыл от обширного фингала, потрескавшиеся губы свело в глуповатой улыбке, а ворот драного пальто распахнулся, придавая нищему немного залихватский вид.
– Ма-а-лой человек, войдите в положение. Волею жестокосердной судьбы…
Денис выругался и резко развернулся, продолжая путь. Но попрошайка оказался настырным – шустро засеменил следом, причитая на одной заунывной ноте и все порываясь сунуть Денису в карман какой-то сложенный вчетверо листок. И где, спрашивается, ошиваются бездельники из охраны?
–…собираю на експедицию. Мой отец, упокойте боги его грешную душу, бедовый был человек, да и пил много, всю жизнь провел искателем. Находясь на смертном одре, он открыл мне истинное место нахождения Ренессанса. Всего за десять единиц…
Очередная вспышка расползлась по сетчатке глаза сияющей кляксой. Укол боли. И снова темнота. Липкая и обволакивающая, как трясина. Странный ритмичный звук, похожий на шум прибоя или вращающиеся лопасти огромного винта. Еще один укол. Темнота. Вроде бы голоса. Снова боль, на этот раз не спешившая уходить.
Сознание нехотя возвращалось, волоча за собой ворох разбитых воспоминаний. Как больно! Денис, не выдержав, закричал – вместо крика из горла донесся слабый стон. Хотелось назад, в серый безмолвный провал. Но сознание неумолимо просачивалось по проводам, ведущим от аппаратов жизнеобеспечения, втискивалось в измученную голову, заставляло открыть глаза…
Белый, невыносимо яркий потолок. Денис зажмурился. Еще одно усилие, он опустил взгляд. Из света выступила фигура, темное пятно продолговатой формы. Почему-то никак не удавалось открыть левый глаз. «Денис…» – откуда-то приплыл знакомый голос. Это его имя. Кто-то рядом, зовет его по имени. Он ощутил слабое прикосновение к правой руке. Левую терзала боль. Денис чувствовал себя так, словно его выталкивала на поверхность какая-то страшная сила. Поднимала все выше на железных вилах, воткнутых прямо в плоть.
«Как же болит рука…» Он попытался пошевелить пальцами.
– Не двигайся, я позову врача.
Он хотел рассмотреть того, кто это произнес, но пятно исчезло. Прошла вечность. Перед глазами мелькнуло два силуэта. Один наклонился и направил ярчайший луч света ему в лицо. Голову до самого затылка пронзила боль. Денис закричал. Рядом говорили, но он не разбирал слов, проваливаясь назад в темноту.
***
Когда Закаров очнулся в следующий раз, ему с трудом, но удалось открыть правый глаз и разглядеть фигуру девушки, спящей на кресле в скрюченной позе. Лицом она уткнулась в подлокотник, из-под знакомой банданы выбивались темно-каштановые спутанные кудри.
– Вар… кх… Вар…а... – Денис передохнул и попробовал еще раз. – Варвара, привет.
Еле слышный шепот мгновенно разбудил подругу. Хмурое лицо осветила улыбка. Но покрасневшие глаза с припухшими темными кругами испугали Дениса куда больше нового приступа боли.
– Денис! – девушка так мягко взяла его за руку, словно та была сделана из фарфора. Денис почувствовал горячую шероховатую ладонь и попытался ответить на пожатие, но пальцы слушались плохо. – Галактические боги, за мной должок!
Он слабо улыбнулся. Почему-то никак не удавалось открыть второй глаз. Вся левая сторона тела чувствовала себя так, будто ее насадили на раскаленные зазубренные штыри. Он снова попытался пошевелить пальцами. Писк рядом с головой усилился. Варвара легким нажатием уложила слабую руку обратно на кровать, оставив сверху свою ладонь.
– Погоди пока танцевать, бро. Главное, ты живой.
– Что со мной… Что случилось?
– Ты ничего не помнишь? – Варвара наклонилась и пытливо прищурилась, вглядываясь в его лицо.
Воспоминания возвращались туманными клочками. Вот они сдали проект. Он отпустил сотрудников по домам. Нет, они не закончили, ему пришлось куда-то ехать… Мешанина из лиц и слов… Взрыв!
– Не помню… Плохо… Что со мной?
От лица подруги отхлынула кровь, высветлив россыпь коричневых веснушек. Денису стало очень-очень страшно. Варвара молчала, стиснув челюсти и глядя ему в глаза.
– Скажи правду. Сейчас. Пожалуйста.
Лицо Варвары застыло, правая рука скомкала больничную простыню. Приоткрылись и снова сомкнулись пухлые, покрытые сухой корочкой губы. Денису захотелось крикнуть: «Нет, стой, подожди! Не говори ничего!», но рот словно свело судорогой.
– Все очень плохо.
– Насколько?
– Левый глаз, левая рука, часть ребер, сердце, колено левой ноги. Ты выжил только потому, что голову заслонила упавшая балка.
Варвара умолкла, Денис тоже не произнес ни слова. Левый глаз, левая рука, часть ребер, сердце... Всего этого больше нет. Он искалечен. Это навсегда. Страшная обида затопила сознание. Хотелось рыдать, орать, бесноваться, но не было сил. Как же так… Ему нет даже тридцати! Столько всего должно было быть впереди! И уже никогда не будет… Варвара не отводила взгляда, крепко держа его за руку. Оставшуюся руку…
– Сердце? Почему я еще жив?
– Имплант. Повезло тебе, засранец, что живешь в век высоких технологий. Сердце поставили первым. Все остальное скоро заменят на отличные новенькие запчасти.
Денис не смог заставить себя улыбнуться. Варвара ошибалась, считая его сильным. Нет, он жалкий, слабый, уничтоженный.
– Давай-ка ты еще поспишь, после таких новостей, – подруга отпустила его руку и нажала кнопку на большом белом ящике у кровати. Лицо Дениса мгновенно обмякло, глаза закрылись, черты разгладились. Но уплывавшее сознание успело распознать тихий сдавленный звук – женский плач.
***
Денис не хотел, но ему пришлось проснуться в третий раз. Теперь свет в комнате был бледно-зеленым с темными полосками, и он догадался, что это солнце проникает сквозь занавешенное жалюзи окно. Кресло возле койки пустовало. Интересно, а есть ли на этом аппарате такая кнопка, чтобы снова уснуть и больше... Денис приподнялся на кровати. Чуть-чуть повернул голову, посмотрел вниз. Левое плечо стало странно коротким, а дальше шла пустота, плотно скрытая бинтами. Так странно, он мог поклясться, что рука все еще есть… Кажется, это называют «фантомные боли». Денис перевел взгляд на аппарат у кровати. Все кнопки были подписаны, но сухие аббревиатуры ни о чем не говорили. Попробовать нажимать на все подряд?
Отворилась дверь, и в комнату вошла деловитая Варвара с папкой для бумаг.
– О, да ты уже бодр, как молодой короед!
Она поставила подушку торчком и придержала друга за спину, помогая устроиться поудобнее.
– Сейчас мы будем обсуждать чертовски неприятные вещи. Но сначала дело, а потом нытье, договорились?
Со стороны это могло показаться грубым, но именно такого обращения Денис и ждал. Не хватало только, чтоб они тут рыдали в четыре ручья… Три ручья...
Весь следующий месяц у Дениса не было времени на плач по своей разбитой судьбе. Все силы уходили на то, чтобы заново учиться ходить, видеть, брать предметы, садиться и вставать. На двадцать первый день он попросил повесить в палате зеркало. Лечащий врач запротестовал, ссылаясь на психологическое состояние и лишний стресс. Но Варвара уже через час притащила с мясом отодранную от шкафа зеркальную дверцу, громоздкую и треснувшую с одного края.
Вечером Денис набрался решимости. Скинул мягкий больничный халат, встал перед прислоненной к стене дверцей, всматриваясь в нового себя. В голове пронеслось: «Найди десять отличий». Лицо уцелело, не считая ссадин и синяков. Ровную полоску брови рассек надвое шрам, возле рта пролегла горькая складка. Левый, искусственный, глаз, прикрытый живым веком без ресниц, казался темнее правого.
От шеи и ниже дела обстояли значительно хуже. Каркас из облегченного сплава, повторявший анатомию настоящей руки, обтянули искусственной кожей, но стык с телом был хорошо заметен. Говорят, в дорогих моделях использовали кожу с волосяным покровом и специальным слоем термопрокладки. Эта же рука на ощупь оставалась жесткой, а под тонким покрытием чувствовался холод металла.
Денис поднял руку на уровень груди, согнул в локте, сжал пальцы в кулак и опять раскрыл ладонь. Данные от многочисленных сенсоров, заменявших нервные окончания, исправно поступали в мозг. Взгляд опустился ниже, туда, где денег не хватило даже на самую дешевую косметическую пластику. Левый бок и верхнюю часть бедра покрывали шрамы и куски уродливо сросшейся после ожогов кожи. Там, где врачи вскрыли грудную клетку, пролегло несколько длинных красных рубцов. Живая нога соединялась с голенью металлической вставкой с шарообразным шарниром, выше и ниже колена извивались ряды кольцевидных шрамов.
Денис сделал шаг к зеркалу. Держать равновесие при ходьбе удавалось с трудом – левая часть тела заметно перевешивала правую. Сложение молодого программиста всегда было худощавым, без намека на мускулатуру – спорт не входил в число его увлечений. Из-за сидячего образа жизни он мог бы разъестся к тридцати годам, но повезло с обменом веществ. Теперь придется подкачаться, чтобы таскать эту груду запчастей…
Варвара больше не говорила о деньгах, и Денис обрадовался, что органы стоили не так дорого, как ожидалось. Однако засиживаться в больнице все равно было нельзя – страшно даже представить, сколько стоил один день реабилитации для безработного пасификчанина. Никаких накоплений у него не осталось. Ну кто из молодых парней с хорошим заработком будет думать про черный день, когда можно купить крутую летающую тачку?
Бывшие коллеги его не навещали. Только в регистратуру тайком подбросили коробку с вещами из кабинета. Внутри была сложена забытая в офисе куртка да разная канцелярская мелочь: диплом об окончании университета, несколько сувениров, привезенных сослуживцами из отпусков, и прочая ерунда, какой мог похвастаться любой офисный стол. В самом низу лежала едва початая бутылка скотча и тощая пачка пасификских купюр. Денис грустно улыбнулся, почему-то решив, что коробку подбросил Василий.
Общения с другими пациентами он старался избегать сам. Во-первых, ерунда это, что вид чужого горя облегчает собственные страдания. Как наслушаешься в столовой историй про то, как приходится мочиться через трубочку, шнурки без помощи не завязать, а жена забрала детей и третий день не берет трубку, так вечером хоть ложись и помирай. А во-вторых, по больнице сразу прокатился слух, что раньше Закаров был при хорошей должности в «Фениксе», и теперь он то и дело ловил на себе далеко не сочувственные взгляды.
Больше никакой связи с внешним миром у него не имелось. Иногда забегала Варвара, делилась новостями и обзывала ленивым идиотом. С момента взрыва прошло чуть больше четырех недель. А казалось, что целая жизнь.
Поздним вечером в день выписки, тридцать второй по счету, Варвара заехала за ним на какой-то страшной развалюхе, собранной из кусков других развалюх. Денис стоял на больничном крыльце, никак не решаясь сделать первый шаг. В руках болтался пакет с немногочисленными вещами, взятыми при поступлении. Он смотрел на город. Тот ничуть не переменился – гул транспорта, угрюмые прохожие, облезлые рекламные растяжки. А вот он сам стал другим…
Денис плюхнулся на переднее сиденье. В машине воняло топливом, а дверцей пришлось хлопнуть несколько раз, прежде чем она, наконец, закрылась. Варвара тронулась с места и под душераздирающий грохот покинула территорию больницы.
– Слушай, такая тачка у автомеханика – это позор.
– Это не моя, не переживай, – Варвара не сводила с дороги глаз: вечерний Пасифик-Сити требовал от водителя безраздельного внимания. Денис отвернулся к окну. Мимо проносились знакомые места. Вот эта улица вела на рынок. А здесь продавались газеты. Кончиками живых пальцев Денис прикоснулся к стеклу. Хотелось что-то сказать, но подходящие слова никак не шли на ум.
На перекрестке машина проехала прямо, хотя должна была повернуть направо. Впрочем, транспортный поток в ту сторону еле тащился, с трудом обгоняя пешеходов. Варвара, не замечавшая душевных метаний соседа, рулила одной рукой, высунув локоть другой в открытое по случаю хорошей погоды окно. На следующем светофоре она опять проехала вперед, как и несколько кварталов спустя.
Денис не выдержал:
– А мы разве не к тебе в мастерскую?
– Нет, ко мне домой.
– Ты же живешь в мастерской. Переехала?
Варвара негромко хмыкнула:
– Ага. Пришла пора сменить обстановку.
Центр города остался далеко позади. Поползли улицы, одна грязнее и темнее другой. Окна первых этажей обросли железными прутьями. Редкие ларьки с крошечными бойницами окошек походили на приграничные блокпосты, если бы не вывески «Продукты» и «Товары для хозяйства». Солнце только зашло, но решетки и рольставни были опущены и заперты на громоздкие замки.
Поползло нехорошее предчувствие. Конечно, в любом из миров Федерации центр Пасифик-Сити смог бы претендовать только на звание трущоб. Но это были какие-то трущобы даже по меркам трущоб, просто-таки трущобы в квадрате. Едва ли за шесть лет жизни на планете он хоть раз пересекал границу подобного района. Полиция сюда, похоже, тоже не совалась.