Ядвига
Ой, ветер свищет... ой, пурга!
Загрустила что-то Баба-яга.
Затушила свечку, забралась на печку,
Помело — под ухо, и сопит старуха,
Будто нос у ней не нос, а насос…
— Что за дичь? — Поморщилась, переключив плеер на радио. Знакомый голос диктора на популярной FM-станции вызвал улыбку, расслабляя. — Ба, ну кто слушает это старьё?..
«Ещё и на флешку додумалась записать…»
— Не старьё, а ВИА «Ариэль».
— ВИА?
— Вокально-инструментальный ансамбль.
— Группа, по-нашему, — хмыкнула, подмигнув родственнице, — никто так давно не говорит.
— Эх, милая, — бабуля устало откинулась на подголовник, — зато сколько правды.
— В чём? В сказках?
— В песне, — задумчиво протянула она, смотря в окно.
Последнего персонажа ба упомянула с какой-то щемящей грустью.
— Это в тебе наш Могилёв-Кощеев говорит, сказки эти… и вообще… кто придумал название городу? Ещё и находится у чёрта на куличках.
Бабуля три раза сплюнула через левое плечо.
— Вот только этих проходимцев не надо вспоминать! Запудрят мозги, кто б распудрить потом смог.
Я хмыкнула.
— Так ты-то и сама родилась тут, чай родные места, — тем временем продолжила ба. — Каждая травинка возвращению твоему радуется.
— О, и очень рада, что мама уехала в столицу. — Пропустила её замечание мимо ушей. — Вообще непонятно, как так получилось, что столько денег водится и сколько бизнесменов родилось в таком захолустье?! А о ваших мажорах Фейсграм не успевает новости клепать. Шерятся* (распространяются в сети. — Прим. авт.), как горячие пирожки. Клуб этот ваш… Чуть ли не лучший в регионе. Ты знаешь, что туда жёсткий дресс-код и даже звёзд разворачивают и не пускают?
Бабушка лишь грустно вздохнула.
— Была надежда, что разорвать порочный круг выйдет, а оно вон как — всё на круги своя становится. Судьба — вот и тебе пришлось приехать.
Она частенько говорила загадками, сейчас это раздражало, а вот в детстве, наоборот, приводило в восторг. Магический флёр, тайны, загадки, секретики. Только она умела рассказывать сказки так, будто всё взаправду было. Её герои оживали, совершали подвиги во имя любви, а злодеи, несомненно, получали по заслугам.
— Так что там с этим… как его? — постаралась вернуть к главной теме разговора. — Кирилл Константинович Кощеев. Он что, прямо-таки известный ресторатор?
— По всему миру притонов своих наплодил, — мрачно согласилась бабуля. — На тебя надежда одна, благо хоть кровь разбавленная. Вдруг пронесёт, уезжать тебе надо, я уж добуду…
— Чего это я разбавленная?
— Ясно чего, слава Дедилии* (в славянской мифологии — богиня супружества, деторождения, роста, растительности, олицетворение луны. — Прим. авт.), отец твой человеческим простачком был.
— Почему это простачком? — За папу стало обидно. — Да, мы жили небогато, но квартира у нас в историческом центре города, на хлеб с маслом и колбаской всегда хватало, на отдых два раза в год возил регулярно, у мамы и меня по отдельной машине, вуз я заканчиваю тоже престижный. Если бы не мамин перевод в Могилёв-кощеевский универ, то диплом у меня был бы куда более впечатляющим, чем теперь маячит на горизонте. Хотя и с этим на работу брать будут неплохо.
— Так и я не о материальном, Яда. — Она положила свою сухощавую ладошку на мою. — Не помер бы Святослав, и судьбу, чай, обманули бы. А так... — Бабушка махнула рукой.
— Бабуль, ну всё хорошо будет, — заволновалась я. — Чего ты так переживаешь?
— Да, Среча* (богиня судьбы. Она представлялась в виде красивой девушки-пряхи, прядущей нить судьбы. — Прим. авт.) уж нитку свою распустила. Я не сдержалась в своё время, как деда твоего встретила, мать твоя хоть пожила… вот и твой черёд настал.
— Не верю я в небылицы эти, мы сами свою судьбу выбираем.
— Ну-ну, — усмехнулась ба. — Одно скажу: от Кощеева держись подальше… сколько сможешь.
С беспокойством взглянула на бабушку. Вроде бы у нас в роду никогда страдающих головой не было. Все в своём уме оставались до последнего вздоха. Но сейчас в её глазах плескалось что-то безумное и мощное, заполняющее собой всё пространство салона машины, всю меня. Тело пробрал озноб, а родственница моя ещё и добила:
— Погубит он тебя.
«Зашибись».
Город мы проскочили бодро. В столь раннее время, Могилёв-Кощеев полностью оправдывал своё название — было тихо и безлюдно. Бабушкин домик находился на окраине города, с другой его стороны. Он располагался как будто на границе между цивилизацией и непроходимым лесом.
Съехав с трассы, покатили по гладкой однополосной асфальтированной дороге, которая раньше была ухабистой и пыльной.
— О, и до тебя прогресс дошёл, ба? — не преминула заметить я.
В то же время, загородный комплекс «Кости»
Кирилл Кощеев
— Ки-ир, а может, в баньку вместе? Агриппина никак? (Агриппина — у древних славян этот день считался преддверием мистического праздника Ивана Купалы. — Прим. авт.)
Вот всё было хорошо в Ганне, кроме навязчивости. Иногда казалось, что она прилипла к заднице, как тот самый банный лист, и отодрать её никак не удавалось. Вру, отодрать-то доводилось уж не раз, потому, может, и приелась эта её безотказность. Довольно трудно хотеть то, что можешь получить каждую минуту, легко, без каких-либо усилий.
— Прости, детка. — Накрыв её руки на собственной груди, сделал над собой усилие, чтобы раздражение не отразилось на лице. Невеста — это тебе не шлюха подзаборная, тут хочешь не хочешь приходится и уважение проявлять, и себя сдерживать. Последнее я не любил, надо сказать, и удавалось это мне крайне плохо.
— У нас с ребятами мальчишник по такому случаю. Ты, может, мне веник собрала, как будущая жена?
— Заговорённый на удачу! — Губы тронуло лукавой улыбкой. Ганна, тщеславная и гордая, как все представители её рода, очень любила напоминание, что наш союз — дело решённое и мы всенепременно поженимся вскорости.
«Если бы на что и заговорила, так на импотенцию».
Ганна догадывалась, что честным женихом назвать меня сложно, даже пару раз пробовала закатывать истерики, но я пресёк, дав понять, что пока наш союз не занесён в скрижали и не благословлён Древними, спросу с меня никакого. Уйти от меня она всё равно не могла: магическая клятва не позволит, а уговорить отца разорвать помолвку — это надо чёрт-те знает как постараться. Да и очень уж ей хотелось быть женой правой руки Чернобога, кто же из нечисти от такого добровольно откажется?
— Не балуешь ты меня совсем. — Ганна надула полные губы, когда-то в самом деле казавшиеся мне до одури соблазнительными. Правильно мать в детстве говорила: пока мороженое раз в неделю — десерт, а дай есть до отвалу — будет вкусом не лучше супа крапивного. А я, дурак, не верил. Надо, что ли, сходить, покаяться.
«Отец, сука, совсем уж с новой любовницей распоясался. Однажды войду в силу и лично яйца его побью, пока не найду заветное и не переломлю иглу за материнские слёзы».
— Так ведь месяц не сплю, к Купале готовимся. — Тупая отмазка, но другая в голову не пришла, да и достал разговор этот — сил нет. С другой стороны, все готовились к празднику Купалы: и люди, и нечисть и сами боги. Обвинить меня было не в чем, но я всё же решил добавить: — Выбери себе что-нибудь в ювелирном, пусть на мой счёт запишут.
Ганна обиженно вздохнула, махнула рукой, будто выуживая что-то из воздуха.
— Веник твой, из всех деревьев по хворостине. От хворей, что тебя, заразу, и так не берут, от дури, хоть поздно уже, и от сглазу, конечно. — Скривила губы. — Где найти дурака, который бы посмел Кощея сглазить. Да и не пристанет ведь, отлетит, как от щита невидимого, сторицей вернётся пакостнику.
— Люблю умных женщин. — Забирая веник, вскользь коснулся губами протягивающих его рук.
«А тебя не люблю. Ты и сама, небось, будучи умной, знаешь».
— Мне пора. — Проигнорировав подставленные для поцелуя губы, чмокнул в макушку. — Увидимся завтра.
Исчезнув в вихре портала, вышел уже у натопленной баньки, расположенной в господской части поместья, куда не пускали чужаков и гостей. Небольшой деревянный сруб дымил в небо запахами мяты, папоротника и лютиков. Довольно втянув воздух, наполненный ароматами трав, скинул баннику-прислужнику вещи.
— Остальные на месте? — спросил банщика. Пояснять, кого жду, не приходилось: мы с Тимом и Светом всегда на Агриппину ходили париться в баню. Ещё с юных лет прижилась эта традиция. Да и кто не парится на Руси на Агриппу-то? Тот разве, кому свет не мил, да жизнь опостылела.
— Токмо Светослав Никитич, господин, — согнувшись пополам в поклоне, пролепетал растрёпанный, похожий на сгорбленного старичка в обносках, родственник домового. Отпустил его рукой, подхватив полотенца да ритуальный веник.
Веники на Агриппу собирали из разных деревьев. Ветка берёзы, ветка ольхи, ветка ивняка — каждое дерево со своим умыслом и силой. Одним было положено в бане париться, вторым скот оббивать, чтоб не хворал весь год, да Тёмные не таскали (как будто удержит нас жалкий берёзовый прут), а третий кидали через плечо, выйдя из парилки. Если упал вершиной в сторону погоста — помрёшь в течение года, прямой дорогой к Чернобогу на поклон.
«Что-что, а веник Ганна собрала знатный! Не зря нашим девкам смолоду в головы втолковывают, как надо и что каждая его часть значит».
— Ганна одарила никак? — словно прочитав мои мысли, насмешливо уточнил развалившийся на банной лавчонке друг. Его деревянная кружка, размером чуть не с лохань, приятно обволакивала ароматом медовухи.
— Завидуй молча. — Небрежно кинув полотенце в друга, занял скамью напротив Светослава, зачерпнув чаркой из бочонка рядом. — Хороша медовуха.
Настроившись на приятный вечер без баб и их дури, расслабился, откинув голову на бревенчатые стены. Пар приятно пробирался под кожу. Не успел пригубить медовуху толком, как послышался протяжный вой, грохот и взрыв откуда-то со стороны входа. Парную тут же обдало жаром вспыхнувшего пламени, языки огня слизали веник, голодным зверем набросились на почерневшее полотенце.
Кирилл Кощеев
— Нравлюсь тебе?
«Сейчас такие в моде», — подумал, с прищуром рассматривая собеседницу.
Пусть я и жил вдали от столицы и не сидел в соцсетях денно и нощно, но не с дуба упал — знал что к чему. Тощие, грудастые, с перекаченной задницей, расфуфыренные, на каблуках и с наращенными волосами — фальшь и пыль в глаза.
«Так себе эталон красоты».
Дед рассказывал, что раньше-то всё иначе было: сарафаны, косы в руку толщиной, украшенные красными лентами, что в знак симпатии повязывали выбранному парню на руку.
— Так что, — деваха стрельнула ресницами, — нравлюсь?
«С закрытым ртом куда больше».
Бросил беглый взгляд на циферблат наручных часов.
«Как-то долго пришлось разводить эту куклу».
Приехал в тьмутаракань, названия которой так и не запомнил, вообще не по её душу, но, как известно, если хочешь рассмешить Чернобога, скажи ему, что будешь жить долго и непременно счастливо.
Словом, опять облажались гончие. То ли кормить их, ленивых тварей, перестать, то ли велеть выпороть, чтоб выли потом месяц от ноющих ран пуще, чем голодный волколак на луну…
А кукла эта надувная, не ведая ни сном, ни духом, о чём думаю, сняла платье-халатик, явно гордясь всем тем, что совершенно не скрывало кружево дорогого белья: красивого, соблазнительного.
«Удача чистой воды».
В глазах — интерес и явное обещание, готовая будто бы на любой каприз баба, имени которой я даже не потрудился запомнить, призывно и так пошло облизнула губы, что хер в штанах ответно дёрнулся.
«Вот если б ты ещё вместо болтовни рот свой использовала для других целей, цены б тебе не было».
Но вместо слов улыбнулся, поймав запястье с тонкой ниткой золотого браслета, рванул резко на себя, так что запакованная в итальянский гипюр грудь вдавилась в грудину, будто упрекая, как я посмел остаться настолько одетым, когда вот она, жаркая и ластящаяся, упёрлась напряжёнными сосками в прохладную ткань брендовой рубашки.
— Нравишься, — соврал без зазрения совести, зная, какой ответ «правильный».
На самом деле не чувствовал ничего, кроме обычного зверского желания, нормального, вполне закономерного для крепкого мужика моего возраста. Да и отчего не взять, раз настойчиво предлагали, буквально на блюде поднеся под самый нос? И так ехал в проклятущие эти ебеня, а уезжать придётся несолоно хлебавши.
«Не пожру, так понадкусываю», — голосом старого друга в голове промелькнула заезженная присказка, и я улыбнулся.
Девка приняла на свой счёт, тут же принявшись нетерпеливо наглаживать мою спину, хвататься за рубашку, выуживая её из плотного кольца кожаного ремня с тяжёлой железной пряжкой.
«Помешанная на этом деле, что ли? Ну так и я не против».
Она полезла с поцелуями, тараня рот влажным языком, прикусила нижнюю губу, подогревая кровь.
Разочарование от того, что не нашёл обещанного, понемногу растиралось в сознании лёгким туманом желания. Мысли, что и так потратил непростительно много времени на поиски, тоже тускнели под натиском сминавших плечи рук. Шлёпнув ладонью по не прикрытой стрингами заднице, назидательно шепнул в дрогнувшие от неожиданности губы, что хорошие девочки не кусаются, а плохие получают по попе ремнём. В широко распахнутых глазах вспыхнул восторг.
Хмыкнул, резко развернул девку к себе спиной, надавив на плечи. Она охнула, догадливо склоняясь над столом, чуть не сбив рукой оставленные на краю два бокала и почти приговорённую бутылку вина. Кажется, третью по счёту.
«Очень недешёвое, кстати, вино. Правда, всё равно кислое, совсем не чета рябиновой настойке старухи Лукерьи, что живёт неподалеку от «Костей» и приносит свою выпивку на реализацию».
Проскользнув рукой под узенькую полоску трусов, второй начал расстёгивать штаны, теряя терпение и не желая тратить время ещё и на никому не нужные прелюдии. Девка явно уже на всё готова, а мне от этих поцелуйчиков ни радости, ни кайфа. Столько уже перецеловал, впору удивляться, как ни губы, ни член не стёрлись. Блондинка застонала, протяжно-сладко, качнув бёдрами навстречу моим пальцам.
Ширинку заело, зажевав кусок ткани собачкой, чертыхнулся, вынужденный оторваться от жаркого, влажного лона, чтобы стянуть штаны. Рывком дёрнул за бегунок и…
Чернота портала затянула, поглощая меня вместе с потоком отменной брани.
— Твою-ю ма-ать! — Отхарканный стихийным порталом, вывалился аккурат в коридоре родного клуба. Расхлябанный, с расстёгнутой рубашкой и ремнём. Поддавшаяся, так невовремя, молния теперь являла голодным до зрелищ собравшимся натянутые стояком брендовые трусы.
«А чего они все тут околачиваются вообще?»
Кто был в холле — бросились врассыпную, кроме одного человека. Ничуть не смутившись, изогнул бровь, глядя на стоявшее прямо напротив чучело. Честно скажем, на фоне этого недоразумения, зачисленного в ряды женского пола явно по ошибке прях, недавняя любовница казалась верхом совершенства.
«На ЭТУ у меня и не встал бы даже».
— Цирк фриков — третий поворот слева, вы немного не туда забрели, — застёгивая штаны и поправляя ремень, насмешливо сообщил дамочке, лениво изучая реакцию.
Ядвига
Меня потряхивало и морозило, всегда так было, когда нервничала. Кутаясь в любимую кофту, как в кокон, спешила к машине, не оглядываясь. С охранниками не спорила. Что с них взять? Ребята свою работу выполняют, что сказали, то и делают. Хотя могли и понежнее придерживать. Потёрла локти, наверняка ведь синяки останутся, кожа у меня нежная.
«Ар-р, ненавижу это чувство — нервного предвкушения, когда адреналин зашкаливает!»
Во мне боролись кардинально противоположные ощущения и желания. С одной стороны, я радовалась возвращению в Могилёв-Кощеев, радовалась тому, что смогу провести время с бабулей. Но, вместе с тем, стоило вспомнить нахальную морду хозяина «Костей» и его взгляд… это унизительное предложение, как все внутренности сжимались в тугой узел, сотканный из злости, раздражения, возмущения, страха и странного предвкушения. Да! Мне очень хотелось его уделать, этого красавца в брендовых трусах!
«Он думает, что я сдамся и к вечеру буду уже на половине пути домой? Думает, что мне слабо поразливать коктейли? Конечно, можно позвонить Кощееву-старшему и нажаловаться, но это не в моём характере. Он и так оказал услугу, направив в усадьбу. Уж с его сынком справлюсь и сама!»
Сев в машину, слишком сильно хлопнула дверью.
«Сири бы отругала точно, у неё даже автомобили обладают душой и характером! О, Сири! Ну конечно!»
Не спеша покинуть парковку резиденции, набрала номер подруги. Единственной, но настолько близкой, что друг друга мы воспринимали сёстрами.
— Хей, — после третьего гудка прозвучал в трубке её переливчатый голос. — Ты никогда не отгадаешь, где я!
— И где же?
— Матвей, тот, что с нами на соседнем потоке, устроил митинг по защите прав попугаев!
— Свободу попугаям, что ль? — не удержавшись, хмыкнула, вспоминая лозунг из старого мультфильма.
— Именно так! — не оценила юмор подруга. — Думаешь, они по своей воле сидят в клетках или учат человеческую речь? Почему нас никто не заставляет учить птичий ради забавы?
— Конечно, не по своей. — Даже кивнула. — Молодцы, что отстаиваете! Как идёт?
— Бодренько, — отчиталась Серафима. — Даже блогерша, Маша Красовская, подвалила. А у неё полтора миллиона активных подписчиков, между прочим!
— Круто!
— А то! С ней и местное телевиденье приехало, и парочка газетчиков. Это будет огонь, а не материал! Прислать тебе мой образ? Я специально готовилась.
— Давай фоточку, — смеясь, попросила я.
— Лови-и.
Отодвинув смартфон от уха, зашла в мессенджер. Там с фотографии на меня смотрела миниатюрная девушка: миндалевидные голубые глаза, молочно-белая кожа, аккуратный носик и пухлые губы. Волосы… что ж, Сири действительно подготовилась. В этот раз её волосы были выкрашены в канареечный жёлто-зелёный цвет, а костюм был вырвиглазного синего цвета. Ну точно волнистый попугайчик, ни дать ни взять!
— Ну, как тебе? — из динамика прилетел очередной вопрос.
— Прикид — класс, — похвалила я. — И волосы тоже.
— А ты там как? — перепрыгнула с темы пернатых Сири.
Я тяжело вздохнула, не зная, с чего лучше начать.
— Яда?
— Да думаю, с чего начать…
— С самого начала.
И я рассказала: о поездке в «Кости», о том, как хозяин элитного загородного клуба заставил прождать весь день, благо диван был удобным, рассказала о его живописном появлении (во всех подробностях, да).
— Жаль, меня там не было, — с сожалением в голосе простонала Сирик, — люблю рельефных мужчинок, чтобы у них всё ладненько было, да и глаз мог за что-то внушительное зацепиться, — захихикала она. — А там, видимо, есть за что, раз даже тебя проняло! Так образно и в деталях рассказываешь.
— Ой, ну всё-о, не смущай, — сказала сквозь улыбку.
— Да ладно, ну признайся, — подначивала подруга, — ну классный он, да?
— Ага, пока спит зубами к стенке, — поморщившись, добавила: — Он когда заговорил, я чуть сквозь землю не провалилась. Начал сыпать оскорблениями и обидными подколками, обзывался и глазами сверкал, страшно.
Я пустилась в пересказ разговора с Кощеевым, завершив его вишенкой на торте — условием о стажировке в баре.
— Вот такая фигня, — глубокомысленно закончила я.
— У-у, — протянула подруга, — зажравшийся мажор! Думала, такие только у нас тут водятся, а оно вон как, даже в твоём Зажопинске.
— Эй! Мой Зажопинск и твой тоже, между прочим.
— Та-а, от Могилёв-Кощеева у меня только место рождения, указанное в паспорте. Ни разу там больше не была и не очень горю желанием, если честно.
— Приезжай, а? — неожиданно вырвалось у меня. — Так тебя не хватает.
— Ты уехала только позавчера, — напомнила Сири.
— И что? Уже соскучилась.
— Так и скажи, что тебе там стрёмно и не хватает поддержки.
— Это тоже. Он меня до дрожи доводит. Не знаю, как выдержу эту адскую практику! Сири, миленькая, приезжай, а? У бабули и комната для тебя есть, и вкусняшками она побалует, а воздух тут какой, м-м, — пыталась соблазнить подругу. — Да и клубешник этот модный. Тебе точно понравится!
— Ох, — пробормотала Серафима, — ну смотри. На этой неделе точно нет. Сегодня на центральном пляже крутая пати, костюмированная. Буду русалкой. — Она захихикала. — Даже краску прикупила, ты, кажется, пробовала цвет ноль девять «голубая лазурь»?
— Угу, отпадный. А что за повод? — Повернула ключ зажигания, трогаясь с места. Не стоило торчать под носом этого… добермана. Лучше не мозолить ему глаза, и надо-таки переодеться. Проверять, действительно ли он рискнёт меня раздеть до трусов, не хотелось.
— Так Купала же.
— О, я и забыла.
— А у вас там что, совсем никакой культурной жизни? Во всех клубах празднуют, классный повод.
— Не знаю. — Включив громкую связь, сосредоточилась на вождении. Странно, но днём транспорта на загородной дороге не было совсем, а сейчас неожиданно движение стало слишком интенсивным. — У меня так-то не было времени посёрфить в поисках развлечений. Скажи, что мне делать и как себя вести?
Остальное превратилось в невнятное мычание, когда стоящий передо мной придурок закрыл рот ладонью, толкнув в холодную кирпичную стену.
«Отказываюсь верить в происходящее!»
Это до абсурдного глупо. Я не монашка и люблю тусить, часто бываю в ночных клубах и почти каждые выходные возвращаюсь домой под утро. Но ни разу за всю мою жизнь!.. Клянусь, ни разу, не оказывалась в подобных ситуациях с участием тёмного коридора, кирпичной стены и трёх нетрезвых мерзавцев! А в этом захолустье — пожалуйста! В первую же ночь!
«Почему сейчас?»
Разозлилась настолько, что страх отступил. Отшвырнула лапу одного, который полез к моей груди, и укусила за палец второго, кто сжимал рот.
— На помощь! — наконец смогла прокричать, когда тот зашипел и отдёрнул свою мерзкую конечность.
Поняла, что мне прилетит ответка за укус, и быстро присела, закрывая голову руками.
— Отлично, на колени, мерзавка. Хотя бы это сообразила! — гнусно засмеялся третий, который стоял сбоку, и схватил меня за волосы.
Я завизжала так громко, как могла. Уж это должен был хоть кто-то услышать!
— Да заткнись, дура!
Неожиданно подонок, державший меня за волосы, вдруг отпустил. И вместе с тем раздался странный звук и жалобный всхлип. Я рискнула посмотреть, растопырила пальцы, но ладони от глаз не убрала. Двоих не было. Они просто испарились, словно под землю провалились. А самый первый и наглый пятился, смотря куда-то вверх надо мной.
Проследив за его взглядом, сперва ничего и не увидела.
— Сам свалишь, или помочь? — неожиданно раздался новый голос. Моё сердце билось, как испуганная птичка в клетке. Но когда говоривший появился, будто прошёл сквозь стену, моментально вставая между мной и нападавшим придурком, оно на мгновение замерло.
Я застыла с мыслью: «Какого хрена происходит? Откуда он взялся?»
Такое чувство, будто я попала в дешёвый фильм ужасов. Люди то бесследно исчезают, то появляются из ниоткуда.
Но все вопросы отпали, когда, как его (Игнат?), мотнул головой и сорвался на бег. Он сбежал, испугавшись какого-то… байкера-дрища?! Да-да, именно так выглядел этот парень, хотя, стоило признать, он был не худым, а жилистым и подтянутым, словно не качался, а занимался атлетикой. Одет он был в чёрную кожаную куртку, чёрные штаны с металлической цепью и обут в громоздкие ботинки. Тёмные волосы — на макушке прикольно зачёсаны назад, виски коротко сбриты. Парень развернулся, и я увидела лицо. Худое, слегка угловатое, с острыми скулами, красиво очерченными губами, что кривились в лёгкой усмешке, и глазами нереального лазурного цвета.
Он смотрел на меня, как на еду. Взгляд действительно пугал. Но всё же было странно, что трое огромных мужчин испугались его и сбежали.
«Очень странно».
Точно как во второсортном реалити-шоу или постановке.
«Может, он так знакомится? Действует в сговоре с бугаями?»
Я медленно выпрямилась, держась за стену, поправила волосы и подозрительно покосилась по сторонам.
— Э-э-э… — глубокомысленно выдала, — спасибо.
Он хмыкнул, склонил голову набок и осмотрел таким же похотливым взглядом, как его предшественники. Сперва прошёлся по лицу, остановился на губах, которые я недовольно поджала, явно не оценил целомудренный вырез на груди, зато ему понравилось короткое мини. Особо задержался на ногах, просканировав их до самых ботинок. Мне стало не по себе, но всё равно незнакомец не казался таким страшным, как те придурки.
— Откуда ты взялся? — задала мучающий вопрос.
— Ты звала на помощь.
«Очень информативно».
Отметила, что голос у спасителя был низким и сильным, таким, какие обычно принадлежат вышибалам, хотя он точно им не был. С ними я уже была знакома, спасибо доберману. [R1]
— Да, спасибо, — быстро повторила благодарность. — Попались же уроды! Куда смотрят сотрудники безопасности? Вроде бы приличное место.
Мистер «косуха» хмыкнул:
— А как ты оказалась у входа для резидентов Нави? Увидела или подсказал кто?
— Для кого-о? — протянула недоумённо. — Вип-персоны, что ль? А я сразу подумала, что ну слишком говорящий вход для стаффа, но вполне годится в качестве тайного входа для випиков.
— Випиков? — ошалело переспросил он.
— Ну да. Мажоры ваши, с доберманом в командирах. И вообще, если это вход для избранных, как сюда попали эти мудаки? Промах как для босса, так и для службы безопасности!
— О как, сразу по шпильке и Киру, и Славе. А ты у нас кто? Похоже, что не местная?
— Нет. — Нервно одёрнула платье.
— Но и на Детей ночи не похожа…
— Я не шлюха, если ты об этом.
Он расхохотался, согнувшись пополам, хлопнул по колену.
— Уф, чудная.
«Как и ты, дорогой».
Нервно улыбнулась своему странному спасителю и сделала шаг вдоль стеночки по направлению к залу. Коридорчик начинал порядком нервировать.
Кирилл Кощеев
— Ну, Светка, держись, гад ползучий. — Горынев терпеть не мог как женского прозвища, так и отсылки ко второй своей ипостаси, которая ему так и не далась в воплощении. На это я и надеялся, поддразнивая друга. Пусть разозлится, отвлечётся, и я ему наподдам. Мы медленно кружили друг напротив друга, глядя глаза в глаза, чтобы раззадорить публику. За спиной плотный хоровод девчонок всех мастей бок обок смыкали нам ристалище. Ждали, сучки похотливые, знали, что постель каждому из нас может согреть одна из них.
За ними улюлюкали, подначивая, ребята. Каждый уже выбрал себе фаворита. Я знал о наскоро сколоченном тотализаторе и не пресекал, дополнительный доход бару никогда не помешает, если брать со ставок свою долю. Сегодня, впрочем, как и все последние годы, большинство поставили на Светослава. Уже три года подряд он брал надо мной верх и становился Коршуном.
«Бесит, чего скрывать».
В этот раз я был намерен уложить наглого Змея на лопатки и получить себе самую красивую из собравшихся девушек.
Мы с детства любили Купалу за игрища и костры, пусть огонь и был не моей стихией, но смотреть на пламя я любил не меньше, чем Свет — купаться в алых сполохах. Ещё будучи ребенком, я всегда бежал в круг, чтобы посмотреть, как бьются старшие из семей за право зваться Коршуном в купальскую ночь. Старая традиция — дарить силам тьмы девушку — переросла в потешные бои. Мало кто знал из играющих и наблюдателей, что ничего не изменилось с тех пор, когда Древние, кого люди называли богами, спускали поводок, позволяя наместникам своим на земле чудить и брать мзду за верную службу. Юными девицами в том числе. Я надеялся найти чистую душу, сладкую, опьяняющую чистоту. Горынев, не желая уступать мне такого лакомства, первый резко шагнул к центру круга. Наклонился, метнувшись чёрной тенью, изогнулся с удивительным для своего роста изяществом, оттолкнулся ладонью, резко сделав мне подсечку. Я усмехнулся, легко её перепрыгнув.
— Мельчаешь, дружище. — Ядовитая насмешка отозвалась гиканьем и смехом за спиной.
Змей поднялся до того, как я успел воспользоваться его открытым тылом, уклонился от удара, прогнувшись назад едва не пополам. Девки ахнули.
— Позёр, — буркнул я, а Горынев хищно улыбнулся, не отрицая.
Если бы зачарованный круг не лишал меня возможности призвать Силу, Светослав бы уже, скуля, стоял передо мной на коленях, смиренно опустив голову. Но в купальском кругу я не был его господином, а он, не ощущавший цепей клятвы, мог легко замахнуться на меня, не рискуя упасть к ногам, мучаясь жуткой агонией[R1] . Я видел однажды, в детстве, как корёжило его, дурака, будто кости все враз выгнуло в обратном направлении: руки, ноги, даже рёбра. Смотрел, как ловил он воздух высохшими губами, как почти чёрная кровь стекает по ним на футболку. Смотрел, и ничем не мог помочь. Может, потому мы никогда и не ссорились до мордобоя с тех пор. Не так много у меня верных друзей, чтобы какие-то бытовые глупости довели меня до желания наслаждаться страшными мучениями Горыныча.
Уворачиваясь от удара в голову, я склонился пониже и подхватил пригоршню песка, резко вскинув руку, кинул его в лицо Света. Тот отвлёкся на что-то (хоть я и не рассчитывал на подобную удачу), не успел прикрыть глаз, зажмурился, уже когда песок попал в цель. Матерясь, Горыныч пытался проморгаться.
Не дав ему опомниться, почти мгновенно оказался рядом, вбивая кулак аккурат в печень. Свет закашлялся, пошатнувшись. Попытался ответить мне, вслепую, но я успел увернуться, подхватил его под руку, упёршись коленом в живот, перебросил через себя, тут же придавливая рухнувшего на спину Змея ногой в грудину.
— Поздняк метаться, Светик, моя взяла, в том Мать сыра земля мне в свидетели. — Ритуальная фраза отозвалась ветром по спарринговой арене, запуталась в разнотравье, что развесили для декора. Девчачий круг взорвался визгом и аплодисментами. Я подал другу руку, помогая подняться, похлопал по плечу, придирчиво оглядывая круг собравшихся.
— Нет тут ни одной чистой, Кощей, обломись, сволочь бессмертная, — довольно хохотнул Горыныч, отходя в сторону.
Медленно скользя взглядом по кругу девушек, я всё сильнее хмурился. Друг, как всегда, оказался прав. Ни проблеска света в душах собравшихся, а ведь я намеренно позволил пропустить в нижний бар человечек, в Нави свет искать — гиблое дело.
«Твою мать, — с раздражением потёр бровь, — в который раз птица обломинго повернулась ко мне общипанным задом, в точности как вредная изба одной небезызвестной соседки!»
Купальская ночь — единственная в году, когда мы способны видеть свет души. Подарок Древних, чтобы легче выбиралось, и вот — без толку потрачена. Злость волной поднялась из груди. Глаза наполнились чернильной тьмой подземного мира, стражем которого я однажды стану, сменив отца.
«Неужели никого?»
Я медленно поворачивался вокруг себя, пристально вглядываясь в лица. Вдруг что-то вылетело мне навстречу, буквально ударившись в грудь. Так сильно, что я сделал два шага назад, в попытках не упасть, на смех всем собравшимся. Руки сами собой, инстинктивно сомкнулись на хрупком теле.
— Ну ничего себе птичка прилетела. — Поморщившись, стал искать глазами, кто посмел испортить мне выбор. Светка, как пить дать! Ан нет. Смеющаяся рожа Тима маячила над головами девчонок в первом ряду. — Сука, — процедил я, понимая, что выбор сделан. Когда девушка вошла в круг, вернуть её назад и изменить свой выбор уже нельзя.