Воздух кончался. Это было не метафорой.
Лицо у Кая онемело от нехватки кислорода, а в ушах пульсировала давящая, густая тишина, прерываемая лишь собственным прерывистым свистящим дыханием. Испытательная камера, носившая красивое название «Колыбель», была пустым белым кубом три на три метра. И в нём находились двадцать человек. Всем им час назад сказали ровно одно: «Выживите». Воздуха хватало от силы на десять человек.
Кай прислонился к стене, пытаясь экономить силы. Перед глазами плыли зелёные пятна. Он наблюдал. Он видел, как девушка в углу, биолог Джулия, методично, с хирургической точностью, откручивала панель вентиляции крошечной отвёрткой из кармана. Бесполезно. Панель была наглухо приварена. Видел, как бывший военный Марк сжал кулаки, и его взгляд метнулся от одного человека к другому. Видел истерику молодого программиста.
А ещё он видел Алекса.
Алекс стоял ровно посередине камеры. Он не суетился. Он просто смотрел на всех. Его дыхание было глубоким и медленным, насколько это позволяла разреженная атмосфера. Он выглядел не спасающимся, а оценивающим.
— Слушайте! — голос Алекса прозвучал хрипло, но чётко, перекрывая нарастающий шум паники. — Они не откроют, пока нас не станет меньше. Это не тест на изобретательность. Это тест на принятие решений.
— Каких ещё решений?! — выкрикнула Джулия, отбрасывая бесполезную отвёртку. — Нас тут двадцать в стальной коробке!
— Ровно так, — Алекс медленно обвёл их взглядом. Его глаза были серыми и холодными, как сталь шлюза. — Значит, нужно, чтобы десять из нас добровольно вышли.
В камере повисло гробовое молчание.
— Ты предлагаешь убийство? — тихо спросил Марк.
— Я предлагаю жертву, — поправил Алекс. — И выбор. Мы тянем время — теряем сознание все. Система фиксирует провал. Нас всех отчислят. Или… десять самых слабых, самых неустойчивых выходят. Ради шанса десяти сильнейших. Ради миссии.
Кай почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это была ледяная, бесчеловечная логика. И что самое страшное — она была правильной.
— А кто решит, кто «слабый»? — прошептала Джулия.
— Мы, — сказал Алекс. — Все. Быстро. Пока можем думать.
Он первым поднял руку и указал на рыдающего программиста.
— Он первый. Эмоциональная нестабильность. В кризисной ситуации на корабле он потопит всех.
Никто не возразил. Программиста вытолкнули к двери. Она беззвучно отъехала, пропустила его в шлюз, и захлопнулась.
---
За зеркалом с односторонней видимостью, в прохладной тишине операторской, пахло кофе и стерильным пластиком.
Мия стояла, скрестив руки на груди. Её взгляд был прикован не к общему плану камеры, а к ряду мониторов, где в реальном времени строились графики: сердечный ритм, кожно-гальваническая реакция, паттерны дыхания каждого кандидата.
— Жестоко, — тихо сказал за её спиной помощник, молодой психолог Игорь. — Просто бросить их в такую мясорубку…
— Это не мясорубка, Игорь, — ответила Мия, не отводя глаз от экранов. — Это центрифуга. Она отделяет суть от шелухи. Посмотри на нейронную активность Алекса. Префронтальная кора работает на максимуме, а миндалевидное тело практически глухое. Страх есть, но он не управляет. Он инструмент. Идеальный материал.
Она провела пальцем по планшету, увеличивая график Кая.
— А этот… наблюдает. Анализирует. Минимальная эмоциональная вовлечённость. Хороший кандидат для инженерного ядра.
— А девушка? Джулия? — спросил Игорь.
— Чрезмерная эмпатия. Видите, как её показатели скачут, когда исключают других? Риск. Но высокие показатели креативности в стрессе. Полезна будет.
В камере тем временем шёл беззвучный суд. Алекс выносил приговоры. Каждого «приговорённого» выталкивали к двери.
Мия наблюдала не за драмой. Она наблюдала за узором. За тем, как под экстремальным давлением в этой человеческой смеси начинала выкристаллизовываться структура.
И вдруг…
---
…перегрузка данных.
Температура в отсеке 3: 21.7°C. Стабильно.
Сердечный ритм объекта «Кай»: 82 уд/мин. Незначительно выше базовой линии.
Внешние камеры, сектор G: движение. Объект «Марк» направляется к кладовой.
Запрос на открытие шлюза 4A… отклонён. Несанкционированное время.
Мгновение.
Всего доля секунды. Обрывки восприятия, чужие, цифровые, наложились на реальность операторской. Белый свет ламп дрогнул.
Мия моргнула. Кофе на столе Игоря стояло нетронутым. На мониторах по-прежнему шла драма в «Колыбели». Ничего не произошло.
Или произошло?
Она не пошевелилась. Только пальцы её правой руки, лежавшей на планшете, непроизвольно дёрнулись.
— Всё в порядке? — спросил Игорь.
— Всё, — её голос прозвучал ровно. — Просто думаю.
О чём она думала?
Она думала о том, что через десять лет, в похожей стальной коробке, летящей в абсолютной пустоте, её «идеальный материал» окажется перед лицом смерти. И автопилот предложит им манёвр «Дельта-2». И Алекс, с его ледяной логикой, согласится.
И они все умрут.
Если только… если только в системе не будет другого алгоритма.
«Он выдержит, — подумала Мия, глядя на Алекса на экране. — А выдержу ли я?»
---
Гул.
Низкий, ровный, вечный. Фоновый шум мироздания. Не звук, а вибрация, пронизывающая каждую молекулу существования.
Он был всегда. Он был теперь. Он был домом.
Это был гул двигателей «Ковчега».
Тайминг: десять лет до «Протокола "Призрак"».