Красавица и чудовища

Глава 1. Кейт

Жасмин Майер

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩА

Аннотация:

Я оказалась во власти самых бессердечных мужчин Чикаго. Они владеют моим телом, но никогда не получат сердце. И сколько бы я ни умирала от наслаждения в их объятиях, ни один из них не увидит моей искренней улыбки. Всю правду обо мне они узнают лишь в последние минуты своей жизни. Когда я наконец-то расскажу им, как они уничтожили меня еще семь лет назад… Таков был мой план, и он казался мне безупречным, пока я не узнала, что беременна.

Глава 1. Кейт

Ненависть.

Вот, что движет мной.

Я ненавижу каждого, кто глазеет на меня, пока я пересекаю холл борделя, но сильней всего — тех двух мужчин, к которым я направляюсь.

При этом я не перестаю улыбаться.

Семь долгих лет именно ненависть была для меня топливом, на котором я жила. Семь долгих лет я мечтала о том, как однажды всажу всю обойму в убийцу моих брата и матери так же, как он сделал это с ними. Я никогда не забывала об этом.

Однажды убийца встанет передо мной на колени. Ради этого я здесь.

А пока — должна подождать. Осталось немного. В сравнении с тем, что я добилась и преодолела за эти семь лет, впереди меня ждет сущая ерунда. Чтобы добраться до цели, всего-то и надо, что преодолеть холл, полный возбужденных мужчин и полураздетых женщин, и подняться по лестнице.

А после пережить эту ночь.

Мои сегодняшние клиенты ждут меня в закрытой вип-комнате на втором этаже. Они не изменяют своим вкусам, и сегодня, как и всегда, заказали себе одну женщину на двоих.

Сегодня я проживу столько, сколько мне будет позволено.

Сегодня больше ничего от меня не зависит.

Пока я пересекаю холл борделя, собравшиеся здесь мужчины пожирают меня глазами. Их можно понять. На мне только черные чулки, крохотные бикини и прозрачный бюстгальтер, и я солгу, если скажу, что в этот момент не испытываю стыда. Но стыд — последнее, о чем мне стоит беспокоиться, а липкие взгляды, от которых едва ли не чешется кожа, сейчас меньшая из моих проблем.

Внутри меня на привязи, как бешеная дворняга, рвет и мечет ненависть, которая становится только сильнее, чем ближе эта проклятая лестница. Что я увижу в их глазах, когда наконец-то посмотрю им в лицо? Вспомнят ли они меня? Нет, вряд ли. Малышка Пинки Пай осталась в далеком прошлом.

Каждый мужчина на первом этаже прекрасно знает — им можно смотреть, но трогать меня нельзя. Пусть они отымели меня в своем воображении в каких угодно позах, в реальности никто из них меня и пальцем не тронет. Сегодня меня выбрали не для них.

Сегодня я принадлежу их боссам.

Сразу обоим.

Лестница уже прямо передо мной.

Боюсь даже думать о том, что меня ждет, если меня раскусят, остановят, не дадут пройти дальше, но у подножия лестницы никому нет дела до меня, так что с бьющимся где-то в горле сердцем я просто поднимаюсь выше. Фальшивые лабутены с облупившейся красной подошвой, — ведь откуда у шлюхи настоящие, — громыхают по ступеням.

На втором этаже тише и темнее. А еще от стены все-таки отлипает такой ожидаемый Цербер.

— Имя, — требует телохранитель.

— Луиза, — не моргнув глазом, вру я.

Амбал разглядывает мои формы, и хоть в его глазах тоже мелькает вожделение, профессионализм одерживает верх. Больше, чем мои соски, его волнует безопасность двух мужчин, к которым я направляюсь.

— Должен тебя обыскать, крошка. Хоть на тебе и одежды-то нет, — он разводит руками, мол, прости, такая работа.

— Ой, я тебя умоляю, лапай на здоровье, — смеюсь я.

Луиза, которая по вечерам подкрашивает красным лаком для ногтей подошву своих Лабутенов, спокойна, как удав, пока липкие ладони телохранителя скользят по ее ногам снизу вверх.

А еще Луиза и бровью не ведет, даже когда пальцы телохранителя вдруг задерживаются на внутренней стороне бедер, чуть выше кромки кружева от чулок.

Он медленно поднимает глаза и говорит:

— А ведь ты течешь, малышка.

— Это… большая честь для меня, — говорю срывающимся от нервов голосом.

И это правда, во многих смыслах.

— Боссы умеют обращаться с женщинами. Не бойся.

— Наслышана, — киваю я. — Но почему они всегда делят одну женщину на двоих? Силенок не хватает трахаться один на один?

Этот вопрос меня мучает очень давно, но может быть, только сегодня я наконец-то узнаю ответ.

Амбал еще глядит на меня, и секунды тянутся бесконечно.

— Следи за своим языком, стерва.

Он все-таки выпрямляется и убирает руки с моего тела.

— Шевели копытами. Первая дверь направо. Они не любят ждать.

Больше всего на свете мне хочется убежать от него, но сегодня я больше не Кейт. Сегодня я Луиза — лучшая шлюха этого борделя, а Луиза так бы не поступила. Так что я иду по коридору медленно, покачивая бедрами, даже зная, что он наверняка смотрит мне вслед. Луиза шла бы именно так.

Есть только две вещи, которые Луиза, арестованная накануне и которую я сегодня подменяю, никогда бы не сделала.

В самый последний момент я нанесла на трусики и внутреннюю поверхность бедер немного смазки. Совсем капельку, чтобы это не вызывало подозрений. Ее-то амбал и размазал по моим бедрам, так и не добравшись до главного — до жучка, спрятанного у меня в бикини.

А второе...

Шлюшка Луиза никогда бы не решилась подставить боссов чикагской мафии.

Глава 2. Медведь

Обстановка в комнате накалена до предела, и поэтому я цежу второй бокал виски, хотя предпочел бы выжрать целую бутылку и позволить умелой шлюхе отсосать так, чтобы в голове и яйцах стало пусто.

Но вместо этого веду переговоры с кланом Белласты, которые зашли в тупик еще полчаса назад. Чутье редко меня подводит, и сейчас оно вопит во все горло, что дело — труба.

Еще утром нам обещали союз и мирное решение, но сейчас, когда пришло время дать окончательный ответ, их представитель — косоглазый Сяо, — только щурится сильнее. Насколько это вообще возможно для китайца. Теперь его глаза, как два разреза для монет в свинье-копилке.

Даже шлюхи не спасли положения. Сяо выбрал двух мулаток, но по-прежнему не торопится подписывать соглашение, хотя шлюхи уже разделись и ублажают друг друга по обе стороны от него.

Ворон сидит слева от меня и, насколько я вижу, почти не пьет. Его лицо теряется в сизом дыму сигар, но я знаю — если что, он прикроет. Как делал это всегда.

Дверь снова распахивается, но теперь это не официантка.

Это шлюха, выбранная для нас с Вороном. Скромный подарок от руководства борделя, которому обещана наша защита. Она — как корзина с фруктами в номере отеля для важных клиентов.

У нее распущенные темные волосы до плеч, и она улыбается нам с Вороном даже как-то застенчиво, когда закрывает за собой дверь в комнату. С таким лицом входят на исповедь, а не в комнату, где тебя скоро трахнут двое мужиков.

И самое поразительное, ее скромность и смущение выглядят убедительно. Пожалуй, сегодня сутенерам удалось меня удивить.

Она идет через комнату, а я наслаждаюсь видом ее изящного тела.

Черты лица такие же миниатюрные, как и она сама. Острый немного курносый нос морщится, когда она улыбается или то и дело заправляет локоны за уши. Только рот выделяется на ее лице, он у нее большой, отчего улыбка выходит широкой и открытой.

Люблю, когда у женщин большой рот.

Розовые соски хорошо видны через прозрачный черный лиф бюстгальтера. У нее естественная маленькая грудь, а не пара силиконовых подушек безопасности, вшитых хирургом. Так даже лучше.

Тонкую талию подчеркивает кружевной черный пояс, за который крепятся чулки. Бикини на ней тонкие, но скрывают самое главное, что я так хочу увидеть.

Обмениваюсь быстрыми взглядами с Вороном. Вижу, что ему тоже девочка приглянулась.

А еще он, как и я, немного удивлен. Сторонний наблюдатель не прочитал бы этих эмоций на лице Ворона. Мне же хватает и того, как Ворон едва вскидывает бровь при виде узких бедер и натуральной груди.

Надеюсь, она хотя бы совершеннолетняя? — читается на его лице.

Мы, может быть, и извращенцы. Но даже у нас есть табу.

— Сколько тебе лет? — спрашивает Ворон первым.

Это уже говорит о многом. Если Ворон решается прервать молчание, значит, для этого есть важные причины.

Девчонка спотыкается, задевая каблуком угол потертого ковра.

— Двадцать один, — отвечает без запинки.

Что ж, сутенеры не самоубийцы. Слава богу, не прислали нам несовершеннолетнюю, зная наши увлечения. Лучше приберегли бы такую для тех, кто любит девственниц. Я неопытную просто порву, как тряпичную куклу, и мне это удовольствия не принесет.

И все-таки эта тоже может не выдержать. Она весит в два раза меньше каждого из нас, у нее чистая фарфоровая кожа и ясные глаза с немного расширенными зрачками. Вряд ли обдолбана. Скорее — боится.

И это нормально после всего, что ей наверняка рассказали о нас с Вороном.

Девушку прислали в строго назначенное время, что хорошо. Но плохо, что мы до сих пор тянем резину. Теперь никакого секса с этой крошкой, пока не закончим с делами, а Сяо темнит больше, чем хотелось бы. Но я не буду показывать ему, что мои нервы на пределе.

Киваю, хлопнув себя по колену.

— Садись, крошка. Лицом ко мне, — бросаю ей и выпиваю залпом виски.

От стакана виски не опьянею, но пусть Сяо думает, что я устал говорить о делах и увлекся полуголой красоткой. Мне просто нужно подумать. А еще потянуть время. Красивая девушка на моих коленях идеально подойдет для этого спектакля.

Которая почему-до сих пор стоит передо мной.

— Садись, — повторяю приказ. — Лицом. Ко мне.

На красивом лице секундное замешательство.

— Мне придется оседлать тебя, — говорит она.

— И в чем проблема? — хмыкаю я. — Именно для этого ты здесь. Чтобы хорошенько меня объездить, когда я прикажу, разве нет?

— Точно, — кивает она, как будто напоминает об этом сама себе.

Изящно перекидывает ногу и, широко разведя бедра, наконец-то седлает меня.

Мне нравится то, что я вижу. Тонкий шелк, едва прикрывающий задницу, натягивается сильнее. Соски твердеют на глазах, упираясь в кружево лифчика. Это всего лишь пара сисек, а я достаточно повидал их на своем веку, чтобы не пускать слюни и не терять способность мыслить при виде очередной, пусть и идеальной двоечки.

Мне надо думать о деле.

Но вместо этого обнажаю ее грудь, приспуская кружево. Светло-розовые соски так и выпрыгивают из плена, маня прикоснуться к ним. Покатать между пальцами.

И я снова не могу отказать себе в этом.

Краем уха слышу, как Ворон берет переговоры на себя, но Сяо, похоже, решил увиливать до последнего. А ещё эти переговоры и все, что было до них, отправятся прямиком в задницу, если я не возьму себя в руки.

Но вместо этого я провожу пальцем по сочной розовой ареоле, заворожено глядя на то, как в ту же секунду кожа покрывается мурашками. Грудь у девчонки все-таки обалденно красивая, натуральная, налитая и высокая.

И тогда раздается звук, который, как короткое замыкание, сжигает нервы и вышибает пробки у меня в мозгах. А главный рубильник в моих штанах моментально наливается кровью.

Тихий стон.

Порочный, почти беззвучный, и такой невинный.

Поднимаю глаза и смотрю на полуголую шлюху. Снова провожу пальцем по ее груди, обводя сосок по кругу, и на этот раз вижу, как она впивается зубами в нижнюю губу, пытаясь сдержать очередной тихий стон.

Глава 3. Кейт

Долгие часы тренировок и обсуждения тактик остались позади. И вот я здесь — на втором этаже элитного борделя, полуголая.

И изнывающая.

Этой реакции не должно было быть в списке. Я оказалась совершенно не готова к тому, что, как только Эдвард Тайлер, он же Медведь, коснется меня, то надобность в использовании фальшивой смазки моментально отпадет.

Прошло семь гребанных лет, и за это время я изменилась куда сильнее, в отличие от этих двоих мужчин. Я вижу, как темнеют глаза Медведя, когда сканирует мое тело от макушки до пяток, когда я только появляюсь в комнате. И чувствую непонятные спазмы внизу живота, когда вижу, как бугрятся мышцы под его одеждой и когда он манит меня пальцем и после усаживает к себе на колени. Он не чувствует никакого стеснения в том, что обращается со мной как с вещью, которая здесь только для его удовольствия. Ведь так оно и есть.

Нельзя забывать о том, ради чего я здесь.

Eдинственное, что я должна чувствовать к ним, — это ненависть. Не вожделение и необъяснимое влечение. Только ненависть и профессиональный долг привели меня сюда.

Но сегодня впервые, после той памятной вечеринки и семи пройденных лет, я увидела их обоих живьем. За все это время я видела только их фотки в офисе перед заданием, так вот фотки у федералов были не самые свежие. Живьем они гораздо лучше.

Годы пошли им обоим только на пользу. Медведь стал еще шире в плечах, и на его руках прибавилось татуировок. Взгляд стал темным, мрачным и тяжелым. Линия узких губ Ворона и линия подбородка, скрытая за светлой щетиной, стали еще жестче.

Впрочем, я едва успела разглядеть Ворона, потому что как только Медведь бесцеремонно сжал мой ставший чувствительным сосок, внимательно глядя мне в лицо, стало уже не до разглядываний.

Мне даже не нужно касаться пальцами своих щек, чтобы убедиться, — они пунцовые.

Что это? Просто стыд? Но разве я не знала, на что шла, когда подписывалась на это задание? Разве меня не предупреждали?

Чем сильнее горят мои щеки, тем сильнее интерес в бездонных темных глазах Медведя. Кажется, будто он видит меня насквозь. О силе его взгляда ходят легенды.

Я дергаюсь, сидя на его коленях, как будто могу избежать такого пристального разглядывания, но в следующую же секунду чувствую его возбужденный член под собой. И тут же перестаю ерзать.

Спокойно. Это нормальная реакция на полуголую шлюху Луизу. Да у него встал бы на кого угодно, лишь бы с сиськами, черт его возьми. Медведь не хочет меня лично, хотя бы потому что он не помнит меня.

Когда я вошла, Ворон не стал вглядываться в мое лицо также внимательно, как это делал Медведь. И я снова успокоила себя, что они не могут меня помнить. Просто не могут. Это всего лишь игра моего воображения.

— А ну, детка, ложись!

Жучок закреплен на двойном слое ткани внутри моих трусиков, и весь мой опыт работы с подслушивающими устройствами подсказывает, что сейчас, после того, как Медведь уложил меня спиной к себе на колени, федералам ни хрена не слышно.

Умышленно или случайно Медведь отвернул мои бедра от себя и китайца. Хорошей слышимости не добавляют громкие стоны двух мулаток, которые, безусловно, старательно отрабатывают плату за этот вечер. Даже чересчур. Они стонут так, как будто озвучивают порно. Хотя сам китаец на них едва смотрит.

Эдвард не ослабляет хватку сейчас, когда он так близок к желаемому. Его не зря прозвали Медведем. Под его напором Сяо частит и заикается, а его зубодробительный акцент делает его речь еще сложнее для понимания коренного американца.

Медведь упрямо гнет свою линию. В его голосе чувствуются стальные нотки. Пальцы, увлекшись разговором, все сильнее сжимают и теребят мои соски. Между ног с каждой секундой становится еще более влажно.

Какая же ты все-таки шлюха, Луиза.

Когда Ворон впервые касается меня, я чуть не выгибаюсь дугой. Ох, и повезло тебе, Луиза. Прикосновения еще одного мужчины совершенно неожиданно отзываются в теле ярким фейерверком. Ощущения обостряются, а сердце стучит в два раза сильнее, пока Медведь продолжает щипать меня за соски, а Ворон рассеяно водит руками по бедрам.

Но, когда его большие пальцы раз за разом замирают в опасной близости от моих трусиков, я каждый раз вздрагиваю.

И уже не только от возбуждения.

На моем теле сейчас две пары мужских рук, а я лежу на их коленях, практически голая.

И абсолютно мокрая.

Но даже в таком состоянии я остаюсь профессионалом. Я Кейт Эммерсон, которую сюда послали с одной целью.

Так что я приподнимаю бедра и, подхватив большими пальцами шелковые бикини, сама отшвыриваю их в сторону.

Медведь тут же метнул в сторону Ворона яростный взгляд, решив, что тот наплевал на обязательства и слишком увлекся мной.

На Сяо эти бикини подействовали так, как будто я метнула в него гранату. Уже через минуту, невзирая на возмущение и обещания Медведя, двух горячих мулаток, которые вылизывали друг друга, Сяо вскочил на ноги.

А после покинул комнату.

Переговоры официально никуда не привели.

— Пошли вон, — коротко бросает хмурый Медведь мулаткам.

Две работницы секс-индустрии легко покидают комнату, как ни в чем не бывало, и на их кислых лицах читается скука, как будто все это время они провели в библиотеке, а не сплетались в позе шестьдесят девять.

И по перекошенному от ярости лицу Медведя ясно, что после такой выходки мне точно не поздоровится.

— А теперь давай на чистоту, девочка, — произнес Медведь, больно выкручивая мой сосок. — Кто ты такая и что тебе здесь нужно?

***

Несколько недель тому назад

Сегодня в комнате для конференций особенно многолюдно. Чувствую себя немного неуютно, поскольку мои ноги, несмотря на предостерегающие заявления о харасменте из отдела кадров, притягивают взгляды.

Обычно я не ношу таких горячих юбок, и это первый раз, когда сослуживцы видят меня в такой одежде. Но если я получу это дело, то мне придется напялить на себя кое-что в сто раз круче, чем простая юбка-карандаш.

Глава 4. Кейт

Наши дни

Я вспоминаю долгие рассуждения о тактике, в которых подразумевалось, что я обязательно избавлюсь от бикини. Особенно, если моей жизни будет что-то угрожать.

Предполагалось, что федералы успеют с облавой до того, как дело зайдет настолько далеко. Ни в одной из тактик я не должна была оставаться наедине с Медведем и Вороном.

Особенно без одежды.

Но переговоры сорваны. Я все еще здесь, а дверь все еще на месте и ее не вынес ни отряд «Альфа», ни даже «Бета».

И до меня в полной мере доходят все грани новой реальности.

Это не опытная шлюха Луиза, а я в одних чулках лежу на коленях раздосадованных моим поступком мужчин.

И сейчас я — их единственная возможность сбросить напряжение.

Мне страшно. А возбуждение кипит в моих венах предсмертной агонией.

Я не знаю, как, но двум парам рук удалось превратить мою кровь в раскаленную лаву, и я боюсь даже представить, какими могут быть ощущения, если эти мужчины зайдут дальше.

Глубже.

Сильнее.

Я словно нахожусь в жерле вулкана, до извержения которого остались считанные секунды. Хватаюсь из последних сил за ненависть, которая привела меня сюда. Но тело подводит. Я знаю, что обречена. Наверняка мое тело покрывается самыми настоящими ожогами, которые совершенно точно должны оставаться после их прикосновений. Не может быть, чтобы на моей коже ничего не было. Слишком сильно я вздрагиваю, когда ладони Медведя накрывают мою грудь, и слишком болезненно-острыми ощущаются касания Ворона на внутренней стороне моих разведенных ног.

Уверена, эти мужчины могут сжечь меня дотла, если как следует постараются.

Очередное прикосновение Медведя к моей груди бьет рекорд по ощущениям, и меня аж выгибает дугой на их коленях. Я никогда раньше не ощущала такого. Сосок горит и пульсирует в его пальцах, а шум в ушах едва позволяет расслышать:

— А теперь давай на чистоту, девочка. Кто ты такая и что тебе здесь нужно?

Плохой вопрос. Очень плохой.

По ощущениям, эта операция уже давно должна была завершиться. Трусики скинуты, а китаец бежал. Мне обещали и клялись, повторяя тактику, что вытащат меня оттуда, как только переговоры зайдут в тупик. Но никто из федералов не торопится сейчас, когда чересчур пристальный взгляд Медведя и опаляющий взгляд Ворона сосредоточены на моем лице, а в комнате никого, кроме нас, уже нет.

Мне нужно выиграть время, чтобы хотя бы не сгореть к чертям под их руками.

— Я здесь, чтобы служить вам.

Я или чокнулась, или пересмотрела «Пятьдесят оттенком серого», если решилась произнести это вслух. В жизни эта фраза звучит еще дерьмовее, чем на экране, и я очень надеюсь на спасительную группу захвата, которая прибудет сюда с халатом для меня и прикроет наконец-то мою наготу.

Но «обслуживание номеров» сегодня явно задерживается.

— Как давно ты здесь работаешь? — подает голос Ворон.

— Два месяца.

Это правда.

Ну почти.

Медведь смотрит на Ворона своим непроницаемо-черным взглядом. Я бы убила за то, чтобы проникнуть в его мысли. Но по их лицам ничего не прочтешь.

— Как тебя зовут? — теперь спрашивает Медведь.

— Луиза.

— Два месяца, значит… Тебя предупредили о том, что тебя ждет здесь, с нами?

Киваю. Это чертово собеседование нравится мне все меньше.

— Тогда на колени.

Моргаю.

— Что не ясно? — хмурится Медведь.

Неловко подтягиваю голые ноги, убирая их с колен Ворона. И снова седлаю Медведя так же, как сделала это, когда я только сюда вошла.

Мне очень не хватает моих трусиков, особенно теперь, когда мои ноги так широко и бесстыдно разведены. Возбужденные соски почти царапают твердую грудь в темной футболке, а все еще болтающийся под грудью лифчик не вызывает ничего кроме раздражения. Распаленная их прикосновениями кожа все еще слишком чувствительна. А я — слишком на взводе.

Я должна их ненавидеть.

Мужчины снова обмениваются взглядами.

Вижу, как Ворон едва заметно прикусывает губу. Черт. Кажется, я сделала что-то не то.

Я сижу так близко к Медведю, что вижу вкрапления зеленого в его глазах. Но он, в отличие от Ворона, не улыбается.

— Неужели я похож на Санта Клауса, который позвал тебя посидеть у него на коленях, чтобы ты могла рассказать, какой хорошей девочкой была в этом году? Я сказал — встаньна колени, Луиза.

*** 

Твою мать.

Я неверно его поняла.

Стекаю на пол, радуясь хотя бы тому, что больше не должна сидеть, широко раздвинув ноги. Пульсация между бедер сводит с меня с ума, и я сжимаю мышцы, надеясь, что это принесет хоть какую-то разрядку. Мое тело не должно ощущать того, что сейчас приносит мне такое острое наслаждение. Не здесь и не с этими мужчинами.

Они хотя бы больше не прикасаются ко мне, но мы по-прежнему одни в этой комнате. А снизу не доносится ни звука, который мог бы приободрить меня, что все идет по плану федералов.

Медведь шире расставляет ноги, и я понимаю, что он хочет, чтобы я подползла ближе, все еще оставаясь коленями на жестком ворсе стоптанного ковра.

Он нависает надо мной грозной тучей, широкоплечий мужчина в черной футболке с черными от татуировок рукавами, когда внезапно перехватывает пальцами подбородок и сильно задирает мою голову.

Я вынуждена смотреть ему в глаза, и мне совсем не нравится то, что я в них вижу.

— Так, значит, ты работаешь в этом борделе целых два месяца, Луиза? — повторяет он мои слова, и по тону чувствуется, что он не верит ни названному сроку, ни даже моему имени.

Глава 5. Кейт

Это не должно было зайти так далеко. Пусть я мечтала об этом, но теперь, когда я зажата с обеих сторон двумя возбужденными мужчинами, я понимаю, что, как и все мечты, мои фантазии имели мало общего с реальностью.

Медведь отпускает мой подбородок и собирает волосы в хвост своим кулаком, вынуждая меня наклониться ниже. Я совершенно не знаю, как подступиться к его огромному члену, еще и потому что никогда в жизни не делала этого.

Это не должно было зайти так далеко. В Бюро никого не интересовали мои навыки минета при выборе на это задание.

Теперь же, если я хочу потянуть время и надеюсь выжить из-за сорванных переговоров, мне нужно сделать это. Взять его в рот.

Для начала провожу кончиком языка по гладкой, скользкой головке, как если бы это было всего лишь мороженое. Порция кинг-сайз. Пробую его на вкус, ожидая, что меня начнет тошнить или чего хуже, но ничего не происходит. Вкус терпкий, мускусный, какой-то сугубо мужской, но отторжения не вызывает. Только любопытство.

Ворон по-прежнему только стоит позади меня, прижимаясь своим возбужденным членом ко мне. Его бездействие немного нервирует. Но он хотя бы одет и пока не предпринял ничего, чтобы взять меня.

Веду языком по кругу, слизывая подступившую прозрачную каплю. Она тоже терпкая, и я только размыкаю губы, чтобы хотя бы попробовать втянуть головку в рот, но Медведь оказывается слишком нетерпелив и не дает мне времени, чтобы свыкнуться.

— Раскрой рот! Шире! — он до боли сжимает мои волосы.

И после просто вгоняет член мне в горло.

На глаза моментально наворачиваются слезы. Тут же дает о себе знать рвотный рефлекс, а во рту вырабатывается вдруг нестерпимо много слюны. Медведь тут же тянет меня за волосы, и я давлюсь и кашляю, цепляясь пальцами в его бедра.

Моргаю, чувствуя, как льются слезы, а по подбородку, капая на его бедра и член, тянется слюна.

Как мужчинам вообще может нравиться это?!

Я пытаюсь отползти или дернуться, но бежать некуда. Медведь стиснул мое тело своими бедрами и смотрит на меня непроницаемым взглядом, а Ворон уже давит на мою поясницу, вынуждая глубже прогнуться перед ним.

От звука разрываемой фольги моя душа уходит в пятки.

Ну вот и все.

— Она хотя бы возбуждена? — Медведь спрашивает Ворона обо мне, а я снова чувствую себя безликой вещью в их руках.

Какого черта его вообще волнует мое возбуждение?

Ворон ближе притягивает к себе мои бедра и после проводит горячим членом между ног.

— Да.

Для меня это звучит, как приговор. Я не должна ощущать этого. Только не в этих руках и не так. Но мое тело дрожит, я чувствую, и кроме страха, я испытываю то, что никогда раньше не испытывала ни к одному из мужчин, встреченных на своем пути.

Медведь снова и без предупреждения насаживает мой рот на свой член, и в этот раз я инстинктивно дышу через нос, а не рот, а еще расслабляю горло.

Медведь издает глухой стон и отпускает мои волосы.

— Наконец-то. Давай. Сама.

Его прерывистая речь действительно говорит о том, что ему нравится то, что я делаю. И мне кажется это странным.

Его член блестит от моих слюней, а еще я снова вижу капельку на головке, которую тут же слизываю. Обхватив основание его члена ладонью, я сама контролирую степень проникновения. Хотя размеры Медведя таковы, что я не представляю, чтобы это было вообще возможно взять его в рот целиком.

Я вдруг понимаю, что стараюсь. И что сильнее выгибаюсь перед Вороном.

Сама.

Мягко и ненавязчиво, он просто водит своим членом между моих ног, задевая чувствительную горошину клитора. И это поощряет, возбуждает, вдохновляет двигаться лучше. Не только, как факир кинжал, стараясь проглотить ради публики как можно сильнее. Я ни черта не умею и внимательно слежу только за эмоциями Медведя. Ему определенно нравится, когда я провожу языком сверху донизу и обратно.

И мне приходится напоминать себе, что я делаю это только ради того, чтобы дождаться обещанной облавы. Я здесь не ради своего удовольствия. Луиза бы просто отрабатывала бабки, чтобы однажды купить себе настоящие Лабутены, только и всего.

Луиза уж точно не стала бы выгибаться, умоляя коснуться еще раз, когда Ворон вдруг отстранился. Ведь оргазм был так близко. Луиза бы его просто сымитировала бы.

Рука Медведя снова ложится мне на волосы, но на этот раз он давит иначе, его бедра дергаются, когда он пытается погрузиться еще немного глубже в мое горло.

И я снова отчаянно теку, когда пальцы Ворона возвращаются к моему клитору. Но ненадолго.

Давление его члена вдруг перемещается.

А после он вдруг сильно ударяет бедрами, надеясь сразу погрузиться в меня целиком.

— Нет! — вырывается у меня.

Я выдала себя с головой. Но смолчать было выше моих сил.

И тогда же его член упирается в преграду. А сам Ворон замирает.

***

— Нет! — вырывается у меня.

Тело прошивает острой болью, которая растекается огнем между моих бедер. Там, где во мне все еще находится Ворон.

Он снова делает легкое движение бедрами. Инстинктивно, хотя умом уже понимает, что со мной не так. И мне чертовски больно даже от этого легкого проникновения. Он вряд ли вошел полностью, но я снова взвизгиваю и пытаюсь отползти в сторону, хотя мне никак не удастся сделать это. Мои плечи зажаты бедрами Медведя, а пальцы Ворона крепко держат за ягодицы.

— Не надо, — шепчу я, вздрагивая всем телом.

Ворон замирает.

И я знаю, почему. У него не осталось никаких сомнений в том, что ему это не показалось.

Ворон выходит из меня и неожиданно грубо хватает за волосы, намотав их на кулак, как сделал раньше него Медведь. Я выгибаюсь, прижимаясь спиной к его горячему телу. Его твердый член прижимается к моему телу. И я снова инстинктивно хочу отползти или оказаться от него, как можно дальше.

Глава 6. Кейт

Семь лет назад

Завтра мне будет четырнадцать. А сегодня я должна выбрать подарок в торговом центре, но мне слишком скучно бродить среди полок в магазине игрушек. В конце-то концов, мне будет четырнадцать, а не четыре, но мой брат забыл об этом.

Чарльза рядом нет. Брату скучно со мной, он снова куда-то свалил. Раньше он не психовал так сильно, когда мама просила приглядеть его за мной, а теперь у него полно важных дел. И все эти дела связаны с его двумя совершенно невыносимыми друзьями — Уилом и Эдвардом, которые приехали к нам на День Независимости. После летних каникул, осенью, они втроем вернутся обратно в свой колледж, а я останусь дома одна. Наконец-то!

Может быть, мама разрешит мне переехать в спальню Чарльза. Интересно, если я загадаю это желание, когда буду задувать свечи на праздничном торте, оно сбудется?

Выхожу из детского отдела, куда Чарльз втолкнул меня, потрепав по макушке со словами: «Веселись, Пинки Пай». Он зовет меня так из-за розовой челки. Я наконец-то выпросила маму сводить меня в салон, и пусть это только тоник, но я сделаю так, чтобы Таня позеленела от злости, когда она придет ко мне на вечеринку.

Таня первая красавица класса, но когда-нибудь я сделаю так, чтобы этот титул достался мне. И в этом мне поможет настоящая вечеринка, которую Чарльз обещал устроить. На вечеринке у Тани мы пили чай и ели маффины, не слишком захватывающе, верно? Чарльз обещал мне, что мы обязательно сделаем эту задаваку.

Наверное, Чарльз просто снова сбежал к своим друзьям. Эдвард и Уильям ужасно взрослые. Им уже по двадцать. Они оба играют в американский футбол и, когда заявились к нам впервые, я решила, что они такие огромные, потому что до сих пор не сняли с себя защитную форму. Я даже спросила маму, не нужно ли им входить боком в наш дом, чтобы не застрять в узких дверных проходах?

Но нет, форма оказалась не причем. Они действительно были именно такими: высокими, крепкими и широкоплечими.

Рядом с ними Чарльз вдруг тоже возомнил себя ужасно взрослым, и у него вдруг появились «Дела», которые затягиваются далеко за полночь, так что ему некогда играть вместе со мной в приставку.

Когда Чарльз уходит, мама всегда говорит ему: «Пожалуйста, не забывай о защите». Как будто он чертов спецагент на задании. После ее слов Чарльз всегда краснеет.

Конечно, я знаю о тычинках и пестиках, мне ведь не четыре. Но я как-то видела, как на заднем дворе Эдвард перекинул Уильяму тот самый пакетик из фольги, и никто из них не выглядел смущенным, в отличие от Чарльза. Может, дело в том, что ему дает их мама?

Останавливаюсь у эскалатора. Так и есть, Чарльз сбежал к друзьям. Вот они все трое, а рядом с ними вьются девчонки из старших классов. Мой брат при этом выглядит так, как будто у него проблемы с пищеварением: глаза огромные, улыбка неестественная. Девчонки смеются его бородатой шутке, а я закатываю глаза. Господи, до чего странно выглядят эти заигрывания со стороны.

— Чарльз, я хочу домой! — кричу на весь торговый центр. Однажды я так разозлилась, что назвала его «папой». Мне было не смешно, когда пришлось улепетывать со всех ног от красного, как рак, брата.

— Малышка Пинки Пай уже наигралась, бро, — бросает Эдвард брату, который, конечно, слишком занят, чтобы меня заметить.

Чарльз растерянно оборачивается.

— Хочу мороженое, Чарльз!

Это всегда срабатывает. Чарльз никогда не отказывает, в отличие от мамы или папы. Мороженое самый действенный способ избавиться от меня хотя бы на время.

Чарльз выкладывает на мою ладонь пару долларов монетками.

— Полчаса, Кэтрин, — шипит он.

— Тогда еще «Колу» и двойной чизбургер, — тут же говорю я. — И у тебя будет целый час.

— Мама меня убьет за это.

Пожимаю плечами, а он, играя желваками, отсчитывает мне наличку.

— Беги.

— Не забудь защиту! — кричу ему ровно в тот момент, когда он снова подходит к своим цыпочкам.

Взмываю по эскалатору вверх раньше, чем меня догнал брат. Слышу, как смеются над Чарльзом громилы Уильям и Эдвард.

Оборачиваюсь, пока лестница везет меня выше, к этажу с фудкортами, и вижу, как Чарльз улыбается Сидни, а вот Эдвард и Уильям оба стоят слишком близко к другой, и та с нескрываемым восторгом переводит взгляд с одного парня на другого.

Оу, даже так бывает?

Что-то мне расхотелось брать двойной чизбургер.

***

Примерно через час мама нашла меня на фудкортах. Одну.

И сильней всего разозлилась не за то, что я объелась джанк-фудом перед ее полезным обедом из трех блюд. Когда мама спросила: «На кого он тебя оставил?», я ткнула на троицу на красном диване и сказала:

— На них.

В этот момент Уильям целовал девушку, которая закинула ноги на колени Эдварда, и что-то еще происходило под столом, но я не видела.

Как-то брат упустил из виду, что Уильяму и Эдварду и самим есть, чем заняться. Два друга выбрали скрытый в углу мягкий угловой диван напротив моего столика, куда и повели свою одну-на-двоих девушку.

Конечно, за все это время ни один из них даже не взглянул в мою сторону.

— Понятно, — процедила мама.

Чарльз явился через минуту после маминого звонка, весь взъерошенный и перепуганный, но при этом почему-то все равно улыбался. Мама закатила глаза и повела нас к машине.

В машине мама велела мне закрыть уши, а после высказала Чарльзу все, что она о нем думала. Я не слышала слов, только видела, как Чарльз вспыхнул, побледнел, снова покраснел, но, когда мы, наконец, тронулись, он опять улыбался.

Что эта Сидни с ним сделала, что он аж светится?

Глава 7. Кейт

Наши дни

— Кто ты такая, черт возьми?

Ненавижу.

Их руки на моем теле. Их прикосновения.

— Как тебя зовут?

Как же я вас обоих ненавижу. И за то, что я чувствовала это с вами. Не с каким-то другим мужчиной. Одним! А с вами!

— Кто ты такая, мать твою?!

Его руки снова на моем теле. Он встряхивает меня, потому что ему ничего не стоит оторвать меня от пола и сломать, как надоевшую игрушку.

— Остынь, Медведь.

Ворон говорит мало, но он всегда рядом.

Они всегда вместе. До сих пор. И теперь я знаю, почему. Вот только я бы все отдала, чтобы забыть об этом. Забыть вкус его тела на своем языке, забыть стоны. Вытравить из тела остатки удовольствия, которые замедленным ядом отравляют мне кровь.

Ненавижу. Я их ненавижу.

Мужчин, чье появление в нашем доме навсегда изменило мое детство. Ни один не помнит меня. А я не собираюсь освежать им память, мне это и не нужно.

— Мое имя Луиза, — выплевываю я.

Шлюшка Луиза, которой понравился тройничок настолько, что она совершенно бесстыдно потекла под их руками. И это именно Луизу выволокли по лестнице на первый этаж на глазах у всех, после того, как мой секрет был раскрыт.

Это не я была без трусиков, пока меня вели по лестнице, держа за плечо железной хваткой.

Разница в именах и личностях помогает мне не свихнуться окончательно.

Никто так и не оправил моего бюстгальтера. Не дал умыться и не стер с  моих щек потекшей туши и размазанной помады. Не предложил обезболивающее. Я с трудом передвигала ноги. Не знаю, какого размера был член Ворона, но у меня все равно между бедер все болело адски.

Но это Кейт непривычна к такому обращению. Для шлюшки Луизы все в полном порядке.

В глазах собравшихся в холле людей я выглядела так, как будто меня хорошенько оттрахали, вот только по иронии судьбы все было с точностью до наоборот.

— Мадам Лу! — взревел Медведь, швыряя меня на пол, себе под ноги.

Правда, после рева Медведя клиенты в холле разбежались, как тараканы. А полуголые девочки смылись с проворностью голодных мышей при виде кота. Двум этим разъяренным мужчинам лучше было не попадаться на глаза, и все это знали.

А вот меня было уже не спасти.

Время безжалостно бежало вперед, но ничего не происходило. Никто не откликнулся на мой призыв, который я прошептала в жучок до того, как уничтожила его. Меня бросили здесь.

Я надеялась только принять участие в том, что было бы для меня идеальной местью, но не думала, что останусь с ними один на один. Не смогу сбежать. И теперь еще и окажусь игрушкой в их руках.

Цербер вышел из комнаты на первом этаже и покачал головой. Боссы отправили его найти хоть кого-то из сутенеров.

— Никого нет, Медведь. Все сбежали, — отчитался амбал.

Медведь сжал кулаки и посмотрел на Ворона, который стоял, сложив руки на груди.

Пламя в глазах утихло, уступив место льду. Глаза у Ворона были невероятного цвета — почти прозрачные, небесно-голубые, а иногда в гневе и ярости настолько ярко-синие, что напоминали Короля Ночи из «Игры Престолов».

Именно так он смотрел на меня на втором этаже, когда его член наткнулся на преграду.

Я уже видела эти взгляды, которым Ворон сейчас обменялся с Медведем. Еще семь лет назад, когда перед ними у эскалаторов торгового центра стояла та старшеклассница, а они молча решали между собой, что с ней и как делать.

Только теперь все было иначе, и они больше не были обычными парнями из колледжа. За эти семь лет они достигли головокружительных высот в своей противозаконной карьере, и теперь от их решений зависела не одна жизнь. Мадам Лу тоже была китаянкой, как и сбежавший Сяо. Но даже в Бюро никто не сомневался в хорошем исходе переговоров, а Майя Канингем не просчитывала для меня настолько неожиданных исходов, когда вводила в курс дела. Но что-то все равно пошло не так, и китайцы в последний момент неожиданно отменили сделку.

А еще, по мнению Медведя и Ворона, зачем-то всучили им меня.

Пусть Мадам Лу и сотрудничала с ФБР и даже помогала мне поначалу, укрепляя мою легенду, о том, что я девственница, она все-таки не знала. И она сбежала бы еще раньше, если бы узнала.

Медведь смотрит на Ворона непроницаемым взглядом, в котором кипит гнев. Его возбуждение никуда не делось. Пугающие очертания его члена по-прежнему проступают через джинсы. Такой размер… Можно ли считать его благословлением или проклятием для мужчины? Я склоняюсь к последнему.

***

Меня все еще трясет от страха и холода, а еще я не верю в то, что это действительно происходит со мной.

Медведь ждет ответа от Ворона. Считается, что в их дружбе именно мудрый Ворон сдерживает буйный нрав Медведя. Некоторые даже считают их кровными братьями, потому что узы, которые связывают этих двоих, непонятны другим людям. Они слишком разные, но в то же время так идеально подходят друг другу. Вспыльчивый шумный Медведь и холодный светловолосый Ворон — они, как две стороны Луны, и, кажется, полчаса назад я все-таки видела темную сторону Ворона, когда он с неприсущей для него яростью стянул с себя неиспользованный презерватив. И когда смотрел на меня почерневшими от желания глазами.

Сейчас моя судьба зависит от него.

От решения Ворона. Медведь знает свои слабости, и знает, что нельзя полагаться на ярость и давать эмоциям вверх. Он зол из-за переговоров и из-за того, что шлюха-девственница, выбранная специально для них в этот вечер, похожа на прямую издевку. Скорей всего, Медведь уверен в том, что китайцы, которые стояли за этим, с самого начала знали, что не станут подписывать никакой договор. А потом и отдали им на растерзание меня.

Глава 8. Кейт

Именно Цербер ведет меня в одну из машин на заднем дворе после того, как сопроводил меня к раковине, чтобы смыть с себя потекшую косметику. Мне даже было позволено натянуть чей-то брошенный атласный халат с китайскими драконами, который Цербер отыскал на кухне. Бордель непривычно тих и заброшен, как при апокалипсисе.

Меня закрывают в одной из машин, Ворон садится в третью, Медведь в четвертую. Они никогда не ездят вместе. Я знаю это из отчетов ФБР.

Меня колотит от холода на заднем сидении черного внедорожника, халат слишком короткий и тонкий, чтобы греть, к тому же адреналин в моей крови зашкаливает.

Дверца машины внезапно распахивается и ко мне на заднем сидении присоединяется Медведь.

Я тут же отшатываюсь к противоположной двери, но это бесполезно. Медведь огромен, и в машине, пусть и просторной, это ощущается как никогда остро. Усаживаясь, он поправляет пальцами джинсы в паху и широко расставляет ноги. Перехватывает мой взгляд, и я, вспыхнув, снова отворачиваюсь к окну.

Не могу поверить, что делала это с ним.

Зачем он вообще решил ехать со мной?

Наконец, на переднем сидении появляется бритый затылок водителя, но одновременно с тем, как заводится мотор, между нами вырастает непроницаемая перегородка.

Я до боли прикусываю губу, глядя на черное стекло.

— Звуконепроницаемое и пуленепробиваемое, — говорит Медведь.

Я не отвечаю и не поворачиваюсь к нему. Отсутствие трусиков причиняет ощутимый дискомфорт. Но, кажется, боль между бедер, куда таким бесцеремонным тараном врезался Ворон, все-таки начала стихать, и теперь мне только хочется постоянно ерзать на сидении, чтобы хоть как-то унять необъяснимую тяжесть внизу живота. Она все не проходит. А рядом с Медведем эти ощущения только усиливаются.

— Итак, Луиза, — говорит он, когда машина трогается с места, с сарказмом и по слогам выговаривая мое ненастоящее имя. — Давай кое-что проясним.

Это не вопрос и не дружеская беседа, чтобы скоротать время в дороге. Так что я продолжаю молчать, тихо ненавидя себя за то, как вибрирует мое тело от хрипоты и грубости его голоса. Они просто похитили меня, забрали с собой, не спрашивая и не приглашая. Так с чего бы мне быть с ним приветливой.

Я пытаюсь запомнить дорогу, по которой мы едем, но за окном нет никаких опознавательных знаков.Только заборы и заброшенные кирпичные дома с граффити на стенах. Кажется, это все еще китайский квартал, а дорога неумолимо идет еще южнее.

От следующего вопроса Медведя меня охватывает паника:

— Ты проработала в борделе два месяца, но при этом осталась девственницей.

Медведь делает паузу, чтобы позволить мне признаться в том, что хоть какая-то часть из этого ложь. Я молчу, продолжая пялиться в окно невидящим взглядом. Моя легенда именно такова. Если хоть кого-то из обслуги или управления борделя найдут, они подтвердят это. А даже самая незначительная правда потянет за собой другие, как жемчужины на ожерелье.

— Бережешь себя для кого-то, Луиза?

Я все-таки вздрагиваю всем телом.

— Что? — хрипло спрашиваю я, оборачиваясь к нему. — В каком смысле «берегу»?

— Некоторые девушки хотят заработать, но при этом хотят сохранить свою невинность для мужа, например, — продолжает Медведь. — Не могу их винить за это. К тому же всегда есть другие варианты, как удовлетворить мужчину. Ты понимаешь меня, Луиза?

Я забываю о том, что еще секунду назад тряслась из-за холода. Потому что моя кожа горит, как будто я искупалась в кипятке.

Медведь кивает и снова поправляет джинсы в паху.

— Вижу, ты понимаешь. Тогда ответь честно, ты бережешь себя для кого-то? Тебе же будет лучше. Нам с Вороном не сдалась твоя чертова девственность. Просто, учитывая обстоятельства, оставить тебя в борделе мы тоже не могли. Поэтому скажи правду для разнообразия, и мы договоримся. Найдем другие варианты, Луиза. Раз уж ты шлюха.

— Да.

— Что ты сказала? — Медведь подается ближе.

— Я берегу себя. Для… кое-кого. Мне просто нужны были деньги.

— Видишь, это не так сложно.

Он поверил? Поверил в эту чушь?! И что будет теперь?

— Значит, все дело в деньгах. И сколько ты брала?

Немного, учитывая фальшивые китайские «Лабутены» на мне, но Медведь и не дает мне ответить.

— Да и к черту. Нас же двое и мы щедро заплатим за это. Считай, что будешь получать в два раза больше. Идет? Черт, — шипит он и снова дергает жесткую ткань, натянувшуюся в паху. — Не делай такие большие глаза.

Я моментально отворачиваюсь к окну. Судорожно соображаю и просчитываю свои шансы, но какой еще есть у меня выход? Пустые улицы южных районов проносятся за окном, не оставляя никаких зацепок. Меня все равно не отпустят, это так. Но может быть, хотя бы не будут насиловать?

Ненависть растекается по венам, согревая, как бокал горячего вина со специями. Я все еще могу действовать, невзирая на то, что операция ФБР отменена. Я все еще рядом с ними, а у меня с ними личные счеты, не так ли?

— Когда вы меня отпустите?

— Когда разберемся с делами.

Итак, на какое-то время я останусь рядом с ними. И буду иметь доступ к ним и приближенным. И может быть, если выживу, даже смогу связаться с отделом? Майя Канингем мой босс и наставник, а агенты в беде не бросают.

— Ладно.

Я даже позволяю себе быструю улыбку, как вдруг слышу то, от чего мое сердце ухает в пятки:

— Раз уж мы договорились, то начинай, Луиза, — произносит Медведь, касаясь собственного ремня.

Не веря собственным ушам, я медленно поворачиваюсь к Медведю.

— Здесь? — все-таки смогла выдавить я.

— Здесь, — подтверждает Медведь. — Стоит-то у меня здесь и сейчас. Это Ворон решил терпеть. А я терпеть не намерен. Учитывая, что ты рядом. И ты шлюха.

Кажется, он намерено провоцирует меня, чтобы я сдалась и рассказала правду.

Я должна была стать всего лишь на один вечер шлюхой Луизой, но, кажется, еще немного задержусь в этой роли.

Глава 9. Кейт

Семь лет назад

Все-таки я уговорила маму, чтобы Эдвард и Уильям пришли на мой день рождения. Это было сложно. Я обещала мыть посуду целый месяц и отказалась от карманных денег, только бы она разрешила друзьям брата прийти.

— Не понимаю, зачем тебе эти гости, Кейт! — устало вздохнула мама. — Не нравятся они мне.

— Чарльз совсем скоро уедет в колледж, мама. Пусть он тоже, как следует повеселиться. Я просто хочу, чтобы было весело всем!

Так и будет. Я знаю.

И я утру нос Тане, если на моей вечеринке будут старшие друзья моего брата. Это будет круто. Пусть они и будут держаться со своим пивом чуть в стороне от нас, все равно. На вечеринке у Тани, например, самым старшим гостем был ее питбуль Рокки, который страшно рыгал после украденных со стола тако. Другое дело — два парня из колледжа, у которых футболки трещат от напряжения в плечах.

Пока мы бегали по лужайке между надувным замком и батутом, Эдвард и Уильям держались в стороне, о чем-то сосредоточенно переговариваясь с Чарльзом. В какой-то момент они оба обступили моего брата, а Уильям коснулся его плеча.

А Чарльз дернул плечом, сбрасывая его руку.

— Все в порядке? — я выросла словно из-под земли прямо перед ними, глядя на насупленного Чарльза.

Что они ему такого сказали?

— С днем рождения, малышка Пинки Пай, — рассеяно улыбнулся Эдвард. — Беги играть. Все хорошо.

Но я осталась. Тряхнула розовой гривой и позвала брата:

— Чарльз?

— Все просто прекрасно, Пинки Пай, — огрызнулся брат.

Развернулся и ушел с лужайки в дом.

Парни обменялись взглядами, не рискуя обсуждать свои взрослые дела при мне. А после Таня направила на них поливочный шланг, обдавая водой с головы до ног, и им стало не до разговоров.

Эдвард без проблем нагнал Таню и выхватил у нее шланг. Направил на меня, и я с визгом помчалась по лужайке перед домом, напрочь забывая и о Чарльзе, и обо всем на свете. Уильям стянул с себя абсолютно мокрую футболку и отжал прямо там, а после выхватил шланг у Эдварда со словами, что-то он здесь единственный слишком сухой.

Никогда еще я не смеялась так много и так громко. Не задыхалась от смеха и какого-то запредельно-безграчного счастья. Веселья. Мы носились по лужайке до тех пор, пока из дома не вышла моя мама. Окинула необъяснимым взглядом полуголых парней и позвала девчонок в дом, чтобы обсохнуть.

Я услышала, как она строго спросила у них:

— Где Чарльз?

— Ушел. Мы не видели его уже целый час, миссис Эммерсон, — смиренно ответил Эдвард.

Парни чувствовали, что не нравились моей маме.

— Вы знаете, куда он ушел? — задала она следующий вопрос.

Оба промолчали.

— Проклятье! — ругнулась моя мама и тут же заметила меня на пороге. — Живо в дом, Кейт! Простудишься!

Я бы не смогла заболеть при температуре плюс сорок в тени, но ослушаться маму не смела. Она еще никогда не ругалась при мне. Куда же делся Чарльз?

Но у меня был полный дом подружек, и на этот раз мне было не до брата. Мы переоделись в сухие футболки с изображениями любимых пони и стали спасать волшебную страну Эквестрию от захватчиков-оборотней до тех пор, пока мама не позвала нас в столовую за стол.

Среди гостей не было Чарльза, как и Эдварда с Уильямом. Я выглянула во двор, но там их тоже не было. На мой вопрос о том, где все, мама сказала, что если Чарльз не явится домой, она ему голову оторвет.

— Ему и его друзьям, — процедила она и, хлопнув в ладони, через силу улыбнулась: — Ну что, Кейт, нести торт? Ты уже знаешь, какое желание хочешь загадать?

Я знала. Уже несколько лет я мечтала о том, как поселюсь в комнате Чарльза, когда он уедет в колледж. И теперь я была в шаге от исполнения своей самой желанной мечты. Наконец-то! Моя комната была под крышей, узкой, маленькой, а его выходила окнами на задний двор, где можно было так удобно сидеть на подоконнике и болтать ногами, читая книги летними вечерами. У меня под крышей летом была духота страшная.

— Крутая вечеринка, Кейт, — сказала Таня, и я улыбнулась так, что у меня чуть щеки не треснули.

Все шло, как нельзя лучше.

Мама принесла торт. Конечно, покрытый розовой глазурью и с россыпью миндальных макарун — тоже розового цвета.

В этот момент на кухне хлопнула дверь, и мама крикнула:

— Это ты, Чарльз? Иди сюда! Кейт как раз собиралась задувать свечи!

Чарльз действительно вошел в гостиную, только не один. Следом за ним шли Эдвард и Уильям, как два конвоира. Чарльз дулся и смотрел волком на друзей. Мама мигом поняла, что происходит. Хотя я — нет.

— Спасибо, что привели его, ребята. Сядь, Чарльз! Господи, когда же ты уже наконец-то отправишься в колледж… Ну что, готова, Кейт? Загадывай желание!

В комнате погас свет. Зажглись одна за другой четырнадцать свечей на именинном торте под цвет моих выкрашенных в ярко-розовый цвет волос.

Только на миг я оторвала глаза от этого розового великолепия и наткнулась на темные глаза Эдварда. Он хмуро смотрел на Уильяма, но тот понимал его без всяких слов — и на немой вопрос в глазах друга просто покачал головой.

Широкоплечий Эдвард скривился, закатил глаза. Им не было никакого дела до того, что происходит вокруг и что мои одноклассницы уже по второму кругу выводили «С днем рождения тебя», поскольку я все еще тормозила с зажженными свечами. Конечно, таких взрослых, как они, совсем не волновало, что загадает девочка с розовыми волосами и в розовом платье в свой день рождения. Что-нибудь розовое, наверное.

Эдвард словно почувствовал, что я смотрю на него. Улыбнулся через силу, все-таки вспомнив, где и в какой момент находится. Кивнул на торт и прошептал беззвучно:

Глава 10. Кейт

Наши дни

Ворону хватило всего мгновения, чтобы оценить мое состояние, когда я вышла из машины. Халат остался на сидении, и он сам сдернул его и набросил мне на плечи. А после метнул в Медведя такой взгляд, что будь он кинжалом, то пронзил бы его насквозь.

Медведь только пожал плечами.

— Она шлюха. А я не собираюсь сдерживаться, — был его ответ.

Положив мне руку на поясницу, Ворон мягко подтолкнул меня к дому следом за Медведем. Завел в дом по каменным ступеням и свернул вправо, к гостевой, очевидно, спальне на первом этаже.

Это была абсолютно необжитая комната, с мертвенно-бледными голубоватыми обоями на стенах и узкой односпальной кроватью у стены. Ее размеры мне понравились.

— Прими ванну и приведи себя в порядок. Через час тебе доставят нормальные вещи.

Это что? Забота?

Это было так дико слышать от него, что я, должно быть, уставилась на него квадратными глазами.

— А что ты думала, мы закуем тебя в наручники и оставим голой?

Хотя Ворон шутил, при этом ни его глаза, ни губы не улыбались. Может быть, эти слова и не были далеки от истины.

— Спасибо.

Я заставила себя произнести это. Мне действительно стоило его поблагодарить, а одно крохотное спасибо все равно не уменьшит моей ненависти к ним обоим. Пусть Ворона не было в машине, это не значит, что уже вечером он не сделает со мной того же.

— Ты ему понравилась.

Он говорит про Медведя?

Ровный, холодный голос Ворона совсем не окрашен эмоциями. Не знаю, когда и зачем он стал говорить именно так — безлико и холодно. Об этом в досье на него у ФБР не было сказано ни слова. Только в борделе Ворон позволил ярости одержать над собой верх, и то на короткое мгновение, быстро взяв себя в руки.

Я кладу это воспоминание в крохотную воображаемую шкатулку, где буду копить все важные, отличительные, необъяснимые детали, которые могут помочь мне выжить рядом с этими двумя мужчинами.

Я помню, как Уильям улыбался семь лет назад на лужайке перед моим домом, когда Эдвард, поливал меня и моих подружек из шланга холодной водой. Тогда они еще пользовались настоящими именами, а не кличками.

Сейчас передо мной больше не светловолосый тихий Уильям. Это жесткий взрослый суровый Ворон.

И его глаза цветом напоминают густое северное море. Или раскрошенный лед в бокале с «Маргаритой». В них нет интереса, тепла и даже возбуждения. Хотя стоило ему взглянуть на мое полуголое тело, он тут же воспламенялся. Но сейчас Ворон другой.

И во взгляде этого нового Уильяма для меня есть только холод, кислота и горечь.

Обхватив себя руками, снова сглотнула, потому что во рту по-прежнему явственно ощущался вкус спермы. Шлюха Луиза не испытывала бы иллюзий по поводу своего положения, так что агенту Кейт Эммерсон тоже не стоит терять голову.

— Медведю понравилась не я. Только мой рот.

Синий лед в глазах Ворона сосредотачивается на моих губах. Они все еще горят после требовательных ласк Медведя.

Зачем он так смотрит на меня? Он хочет того же? Ведь он был возбужден также сильно, как и Медведь. Я знаю.

Ворон смотрит на мои губы. Долго. Мучительно. И его глаза при этом темнеют. Постепенно, как вечернее небо в сумерках. Ворон немного ниже Медведя, но все равно куда тяжелее, чем я. Если он захочет сделать это со мной сейчас, я никак не смогу помешать ему.

Даже на этой узкой кровати.

А я помню, как он облизал губы, глядя мне между ног. И как водил членом, доставляя удовольствие нам обоим, перед тем, как войти в меня.

Я не хочу, чтобы это зашло так далеко.

Не хочу привыкать к ним.

Однажды я смогу выбросить их из своего сердца и памяти, а если хоть один станет моим первым — мне никогда не добиться этого.

Я плохо знаю нового Уильяма, но, кажется, могу рискнуть и сделать то, что гарантированно оттолкнет его.

— Я рассказала Медведю правду. Теперь он знает, что я берегу свою девственность для одного особенного мужчины. Медведь сказал, что заплатит по двойному тарифу, если я буду обсуживать вас другими способами. Так что готовь кошелек, если хочешь, чтобы я отсосала и тебе тоже.

Ворон стоит и смотрит. И никак не реагирует на мою выходку.

И когда я почти уверена, что ошиблась и сейчас он все-таки достанет деньги и заставит меня отработать каждый чертов пенни, слышу:

— Какая же ты дура.

А после он просто ушел, оставив меня одну.

Хотя я видела и даже жесткие темные джинсы не смогли этого скрыть, как сильно он меня хотел.

***

Я приняла душ, почистила зубы найденной в упаковке зубной щеткой и новой пастой. Напрасно. Горечь на языке никуда не делась.

Когда я вышла из душа, на кровати уже лежали бумажные пакеты из «GAP», невесть кем доставленные. В одном были джинсы, ремень и серый просторный худи. В другом — коробка с кроссовками.

Свежего нижнего белья я не нашла. Или мне было не положено его носить, или о нем просто забыли.

Ладно, я могла легко представить, как поступила бы шлюшка Луиза, но пора было задуматься о том, что делать дальше именно мне, Кейт Эммерсон.

Ведь речь шла сейчас именно о моей заднице.

Прежде всего, нужно было придумать, как связаться с Майей Канингем, не вызывая при этом подозрений. Я надеялась, что агенты следят за мной, но связаться с ними будет не так-то просто. Скорей всего, меня не выпустят из этого дома. Если вообще позволят покинуть комнату.

Нужно осмотреться и определить, где я, а еще прислушаться к их разговорам и узнать, почему с китайцами ничего не выгорело.

ФБР не откажется от своих целей в отношении Медведя и Ворона. Возможно, им просто понадобилось еще время для подготовки новой операции, а мне просто нужно продержаться.

Звучит просто, а на деле совсем-совсем непросто.

Я хотела всего лишь увидеть, как меч правосудия обрушивается на их шеи, и не хотела стать той, кто собственноручно его опустит. Не дело решать все силой. Так может поступать мафия, но не агенты ФБР. После всего, что в бюро было на Медведя и Ворона, в случае ареста, их все равно ждет пожизненное. Осталось только помочь руке закона добраться до них.

Глава 11. Ворон

Весь остаток этого дня и часть ночи мы решаем то, что должны были решить еще несколько часов назад, но не сделали из-за сорванных переговоров.

Белласта не пошел на сближение, а это значит, только больше головной боли для нас двоих в ближайшее время. Все то, в чем мы когда-то уже одержали победу, теперь начнется по новой: взрывчатка в автомобилях, закрытие подпольных клубов, пропавшая дневная выручка из казино и баров, сорванные сделки и поставки.

И все это, потому что…

— Ты поплыл из-за какой-то шлюхи, — произношу я вслух.

Медведь смотрит поверх бокала с виски, но не спорит. Это разумно, потому что даже моему терпению приходит конец после всех напрасных попыток выяснить, почему Белласта вдруг осмелел и послал нас к черту.

Весь день я пытался сделать хоть что-то, чтобы избежать все то дерьмо, что может принести нам новый день. К сожалению, удалось немного.

Я закрываю дверь кабинета, из которого только что вышли парни из нашего клана. Время близится к трем часам ночи.

Хотелось бы сказать, что все проблемы решены, но это не так. В другом крыле дома заперта девственница, из-за которой мы оказались в этой заднице. И что-то мне подсказывает, что именно она доставит нам еще больше головной боли.

— И как? Стоил этот минет того?

Конечно, Медведь не сдержался после того, что я видел в борделе. Он поплыл даже от вида ее сисек! Вот и набросился на ее рот, как только смог, и получил свое.

Нужно было вышвырнуть ее из комнаты еще в борделе, когда она только вошла, а Медведь аж в лице изменился. Лучше бы сразу пришибили Сяо той кувалдой, что выросла в его штанах при виде этой Луизы, и плевать, что пришлось бы нарушить пакт о ненападении. Мертвый китаец доставил бы нам даже меньше проблем, чем живой. А от члена Медведя было бы куда больше пользы.

Поболтав лед в бокале с виски, Медведь произносит, глядя на стакан:

— Она не шлюха.

Приехали.

— Серьезно? Медведь, половина выпускниц старшей школы до вступления в колледж точно такие же девственницы, как эта! Немного хитрости, и они спокойно трахаются направо и налево.

— Нет, Ворон, здесь что-то другое.

— Она ведь взяла деньги и отсосала тебе, разве нет? Она такая же.

— Ну да, мы ведь так много целок встречали в борделях! Просто на каждом шагу! — взрывается Медведь. — Не верю своим глазам, но где твоя хваленная проницательность, чувак? Почему я сейчас вижу и понимаю больше, чем ты? Или она тебя тоже зацепила? — прищуривается он и нехорошо ухмыляется: — Ну точно, как я мог это не заметить сразу. Зацепила!

— Что? — я поперхнулся виски. — Что за чушь ты мелишь?

Медведь поднялся и показал на меня пальцем.

— А то, что ты тоже поплыл, Ворон! И жалеешь о том, что тебя в машине с нами не было!

— Что за херня, Медведь?! Пока ты там кайфовал, я, между прочим, делом был занят! Хоть кто-то же должен, раз у тебя только ее рот на уме!

Медведь одним глотком опустошил бокал и спокойно заметил:

— Ты орешь.

— Ты вынуждаешь.

— Нет, Ворон. Это не я. Это все ты. Это называется — эмоции. Та херня, чувак, которую ты давно не чувствуешь. На которую ты не способен, как ты говорил. Просто задумайся, когда ты так орал на меня в последний раз?

Я должен вспомнить.

— Когда ты не рассчитал силы и убил свидетеля в доках?

— Пфф, — отмахнулся Медведь. — Хорошая попытка, но нет. Ты тогда всего лишь закатил глаза и сказал: «Ну что за х**ня, Медведь? Мы ведь договаривались оставить его в живых» и на этом все. Никаких эмоций. А я убил человека.

Я налил себе еще и молча выпил. Во рту ощущался вкус горечи, когда я произнес:

— Он был мусором. Человеком он никогда не был после всего, что делал с теми детьми.

— Ворон…

— Просто заткнись, — бросил я, не оборачиваясь.

Медведь только тяжело вздохнул.

— Видишь, я говорил тебе с самого начала, что эта работа не для тебя.

— Никого это не волнует, Медведь. Я родился в доме босса и другого выбора мне не давали. В девять я получил в подарок на Рождество первую пушку. В десять научился стрелять, а в двенадцать отец впервые надел на меня бронежилет и спустил мне в грудь обойму, чтобы я перестал бояться смерти*. В отличие от тебя, у меня никогда не было выбора, Медведь.

— У меня тоже выбора не было, — протянул Медведь. — Стоило увидеть размеры твоего члена, я сразу понял, что ты тот, кто поможет мне с девчонками.

— Заткнись.

— Клянусь, в тот раз я случайно коснулся твоих яиц!

— Заткнись, Господи! Я почти забыл!

— Прости, — заржал Медведь. — Просто опять вспомнил выражение твоего лица в тот раз.

Повисла пауза. А я тщательно пытался избавиться от этого странного непривычного ощущения.

— Лицо не болит? — поинтересовался Медведь.

— Чего?

— Ты улыбаешься, Ворон. Чувак, когда ты просто так улыбался? Когда еще динозавры по планете ходили?

— К чему ты, мать твою, клонишь?

Медведь многозначительно улыбнулся и протянул:

— Ты поплы-ы-ыл.

— Да нет же, проклятье! Плевать мне на нее, всего лишь очередная шлюха, которую нам подсунули, Медведь. Более того, скорей всего, она по уши в этом деле. Наверняка Белласта заплатил ей, а сброшенные трусики были сигналом. Уверен в этом. Вот Сяо и сиганул, как при пожаре, а мы, разумеется, остались, потому что все знают, как ты любишь трахаться.

Медведь закатил глаза и пробормотал: «Как будто ты не любишь», но громче произнес уже другое:

— Просто взять и отпустить мы ее тоже не можем, Ворон. Если ты прав, то тогда она слишком много знает… И нам нужно добиться от нее правды. Но я не верю в то, что ей заплатили. Белласта, Сяо или кто бы то ни был еще. Нет, на этот раз, мудрый трехглазый Ворон, ты ошибаешься.

— И что, по-твоему, она делала в том борделе?

— Не знаю, но обязательно хочу это выяснить. Может, ошибка. Может, кто-то очень сильно ее ненавидит, раз подсунул нам. Может, это чья-то дурацкая месть или розыгрыш. Или… Она что-то знает, а мы единственный способ сделать так, чтобы она замолчала. Слишком много неизвестных, Ворон. Что ты так смотришь на меня?

Глава 12. Кейт

Я заснула.

Проклятье!

Как я могла заснуть в месте, в котором не чувствовала себя в безопасности?

Меня разбудил скрежет ключа в замке, и я подскочила на кровати, на которую легла полностью одетая. За весь день ко мне лишь однажды заглянул Цербер и принес остывший бургер и бутылку колы, а весь остаток дня я так и провела взаперти, сходя с ума от страха и неизвестности.

А потом заснула.

За окном было уже темно. Похоже, был разгар ночи. Глаза горели из-за недосыпа, слез и нервов.

Ключ провернулся трижды прежде, чем дверь распахнулась. За мной наконец-то пришли, но это хорошо или плохо? Что меня ждет? Почему ночью?

Может быть, они нашли кого-то из того борделя, кто мог подтвердить, что я и есть Луиза? А теперь пришли отпустить меня?

С бьющимся в горле сердцем я узнала Медведя на пороге. Горевший в коридоре свет бил ему в спину, подчеркивая мощные плечи. Дверной проем следом за ним тут же перегородил еще один мужчина. Ворон.

Оба пришли.

Ночью.

Ко мне.

Свет они зажигать не стали. Вошедший последним Ворон захлопнул дверь, провернув ключ один раз. В замке он его не оставил, спрятал в карман. Мне по-прежнему не доверяли и освобождать никто не торопился.

Свет фонаря блеснул на гранях наручных часов, скользнул по покрытым татуировками крепким рукам. Ворон держал кулаки сжатыми. В полумраке его синие глаза растеряли всякий оттенок, и в центре бесцветной радужки выделялись только бездонные зрачки, отчего его взгляд пробирал до костей, как сорокоградусный мороз.

Я не продержалась и секунды, перевела взгляд на Медведя. Когда он улыбался или при свете дня, в его черных глазах даже виднелись зеленовато-янтарные вкрапления, но не теперь, в этой пустой комнате, в которую они пришли вдвоем в разгар ночи.

Пахнуло виски и терпким дымом, наверное, от сигар. Слишком много мужских ароматов для меня одной. Как никогда мне нужен был свежий воздух, но окна все еще были заколочены. И это лишний раз напомнило о том, что мне из этой комнаты никак не выбраться.

Я подтянула колени к подбородку и вжалась в стену. Слишком узкая кровать для меня одной, не говоря уже о троих, верно? Или им плевать на это?

Из-за тесноты в комнате они вынужденно касались друг друга плечами, и я не могла не думать о том, каково это оказаться зажатой двумя крепкими жесткими телами и ощутить каждой клеткой своего тела их возбуждение.

И только страх отрезвлял и сводил на «нет» мое такое неуместное любопытство. Льдисто-прозрачные глаза Ворона пугали меня также сильно, как и бездонные черные глаза Медведя.

Подмога со стороны не пришла вовремя, и теперь у меня не было никаких шансов сбежать от них двоих.

Послышался шорох, и на кровать рядом со мной приземлилась пачка долларов. «Франклины» разлетелись по покрывалу, но я не смогла даже примерно пересчитать, сколько тут денег.

Много.

Просто до хрена денег.

Тот самый двойной тариф, о котором я сказала Медведю в машине. Шлюшка Луиза была бы довольна.

Я же не могла расцепить руки, которыми обхватила колени. Не могла заставить себя поднять глаза. Да и зачем? Ведь какая для них разница? Они заплатили и теперь считают, что могут делать с моим телом, что угодно.

— Я помню наш уговор, Луиза.

Голос у Медведя низкий, хриплый. Рокочущий, как гром вдали. Я достаточно хорошо изучила его за это время, и к тому же уже дважды была с ним за эти неполные сутки, так что даже по голосу понимаю — он возбужден.

А когда он возбужден, для такой, как я, есть только один выход — подчиниться.

— Здесь двойной тариф, как я и обещал тебе. Мы не тронем твою невинность, раз ты этого не хочешь. Обслужи нас так, как обслуживала своих клиентов, и мы в расчете.

Есть только один вариант, как кто-то из них двоих получит удовольствие, при этом не лишая меня девственности. И этот вариант не нравится мне еще больше. Не стоило говорить про парня. Не стоило так завираться!

У меня пересыхает во рту, и я по-прежнему не поднимаю глаз. Наверное, нужно собрать деньги. Но я не могу сдвинуться с места и так и сижу в окружении «дядей Бенджаменов».

Никогда не замечала, какое выражение лица у Бенджамина Франклина, но не теперь, когда сотни его лиц разбросаны вокруг меня по кровати. Отец-основатель скептически поджал губы, приподняв одну бровь, как бы говоря:

«Что ж. Ты доигралась, Кейт».

— Шевелись, Луиза. Хочу трахнуть тебя, как следует.

Я в ужасе.

Я не смогу принять Медведя.

Никуда.

Никогда.

А он из-за моих слов уверен, что у меня разработанная задница. А значит, не будет и никакой предварительной подготовки. Как и в прошлый раз с Вороном.

Не думала, что анальный секс произойдет в моей жизни даже раньше обычного. Такой вид секса пугал меня и раньше, но когда уже в следующую секунду Медведь может сделать это со мной, мой ужас безграничен, как Вселенная. Задыхаюсь и каменею, как космонавт при разгерметизации скафандра.

Это конец. Я не переживу этого.

Поэтому вслух я произношу:

— У меня к вам другое предложение.

Мой голос срывается и хрипит, как если бы я болталась в петле. Примерно так я себя сейчас и ощущаю. Причем я сама завязала эту петлю вокруг своей шеи и каждое последующее слово только туже затягивает узел.

Но я продолжаю говорить, потому что, если у меня есть единственный шанс избежать нетрадиционного секса сегодня, то самое время им воспользоваться. Тьма в глазах Медведя сгущается с каждым моим словом, а Ворон только сильнее поджимает губы. Они не общаются и даже не обмениваются непонятными мне одной взглядами, и все же их позы, выражения лиц выдают крайнюю степень напряжения.

А еще ни один из них не удивлен, что я пошла на попятную.

Даже чертов Франклин.

— Мой парень, для которого я себя берегла… Он поймет, — продолжаю выплевывать я из себя слова через силу. — Он служит Системе*. Он будет только рад, если один из вас…

Глава 13. Медведь

— Скажи нам правду, кто ты такая. И Медведь не сделает этого, — произносит Ворон, и надеюсь, что только я в этой комнате чувствую в его голосе надлом.

И страх.

Ворон знает, что я сделаю это. Потому что я знаю, Луиза будет лгать. Даже теперь, когда стоит голая и на коленях. Я был уверен, что она именно так и поступит. И сразу сказал Ворону, что она откажется от анального секса и скорее согласится лишиться девственности, чем отдаст нам свою задницу на растерзание.

Ее умение — вернее, неумение — делать минет, лучшее доказательство тому, что она не проработала и дня в борделе. Не говоря уже о двух месяцах.

Но от нее нам нужна правда. Мы должны узнать, что она там делала и как оказалась на втором этаже, чтобы действовать дальше. Нет ничего хуже, чем недостаток информации накануне новой возможной войны кланов.

К тому же, эта женщина слишком сильно выводит нас обоих на эмоции, чтобы оставлять ее рядом с нами. Если ее пребывание рядом с нами затянется, будет только хуже. Всем троим.

Вот почему я сказал Ворону, что есть лишь один способ сделать так, чтобы узнать правду.

Пытки.

Для нее такие.

Каждый мужчина мечтает об огромном члене, но не каждый знает, каково это — действительно жить с таким.

Не желал бы ни одной женщине, чтобы именно я стал ее первым. Девственниц я избегал еще с тех пор, как одна из девушек сбежала от меня в слезах.

Долгие годы я довольствовался только неглубоким минетом, потому что девушки не знали, с какой стороны подступиться к моему члену. А я толком не знал, что делать с девчонками. Мне не нравилось причинять им боль вместо удовольствия.

И не сразу, но я все-таки понял, что женщина все-таки может принять меня. Если только будет, как следует возбуждена.

Я мог бы справиться и самостоятельно, но как только я снимал штаны, их возбуждение стремительно снижалось. А страх не давал расслабиться.

Вот тогда-то мне и пригодился Ворон. Я не знаю, что стоило ему уговорить отца все-таки отправить его в колледж, учитывая, что каждый на улицах Чикаго знал, кто он такой и кто его отец. Но Ворон не был бы Вороном, если бы не добивался своего.

За свою жизнь Ворон хорошо узнал, как опасно боссам мафии иметь семью. Его мать убили в войне кланов, и жестокий отец никогда не давал ему забыть об этом. Всегда повторял сыну, пока был еще жив, что Ворону никогда не следует привязываться к женщинам. Не в его положении наследника босса.

Ворон почти не спал с женщинами из-за этого. Он закрыл свои эмоции на ключ от других людей, но секс — всегда распахивал этот непробиваемый сейф. Ворон очень быстро влюблялся. Он сам это знал, потому держался и воздерживался, даже сверх всякой меры.

А потом он встретил меня.

И я стал тем, кто, фактически, ввел его в мир большого секса. Мы делили женщин, и у каждого были свои причины для этого. Для Ворона так было проще — он не оставался с ними наедине и мог не привязываться к ним. Третий в отношениях всегда уничтожает отношения. Не будь меня рядом, Ворон бы влюблялся в каждую, я же — выступал своего рода щитом между ним и женщинами. И брал свое.

Только так я мог даже трахаться, а не довольствоваться минетом. Женщины таяли в наших руках и позволяли делать с их телом все, что мы считали нужным. Это был голод, и мы удовлетворяли его каждый по-своему.

Я не знаю, почему нас так сильно обоих клинит на лживой Луизе, но лучше для нее, как можно быстрее убраться из нашего дома. Если грядет война, Белласта начнет убивать каждую, кто побывала в наших с Вороном постелях. Это мы уже проходили.

Хоронить проще тех, к кому не испытываешь чувств. А я не Ворон. Я не умею закрывать свое сердце на замок.

Кем бы ни была эта Луиза, именно секс ее слабость. И страх. Я видел достаточно, чтобы понять — даже запри мы ее в подвале и мори голодом, она и то не созналась бы так быстро, как может сознаться сегодня.

Сейчас.

Если я все-таки сделаю это.

Ворон держит ее за подбородок, и Луиза не видит меня. Мне приходится называть ее даже в мыслях этим именем, от которого у меня начинается изжога. Оно приторно-ненастоящее, как яркие украшения на дешевых шлюхах в ниггерских кварталах. Сама девчонка совсем другая. Ей не идет это имя, которое она назвала.

Она реагирует на наши прикосновения искренне, по-настоящему. Как никто давно не реагировал. Дрожит от возбуждения и хрипло стонет, когда все-таки теряет голову. Но она пытается держать себя в руках, потому что ей есть что скрывать.

И мы должны выяснить, что именно.

Белласта еще не объявил войну прямо, но мы уже знаем, что не станем раскуривать трубку мира во второй раз. Никому из нас это не нужно. Но и война нам тоже не нужна. Мы с Вороном пережили две вместе, и Ворон в детстве пережил третью, в которой погибла его мать. Рано или поздно наш лимит удачи будет исчерпан.

Мне жаль эту девчонку, чья первая ночь могла быть совсем другой, встреть мы ее при других обстоятельствах. Но теперь нельзя иначе.

Кто владеет информацией, владеет миром. А мы с Вороном сделаем все, чтобы задушить поползновения Белласты в зародыше. Нам не нужна война на наших улицах.

— Что вы хотите знать? — она вздрагивает в наших руках.

Такая хрупкая и тонкая. Я поглаживаю ямочки на ее заднице, потому что не могу сдержаться. Они манят к ним прикоснуться, но в следующую секунду все-таки убираю руку.

Берусь за свой ремень и приспускаю джинсы. Она сама напросилась.

— Скажи свое настоящее имя.

— Луиза.

В тот же момент я с размаху бью ее по заднице ладонью, выше и левее черных роз, вытатуированных на ее бедрах. Это не больно. Скорее неожиданно.

Она взвизгивает и вздрагивает.

— Я сыт по горло ложью, — отвечает Ворон.

Чтобы напомнить ей, с чем она имеет дело, я освобождаю член, которому плевать на мораль и собственные размеры. У меня стоит, потому что не может быть иначе — при виде нее у меня встает сразу же. А сейчас она стоит голая, на коленях, только джинсы болтаются где-то ниже.

Глава 14. Кейт

Медведь

— Кейт! — кричит она, и в тот же миг вздрагивает всем телом.

Она дрожит и цепляется за Ворона, пытаясь убежать от меня. По щекам бегут крупные слезы, пока она повторяет одно и то же слово едва слышным шепотом.

Не сразу, но даже до ее затуманенного страхом сознания все-таки доходит — я не сделал этого.

Я не вошел в нее.

Просто провел членом у нее между ног.

Насильником я никогда не был. И никогда не стану. Я тут же поднимаю ее с колен, потому что ноги едва ее держат и от стресса и страха она почти валится на пол.

Она прижимается ко мне всем своим голым телом и вздрагивает, когда мой неугомонный член снова упирается ей в бедро.

Веду рукой по темным спутанным волосам и говорю тише:

— Как ты говоришь, тебя зовут?

— К-кейт.

Правда. Наконец-то.

Это имя подходит ей больше. А я не буду скучать по Луизе.

— Почему ты пришла к нам? Тебя кто-то просил об этом?

Она трясет головой, а на щеках блестят слезы.

— Никто. Так случайно вышло. Луиза попросила ее подменить… Я не знаю, почему. Я ни о чем не знала, когда пришла. Мне нужны были деньги… Я решила, никто не заметит, что я еще… Девственница.

— И кто отправил тебя наверх? К нам?

— Мадам Лу… Клянусь, я знала только то, что там вы, но не задавала никаких вопросов. Мне сказали, я пошла! Я не могла выбирать. Я больше ничего не знаю, клянусь! Только не надо… Больше не надо… Пусть Ворон, но не ты!...

И тут она сама обнимает меня, обеими руками, утыкаясь лицом в грудь и принимается рыдать еще сильнее.

Смотрю поверх ее головы на Ворона. Тот сложил руки перед собой и размышляет. Ворон все еще озадачен. Но на его лице также написано облегчение. Он рад, что я не вошел в нее по-настоящему.

Слова Кейт похожи на правду. Ее могли отправить к нам просто ради издевки, а еще ради того, чтобы мы заподозрили ее в сообщничестве с Белластой.

Может быть, хотели просто потянуть время. Ведь пока мы будем разбираться с этой псевдо-шлюхой, Белласта получит фору.

Ворон ерошит руками светлые волосы, хмурится, глядя на меня. Немой вопрос повисает в воздухе.

Что нам делать с ней дальше?

Я не знаю, что принесет нам обоим новый день. Не знаю, сколько еще мы проживем на белом свете. Но есть единственный человек, которого я знаю достаточно хорошо — своего лучшего друга.

Я крепко обнимаю Кейт, она смелая девочка и храбро держалась. Надеюсь, у нее сложится все хорошо и больше не придется продавать себя в борделях.

А после отрываю от себя, разворачиваю и подталкиваю к Ворону. Она путается в джинсах, которые висят на щиколотках, падает, но он ловит ее в последний момент. Немного удивленный, все еще хмурый, но на его губах снова расцветает, мать его, улыбка.

Кейт — ей действительно идет это имя, — тоже улыбается ему. Невинно, растеряно и смущено, как не каждая могла бы улыбаться, будучи при этом абсолютно голой и после всего, что ей довелось пережить.

При виде ее улыбки Ворон плывет окончательно.

Я вижу это в его стремительно темнеющих глазах, которые с жадностью окидывают голое тело — острую грудь с розовыми сосками, плоский живот и невинную гладкость между ног.

Натягиваю обратно джинсы и застегиваю ремень, стараясь больше не пялиться на их улыбки. На то, как ложатся его руки на ее талию. Поправляю натянувшиеся в паху джинсы.

Ворон хочет стать ее первым. И он станет. А я бы все равно не мог.

Физиология, ничего личного.

***

Кейт

Меня продолжает колотить изнутри, даже когда Ворон обнимает меня с непривычной нежностью. Я больше этому не верю. Ведь уже в следующую минуту он может снова накрутить мои волосы на кулак и заставить давиться его членом.

Я соврала.

Снова соврала ради собственного же блага. Таких историй о девушках в борделях миллион, особенно в бедных районах Чикаго. Боссов такими биографиями не удивишь. Они легко поверили мне, тем более, что мой страх был настоящим.

Как и мое имя.

Но они не стали спрашивать мою фамилию.

Я все еще не знаю, помнят ли они Пинки Пай, если сами уже давно не отзываются и не пользуются своими настоящими именами. И пока не хочу проверять.

Ворон улыбается мне в полумраке комнаты — странной, неживой улыбкой. Как если бы у него болело лицо после ожогов. Гримаса немного жуткая, но его синие глаза больше не обжигают меня презрением, так что постепенно я тоже успокаиваюсь.

И вздрагиваю только, когда Медведь дергает ручку входной двери.

Молча, Ворон достает из кармана тот самый ключ и кидает его Медведю. Больше не глядя на нас, он проворачивает ключ в замке и уходит.

Ключ остается в дверях.

— Почему он ушел?

Это первое, что приходит на ум. Разве они занимаются сексом по отдельности? Разве это не всегда были только тройнички?

Ворон щурится, как будто смотрит на солнце, скользит глазами по моему лицу и телу.

— Хочешь, чтобы он вернулся?

Еще мгновение назад я хотела, чтобы Медведь исчез с лица земли, как будто его и не было никогда. А теперь, когда он больше не рядом, я не знаю. Спиной я ощущаю непривычные пустоту и холод. Горячее тело Медведя согревало меня, если исключить то, что он собирался сделать. Но, как я понимаю теперь, он просто пугал меня. Он бы не сделал этого со мной.

Чудовища вдруг оказались не такими уж плохими.

Медведь ушел, оставив своему другу, раз он не может сам лишить меня девственности. Но зачем уходить? Ведь есть еще варианты.

Ворон вдруг грустно улыбается одними только уголками губ. Легкая, едва заметная улыбка, которая тут же исчезает, как будто ее и не было никогда. Ему больше не нужен мой ответ, он только что понял все и без слов, по одной только затянувшейся паузе.

Он убирает спутавшиеся локоны с моего лица, проводит ладонями по голым плечам. Вытирает слезы с моих щек.