Накрытый к празднику стол сиротливо опустел, и я осталась в доме одна. Гости разошлись после скандала, устроенного любовницей мужа, а он ушел следом за ней. В дом напротив, как плевок мне в лицо после тридцатилетнего брака. Всего месяц не прожили вместе до жемчужной годовщины.
– Устал я от рутины, Роза, – сказал он мне перед тем, как, забрав свой немногочисленный скарб, разрушить наш, как мне казалось, крепкий брак. – У тебя климакс, дача и быт. А я счастливым хочу быть, жить по-настоящему, а не доживать оставшиеся года.
Слышать такие слова от мужа было неприятно и обидно. Я ведь отдала ему все свои лучшие годы. Вырастили вдвоем троих детей. Двух сыновей и лапочку-дочку. Месяц назад всего выдали замуж младшенькую, и я уже вдохнула воздух в легкие полной грудью, решив, что будем с мужем жить для себя.
Как раз достроили домик в коттеджном поселке близ леса, выплатили последний кредит за мебель, а тут такой финт ушами.
– Будем совместно нажитое имущество по-честному делить, Роза. Мне чужого не надо, но и своего не отдам. Не стану примаком в доме новой жены, не так я воспитан. Так что как праздники закончатся, выставляй дом на продажу. Я сюда все свои деньги вложил.
Слова мужа перед уходом насмешили, ведь когда-то он и был этим самым примаком. Не побрезговал тридцать лет жить в моей трешке, доставшейся мне по наследству от бабушки с дедушкой. Я ведь согласилась продать свою добрачную квартиру только для осуществления его мечты жить на земле, поближе к лесу и речке.
Конечно, муж вложил и свои накопления, но они были ничтожны по сравнению с той суммой, что мы выручили за продажу сталинки в центре города.
– Дом я продавать не буду, Дима, – ответила я ему, гордо вздернув подбородок. В конце концов, и я себя не на помойке нашла. – Твоей доли тут даже одной четверти не наберется, и любой суд на мою сторону встанет.
Я мысленно поблагодарила бабушку, что когда-то приучила меня бережно хранить все документы и выписки, иначе бы Дима с удовольствием оттяпал то, что принадлежало мне.
– Не хочешь по-хорошему, Роза, будет по-плохому. Даю тебе десять дней, чтобы принять правильное решение. Я в любом случае приведу свою беременную жену к себе в дом. Хочешь жить всем вместе? Не вопрос. Но что подумают о тебе дети?
– Поздно ты спохватился, подумав о детях. Не думай, что стану скрывать от них настоящую причину нашего развода! – с горечью выплюнула ему в лицо и захлопнула перед ним дверь, чуть не прищемив его наглый нос.
– Дети давно в курсе и одобряют мой поступок! – крикнул по ту сторону двери Дима и с раздражением удалился, пока я обтекала и переваривала его слова.
Нам обоим по пятьдесят, и мой день рождения в канун нового года был окончательно испорчен. Подарок, который великодушно мне преподнес муж, отдавал запахом тухлятины. Правильно в народе говорили про таких старых сластолюбцев. Седина в бороду, бес в ребро.
Ему самому только в начале года исполнилось пятьдесят, а он вдруг решил, что снова хочет стать отцом. А старая жена, у которой наступил климакс, стала для него придатком, от которого нужно было срочно избавляться.
Дети, к счастью, на мой день рождения опаздывали и пришли уже после того, как старый конь, который, как он выразился, борозды не испортит, ушел гордо восвояси, словно петух, решивший перебраться в новый курятник.
Дети приехали со своими женами и мужьями. Сыновья Петя и Коля, дочка Лиза. Они были моей единственной отрадой и опорой в такой непростой день, но когда я, едва не плача, рассказала им без прикрас, что натворил их отец, отреагировали они все странно.
Переглянулись и как-то замялись. И если сыновья промолчали, что-то невнятно буркнув, то вот Лиза встала в позу.
– А что ты хотела, мам? – вдруг сказала она пренебрежительно. – Папа же тебе ясно сказал, что хочет четвертого ребенка. А ты ему отказала, да еще и обсмеяла.
– У меня климакс, дочка, какой ребенок? Давление, – прошептала я и отшатнулась, неверяще глядя на Лизу.
Все остальные молчали, неловко ерзая на стульях за праздничным столом, а вот Лиза смотрела на меня мрачно и решительно.
– Можно было решить этот вопрос, наняв суррогатную мать. Я тебе предлагала, но ты отмахнулась, а теперь жалуешься, что отец ушел к Ленке.
– К кому? Ты ее з-знаешь? – выдохнула я, не понимая, что происходило.
– Ленка Варламова это, мам, – мрачно произнес старший сын Петя и недовольно глянул на Лизу. – Та самая, кого сестрица наша хотела сделать суррогатной матерью для вас с отцом.
Эта история уже давно забылась, как мне казалось, а теперь обрастала всё новыми подробностями. Грязными и неприятными.
Сердце колотилось бешено, а в голове зашумело, отчего перед глазами всё потемнело, сужаясь до единственный светлой точки.
– Отец честно поступил, мама. Взял на себя ответственность за малыша, это достойно уважения, а ты ведь сильная женщина, сама справишься, – решила дочь меня совсем добить. – А Лена, ты знаешь, круглая сирота, она одна не сумеет ни о себе позаботиться, ни о ребенке. Да и потом, чего ты сокрушаешься, ты ведь старая, муж тебе уже не нужен. Ты всё равно больше о своих грядках да пионах думаешь. В перерывах между своими учениками из школы.
– Как ты можешь так говорить, Лиза, я ведь твоя мама, – прошептала я, хватаясь руками за стол, чтобы не упасть на пол.
Тело меня не слушалось, становилось ватным, а в голове будто что-то взорвалось.
– Мама? – усмехнулась Лиза. – Ты своих учеников всегда любила больше, всё внимание им. Готовила к олимпиадам, а родные дети побоку. Это папа приходил на мои утренники в детском саду, водил меня на дни рождения одноклассников и в парк аттракционов, покупал мне мороженое, выслушивал мои проблемы, которые ты считала неважными, ведь я была маленькой. Даже на выпускной он не опоздал, в отличие от тебя. Купил мне платье, которое я хотела, а не то, что ты перешила из своего старья! Так что уж кто-кто, а папа имеет право на личное счастье. Ты всю жизнь его унижала и тюкала, а Ленка моя сделает его счастливым.
Мне хотелось расплакаться и запричитать, что все эти важные события в ее жизни я пропускала именно потому, что усердно работала, чтобы обеспечить семью, ведь муж Дима был агрессивным и вспыльчивым. Его не раз выгоняли с работы, и он месяцами сидел дома, потому и занимался детьми, в то время как я решала вопросы с кредитами, коммуналкой, одеждой для детей на зиму, оплатой за их детские лагеря и гаджеты.
Я хотела, чтобы у моих детей было всё, что есть у их сверстников, и они не чувствовали себя обделенными или из неблагополучной семьи, но оказалось…
Я для них была плохой матерью.
А отец…
Отец героем и лучшим папкой на свете.
Мне срочно нужен был свежий морозный воздух, и я на ватных ногах побрела на улицу, не слушая уговоры детей не дурить и не портить никому праздник.
Не сумела удержать злые следы обиды и вышла в чем была. Не накинула ни куртку, ни обувь, так и пошла в домашних тапках по снегу.
Резкий хлесткий ветер бил меня по лицу, обдувая красные от холода щеки, а я шла и шла, не видя перед собой дороги.
Не сразу услышала гудок клаксона автомобиля, а затем прозвучал визг тормозов, глухой удар, боль в бедре, а затем и в затылке.
Сначала было больно, а потом резко стало тепло.
Вокруг суетились люди, пока я поломанной куклой лежала на припорошенном снегом асфальте, а я прикрыла глаза. Чувствовала, что это был конец.
Говорят, что перед смертью перед глазами проносится вся твоя жизнь. В моем же случае я сумела вспомнить только последние часы своей, как оказалось, никчемной и пустой жизни.
Пятьдесят лет.
Юбилей в кругу семьи.
Признание мужа.
Его уход.
Предательство дочери и молчание сыновей.
Я никогда не задумывалась о том, есть ли жизнь после смерти. А в самом конце вдруг подумала о том, что жизнь моя была будто прожита зря. Словно я была, как белка в колесе, бежала и бежала, а сама и не заметила, как жизнь прошла мимо.
Прошла минута.
Час.
Год.
Вечность…
– Очнулась, Кр-р-расавица?
Надо мной нависло бородатое лицо с такими яркими желтыми глазами, что я обмерла от страха, решив, что это тот, кто сбил меня на скользкой зимней дороге. Глаза, несмотря на странный отблеск, лучились теплом, и я немного успокоилась, даже приняла руку мужчины, когда он помог мне принять вертикальное положение.
– Вы вызвали скорую?
На удивление, боли в теле я не ощущала, а вот холод пробрался, казалось, под кожу и внутрь костей. Я всё сильнее дрожала, а зубы стучали друг об друга, создавая равномерную трель.
– Скорую? – спросил мужчина и наклонил голову набок. – Это вторая Шапочка?
– К-как-кая ещ-ще Ш-шапп-почка? Вы что, пьяны?!
Я пыталась возмущаться как можно увереннее, но с каждым словом меня покидали и силы. Голову продувало, словно я только-только искупалась и вышла на мороз с мокрыми волосами, рискуя подхватить менингит.
– Она тронулась умом? – вдруг вкрадчиво спросил вникуда сбивший меня мужик, но затем из-за его спины вышел второй. Такой же бородатый, чернявый, с желтыми зрачками, но более крупный, казавшийся на моем фоне просто великаном.
От шока я даже дрожать перестала, глядя на них обоих снизу вверх. Темно-серые плащи, накинутые поверх их плеч, казались мне излишне вычурными, не подходящими под современный стиль и городской антураж.
Волнение длилось недолго, было вытеснено очередным порывом ветра, от которого меня бросила в озноб, и я снова обхватила себя руками, не веря, что весь этот абсурд происходил со мной.
– Ч-что вы с-себ-бе п-позвволяет-те? С-сбили м-меня на своей м-машине и насмех-хает-тесь?
Зуб на зуб не попадал, и я бы сама с трудом еле поняла, что сама произнесла, но судя по наглой синхронной ухмылке бородачей, они окончательно решили выставить меня сумасшедшей, кинувшейся им под колеса тачки.
– Люди совсем обнаглели. Мало того, что без ритуальной одежды начали переправлять нам девиц на полнолуние, так еще и полоумных, – цокнул первый мужчина, показавшийся мне поначалу ласковым добряком.
Второй же был немногословен и мрачен, смотрел на меня сверху вниз недобрым взглядом. Хотелось укрыться от него за ближайшим кустом, но его взгляд был настолько цепким и безэмоциональным, что я не могла двинуться с места.
– Где твоя лодка? – спросил он вдруг, и я впервые услышала его голос.
Низкий баритон, от которого внутри стало остро-сладко, и я не сразу поняла, что это обморожение играло со мной злую шутку. Клонило в сон, но я усиленно дергала туда-сюда ногами и подпрыгивала на месте, удивляясь, как мое сердце до сих пор не остановилось от такого климатического стресса.
Я уже хотела плюнуть на правосудие и скорую помощь и убежать домой, где тепло и меня ждет горячий душ и ароматный чай. Но когда оглянулась по сторонам, оцепенела.
На проселочную дорогу нашего коттеджного поселка представшее моему взору место было не похоже даже отдаленно. Единственное, что показалось мне знакомым, это лес, и тот был гораздо пышнее и выше, а вот на всю округу не было ни одного знакомого мне дома. Только припорошенные снегом кроны деревьев. Обернулась, но за спиной откуда ни возьмись появилось вдруг озеро, которого в наших краях отродясь не было.
Нарастающая паника застила мне глаза, и я встала на носочки, выискивая взглядом хотя бы машину, которая чуть не размазала меня по асфальту, но и той не наблюдалось.
Только я. Два бугая. И лес кругом. Ни единой живой души больше.
– Я д-домой, – выдохнула я и увидела вдруг облачко пара перед своим лицом. Неужели на улице настолько минусовая температура?
Только я занесла ногу, чтобы убежать и не связываться с этими ненормальными, но не учла, что от холода они стали деревянными и неповоротливыми, так что я запуталась в собственных ногах и чуть снова не упала, на этот раз лицом в промерзлую землю.
Реакция у второго бородача оказалась быстрой, и он подхватил меня до того, как я успела коснуться ладонями земли. Схватил поперек талии и держал, не давая мне упасть. Держал, как пушинку, словно я ничего не весила. Вот только я слишком хорошо знала, какие цифры показывают изо дня в день мои весы.
Восемьдесят пять килограмм. Совсем не дюймовочка.
– Если ты хотела самоубиться, Шапочка, надо было выбрать способ понадежнее, – снова раздался этот глубокий низкий баритон, от которого всё внутри меня сворачивалось в узел.
Будь я помоложе, решила бы, что это влюбленность с первого звука, но была немолода уже лет десять как, если не больше, и умела отличать страх от иных эмоций.
Меня поставили обратно на ноги, а затем накинули на плечи теплую меховую накидку, от которой стало гораздо теплее. Мужские длинные пальцы натянули на мою голову капюшон, а я хватала ртом холодный воздух, ничего не понимая.
Как я оказалась в этом незнакомом месте? А главное, когда?
Неужели я потеряла сознание после аварии, и горе-водитель, побоявшись уголовного срока, вывез мое тело глубоко в лес, понадеявшись, что меня съест местное зверье, не оставив в качестве улики ни одной косточки?
Кровожадная теория, объясняющая мое нынешнее положение и непонятливость этих мужчин.
– В-вы что тут, ролев-вуху уст-троили? К-какая я в-вам Ш-шапочка?
От чужого плаща стало теплее, и даже речь стала более понятной, но я всё еще продолжала стучать зубами и перебирать ногами, желая поскорее оказаться в тепле.
– Это какая-то игра? – снова заговорил первый бородач и почесал пальцами подбородок. В отличие от более крупного сородича, она у него была неопрятная, и не с первого раза, но я пригляделась, заметив в ней крошки от еды. Стало противно, но не мне ведь с ним целоваться, а его жене или девушке.
В этот момент ноздри второго бородача расширились, и он, не скрываясь, наклонился ко мне, схватил пятерней за шею и начал нюхать мой выемку кожи между моим затылком и спиной. Я оцепенела, не в силах вырваться из его жесткой хватки, а затем услышала угрожающий рык сзади. Не человеческий. От него волоски на теле встали дыбом, но я замерла, как заяц перед хищником, когда он загнал его в угол, откуда уже не сбежать.
Судя по виду, мужчины были младше меня по меньшей мере на десяток лет, и внутри всколыхнулся гнев за проявленное к моему возрасту неуважение. Когда мужчина, наконец, отпустил меня так же резко, как и схватил, я отскочила и развернулась к ним с яростным выражением на лице.
– Что вы себе позволяете? Молокососы!
– Молокососы? – усмехнулся бородач-номер-один. – Мы тебе что, щенки, по-твоему, чтобы молоком питаться, пигалица.
– Да какая я вам пигалица! Мне пятьдесят лет, имейте уважение к моему возрасту! – крикнула я и сжала зубы, раздражаясь всё сильнее.
Пока я тратила время на непонятных ролевиков, которые издевались надо мной, в доме остались мои дети, которые наверняка переживают из-за моего отсутствия и не находят себе места, сбившись с ног в моих поисках.
При воспоминаниях о сыновьях и дочери в горле встал горький ком, и я его еле как сглотнула, ощутив, как грудную клетку опоясывал обруч обиды и боли, что они не поддержали меня в самый важный момент моей жизни.
В это время бородач-номер-два с каким-то мрачным недовольством скептически осматривал меня, отчего стало неуютно и неприятно. Будто я лошадь на скотном дворе, которую пришел оглядывать новый хозяин. Еще бы рот попросил открыть, чтобы осмотреть зубы.
– Утопленницу спас я, можешь идти к себе в логово– авторитарно заявил другу мистер-шикарный-баритон и снова кинул задумчивый взгляд на меня.
– Ты же никогда не пользовался девками по ту сторону озера, брезговал, – ухмыльнулся скабрезно тот, кого я считала добрым мужчиной. За последние пару минут он успел показать себя во всей неприглядной красе.
– Что, понравилась рыжуля, Даган? – оскалился он снова, но вдруг осекся и испуганно сделал шаг в сторону.
В воздухе неуловимо что-то изменилось, не на физическом плане, а на более тонком, но я чувствовала лишь отголоски, в отличие от мужчины.
– Пошел вон! И чтобы я около своего логова тебя не видел.
Пока Даган подавлял своего друга, агрессивно оскаливаясь, до меня вдруг дошло, что тот сказал.
Рыжуля…
Ненавистный цвет волос, из-за которого в детстве меня дразнили морковкой и рыжей-бесстыжей, называли ведьмой и уродиной. Так что как только мне исполнилось восемнадцать, и я накопила денег с летних подработок, несмотря на возражения матери, первым же делом перекрасила волосы в каштановый. И с тех пор ни разу не возвращалась к рыжему родному цвету.
Я опустила голову и подняла руку, касаясь пальцами рыжих локонов на груди. Яркий морковный оттенок, о котором я забыла, как о страшном сне. Внутри всё похолодело от мелькнувшей в голове догадки, ведь я уже как десять лет стригусь коротко. С тех пор, как муж сказал, что мне больше идет каре.
Сердце загрохотало в капкане ребер, а я подняла руки, осматривая их на лунном свету. Кожа молодая и гладкая, какая бывает только у юных девушек. Как ни крути, какими дорогими кремами не пользуйся, а руки – первое, что выдает женщину в возрасте. Как и кожа декольте. Я коснулась ее следом, но пальцы заскользили хоть и по холодному, но эластичному бархату.
По венам потекла разгоряченная кровь, и я в спешке развернулась, подбегая к озеру. Упала в нетерпении на колени и наклонилась над водой, судорожной вглядываясь в водную гладь. Отражение было расплывчатым, но мое лицо в нем отражалось настолько хорошо, что я точно могла сказать, что это была не я. Точнее, я, но лет тридцать назад.
Ощупывая кожу, пыталась осознать, что, оказавшись на пороге смерти, я вдруг помолодела на три десятка лет всего за одну ночь. Но разве это может быть правдой?
Я бы могла и дальше истерично смеяться и неверяще качать головой, как вдруг в том же отражении увидела то, что никак не вписывалось в мое мировоззрение. И точно не могло быть правдой.
Подняла голову, чтобы убедиться, что это игра воображения или проекции, но в небе висело две луны. Сизо-серые и почти идеально круглые с такого расстояния.
– Завтра полнолуние, человек, – раздался вдруг сзади грубый и жесткий баритон бородача Дагана. – А теперь идем, нужно успеть попасть в логово до полуночи.
Бородач сложил на груди руки, отчего стал казаться еще крупнее, и взгляд его показался мне мрачным, особенно при свете двух лун.
Я не успела оправиться от мысли о том, что попала в другой мир, так что предусмотрительно молчала, хотя внутри меня бушевала целая буря эмоций, от которых хотелось кричать.
И только близость двухметрового мужика, который не отличался ни разговорчивостью, ни приветливостью, заставляла меня стоять, словно воды в рот набрав. Откровенно говоря, от его взгляда у меня тряслись коленки, но я убеждала себя, что ничего плохого он мне не сделает. Он ведь дал мне свой утепленный плащ, чтобы я не окоченела, а теперь зовет в свой дом. Речь у него была только странная. Логово. Мужики и в другом мире оставались сплошь дикарями.
– Поч-чему до полуночи? – спросила я, насторожившись, когда вдруг услышала вой. Одинокий, но пугающий, от которого вдоль позвоночника прошла дрожь.
– Хочешь стать общей девкой для бродяг? – холодно произнес он, сверкнув сталью глаз.
В отсвете лунного блеска мне на секунду почудилось, что они поменяли цвет, но когда пригляделась, они по-прежнему оставались желтыми. Наверное, люди в этом мире всё же выглядели по-другому. Повезло, что они тоже ходили на двух ногах, имели две руки и одну голову.
Я, может, никогда и не была фанаткой любовных романов о попаданках в другие миры, но фантастические сериалы любила, так что моей фантазии хватило, чтобы предположить, какие несуразные и непонятные для человеческого восприятия существа могли жить во вселенной.
– Для каких еще бродяг? – уточнила я и сжала полы плаща сильнее.
Пальцы уже задубели, и я как будто не чувствовала верхние фаланги, но идти с незнакомцем не спешила. Мое сознание всё еще саботировало реальность, и я даже ущипнула себя пару раз, но мои надежды оказались тщетны. Мало того, что я продолжала стоять зимой в снегу едва ли не босая, так еще и не ощутила боли, что встревожило меня гораздо сильнее.
– Салман был прав. Неужели ты ударилась о борта лодки головой, когда решила утопиться? Недалекая. Бестолковая, – вынес он равнодушно вердикт.
Провел пальцами по бороде, оглядывая меня с головы до пят с каким-то хищным прищуром. Показалось, будто он прикидывал, стоило ли ему вообще меня приглашать к себе в дом, и в этот момент у меня в душе вдруг заворочалось беспокойство. Он ведь единственный, кто сейчас может мне помочь, если я и правда иномирянка в другом мире. Иначе я задубею здесь к утру и превращусь в сосульку, окончательно двинув кони.
– Что значит, я решила утопиться? – спросила я, когда во второй раз услышала намек на то, что я недалекого ума. Даган не спешил отвечать. Игнорировал мой вопрос.
– Проведешь полнолуние со мной, – сказал он, наконец, и кивнул сам себе. – Что мне твой ум, не до разговоров нам будет.
В душе в этот момент всколыхнулась нехорошая догадка, и я отшатнулась, чувствуя, как страхом полоснуло сердце. От Дагана мои действия не укрылись, вызывая гнев, практически следом вспыхнувший в его хищных глазах.
– Так противны оборотни?! – выплюнул он и оскалился, дергая верхней губой.
Я снова отступила, делая шаг назад, ощутив витающую в воздухе угрозу. Напряжение усилилось, а сердце птичкой заклокотало, пытаясь вырваться из реберных прутьев.
– К-какие еще об-боротни?
От страха я снова начала заикаться, а когда прозвучал очередной вой, на этот раз громче и ближе, едва не вскрикнула, поглядывая на кромешную тьму со стороны леса. Сильнее зажала с двух сторон капюшон, когда он чуть не слетел из-за очередного порыва ветра, и снова глянула на крупного бородача, который стоял, сцепив зубы с такой силой, что на скулах проступили желваки.
– Долго мне еще ждать тебя, женщина? Выбирай! Или смерть от бродяг, которые поимеют тебя всей стаей, или я! – рыкнул он вдруг, впервые проявляя такую бурную агрессию, и моментально развернулся. Ушел, не оглядываясь, чтобы проследить, следую ли я за ним.
Не прошло и пары секунд, как я приспустила за ним, так как деваться мне было некуда. Рядом бродили волки, которые не прочь мной полакомиться, а вокруг больше не было ни единой живой души, готовой оказать мне помощь.
– Как далеко твой дом? – спросила я, стараясь не отставать от мужчины ни на шаг. Неизвестность пугала, но я была не маленькой девочкой, а взрослой женщиной, которая умела терпеть.
– Меньше вопросов, женщина, и цены тебе не будет, – хмыкнул взявший себя в руки и ставший снова безэмоциональным Даган, отмахиваясь от меня, и даже не сбавил шаг. Несмотря на то, что на нем остался лишь один черный свитер, по нему не было заметно, что мороз и ветер хоть как-то доставляли ему неудобства.
– У меня вообще-то имя есть, – слегка обиженно сказала я, вдруг неуместно вспомнив отношение ко мне моего мужа.
Он часто использовал игнор, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватой, если считал, что я его унизила или обидела, а поводов всегда было предостаточно, особенно когда дети были маленькие.
Задержалась с работы на десять минут.
Не приготовила завтрак, потому что проспала.
Его не волновало, устала ли я, болела ли. Главное, чтобы все свои обязанности по дому я выполняла своевременно.
В груди нарастала боль, и я вдруг задумалась о том, что сейчас могу вспоминать обо всем и видеть, что Дима всегда относился ко мне потребительски, но я этого не замечала. Не хотела замечать. Оправдывала.
Несмотря на мои попытки освободиться и заставить бородача опустить меня на землю, он никак не отреагировал ни на мои крики, ни на брыканья, ни даже на мои укусы, когда я попыталась прокусить ткань его брюк на ягодицах.
Он даже не вздрогнул, только сильнее шлепнул меня по бедру и шел вперед, не обращая внимания на мое недовольство.
И молчал.
Последнее раздражало и выводило меня из себя сильнее, чем тот факт, что мужчина обращался со мной так бесцеремонно, как не позволял себе в отношении меня еще никто.
Нес меня на плече лицом вниз, как мешок с картошкой, словно это было в порядке вещей. От гнева и досады я даже позабыла о том, что чувствовала холод. По телу вдруг прокатилась волна тепла, от которой я замерла в ужасе. Волна была похожа на те откаты, которые были у меня, когда я столкнулась с климаксом. Приятные, но вместе с тем свидетельствующие, что мой век красоты и молодости окончен.
Я оцепенела, выжидая новую волну, но к счастью, ее не последовало, и я уже было решила, что это было холодовым шоком, как вдруг Даган снова погладил меня по пятой точке, и по всему моему телу снова расползлось тепло.
– Что ты сделал со мной? – выдохнула я с облегчением, когда осознала, что ранний климакс в омоложенном теле мне не грозит.
Кто бы что ни говорил, а это неизбежный этап старения, которого ты всеми силами хочешь избежать, но это то единственное, чего ты отсрочить не можешь.
– Согреваю тебя, женщина, – хмыкнул в кои-то веки бородач, на этот раз не проигнорировал, хотя ответа с его стороны я уже и не ждала. – Или хочешь превратиться в сосульку, пока я донесу тебя до логова?
– Нет.
Я насупилась и слегка приподнялась, так как от того, что висела вниз головой, вся кровь прилила снизу вверх, отчего стало нарастать давление.
Мы шли еще минимум минут десять, но в отличие от меня, бородач настороженным не выглядел. Мышцы были расслаблены, шаг спокойный и широкий, что я не могла не подметить. Даже когда вой стал громче и ближе, Даган не волновался, хоть и прислушивался к тому, что происходило в лесу.
Я догадывалась, что он просто не боялся этих пресловутых бродяг, которыми пугал меня, и немного расслабилась.
Вопреки моим страхам и представлениям о логове, как о неухоженной сырой пещере с холодными стенами, логово оборотня оказалось обычным домом. Одноэтажным, но добротным, построенным из крепкого бруса.
– Без глупостей, женщина. Я не настроен бегать за тобой по всему лесу и догонять не стану, ясно? – произнес Даган, как только спустил меня с плеча и поддержал, пока я пыталась не упасть, потеряв равновесие.
Головокружение постепенно сошло на нет, и я смогла в полной мере оценить стоящий передо мной дом. От него веяло обжитостью и теплом, так что я замешкалась лишь на секунду, но кинула взгляд в непроглядный лес, а затем вздрогнула, когда на меня из темноты посмотрела пара горящих желтизной хищных глаз.
Мое сердце заколотилось, и я сделала несколько осторожных шагов к крепкому крыльцу.
Даган кинул на лес и нежданных гостей насмешливый взгляд, который как бы говорил, что дикарям тут ловить нечего. В ответ раздался недовольной строптивый рык, но резко утих, когда Даган оскалился, демонстрируя полный рот острых зубов.
И тут до меня дошло, что все мои догадки оказались не обычной фантазией поехавшего головой человека, а суровой реальностью.
– Иди в дом, женщина! – рявкнул вдруг на меня бородач и сверкнул глазами, отчего я едва ли не бегом направилась к двери.
Она оказалась открытой, так что внутрь я вошла первой. Выключателя рядом на стене не нашлось, а где он мог быть еще, не знала, поэтому просто осторожно сняла тапки, в которых щеголяла на босу ногу, и с удовольствием ступила босыми пятками на ворсистый ковер.
В доме было натоплено и уютно, хоть и темно, но я надеялась, что когда Даган войдет следом, то решит эту проблему. А когда сзади захлопнулась дверь, и мы остались наедине в замкнутом пространстве, меня пробрал запоздалый страх.
Вокруг царила тишина, было слышно только наше общее дыхание в унисон, и я не шевелилась, боялась сделать лишнее движение.
– Боишься? – хмыкнул Даган и подошел вплотную ко мне.
Я буквально чувствовала на макушке его горячее дыхание, а на спине – жар его тела. Он был настолько пылающим, словно батарея в самый холодный сезон зимы.
– А не должна? – спросила я, разомкнув сухие губы. Хотелось пить, но я боялась произнести лишнее слово. Чувство, словно вошла в логово зверя, который уже не отпустит свою добычу.
– Странные вы, люди, – последовала задумчивая фраза, пропитанная легким недоумением. – Боитесь нас, оборотней, а своих женщин всё равно отправляете нам на откуп раз в месяц. Слабые самцы. Пугливые самки. Слабое от вас потомство получится. Бракованное.
По коже прошел холодок, а вдоль позвоночника волна страха. Я медленно развернулась, не желая больше стоять к мужчине спиной, и вздернула подбородок, вглядываясь в темноте в его бородатую харю.
Кое-какие догадки уже начали формироваться у меня в голове, но я опасалась задавать уточняющие вопросы. Кто знает, как в этом мире относились к иномирянкам, а рисковать я не хотела.
Мое сердце рухнуло вниз, обосновавшись где-то в районе живота, а руки затряслись, не в силах подняться вверх в защитном месте.
Я буквально оцепенела, ожидая, что он схватит меня за волосы и потащит насилу в спальню, чтобы утолить свои низменные потребности тотчас, но этого не произошло.
Когда он поравнялся со мной, даже не кинул в мою сторону мимолетный взгляд.
Даган вдруг неожиданно прошел мимо, не подозревая, какие страсти кипели у меня в груди, как ее свело судорогой.
Он подошел к противоположной стене за моей спиной, завозился, а затем зажег пламя свечей в канделябре. Свет был тусклый, но освещал всё помещение, напоминающее мне стиль лофт в квартире-студии без стен между кухней и гостиной.
Внутри было тепло, от натопленной печи исходил жар, так что я сняла плащ и растерянно заозиралась по сторонам. Вешалки в поле зрения не наблюдалось, так что я застыла с плащом в руках и настороженно наблюдала за действиями Даган, который обо мне, казалось, забыл. Занимался своими бытовыми делами, не обращая на меня внимания.
Разворошил поленья в печи, налил из ведра в допотопный чайник воды и поставил его на печь.
Всё это сильно напоминало мне прошлое, когда я ездила к бабушке с дедушкой в деревню. Электрических чайников тогда еще не водилось, и порой они подогревали воду и в кастрюльке.
– В чем твоя выгода? – спросила я с вызовом, когда молчание между нами затянулось, а в воздухе повисло напряжение.
Может, так казалось только мне, но я никогда не любила неизвестность и сюрпризы, которые ассоциировались у меня с нежелательными переменами.
– Выгода? – задумчиво повторил за мной Даган и выпрямился, закрывая створку печи.
Снял с больших рук такие же огромные перчатки и положил их недалеко от печи. Выпрямился и повернулся ко мне, отчего его глаза в тусклом свете свеч казались мне более звериными, чем человеческими.
– Да, выгода. Что тебе нужно от меня?
Наивной малолеткой я уже давно не была, так что не заблуждалась на счет того, что мужчина весь такой из себя благородный и спасает заблудившихся девиц по ночам.
А учитывая, что он и человеком не был вовсе, это вызывало еще большую настороженность. Ведь это означало, что и повадки у него должны были быть больше звериные, чем человеческие.
Моральные принципы у животных отсутствовали, так что волноваться мне было отчего.
– Не догадываешься?
Вместо ответа Даган усмехнулся и подошел к окну. Отодвинул плотную шторку темно-синего цвета и пригляделся в темноту, словно и правда мог что-то разглядеть в ней.
– Будет лучше, если ты озвучишь свои намерения вслух.
– Намерения? – произнес он задумчиво по слогам, но не обернулся. – Какие мы слова интересные знаем.
Он говорил медленно, на распев и растягивая слоги. Словно издевался надо мной или говорил с умственно-отсталой. Это не могло не раздражать, но я сдерживалась, прекрасно управляя своими эмоциями.
За годы брака с абьюзером и тираном научилась профессионально скрывать свои чувства и делать вид, что всё хорошо.
Не то умение, которым стоило гордиться, но весьма подходящее для той, кто оказался в логове зверя неизвестной этиологии.
– Я оказалась на вашем берегу против своей воли, – осторожно сказала я, пытаясь понять, какая у него будет реакция.
– Тогда бы ты была уже мертва.
Бородач пожал плечами и задвинул шторы обратно. Обернулся, сложил на груди руки и вдруг обратил на меня внимание.
Нет, он и раньше видел меня, но в этот раз взгляд был немного иным. Будто он впервые именно смотрел. Изучал и оценивал на свой лад.
Молча. Без эмоций на красивом лице. Даже через бороду я могла разглядеть красивые черты и выделяющиеся ярко-желтые глаза.
Он говорил равнодушно, просто констатировал факты, но собственных чувств не проявлял. Был каким-то безэмоциональным, и я терялась, не понимая, как себя вести. Как воспринимать его? Несмотря на подспудный страх и логику, которая уверяла, что мне нужно быть настороже, угрозы от мужчины я не ощущала.
При этом он не казался мне безобидным, но его энергетика не отталкивала, несмотря на немногословность и некую отстраненность, которая навевала мне определенные опасения.
– Это угроза? – сглотнув, спросила я.
– Если бы я тебе угрожал, ты бы не задавалась подобным вопросом, женщина.
Его рокот и то, как он произносил слово “женщина” вдруг не взбесили, а отозвались во мне ответным теплом. Я нахмурилась, начиная подозревать его в воздействии на меня, но озвучивать свои подозрения вслух не стала.
– Тогда с чего мне быть мертвой?
– Самки, которых люди переправляют через озеро, знают, что их здесь ждет. Не желай ты оказаться здесь и сейчас, была бы уже мертва.
– Ты же сам сказал, что я утопленница, – прищурившись, возразила я.
Это было неправдой, ведь топиться я не собиралась. Наверняка оказалась в озере случайно и начала тонуть, так как была без сознания.