Спустя 6 лет
после событий первой части
Когда прошлое хочет ударить, оно бьет наотмашь!
Арина
- Девочки, берегите челюсти. Не стукните ими об стол! – Сонечка заходит в подсобку для персонала, обмахиваясь подносом, будто ей жарко.
- Видела, да? – подхватывает Люси. - Я тоже чуть слюнями не захлебнулась.
Люси – британка, поэтому официантки болтают по-английски, и я их понимаю. С испанским у меня пока тяжело.
Мне не до разговоров, да и язык далёк от совершенства. Занята тем, что стараюсь вместить на поднос сразу несколько тарелок с горячим, стараясь, чтобы они не соприкасались.
Я очень стараюсь. Не дай бог подливка перельется и испачкает белоснежный фарфоровый край. Меня менеджер четвертует, а я так рассчитываю на чаевые или премию.
- Арина, подожди не выноси, – кричит мне Сонечка, она же Софи. Русская девушка из семьи, куда я приехала по обмену. Она и позвала меня помочь, а я с радостью согласилась подработать. Мне нужны деньги, грант покрывает затраты на обучение и проезд, но не на личные расходы. - Там сейчас тост будут говорить. Еще не хватало испортить торжественный момент.
Не сейчас, так не сейчас. Отбрасываю за спину светлые пряди, выбившиеся из хвостика, и иду к подносу с грязными бокалами, составляю их, чтобы отнести на мойку.
- Этот красавчик и есть их директор? – Свистящим шёпотом интересуется Люси.
- Или главный партнёр, я не знаю. Я ушла побыстрее, пока трусы не намокли. - Хихикает Соня. – На Джастина Тимберлейка похож, не находишь?
- Не, на Энрике Иглесиаса.
Чтобы утвердиться в своих словах, Люси подходит к стеклянному окошечку двери, отделяющей гостей от персонала, и, привстав на цыпочки, заглядывает в зал.
- Ох, хорош! – Выдыхает с восхищением. – А это кто рядом? Жена?
- Не знаю, - вступает Софи, - лицо у неё знакомое, подожди. Вот, недавно видела.
Софи достаёт из карманчика фартука телефон и начинает скролить экран. Пальцы так и порхают, сразу видно опытного пользователя соцсетей. Не то, что я...
Специально нигде не регистрируюсь, чтобы не терять времени на ненужные занятия. Наверное, опытный психолог сказал бы, что у меня недолеченная душевная травма. Но нет... В моей жизни всё расписано, как в ежедневнике, и я не оставляю себе места для занятий, которые крадут время.
Через пару недель вернусь домой, буду вести факультатив по искусству европейских народов. Для души продолжу заниматься живописью. Потом закончу аспирантуру, напишу диссертацию. Буду и дальше читать лекции в своём универе, когда-нибудь стану завкафедрой. Может быть, выйду замуж за Лёву. Он хороший парень, надёжный...
Всё правильно, всё так, как нужно. Но почему-то, когда представляю свою грядущую жизнь, мне становится тоскливо до одури и скучно.
Задумавшись, отвлекаюсь. И тут же сажаю на белоснежную блузку крошечное пятнышко красного вина из недопитого бокала.
Вот чёрт!
Почти незаметно! Но если менеджер увидит...
Бросаю свой тетрис с грязными стаканами и, схватив первую попавшуюся салфетку тру блузку. Пятно на глазах превращается в грязно-бурую кляксу.
Какая же я растяпа! Несусь к крану и судорожно пытаюсь замыть пятно. Стресс и нервы – не лучший способ избавиться от грязи. Получается только хуже.
Плакала моя премия, ещё и за химчистку вычтут!
- Вот она, смотри! – Софи победно тычет экран в лицо Люси. – Елизавета Соколова, русская модель, блогер, основательница дизайнерской линии одежды и косметики. Почти миллион подписчиков. Вау!
Не оставляя попытки избавиться от пятна, недовольно кошусь на девочек. Наше дело простое. Принесли, унесли, всё... До свидания. А блогер там, директор или простой работяга – какая разница?
Люси отлипает от окошка и сосредоточенно увеличивает пальцами изображение русской модели. Разочарованно тянет:
- Этот красавчик, её жених. Так и знала... Вон какие романтичные фото! Ой, смотри... Рука с кольцом. У них свадьба что ли? Как найти себе такого же, а?
Вопрос Люси риторический и не требует ответа. Но Софи с радостью подхватывает.
- Ничего особенного, кому-то повезло родиться с золотой ложкой во рту. Папочка у неё явно не на заводе работает. И жених нашёлся ей под стать, богатый и успешный красавчик. Явно, его тоже не доярка вырастила.
- Таким, как мы, ничего не светит. – Грустно вздыхает Софи. – Где они, и где мы.
Где они, и где мы!
Эта фраза выбивает меня из колеи. Опять это мерзкое ощущение, будто я проглотила тяжёлый металлический шар, и он катается по моим внутренностям, давя любую легкость.
Да, как бы я не старалась, я не смогу стать ровней тем, кто сейчас сидит за тем столом. Мой опыт показывает, что выше головы не прыгнешь. Ничего хорошего не выходит. Только напрасные надежды и переживания.
Сколько я не пыталась избавиться от воспоминаний, стараться не думать о Кире, иногда приходится. Вот как сейчас... Одно случайное слово, и лампочкой включается ощущение своей никчемности.
- Арина, ты хоть посмотри на ходящий тестостерон на ножках. Вернёшься в Россию, будешь рассказывать, какие у нас мужчины.
- Арина, что ты там возишься? Реально, выгляни. – По-русски зовёт меня Соня. – А то брякнешься с подносом от неожиданности, когда увидишь. – И тут же охает, увидев мокрое пятно на животе. – Нда... Уже успела устряпаться. Как вот тебя в зал к приличным людям выпускать? Я же за тебя поручилась.
Люси не понимает русской речи, но увидев мою блузку сама понимает причину недовольства коллеги.
- Не переживайте, всё хорошо, девочки. – Воркует по-английски, и подходя ко мне, командует. – А ну, повернись!
Послушно поворачиваюсь, и Люси, развязав тесёмки фирменного фартука, приподнимает его мне и завязывает под грудью.
- Вот отлично вышло. – Поворачивает меня, как манекен, туда-сюда. – Ничего не видно. И сейчас модно так, высокая талия. Главное, что чисто!
От спокойствия до хаоса – один бывший!
Арина
Делаю шаг назад. Инстинктивно пячусь, как рак-отшельник, уходя от опасности.
Да я и есть рак! Закрылась в раковине, стараясь не думать, не вспоминать. А прошлое всё-таки ломает мой панцирь. Небрежно прокатывается по моей защите катком случайностей, а острые осколки больно впиваются в сердце.
Я привыкла к спокойствию, когда душа не рвётся и сердце не колотится при звуке мессенджера. Первые дни после того, как Кир исчез, я боялась выпустить подаренный им телефон из рук. Не расставалась с ним даже на процедурах. Нежно гладила золотистый корпус и просила: «Ну напиши мне!». И страшно переживала, что с Киром что-то случилось.
После визита Полины, которая сообщила, что Кир жив и здоров, но теперь в Швейцарии, долго отказывалась поверить в то, что он мог так поступить со мной.
- Время всё лечит, дочка, - говорила мама, гладя мои вздрагивающие плечи. Но её собственные глаза, в которых застыла вечная боль, служили плохой рекламой этого выражения.
Если бы она хоть раз упрекнула меня фразой «Яжеговорила!», наверное, я бы не смогла ей доверять. Маме хватило мудрости ни разу не упрекнуть меня. Она просто была рядом.
Но почему-то сейчас, когда пячусь назад, я вспоминаю все мамины предупреждения и отчаянно жалею, что не послушалась.
Вот же он, Кир Рейгис! Живой и вполне цветущий, сидит в обнимку с диснеевской принцессой. А я вынуждена подносить ему горячее! И вряд ли он сильно страдал все эти годы.
Пальцы, сжимающие поднос, дрожат. Да и ноги, как ватные. Самой бы не упасть.
- Девушка, у вас только одна тарелка? – Красавица оглядывается на меня. – Куда же вы?
Кир, как попугайчик-неразлучник, поворачивает голову вслед за ней. Скользит по мне скучающим взглядом и, вздохнув, обращается к своему соседу.
У меня внутри всё обрывается. Тарелки жалобно звякают на подносе.
Будто вздрогнув, Кир резко поворачивается и потрясённо смотрит на меня.
- Арина? – шепчет одними губами.
Вожу головой из стороны в сторону, не зная, что сказать. Всё отдала бы сейчас за возможность дёрнуть ворот, чтобы вздохнуть! Грудь, туго перетянутая фартуком, лишает меня возможности сделать спасительный вдох.
Терракотовые глаза, которые я когда-то рисовала, смотрят с удивлением. Кир ошарашенно рассматривает мой поднос. Потом впивается взглядом в моё лицо и глухо хрипит:
- Что ты здесь делаешь?
- Работаю...
В губы будто вкололи анестезию. С трудом произношу простые слова.
- Вы знакомы? – Мило улыбается невеста.
Она что, всегда улыбается?
- Да, учились вместе. Недолго... – хрипит Кир, не отводя от меня взгляда. – В университете.
Меня будто бьют под дых, заставляя согнуться над тарелками от боли.
«Учились вместе». Вот и всё! Мама была права, он просто поиграл со мной, покуражился. Ничего другого я и не заслуживаю.
Такие, как я – не пара таким, как он!
Вот его пара – красавица и модель. Разве нас можно сравнивать?
- Прикольно, - щебечет его спутница, отбрасывая за плечи копну вьющихся волос. – Надо же как бывает... Обслужишь бывшего сокурсника? Мы морепродукты заказывали.
Киваю и пытаюсь сглотнуть. У меня в горле тоже морепродукт. Там застрял морской ёж, впился колючками.
Осторожно, мелкими шажками подхожу к Киру. Слева, как положено... стараюсь не дышать, чтобы не вдохнуть его запах и не свихнуться окончательно.
Медленно сгибаюсь, будто у меня штырь в теле от макушки до копчика, и ставлю на стол тарелку с гребешками в кляре. Руки дрожат так, что у гребешков сейчас шторм, их болтает туда-сюда.
Кир перехватывает тарелку, успевая предотвратить цунами из подливки. Слегка приподняв бровь, смотрит мне в глаза.
«Тебе без очков лучше!»
Он не говорит, но я датчиком, встроенным в подкорку, улавливаю его мысли!
- Детка, давай быстрее, - цедит по-английски толстяк рядом с Киром. И что-то недовольное бурчит про качество обслуживания.
- Извините, - автоматически отвечаю, поворачиваясь к нему.
При этом касаюсь плечом Кира, чувствую через одежду его тепло. И это оказывается последней каплей, ломающей моё самообладание. Вздрагиваю, словно через меня пропустили 220.
Дальше всё происходит, как в тумане.
- Эй-эй, - верещит кто-то из сидящих напротив. – Осторожнее!
Я, как в замедленной съемке, пытаюсь подхватить тарелки, но гребешки уже плывут по брюкам Кира. Я не слышу грохота, воплей, причитаний диснеевской принцессы. Молния, вспыхнувшая внутри меня, ослепляет и оглушает.
- Перестаньте, всё в порядке, - произносит Кир, подняв руки вверх, будто сдаётся.
Его голос пробивается сквозь гулкую тишину.
- Ты что творишь! – злобное шипение администратора и тычок в рёбра приводит меня в чувство.
Одной рукой администратор подхватывает поднос с месивом из гребешков и фарфора, другой - за локоть тащит меня в подсобку.
Последнее, что я вижу - Кира, который, обернувшись, пьёт меня взглядом. А потом смотрит на мой вздёрнутый фартук и встаёт, даже не пытаясь отряхнуть брюки.
А потом дверь хлопает, отрезая меня от зала.
Прошлое должно оставаться в прошлом
Кир
Первое время я скучал по Арине и очень злился на отца. Сколько мы с ней были знакомы? Месяц, не больше. Сам не понимал, почему мне не хотелось написать Дэну и было вообще плевать на жирного Тоху.
А без Арины я изнемогал. И мне было странно, почему я так к ней привязался. Меня не колыхала её возвышенная лирика. Но рядом с ней мне было хорошо! Я не препарировал свои ощущения, не анализировал их, просто вёл себя так, как хотел. А хотел я только одного, чтобы в её глазах мелькали живые искорки.
И мне было плохо без неё. Очень! Особенно мучило меня то, что я даже не попрощался! Страшно представить, что она могла себе придумать.
Телефона Арины, да и Тани, у меня не было, да и всё равно, отец вряд ли бы пропустил такое сообщение. Тогда с мобильного своего соседа отправил сообщение Полине с просьбой передать Тане, что мне нужна её помощь по какому-то предмету и попросил писать на другой номер.
Подстраховался по полной! Надеялся, что не вызову подозрений у Полины, и через подругу как-то выцеплю Арину.
Конечно, Полина оживилась, обещала сделать всё, как надо и немного со мной поболтала. Я выслал ей пару фоток, что отвязалась и стал ждать.
Спустя пару недель я понял, что надо было быть полным идиотом, чтобы довериться этой дуре. Хотя в моей телефонной книге, тщательно зачищенной отцом, более подходящих кандидатов не обнаружилось.
Внутри поселилась пустота. И я бы, наверное, залил её алкоголем, не сдержавшись. Но в кампусе были слишком строгие правила. Один раз попытавшись надраться, получил строгое дисциплинарное взыскание. Воодушевившись тем, что меня за подобное поведение отчислят и отправят домой повторил свою попытку и даже разбил телек в общей комнате, чтобы наверняка сработало.
Только вместо билета на самолет мне вручили лопату, отправив чистить двор от снега. И пригрозили, что в следующий раз я получу туалетный ёршик в качестве приза за плохое поведение.
Всю свою нерастраченную энергию я бросил в учёбу. Больше в этом грёбаном университете заняться было нечем! Вникал в малейшие нюансы, зубрил... Отвлекался от книг только на сон и на еду. Только так я мог заглушить злость на отца и переживания за неё.
Хотя отец выслал мне чеки на оплату лечения, всё равно, в груди горело и жгло. Мало ли, вдруг она не поправилась или плачет днями и ночами, проклиная меня.
Я успокоился, когда нашёл её в соцсетях. Совсем свежий профиль, закрытый от комментариев. Будто специально создала, чтобы я не переживал и не думал. Увидел фотографию, где она улыбаясь стоит, слегка подогнув одну ногу, и успокоился.
Главное, что она идёт на поправку, остальное - дело времени. Рано или поздно, я вернусь.
Я продолжал учиться. Шли месяцы, и однажды я поймал себя на мысли, что целый день не думал об Арине. А потом, такие дни стали случаться всё чаще.
Нет, я её конечно вспоминал, но уже без надрыва. Когда случалось что-то, напоминающее о ней. Заиграет какая-нибудь песня, или вдруг рядом кто-то начнёт обсуждать искусство – сразу внутри включалась сирена. Наверное, если бы увидел Красного коня, меня бы вообще накрыло. Но с конями в кампусе было не очень...
Зрение стало садиться из-за того, что я ночами просиживал за книгами, и, когда мне выписали рецепт на очки – что-то внутри ёкнуло. Вот по таким мелочам у меня и начинались сердечные судороги.
Подсознательно сам старался избегать этих ощущений, и всё реже возвращался в прошлое.
Началась практика, я увлёкся проектами. А на последних курсах уже проходил стажировку в фирме друга отца.
Как-то раз, когда накатила тоска, открыл её страничку. И меня бросило в жар! Кроме старого фото, было ещё что-то. И за те пару секунд, пока загружались несколько свежих фотографий, кажется, обзавелся седыми волосами.
На одной из фото, Арина вместе с подругами бросали вверх шапочки в знак окончания университета. Она смотрела вверх, а на ней была эта идиотская хламида, которую зачем-то одевают на выпускников.
Улыбнувшись, погладил её лицо. Всё такая же, только от очков избавилась. Ей хорошо, я же говорил! Узнал других девчонок, некоторых забыл, конечно. Но многие лица из памяти не выбьешь, как ту же Полину.
На следующей фотографии Арина с важным видом сидела за компьютером. Кажется, в своём кабинете. Крутая, что сказать. Вряд ли специально заняла его для съемок, на неё не похоже.
Потом ещё несколько кадров, где она гуляет, сидит в кафе... А потом внутри противно заныло, потому что Арину обнимал за плечи какой-то парень. Жадно вгляделся в её лицо, увеличил его на весь экран, чтобы не замечать отвратного мужика рядом. Как бы не хотел убедить себя, что ей противно сидеть рядом с этим уродом, или это просто друг-начальник-брат подруги, ничего не получалось. Она смотрела на парня с улыбкой – бодрой и счастливой, а не вымученной и грустной.
А следующее фото меня убило. Потому что там были переплетённые руки с кольцами, а на фоне виднелся ЗАГС, легко узнаваемый по вывеске.
Я захлопнул крышку ноутбука и несколько минут сидел, приходя в себя. Чувствовал, как постепенно успокаивается бешеный пульс.
Чего я хотел? Чтобы она сидела и ждала меня?
В груди стояло неприятное жжение, я чувствовал, что Арина это сделала специально. Создала хронику своей жизни, чтобы я знал.
Ладонями потёр лицо, стирая остатки недоумения и иррациональной обиды.
Она молодец! Всегда была сильной и смелой. И кто я такой, чтобы лезть в её жизнь. Она сама дала мне понять, что у неё всё хорошо. И, возможно, Полина передала ей моё сообщение. Только я об этом не узнаю. И не хочу знать. Потому что прошлое должно оставаться в прошлом.
Может быть это и к лучшему...
***
За столом я знаю всех мужчин. Уже познакомился с их спутницами, обернутыми в статусную упаковку. Успел переброситься обязательными вежливыми фразами и раздал комплименты дамам. План минимум выполнен.
Прошлое всегда находит путь, чтобы вернуться.
Арина
Ловлю своё отражение в стеклянной двери – бледное лицо, слегка приоткрытый рот, страдальческий излом бровей.
Взъерошенная и растерянная. Как птенец, выпавший из гнезда.
Администратор становится прямо передо мной, нависает мрачной глыбой, закрывая отражение. Втягиваю голову, такое ощущение, что он сейчас этот поднос вывалит на меня.
- Ты что творишь. – В ярости брызжет слюнями. - Безрукая дура!
Боится орать. Шипит, как скороварка, с которой вот-вот сорвёт крышку.
Моих знаний английского недостаточно, чтобы объяснить причину нервозности, из-за которой валится всё из рук. Да и нет таких слов ни в одном языке мира.
- Простите, сэр, - бормочу еле слышно. – Это больше не повторится.
- Конечно, не повторится! Проваливай, чтобы духу твоего не было!
- Да, - с облегчением выдыхаю.
Так будет лучше. Плевать на деньги, на чаевые, на штрафы. Я выйду отсюда, и щемящая противная тоска тут же стихнет, растворится на свежем воздухе...
Торопливо обхожу администратора, чтобы уйти.
Но я не успеваю. Дверь снова распахивается и Кир заходит, чуть не сбивая меня с ног.
В подсобке будто стены сдвигаются, она становится меньше. Или это у Кира плечи стали шире? Смотрю на него не дыша, и внутренняя паника опять набирает обороты.
Да что же это такое!
«Так, соберись! - командую себе. - У тебя пара секунд, чтобы прийти в себя».
Я не хочу, чтобы он видел моё волнение. Я отдала бы сейчас все, чтобы оставаться холодной и рассудительной. Чтобы он не заметил, как больно ранит меня наша встреча.
От него только беды и страдания. И физические, и моральные.
Я собрала свою жизнь по кусочкам не для того, чтобы он заявился сюда вместе со своей невестой и опять раскатал меня. На другом конце света, там, где даже мысли не было о том, что я могу его встретить.
- Простите, сэр! – Растерянный голос администратора рядом. – Мы уладим это недоразумение. Нерадивая официантка здесь больше не работает. Какой комплимент от заведения вы предпочитаете?
Он тараторит, а Кир в недоумении смотрит на склонённую перед ним лысину. Переводит взгляд на меня, снова на лысину и вдруг рявкает:
- Пошёл вон!
- Но, сэр! - Администратор поднимает голову, обижено поджимает и так узкие губы.
- Только попробуй её уволить! – продолжает Кир. - Я компенсирую все, понял? Кивни, если понял!
Тот мелко кивает и пятится, так и не выпуская подноса из рук. Заходит за угол и мне слышен грохот посуды. Видимо в психах швырнул поднос со всем содержимым в мойку. Хорошо, что не в девочек!
Наверное, чужие негативные эмоции заразительны. Потому что я теперь чувствую не растерянность и шок, а обиду на Кира.
Становится жаль себя, растерянную девчонку. Которая собралась с силами и выбралась из всего этого кошмара только потому, что рядом были близкие. Мама, Таня... Потому что деньгами поддерживал отец Кира. Но не он сам!
Даже медсестры аплодировали мне за каждый лишний шажок по тренажёру так, будто я на их глазах завязала в узел железный лом. А его не было! Он катался на лыжах и позировал в камеру, чтобы похвастать перед Полиной.
- Не надо было, – стараюсь говорить ровно, но голос дрожит. – Я всё равно ухожу отсюда.
Стараюсь сорвать фартук, но Люси слишком крепко завязала его на спине. Пальцы не слушаются, тереблю узел, но ничего не выходит. Он молчит, лишь выставил вперед руку, упёршись об стену, загораживая мне проход.
Плюнув на фартук, хочу нырнуть ему под руку и выскочить. Но он хватает меня за плечо.
- Пусти, что тебе нужно? – дергаюсь.
- Просто смотрю на тебя. Какая ты стала... Красивая, взрослая.
- Да, я такая. – Выпаливаю, глядя ему в глаза. – И хожу, как видишь. И не благодаря тебе!
Хочу быть равнодушной, но не выходит. Меня просто колотит, внутренности сводит узлом. Хочется его ущипнуть, уколоть побольнее.
Кир благодушно улыбается, будто не видит моей обиды:
- Я заметил, что ходишь. А танцуешь?
- Ещё как! Тебя ждут, а мне пора.
Но его рука всё еще лежит на моём плече, он даже не собирается меня отпускать.
- Как у тебя жизнь?
- Прекрасно! Лучше всех! – Говорю, наверное, слишком торопливо.
- Ты замужем?
На переносице у него свежая морщинка, раньше её не было. И брови, будто гуще стали, хмурятся угрюмо.
- Да, - фантазирую на ходу. – Я замужем, у меня всё хорошо, я хожу и танцую и вообще, всё просто великолепно.
Наверное, внешний вид потрёпанной официантки не очень его в этом убеждает. Ухмыляется, и лезет в карман и достаёт визитку. Вкладывает её мне в руку.
- Я очень рад, что встретил тебя, Арина. Я не ожидал. Но, правда, рад. Если нужно, в любой момент... Я на связи.
«На связи!» Он даже говорит, как эти... Новые его друзья. Они все такие. На связи, в ресурсе...
Визитка жжет пальцы, и я бросаю её в карман фартука. Не глядя.
- Я поняла. Хорошо. Мне пора, Кир. Правда. – Говорю короткими фразами, чтобы он не почувствовал надрыв.
- Где твой муж? Здесь?
Он многозначительно смотрит на мой фартук. Щекой трётся о плечо, и этот прежний жест из далёкого прошлого меня встряхивает, будто кипятком ошпаривает сердце. Он и раньше так делал, есть в этом движении что-то простое и детское. Естественное.
В глазах вдруг нестерпимо печёт. И я опускаю ресницы, чтобы спрятать подступающие слёзы.
- Не важно. Кир, у тебя своя жизнь, у меня – своя. Я же не спрашиваю про твою невесту.
Голос предательски дрожит. Еще минута, и я расплачусь прямо здесь! Пожалуйста, он не должен этого видеть. Пусть не думает, что задел меня за живое, разбередил что-то...
- Почему? – Искренне удивляется. – Если хочешь, спроси.
Кто-то пытается открыть дверь, дверным полотном упираясь ему в спину.
- Милый, мы тебя ждём. – Голос-колокольчик. - Почему ты задерживаешься?
Трудно отнять настоящее, еще труднее – прошлое
Арина
- Мама, правда, всё хорошо.
- Я слышу, что-то случилось. Арина, признавайся, что произошло? Сейчас же!
- Мама, не начинай...
- Включи камеру, я хочу видеть тебя.
- А я не хочу.
Да, я не хочу сейчас никого слышать и, тем более, видеть! Что толку, если мама ужаснётся моему зарёванному лицу? Только вызову новый шкал вопросов.
Мне и так сложно разговаривать, сдерживая всхлипы. Делать вид, что у меня заложен нос от лёгкого насморка.
Моей маме нужно работать в спецслужбах. Но боюсь, что на радаре её всезнайства только одна цель – я! И, наверное, сейчас эта цель загорелась красным тревожным сигналом, как иначе объяснить то, что она позвонила мне прямо сейчас. Не утром, когда всё было в порядке. Не вечером, когда я, успокоившись, уже могла бы скрыть от неё нашу случайную встречу с Киром, а прямо сейчас! Когда я реву под кирпичной стеной.
В трубке напряжённое молчание. Наконец, до меня доносится её безжизненный шелестящий вопрос:
- Он тебе написал?
Прямо вот так, ОН!
Упрямо молчу. Лучше всего сейчас отключиться, сослаться на проблемы в сети, пойти домой и принять душ. Надеясь, что тёплые струи смоют с меня все события.
Но почему-то не отключаюсь. Нет сил на это или хочется поделиться с кем-то? Если скажу вслух, наверное, поверю, что моя встреча с Киром, действительно, была. Но тогда не смогу удержаться от новых слёз.
Мама понимает всё по моему напряжённому сопению.
- Арина, - голос становится ледяным. – Вы беседовали? Что произошло! Отвечай же... Ты же знаешь, кто он такой!
- Да, мама, знаю... – не выдержав, всхлипываю.
И обида, которая терзает меня, наконец, прорывает плотину выдержки. Льется из меня потоками упрёков и злости. На всех – на несправедливый мир, на Кира, на его красавицу-невесту.
Но сейчас я говорю с мамой, так что весь водопад обрушиваю на неё.
- Что ты хочешь услышать, мам? – Кричу ей в трубку. – Да, мы столкнулись. И не пытай, пожалуйста! Я не знаю, как это произошло. Мы встретились. И это... Это случайность. И я...
- Всё пройдёт, милая. – Воркующий мамин голос обрывает жалобы. - Время всё излечит.
- Оно не лечит ничего! Это всё ложь...
Окончание моей фразы тонет в рыданиях, разрывающих грудь.
Всё вокруг, будто в тумане. До конца своих дней буду помнить эту кирпичную стену, шершавый холод камней, летящие по воздуху прошлогодние листья, ощущение нереальности и мамин голос в трубке.
- Арина, ты сейчас не понимаешь, но ты поймёшь...
- Что я должна понять? Что я обречена быть такой же, как ты? Что мне не дано прыгнуть выше головы? Что для такой, как я, не существует счастья?
- Арина, успокойся. Всё не так!
- А как, мама? Он здесь. Он с невестой. А я обслуживаю его за столом...
- Арина, пожалуйста...
Злость захлёстывает меня. Я знаю, что я неправа. И потом мне, наверное, будет стыдно. Но сейчас я не думаю о последствиях.
Я хочу эгоистично переложить свою боль на кого-то, найти виноватых. Напялить на себя колпак ку-клукс клана и линчевать крайнего.
В том, что произошло, я не виновата, но должен же кто-то нести ответственность! Должен же кто-то пострадать!
- Я не хочу быть такой же, как ты! Не хочу быть неудачницей! – Выплёвываю злую фразу и тут же замолкаю, ошалев от своей смелости и наглости. Но, что сказано, то сказано. Сейчас мне море по колено!
- Что ты имеешь в виду?
- Я не хочу всю жизнь таскаться в фартуке и прислуживать другим. Что бы ты сказала, если бы к тебе в кафе заявился мой отец в сопровождении роскошной жены? Ты бы тоже утешала себя, что все пройдёт?
- Арина, это совсем другое...
- Нет, это не другое!
Да, я разговариваю, как обиженный подросток. Но сегодня мне можно всё. Я разрешаю себе это!
- Арина, слушай. – Мама, в отличие от меня собрана и предельно сконцентрирована. – Я через пару часов вышлю тебе билеты на обратную дорогу. Возвращайся сейчас же. Немедленно!
В недоумении вытираю нос тыльной стороной ладони. Не ожидала от неё активных действий, к тому же таких радикальных. Ещё и после моих обидных слов.
- Я, - слегка всхлипываю, - я... Я же через месяц должна. Только...
- Ты возвращаешься в ближайшее время. Я найду деньги.
- Займёшь у своего Данила?
- Не важно!
- Но, мама...
- Я закажу тебе билеты, это не обсуждается. И вот что... Не приближайся к нему, не подходи, не слушай. Сейчас возвращаешься к себе в комнату, и собираешься. Остальное я решу.
Чертик противоречия выскакивает и дрожит, прыгает на пружинке. Когда я думала о том, что мне нужно бежать от Кира – это было одно. Но, когда эти слова произносит мама, хочется вернуться и назло всем, упасть ему в объятия.
Мама опять, словно чувствует мой внутренний порыв. Снова пытается меня вразумить.
- Если вернёшься, он только посмеётся над тобой. Тебе нужно сменить обстановку, сделать так, чтобы ничего не напоминало о нём. Иди собираться, милая.
- Я в форме, нужно вернуться, сдать. Документы забрать...
- Всё сделаем. Главное, вернись обратно к себе. Прямо сейчас.
Её голос мягкий и успокаивающий. А у меня голова совсем не соображает. Когда находишься в растрёпанных чувствах, иногда нужно, чтобы кто-то сказал тебе, что делать.
Неуверенно киваю, будто мама может меня увидеть. Сообразив, добавляю голосом:
- Хорошо.
- Ты точно пошла?
- Да...
Кажется, поверив, что я собираюсь уйти обратно, мама нажимает отбой. И я тащусь к себе, еле переставляя ноги.
Перед глазами, как кадры из фильма – девушка, похожая на принцессу, кривая улыбка Кира и его слова «мы учились вместе».
Мне нужно уехать. Мама права. Чтобы не надеяться случайно встретиться с ним снова. Зачем?
Пусть то, что я думала, умерло во мне, задушенное временем, советами и здравым смыслом, умрёт снова. Хотя сейчас оно корчится в муках.
Любовь - как кусок мыла в ванне. Оно у тебя в руке, пока не сожмешь его слишком крепко
Арина
Аккуратно кладу связку ключей на тумбочку у двери, стараюсь не брякнуть.
Это привычка. Стараюсь не беспокоить лишний раз людей, у которых живу. Только, кажется, дома никого нет, я никогда не возвращалась так рано.
Чувствуя себя неудобно из-за того, что в одиночку хозяйничаю в чужом доме, мышкой проскальзываю в ванную, на ходу торопливо расстёгиваю пуговки на форме. Будто смогу сбросить воспоминания, как одежду.
Вода стекает по моему телу. Раз за разом, прохожусь мочалкой по коже, пытаясь стереть горькое послевкусие, оставшееся после моей встречи с Киром.
С отчаянием смотрю на свое отражение в зеркале душевой кабины.
Уйди из моей головы, Кир. Уйди, умоляю...
Какая ты стала... Красивая!
Кир тоже стал ещё более притягательным внешне. Он повзрослел, обзавёлся царственной осанкой, возмужал.
Он так естественно и органично смотрелся в пафосном зале с колоннами, словно никогда не бесился на вечеринках. Не спал в подсобке моей больницы...
Слезы смешиваются с каплями воды на лице. И я прижимаюсь к холодной стеклянной стене. Плечи трясутся.
Ни один душ не может смыть пятно на моём сердце. Пятно по имени Кир Рейгис.
Да, дома я оттаю, приду в себя. Мама скоро вышлет мне билеты...
Обернувшись полотенцем, босиком бегу в свою комнату, чтобы найти чистую одежду. И нужно собраться. Скорее!
На полу остаются мокрые следы. Ещё утром я бы ужаснулась и протёрла за собой, чтобы не доставлять неудобства семье Софии, но сейчас не хочу отвлекаться. Кажется, если моё внимание заберёт что-то другое, то не найду потом сил бежать. Вот так. Скоропалительно и срочно.
- Хозяева, вы дома?
Нет! Не может быть!
Сердце подскакивает к горлу от звука знакомого мужского голоса. Замираю на цыпочках в неудобной позе.
Одной рукой придерживаю полотенце на груди. Дышу порывисто и часто, хочется сделать глубокий вдох, но я не могу.
- У вас входная дверь открыта!
Слышу, как цокают о столик ключи, которые я оставила там десять минут назад. Словно кто-то рассматривал их и положил обратно.
Ноги будто сковывает льдом, пока нутро обжигает испепеляющий жар. Он знает, что дома кто-то есть. Он знает!
- Арина, ты здесь? Арина!
Быстрые шаги по лестнице, и я пытаюсь проскользнуть в свою комнату, закрыться на все замки и позвонить Софи, в полицию, хоть куда-нибудь.
Но поздно. Кир рвёт ручку на себя, и я следом за дверью лечу прямо на него. Он перехватывает меня, и я оказываюсь плотно прижатой к его торсу.
Инстинктивно плотно прижимаю к груди руки, выставляю локти, как защиту. Пальцы испугано комкают полотенце. Не могу оттолкнуть, боюсь, что полотенце упадёт, и я останусь совсем беззащитной.
Кир обхватывает моё лицо ладонями, заставляя поднять голову. Смотрит взглядом, от которого вспыхивает каждый миллиметр кожи.
- Как ты... – шепчу непослушными губами, - нашёл?
- Это неважно.
Он смотрит на меня загадочным, нечитаемым взглядом. Улыбается, а мне не до смеха.
Позади целая пропасть из недосказанности, предательства и боли. И мы опять на старте.
Мокрые волосы щекотят обнажённые плечи, капли скатываются вниз по ключицам, оставляя мокрые дорожки.
Берёт мою правую руку. Через моё сопротивление подносит к губам. Целует медленно и чувственно каждый палец. Прикрыв глаза проводит моей ладонью по щеке.
Внутри разливается горячая нежность, но я ещё сильнее зажимаю узел полотенца свободной рукой, сейчас его не вырвет из онемевших пальцев даже чемпион мира по армреслингу.
- Надо же, это ты. Я так скучал по тебе...
- Скучал? – Смущённо повожу обнажённым плечом. Мне неловко, что он видит меня такой. – Тебя не было шесть лет, Кир. У каждого из нас – своя жизнь.
- У тебя нет кольца на руке.
Эта фраза приводит меня в чувство, как пощёчина. Чего это я расклеилась?
Со злостью выдёргиваю ладонь и нахожу в себе силы отпрянуть от него.
Это же Кирилл Рейгис, он никогда не делает ничего просто так. Он извиняется, чтобы не испортить карьеру папочке, возит на свидания, чтобы вредная девчонка не сворачивала ему кровь, целует руки, чтобы проверить кольца!
- Это моё дело, носить или нет. Зачем ты пришёл?
- Проведать хотел.
Вот так у него всё просто. Захотел проведать... Всего лишь!
- Ч-ч-что? – Запинаюсь от его наглости. – Проведать? Проведал, до свидания!
- Арина, не злись. Тш... – снова подвигается ко мне, и я отступаю. - Я же просил передать тебе, что мне пришлось уехать. У меня не было выбора...
- Выбор есть всегда! Только трусы бегут. – Я не могу оставаться спокойной рядом с ним, меня уже потряхивает.
- Ты права. Ты всегда права. Но ты нашлась, и теперь всё будет по-другому.
Его голос вибрирует на низких интонациях. Как под гипнозом не могу оторваться от его лица, впитываю каждую чёрточку – горькую улыбку, ямочку на подбородке, золотистые искорки в глазах.
Упираюсь ягодицами в комод, отступать дальше мне некуда. И Кир кладёт ладони на стену, запечатывая меня, как в клетку.
Несколько долгих секунд мы молча смотрим друг на друга. И на миг возникает иллюзия, что мы не расставались. Что вот-вот войдёт медсестра, и позовёт меня на процедуры...
- Ничего не может быть по-другому, - шепчу, теряя остатки самообладания. Его запах обволакивает, уносит в какие-то другие миры. – Слишком поздно.
- Нет... Самое время.
Кир проводит пальцем по моей скуле, очерчивая овал, приподнимает подбородок и целует. Так нежно касается губами моих губ, что по телу пробегает сладкая дрожь. Я млею, забываюсь, растворяюсь в этом моменте. Тянусь к нему, забыв про дурацкое полотенце, обвиваю руками шею.
И тут у него звонит телефон, возвращая меня в реальность.
Господи, что я делаю! Я уже была готова отдаться ему... Отталкиваю его от себя.
Болезнь — это возможность восстановить равновесие души
Арина
- Арина, ты чего? – Софи садится рядом и теребит меня за плечо. – Заболела что ли?
Я лишь повыше натягиваю плед и поджимаю ноги.
- Нет, Соня, всё хорошо.
Мой голос звучит ровно и бесстрастно.
Со стороны даже не догадаться, что весь день после ухода Кира я провела, свернувшись калачиком на своей кровати. Упершись лбом в холодную стенку гоняла в голове наш разговор, придумывала нужные ответы, пыталась истолковать его слова.
Мысленная жвачка высосала из меня всю энергию. Уже и не помню, когда мне было так плохо. Словно асфальтоукладчик раскатал меня в блин. Сил нет даже на слёзы.
Разумом я понимаю, что всё сделала правильно. У него есть невеста. И будь она обвешанной бриллиантами наглой уродиной, наверное, я могла бы нафантазировать что-то на свой счёт. Но объективно понимаю, что рядом с мисс Совершенство я - бледное подобие женщины.
Только моя мазохистская часть натуры упорно цепляется за обрывки свежих воспоминаний. Он же нашёл меня, приехал сюда. А как он смотрел... Оглаживал меня глазами. И я чувствовала, что прошлое сжигает его изнутри. Что-то не отболело в нём, не перемололось за давностью лет...
Это всё самообман! Это неправда!
- Алеф злился? – Я спрашиваю для вида, чтобы отвлечься. На самом деле мне нет дела, злился ли администратор или нет. Пусть хоть на пену изойдёт, мне плевать.
Но Соня только рада, что я вступаю в диалог. Доброжелательно тарахтит, поглаживая меня по спине.
- Что ты... Всё хорошо. Если ты расстроилась из-за Алефа, то не переживай. Этот красавчик за всё заплатил и так уговаривал меня дать твой адрес. Я за сегодняшний день больше заработала, чем за месяц. Передай ему от меня привет, ты же не обиделась, правда? Я подумала, что ты будешь не против...
- Со-о-оня! – разочаровано ною. – Это ты меня ему сдала? Зачем?
- А что такого? – Она явно не понимает, что произошло. – Это же наш дом, ты у нас в гостях. Я намекнула, и дала свой адрес, Арина. Свой, понимаешь?
Она явно довольна, что так лихо решила спорную ситуацию. А я не нахожу сейчас аргументов, чтобы её переубедить. Глубже зарываюсь лицом в подушку.
- Ты обиделась? Не надо было? – В её голосе искреннее сожаление. – Прости.
Грустно вздыхаю. И правда, глупо на неё обижаться, она же не Зоя Космодемьянская. Он бы всё равно нашёл. Не через Соню, так через менеджера. А так хоть Соня заработала за предоставление ценных сведений.
Поворачиваю к ней опухшее лицо и изображаю дружелюбие уголком рта.
- Нет, всё в порядке.
- А выглядишь ты «не в порядке». – Поправляет мне прядь, зацепившуюся за ресницы. И тут же солнечно улыбается. – А кто это был?
- Да так, один знакомый.
- Какие знакомые у тебя, ух! – Восторженно цокает языком. – Он хоть приходил?
- Приходил. – Снова утыкаюсь в подушку.
- Ну, и... – она явно ждёт продолжения.
Понимаю, что моё разбитое состояние говорит ей куда больше, чем мои слова. Поэтому заставляю себя встать и спустить ноги с кровати. Соня подозрительно отодвигается, ожидая новых подробностей, но я пальцами босых ног поддеваю тапочки и иду к столу, наливаю из графина стакан воды и молча делаю глоток, глядя в окно.
Хорошо, что в халат переоделась, и не осталась валяться в полотенце, а то Соня надумала бы больше, чем мне хотелось бы.
- Ну, и! – Настойчиво продолжает Сонечка.
- Не было ничего. Пришел, поболтали и он уехал. – Ставлю стакан на стол и разглядываю колышущиеся под окном почти облетевшие ветви сирени. Когда я впервые увидела Кира, тоже была осень. Только холодная и грязная, а здесь тепло и сухо...
- С тобой не интересно, Арина. – По голову слышу, что сейчас Соня за моей спиной обиженно надула губки. – Из тебя слова не вытянешь. А твой красавчик, знаешь, как орал, когда вернулся.
- На кого? – Интересуюсь ровным тоном.
- На мужика какого-то, на Алефа снова... Он на Алефа два раза орал. А вообще я чуть в обморок не упала, когда он за тобой побежал в подсобку. А уж когда за адресом подошел, то вообще...
Голова кружится, хочется снова лечь, но на моей кровати сидит Соня, а сгонять её я не хочу. Надо что-то говорить, как-то просить. Снова тянусь за стаканом, рука слегка подрагивает.
- Да, у меня такие знакомые. – Делаю ещё глоток. Грудь будто сковали железным обручем, дышать тяжело. А в голове часто стучат маленькие молоточки.
- А потом он схватил девушку и уехал. Причём быстро так, никто ничего не понял.
- Схватил?
Упоминание о «девушке» цепляют меня также, как и намёки на наши с Киром отношения. Никак.
- Да, под руку. С ним была девушка, красивая такая. Которая блогер, Елизавета Соколова. Давай покажу тебе её профиль.
- Нет, не надо. – Зажимаю виски руками. Я не в силах сейчас интересоваться чем-то и смотреть в экран телефона, боюсь, что голова разлетится на осколки.
- Что-то было, я же вижу. – Судя по скрипящим пружинам Соня сейчас в предвкушении подпрыгивает. – Арина, ну скажи! Он такой заведённый приехал. Приставал, да? А ты отказала? Ну ты и даёшь, Аринка! По тебе вот и не скажешь, что ты так мужиками ловко крутишь. Этот за тобой побежал, как привязанный... И Лев твой тоже очень даже ничего, перспективный.
- Он не мой. – произношу, как робот. И чтобы Соня точно поняла, ещё раз повторяю. – Лев не мой.
Мне очень хочется остаться одной. Усталость наваливается с такой страшной силой, что, отставив стакан, я опираюсь руками о подоконник. Но что делать, если я живу в комнате с Соней. И уйти отсюда мне некуда. А даже и было бы, куда. Что это изменит? От своих мыслей и одиночества я не смогу убежать.
- А звонит тебе так часто, будто твой. Если он тебе не нужен, то так и скажи ему, не песочь мужчине мозги.
По спине катится холодок, и я чувствую себя преступницей, которая портит жизнь хорошему парню. Да, вот тут Соня права.
Настоящая буря покажет, идёшь ли ты верным курсом
Кир
Пальцы Эльзы нежно массируют мои плечи. Раньше мне это нравилось, но сейчас я просто терплю.
- Кир, расслабься. Ничего страшного не произошло. Я сказала всем, что ты перенервничал и дома сложности...
Закрыв глаза с шумом выдыхаю, раздувая ноздри. Эльза права. Как всегда, права. Ничего особенного не случилось, всё можно исправить. Она из тех девушек, что всегда находят тактичный и красивый выход из любой ситуации.
Эльза сидит рядом на диване, и при каждом её движении, подушка едва слышно шуршит. Меня это бесит.
- Не елозь, пожалуйста.
- Ты прямо комок нервов. И что на тебя нашло? – Она скользящим движением проводит за моим ухом и запускает пальцы в волосы. Ещё вчера я бы жмурился от удовольствия, как довольный кот. – Вернулся злой, будто тебя дёрнули в офис и не предложили двойной оплаты.
Она заливисто смеётся своей шутке. Эльза вообще весёлая, всегда на позитиве. Я даже привык к её своеобразному чувству юмора, но сейчас эта невпопад сказанная глупость раздражает.
- Это правда. – Глухо отвечаю, движением плеча сбрасываю её руки. – Так и было.
- Серьезно? – Она снова кладёт ладони мне на плечи и, нагнувшись, тревожно заглядывает мне в лицо. – Тебе не заплатили за то, что выдернули прямо из ресторана?
Её волосы щекотят мне шею, встаю и устало потираю глаза.
- Нет. Кое-что случилось...
- Боже мой, Кир! – Она изящно прикладывает ко рту ладошку в испуге. - Надеюсь, ничего страшного?
Долю секунды я размышляю, что ей сказать. Сказать, что мне испортила настроения встреча из прошлого? Глупее не придумать!
Честное слово, так по-идиотски, как сегодня, я себя ещё не чувствовал. Я сам не знаю, что мне нужно было от Арины. И ужасно жалею, что попёрся к ней.
Конечно, я не думал, что Арина упадёт мне в объятия, видно же, что под фартуком прячет беременный животик. Но и то, что меня выкинут, как щенка, тоже не догадывался.
- Прости, Эльза. Сегодня, и правда, не мой день. Спасибо, что извинилась за меня перед Йоханом. Я погорячился.
- Я не извинялась, - большие голубые глаза смотрят на меня открыто и прямо. – Йохан сам виноват. Не надо было ко мне приставать...
Потеряно трясу головой. Вообще-то я взбесился из-за того, что, когда я вернулся от Арины в ресторан, подвыпивший Йохан стал шептать мне в ухо, что ждёт не дождётся от меня активных кадровых решений в отношении собственной персоны. А мне мизинец достаточно было показать, чтобы я сорвался.
- А он приставал? – интересуюсь ровно.
- Да, - в недоумении вскидывает бровь, будто это само собой разумеющееся. – Не стоит оставлять таких женщин, как я, в одиночестве. Моей облапаной коленке это не понравилось.
Эльза ждёт, что я заревную и взбешусь, а я, наоборот, немного успокаиваюсь. Хоть у этого скандала была веская причина. Хорош новый партнер... Истеричка.
- Кстати, где ты был? Так и не сказал...
- Отец звонил. Просил съездить по делам.
- Прямо так срочно? Мы же не успели объявить о помолвке, - пухлые губки слегка выпячиваются, но тут же снова расплываются в улыбке. – И о твоём назначении вскользь упомянули.
Улыбка у Эльзы, как у хитрой хорошенькой лисички. Милая и лукавая.
- Ну и ладно, - она трогательно трётся щекой о мою щетину. - Будет повод ещё раз собраться. В этот раз не узким кругом, а устроим полноценный приём. У тебя дома, в Осло, правда, милый? А не в этой дыре. Всё к лучшему.
Убирайся! Из моей жизни, из этого города.
Почему-то опять вспоминаются слова Арины и, успокоившееся было сердце, опять совершает опасный кульбит прежде, чем обиженно съёжится под рёбрами.
Почему, не смотря на все старания Эльзы я чувствую себя обманутым и, как ни странно, обворованным?
Откуда-то берётся навязчивое желание доказать мелкой белобрысой девчонке из прошлого, что у меня тоже всё зашибись. Лучше, чем она может представить!
- А что, Эльза, - слегка поглаживаю её полуприкрытое халатиком бедро. – Может быть нальёшь нам выпить?
Она с готовностью подхватывается, и я расслабленно откидываюсь на диване. Эльза подходит к бару и тонкие пальчики с розовым маникюром умело порхают над бутылками.
Эльза великолепно смешивает коктейли. Впрочем, она всё делает великолепно. Я и правда, счастливчик. Нужно выбросить эту бледную моль из головы и неудачный ужин тоже.
Лёд гремит в шейкере...
И с чего я взял, что преобразившаяся Арина выкинув меня из своей жизни, погрузила во внезапно поблекший внешний мир? Почему мне на мгновение показалось, что и Эльза, и сборище за столом - только тени, марионетки из чьей-то чужой, не моей жизни?
- Милый, всё готово!
Эльза ставит бокалы на поднос, соблазнительно наклоняется и прогибается в пояснице. Лукаво смотрит на меня через плечо.
- Сначала выпивка или десерт?
Сжимаю губы и с нажимом провожу по подбородку, наблюдая за её стараниями.
- Пожалуй, десерт... Чёрт!
Вскакиваю из-за того, что телефон в кармане брюк нагло вибрирует. Достаю его и с ненавистью смотрю на незнакомый номер телефона.
Какое-то время думаю, может не отвечать?
Но пальцы уже сами нажимают зелёную кнопку, и я отрывисто гаркаю в трубку:
- Да, слушаю!
- Я от Арины... Она здесь, дома. Рядом...
И земля, в очередной раз за этот длинный день, уходит у меня из-под ног.
- Кир, куда ты?
Эльза в полураспахнутом халатике пытается встать на пути. Но я её не замечаю.
Трубка ещё тарахтит, рассказывает чужим голосом какие-то подробности про медстраховку. А я уже бегу к выходу и торопливо щёлкаю замком.
Сквозь испуганный чужой шёпот, через расстояние чувствую ЕЁ боль и страх.
Нет времени спрашивать, объяснять. Просто понимаю, что нужна моя помощь и дико хлопаю по кнопке лифта, проклиная идиотов, которые загнали его на последний этаж.
Плохие новости летят в ступе, хорошие шагают неспешно
Кир
- Простите, что побеспокоила. Но я не знала, что делать... Ей плохо. Врача без страховки не вызвать...
Какая-то девчонка тарахтит под руку, сдвигаю её в сторону одним жестом, как никчемную помеху. Иду в ту комнату, где был ещё несколько часов назад.
С Ариной же всё было нормально! Стояла вот здесь, похожая на взъерошенного котёнка, обиженного злыми людьми. Дерзко шипела, а внутри глаз бился страх.
А теперь она, подрагивая, лежит на кровати. Свернулась трогательным клубочком. Сердце сжимается от жалости. Какая же она маленькая, как ребёнок!
Опускаюсь на колени, и отвожу со её лба слипшиеся спутанные волосы. Чуть не отдёргиваю руку в испуге. Горячая, прямо раскалённая!
- Я здесь, Арина. Сейчас всё будет хорошо.
- Не смотри на меня, - шепчет потрескавшимися губами.
- Ты самая красивая, но и самая больная, - стараюсь, чтобы мой голос звучал, как можно нежнее.
По ногам тянет сквозняком, и только сейчас я понимаю, что в спешке не закрыл дверь.
- Дверь, закрой, ей и так плохо! – Рявкаю на подругу, которая переминается рядом, не зная, что делать.
Она тут же уносится прочь.
Дура какая-то. Лучше бы дала Арине жаропонижающее или положила полотенце на лоб. Девчонки же должны в этом разбираться! Как она вообще такое допустила?
Давлю в себе подступающую панику, я просто не знаю, как действовать в таких ситуациях. Я не ожидал, что всё так плохо, никогда не видел, чтобы человека так знобило. У Арины даже зубы стучат!
- У тебя, скорее всего, простуда.
Она еле кивает. Ей, наверное, и говорить больно. Надо горло посмотреть? Но как?
Перебираю пальцами светлые пряди, хочется прикоснуться губами к пылающему лбу, но боюсь, что этот интимный жест разрушит барьер, разделяющий нас. Он и так слишком тонок.
Арина – чужая жена. Я просто помогу, и уйду.
- С ребёнком тоже всё будет хорошо, - рискую взять её за руку. Ладонь ледяная, и я пытаюсь согреть дыханием тонкие пальцы.
Арина распахивает потемневшие зелёные глаза, под густыми ресницами залегли глубокие тени. У меня внутри кишки закручивает в тугой узел, когда смотрю в её отдающие горячечным блеском зрачки.
- Какой ребёнок? – Непонимающе бормочет девчонка за моей спиной. – Она вроде не беременна! У неё и мужа-то нет...
Вдруг становится хорошо, будто с груди размотали моток колючей проволоки. Даже дышать становится легче.
В недоумении оборачиваюсь и смотрю на эту чудесную незнакомую девушку.
Только сейчас соображаю, что я видел её уже. Кажется, тоже в ресторане. Работает вместе с Ариной. Хочется вскочить и расцеловать её, закружить в танце.
Какая же она умница, догадалась меня позвать.
- Ты ей что-то давала?
- Уже три таблетки выпила, температура не падает. – Лепечет она. – Арина сказала, что вы знакомы, я нашла визитку...
Жестом обрываю её оправдания.
- Молодец, всё правильно сделала.
И девчонка расцветает от скупой похвалы.
Уже не смущаясь, глажу бледные щёки Арины.
- Я тебя сейчас отвезу в больницу. Поняла?
Слегка опускает пшеничные ресницы. Понимает.
Отбрасываю колючее одеяло, и забрасываю тонкую руку себе на шею. Её жар проникает в меня, расползается по венам, наполняет меня целиком. Сколько оказывается внутри меня было пустоты!
- Всё будет хорошо, - говорю ей, пока несу её вниз по ступенькам, как хрупкую фарфоровую куклу.
И нет вокруг ни мельтешащей подруги, ни беременности, ни Эльзы, ни несуразного дома... Есть только горячее тело в моих руках.
И сейчас я не будущий партнер, блестящий жених и перспективный специалист. А тот дурной мальчишка, который шесть лет назад вёз хохочущую девчонку с завязанными глазами. Чтобы показать ей картину со смешным названием...
И ко мне возвращается ощущение прежней лёгкости. И уверенность, что всё самое лучшее когда-нибудь случится. И это самое лучшее уже совсем близко.
Она же не ранена, не умирает. Просто высокая температура. Никогда не слышал, чтобы кто-то погиб от жара...
В платной больнице на меня смотрят, как на умалишенного, когда я вваливаюсь в приёмный покой с Ариной на руках и ору на медсестёр по-русски. Зато купюры, которые я бросаю на стойку, им вполне знакомы.
Начинается мельтешение, пахнет спиртом. Я отворачиваюсь, когда Арине ставят укол. Это делают сразу, как только я разворачиваю кокон из своей куртки, в которую завёрнул драгоценную ношу.
А потом её кладут на каталку. Какое-то время я иду рядом, сжимая хрупкую ладошку.
- У тебя нет никакого мужа, зачем ты врала мне? – спрашиваю, не желая отпускать её.
- Так надо было... – Она криво улыбается и тихо добавляет. – Спасибо.
Каталка дёргается, заезжая в лифт.
- Мужчина, вам нельзя. Пациентку отправляем в инфекционный бокс. – строго рявкает медсестра.
Как долбанный рак, пячусь задом, приветственно поднимая руку.
Арина не отрывает от меня взгляда на меня, а в глазах всё то же отрешённое выражение.
«Я приду завтра», - говорю ей одними глазами
«Не надо, не обещай ничего!» - Также молча отвечает она.
Пока её лицо не исчезает за сдвигающимися створками, я боюсь даже моргнуть.
Пока заполняю документы, договариваюсь и оплачиваю палату на неделю вперед, несколько раз звонит Эльза, но я не отвечаю. Мне надо подумать, что ей сказать. Эльза - хорошая девушка и заслуживает всего самого лучшего. И я не хочу рвать ей сердце, недовольно рявкая в трубку.
- Вы привезли Ро-ма-ши-ну? – Седой усатый врач, сдвигает очки на кончик носа и читает с медкарты непривычную русскую фамилию.
- Да, как она? – отвлекаюсь от бумажек. Как же их много!
- Спит. Не волнуйтесь, всё хорошо. Похоже на обострение сезонной простуды, организм дал такую реакцию. Возьмём анализы, наверное, нужен курс антибиотиков.
Когда всё исчезает, остаётся лишь тишина и вечность
Кир
- Кирилл, - слабое рукопожатие. – Ты здесь.
То ли вопрос, то ли утверждение.
Я смотрю на щуплую руку, покрытую пигментными пятнами, и меня одновременно кроет жалостью и отвращением.
Мне стыдно за то, что я это чувствую. Это плохо, он же мой отец!
- Да, пап, – осторожно пожимаю ладонь, стараясь не задеть какие-то трубки. – Я быстро приехал. Как только узнал.
Да, я ждал этого звонка и боялся его.
И всё равно, когда услышал слова врача в трубке, ощутил будто пробили оболочку реальности.
Отец сдал в последние годы. Он привык решать судьбы людей, и, когда лишился этой возможности, стал чахнуть.
Он не жаловался, но было видно, как его подкосили проблемы. Началось всё с той вечеринки, когда приехала полиция, а потом пошло по накатанной.
Отец не упрекал меня в том, что я загубил его карьеру. И никогда не упоминал об этом вслух.
Вскоре после моего отъезда он покинул свой пост, занимался преподаванием, предпринимательством, поддерживал какие-то проекты. Старые связи остались, его ещё звали на приёмы, он старался держать марку, но постепенно терял свой лоск.
Летом он приезжал ко мне на пару дней, и уже тогда было видно, что дела его плохи. Его словно точило что-то изнутри.
- Хорошо, что ты успел...
- Ты будешь жить ещё долго. – Стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но я нагло вру. Не нужно быть врачом, чтобы понимать, что я реально «успел».
Сколько часов прошло после того звонка? Шесть, двенадцать, сутки?
Эльза помогала собирать вещи. Секретарь, поднятая среди ночи, спешно оформляла билеты. Я же сидел на кровати, и рассылал всем сообщения.
«Простите, по семейным обстоятельствам вынужден отлучиться и бла-бла-бла»
Очень хотелось позвонить Арине и всё рассказать, но она явно спала.
Я отправил ей сообщение:
«Скоро вернусь, отцу плохо. К твоей выписке вернусь, встречу с цветами»
Про цветы и встречу я, наверное, загнул. Но мне нужен был какой-то крючок.
Обещание, данное не столько ей, сколько самому себе.
Да, я вернусь, и встречу её! Её выпишут через пять дней – это целая вечность, и я все успею. Съездить к отцу, разобраться с Эльзой.
Я так думал.
Но сейчас смотрю на высохшее лицо, измученное борьбой с тяжёлой болезнью, и понимаю... Мне придётся ждать конца.
Теперь я не знаю, когда вернусь. Еще рано писать Арине, сначала нужно поговорить с врачами. Хватит с неё пустых обещаний.
- Кирилл, помнишь я сказал, - сухое покашливание, - что ты моя гордость?
- Да, я помню.
- Так и есть. Не посрами меня, сын!
Не могу отвести взгляда от куриной лапки, которая ещё недавно была сильной мужской рукой.
Я до сих пор помню свист ремня, и как я испуганно втягивал голову в плечи, когда эта рука замахивалась на меня.
Стыжусь и того, что вспомнил о детских обидах именно сейчас. Я должен испытывать сострадание и любовь, а не дикую смесь разных эмоций.
Я должен!
- Ты должен быть хорошим человеком и достойным...
Отец, как эхо с искусственным интеллектом повторяет и продолжает мою мысль. Жаль, что конец её тонет в надсадном кашле.
Хотя нет, не жаль. Ничего нового я не услышу.
- Да, конечно, пап, – смиренно киваю.
- Твоя Эльза – хорошая девушка, передай ей, пусть заботится о тебе получше.
Он пытается улыбнуться, хотя это больше похоже на оскал. И это пугает меня.
- Мы с ней расстаёмся. – Сам не знаю, как эта фраза вылетает из меня.
Произношу и тут же прикусываю язык в досаде. Что мне стоило сказать что-то типо, «сам ей скажешь» или что-то вроде такого. Надо было дать отцу уйти спокойным за меня.
Но отец воспринимает это спокойно, даже с каким-то скрытым удовольствием.
- Ничего, - пытается снова усмехнуться, - значит, ещё лучше найдёшь.
Я благоразумно молча киваю. Не время сейчас для личных откровений.
- Кир, я хочу попросить прощения у тебя.
- У тебя свои методы воспитания.
Видимо, первоначальный шок от встречи проходит. Я снова могу говорить обтекаемо, ёмко и без субъективной оценки. Как дипломат.
- Шалопутным мальчишкам нужна дисциплина, я пытался... - надсадный то ли кашель, то ли смех. – Но не за это, сын. Не за это...
С шумом выдыхаю, раздувая ноздри. Меня уже окончательно отпускает и наваливается привычная духота от близкого присутствия отца.
Всё-таки мне тяжело находиться с ним рядом в любом его состоянии – хоть он бодр, хоть умирает. На расстоянии это ощущение смазывается, и даже временами я испытывал какое-то подобие тоски. Всё-таки, кроме отца у меня никого нет из родственников. Но стоит побыть с ним рядом – и вот опять.
- Пап, всё нормально. Тебе не за что извиняться. Ты был всегда лучшим отцом.
Вру, безбожно вру.
- Для тебя был. Но для твоей сестры – нет.
Сестры? О чём это он? Встаю, хочу позвать медсестру, чтобы она проверила его показатели, что-то вколола, ведь он явно бредит.
- Сядь, Кир! – неожиданно громко для умирающего рявкает он.
Послушно сажусь. Наверное, в этот окрик он вложил последние силы, потому что какое-то время, лежит, глядя в потолок. Мы оба угрюмо молчим под равнодушное попискивание приборов.
- У тебя есть сестра, Кир. – Наконец тихо продолжает он. - Прошу тебя, не обделяй её наследством. Я вписал её в завещание... У моего поверенного.
Внутри свербит от нетерпения. Он так медленно говорит, а мне хочется понять, правда это или нет.
Неужели он думает, я буду судится с какой-то женщиной или девчонкой за деньги? Да я буду счастлив, если у меня найдётся кто-то из родственников! Двоюродная, наверное? Тогда есть и тетя или дядя?
- Я виноват перед девочкой. И перед матерью её тоже. Но я не знал, пока она не пришла ко мне...
Кто пришёл к нему? О чем он?
- Перед смертью нужно отдавать долги... Узнай, как она, я не следил за ней после того, как...
Больнее всего звучит молчание
Арина
- У вас такой заботливый супруг, - закончив осмотр врач перебрасывает через шею фонендоскоп. – Так переживал за вас. Передайте ему, что у вас обострение сезонного ОРВИ, последствий для организма не будет. В лёгких чисто.
Смущенно улыбаясь застёгиваю пуговки на пижаме. Почему-то приятно слышать, что доктор принял нас за супружескую пару. И даже то, что он сообщает о моём состоянии не мне напрямую, а как бы через «супруга», не раздражает и кажется милым.
- Муж так переживал за вас. Пусть напишет заявление на возврат средств.
- Каких средств?
Поправляю хвостик, попавший под воротник пижамы, и волосы мягко выскальзывают из-под ткани.
- Он оплатил стационар на неделю вперед, но думаю, это лишнее. Скорее всего, уже завтра вас отпустим. Он сегодня придёт вас навестить? Пусть зайдёт ко мне.
Хмурюсь, вспоминая последнее сообщение Кира.
- Он уехал, но скоро вернётся. Я позвоню ему, передам.
- Благодарю.
Доброжелательно кивнув, врач выходит.
Едва за ним закрывается дверь, бросаюсь к телефону. Наконец-то у меня появился повод связаться с Киром.
Последние пару дней, что я в больнице, кошки скребут на душе. Тревожно так, что не могу найти себе места. Наверное, с его отцом что-то случилось, чем ещё объяснить то, что Кир внезапно пропал?
Мне ужасно хочется ему позвонить. Пусть ненадолго. Я так устала крутить в голове произошедшее, то тешить себя розовыми иллюзиями, то проваливаться в отчаяние. Но страшно!
Воображение рисует самые мрачные картины. Вдруг мой звонок раздастся прямо во время похорон? Вряд ли он будет счастлив слышать, что я прекрасно себя чувствую? Да и сообщению в такой момент не сильно обрадуешься.
Бр... Даже мороз по коже от одной мысли об этом.
До их пор не знаю, как относиться к его заботе. Боюсь думать, что он поступил так из жалости.
Чтобы убедить себя, что Кир настроен серьезно, открываю его последнее сообщение и в сотый раз перечитываю. Додумываю то, что он хотел сказать.
Наверное, когда я выйду, между нами всё будет по-другому. Иначе, разве он собирался забрать меня из больницы? Разве приехал бы по первому звонку Софи, разве тащил бы меня на руках?
Я ведь отчётливо помню это! Я ощущала прикосновения Кира, его тепло. И его страх.
- Всё будет хорошо! – шептал он мне.
Тогда, в полузабытьи казалось, что это всё не по-настоящему, голос просто звучит в моей голове.
Я открывала глаза и смотрела на его подбородок, и утыкалась в грудь снова. Потом помню сладковато-терпкий запах кожаного салона, тряску и снова его руки.
Я не понимала, это сон или явь, но мне хотелось, чтобы это было правдой.
«Скоро вернусь, отцу плохо. К твоей выписке вернусь, встречу с цветами»
Перечитываю снова и снова, чтобы убедиться, что всё происходило в реальности.
Глажу экран, как живого котёнка. Слова Кира дёргаются и уползают, но я увеличиваю изображение. Ещё раз перечитываю.
Выдохнув для храбрости набираю ответ. Несколько раз стираю строчки, подбираю слова и смайлики так, будто от этого зависит моя жизнь.
Наконец, решаю оставить краткое: «Привет. Врач просил тебя с ним связаться»
Вот так – коротко, обтекаемо, и ни слова о себе. Пусть спросит сам.
Отправляю и смотрю на экран телефона.
Тук-тук-тук, сладко колотится сердце. Сейчас он мне ответит. Он не сможет не ответить.
Часто дыша от волнения гипнотизирую сообщение. Я волнуюсь, ещё как волнуюсь.
Всё еще не доставлено. Наверное, на парковке, в подвале... Мало ли.
Ну же, Кир, давай... Получи, прочитай, ответь, а потом разговор сам завяжется.
По вискам бежит холодок от долгого ожидания. Ну же, давай!
Во рту пересыхает, спускаю ноги с кровати и шлёпаю к графину с водой.
Пью воду жадными глотками. Возвращаюсь к телефону.
Моё сообщение так и висит непрочитанным. Оно до сих пор не получено!
Меня резко бросает в жар, чувствую пульс где-то в горле. Надо отбросить дурацкую стыдливость и позвонить. Что я теряю?
Негнущиеся пальцы сами нажимают кнопку вызова. Не дыша подношу телефон к уху.
- Абонент временно недоступен... - сообщает равнодушный робот.
Что?
Рука падает на колени. Меня колотит крупная дрожь, в висках стучит.
Не мигая смотрю на телефон. Ничего не понимаю.
Нет, нет!
Он меня не заблокировал, ведь такого не может быть! Неужели, что-то произошло?
Обманутая надежда ранит глубже, чем острый нож
Арина месяц спустя
- С приездом! – Мама подходит с широко раскрытыми объятиями.
Но я ставлю чемодан на пол и разматываю с шеи шарфик. Делаю вид, что ничего важнее этого нет.
Мама обиженно отстраняется. Но я ничего не могу поделать с тем, что в последние недели мне тяжело даются все эти обнимашки и проявления чувств.
Я рада, что вернулась домой. Здесь не обязательно ходить с маской счастливого идиота. А в Бильбао коллеги не могли понять, что со мной не так. Я же жива, здорова, почему не улыбаюсь? Ведь все ок, разве не так?
А у меня чёрная дыра внутри. Вселенская пустота.
Но есть и ещё причина. Тяжело было находиться в Бильбао, потому что всё напоминало о моём позоре и горе. Мне кажется, я бы там никогда не излечилась до конца. Никогда не смогла бы забыть...
Несколько раз после выписки я набирала Кира. Каждый раз «абонент – не абонент». Пытаться достать его с другого телефона было унизительно. А ещё я малодушно боялась, позвонив с телефона Софи, услышать его ответ. Это стало бы моим приговором.
Сначала я сходила с ума. Воображение рисовало жуткие картины, одну страшнее другой. Перечитала все новости, которые могла найти о крушениях, авариях и убийствах. Нашла сведения о Станиславе Эдуардовиче – отце Кира. Даже выяснила, что он не умер, но в тяжёлом состоянии. СМИ умалчивали подробности его болезни, но я догадывалась, что это что-то связано с онкологией.
Почему-то онкологию принято скрывать, будто эта болезнь постыдная и гадкая. Я даже слышала мнение, что это кара за грехи. Глупость, конечно. Хотя в отношении бывшего прокурора такое мнение должно быть популярно.
Мне даже жаль было Станислава Эдуардовича, во всяком случае ничего плохого я от него не видела. Шесть лет назад он потратил на меня целое состояние, и кто знает, смогла бы я ходить, бегать и танцевать, если бы не он.
Полное осознание ситуации произошло, когда со мной связался мой лечащий врач из платной клиники. Приятный пожилой мужчина всего лишь сообщил, что он связался господином Рейгисом, и тот попросил перечислить остатки средств за лечение на мой счет. А затем мило попросил подойти в клинику для оформления. Наверное, он был очень удивлён, когда его собеседница залилась слезами.
Неделю после звонка врача я лежала, повернувшись лицом к стене. Мне было плевать на практику, подработку в кафе и даже на еду. Софи чуть ли не насильно впихивала в меня печенье и молоко.
Я не могла понять, сколько раз мне нужно наступить на одни и те же грабли, чтобы получить иммунитет? Я ведь полная дура! Почему он опять так со мной поступает? Закрыть какой-то юношеский гештальт? У меня это просто не укладывалось в голове.
Самое тяжёлое и постыдное расставание – вот такое, молчаливое. Когда крутишь в голове вопросы, ответы и бесконечно анализируешь. Так можно сойти с ума.
Домой я вернулась похудевшая, повзрослевшая и ожесточённая.
Говорят, что сердце можно разбить. Нет, моё не разбилось. Я ощущала себя так, будто моё горячее отзывчивое сердечко замёрзло, превратилось в кусочек льда. И я была рада этому. Лучше ничего не чувствовать – так проще жить.
- Ариша, ты бы сказала. – Суетиться мама. - Я могла встретить тебя в аэропорту. Данил бы меня отвёз.
Молча морщусь, будто у меня болят зубы. Даже от имени его передёргивает.
- Потому и не сказала.
Мама обижено поджимает губы.
- Зря ты так о нём, он хороший и порядочный. Не то что...
- Мам, хватит!
После нашей ссоры, мы опускаем тему Кира. В мамином ванильном мире я болела, потом работала. Как-то раз она спросила о нём, я грубо рявкнула, что не хочу об этом говорить. Я, конечно, признательна ей за заботу – когда она пыталась выдернуть меня домой. Возможно, послушайся я, ничего бы и не случилось.
Но как есть, так есть. Зато сэкономила маминому Данечке деньги, билеты недешевые. Хоть кто-то выиграл от этой ситуации.
Впрочем, дома я не задержусь. Я уже решила, что переведусь в Питер. Подальше... Чтобы и здесь не осталось неприятных воспоминаний.
О том, что Кира здесь нет я знаю из социальных сетей. До сих пор, как вспомню о том, с каким волнением залезла на страничку его красавицы-невесты, начинает жечь скулы, веки и уши.
Я чуть не задохнулась от стыда и злости, когда прочитала её недавнее сообщение о том, что помолвка с Киром у них состоялась. В Швейцарии, где она была на съемках. «Помолвка скромная, потому что так вынуждают обстоятельства, но два сердца не могут ждать».
За что он так со мной?
Прохожу в комнату и устало опускаюсь на продавленный диван. После заграничной практики, мне всё кажется здесь особенно убогим и постылым.
- Арина, я пирожков напекла. Будешь? В твоей Испании таких не было.
- Да, мам. – отвечаю, как робот. - В Испании много чего не было.
Одно объединяет наши две страны. Кир Рейгис находится со своей невестой не там, и не там. И теперь я буду тщательно отслеживать его перемещения по соцсетям невесты.
Чтобы не дай Бог не столкнуться снова.
Я больше не наступлю на грабли, но не хочу испытывать себя на прочность.
Иногда нужно встретиться с прошлым, чтобы окончательно отпустить его
Арина
- Да, Таня. Так всё и было. – Задумчиво размешиваю трубочкой молочный коктейль. Настойчиво пытаюсь проколупать в пенке дыру. Коктейль не сдаётся, и затягивает наносимые ему раны.
Жаль, что с сердцем нельзя поступить также.
Таня внимательно слушает, поставив локти на стол и положив подбородок на сложенные ладони. Я боюсь смотреть ей в глаза. Не хочу видеть в лице осуждение.
Да, я редкая дура! Что теперь?
- Подожди, вдруг ты ошибаешься? Может быть его шантажировали? Невеста угрожала, телефон твой удалила...
- Ты бы видела её, - грустно вздыхаю. – Вряд ли она способна на что-то гадкое. А вот он...
Решаюсь поднять взгляд на подругу. Кажется, линчевать меня не будут.
- Нет, нет... Такого не бывает. Что всё хорошо, и вдруг, хоп! Пропало. Должна быть причина. А телефон твой потерял?
- Тань, он разговаривал с доктором, ему могли позвонить все, кроме меня. О чём здесь говорить?
- Так, ну ладно. Кир твой подонок и гад, пусть так. Но ты теперь что будешь делать?
- Что делать? – кривлю уголок рта в жалком подобии улыбки. – Жить дальше. Завтра с Лёвой встречаюсь.
- Ну вот, другое дело. Хороший парень, и тебе подходит.
Чтобы не комментировать это утверждение, втягиваю коктейль через трубочку.
От того, что все считают Лёву «хорошим парнем» мне ни холодно и ни жарко. Ничего в душе ни эти слова, ни сам Лёва не трогает. Но почему бы и нет?
- Хотя бы отвлекусь. И домой не хочу возвращаться, там этот, мамин...
- И Данил у твоей мамы ничего, хороший мужик.
Танька с аппетитом откусывает гамбургер, а я почему-то злюсь. Все вокруг видят достойных и классных, только я замечаю, что Лёва занудный, а мой будущий отчим хочет сэкономить на съёме жилья.
Может быть я, в принципе, теперь буду ненавидеть всех мужчин? Спасибо одному избалованному ублюдку.
Нарочито громко втягиваю остатки коктейля. Невежливо, но это лучшая демонстрация моего отношения к маминому ухажёру. Словами такое пренебрежение не высказать.
- Как у тебя со Стасом? – стараюсь спрыгнуть с неприятной темы.
- Да нормально. – Машет рукой и торопливо прожевав дополняет. - Главное, что сестрёнок моих любит, на фигурное катание несколько раз отводил, когда я не могла. Соне помогал сочинение написать, представляешь?
Утыкаюсь взглядом в стол, чтобы Таня не увидела там скуку. Я рада, что Таню всё устраивает. Но в том состоянии, что я сейчас, даже Стас... Знакомый вдоль и поперёк Став видится каким-то извращенцем. Сестрёнок он любит...
Со мной точно что-то не то!
- В общем, у нас, как у всех... – Окончание Таниной фразы тонет в остатке гамбургера, куда она вонзает зубы.
С завистью смотрю, как она ест. У меня нет аппетита уже очень давно.
Но «как у всех» не вызывает зависти, скорее, зелёную тоску. У мамы тоже, «как у всех». А я так не хочу! Я уже, наверное, никак не хочу.
Чуть не вздрагиваю от оглушительного голоса «Милый звонит, возьми трубку! Милый звонит»
- Кстати, вот и он. – Таня лезет в сумочку. – Классный рингтончик на него поставила, правда?
Снова втягиваю коктейль. Подходящих слов у меня не находится.
- Да, Стас. Ага, с Аринкой сидим. Не, не долго. Вот забежали перекусить, да поболтать. Да, чего случилось, говори. Угу... – Таня прислушивается, откусывает, но перестаёт жевать.
Из гамбургера капает соус на поднос, но она не замечает. Её всегда такое подвижное и живое лицо превращается в маску деревянного истукана. Усилием воли глотает, даже видно, как сокращается шея. Наконец произносит с усилием:
- Да ладно... Сейчас скажу ей.
Кладёт мобильный экраном вниз и смотрит на меня широко открытыми глазами.
Меня пугает её реакция. Невольно подаюсь вперёд, упираюсь ладонями в стол.
- Что случилось, Тань? – Спрашиваю с придыханием.
- Слушай, ты только не волнуйся. Но, кажется тот мужик умер... Ну который тебе лечение оплачивал. Отец Кира.
С облегчением опускаю плечи. Неприятно, конечно, но ожидаемо. Жаль Станислава Эдуардовича. Только звонить Киру и выражать соболезнования я не стану. Да и не могу, потому что я в чёрном списке нежелательных контактов.
- Я и не волнуюсь. Жаль, конечно, неплохой он человек... Но что поделать.
- Вставай, - Таня быстро вытирает пальцы о салфетку, подлетает ко мне и дергает меня под локоть. – Вставай, вставай...
- Чего ты хочешь от меня? – вяло отбиваюсь.
- Стас говорит, в новостях прочитал, что гражданская панихида или что-то такое сегодня. Пойдём.
- Ты чего, сдурела?
- Пойдём, пойдём. У тебя куча причин там присутствовать. – Таня отпускает мой локоть и выразительно загибает пальцы перед моим лицом. – Во-первых, Станислав Эдуардович для тебя много сделал. Во-вторых, так ты выскажешь своё уважение. В–третьих, там будет этот ублюдок, но это не точно.
- Нет, - испуганно трясу головой, - именно из-за последнего пункта я там точно не появлюсь.
- Тебе разве не хочется посмотреть в его лживые глаза? Увидеть, как он побледнеет при виде тебя? Ну или не побледнеет... Подойти и сказать что-то в стиле... – Танька прикладывает руку к груди и выразительно декламирует. – «Ваша семья потеряла последнего приличного человека. Соболезную».
Я бы поаплодировала её актёрскому таланту, но не могу. При одной мысли о том, что на похоронах может быть Кир и я увижу его, вызывает у меня тремор рук.
- Ты ничего не теряешь, Арина. – Подруга нависает надо мной. – Если он там, ты увидишь его истинное лицо. Увидишь, как он с тобой общается, как разговаривает. Получишь ясность и завершишь этот этап в жизни. Нельзя же киснуть всю жизнь из-за того, что тебя обидели?
Не знаю, что меня больше удивляет, неожиданная ясность мыслей подруги или то, что её слова откликаются где-то в груди.
- Возможно, он не успеет, он же за границей.
Настоящая сила в умении отпустить, а не держаться
Арина
В большом зале людно и подозрительно тихо. Ни всхлипов, ни речей. Я никогда не была на похоронах, не сталкивалась со смертью лицом к лицу.
Стеснительно мнусь на пороге, и тут же получаю тычок от Тани:
- Заходи, чего ты.
Прохожу, стараясь смешаться с толпой. Женщины и мужчины в тёмной или блеклой одежде, многие с цветами.
Верчу головой влево и вправо, стараюсь разглядеть, что здесь происходит. Мне неловко – мы одеты, будто зашли погреться. Я в оранжевом свитере с горлом, Таня в драных джинсах. Наверное, неприлично заявляться вот так?
К счастью, подругу наш внешний вид не сильно волнует. И её не смущает несколько подозрительных взглядов, брошенных в нашу сторону.
- Знаешь, зачем там балконы наверху? – Шепчет мне, указывая глазами на второй ярус. – Если у покойного была вторая семья, они смогут проститься с ним украдкой, не привлекая внимания.
- Откуда ты только это знаешь? – Возмущённо шиплю.
А сама невольно шарю глазами по балкончикам, будто мне важно, есть ли у Станислава Эдуардовича свои тайны. Судя по отсутствию движения на балюстраде, у бывшего прокурора скелетов в шкафу явно не водится.
- Всё, началось. – Таня напряжённо вытягивает шею.
Стоя где-то в задних рядах слушаю проникновенную речь. Не знаю, кто её произносит, но в носу щиплет от сочувствия. Станислав Эдуардович, и правда, был классным – добрым, душевным, открытым. Да, всё так, как говорят...
Я ему никто, но всё равно ведь, спасал, помогал.
- Жаль его, совсем молодым ушёл, - всхлипывает рядом пожилая женщина в шляпке с вуалью. С удивлением кошусь на неё, по моим представлениям, бывший прокурор был очень даже пожившим мужчиной лет шестидесяти.
Когда оратор заканчивает рассказывать о важной государственной роли покойного, его замечательных человеческих качествах, и переходит к семье, я уже неприкрыто смахиваю слезинки с ресниц.
Рядом со мной мелькают белые платочки. Кажется, растрогана не только я.
Я бы всё отдала, чтобы у меня был такой отец. И как жаль, что Кир не ценит этого!
Даже на похороны не приехал. Эту речь должен был произносить самый близкий человек - его сын.
- Я скажу несколько слов...
На меня словно обрушивается пустой балкончик второго яруса. Услышав знакомый до боли голос замираю. Так и стою, опустив голову и зажимая пальцами внутренние уголки глаз, чтоб не разрыдаться.
Делаю несколько глубоких вдохов и поднимаю голову, слегка привстаю на цыпочки, пытаясь разглядеть. Но куда мне с моим ростом!
- Приехал-таки, наследничек! – Таня хищно улыбается рядом. У неё такое лицо, словно она готова распихать толпу плечом, прорваться к Киру и вцепиться в его горло.
- Пойдём. – Тяну её к выходу. - Я не хочу...
- Стой на месте, - фыркает. - Будто это мне надо!
На нас цыкают окружающие, Кир что-то говорит на фоне тихим и сдавленным голосом. Я, боясь потерять сознание, цепляюсь за рукав подруги. Всё будто в тумане. Мне душно...
- Мне жаль, папа, что ты не увидишь, что я вырос достойным человеком. Я прощаю тебя. Надеюсь, и ты меня простишь...
Голос Кира срывается, на несколько секунд в зале повисает полная тишина.
- Говорят, сын только ради похорон приехал. Даже попрощаться с отцом не захотел. – недовольно цедит слезливая соседка в шляпке своей спутнице - высокой седой женщине в сером кардигане. – Появился месяц назад на один день, и тут же свалил за границу. Еще и помолвку устроил, как в насмешку.
Невольно прислушиваюсь к разговору.
- Скандал был страшный. Говорят, сынок Славу и довёл. Слава не захотел бороться, ему незачем было дальше жить.
- Да уж, воспитал Слава наследничка, – женщина в кардигане поджимает губы. – Не дай Бог со мной дети так поступят, прокляну.
- Ещё не известно, что в завещании. Стасу было что отписать. – Пожимает плечами шляпка.
- В кошачий приют лучше перевести, чем такому сыну.
- Это точно. Отца он прощает, совесть бы имел...
- Я не была близко знакома со Станисловом Эдуардовичем. – Недоумённый шепоток гостей, после речи Кира прорезает звонкий девичий голос. – Я уверена, что он был замечательным, потому что смог воспитать такого верного, искреннего и надёжного сына. Настоящего мужчину.
- Это кто? Невеста этого поганца? – Шляпка склоняется к соседке. И та вытягивает шею.
- Да, обелить пытается перед присутствующими.
- Обещаю вам, что буду заботиться о нём. Я не смогу заменить ему родителей, но стану женой, которая достойна носить вашу фамилию.
Мне больно! Так больно, словно сердце когтями рвут на части. Через силу заставляю себя вслушиваться. Шёпотки и мелодичный женский голос вливаются в меня словно через плюшевый фильтр. Половина слов оседает где-то, но я улавливаю смысл и настрой.
- Пора, Арина. – Таня дёргает меня и одновременно рядом стоящие женщины, вяло переговариваясь начинают движение вперёд. – Сейчас прощание.
- Нет, я не пойду! – Выкручиваюсь.
- Успокойся, не привлекай внимание. Это твой долг, ты помнишь о чём мы говорили?
Кровь шумит в ушах и тёмные пятна перед глазами. Таня тащит меня вперёд, а у меня ноги ватные. Чувствую себя так, словно приближаюсь к эшафоту. С каждым шагом, всё ближе и ближе...
Я уже вижу тёмно-бордовый гроб на постаменте и опускаю глаза. Вытираю со лба ледяные бисеринки пота.
- Соболезнуем, - соседки-сплетницы, уже жмут руки и холодно чмокают в щеки стоящих у гроба родственников.
- О, Господи... – Выдыхаю, концентрируясь на двух парах ног. Мужских - в чёрных брюках и сияющих ботинках. И женских – в скромных лодочках без каблуков и телесных колготках.
- Соболезнуем, - бурчит Таня.
- Арина, я знал, что ты придёшь проститься. – Тихий голос, как шелест. Не решаясь поднять глаза смотрю на отглаженные стрелки на брюках Кира.
Конечно, он знал, что я подойду. Мой оранжевый свитер видно за версту.
Нужно пройти через пропасть, чтобы оказаться на другом берегу. Так начинается всё новое.
Арина
После похорон настроение такое, что хочется все бросить. Во мне прямо зудит желание начать жизнь с чистого листа!
Быстро сбрасываю обувь и чуть ли не бегом несусь в комнату. Швыряю на кровать вещи. Нужно сделать всё быстро, пока я не передумала. Пока желание перемен пульсирует во мне горячим сгустком.
Сколько можно сидеть в этом болоте? Чего я жду? Принца на белом коне? Что ко мне придёт директор Газпрома и предложит работу мечты? Того, что у меня объявится богатый родственник и осыплет меня деньжищами? Смешно!
Станислав Эдуардович вон тоже ждал, что его сын вырастет достойным человеком. А что сейчас?
Мне уже 24, и что? Никаких планов, целей и особых перспектив. Выйду замуж, рожу кучу детей и буду трепетно ждать, что они меня не опозорят. Тфу...
Меня впервые в жизни накрывает ощущением безвозвратно уходящего времени. Оказывается, так тяжело осознать, что ты зря прожил свою жизнь!
Порыв сбежать улетучивается также, как и пришёл. Внезапно и быстро. Сажусь на кровать, бессильно складываю руки на колени. Я неудачница, я всё равно ничего не смогу!
Взгляд падает на листок бумаги на этюднике. Чистый лист!
Нет, маслом долго и вонюче, пока соберусь и запал пройдёт. Хватаю мелок и рисую. Штрих за штрихом. Периодически закрываю глаза, чтобы вспомнить.
И через некоторое время там появляется Кир, что стоит вполоборота и смотрит на меня через плечо пустым и холодным взглядом. Рядом девушка в чёрных балетках без каблуков.
- Отлично смотритесь вместе!
Одним движением зло комкаю лист и швыряю его под ноги.
Щелкает замок, мама пришла. Я не поднимаюсь ей навстречу, она часто приходит со своим обожаемым Данилом. Не хочу пересекаться лишний раз. Снова встаю и хмуро запихиваю вещи в дорожную сумку. Даже не складываю, просто бросаю.
Сегодня мама одна, сразу проходит в комнату, открывает дверь.
- Что делаешь?
- Да так... Собираюсь, хочу съехать.
С громким треском закрываю молнию и ставлю сумку на пол.
- Вот как? Интересно! – Опирается о стену, скрестив руки на груди. – А на какие деньги ты собираешься жить? Ты знаешь, сколько стоит даже маленькая студия? А где ночевать будешь?
- У Тани со Стасом, потом разберусь, - хмуро хватаю чемодан и раскрываю его на кровати.
Она отлипает от косяка и плывёт ко мне. Становится рядом. Не помогает, но и не останавливает.
- Что за спешка? Давай у Данила спрошу. Может быть он знает, кто сдаёт по дешевле...
Резко поворачиваюсь к ней, зажимаю виски пальцами.
- Мам, не произноси его имя, пожалуйста. – Неожиданно взвизгиваю. - Сегодня и так был тяжёлый день.
Она заправляет мне за ухо прядь, и в этом я вижу жест покровительства и превосходства.
- Перестань, Ариша. Он хороший человек. Когда-нибудь ты поймёшь. – Заглядывает в глаза. – А что случилось?
- Станислав Эдуардович умер, - глухо отвечаю. – А твой убогий Данил пусть себе поможет...
Чувствую щекой, как вздрагивает мамина рука. Она вдруг отшатывается от меня.
Прикусываю язык, но уже поздно, слова сказаны! Внутренне сжимаюсь в ожидании скандала. Я бы хотела уйти по-другому. Мама сама виновата, не надо было про упоминать своего хахаля!
Рядом со мной звонит мой мобильный. Незнакомый номер! Сейчас я буду рада телефонному мошеннику, предложению банковского кредита – чему угодно! Лишь бы она ушла и попрощалась со мной только на выходе.
- Да, я слушаю.
Поджав губы, киваю, слушая собеседника. Мне зябко от маминого пронзительного взгляда, но боюсь попросить её выйти. Будет выглядеть, словно я веду какой-то интимный разговор. После недавнего хамства скандала не миновать.
- Хорошо, я подойду. Завтра?.. Вы уверены, что вам нужна именно я? Да, конечно.
Непонимающе смотрю на телефон. Экран уже погас, а я всё держу его в руках. Пытаюсь сообразить, что это было.
Мама стоит посреди комнаты, рассматривает мой скомканный рисунок и губы у неё почему-то дрожат.
- Отдай! – Вскакиваю с кровати и резко вырываю у неё листочек, рву его на мелкие кусочки.
- Кто это звонил? – Спрашивает безжизненно.
Главное, что не орёт, не читает морали. И я немного притухаю.
- Да так, - отмахиваюсь. - Ошибка какая-то. Поверенный Станислава Эдуардовича считает, что мне нужно быть на оглашении завещания.
- Нет Арина, это не ошибка.
- Может и нет. Возможно, нужно что-то подписать. Станислав Эдуардович на меня кучу денег когда-то потратил.
- Прости, Ариша. Давно надо было тебе рассказать... - Мамин голос звучит глухо, как из колодца и я с удивлением смотрю на неё. Она бледнее клочков бумаги, рассыпанных по полу.
Идёт вперед и тяжело садится на кровать. Старые пружины всхлипывают, мама прячет лицо в ладони.
- Я не хотела про твоего Данила говорить гадости, - гнусаво сообщаю. Извиняться не буду, что бы она не творила.
Мама будто не слышит, до красноты натирает щеки. Поднимает на меня глаза – сухие, с горячечным блеском.
- Я узнала его тогда. После аварии... Мы встретились у следователя. И я сразу поняла, что это он, хотя видела всего один раз. Только такое не забывается, Арина.
У меня внутри раскручивается напряжение. Не хочу знать ничего про её Данила, мне это вообще не интересно. Я и так на взводе, чёрти что творится, ещё и мама чудит.
Меланхолично и молча складываю футболку, чтобы не сорваться. Кладу её на дно чемодана.
Поворачиваюсь к письменному столу и беру в руки фотографию. Я там мелкая совсем, ещё до аварии. Щеки, как у хомяка, очки на пол лица и весёлая улыбка. Мне это фото нравится. Сейчас я так не умею улыбаться.
- Станислав Эдуардович твой отец, Арина.
Рамка летит на пол. Звон. Звук бьющегося стекла. Теперь на полу осколки вперемешку с обрывками.
- Да, это так! – Она выдыхает. - Если бы он не помог тебе, я бы всем рассказала. Лучше позор, но живая и здоровая дочь.
Жизнь — большой сюрприз. Возможно, смерть окажется ещё большим сюрпризом
Арина
Сижу в небольшой комнате за столом, где кроме меня ещё три человека, не считая звонившего мне поверенного.
Среди этих людей – Кир.
Мы с Киром стараемся не смотреть друг на друга. Хотя это сложно. Кир вырядился в аляповатую футболку, словно в насмешку над отцом. Это при невесте он старался вести себя прилично, а сейчас никого, кроме тех, кто упомянут в завещании нет.
Невольно хочется поднять на него глаза, яркое пятно привлекает взгляд. Только я боюсь, что, посмотрев, потеряю хрупкое самообладание. У меня и так ощущение, что землю выбили из-под ног, и я повисла в безвоздушном пространстве.
То, что я чувствую, не передать словами.
Это такая обида на мир, на обстоятельства, на маму, на самого Кира... Я ненавижу всех, кто хоть как-то причастен к этой ситуации.
А больше всех ненавижу старого похотливого кобеля, который испоганил жизнь моей матери и мне! Которого я никогда не буду называть отцом.
- Дамы и господа, — начинает поверенный, поправляя очки. Кажется, его фамилия Волков. - Мы собрались здесь для оглашения последнего завещания и распоряжения умершего Станислава Эдуардовича Рейгиса...»
Как только я слышу имя старшего гада, меня опять накрывает ощущением кошмара. Это похоже на паническую атаку. В сердце словно прокручивается насквозь пронзивший его гарпун. Мне казалось, я даже вижу его ржавую рукоятку. Пропадают все звуки, становится трудно дышать. Хочется отхлестать себя по щекам, чтобы очнуться.
Забинтованная правая нога саднит, напоминая мне, что я жива, и всё происходящее – реально. И я до боли впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы удержаться и не доставить присутствующим удовольствие своим обмороком. Это немного приводит меня в чувство.
- ... завещаю в фонд помощи «Возрождение», с условием, что средства будут потрачены на детей с диагнозом глиобластома головного мозга...
Один из мужчин слегка приподнимается, кивнув. А я думаю, что почивший похотливый козёл и здесь отличился. Наверное, сам умер от этого, и решил спасать детей именно с этим диагнозом. Будто другим помощь не нужна. Перевел бы все в фонд, в гробу я видала его деньги.
До последнего не хотела ехать на оглашение завещания. У меня даже не было сил на это. Я почти не спала. Просто сидела и думала. Вспоминала, крутила в голове, и снова думала. При этом искренне надеялась, что сошла с ума или мне почудилось мамино признание.
Мама виновато скрипела половицами под дверью, но я не могла её видеть.
Внутри меня разрывала пустота, разум отказывался принимать очевидное. Столько лет жить во лжи! Это страшно.
Кир знал всё, потому так странно вёл себя. Причём, узнал недавно! Это стало мне абсолютно очевидно. И тоже не решился сказать правду.
Я одна не в курсе, как дура! Наверное, даже Эльза знает. Чмокнула будущую родственницу в щечку... При одном воспоминании меня передёргивает.
Утром я встала с кровати, оделась и сварила кофе. Я решила, если не появлюсь – покажу свою слабость. Кир явно в курсе, что меня пригласили на оглашение. Не прийти – сознаться, что я жалкая неудачница, которую все водили за нос долгие годы.
Пусть считает, что и на похороны я пришла, зная обо всём. Почему-то мне это важно. Может быть, потому что я вечно в отстающих по информации? Все распоряжаются мной, как хотят. Решают, что мне стоит знать, а что нет. Мне надоело!
Не пойду – опять что-то упущу, в очередной раз стану пешкой в чьих-то играх.
Ещё один мужчина привстаёт, кажется что-то ушло в другой фонд? Мне не интересно, сколько... Я здесь не для этого. Сколько этот похотливый козёл мог сделать хорошего за свою жизнь! И так бездарно прожил её. Воспитал подонка, изнасиловал женщину... Может быть, даже не одну.
Сижу, потирая ледяные руки. В комнате не холодно, но меня знобит. В голове гудит от усталости и переживаний. Тупо разглядываю массивный дубовый стол, на большее меня не хватает.
- Оставшиеся на счетах деньги, а также нижеследующее движимое и недвижимое имущество, причитаются моей дочери... – Вздрагиваю! – Арине Константиновне Ромашиной...
Взгляды всех присутствующих обращены на меня. Волков перечисляет какие-то метры, квартиры, машины, а я не понимаю.
-...При условии, что она будет носить мою фамилию и отчество, и не сменит фамилию после замужества.
Я сглатываю так громко, что, кажется, слышно на улице. Смысл сказанных слов доходит до меня медленно.
Кто-то из мужчин хочет что-то сказать, но Волков предостерегающе поднимает руку, призывая к тишине.
- Моему сыну, Кириллу Станиславовичу Рейгису, я оставляю кампанию «ФармаФьюжн»...
- Что? - Кир вскакивает, - впервые слышу о таком.
Волков недовольно смотрит на него поверх очков:
- Подождите, вы не дослушали. – Поверенный раздосадовано бегает пальцем по бумаге, пытаясь найти нужную строчку. – Без права продажи или дарения третьему лицу кампании в течении десяти лет.
- Я не понял, - Кир так и стоит. – Что это за фигня? Мне не нужна его кампания, и деньги его тоже... Мне вообще ничего не нужно! Объясните!
В сердцах грохает кулаком по столу, и я поднимаю на него глаза. Кир тяжело дышит и так бледен, так, что его неуместная бордовая футболка с надписями, словно вытянула из него все краски.
И до меня доходит... Кир тоже на грани! Может быть, ему даже хуже, чем мне. Он ведь любил своего отца. Скорее всего, новость об обретении сестры сильно шарахнула по нему. Он и эту футболку надел в знак протеста. Наверное, был готов отказаться от наследства. Но кажется, папаша это предусмотрел и приготовил ему знатный сюрприз.
- Мне тоже ничего не нужно, - произношу невесомо. Мой голос звучит, как комариный писк. И тогда я тоже встаю и повторяю более уверено. – Я отказываюсь от всего. Не хочу носить эту фамилию.
Он был грациозен, обаятелен и чертовски привлекателен! Одним словом — пьян!
Кир
В кабинете царит легкий полумрак, здесь все выдержано в английском сухом стиле – дерево, кожа, бра на стенах.
Даже Волков, я помню его, одет, как будто явился с похорон королевы – торжественно и мрачно.
Арина тоже в чем-то сереньком, её светлые волосы отливают золотом, но я не смотрю на неё. Не хочу!
Я вообще ничего не хочу, и сюда припёрся только потому, что Эльза притащила. Не поленилась, привезла меня, и теперь ждёт в машине внизу.
Вдавливаю пятую точку плотнее в кресло и крепко стискиваю зубы в ожидании. Толстый жук рядом с Ариной кликает ручкой. Мне хочется отобрать у него эту ручку и вонзить ему в глаз или в колено.
Задолбал. Я и так на грани! Ещё один клик, и я не выдержу, взорвусь!
Поправляю ворот футболки. Мне душно.
Эльза так неодобрительно косилась на мой наряд. Фыркнула что-то вроде «Не слишком ли кринжово?»
А мне пофиг! Мой отец был клоуном, он другого не заслужил.
Я и так вынес больше, чем хотел – вёл себя прилично на похоронах. И даже речь произнёс, не помню о чём. Я был пьян.
Если кто и заметил это, то не осудит. Для скорбящего сына – нормальная реакция. А и осудит – похрен!
Отец хотел, чтобы на его похоронах было много людей. Так трясся над своей репутацией, а сам заметал под коврики собственные грязные секреты и тайны.
Старый мудак! Ненавижу его!
Знала его любовница – мамаша Арины, мерзкая баба в грязных обносках. Знал сам папашка! Зачем надо было врать мне? Отец постарался отвадить меня от Арины – отослал в другую страну, вёл липовые соцсети от её имени. Не лень же было?
Казалось бы – просто сядь и поговори с сыном. Но нет! Главное, сохранить репутацию, а терзаюсь ли я или нет, ему было все равно.
Вот и мне теперь похрен на него!
После признания отца всё стало с ног на голову, мир перевернулся. Но единственное, в чем я был уверен, так это в том, что Арина ни о чём не знала. Она непричастна к этому бреду. Удивительно, как из генов двух паталогических врунов получилась такая чистая и четная девочка.
Это на мне отец только тренировался. Эта мысль невольно вызывает у меня ухмылку.
Да, первый блин – комом. И это правило на детей тоже распространяется.
Это гадко и мерзко, понимать, что тебя водили за нос практически всю свою сознательную жизнь. Я жил во вранье! В ненастоящем придуманном мире.
Внутри меня последний месяц выл зверь. Выл не переставая, не отвлекаясь на сон и еду.
Это больно, когда наживую сгорает сердце, превращаясь в горстку пепла.
Всё было ложью! Всё!
Кажется, я толком не протрезвел после вчерашнего. Мне плохо, но я не смог бы пересечься с Ариной без допинга.
Волков что-то говорит, старые хрены периодически ему поддакивают. Я только наблюдаю боковым зрением, не шелохнутся ли золотистые блики на волосах.
Волосы Арины и моя футболка – единственные яркие пятна в этом царстве мрачного бреда.
Папаша щедрой рукой раздаёт все непосильно нажитое. Интересно, сколько ещё сора и гаденьких тайн я обнаружу заметёнными под коврик?
Как-то же папаша это всё нажил? Наверное, я вскрыл только небольшой пласт.
- Все движимое и недвижимое... Арине Константиновне Ромашиной.
Невольно смотрю на неё. Арина в изумлении широко распахивает серо-зелёные глаза.
Опять утыкаюсь взглядом в собственные руки. Мне больно видеть живое свидетельство моего идиотизма и гадкой генетики. Наверное, всё лучшее папаша передал ей, а на мне просто потренировался.
Я неудачник! Грёбаный высер эволюции. Сын конченого мудака...
- Компания «ФармаФьюжн» моему сыну, Кириллу Станиславовичу Рейгису...
Чувствую, как по спине стекает струйка ледяного пота. Руки сжимаются в кулаки.
Жирный жук задумчиво кликает ручкой. Словно поджигает фитиль.
Мысли мелькают быстро и хаотично, как молнии во время грозы, мне сейчас кажется, что весь мир против меня. Хочется кого-то убить, выместить свою ярость и злость.
Не выдержав, вскакиваю!
- Что? Впервые слышу о таком. Мне не нужна его кампания, и деньги его тоже... Мне вообще ничего не нужно! Объясните, что происходит...
Арина тоже встаёт. Сквозь пелену долетает её знакомый голос, обжигает до боли, как кипятком.
- Мне тоже ничего не нужно. Я отказываюсь от всего, не хочу носить эту фамилию.
Отбрасываю назад волосы со лба. Они почему-то вспотели.
Семейка клоунов. Даже интересно, кто кого уделает...
Ухмыляюсь ей кривой усмешкой и двигаюсь к двери. Не хочу больше здесь находиться.
- Кирилл, подожди – орёт мне вслед Волков. – Ты должен руководить десять лет компанией отца. Вся прибыль твоя, но ты должен работать! Понял, чего он хотел?
Покачиваясь берусь за ручку двери. Кажется, я всё-таки не протрезвел. Закусив нижнюю губу, едва киваю.
- Элемент воспитания. Принял... Да пошли вы все!
Посылаю присутствующим выразительный жест с одним пальцем. Ручка легко ползёт вниз, и я вываливаюсь в коридор. Сразу становится легче дышать. Без этих деревянных панелей, постных рож и ЕЁ волос...
Стою с закрытыми глазами, стараюсь успокоиться. Меня слегка покачивает. А потом, зачем-то я резко и широко размахнувшись, бью кулаком в пластиковый откос окна.
Несколько раз. На пластике кровь и трещины.
- Кир, не надо!
Оборачиваюсь. За спиной стоит Арина, смотрит на меня исподлобья...
Сделать что-то назло кому-то — это, прежде всего, себе причинить боль
Арина
- Кир, не надо! – кричу ему.
Сама не знаю, зачем выскочила следом. У него лицо такое, будто убьёт кого-то. И сейчас смотрит на меня так, что мне страшно.
Весь в красных пятнах, взгляд мутный.
Теперь, когда он совсем рядом, до меня доносится сладковатый запах перегара, смешанный с парфюмом.
Он же пьян!
- Чего тебе надо? – Рычит хрипло, дрожащей рукой потирает лоб. На костяшках - кровь, на шее пульсирует вена.
- Ничего. Мне ничего от вас не надо. - стараюсь, чтобы мой голос звучал искренне. - Забирай всё, я не хочу иметь отношения к вашей семье.
- А чего пришла тогда? – Ноздри Кира раздуваются, и мне страшно. Я не знаю, как вести себя с пьяными.
- Я не знаю, зачем. – Отвечаю честно. – Попросили, я и пришла.
- Мамашка твоя попросила, да? – Уголок рта Кира ехидно ползёт вверх. Это выглядит гадко, ему не идёт, мне хочется отвернуться. – Она сказала тебе – иди, не сломаешься, может что и перепадёт? Она да?
Он наклоняется ко мне, и выдыхает алкогольные пары, от которых слезятся глаза.
Я понимаю, что спорить с нетрезвым мужиком на грани умопомешательства – себе дороже. Но, когда валят с больно головы на здоровую – не могу стерпеть. Обвинять мою мать в этом кошмаре – несправедливо!
- Не смей! – Прищуриваюсь. - При чём здесь моя мать?
Смотрит на меня тяжёлым и тёмным взглядом. Светло-карие глаза сейчас почти чёрные, как глубокое озеро по края залитое отчаянием.
- Она же специально залетела, хотела денег срубить.
Отступаю на шаг, но от удивления не могу найти нужных слов. Не ожидала от него такого! Я-то думала, он страдает, а он ищет крайних. Как удобно!
- Ты... Как ты можешь!
- Почему бы и нет? – Встряхивает раненой рукой и двигается ко мне. – Твоя мать могла сказать тебе всё, но она промолчала!
- Ты тоже мог сказать, но не сделал этого! – выкрикиваю злобно.
- Как ты себе это представляешь? Позвонить и сказать – привет, кстати, мы родственники? Мой папаша двадцать пять лет назад обрюхатил твою жадную до его денежек маман?
- Да, хотя бы так! Это было бы честнее, чем скрываться за выключенными телефонами и юбкой своей невесты.
Меня трясёт от ярости. Я понимаю, что зря спорю с ним. Самым разумным сейчас будет вернуться в комнату, что-то подписать. Нужно оформить отказ от наследства.
С трудом заставляю себя развернуться, чтобы спокойно и достойно войти обратно в дверь. Я докажу Киру, что он ошибается. Мне никуда не упали эти грязные деньги, я сама всё заработаю.
- Пошла, да? Правильно! Вот и семейке Ромашиных кое-что перепало. Звони мамуле, обрадуй её. Выберетесь из грязи. Наконец-то.
Планка опускается. Гнев захватывает меня целиком, превращая все чувства и эмоции в вихрь ярости и негодования. За что он так со мной?
Поворачиваюсь резко, волосы, взметнувшись, ложатся на плечи. Гневно наставляю на него палец.
- Не смей, Рейгис! Я больше не та стеснительная дурочка, над которой ты издевался в Универе. И не робкая официантка, которой можно запудрить мозги. Я сама без вашей гнилой семейки управляю своей жизнью. И мне ничего от вас не надо! Подавись деньгами своего мерзкгого папаши, я не возьму от него ни копейки.
Кир задрав голову вверх, выдаёт циничный хохоток, продемонстрировав отличные зубы.
- Не возьмешь, а прибежала! Кому ты рассказываешь, Ромашина! Или как мне теперь тебя называть? Арина Рейгис? Сестрёнка?
Кровь бросается в голову. За секунду предолеваю расстояние до него и хлестко луплю по щеке. Голова Кира дёргается, он бледнеет и закусывает губу.
- Всё повторяется, правда, Ромашка? – Вновь ухмыляется.
Пытаюсь отступить, но он обхватывает меня за запястье раненой рукой. Почему-то я думаю, что сделаю ему больно, если буду дёргаться и замираю.
– Я помню, когда ты ударила меня также. Давно, шесть лет назад. Я тоже был слегка пьян, а на улице шёл снег. А ещё ты тогда танцевала...
Тяжело дышать, перед глазами всё расплывается из-за пелены слёз.
- Только есть одна большая разница, Арина. – Кир садится на подоконник и дергает меня к себе. Я так близко, что чувствую его тепло. – Я сейчас не столько пьян, сколько устал. Как же меня всё задолбало!
Со страхом смотрю на кровавые следы на его костяшках.
- Кир, ты же ранен...
- Похрен, - на выдохе кривится, зажимает рот свободной ладонью и выдерживает пару секунд. – Мне на всё похрен, Арина. Можно я тебя обниму, как сестру?
Он наконец-то отпускает мою ладонь, и я замираю, как военнопленный, с поднятыми вверх руками. А Кир облапывает меня, и тяжело вздыхает на моей груди.
- Ты – моя сестра, надо же! – Сипло хрипит.
Боюсь шелохнуться. Что это с ним? Совсем свихнулся?
- Как хорошо, что у нас не было ничего. Я бы застрелился. – Вздыхает.
Не выдерживаю и отталкиваю его. Он спиной падает на стекло, но успевает удержать равновесие.
- Как же ваша семья достала меня! Ты, твой тупой папаша! Вы оба! Ты сидишь сейчас, пускаешь пьяные сопли и жалеешь себя.
- Я жалею тебя...
- Меня не с чего жалеть!
- План твоей мамаши сработал, тебе обвалилось наследство, и ты собираешься от него отказаться, чтобы показать мне, какая ты красивая благородная, угадал?
- Ваша семья – высшая степень идиотизма. Даже после смерти папаша продолжает тебя воспитывать, оставил тебе дело, на котором надо пахать. Ты понимаешь, он тебе не доверяет. Нисколечко!
- Зато тебе перепало всё, я смотрю. Будто это замолит его грешки.
- Я не возьму!
- И останешься нищей убогой дурой?
- Что?
Вторая рука взлетает в воздух, и он перехватывает её на лету.
- Всё повторяется, Арина. История ходит по кругу, ты не находишь? – слегка приподнимает тёмную бровь. – Только обрастает новыми трагичными деталями.
- Ты ошибаешься! – Поднимаю подбородок и смотрю ему в глаза. - Я не собираюсь в этот раз страдать и биться за правду, восстанавливать справедливость и прочее. В прошлый раз я за это огребла. От тебя, – Щурюсь. – Я не повторю своей ошибки. Я заберу деньги.
В богатстве и бедности чувства обнажают свою сущность
Кир
Я покидаю это шоу конченных дебилов. Не собираюсь задерживаться ни минуты.
Внутри всё бурлит от сдерживаемого гнева.
Какого хрена она вообще побежала за мной? Решила опять поиграть в мать Терезу, показать, какая она благородная и честная?
Типо забирай всё, мне ничего не надо?
Хрен там! Заберёт все, как миленькая. Мамаша её алчная подсуетится. Подумаешь, фамилия! Кто такая Ромашина? От этой фамилии за версту несёт провинцией.
Потираю сбитый кулак, с удивлением смотрю на кровь на ладони.
Чёрт! Когда я ехал сюда, то представлял всё немного по-другому. Думал, что смогу сдержаться. Послушаю, поставлю грёбаную подпись и уйду. Хрен-то там!
Меня злит не то, что отец передал практически всё Арине. Мне злит то, что её маман добилась того, чего хотела, пусть даже спустя годы.
А ещё неимоверно бесит, что отец даже после смерти умудрился плюнуть мне в лицо. Лучше бы ничего не оставлял, сам бы справился. Чем вот это унизительное – «десять лет управления».
Не удивлюсь, если сейчас толстый жук и прочие заслушивают продолжение этого опуса в стиле «... ибо пусть покажет, что этот болван на что-то способен и радуется, что я не оставил ему овощной киоск на тех же условиях.»
А Арина сидит рядом и тусклые блики мерцают в её волосах при каждом одобрительном кивке.
Не сразу соображаю, как выбраться из коридора, долблюсь в дверь, пытаясь дёрнуть её на себя. Какой-то мужик, легко открывает дверь в другую сторону и с подозрением смотрит на меня через плечо.
Между лопаток жжёт от его пронзительного взгляда. Наверное, хочет вызвать охрану.
«Внимание! В нашем супер-пупер здании замечен обдолбанный окровавленный придурок в дурацкой футболке»
Привыкай, Кир! Ты теперь часто будешь видеть такие взгляды. Сын, преданный отцом. Парень, родившийся с золотой ложкой во рту, и сломавший о неё зубы.
Хлопаю дверцей пассажирской двери так, что трясутся стёкла.
Эльза отвлекается от подкрашивания губ, поднимает козырёк с зеркальцем. Меня всегда раздражало это точечное подёргивание кисточки, будто она не свисток свой малюет, а создаёт картину в технике пуантилизма.
- Как всё прошло? – Аккуратно вставляет кисточку во флакон и завинчивает крышку.
- Нормально, - отворачиваюсь и смотрю в окно. Не хочу видеть, как она жамкает свои губы, распределяя блеск равномерно. Почему-то противно.
- Милый, ты расстроен. Я же вижу.
Пытается взять меня за руку и тут же испуганно вскрикивает:
- Ой, у тебя кровь! Прости, милый, если задела и сделала больно. Как тебя угораздило так пораниться? Где?
- Не важно, - цежу сквозь сомкнутые зубы.
- Я сейчас достану аптечку из багажника, подожди... – Останавливая, инстинктивно кладу ей ладонь чуть ниже юбки. Оставляю кровавый след на безупречном колене.
- Сиди, не надо!
Эльза пару секунд брезгливо смотрит на кровавые пятна, потом обиженно вздыхает, но сдерживается.
Снова доброжелательно улыбается и, наклонившись через меня, достаёт из бардачка упаковку влажных салфеток. Меня обдаёт знакомым запахом свежих духов.
Почему у меня не может быть в жизни всё так просто, как у Эльзы? У неё же всегда всё легко. Она не парится ни за что! Могла наорать, психануть. Нет, улыбнулась и полезла за салфетками. Как бы научиться жить также?
- Главное, что юбку не испачкал. – Она с характерным хрустом открывает клапан, достаёт салфетку и промакивающими движениями, похожими на те, которыми красила губы, вытирает пятна со своего колена. - Я понимаю, смерть отца для тебя – большой удар. – В её голосе неподдельное сочувствие. – Ты из-за этого не в настроении. Вчера перебрал немного, бывает. Сейчас приедем домой, я сделаю тебе ванну с лавандовым маслом.
Мне хочется башкой пробить стекло, даже слегка ударяюсь лбом.
- Не переживай, милый, всё будет хорошо. Давай ладошку, сейчас станет легче.
Молча смотрю на неё, но не тороплюсь протягивать руку. Эльза - красивая, изящная, воплощение мечты любого мужчины. Никогда не кричит, не злится. Прямо идеал! Иногда мне не верится, что она настоящая, а не биоробот.
Почему-то перед глазами опять ОНА – злая, взъерошенная с алыми пятнами на щеках. Трясущая ладонью после удара.
- Не надо, - прикрываю глаза и, откинувшись на подголовник, выдыхаю через нос. – Поехали.
- Домой, да? – Эльза с готовностью заводит свою голубую малолитражку.
- У меня больше нет дома.
- Что? – Зажигание выключается. – Что ты сказал?
- У меня больше нет дома...
- Не поняла!
Открываю глаза. Слегка повернув голову, смотрю на свою невесту. У неё почти незаметно подрагивает нижняя губа. Идеально накрашенная губа.
- Отец не оставил мне ничего. – Снова забрасываю голову и смотрю на велюровый потолок.
- Вообще? Этого не может быть. Ты же его единственный...
- Нет! – Перебиваю, не отрывая взгляд от еле заметных катышков на потолке. Откуда они вообще там берутся? – Я не единственный. Всё досталось моей сестре.
- Сестре?! – Эльза взвизгивает, и я невольно отвлекаюсь от такого увлекательного зрелища, как потолок. – У тебя есть сестра? Что ты говоришь?
На вмиг побледневшем лице ярко проступают полоски румян. Глаза распахнуты, будто вывалятся из орбит.
Фыркаю. Ну хоть что-то способно удивить мою половинку, я уж думал, что она и при падении метеорита будет улыбаться и делать селфи на фоне апокалипсиса.
- Да, Эльза, у меня есть сестра. – Вздыхаю. – Я узнал об этом недавно. И, похоже, папочка, решил оставить всё ей.
- Подожди. – мелко трясёт головой, не желая верить в происходящее. – Этого не может быть. Он же был не бедный человек! А как же твои перспективы?
- Что мои перспективы? Я хороший специалист, без пяти минут партнёр...
- Ты отражаешь реальность? Кому ты нужен без заступничества твоего папочки? Тебя его друг взял к себе, потому что у Станислав Эдуардович был одним из его инвесторов...
Ты в силе – и друзей хоть отбавляй, Ты в горе – и приятели прощай. (Шекспир)
Месяц спустя
Кир
- Андрюха, у твоего отца вроде офисник был, спроси для меня. Есть ли хорошее помещение, метров тридцать для начала? С ремонтом и мебелью...
- Не, Кир. У него занято все, очередь стоит из желающих. Место проходное ведь. – Чую, что врёт. Даже не пытается сделать вид, что узнает.
- Ясно. Ну ладно, давай.
Кладу трубку и заношу Андрея Багаева в черный список. Как бухать у меня, так первый прибегал. Как потребовалась помощь – сдулся сразу. Будто я задаром прошу, как милостыню.
Я даже не успеваю сказать, что готов платить по нормально арендной ставке, просто хочется через знакомых, так надёжнее.
Денег у меня, не сказать, что много. Лишний раз рисковать не хочу.
Мрачно смотрю на обширный список людей – уже человек двадцать, которых я теперь вычёркиваю из своей жизни. Навсегда.
Запускаю пальцы в волосы, дёргаю себя. До боли. А потом улыбаюсь потолку.
«Так погибают замыслы с размахом, когда-то обещавшие успех», - мысленно цитирую Гамлета. Мда...
Правда, я даже рад. Я, может, и звоню сейчас, чтобы понять, на кого смогу положиться, если что...
Только рассчитывать можно только на себя. Я понял это давно, и жизнь в очередной раз преподаёт мне урок. Чтобы не забывал.
После смерти отца я стал персоной нон грата в прежнем мире. Который был мне не родным, но хотя бы знакомым. Одни вообще не берут трубку, другие – блеют, как Андрюха...
И ни одной честной души не нашлась, чтоб сказать мне прямо: «Кир, ты не наш теперь. Давай сам!»
Я бы оценил.
Странные люди. Я ведь прежний. Нет, я даже лучше. Взрослее, сильнее и злее. Есть накопления, счета.
Только я никто для «золотой» молодёжи, а в среде тех, кто боролся за своё место под солнцем – презираемый отщепенц.
Ни связей, ни друзей, ни невесты, ни семьи. Один!
Старый говнюк подставил меня по полной. Как бы я не поступил, получается, он меня уделал даже после смерти.
Если начну колотиться, показывать, какой я молодец, возрождать это «Фарма-чего-то там» - значит, его воспитательные меры сработали. Я не посрамил его фамилию, достойный сын своего отца и всё такое.
Если скачусь на дно, уйду в запой с горя, приговаривая «папочка меня совсем не любил», то он тоже победил. Потому что и не стоило оставлять ничего такому слабаку.
Поэтому я занимаю промежуточную позицию. Сделаю всё с нуля.
Возможно, меня бы приняли друзья отца за границей, они знают, чего я стою, как специалист. Но снисходительная помощь мне тоже не нужна.
Хрен знает, что мне вообще нужно! Меня накрыло великим похуизмом. Может быть у меня такая сложная форма депрессии, но мне даже на это пох!
Я не стал дожидаться вступления завещания в силу после всех бюрократических проволочек. Просто снял скромную квартиру, взял из дома несколько вещей, напоминавших мне о детстве, и отдал ключи горничной.
Я никто в этом доме, и нечего мне там делать.
Несколько раз звонил поверенный отца, спрашивал, что делать с оставшимися вещами. Я посоветовал ему их продать, перевести деньги на кастрацию бездомных котов, и удалить мой номер из своего телефона.
Не знаю, почему поверенный меня так бесит. Скорее всего, этот Волков или Зайцев вообще не при чём, но нужно же кого-то винить, если единственный, кто на самом деле повинен в ситуации – мёртв.
Я не злюсь на отца за то, что оставил мне ни-че-го. Я злюсь на то, что в нашем вечном противостоянии он выиграл. И на то, что не могу потребовать матч-реванш по причине смерти противника!
Зависаю на одном из объявлений. Место неплохое, цена устраивает. Не шик-блеск, конечно, но подойдёт на первое время. А потом сниму что-то покруче.
Для моего личного бизнеса всё должно быть самым лучшем. Я его выращу, выпестую, сделаю офигенным. Украшу стенку дипломами, благодарностями и премиями, и тогда только я смогу успокоиться. Только так я уделаю старого маразмата! Не его подсунутую мне фирму, не его деньги. Сам, всё сам...
Уже собираюсь позвонить собственнику, чтобы уточнить детали. Но рука сама тянется и кликает на местный новостной сайт, и за те доли секунд, пока он подгружается, сердце успевает сделать кульбит, как на американских горках.
Там в последнее время часто мелькает Арина. И я, как мазохист, не хочу туда заходить, но всё равно раз за разом читаю новости о ней. Знаю, что будет неприятно, больно, но всё равно...
Потому что только в эти моменты, когда дыхание перехватывает от волнения, я чувствую себя живым, а не тусклой оболочкой. Всего несколько секунд, но мне этого достаточно.
Арины сегодня нет. И я, выдохнув, погружаюсь в изучение скандалов – кто-то выпал из окна, кто-то подрался, сбили машиной. Чернуха, но иногда отвлекает. Есть же люди, у которых всё ещё хуже, чем у меня. Когда я уже погружаюсь в свой любимый ментальный тренажёр, при очередном обновлении на первой странице появляется фото Арины. Так всегда – стоит забыть о чём-то на время, и оно тут же напоминает о себе!
Людям всегда были интересны истории о золушках, всякая желтизна с потерянными и обретёнными дочерями. Арина сейчас для всех - воплощение надежды, символ того, что из грязи легко попасть в князи.
Бегло просматриваю заметку. Как я и ожидал, ничего особенного. Скромно улыбаясь она позирует на фоне какой-то больницы с забрюленным малышом лет пяти.
«Арина Рейгис исполнила желание больного ребенка...»
Меня опять бесит, что у нас с ней одна фамилия. Каждый раз, как вижу, хочется бежать в паспортный стол и стать Кириллом Ромашиным. Нормальная у неё было имя. Светлое.
Ладно я, мне некуда деваться, но Арине носить фамилию гадкого старикана точно не стоит.
Всматриваюсь в снимок. На хрена размещать, если лицо ребенка скрыто – всегда не мог понять? Могли просто её фото сделать. Увеличиваю изображение.
Похорошела, будто повзрослела. Хорошо одета. Только глаза грустные. Как на всех последних фото.
Любое изменение внутри тебя происходит медленно и незаметно, как движение времени
Арина
- Госпожа Рейгис, Госпожа Рейгис...
Чужой голос вторгается в мой сон. Не хочу просыпаться, только ночью в моей жизни наступает спокойствие и определённость. Когда я сплю, меня не тревожат заботы и проблемы. И моя совесть!
- Арина, вставайте же. К вам пришли!
На своё имя я реагирую активнее. Сдёргиваю с глаз повязку и щурюсь от яркого света.
- О господи, сколько времени? – Привычно шарю рукой по тумбочке, и нахожу там свои старые наручные часы. Щурюсь, и подношу их ближе к лицу. Я еще не надела линзы. – Ужас, Лидия, я же проспала! Надо было меня давно разбудить, я же просила!
Вскакиваю с кровати, и шлёпаю к стулу, где вчера повесила одежду. Там её нет.
- Ваше домашнее платье в шкафу.
Чёрт! Никак не привыкну, что в этом доме вещи исчезают, а потом появляются на своих местах.
Потом оденусь. Шлёпаю в ванную, которая примыкает к комнате. Горничная семенит за мной.
- Я пыталась вас разбудить, но вы так крепко спали, госпожа Рейгис.
Оборачиваюсь и шиплю сердито:
- Я тысячу раз просила называть меня по имени.
- Но прежний хозяин...
- Не важно, что хотела прежний хозяин, я прошу обращаться ко мне по имени, ясно? - Наставляю на неё палец.
Лидия для меня выглядит, как мутное пятно. Поэтому я не вижу выражения её лица. Чтобы она чётко усвоила, последнюю фразу, добавляю для острастки:
- А то уволю!
Сама пугаюсь своей хамоватости, но Лидия лишь вздыхает в ответ. Обычно я не позволяю себе так обращаться с прислугой, но, видимо встала не с той ноги. Еще и проспала. У меня сегодня весь день расписан.
- Там пришли к вам... – несмело шепчет горничная и добавляет, - Арина...
Уже взявшись за ручку двери в ванную комнату опять останавливаюсь. Раздражённо оборачиваюсь. Она даст мне сегодня надеть линзы? Я себя без них чувствую, как голая.
- Кого ещё принесло?
- Там... Там ваша мама.
Именно так – «Мама», не мать, не госпожа Ромашина.
Закатив глаза испускаю глубокий стон и с грохотом захлопываю за собой дверь ванной. День сегодня точно будет неудачным.
Через пару минут я, наконец, обретаю нормальное зрение и привожу себя в порядок. Беру из шкафчика белоснежное полотенце с вышитой буквой R в круге, Станислав Эдуардович, был эстетом с манией величия. Такой же логотип украшает весь текстиль.
Называть отцом я его не могу, когда у меня берут интервью, я обхожусь нейтральным «Он». так и отвечаю «благодаря ему», «он бы хотел». Журналистов устраивает, меня тоже.
Быстро перед зеркалом прочёсываю волосы пятерней, заплетаю косу. Сдёрнув с вешалки халатик, набрасываю его на плечи.
Моя ванная теперь размером с половину квартиры, где я когда-то жила. Ванная, которая примыкает к комнате Кира ещё больше, но я предпочитаю жить в гостевой. Мне неприятно было бы знать, что я сплю на кровати, где Кир когда-то развлекался с девочками из Универа. А на постель Станислава Эдуардовича я не лягу даже под дулом пистолета.
Робкий стук в дверь.
- Да, что случилось?
- Гос... Простите. Арина, ваша мама говорит, что ей скоро на работу, она торопится.
- Да блин!
Прислушиваясь к словам Лидии локтем задеваю баночки с кремом, они с грохотом валятся на пол.
- Не волнуйтесь, я уберу, - тут же доносится из-за двери.
- Принесло же её именно сейчас! – Ворчу недовольно.
Щелкаю замком и выхожу. Запираться мне не от кого, это привычка. Когда мне хотелось побыть одной, я всегда запиралась в ванной. Включала воду и читала или мечтала, фантазировала. Мама орала, что я перевожу ресурсы и трачу её деньги. Но шум воды меня успокаивал.
Сейчас я бы с радостью заперлась снова в нашей крошечной ванной, в обмен на возможность мечтать. Я утратила эту способность. Больше не чувствую предвкушения от любви, богатства, удачи или славы.
Иногда мне кажется, что мне много-много лет. И я никогда не почувствую больше счастливый озноб, пугливое сердцебиение, мучительно-сладостно преодоление мига.
У меня есть всё, и нет ничего! Я заперла своё сердце на ключик. Стараюсь не думать о Кире, любое воспоминание о нём вызывает боль. И первое время мне было тяжело находиться в доме, где всё произошло, любая мелочь вызывала болезненные воспоминания. А к бассейну я не могу подходить до сих пор.
Постепенно привыкаю. Я не страдаю, не мучаюсь. Я просто существую. Сейчас я понимаю Кира шестилетней давности с его расхлябанным отношением к жизни. Человек, который лишен предвкушения от собственных достижений – лишён всего.
- Она ждёт вас в гостиной. – Сообщает Лидия. - Я налила ей чай и предложила печенье.
- Спасибо. - Отбрасываю косу за спину и кутаюсь в махровый халатик с буквой R. – Мне кофе свари, пожалуйста.
Мама сидит неестественно выпрямившись на голубом диване. Смотрит прямо перед собой. На столике дымится фарфоровая чашка с незабудками. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что она не притрагивалась к чаю. Мама никогда не есть и не пьёт ничего у меня в гостях.
Мельком бросает на меня взгляд, когда я спускаюсь к ней, и снова устремляет в вечность невидящий взгляд.
- Привет. - Опускаюсь рядом. – Могла после работы заскочить. Что за срочность?
Прикрывает глаза и слегка покачивает головой.
- Арина, тебе нужно вернуться...
- Опять двадцать пять. – Раздражённо откидываюсь на спинку дивана. – Я так и знала, что ты за этим пришла. Тебе не надоело?
- Это проклятые деньги, проклятое наследство и ты не должна...
- Мам, я всю жизнь слушаю тебя и других умных людей, которые говорят мне, что я должна, и что не должна. Тебе не кажется, что уже хватит? – Стараюсь говорить спокойно, но голос подрагивает.
- У меня больше нет дочери, - зажимает переносицу двумя пальцами.
Я раздражённо цокаю.
- Мы обсуждали с тобой это много раз. Куда мне возвращаться? К тебе и твоему Данилу – кривляясь произношу его имя. - Буду спать на коврике в прихожей и есть заплесневелый сын? А по ночам слушать ваши охи-вздохи?