Знаешь, как бывает: первый шрам – самый глубокий
- Ну что, какого цвета её трусики? - Чей-то нетрезвый голос заставляет меня отпрянуть от Кира.
Губы, ещё влажные от поцелуя, инстинктивно тянутся к Киру. Щёки горят от мягкого прикосновения его ладоней, по венам сладко бегут и взрываются пузырьки шампанского...
Но, последовавший за фразой оглушающий взрыв хохота обрушивается на меня, как пыльный мешок.
Оборачиваюсь, не смея поверить в происходящее.
За спиной мутные пятна лиц.
Шарю рукой по кровати, нащупывая очки. Судорожно напяливаю их на нос, и окружающий мир приобретает чёткость.
Лучше бы я этого не видела!
Перед глазами плывёт хоровод искажённых пьяным весельем лиц. Наверное, здесь собрались все гости!
Взглядом выхватываю из толпы бледное лицо своей одногруппницы Полины. Покосившись на окружающих, Полина криво улыбается. Она тоже, с ними?
Пульс зашкаливает настолько, что его ритм отдается в висках барабанной дробью. Смех смазывается, будто пробивается через густой туман.
Впиваюсь взглядом в Кира. Он тыльной стороной ладони брезгливо ведёт по губам – дьявольски притягательным и порочным.
Одним движением стирает мой поцелуй. Дыхание перехватывает от этого презрительного жеста.
- Трусики? - Кир шутовски наклоняется, заглядывая за моё бедро. - Белые. В цветочек! – Самодовольно щерится.
Дернувшись, оправляю юбку. Кажется, цвет моих трусов не тайна уже для всех.
Очередной взрыв хохота заставляет меня прижать ладони к пылающим щекам. Смотрю в глаза Кира, они пустые и равнодушные, как пластиковые пуговицы.
Раньше я не думала, что карие глаза могут быть такими безжизненными, обычно в них плещется огонь. Но сейчас...
Беззвучно открываю рот, хочу выплеснуть на Кира всю ярость, боль и унижение, но спазм злости и обиды сковывает горло.
- На кружевные мамка денег не дала?
- Да откуда у её мамки деньги?
- Не ожидала детка, что ей здесь что-то обломится...
- Гляньте, она от счастья язык проглотила!
- Бледная моль...
Остроумные комментарии долетают до меня, как сквозь вату.
- Заткнитесь все! – рявкает Кир.
Гомон тут же стихает.
В наступившей тишине, Кир медленно ведёт ладонью по моей щеке, и я вздрагиваю, как от удара током.
- Ты хорошая девочка, - лёгкая ухмылка трогает его губы. – Только в следующий раз трусики снимай заранее.
Вскакиваю на ноги и стискиваю кулачки. Тяжело дыша представляю, как моя ладонь впечатывается в это красивое лицо, которое по прихоти судьбы досталось конченому подонку.
- Эй, ты чо... – Кир, предусмотрительно хватает меня за руку, - Обиделась что ли? Это же шутка. Просто игра, что такого-то?
Его прикосновение обжигает меня пламенем ненависти. Выдёргиваю руку из его захвата, разворачиваюсь на каблучках и бегу вон отсюда.
- Эй, стой! – Вслед летит приказ, но я уже берусь за ручку двери. – Кто-нибудь снимал наш фееричный поцелуй или я зря её слюнявил?
Последняя фраза Кира размазывает меня окончательно. На секунду останавливаюсь, опустив голову и прикрыв глаза, делаю глубокий выдох, чтобы найти силы двигаться дальше.
- Глянь, Кир, ей понравилось, передумала... - звучит очередная скабрезная шуточка за моей спиной.
Толкаю дверь и выскакиваю из комнаты. Бегу прочь.
Подальше от всех!
Подальше от позора!
Мой первый поцелуй! И он мог стать самым сладким, если бы не оказался таким унизительно-горьким.
Мерзким.
Пропитанным вкусом моих слез и его пренебрежения.
Главное разочарование отца — это осознание, что его гены дали сбой
- Вставай! – Громкий окрик отца бьёт по ушам. Не размыкая глаз пытаюсь натянуть одеяло на голову, но оно стремительно уползает, оголяя ноги.
- Чёрт, холодно же... – Пытаюсь скрутиться калачиком на диване и бормочу. – Пожалуйста, я посплю еще минут шестьсот-восемьсот...
Нашёл, кого молить о сострадании. Мой отец – безжалостная машина правосудия, прокурор городского округа.
- Тусовщик хренов! Вставай немедленно! – Гневные вибрации в голосе отца не предвещают ничего хорошего. – Что здесь вчера было, бездельник?
Оу-у, началось...
Отец продолжает орать – выплёвывает фразы быстро и яростно, но я не понимаю их смысл.
Слова превращаются в отбойные молотки, выстукивающие дробь на страдающих извилинах.
Как же задолбал!
Сейчас начнутся часовые нотации над моим ещё не протрезвевшим организмом.
Не открывая глаз, приподнимаюсь на локтях и вяло опускаю ноги на пол. Придерживаю раскалывающуюся голову.
Как пить хочется...
- Мне надоело, - Продолжает сотрясать воздух отец. – И это мой сын?! Поз-з-з-з-з-орище!
Звенящее слово, разрывает воздух. Влетает в мозг, терзая его.
Когда он заткнётся?!
С трудом разлепляю опухший глаз. Свет бьет по зрению беспощадно, будто мне зарядили в глаз мелкой дробью.
Прикрываю лицо ладонью и хрипло рычу ругательства.
- Ты поговори мне ещё... Сраный бездельник! На меня смотри!
- Батя, есть минералка? – Зажмурившись, смачно зеваю и протягиваю руку.
Во рту словно сдохло и активно разлагается стадо диких бизонов.
Глоток водички, и я готов буду к диалогу.
Вяло покачиваясь тяну к отцу руку. Вместо минералки получаю ощутимый хлопок по ладони и грозный рык.
– Ты охренел вконец?!
Ох, уж эти прокурорские беспощадные замашки.
Шарю рукой по дивану и нащупываю плед. Набрасываю его себе на голову, как бедуин, и, приподняв свинцовые веки, фокусируюсь на внушительной фигуре отца.
Он нависает над моей безжизненной тушкой, крепко сжимая кулаки. На виске бьется синяя жилка, брыли побагровели и нервно вздрагивают.
У папаши, кажется, сейчас случится сердечный приступ.
Ну и пох!
Равнодушно созерцаю руины, в которые превратилась гостиная, поворачиваясь всем корпусом. Если бы я мог охренеть от происходящего, я бы так и сделал. Но пока могу только громко икнуть.
- Простите... – Свожу под подбородком плед крест-накрест, как платок. - Пап, ну чо ты... Горничная сейчас придёт.
Пытаюсь снова завалиться на бок, но плечо сжимает железная хватка.
- Ты сейчас пойдёшь в душ, приведёшь себя в порядок, а потом мы поговорим.
- Да пошёл ты! – Цежу сквозь зубы.
Ладонь отца впечатывается в меня звонкой и хлесткой пощёчиной, выбивая хмель.
Голова дёргается, стукаясь о спинку дивана. Скрючившись прижимаю руку к щеке, злым зверьком смотрю в сощуренные глаза отца.
От него исходит волна такой ярости, что кажется воздух вокруг искрится. Моего отца тяжело вывести из себя, но сегодня мне это удалось.
Задерживаю дыхание, чтобы не сорваться. Ещё немного, и я выдеру чеку, тогда отца просто порвёт.
- Ладно... – выбрасываю белый флаг, чтобы замедлить детонацию. – Чо завёлся-то?
Встаю на ватные ноги, обхватив руками разламывающуюся голову. Тащусь в коридор, прилипая босыми ступнями к залитому чем-то полу.
Взявшись за ручку двери, оборачиваюсь на отца через плечо. Он стоит, глядя на меня. И в его взгляде столько презрения и брезгливости, что хочется прижать ладонь к другой щеке.
Хочешь разговора? Хорошо, я буду готов через десять минут. И посмотрим, посмеешь ли ты меня снова тронуть.
Переступаю бортик душевой кабины и подставляю голову под хлесткие струи. Растираю лицо, надеясь смыть похмелье. Скула отзывается ноющей болью.
Я и забыл, как это больно и унизительно.
Не помню, как давно отец не бил меня? Как мамы не стало? Или с тех пор, как я вырос, и он понял, что я могу дать сдачи?
Выхожу из ванной, растирая волосы полотенцем. Как есть, в одних трусах, шлёпаю в гостиную. Лучше выслушать все сейчас, иначе отец с меня не слезет, и о здоровом сне можно только мечтать.
Какого хрена его принесло из командировки уже сегодня? До завтрашнего дня горничная бы всё убрала.
Пальцы ног приятно погружаются в ворс ковра. После скользкой душевой кабины, иду будто по облаку.
Кайф!
- Бля! – ору, когда в ступню впивается осколок стекла. – Сука, тварь... Убью, того, кто это сделал!
- С себя начни... – Отец стоит, прислонившись к дверному проёму, с чашкой кофе в руках. Невозмутимо наблюдает, как я скачу на одной ноге.
Уже безупречен: стрелки на брюках, как натянутые струны, на щеках легкая тень от свежего бритья.
Будто не бесновался только что среди бардака, в которую мои гости превратили гостиную. Обычно дома у нас стерильно, как в операционной – чистота, не пылинки. Даже корешки книг в библиотеке выстроены по цветам и размерам.
От того он так и психанул. Нарушение «прокурорского фэншуя», основанного на порядке, правилах и чистоте, выводит его из себя. Отец не переносит хаос и беспорядок!
А меня бесит равнодушие и невозмутимость, от которых веет холодом, как от могильной плиты. Пусть лучше орёт!
Хромаю мимо него, чуть не задевая плечом. Отец даже не пытается посторониться.
Падаю на диван, согнув ногу, забрасываю пострадавшую ступню на колено. Морщась от отвращения, вытаскиваю впившийся осколок.
- Твари, бутылку разбили... – Бормочу, рассматривая зеленоватое стекло на свет. - Кажется, от шампанского.
- Судя по подтёкам, бутылку разбили о портрет твоей прабабушки.
- Вы правы, Ватсон, – швыряю осколок на заваленный мусором журнальный столик. – Уверен, прабабушка была не против. Говорят, она любила заложить за воротник.
Отец молча проходит к барной стойке, локтем сдвигает коробки и бутылки, освобождая место для пустой чашки.
Совершенство достигается не тогда, когда нечего добавить, а когда ничего не отнять
Арина
«...Таким образом, религиозная направленность искусства Месопотамии в эту эпоху демонстрирует устойчивую тенденцию...»
Чувствую ощутимый укол ручкой в бок.
- Что? – Недовольно поворачиваюсь к подруге.
- Арина, мне кажется, ты нравишься Стасу.
- Таня, сессия через месяц, уймись. Конспектируй...
- Точно нравишься, смотри, как смотрит...
Слегка обернувшись, скольжу взглядом по склонённым девичьи головам. Темненькие, светленькие, с длинными волосами и короткими стрижками – наш факультет не зря называют «цветником».
За последней партой над каталогом с памятниками искусства Древнего мира торчит рыжий вихор нашего единственного парня.
На факультет искусствоведения мальчики идут неохотно. Обычно к нам запихивают отпрысков мужского пола видные деятели культуры, или идут от безнадеги парни, которые не поступил в архитектурный.
Стас – редкое исключение, он у нас по велению души. Сам себя он называет «райтером», но думаю, что он не прижился в тусовке тех, кто расписывает заборы баллончиками с краской – слишком робкий для неформальной тусовки.
Зато у нас, в отсутствии подходящих предложений, он пользуется спросом. И некоторые «цветочки» из нашей группы прикрывают глаза на то, что у него неопрятные волосы, пирсинг и идиотская татуха в виде акулы на шее.
Кажется, Стас стесняется того, что он единственный мальчик и вяло реагирует на заигрывания девчонок. Но сейчас всего второй месяц обучения. Ничего, скоро привыкнет.
Возможно, когда-нибудь он вырастет в широкоплечего самца, но сейчас, на первом курсе, он больше похож на сына байкера, донашивающего отцовские обноски. Ну что же, наш факультет – лучшее место для уничтожения комплексов неполноценности у слабых представителей сильного пола.
Каталог искусства слегка опускается, открывая мне бледное, усыпанное веснушками лицо, и я встречаюсь взглядом со Стасом. Водянистые глазки быстро скользят по мне, как бы между прочим ощупывают спину рядом сидящей Тани и убегают разглядывать стену. Каталог снова поднимается, как ширма, пряча от меня главного жениха нашей группы.
- Таня, не придумывай...
- Ну да, парень из него не очень - ни машины, ни денег. – Фыркает. – Но присмотрись к нему. Через пару лет заматареет, будешь локти кусать.
- Мне он не нра-ви-тся, - шепчу по слогам, чтобы Таня отстала.
- Ну что делать, - тянет подруга, - другого у нас нет. Гордись, если наш альфа тебя выберет.
Не выдержав, прыскаю в ладонь.
- Девочки на втором ряду, я вам не мешаю? – В наш диалог включается завкафедрой древнего искусства Яровой.
Рассматривает нас из-под полуспущенных на мясистый нос очков.
О его строгости наслышаны даже первокурсники. Надо же нам было так вляпаться?
Говорят, блондинкам у него сдать легче, но, видимо, мне это не грозит. Ходят слухи, что у Ярового есть свой эстетический идеал, который сформировался, наверное, ещё в эпоху Шумера. Не удивлюсь, если Яровой застал и динозавров.
- В синей кофточке, как тебя? – под колючим взглядом Ярового мои внутренности скручиваются в комок.
- Арина Ромашина... - голос дрожит.
- Встань пожалуйста!
Дрожащими руками поправляю очки и неуверенно встаю. Каждую ногу будто залили в тазик с бетоном, заставь Яровой меня сейчас сделать хоть шаг – не смогу от страха.
- Арина, что веселого вам послышалось в полной трагизма истории Древнего Вавилона?
Беззвучно открывая рот, тереблю подол кофточки. Оглядываюсь на Таню. Что это? Мы же не в школе! Чего он от меня хочет?
Подруга отводит глаза.
В голове бьется паническая мысль: мне не сдать, я завалю ему первую же сессию. Мама меня убьет!
- Семён Аркадьевич, простите, я на минуту. – Скрип открывающейся двери действует на меня, как звук пистолета для бегуна. Моргаю и выхожу из ступора. – Семён Аркадьевич, я вам нового студента привел, прошу максимально плотно вовлечь в учебный процесс.
В дверь протискивается декан. Догадываюсь, что он тоже побаивается Ярового.
- Какой ещё студент? – Ворчит завкафедрой. - Середина полугодия скоро.
- Ну, скажем, не середина. Октябрь только. – Следом за деканом в аудиторию заваливается парень чуть старше нас. - Рейгис, зайди. – Декан поворачивается, как флюгер, в поисках своего спутника. - А, ты здесь уже...
- ...Не понимаю, - возмущается Яровой.
- Кирилл Рейгис, прошу любить и жаловать...
- ...Что так срочно?
- Семён Аркадьевич, я вам потом объясню...
Они беседуют в обложенном ватой пространстве. Я всё слышу, но не улавливаю смысла. Так и стою, замерев, как вкопанная.
Парень слегка покачивается с носка на пятку, засунув руки в карманы куртки. Смотрит в упор на меня. Наверное, потому что я застыла посреди аудитории синим соляным столпом.
Осеннее солнце заливает его светом через огромные окна, играет в каштановых волосах, придавая им золотистый оттенок.
Я недавно рисовала древние руины в закатном солнце, и мужчину, небрежно облокотившегося о мраморную колонну. Я долго смешивала краски, сглаживала границы предметов, чтобы добиться эффекта разлитого по холсту мёда. И вот сейчас, понимаю, насколько мой рисунок слаб рядом с оригиналом.
Подпирая стену в нашей аудитории стоит парень, будто сошедший с моей картины. Высокий, отлично сложенный. Он бы не затерялся даже на факультете «Международных отношений», что он забыл у нас? Смотрит удивительными терракотовыми глазами. Вот, оказывается, как выглядят карие глаза, в мягком свете. Я-то думала, что они становятся темными, почти чёрными...
- Ромашина, садитесь же, – услышав своё имя, вздрагиваю. Ноги послушно подгибаются. - Нашу дискуссию продолжим на экзамене. – Яровой оборачивается к новому студенту. - Рейгис, прижмитесь где-нибудь, у меня лекция. И мне плевать, срочный целевой набор у вас или хоть что... Сдавать будете, как все.
Перемена для студента, как сладкий десерт, после основного блюда
- Арина, тебе как этот... Рейгис? – Полина игриво накручивает на палец локон и косится через плечо на новичка. – Ничего такой.
Внутри вздрагивает и тонко звенит, будто Полина задевает натянутую струну.
Я специально прячусь за спинами сокурсниц, не хочу снова выглядеть беспомощной дурочкой. Но даже здесь, в относительной безопасности я чувствую, как от того места, где стоит Кир, окружённый стайкой девчонок, разносятся волны чего-то незнакомого.
Мужского, сильного...
Эти волны прошивают меня, заставляя цепенеть даже в отдалении.
- Новенький и новенький, - произношу с деланым равнодушием. - Ничего особенного.
Судя по женскому смеху, который бисером рассыпается по рекреации, мои сокурсницы категорически со мной не согласны.
- Анька совсем обнаглела! – возмущённо попискивает Полина, и я невольно отклоняюсь, чтобы разглядеть происходящее за её спиной.
Рейгис, небрежно облокотившись о стену, не скрываясь, разглядывает коленки Ани Сокович, чья короткая юбка оставляет небольшой простор для фантазии. Рука Ани уже по-хозяйски обвивается вокруг локтя новичка.
Не могу не отметить, насколько Кирилл хорош собой. Особенно вот так, когда возвышается над девчонками, как статуя древнегреческого бога.
Бога в белой футболке и простых джинсах.
Своем телом Кирилл занимается, даже со своего места вижу, как мышцы натягивают тонкую ткань. Так что греческие атлеты, с которых ваял статуи Фидий, могли бы дружно удавиться от зависти.
Аня Сокович наклоняется к уху Кирилла и что-то жарко шепчет. Судя по выражению его лица, что-то приятное. Остальные девчонки ревниво переглядываются.
Кажется, щелкни он сейчас пальцами, и они выпрыгнут из брендовых шмоток прямо здесь. И из белья тоже.
Полина фыркает от ярости.
- Вот же...! - Отбрасывает каштановую копну волос за спину. – Пойду спрошу у них, какая следующая пара.
Покачивая бедрами эффектно направляется к группе поддержки Рейгиса.
- Не может смириться, что новенький не вьется около неё. – Философски замечает Таня. – Это для неё личный вызов.
- Да, наверное. – Нехотя поддакиваю.
Пересохшими губами говорить трудно.
Полина – красавица, и знает об этом. Точёная фигурка, пухлые губы, ярко-голубые глаза, опушённые густыми ресницами, высокие скулы...
Даже на женском факультете Полина не страдает от отсутствия мужского внимания, я несколько раз замечала слоняющихся по коридору парней, у которых, как бы невзначай обнаруживаются важные дела на факультете искусствоведения.
Мы с Полиной не подруги, я с трудом схожусь с людьми, а с «золотой» девочкой у нас, в принципе, немного общего. Скорее, у нас симбиоз.
У меня – хороший почерк, что делает мои лекции читаемыми. А Полина отдаёт нам с Таней пригласительные в кино и театр, которые дарят её маме – известной телеведущей.
Пока мне не удалось воспользоваться результатом её щедрости, после учёбы я пропадаю в библиотеке или подрабатываю в фастфуде, но не теряю надежды. Не всегда же я буду так занята. Однажды мы с Таней триумфально выберемся на премьеру.
Полина подплывает к группе девочек, окружающих Кира, красивым движением головы отбрасывает за спину волнистые пряди.
При её появлении Кир ведёт плечом, сбрасывая руку Ани Сокович, и, оттолкнувшись спиной от стены, выпрямляется. Проводит рукой по волосам, в глазах мелькает азартный блеск. Хищник встретил достойную добычу.
Мне неприятно на это смотреть, но не могу отвести взгляд. Прямо сейчас передо мной разворачивается партия взрослых игр, в которые я не умею играть.
Все эти намеки, взгляды, смешки – невидимые, но ощутимые сигналы, которые люди посылают друг-другу...
- Арина, сейчас факультатив по современному искусству... – Таня толкает меня, выводя из задумчивости. – Ты идёшь?
- А... Да, конечно.
- Стас, кажется, не пойдёт. – С плохо скрытой грустью произносит подруга. - Даже не попрощался.
Проследив за взглядом Тани, вижу удаляющуюся черную толстовку и рыжие волосы.
Господи, что она опять со своим Стасом?
- Понятно, расстроился парень. – продолжает Таня. - Пришёл медведь в его малинник...
Мелодичным колокольчиком по коридору летит смех Полины. Она смеётся, изящно запрокинув голову.
Рядом с ней стоит Кирилл Рейгис. С видом хозяина львиного прайда осматривает доставшиеся ему владения. И, судя по блуждающей на его лице улыбке, он очень доволен тем, что видит.
Карие глаза пронзают меня насквозь и бегут дальше, ощупывая девичьи фигурки.
- Пошли уже, - дергает меня Таня. – А то опоздаем.
Кирилл отворачивается и только тогда отступает удушающий вал, не дающий мне нормально дышать.
Арина Ромашина

18 лет
Студентка первого курса факультета искусствоведения.
Сферу её интересов, до недавнего времени, составляли только книги и живопись. Арина хорошо рисует, но нигде не училась этому профессионально. Денег в её семье всегда не хватало, мать воспитывает ее одна. Арина живет на окраине города, много времени тратит на дорогу до универа, но лекции не пропускает. Ей нравится учиться, и Арина твёрдо намерена закончить универ с красным дипломом. Мама будет так ей гордиться!
После учёбы Арина подрабатывает в фастфуде. Её лучшая подруга - Таня, с ней мы еще познакомимся.
Кирилл Рейгис

20 лет
Единственный сын прокурора. Неглуп, но самовлюблен и избалован. Два года после школы ничем не занимался - слишком уж он устал от школы.
Кирилл привык, что папочка вытаскивает его из любых передряг, но последняя вечеринка вывела из себя обычно уравновешенного отца. Под угрозой лишиться машины Кир идет учиться.
Целевой набор от прокуратуры на факультет искусствоведения? Почему бы и нет? :) Отец и такое может устроить. В ВУЗе Киру пока нравится.
Современное искусство — это когда ты не знаешь, где верх, а где низ, но знаешь, сколько это стоит.
Стараюсь не отвлекаться на шум с задних рядов. На эту лекцию, обычно, приходит не более десяти человек из нашей группы и несколько старшекурсников. Но сегодня здесь аншлаг.
Не иначе, как из-за новичка, который решил почтить своим присутствием факультатив и гордо восседает на задних рядах.
- Оценивая произведение современного искусства, мы анализируем не мастерство автора, а маркетинг и вложенный в картину смысл. Другими словами, концептуальность и скандал. – Наша преподаватель, Марина Владимировна Снятиновская, вытягивает шею, и звонко стучит ручкой по столу. – Молодые люди, давайте тише!
Её замечания хватает ненадолго. Вскоре до меня вновь долетает веселый гул.
Факультатив по современному искусству не обязателен. Этот предмет ждёт нас на третьем курсе, но я хожу, потому что не могу ждать так долго.
Подходящая работа нужна мне уже сейчас!
Без образования на большее, чем выдача гамбургеров в забегаловке, я не могу рассчитывать. Но у меня перед глазами моя мать, которая всю жизнь упахивается за три копейки в столовой, такой судьбы я не хочу! Как можно скорее я должна обрасти знаниями, найти достойную в галерее или салоне и снять своё жилье.
Стать самостоятельной! Вот, что важно для меня сейчас.
И в этом деле я очень рассчитываю на протекцию Марины Владимировны.
Сжимая челюсти конспектирую так усердно, что сводит руку. Стараюсь не думать о том, что происходит за моей спиной.
Снятиновская щелкает пультом от диапроектора:
- Картина Сая Твомбли "Без названия" была куплена за семьдесят миллионов долларов... – поднимаю глаза, чтобы увидеть мелькнувший слайд.
По аудитории разносятся приглушённые смешки.
- Вы серьезно? – Хрипловатый голос звучит тихо, но я ощущаю его каждой клеточкой, будто говорящий сидит рядом. И мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит.
Марина Владимировна пропускает мимо ушей эту реплику. Наверное, за свою жизнь она миллион раз сталкивалась с неоднозначной реакцией студентов.
Снова щелчок диапроектора.
- Это Марк Ротко, стоимость его работы - девяносто миллионов долларов...
- Дороговато для рисунка первоклашки.
Снова смешки, кто-то рискует звонко хлопнуть в ладоши.
Не выдержав, поворачиваюсь.
Кир сидит рядом с Полиной, небрежно развалившись на стуле. Полина восседает с видом победительницы телешоу, отхватившей главный приз. Бросает лучезарные улыбочки и снисходительные взгляды на менее удачливых соперниц с соседних парт. Гордится своим отважным соседом, решившим сказать правду, которую здесь знают все.
Кир приподняв бровь с вызовом смотрит в лицо преподавательницы.
- Вам есть, что сказать по этому поводу? – Голос Снятиновской подчёркнуто вежлив и спокоен, но это затишье перед бурей.
- Есть, - Добавляет Кир. – Я считаю, что вы показываете нам мазню.
- Вы уверены в этом?
- Я всегда говорю только то, в чём уверен.
В аудитории повисает звенящая тишина, будто дирижёр взмахнул палочкой.
Всё-таки Снятиновской побаиваются. Девяносто девять процентов студентов согласны с новичком, но так откровенно наглеть ещё никто не решался.
Опускаю пылающее лицо над тетрадью. Сейчас начнется...
- Теоретически – вы правы...
Что?
Поднимаю глаза на Снятиновскую. Она улыбается.
- ...Практически – есть, что обсудить. Уверена, молодой человек, вы тщательно конспектировали лекцию, поэтому жду вас на семинаре для продолжения нашего диалога.
- Это же факультатив, - встревает Полина.
- Да, я имею в виду мой семинар по древнерусскому искусству. Вот, как раз молодой человек... Простите, как вас?
- Кирилл Рейгис.
- На семинаре по древнерусскому искусству Кирилл познакомит нас с традициями иконописи, которые нашли отражение в русском авангарде. Доклада на пятнадцать минут будет достаточно.
- Без проблем... Хоть на двадцать!
Снова оборачиваюсь. Кирилл сидит в той же расслабленной позе. Ему всё равно? Или он просто издевается?
Кирилл пробегает по аудитории беглым пренебрежительным взглядом. На мгновенье его холодные равнодушные глаза скользят по мне, и я тут же отворачиваюсь.
Уши вспыхивают, кожа на руке вмиг покрывается мурашками.
- Офигеть! – долетает до меня свистящий шёпот Полины.
Думаю, на семинаре по древнерусскому искусству ей тоже будет весело.
Телефон издаёт звонкую трель в кармане. Марина Владимировна и так, недовольная расшатанной дисциплиной, бросает на меня такой взгляд, что мне хочется исчезнуть, как акрил в растворителе.
- Простите... – дрожащими пальцами, пытаюсь выудить телефон. Как всегда, в таких ситуациях, сделать это быстро не получается. – Я всегда выключаю, забыла...
- Ромашина готовит доклад по влиянию парсуной живописи на постмодернизм. – Железным тоном отрезает Снятиновская.
- Что? – сглатываю горький комок. Я даже не поняла, что она сказала. Это на каком языке?
Работа в галерее отдаляется от меня и постепенно исчезает в тумане несбывшихся надежд.
Слёзы наворачиваются на глаза. Это несправедливо! Я же ничего не сделала.
Следующие несколько минут нервно ёрзаю на стуле, от обиды не слышу ничего вокруг.
Хочется выплеснуть свою злость на кого-то, поэтому включаю телефон под партой и смотрю, кому я так не вовремя понадобилась. Я сейчас убью этого гада!
В телефоне меня ждёт сообщение от Полины:
«Ариш, ты же конспектируешь? Дай потом Киру списать, чтоб эта сука отстала»
Зависаю пальцем над негодующим смайликом.
Но почему-то отправляю ей:
«Ок»
Беру ручку и аккуратно записываю что-то про анаморфоз. Конспектирую, как робот, не понимая смысла. Стараюсь, чтобы было понятно и разборчиво.
Дорогие читатели,
Кира взбодрило современное искусство. Наверное, уже жалеет, что не выбрал юридический.
А вы, что скажете? Согласны с ним? ))
Неловкость — это цена, которую мы платим за искренность
В столовой утыкаюсь в тарелку с салатом. Жую так тщательно, что, наверное, шевелятся уши.
Тетрадка с конспектом – написанным каллиграфическим почерком лежит в рюкзачке. Я даже важные фразы выделила маркером под линеечку.
На ЕГЭ так не старалась!
Дура, блин! Ради чего?
Или ради кого?
Еще и у Снятиновской подставилась!
После лекции Полина сразу уволокла новенького. Взяв под руку потащила на экскурсию по университету.
А я так и стояла в аудитории с тетрадкой в руках, провожая их взглядом. Ненужная, как зонтик в солнечный день.
Я для них – невидимка. Скромная заучка, которая всегда с радостью даст списать, в надежде когда-нибудь выбраться в свет по дармовому билетику. Не подошли сейчас, потому что торопились внимательнее рассмотреть подпольную курилку или автоматы со снеками. Вряд ли их интересует библиотека. Заучка же подождет и не обидится!
Злобно гоняю по тарелке горошек, испытывая почти садистское удовольствие, когда удаётся наколоть его вилкой.
Так увлекаюсь местью ни в чем неповинному салату, что не сразу замечаю, как рядом присаживается Таня с подносом.
Веду носом, учуяв запах пиццы. Сразу подкатывает ком к горлу.
- Тфу, блин, - морщась, отодвигаю локтем её поднос, - прости, но я отсяду. Это запах моей работы.
Таня демонстративно принюхивается:
- По-моему, пахнет божественно. Райская еда, - берет слайс в руки и надкусывает. Продолжая жевать, косится на мой салат. – Ты бы, Ромашина, перестала питаться, как коза. Капустой, морковкой и горошком. Тощая какая. Груди почти нет... И попы...
Это уж слишком! Настроение и так на нуле, ещё запах фастфуда и коплименты.
Посмотрела бы я на Таню, если бы она нюхала «райскую еду» ежедневно с 16 до 22 часов. Практически, каждый день.
И, судя по невыполнимой теме доклада, более комфортная работа в прохладном и вентилируемом помещении галереи мне пока не светит.
Беру свою «козью» тарелку и отсаживаюсь на другой стол. Снова склоняюсь над капустой.
- Ладно, Ромашина, не обижайся. Я больше не буду. – Таня добродушно машет мне рукой. – В следующий раз возьму борщ или картошку, лады? Доем и подсяду. Лады?
Мне становится стыдно за свою несдержанность. Подруга не виновата в том, что у меня настроение хуже некуда. И пиццу любят все. Кроме меня...
Миролюбиво улыбаюсь ей со своего места и уже подумываю, не пересесть ли обратно, как Таня с громким хлюпаньем втягивает молочный коктейль через трубочку.
Запихиваю в рот побольше салата и склоняю голову над тарелкой. Помирюсь попозже, когда она доест. Последняя нервная клетка балансирует на краю пропасти, хочу её поберечь.
- Привет! Здесь свободно?
Голос глубокий, с лёгкой хрипотцой. Слишком зрелый и сексуальный для юного парня...
От неожиданности меня словно прошивает током на двести двадцать вольт. Сердце совершает невероятный кульбит, и застревает где-то в горле.
Растеряно киваю. Напротив меня опускается...
Кир Рейгис! Собственной персоной.
Снисходительно смотрит на мой скромный обед. Отбрасывает назад чёлку и слегка улыбается уголком рта.
Господи, у меня рот набит салатом!
- Полинка говорила, что у тебя можно взять лекции. – Слегка наклоняется вперед, и я по инерции отклоняюсь назад. - Поделишься?
Снова киваю, как глухонемой болванчик. Точнее, барашек.
Хрустеть салатом прямо сейчас? Отвернуться? Выплюнуть?
Кир смотрит на меня в ожидании. И я опять на мгновенье подвисаю.
У него в глазах плещутся все оттенки терракотового. Там и черепичные крыши южных городов, и античная керамика, и плодородная земля, и скалистый берег реки...
- Ты же Арина, да? - протягивает мне руку.
Я отмираю.
Снова киваю и, поколебавшись, вкладываю ладошку ему в ладонь.
Кир смотрит на меня немного ошалело, вяло пожимает мои пальцы и произносит:
- Тетрадку дашь?
Кровь бросается мне в лицо. Идиотка конченая, он же за конспектом тянет руку!
Ныряю под стол с головой, чтобы спрятать алеющие щёки. Пока Кир не видит, судорожно глотаю салат, обдирая гортань капустой.
Роюсь в рюкзачке, стараясь привести в порядок дыхание.
- Эй, всё хорошо у тебя?
- Да, держи... – Выныриваю из-за стола и протягиваю Киру тетрадь, стараясь не смотреть в глаза. – Еле нашла, думала, в аудитории оставила. – Зачем-то добавляю.
Моя попытка продемонстрировать равнодушие выглядит жалко, это понимаю даже я.
Он берёт тетрадь, но не уходит. Продолжает смотреть на меня.
- Слушай, у меня завтра вечеринка в честь начала учебного года. Ну... моего личного года. Отца как раз не будет, и я всех приглашаю. Познакомимся, расскажете мне сплетни, введете в курс дела. Ты пойдёшь?
- Не могу, я работаю. – Выдаю автоматически, и сама удивляюсь своей скорости реакции.
- Не страшно. Мы допоздна, приходи после работы.
- Меня мама не отпустит...
Выпаливаю и прикусываю язык. Хочется закрыть лицо руками от стыда.
Что может быть позорнее, чем такой ответ?
- А... – с ленцой тянет Кир. – Жаль. Ну в следующий раз тогда. Пока.
Снова тянет руку и я уже менее уверенно вкладываю в его ладонь свои ледяные пальцы. Он слегка потряхивает мою руку, как куриную лапку и отходит.
Сижу перед тарелкой с недоееденым салатом, превратившись в мраморное изваяние.
- Это что сейчас было? – напротив приземляется Танька с подносом. И мне уже плевать на запах пиццы. – Мама не отпустит... ТЫ с ума сошла такое говорить? Сказала бы, что парень ревнивый. Ты что!
- Не трави душу а... – Прикрываю очки ладошкой, не боясь оставить следы на линзах. Знак крайнего отчаяния и невезения. - Сама не знаю, что я ляпнула.
- Кстати, у тебя петрушка в зубах застряла... – добивает меня подруга.
Иногда самые близкие люди могут быть самыми непонятыми
- Мам... – сбрасываю туфли в прихожей.
По квартире разносится запах тушёнки.
О нет! Только не это!
Из кухни показывается мамина голова:
- Быстро мой руки, макароны по-флотски сегодня.
- Мам, спасибо. Я на работе поела.
Мама выходит из кухни и сердито скрещивает руки на груди.
- То есть, мать старалась, готовила. А ваше величество не соизволит отужинать сегодня?
- Мам, ну правда... Я не голодная. – Меня саму раздражают капризные нотки в голосе, но макароны с тушёнкой я не хочу.
Сую ноги в разношенные тапочки с заячьими ушами и шлёпаю в ванную.
Когда выхожу, мама ждёт меня у дверей, прислонившись к стене. В глазах вызов, губы плотно сжаты.
Робко улыбаюсь.
- Мам, ну ты что? – стараюсь разрядить обстановку. – Не обижайся. Где там твои макарошки?
Мать, не разжимая губ, идет на кухню. Поддерживая пальцами ног спадающие тапки, шаркаю следом.
Присаживаюсь на табуретку, разглаживаю руками клеёнку на столе.
Передо мной плюхается тарелка, наполненная почти до верха. Вздохнув, беру вилку.
- Как день прошёл?
- Всё хорошо, мам... – Макароны уже порядком остыли, но я жую, чтобы не видеть её фирменное расстроенное выражение лица.
Мама редко улыбается. Я могу по пальцам посчитать, сколько раз в жизни она смеялась.
В юности мама была очень красива, я видела фотографии. Она и сейчас хороша - высокая шатенка с хорошей фигурой. В длинных шелковистых прядях ни одного седого волоса.
На улице мужчины бросают на неё заинтересованные взгляды. И я была бы не против, если бы мама решила снова выйти замуж или завести поклонника... Мне очень хочется увидеть в её глазах не только бесконечную усталость и печаль, но и блеск счастья.
Может быть тогда и ко мне будет меньше претензий?
- Как учеба? – Сложив подбородок на руки, смотрит, как я ем. Меня это раздражает, но не показываю вида.
- Отлично! – Нагло и бодро вру. – Доклад буду делать. Наверное, одну смену придётся снять, иначе не успею...
- Одну? – Мама сводит брови на переносице. – Не больше?
Дожевываю липкую слизь, в которую превратились дожидающиеся меня макароны, и продолжаю:
- Да, думаю успею. В следующем месяце отработаю, поменяюсь с кем-нибудь.
- Арина, в этом месяце отопление уже включат.
- Так, это же хорошо, - опускаю вилку. Я и так совершила подвиг, больше я не смогу. – Спасибо, мам, очень вкусно.
- Платёжка по коммуналке будет больше. – Вздыхает. - Я не рассчитывала...
- Да хватит нам, не переживай. Всего одна смена потеряется...
Мама пальцами потирает уставшие глаза. Наконец, с грустью выдаёт:
- Я просто не знаю, как мы справимся.
Молча встаю и убираю тарелку. У нас всегда так – монотонно, печально и однообразно. Будто вся жизнь состоит из трудностей, которые нужно героически преодолевать.
Я так завидую Таньке, у неё в семье всегда шум, гам, смех... Добродушная мама может ущипнуть за бок, приобнять, пожалеть. Когда я у Тани в гостях, постоянно ловлю ощущение, будто в сердце плавится кусок льда. Но стоит зайти домой – и ледяная глыба намерзает снова.
Мою посуду, чтобы не закипеть. Руки слегка подрагивают.
Я стараюсь, как могу. И сейчас лицезреть глубокое разочарование из-за того, что мне нужно выделить больше времени на учёбу, очень неприятно.
«Могла бы сама взять вторую подработку, - бурчу под нос так, чтобы она не слышала. - Я вообще не обязана работать и помогать тебе.»
Ставлю тарелку на сушилку и оборачиваюсь. Мать сидит в той же позе, в глазах уже блестят слёзы. Не могу представить, чтобы Танина мама разрыдалась из-за того, что её дочь не принесет домой лишние пару тысяч.
Хочется взбрыкнуть, дерзко поднять подбородок и спросить, что мне сделать, чтобы она наконец-то была довольна. Но не решаюсь.
Мать и так на взводе, вот-вот и рванет истерика.
Поэтому гашу в себе зачатки бунтарства, подхожу к маме и, стараясь нейтрализовать взрыв, робко дотрагиваюсь до её плеча.
- Мам, да нормально всё будет. Учебу я тоже не могу запускать. Подумаешь, всего одна смена.
- У тебя всё так просто. – В голосе звенят слёзы. - Подумаешь, ничего страшного...
Присаживаюсь на корточки рядом с ней и заглядываю в глаза.
- Мам, я же стараюсь. Ты разве не видишь?
- Вижу, прости... – Отворачивается. – Жизнь трудна Ариша. Я хочу, чтобы ты была готова к этому.
- Я понимаю, - покорно склоняю голову.
Кажется, бомба обезврежена.
На столе попискивает мой телефон и мать недовольно морщится.
- Кому это ты понадобилась так поздно?
Заглядывает в экран, где чередой высыпают уведомления.
- Дай мне. – Хватаю телефон. – Ничего особенного, это кто-то шлёт фото в нашу студенческую группу.
Снимаю блокировку, и на первом же фото вижу Кира в одних плавках, стоящего у бассейна с бутылкой в руках.
Глаза расширяются, и я тут же вспыхиваю до корней волос, будто он прислал это фото мне лично.
Скорее смахиваю, не разглядывая. И на весь экран возникает голая волосатая мужская нога, явно не принадлежащая студентке искусствоведения...
Дальше!
Две девчонки шлют воздушный поцелуй в камеру, а за их спинами Аня Сокович обнимается с каким-то мужиком...
Дальше!
Гора пустых банок, аккуратно выставленная к камере этикетками...
Господи, что это? Телефон чуть не падает из дрожащих рук.
Полина, натянувшая майку на голову, а её грудь в мужских ладонях...
По телу пробегает волна жара, которая тут же сменяется холодным потом. Это Кир её лапает?
Что там происходит у них? Что за адская вечеринка!
- Что там у тебя? – не оставляющий возможности на раздумья ледяной голос матери.
- Да ничего особенного. – Прячу телефон за спину. - Девчонки из группы картинки выслали...
Мать протягивает руку.
Самые яркие и безумные моменты молодости начинаются, когда родители уходят из дома
- Кирюха, ты сегодня, ну прямо угоди-и-ил... – мой друган, Антон Калецкий, развалился с видом завсегдатая стрип-клуба на многострадальном диване в гостиной. С интересом разглядывает девчонок, которые дефилируют мимо. Некоторые уже достаточно выпили и осмелели, чтобы трястись в центре под попсу, которая льется из умной колонки.
Подмигиваю другу и лениво улыбаюсь. Да, сегодня вечеринка удалась! Пусть и пришло всего человек десять из группы, но это только начало... В следующий раз гостей будет больше.
Подставляю ладонь, и Тоха смачно хлопает по ней.
- Кир, ты нашёл Эльдорадо с тёлками! Респект! Вливание свежей крови полезно для молодого и растущего организма.
Тоха ржёт и тычет меня кулаком в бок так, что я слегка заваливаюсь. Калецкий – здоровый, как кабан. Из суворовского Тоху поперли, не смотря на старания папаши-генерала. Так что Тоха уже четыре месяца нигде не учится – ищет себя.
- О-о-о, - разочаровано ноет Тоха. - А эту биксу чо позвал? Вот ту, толстуху с пирсингом... Страшная же!
Вытягивает палец и тычет в упитанную девчонку с короткой стрижкой. Я тут же даю ему по руке.
- Угомонись, не на конкурсе красоты. Кинул сообщение в общий чат, кто пришел – тот и здесь. Спасибо бы сказал.
- Да я благодарен, - миролюбиво заключает Тоха. – Так-то есть из кого выбрать. Непуганые девчули, как дикие оленихи.
Тоха снова ржёт, и на нас оборачивается несколько танцующих. Мне становится неловко за друга, надо было кого-то поинтеллигентней пригласить. Только дом пустой именно сегодня, а в будни из друзей можно рассчитывать только на Калецкого.
Молчу, отпивая пиво. Залипаю на аппетитную задницу в короткой юбочке, мерно подрагивающую в такт музыке. Аня, кажется? Или Дина? Чёрт, как запомнить их всех?
Девчонка, поймав мой облизывающийся взгляд, оборачивается и улыбается, проводит рукой по бедру, чтобы привлечь внимание к стройным ножкам.
Аня, кажется!
- Эй, Кир, отвисни... – Тоха трясёт меня за плечо, но проследив за направлением моего взгляда тоже усаживается поудобнее и пускает слюни. – Вот эта нормас!
Пару минут мы с Тохой сладко блаженствуем. Ох уж эта сладкая игра, когда дичь дразнит охотников белым хвостиком. Обладательница хвостика не очень подходит под звание «непуганой», но и мы с Тохой только в самом начале охоты.
- Мальчики, а вы что скучаете? – Голос Полины над моей головой, и на плечи опускаются тёплые ладони, ползут к животу.
Короткая юбочка тут же прячет улыбку и отворачивается.
Как женщины, даже такие юные, на уровне инстинктов чуют, когда в огород, который они считают своим, идёт чужая коза? Паслись бы все дружно и мирно, моей капусты на всех хватит...
Пока, короткая юбочка. Ещё увидимся с тобой на парах! И не только на парах.
- Мы и не скучаем, - Тоха поднимает голову, салютует Полине банкой пива. – Отпадный факультет у вас. Тоже что ли батю попросить к вам оформить целевой набор?
- А что, - оживляется Полина. – У нас до Кирюши был всего один мальчик. Ещё один не помешал бы.
Морщусь. «Кирюша» режет слух, меня так даже бабушка не называла. Имя для плюшевой куклы из «Спокойной ночи, малыши!»
Чтобы добить меня окончательно, Полина трясёт меня за щёки и лепечет что-то типо уси-пуси.
Меня передёргивает.
Чуть позже накажу тебя за то, что ты меня прилюдно тискала, сучка! Твоё счастье, что у нас ещё ничего не было!
- Какой нахрен целевой набор? – ворчу недовольно. - У Тохи отец в МЧС, как он его на искусствоведение запулит?
- Ну а что, от прокуратуры же можно?
- Я, может, буду экспертом – определять, где порнография, а где эротика... – брякаю небрежно.
- Ой, а работу на дом будешь брать? – оживляется Полина. – Будем вместе смотреть.
Удивлённо поднимаю голову и заглядываю ей в глаза. Не улавливаю, как она вывела закономерную связь между своей персоной и моим домом?
Глаза Полины пусты и безжизненны, как Аравийская пустыня. Кажется, она даже не уловила, что меня возмутило.
Надо трахать её скорее и завязывать. Она, видимо из тех, кто при знакомстве с парнем придумывает имена будущим детям. Или уже набухалась?
Чтобы сразу показать девочке её место, встаю и прохожу в центр комнаты. Демонстративно становлюсь рядом с короткой юбочкой и выразительно поглядываю в её декольте.
Кстати, неплохо. Размер третий или четвертый?
Поднимаю банку пива, привлекая внимание всех присутствующих.
- Друзья и подруги! Предлагаю выпить за знакомство! Пусть этот вечер станет началом чего-то великого!
Воздух вокруг взрывается приветственными криками и аплодисментами. Все поднимают банки, бокалы, раздаётся звон стекла.
Вскоре я не чувствую раздражения. Всё смешивается в один большой хаос.
Как мне нравится учиться! Особенно, когда отец уезжает в командировку на пару дней.
Самые сильные щиты куют те, кого мы не замечаем
- Надо же, как вас мало... - Снятиновская обводит немногочисленных студенток таким строгим взглядом, что могла бы изрешетить стены, как шрапнелью.
Приспустив очки на кончик носа, подозрительно шевелит губами. Считает нас.
Девчонки дружно, как по команде, склоняют голову. Шорохи на задних рядах стихают.
- Восемнадцать человек из тридцати. Что с остальными?
- Заболели... – робко отвечает Инна Глушкова.
- Сразу двенадцать человек?
- Грипп ходит... – встревает писклявый голос с задней парты.
- М... – Многозначительно хмыкает Сятиновская. – Знаю я этот грипп. Уже пару недель, как вашу группу поразил этот недуг. Приходят к третьей, а то и четвертой паре, если вообще появляются.
Мы склоняемся ещё ниже. Странное чувство, когда ты не при чём, но испытываешь неловкость за отсутствующих, будто виновата.
- Так не пойдёт, милые дамы. Вы пришли сюда учиться, а не развлекаться.
- У Маринки, по ходу, климакс начался. – Танин шёпот обжигает ухо. – Злющая какая! Чего она нам-то высказывает?
- Чтобы мы другим передали. – Едва повернув голову, тихо отвечаю ей.
- Разговорчики! – Рявкает Снятиновская. – Не хотите мне объяснить, что происходит?
Девочки молчат. Хотя, что тут скажешь?
Отсутствующие сейчас отсыпаются.
Не известно, что вчера происходило – «покатушки» на машинах, посиделки на лавочках в парке или вечеринка у Кира. Наш чат, сначала регулярно транслировавший фотоотчёты с тусовок, в последнее время замолчал, а первоначальные кадры были подчищены.
Я даже была рада этому. Как бы не запрещала себе, рука так и тянулась открыть фото. Боялась, не хотела... Но сладкий мазохизм, подглядывать за кадрами незнакомой и непонятной мне жизни, начал входить в привычку.
Я убеждала себя, что это праздный интерес, но чувствовала лёгкую зависть к тем, кто был частью того мира. Они были свободны и делали, что хотели!
На одной из фото Кир стоял на фоне толпы девчонок вполоборота и смотрел в камеру через плечо пустым и холодным взглядом. И таким пугающе-притягательным был этот взгляд, что я сохранила снимок в галерею.
Первую неделю отчеты о вечеринках систематически появлялись в чате, и служили лучшей рекламой. Популярность Кира росла, быть приглашенной на его тусу – становилось своеобразной меткой качества.
Прежде единая и организованная группа девчонок постепенно разделялась на несколько лагерей – на домашних девочек со строгими родителями, «заучек», которых, в принципе, не интересовали такие развлечения, и тех, кто успел поучаствовать в студенческом веселье.
У движения тусовщиц были постоянные участницы, вроде Полины и Ани, были те, кто засветился всего раз – бесплатная выпивка и еда, почему бы и нет?
Тусовщицы на переменах активно обсуждали друзей Кира, делились впечатлениями и хихикали, листая фотографии в телефонах и показывая их друг другу. Кажется, они и приходили только для того, чтобы обменяться впечатлениями и обсудить, что делать дальше.
До меня часто долетали отрывки их разговоров – глупые восторги девчонок и односложные ответы Кира.
- Треть группы, а то и больше завалит сессию, - разоряется Снятиновская, будто не понимает, что её послание адресовано не тем людям. – Дисциплина на нуле. Чем вы думаете? Другие преподаватели тоже жалуются...
- Знаешь, как её называют старшекурсники? – снова шепчет Таня. – Мадам Брошкина.
Невольно поднимаю глаза на лицо Снятиновской, излучающей смесь недовольства и раздражения. Фокусируюсь на огромной броши с перьями, украшающую цветастую кофточку, и фыркаю. Прозвище прямо в точку.
- Ромашина! – Моя фамилия звучит для меня, как удар грома. – Что смешного? Может поделишься с нами со всеми?
Быстро склоняю голову и замираю. Чувствую, как кровь отливает от лица.
Снятиновская подходит к нашей парте, останавливается рядом.
- Я жду. – Голос режет воздух, как лезвие ножа. - Или ты считаешь, что ваши шутки того, о чём я сейчас говорю?
- Нет, не считаю... – выдыхаю в парту еле слышно.
- Где остальные?
- Я не знаю...
- Никто ничего не знает. Что ж, отлично! – Довольные нотки сытой тигрицы в голосе. – Прошу на лобное место... С удовольствием заслушаем ваш доклад. Надеюсь, вы готовы?
Встаю, и дрожащими руками собираю с парты стопку бумажек. Что-то я, конечно, расскажу, но серьезный доклад – вряд ли.
Господи, мне так нужна повышенная стипендия!
Сердечко чуть не выскакивает из груди, когда встаю перед группой.
Девчонки смотрят с сочувствием, Танька показывает кулачок – мол, держись. И эта немая поддержка меня немного воодушевляет. Сглатываю, перебираю листочки с записями, которые успела сделать накануне в библиотеке.
Какое счастье, что нет Кира и его команды, перед ними я бы точно растерялась.
Запинаясь начинаю рассказывать.
- Что вы блеете? - Встревает Снятиновская.
Нет, она не Брошкина, она Мымра! А я ещё надеялась на её протекцию.
- Ваш курс, самый слабый и бестолковый из всех, что учились здесь последние лет десять. – Медленно начинает Снятиновская. – Вы ещё не сдали ни одной сессии, но уже демонстрируете неуважение к предметам... К специальности, которую вы выбрали! Что будет дальше? – она постукивает ручкой по столу. – Половину из вас отчислят уже этой зимой!
- Простите, тема была слишком сложная. – Прижимаю бумажки к груди. - У меня не было времени подготовится.
- Есть простой секрет, как все успевать – меньше развлекаться!
- Но я...
- Чего вы к ней пристали? – Раздаётся сиплый от волнения голос. – Чего вы к нам всем пристали?
На последней парте привстаёт со своего места Стас.
Мымра приспускает очки на кончик носа. Недовольно сверлит взглядом возмутителя спокойствия.
- Арина не развлекается, она работает по вечерам. – Стас выдыхает, будто собирается с силами. – У нас всё нормально было, пока вы не приняли к нам этого... Рейгиса. С него и начинайте. Уберите его, всё будет, как раньше.
Тот, кто кричит о своём величии, часто боится тишины
Эффект от появления Рейгиса ошеломляющий. Сердце резко дёргается и кубарем летит вниз, спину осыпает мурашками.
Мымра молчит, сухо жуёт губами, наконец, отрывисто рявкает:
- Ромашина, садитесь, раз не готовы.
Я медленно опускаюсь, всё еще не веря в то, что пытка окончена. Меня переполняет благодарность к двум людям – к Стасу, который не побоялся меня защитить, и к Рейгису - за внезапное вторжение.
Странно, что Снятиновская не выставила опоздавших сразу же. Видимо, Киру, за чьей спиной маячит тень отца-прокурора, позволяется больше, чем простым смертным.
- Рейгис, жду вашего триумфального выступления. Надеюсь, вы готовы? – Без особой надежды интересуется Снятиновская.
- Без проблем.
Всё с той же расслабленной полуулыбочкой, Кир становится рядом с преподавательским столом. Полина, изрядно помятая, падает за ближайшую парту, чтобы лучше было видно, и устремляет восхищенный взгляд на своего дружка.
Бросаю полный признательности взгляд на Стаса. Он лишь молча склоняет голову – мол, все в порядке.
Глазами показывает мне, чтобы я смотрела вперед, и сам начинает мрачно гипнотизировать Рейгиса. Хочет увидеть, как Кир сейчас обделается.
По аудитории проносится шорох, будто ветер гонит листву. Наверное, все ожидают того же.
- Замолчали все, - стучит ручкой Мымра. – Рейгис, мы все во внимании.
Кир слегка покачивается с носка на пятку, и начинает рассказывать. Без предисловий, откашливаний и робкого блеяния. Он даже сумку с плеча не снимает. Так и стоит, слегка покачиваясь с носка на пятку.
А его хрипловатый голос звучит, может быть, недостаточно эмоционально, но успокаивающе. Гладит тембром мои взвинченные нервы, заставляя расслабиться. Заглушает шум крови, который звенит в ушах после недавнего позора.
Сначала я ничего не понимаю.
Прижимаю к щекам ледяные ладони и заставляю себя вслушаться.
«...Уплощение пространства и объемов, характерное для церковной традиции...»
Мои знания авангарда далеки от идеала, но, если бы я разбиралась в сложной для первокурсника теме, хотя бы на уровне Рейгиса, уже давно работала бы в галерее.
«...трансформация иконописных приемов, как несогласие с происходившими в мире событиями...»
В аудитории стоит такая плотная тишина, что её можно резать ножом. Девчонки молча переглядываются, пытаясь понять, что происходит. Полина, восседая с гордым видом царицы Савской, пренебрежительно посматривает по сторонам.
Снятиновская, опустив голову, слегка кивает в такт его словам.
А Кир рассказывает материал неторопливо. С ленцой, словно доносит до дошколят правила дорожного движения.
Но даже с такой небрежной манерой подачи я не успеваю за его словами. И дело не только в том, что на нём обтягивающая футболка, демонстрирующая красивые загорелые руки, и не в том, что в отличие от Полины он выглядит потрясающе свежим. Он смотрит поверх наших голов, и в его карих глазах – пустота и скука.
На мгновение он мажет взглядом по нашим лицам и, когда он смотрит на меня, холод его презрения доходит до самого нутра.
Меня обжигает осознанием того, что он считает нас пылью, жалкой массовкой для его яркой жизни. И сейчас он соизволил порадовать нас своим выступлением. Милостиво разрешил нам обожать не только за смазливую мордашку, но и за ум.
«...И квадрат Малевича, как воплощенный бунт против традиций, ставит точку в этом извечном споре. Что было первично – форма или содержание, содержание, или форма. А, просто не было ничего. Вот и всё.»
Студентки с ошалелым видом молчат. Какое-то время ждут продолжения. Но Кир, развернувшись, шагает туда, где обожающим взглядом его ласкает Полина. Её соседка, подобрав тетрадку, мышкой шмыгает на другое место.
Но Кир, будто не замечая этого, проходит дальше и садится один.
- Неплохо, - Снятиновская довольно хмыкает. - Для первокурсника очень даже достойно. Надеюсь, Рейгис, вы изменили своё мнение о современном искусстве? – Мымра поднимает голову. – Теперь. – Делает нажим на последнем слове.
- Нет. – Рейгис бросает свое тело на стул. – Всё равно, это мазня.
- Но... – Мымра удивлённо смотрит на него поверх очков.
- Время было удачное, кто больше выпендривался, тот и прославился. А я люблю... – позёвывает и задумывается. – Я люблю Шишкина. Мишки на конфетах, помните таких? Вот это было хорошо! Душевно. И вкусно...
После глубокого доклада этот детский и наглый ответ звучит неожиданно, будто Кира только что похитили и подменили инопланетяне.
Мымра хмурится, одним своим видом гася легкие смешки. Пытливым взглядом сверлит Кира:
- Мы можем дать вам знания, но формировать собственное мнение вам придётся самим. Хорошо, когда у человека оно есть изначально. – Выдаёт своё глубокое заключение.
Рейгис удовлетворённо хмыкает, разваливается на стуле с видом победителя.
Танька локтем толкает меня в бок, смотрит ошалевшими глазами:
- Это что? Рейгис вкрай охамел, и ему ничего не будет? А тебе, значит, устроила нагоняй...
- Он же король факультета, - тихо отвечаю, - ему всё можно.
Склоняюсь над тетрадкой и делаю вид, что конспектирую то, что говорит Мымра. Хотя мысли мои далеки от искусства.
Что-то внутри меня щелкнуло и перегорело. Романтичный образ прекрасного принца, который я лелеяла в глубине своей души, сейчас был перечеркнут лучшим докладом, который я только слышала.
Он же выделывается – это очевидно. У нас всех было единственное преимущество перед ним – наши знания. Но сегодня он показал нам, что наши знания – ничто!
Рейгис – самодовольный фальшивый ублюдок, которому доставляет удовольствие демонстрировать, что окружающие – прах под его ногами.
И почему-то от этого мне больнее, чем от осознания того, что сегодня Кир нас всех сделал. И меня, и Мымру, и Стаса... И всех девчонок, которые считали себя умнее него.
Тщеславие делает месть сладкой на вкус, но горькой на последствия
- Ты такой у меня молодец! – Полина виснет на моей шее, пытаясь чмокнуть в щёку.
Меня опять корёжит от этого собственнического «меня», неужели она считает, что теперь я её с потрохами. Подумаешь, пару раз раздвинула ноги...
Смотрю, как приближаются её жирно намазанные губы, и демонстративно отстраняюсь.
- Наверное, хорошее было выступление, - невинно замечает Аня, – только я смысл не поняла. Заслушалась. У тебя такой голос... М-м-м...
Полина издаёт странный звук, похожий на клёкот. Подавилась что ли? А я оббегаю взглядом ладную фигурку невысокой шатеночки. Мысленно облизываюсь.
- Ничего особенного. Память хорошая. – Небрежно пожимаю плечами.
На перемене, окружённый толпой щебечущих девчонок, пожинаю лавры победителя. Не знаю, что чувствовал Цезарь, когда въезжал в Рим, но я испытываю только лёгкое раздражение. Эта победа далась мне слишком легко.
Наушник давно вытащен из уха, молодая аспирантка, диктовавшая мне текст, отработала свои деньги на пятёрку.
Я внёс аспиранточку в телефон, как «Сиськи и доклады». Ещё пригодится, если не по поводу второго, так по поводу первого.
- Рыжик зря старался, - Кристина заливается мелодичным смехом. Кстати, она тоже рыжая, интересно – крашеная или свои? Потом узнаю в более приватной обстановке. – Стас, дурачок, вякнул, а всё зря. Ты теперь доказал, что дело не в твоём блате, а вот здесь, - стучит по своей пустой голове. Даже удивительно, как звон не пошёл.
Почему-то её похвала заставляет меня нахмуриться, а воспоминание о неприятном разговоре, часть которого услышал, портит настроение окончательно.
Рыжий омежка реально зарвался. Наверное, нужно объяснить ему правила поведения в приличном обществе. Естественно, Стас недоволен. Только мог высказать мне всё прямо в лицо – это по-мужски, а вот так жаловаться преподавателю в моё отсутствие – это мерзко.
- А он кто? – Как бы, между прочим, интересуюсь. О недоброжелателях стоит знать, как можно больше.
- Да никто, - вступает Аня, почуявшая, что роль новой фаворитки плывет к ней в руки. – Просто Стас Самойлов. Он себе на уме, почти не общается ни с кем. Вот только с этими двумя заучками. – Быстрый кивок в сторону.
Со стороны Стаса доносится звонкий мелодичный смех, как колокольчик. Невольно оборачиваюсь.
Рыжий стоит с двумя девчонками – полненькой брюнеткой в балахонистом сарафане и прозрачной блондиночкой с распущенными волосами, одетую в вязаный джемпер и клетчатую юбку до колена. Наверное, Стас сказал что-то смешное, потому что брюнетка фыркает в ладошку, а блондинка – вновь заливается хохотом.
Арина Ромашина – сам не знаю, почему запомнил её имя. У неё хороший почерк, надо попросить у нее телефон и записать её, как «Конспекты и волосы».
Почему она забирает их в косу? Волосы у нее и правда отпадные – длинные, серебристые, волнистые. Намотать бы их на кулак...
...Драгоценный блеск платины, рассыпавшийся по подушке, хрупкое стройное тело, тонкие пальцы, сжимающие смятые простыни...
- Кир, ты же не оставишь это просто так! Он и в следующий раз вякнет.
- Что? – вздрагиваю, прогоняя оцепенение.
Недовольно смотрю на Полину. Она всё-таки решила перетянуть инициативу в разговоре на себя.
– Ты такой у меня сильный... – Восторженно ведет ладошкой по бицепсу.
Надо заканчивать с ней скорее, почему топовые девочки всегда с куриными мозгами?
- Хочешь, чтобы мы бились, как гладиаторы? – Хмыкаю. – А вы будете смотреть?
- А что, это так... – Полина подкатывает глаза, - возбуждающе. – Ты же победишь!
- Что за первобытные замашки, - недовольно цыкаю, и Полина тут же скисает.
Вот в чем я точно уверен, так в том, что бить Стаса я не собираюсь. Легкая победа всегда имеет неприятный привкус.
На беличьих кисточках мне с ним драться что ли? Удар кулака он не выдержит, его ветром сдует от одного замаха.
- Да забудь про него, - Аня медленно ведет пальцем по второму бицепсу. – Стас – всего лишь слабак. Выпендрился перед подружкой, все забыли уже.
Снова смотрю на Стаса. Арина уже не хохочет. Что-то говорит, дружески похлопывая рыжика по плечам, будто готовит к выходу на ринг.
Поддерживает своего рыцаря?
У Арины теперь серьезное выражение лица, от недавнего приступа веселости осталась только лёгкая, стеснительная улыбка.
Говорят, что тихие омуты очень глубоки, и там водятся черти, размером с небольшого кита.
Если с неё снять очки, может быть, она и ничего была бы... Интересно, какого цвета у неё глаза?
Поймав мой взгляд, она на секунду замирает, смотрит на меня в упор. Мило вспыхивает до самых корней волос и отворачивается.
- Кто его подруга? По Арине страдает? – морщусь, разглядывая, как переливаются белокурые пряди на фоне дешёвой черной толстовки с черепом, в которую влезло это рыжее недоразумение. Стас Самойлов, или как его там?
- Не... ты что. – Хихикает Полина. – Бледные моли даже ему не интересны. Он по Танюхе Медведевой сохнет – вот эта, полненькая, - не скрываясь тычет пальцем, будто я слепой. - А Таня с Ариной – не разлей вода.
Приподнимаю бровь в недоумении. Со вкусом у вихрастого искусствоведа беда – это по толстовке видно.
- Мне кажется, ему без разницы, хоть кто-нибудь бы дал, - хохотнув, замечает Кристина.
- У Таньки хотя бы грудь есть...
- Ага, размер пятый сразу...
- Зато моль...
- Почему сразу «моль», - раздражённо перебиваю женское квохтание. – Без макияжа и в обычной одежде вы все - не бабочки. Её приодеть, не хуже вас будет.
Девчонки обижено замолкают. Супятся, поглядывая друг на друга.
Аня искоса бросает взгляд из-под длинных ресниц на Арину, потом на Полину, будто примеряя на бесцветную блондиночку ярко-красное платье последней.
- Всё равно надо его наказать, - недовольно заявляет Аня, и её ладонь вновь начинает путешествие от моего запястья к плечу. – Он тебе подкрысил, и ещё и очкастую выгораживал. Не оставляй это так! Обнаглеет.
Судьба знает, что нам нужно, даже если мы сами этого не знаем
- Таня, может погуляем немного? – Достаю из рукава пальто мятый шарфик.
- Не, Ариш, мне ещё в садик за мелкими бежать. Не успею. Так... А ты что? Не работаешь сегодня?
- Представляешь! – Набрасываю шарф на шею узлом. - Первый раз за месяц свободный вечер, и не знаю, чем себя занять. Может после садика с сестричками в гости зайдёшь? Мамы нет, чай попьем.
- Ну, так-то можно... Мнётся Таня. - Мамы твоей точно не будет? А то она такая строгая...
- Так, подожди, а шапка где? – Испугано шарю в рукавах и карманах. – Подожди, сейчас спрошу у гардеробщицы. Выпала, наверное. Пять минут, стой здесь!
С Таней мы ходим домой вместе. Вообще, мы знакомы давно, учились в разных классах, но в одной школе. Закадычными подругами не были, но и не враждовали. Привет-привет...
Совершенно случайно оказалось, что поступили на один факультет. И вот тут у нас случилась настоящая женская дружба. Один район, общие интересы...
И обе мы какие-то... Неустроенные.
У Тани есть мама и отчим, оба работают, и квартира у неё в неплохом доме. По сравнению с нашим – так просто хоромы! Но Таня к себе никогда не зовёт. Говорит, что мама спит. Или отчим отдыхает.
Я несколько раз предлагала ей подработку. Вдвоем в фаст-фуде было бы веселее, но Таня не может. Ей нужно забирать сестрёнок-близняшек из садика, потом гулять с ними, купать и так далее.
Если бы мы вместе не учились, то так бы и не нашли друг друга. Уж слишком заняты.
Из гардероба я возвращаюсь с зажатой в руке шапкой. Я победно размахиваю ей, как ярким канареечным флагом. Таня стоит на том же месте, прижимая к горящим щекам ладошки.
- Вот, представляешь! Выпала, еле нашли... Мама бы меня убила за неё, - отряхиваю шапку, выбивая пыль об коленку. - Так что, как заберёшь, сразу ко мне? Я шарлотку испеку.
- Арин... – с придыханием шепчет Танька, - Пока тебя не было, Стас подходил.
- Ну, подходил и хорошо. Чего хотел? – Нахмурившись изучаю грязные пятна на своём единственном головном уборе. Кажется, по шапке стройным маршем прошёл взвод суворовцев.
- Сегодня у Рейгиса опять движ намечается, - Таня округляет глаза, и похожа сейчас на пухленького филлипинского долгопята. – Представляешь, Стас прямо подошёл и сказал: «Пойдёшь со мной?»
- Даже так? – недоверчиво кошусь на неё, - Рейгис сам его позвал? Ещё и тебя разрешил пригласить?
- Ну... Типо того. Сказал ему, что два парня, должны держаться вместе. Ну Стас ответил, что если я пойду, то и он не откажется. Вот, подошёл, узнал...
- Его можно понять. Он там, как белая ворона будет. – Фыркаю. - Хоть одно обезображенное интеллектом лицо хочет видеть.
Танька сразу киснет:
- Думаешь, только из-за этого?
- Нет, конечно, - уловив Танино настроение одобрительно похлопываю её по плечу. – Ты симпатичная, весёлая, интересная. Нравишься Стасу, наверное.
- Ты так думаешь?
- Ага, пошли давай. – Надеваю лямку рюкзачка. – Как раз мелочей своих уложишь и пойдёшь. Потом расскажешь.
Танька послушно тащится за мной к выходу.
- Подожди. – Оборачиваюсь. Таня растерянно стоит посреди фойе в центре людского потока, мимо проходящие толкают её, но она не замечает. - Нет, я так не могу.
Подхожу, и за руку вытаскиваю на улицу. Нахлобучиваю на неё капюшон и сверху шутливо прихлопываю.
- Что ты не можешь? Радуйся! Стас тебя пригласил, хотя там полно будет расфуфыренных краль. Сходишь, отдохнёшь, потанцуешь, развеешься. Есть в чём пойти?
- Да нашла бы в чём, - шмыгает носом. - Не, Арина, я одна не пойду. Как я там буду? Стас ведь мне не нянька. А одна я забьюсь в угол, и буду сидеть весь вечер. Ещё девчонки начнут вокруг Стаса крутится, я вообще разревусь.
Стас, конечно, не Ален Делон, но парочка наших может напакостить из спортивного интереса. До появления Кира к нему многие подбивали клинья.
А если Стас напьется?
Живо представляю картину, как нетрезвый Стас слизывает соль с чьей-то обнажённой груди, закусывая текилу. И мне становится отчаянно жаль подругу.
- Ариш, пойдём со мной? – Она трясет меня за рукав, просительно заглядывая в глаза.
Опускаю взгляд.
Я никогда не бывала в богатых домах. Конечно я не жду картинки из турецкого сериала – с ведёрками с шампанским, канапе на серебряных подносах и официантами. Небольшой анонс происходящего я видела в студенческом чате. Но даже это лучше, чем слушать рассказы мамы о вредных посетителях столовой и грымзе-заведующей или готовится к семинару.
Кир живёт в другой реальности, в которую мне путь заказан. И я хотела бы посмотреть на его мир, мир богатых людей, хоть одним глазком.
- Тань, ты знаешь, меня ведь не пустят.
- Придумаем что-нибудь... Арина, пожалуйста!
Мимо проплывает Полина, чуть не касаясь меня плечом.
- О, девчонки, привет!
Мы обе дружно киваем и мычим ответное приветствие.
- Сегодня у Кира сходняк опять. Мне мама билеты дала, но я не смогу пойти. Хотите?
Танька мелко кивает и тянет руку.
- Давай!
Полина игнорирует ее протянутую ладонь и поворачивается ко мне.
- Ариша, я тебе безумно, просто безумно, – она прижимает руки к груди, - благодарна за конспекты. Держи! – Засовывает мне билеты в карман пальто. – Хочешь - сама сходи, хочешь – на Авито продай. Правда, я безумно рада, что у меня есть такая подруга, как ты.
Она едва касается моего уха своей щекой, обдавая ароматом дорогого парфюма.
Послав нам на прощание воздушный поцелуй, идёт к своей машине.
- Ещё одно «безумно», и меня бы вырвало на её дорогие сапоги. – Недовольно бурчит Танька. – что она там тебе дала?
Бесцеремонно лезет ко мне в карман, достаёт два квиточка и прижимает их к губам. Высокопарно декламирует.
– Арина, судьба в лице этой прекрасной девы послала тебе безусловное алиби! И я считаю, что будет безумно, просто безумно глупо не воспользоваться таким подарком судьбы. – На манер Полины подкатывает к небу глаза.
В женщине может оттолкнуть вульгарность. Иногда она же и привлекает, так что пойди разбери
- Арина, я дома!
Выскакиваю в прихожую при полном параде – в белой блузке и плиссированной юбке.
Мама раздражённо дергает собачку на замке сапога, ворчит:
– Молния сломалась что ли? Ещё этого не хватало.
Устало падает на пуфик и вытягивает ноги, одна так и остаётся обутой. Смотрит на сапог и закрывает лицо руками.
- Мам, - бросаюсь к ней, присаживаюсь рядом на корточки, - ты что! Это просто молния, я завтра отнесу в ремонт, будут, как новые.
- А завтра на работу в чём?
- Так выходной же!
Мама ведёт ладонями по лицу, будто сбрасывая усталость и напряжение, расплывается в улыбке:
- Точно, я и забыла. – Смотрит на меня, и улыбка блекнет, как солнечный лучик за тучами. - А что за праздник у тебя? Собралась куда-то?
- Мам, мне Полина билеты дала на премьеру. Спектакль хороший. Потом фуршет...
Протягиваю билеты. От того, что я последние минуты сжимаю их в потной от волнения ладошке, они имеют далеко не лощёный вид.
Мама рассматривает билеты, а я не дышу от волнения.
- Я пойду, ага? – заглядываю ей в глаза.
- Тут два, - усмехается мама. – Может мне с тобой? И разуваться не надо. Только второй сапог надену.
- Ну мам... Это Полина мне и Тане дала. Ну как я могу с тобой пойти? Полина же там будет, увидит. – Краска заливает щёки от такого безыскусного вранья. Хорошо, что мама не видит, с интересом разглядывает квиточки. - Я не поздно, уже в двенадцать буду, как Золушка. – Пытаясь, окончательно развеять её подозрения, тарахчу бодро и уверенно. – Мы сходим, посмотрим. Я даже не голодная приеду. Пить не буду, ты знаешь... Просто на фуршете потусуемся.
- Всё бы вам тусоваться, - вздохнув, мама протягивает мне билеты. - До одиннадцати мероприятие, написано. Что так поздно?
- Нам же добираться ещё, транспорт ждать. На такси дорого.
- Ладно, иди. – Возвращает мне билеты. – Хочешь, возьми мой браслет. И подвеску, чтобы наряднее было.
- Правда, можно? – Радостно обнимаю её за талию. – Ты самая лучшая.
Мама растроганно прикасается к моей макушке и тут же отдёргивает руку. Она не щедра на ласку, но даже после такого мимолётного жеста мне становится неловко перед ней.
- Я недолго, правда. И всё будет хорошо, - шепчу, крепко прижимаясь к ней. И не знаю, маме я это говорю или себе.
- Только, когда придёшь, выключи свет в подъезде.
- Зачем? – Отстранившись с удивлением смотрю на неё.
- Не хочу, чтобы соседи видели в глазок, как поздно ты приходишь. Будут потом шептаться, что моя дочь – шлюха.
Настроение почему-то сразу падает. Становится неловко за сказанную ей глупость.
Поднимаюсь на ноги, быстро набрасываю пальто и, попрощавшись, выхожу. Только на улице вспоминаю, что так не взяла обещанный браслет и подвеску.
Ну и ладно, обойдусь!
Танька открывает мне дверь расфуфыренная, как павлин в брачный период. На ней короткий серебристый топик на бретельках, открывающий все её достоинства, короткая юбка и туфли на каблуках. А ещё у неё подвиты волосы и ярко накрашены губы.
На мой взгляд, это чересчур. Но Таня лучезарно сияет, и я прячу свой скепсис на дальнюю полочку.
- Таня, выглядишь, как звезда. – Неуверенно замечаю я. – Может быть на плечи что-то набросишь? Замерзнешь же.
- Не, нормально, заходи. - Танька за руку встаскивает меня в квартиру. – Всё продуманно, волосами прикроюсь, огонь будет!
Для демонстрации того, какой будет «огонь» Таня теребит кудри, разбросанные по плечам. Становится приличнее, но всё равно на неё смотреть зябко.
- Пойдём скорее в комнату, только мелкие уснули, не шуми. Хоть накрасим тебя немного. Стас минут через десять за нами заедет.
Сбросив пальто, на цыпочках крадусь в детскую, которую Таня делит с сестричками. Там тихо, уютно и пахнет чем-то сладким и тёплым. Мёдом и цветами? Наверное, в детских и должен стоять такой запах.
Я не знаю, сколько себя помню – всегда спала в общей комнате на диванчике. И даже отдельная комната, пусть и с малышнёй, кажется мне верхом мечтаний.
Таня заводит меня в свой закуток, отделённый от кроваток раскладной ширмой, завешанной одеждой.
- Ты что! – шепчет, негодующе рассматривая меня. – Прямо так пойдёшь? Как монашка? – Ладно, это шутка, - оправдывается она, видя недовольное выражение моего лица. – Но хотя бы топик примерь. Мне мал, тебе как раз будет.
Она хватает что-то бордовое со стеклярусом, висящее на ширме, и протягивает мне. Встряхиваю топик в руках, придирчиво осматриваю.
- Что, думаешь, я совсем плохо одета?
- Ну, - морщится, - как-то скучно. Белая блузка, будто из офиса вышла.
- Ладно...
Танька тактично отворачивается.
Сбрасываю одежду, снимаю лифчик, потому что топик явно не предусматривает ношение нижнего белья.
За спиной восторженно ахает Танька.
- Арина, ты же русалка! У тебя кожа такая... Прозрачная. – Дотрагивается до моей спины холодным пальцем.
Передёргиваю плечами и смотрюсь в зеркало.
Топик обволакивает меня, словно идеальный футляр. Небольшой пуш-ап делает маленькую грудь заметной, и даже простенькая юбка в комплекте с ним смотрится игриво.
Без бюстгальтера чувствую себя так непривычно.
И сексуально...
Не веря своим ощущения, поворачиваюсь к зеркалу боком, втягиваю живот и выпрямляю спину. Мне нравится то, что я вижу. И, одновременно, мне... Противно!
Это я, и, в то же время, не я!
Вздрагиваю, услышав мамин голос внутри себя:
Соседи будут потом шептаться, что моя дочь – шлюха.
- Нет, Тань. Я пойду только в своём. Отвернись.
- Ты что, тебе так хорошо!
- Не обсуждается. Или я вообще не пойду.
Наверное, я вскрикиваю слишком громко, потому что кто-то из девчонок ворочается. Мы затихаем, как мыши.
- Только попробуй разбуди, - хмурится Таня. – Не хочешь надевать – не надо, иди, как ханжа. Давай ресницы тебе накрасим что ли? И брови немного...
Мраморная красота — безмолвна, а живое сердце поет мелодию любви
- Арина, ну хоть немного выпей! – Таня заманчиво потряхивает перед моим лицом стаканом, в котором побрякивает лёд и тут же с шумом втягивает содержимое через трубочку. – Отпадный коктейль.
Морщусь и отрицательно мотаю головой. От этого простого действия теряю равновесие и чуть не падаю с высокого барного стула, на котором притулилась, как воробышек. От резкого движения юбка ползёт вверх.
Один из рядом сидящих парней тут же начинает пялится на мои коленки.
Смущённо натягиваю юбку пониже, и наблюдатель поворачивается ко мне спиной.
- Слушай, не веди себя, как ханжа. Это же неприлично! – Танька пританцовывает, игриво виляет бёдрами в такт музыке и лазерный проектор рисует на ее обнажённых плечах узоры из цветных точек, будто Танька оказалась под прицелом целой роты снайперов.
- А что ты со Стасом своим не тусуешься? – неожиданно зло парирую я. – Его контролируй.
Таня только передёргивает плечами, нисколько не обижается.
- А он с парнями где-то... – небрежно роняет и вновь присасывается к своему стакану.
Наверное, даже она не воспринимает меня всерьез.
Здесь!
- Тань, чего одна танцуешь? – роскошная Полина с туго стянутым на затылке конским хвостом утягивает мой спасательный круг по имени Таня.
И Танька радостно к ней подплывает, громыхая стаканом со льдом, как маракасом. Полина делает попытку вытащить и меня, но я машу головой, предварительно вцепившись в стул двумя руками.
Не хочу даже думать о том, как я буду выглядеть бледно и зажато рядом с ними.
Я здесь чужеродный элемент. Слишком одетая, слишком трезвая, слишком грустная.
И единственная в очках.
Стесняюсь танцевать, не знаю, как взять стакан с соком, чтобы скрыть отсутствие маникюра.
Мне хочется плакать от одиночества и собственной глупости. Почему я не пошла на премьеру?
- Привет. Тоже не по себе? – Оборачиваюсь на незнакомый голос.
Вместо любителей женских коленок рядом стоит худенькая рыжая девушка. В водолазке с высоким воротом.
- Ага, - расплываюсь в улыбке. Мысленно посылаю благодарности всем богам за то, что они послали мне ещё одного очкарика во спасение.
- Ты с какого факультета?
- С искусствоведения. А ты?
- Класс! Я с экономического. – Поправляет очки на переносице, почти также, как это делаю я.
- Арина...
- Ася...
Дружно чокаемся с ней пакетиками с соком.
- Ты с кем? – Спрашивает Рыжик.
Уныло киваю в сторону Тани, которую, судя по зажигательным танцевальным элементам, скоро придётся вытаскивать в туалет освежиться.
- С подругой. А ты?
- Я с парнем... То есть со знакомым. Вместе учимся.
- А где он? – Вытягиваю шею, пытаясь разглядеть ещё одного очкарика-экономиста.
Внезапно чувствую жжение на своей коже. Такое сильное, что хочется закрыть лицо ладошками. Щеки горят, между ключиц полыхает пожар.
- Да вон же, видишь, парни стоят...
Слежу за её взглядом и обнаруживаю источник жжения, мысленно ужасаясь. Группа парней, среди которых парень моей новой знакомой, смотрит на нас не отрываясь.
И первый, кого я вижу – это Кир, за его плечом расплывчатой тенью маячит Стас.
Белая рубаха Кира распахнута, и он не стесняясь демонстрирует полоску тёмных волос, которая ползёт туда... Вниз.
Так и впиваюсь взглядом в кубики напряжённого пресса. Свет треугольником выхватывает его фигуру, и я отлично вижу каждую мышцу на его загорелом теле. Он стоит, словно на сцене, не отрывая от меня взгляд.
Во рту мгновенно пересыхает.
Не смотри на него!
Сглотнув, усилием воли перевожу взгляд на Асю. Даже на расстоянии чувствую бешеную мужскую энергию, от которой у меня кругом идёт голова и путаются мысли.
Ася оторопело смотрит на меня. Наверное, вид у меня такой, будто меня огрели тяжёлым пыльным мешком.
- Всё хорошо? – Спрашивает она и подозрительно смотрит на свой пакетик с соком. – Как ты думаешь, они могут в пакетик с соком шприцом что-нибудь впрыснуть?
Пожимаю плечами. Я ничего не знаю, и не чувствую. Может и, правда, что-то добавляют? Уж лучше признать, что я отравилась соком, чем то, что считаю Кира дьявольски привлекательным и сексуальным.
Я видела столько обнажённых мужчин на картинах и статуй без фиговых листочков, что меня ничем не удивить. Почему же тогда кровь шумит в ушах от обычного парня в расстёгнутой рубахе?
Парня, похожего на модель из знаменитого австралийского календаря с пожарными.
Уйди отсюда, тебе нужно прийти в себя!
- Жарко здесь, – блею что-то Рыжику, чтобы скрыть свою неловкость. – Прости, мне подругу нужно в туалет отвести.
Вообще-то освежиться нужно, скорее мне, чем ей.
Сползаю со своего насеста и иду к нашим девочкам, образовавшим в танце круг. Только вытащить Таню мне не удаётся. Она отплясывает, как молодая кобылка, и, кажется, чувствует себя, замечательно.
А вот я – не очень!
Девчонки не отпускают меня с импровизированного танцпола. Сначала я пытаюсь помахать Асе – вдруг она согласится составить мне компанию? Но к ней подходит высокий плечистый парень, полностью загораживая от меня. И мне приходится смириться.
Искоса бросаю взгляд на Кира, он уже не смотрит на меня. Конечно, кто я для него? Так, бледная моль, забавный антураж вечеринки.
Тебе померещилось!
Стараюсь отвлечься, и немного двигаю бедрами, повторяя движения других девчонок. И у меня, начинает получаться. Это не так уж сложно, нужно закрыть глаза, позволить музыке наполнить тело и отдаться в её власть.
Боже мой, почему я раньше никогда не танцевала? Это же так... Захватывающе!
Я пытаюсь представить, что рядом со мной мужчина, прекрасный и сильный, как Давид Микеланджело.
Он нежно касается моей руки, его пальцы переплетаются с моими. Ладонь скользит по моей спине, он прижимает меня к своему горячему телу, и мы вместе танцуем в ритме нашей общей мечты. Медленно, чувственно...
Подростки не только видят мир черно-белым, но ещё и путают эти цвета
Ладонь горит от прикосновения Кира, в ушах гулко ухает.
Он меня позвал! Выбрал не кого-то другого, а меня. Я иду с ним за руку, это же чекануться можно!
- Давай, проходи. – Он отпускает мою руку и, подталкивая в спину, заставляет пройти на кухню. – У нас пополнение. Это... – на пару секунд задумывается, будто вспоминая случайно или намеренно, - Арина.
Меня встречают сдержанными приветствиями. Выхватываю взглядом знакомые лица. Танька и Стас уже здесь, сидят рядом, о чём-то переговариваются. Пока я была под властью музыки и танца, кажется, многое произошло.
Кир тут же плюхается на свободное место рядом с Полиной и оркестр внутри меня стихает.
Наверное, Таня попросила меня привести. Или им игроков не хватало?
Протискиваюсь поближе к Тане, и она освобождает мне краешек стула. Кажется, сегодня я обречена ютиться на неудобных насестах. Кира я больше не вижу, его загораживают другие люди, и это к лучшему. Не хочу снова впадать в ступор или тупить, что ещё хуже.
- Правда или действие? – Незнакомая брюнетка в салатовой майке и джинсовых шортах подпрыгивает от нетерпения. Ласково поглаживает по плечу здорового веснушчатого парня и снова повторяет свой вопрос. – Давай, Тоха, выбирай же!
Здоровяк неторопливо чешет бок и по-хозяйски шлёпает брюнетку по ляжке.
- Ладно, Софи, давай правду. А то знаю твою больную фантазию...
Брюнетка заливается смехом, игриво тычется ему в щёку носом.
- Кто здесь по-твоему самый красивый?
Шепчет вопрос с жарким придыханием ему в ухо. Здоровяк задумывается и, чем дольше длится пауза, тем сильнее вытягивается её лицо.
Сальным взглядом скользит по девушкам, обегает меня, не задерживаясь, и тормозит на рядом сидящей Тане. Точнее, на её декольте.
Снова делает глоток из стакана, и языком проводит по верхней губе, слизывая капли алкоголя.
- Вот она. Сиськи зачёт! - уверено тычет в Таньку пальцем.
Танька, до с улыбкой до ушей взирающая на своего кавалера, затыкается и с изумлением переводит взгляд с наглого Тохи на меня.
Наверное, мой ошарашенный вид красноречиво свидетельствует о том, что ей не послышалось.
Стас, осознав, что происходит, идёт багровыми пятнами, но молчит. Могу его понять. Что ему остаётся делать? Вскакивать и трясти здорового бугая за грудки, заставляя взять свои слова обратно? Так Тоха же никого и не оскорбил.
Покраснев до корней волос, Танька пытается подтянуть топик вверх, вызывая взрыв смеха у окружающий.
- Да ладно, не прячь.
- Рыжий вон тоже в твоём богатстве пасётся...
- Мальчики, не смущайте девушку...
- У Полинки тоже нормас...
Щуплая брюнеточка оскорблённо фыркает и отходит от наглого Тохи.
- Давай Лилька, правда или действие? – Дождавшись, когда стихнет смех, Тоха тычет в бок локтем следующую участницу. Бедная девчонка чуть не летит на пол под очередные смешки, и мне становится её даже жаль. Красивая и молчаливая, она не принимает участие в общем гомоне. Наверное, скромняга...
- Правда, - смущённо опускает глаза.
- М... – Тоха задумывается. – Какую самую страшную ошибку ты совершала на это неделе?
- Все и так знают, - красивая скромняжка морщит нос, - я в сториз недавно выложила, что не успела купить платье на распродаже, а оно сейчас стоит, как крыло самолёта.
На кухне воцаряется молчание. Моя личная шкала оценки очарования этой девушки стремительно летит к нулю. Задумываюсь – остальные ей сочувствуют или не знают, что сказать?
- Да, Тош, вопрос – тухляк. – Берет реванш над здоровяком брюнетка в салатовой майке. – Будто ты Лильку не знаешь. И так понятно, что она ответит. Спросил бы, сколько она на этой неделе выклянчила у мамки на шмотье, и то было бы забористее. Некоторые бы позавидовали.
Брюнетка бросает выразительный взгляд на мою блузку.
Мне становится так противно, что готова хоть сейчас отправиться домой пешком. На что я рассчитывала, когда сюда шла? Танька хоть собирает сомнительные комплименты, общается. А я? Не пошла на премьеру, слушаю всякую ересь.
Я ведь совсем не вписываюсь в эту «мажорскую» среду. И что я буду отвечать на подобные вопросы? Что на этой неделе я выдала клиенту не тот заказ, сожгла гамбургер, за что лишилась премии размером в тысячу, и это и есть моё самое большое сожаление? Да они посмеются надо мной, да и всё.
- Кир, давай ты... – равнодушно вещает Лиля. – Правда или действие?
- Правда. – Из-за чужих спин несётся его голос. Хрипловатый и спокойный. – Я всегда за правду, вы же знаете.
По кухне шелестят сдерживаемые смешки. Лиля напряжённо морщит лобик, думает.
- Слушай, а где твоя мама? Никогда её не видела и фото нет...
Воцаряется такая плотная тишина, что её можно резать ножом.
Кир с грохотом отодвигает стул. Встаёт на ноги. Я вижу его профиль, он стоит, подавшись вперед, ладонями упирается в стол, не сводит взгляд с тупой Лили.
- Не твоё дело, поняла? – Резко бросает ей в лицо. – Это вопрос не из игры, это личное.
- Не, братан, так не пойдёт. – Тоха вальяжно откидывается на спинку диванчика. – Ты же за правду. Давай, мочи. Нам всем интересно. – Снова присасывается к стакану.
Кир смеряет Тоху презрительным взглядом, поворачивается к Лиле.
- Она бросила меня, когда я был маленьким. – Со злостью бросает ей в лицо.
- Кирюш, прости, я не знала ведь... – Лепечет Лиля. – С ней всё в порядке? Я думала она просто умерла и всё такое.
Полина хмыкает, проводя ладонью по лицу, словно смывая неловкость за эту дуру. Даже её пробрало.
- Это допрос или игра? – Кир с интересом склоняет голову на бок, всматриваясь в Лилю. Кажется, он уже вполне владеет собой. – Может быть ты тоже ответишь мне на парочку вопросов? И поверь, они будут не про распродажу!
- Я же только что отвечала, - Лиля недоумевающе моргает. – Это нечестно.
Выбор — это не просто решение. Это путь
Во рту пересыхает.
Я не ослышалась? Это мне он сказал?
Взгляды всех присутствующих направлены на меня. То есть, это мне сейчас предстоит отвечать на дурацкие вопросы?
А если ему придёт в голову спросить, какого цвета белье я предпочитаю в полнолуние? Дату последних месячных? Всё, что угодно... С кем у меня было в первый раз?
Кровь бросается в лицо, когда я представляю на что может быть способна фантазия Кира.
- Ну, давай, выбирай, – Кир ждёт моего решения, и правый уголок губ слегка ползёт вверх.
Медленно сглатываю, испуганно смотрю на Таньку. Но она сидит, пьяненько прислонившись к плечу Стаса. Так далека от моих проблем, что даже не поворачивается в мою сторону.
Что это с ней? Я же пошла с ней за компанию, чтобы поддержать, она так боялась идти одна. Неужели, не видит, что теперь помощь нужна мне?
- Ты чо, братан, – вякает Тоха, - девчуля ща обосрётся от страха. Другую тёлку давай.
Его язык пьяно заплетается, на последней фразе он требовательно шлепает ладонью по столу, будто ему «другую тёлку» должны подать, как жареную дичь.
- Действие, – выпаливаю молниеносно, сама не понимаю, как это происходит.
- Уверена? – Кир скептично приподнимает бровь.
- Да, я выбираю действие!
- Пф... Легко. – Он так и стоит, опершись руками на стол, возвышаясь над остальными. Обводит толпу глазами и с легким сарказмом цедит. – Поцелуй кого-нибудь в этой комнате...
Я быстро чмокаю рядом сидящую Таньку в плечо – до щеки я не дотягиваюсь, она от неожиданности ещё сильнее вжимается в Стаса.
- Всё!
Довольно улыбаюсь. Не так уж и страшно. Народ разочаровано гудит.
- Я не договорил. – голос Кира становится вкрадчивым и провокационным, будто он змей, искушающий Еву. – Поцелуй по-настоящему, по взрослому. Кого из парней выбираешь? Или ты по девочкам?
Мне кажется, что на меня обрушивается потолок, а под пыльными обломками жалобно пищат мои достоинство и гордость.
- Нет, так не честно. – Пытаюсь увильнуть.
Снова недовольный гомон и крики.
- Блин, ты чо!
- В детский сад что ли пришла?
- Харэ ломаться, сложно что ли?
- Мальчики, отстаньте от неё. Не хочет человек с вами лизаться!
С благодарностью бросаю взгляд на Полину, которая единственная здесь на моей стороне.
- Выбирай! – С нажимом повторяет Кир. И его взгляд не оставляет возможности для манёвра.
Пробегаю взглядом по ухмыляющимся парням. Я здесь знаю только Кира и Стаса, но Стас – не вариант, Таня меня убьет. Нетрезвого Тоху даже не рассматриваю в кандидаты.
Безумно хочется вытереть потные ладошки о какую-нибудь поверхность, лишь бы избавиться от липкости.
Всё плывёт, будто в тумане.
Ухмыляющиеся нетрезвые парни, хихикающие девчонки, стаканы и огрызки пиццы на столе, красное пятно от разлитого вина.
Это сейчас не я сижу за столом. Это какая-то другая Арина с искажённым от волнения бледным лицом.
И эта другая Арина вдруг тихо шепчет под стол:
- Тебя. Я выбираю тебя...
Дружное улюлюканье и крики:
- Ну так больше и некого. Тебя, Тоха, что ли?
- Ожидаемо...
- Сразу бы так...
- Внимание, граждане, приготовьтесь для фак... факси... фиксировать историческое событие, - пьяно орёт Тоха и готовится встать.
- Обойдёшься! – Кир, наклонившись через стол, сжимает ему плечо, заставляя снова сесть на место. – Оборачиваясь, сквозь зубы мне, - Арина, пойдём в комнату.
- Так нечестно, - снова лезет Тоха. - Нам чо, сидеть ждать?
- В холодильнике же пак пива стоит, вас ждёт и не жалуется. И два бутылки сухенького тоже. И вы подождёте.
- О, чего сразу не сказал? – Незнакомая блондинка изящно отбрасывает волосы за спину. – Мальчики, винчик откроете?
Все, за исключением Полины, Таньки со Стасом и пьяного Тохи ломятся к холодильнику, а Кир подходит ко мне и чуть ли не под мышки поднимает со стула.
- Пошли давай.
- Куда? – Язык не слушается. Ничего более длинного произнести сейчас не могу.
- Куда, целоваться.
- Кир, ну не надо. Она же маленькая совсем, - снова жалобно пищит Полина. В ответ получает только полный презрения взгляд.
- Это же игра, детка. Правила не знаешь?
Кир рывком поднимает меня со стула под мышки и тащит к выходу. Последнее, что я вижу – Полину, нервно кусающую губы, и равнодушный взгляд Таньки.
Глаза у Тани очень странные. Покрасневшие, круглые и почему-то совсем стеклянные, будто она меня не видит.
Кир
Свет, однажды увиденный, всегда оставляет след в душе
- ... Можешь подружек своих взять, - как бы между прочим бросаю Стасу. – Таню с Ариной, или как их там.
Я сижу на подоконнике, а он стоит рядом. Благодарно смотрит мне в рот и, видимо, не понимает, что я от него хочу. Мне даже хочется пощёлкать пальцами перед лицом.
- Эй, приходи, говорю. Парни должны вместе держаться, мы с тобой здесь одни. Нужно дружить. Правильно я говорю?
Стас судорожно сглатывает, быстро облизывает губы и уже в третий раз переспрашивает.
- Выпивка бесплатная и вообще ничего брать не надо?
Вздыхаю, глядя на него. И почему он такой трудный?
- Да, просто приходи. С подружками.
- Так это... Зачем их туда тащить? Я в чате видел, у тебя там и другие девчонки бывают. А в сиреневой маечке на фотках у тебя была там такая...
- Олечка? Познакомиться с ней хочешь? – Ухмыляюсь.
- Да не то что бы, познакомиться. Просто она видно, что такая... Опытная. – Идёт розовыми пятнами. – И красивая.
- Слушай, у меня так-то не публичный дом. Олечка, она, конечно, опытная. Но зачем оно тебе? – Пожимаю плечами. - Если тебе нравится кто-то, так я даю тебе шанс сблизиться с предметом своего обожания. Нравится ведь кто-то?
- Ну, так-то да... – Смущённо кивает и тут же спрашивает. – А, если та... Ну та, которая мне нравится не пойдёт, то Олечка будет?
- Стас, я тебе, как мужик-мужику нормальное дело предлагаю. Ты – парень видный, зачем тебе эта проходная Олечка? Потренироваться что ли? Не марайся, ты достоин лучшей девушки! Чтобы у тебя всё было по любви.
- Нечего лучшей девушке там делать. – Тупит глаза в пол. - Таня, она такая... Скромная.
- Ага, Таня, значит. – Хмыкаю, вспомнив слова Полинки. От девчонок ничего не скроешь, у них локатор что ли встроенный? – Ну так у меня дом большой, есть где уединиться.
- Не, она не такая, - супит брови. – И она одна не пойдёт. Говорю же, скромная.
- Такая или не такая. Просто пообщаетесь в неформальной обстановке. Пусть белобрысую берёт с собой, – сглатываю, вспомнив роскошную волну светлых волос. – Арину эту. Они подруги ведь?
- Ну можно так-то. – Стас задумчиво чешет веснушчатый нос. - Только у Аришки мать строгая.
- Это я знаю, как уладить. - Зачем-то даю возможность ему спрыгнуть с крючка и как бы между прочим добавляю. – В общем, Стас, выбор за тобой.
- Сказал, же, я не против. – Протягивает мне руку, и я с преувеличенным энтузиазмом её трясу.
- Если лучшая девушка тебе откажет, я тебе кого-нибудь найду, обещаю. Ты в любом случае приглашён, и ты – мой друг.
В глазах Стаса знакомым огоньком полыхнуло чувство собственной важности.
Он отходит, а я смотрю ему вслед, слегка ухмыляясь. Когда у людей появляется такой огонёк, из них можно лепить всё, что угодно. Другая крайность, превращающая человека в пластилин – отчаяние. Но, я думаю, до этого мы не опустимся.
Спустя несколько минут, наблюдая, как Таня восторженно делится с Ариной подробностями приглашения, тихонько подпихиваю в спину Полину.
- Давай иди, детка. Твой выход.
- Кирюш, может не надо? Как-то это слишком.
- Нормально всё будет. Хоть повеселимся.
**
- Что за куриц ты привел? Лучше не было у вас никого? - Тоха шепчет мне в ухо так, чтобы не слышал Стас, стоящий рядом.
- Тебе хватит, кажется. – Отстраняюсь от запаха алкоголя, бьющего в нос. – Задолбал уже, каждый раз нажираешься в дрова. Мне отец до сих пор вазу простить не может.
- А ты задолбал со своей вазой. – Хохотнув, Тоха, ничуть не обижаясь, хлопает меня по плечу и снова склоняется к моему уху. – С сиськами ещё ничего, хотя бы пьет. – Выразительно кивает на Таню. - А блондинка на мою класуху похожа. Только той лет сорок было, не меньше.
- Тебе надо, ты и приводи! – Неожиданно сержусь на него. - Эстет, млин...
- Кир, может мне её на танец пригласить? – Робкий голос за плечом окончательно выбешивает.
Резко разворачиваюсь к Стасу и рявкаю:
– Я тебе что, нянька?
Стас сразу весь сникает, глаза становятся, как у побитой собаки – испуганные и молящие. Даже жаль его становится.
- Ладно, медляк сейчас включим.
- Э, гля... – Тоха восторженно лупит меня по плечу. – Девчули-то ничо. Глянь, как одна пошла зажигать.
Стас следит за его взглядом и, будто не веря своим глазам, пару раз моргает. В центре танцола лихо отплясывает Татьяна, а её грудь завораживающе подпрыгивает в ритм музыки. Даже я ненадолго залипаю. Крайне медитативное зрелище.
- Погоди, не надо медляк. – Стас чуть ли не облизывается. – Давай ещё посмотрим.
Какое-то время мы молчим и просто смотрим. Иногда отпиваем из стаканов.
- Второй номер пошёл... Гляди. – Тоха довольно лыбится. – Не, слушай, беру свои слова обратно. Нормас девчули. Только приодеть белобрысую получше.
Тут же получает от меня удар в бок и недовольное замечание:
- В стакан свой смотри, задолбал, реально.
Я стою напротив, заложив руки в карманы брюк, и наблюдаю, как Арина, сначала робко и несмело, потом всё смелее, начинает двигаться.
Она делает это плавно, выдерживая ритм. Закрывает глаза и обхватывает себя руками. А в моей голове будто раскачивается маятник, заставляя двигаться с ней в этой амплитуде.
Я не вижу больше подрагивающие бюсты, соблазнительные бёдра, запрокинутые головы. Вижу только её.
Тоненькая талия, такая тонкая, что можно обхватить двумя пальцами. У худеньких девушек, обычно, и груди почти нет. Но, эта... Не такая, как у подруги, конечно. Но, когда она поднимает руки, тонкая ткань блузки натягивается, и становится очевидно, что с формами у неё полный порядок.
Извивающаяся рядом Полина выглядит полной дешёвкой, потому что всё на виду. Вроде в одежде, но голая. Даже не интересно. Иногда приоткрывающаяся коленка выглядит куда более волнующе, чем полностью обнажённые ноги. Это же тайна, кроссворд, загадка...
Детство заканчивается, когда начинаются взрослые игры
Это какой-то дурацкий сон. Я не пила, но ощущение, будто в меня влили литр чего-то крепкого, липкого и вонючего.
До одури хочется на воздух. Вдохнуть свежести и чистоты.
Когда шла сюда с Киром, не следила за дорогой, вся была в новых переживаниях. Теперь заблудилась в своём кошмаре, и не могу найти выход.
Я так хотела, чтобы первый поцелуй запомнился мне навсегда!
Реальность меня не пощадила, и спустила с небес на землю при помощи мощного пинка от Кира Рейгиса.
Зажравшегося мажорика, который не способен ни на что другое, кроме гулянок и выпивки!
А я-то дура! Купилась на внешность, на статус и харизму. Мужскую энергетику, которую излучал Кир, приняла за внутренний трепет, за знак свыше.
Он же просто богатый ублюдок, напичканный тестостероном.
Я что, зря её слюнявил?
При воспоминании о гадкой фразе слёзы застилают глаза. Очки сразу потеют, и я слепо тыкаюсь в стены, двери.
Не могу протереть очки, боюсь уронить и превратиться в слепого котёнка. Поэтому окружающие кажутся мутными пятнами.
Всхлипывая, дергаю ручки, пытаюсь зайти. Везде меня встречает пьяный смех.
- Куда ты, красотуля? – Чей-то мужской голос глумливо тянет слова. – Всё только начинается...
Резкий рывок в сторону. Меня тянут за руку.
- Отпусти её, что ты делаешь, идиот? – какая-то девушка пытается заступиться.
- Да я же с любовью.
- И я тоже... – ещё один парень подходит сзади, кладёт руку на плечо.
- Вы что, совсем уже? Уберите руки! – мечусь в панике.
- Пацаны, вы чего? Реально! Отпустите её, это уже не смешно! Пусть идёт. – Снова начинает девушка.
- Сама иди, Сонька. Нам и здесь хорошо.
Резким движением сбрасываю чужую руку с плеча, но она издевательски ползёт по спине снова. Паника подступает к горлу, в ушах с бешеной скоростью колотится пульс.
- Я сейчас закричу! Пошли вон, идиоты! – Требую в истерике.
- Ей плохо уже, кретины. Полицию сейчас вызову! – Девчонка хватает меня за руку, тащит куда-то по коридору. Открывает дверь туалета и заталкивает туда.
- Сиди здесь, я их уведу. – Тихо добавляет. – Не надо было приходить. Не место тебе здесь.
Закрываю дверь на щеколду, несколько раз дергаю витую ручку, чтобы удостовериться, что ко мне никто не ворвётся.
И только теперь, плюхаюсь на пол. Стукнувшись спиной о дорогой керамогранит, начинаю реветь. От воя в груди всё рвется на куски.
Плачу горько, захлебываясь от возмущения и обиды.
Я никогда не подпускала к себе ни одного парня. Не влюблялась, не очаровывалась. Мне было некогда, я училась, работала, старалась заслужить одобрение мамы.
Впервые я решила попробовать, как это? Чувствовать себя живой, настоящей?
К горлу свежий порцией рыданий подкатывает воспоминание о том, как Кир брезгливо вытирает губы. Тело подкидывает свежую порцию мерзких ощущений от чужих ладоней. Что случилось бы, не заступись за меня незнакомая девушка? Посмеялись бы надо мной или случилось бы что-то похуже?
Это не место для тебя!
А где моё место? В бургерной? В библиотеке? На кухне с мамой? Там, где грязь, труд, нищета и скука?
Что плохого в том, что я хочу узнать, как можно жить по-другому?
Утыкаюсь в ладони и зубами мучаю свои искусанные губы.
Пальцы пахнут лавандой – пропитались запахом коврика, на котором сижу. Наверное, он стоит дороже нашей с мамой месячной зарплаты.
Только не смотря на роскошь и ароматные отдушки, грязи и дерьма в богатом доме оказалось куда больше, чем в нашей крохотной комнатушке.
Ненавижу их всех! Ненавижу так, что печёт в груди. Так, что самой жутко.
Всех, кто смеялся. Уродов, которые меня лапали в коридоре. Даже девчонку, которая меня заперла в туалете. Наверное, положила глаз на одного из этих пьяных красавцев.
А больше всех я ненавижу Кира Рейгиса. За себя, за всё зло, которое творится по его воле. За Таньку, которую споили...
Танька!
Сняв очки, тыльной стороной ладони вытираю злые слёзы. Встаю и плещу воду себе в лицо. Облокотившись ладонями на холодную раковину делаю несколько глубоких выдохов.
Господи, как я могла... Совсем про неё забыла. Будто кроме моих переживаний не существует ничего важнее.
Надеваю очки на нос, стараюсь не смотреть на себя в зеркало. Берусь за ручку двери и не могу заставить себя сделать ещё хоть шаг.
Мы пришли вместе, и уйдём отсюда вместе.
Внушаю себе: успокойся, успокойся... Стараюсь не дрожать. Но, что делать, если внутри всё колотится.
Кроме меня, некому... Я её найду и вытащу отсюда.
Решительно толкаю дверь и выхожу обратно.
Толкаю одну дверь за другой, заперто, пусто или её там нет. При виде парней, стараюсь испариться.
- Кого-то потеряла? – На окне кухни, забросив на подоконник стройные ноги в грубых черных берцах, курит девчонка в голубом коротком платье. На щеках подтёки туши, шиньон на голове съехал и выглядит неопрятным гнездом.
Но доверия к ней у меня больше, чем к незнакомым парням.
- Привет. Потеряла подругу. В серебристом топике, брюнетка, волосы вот такие, – делаю отчерк ладонью по своему плечу, демонстрируя длину. – Не видела?
- А... Невысокая такая, новенькая. – Девчонка смачно затягивается. Протягивает мне сигарету. – Будешь?
Отрицательно машу головой.
- Вроде, она с Тохой пошла и этим пареньком. Рыжий такой. Ты бы следила за подругой, накидалась она, будь здоров.
- Куда увели? – Вспоминаю стеклянный Танькин взгляд, и меня вновь начинает колошматить от волнения.
- А я знаю? На шезлонгах у бассейна посмотри. Обычно там все трахаются. – Равнодушно втирает бычок в пепельницу.
- Что? Каких шезлонгах?
- Да вон там, крытый бассейн, видишь? – Показывает рукой в окно.
Что мне делать? Бежать за помощью? Да и кого мне просить? Девчонку в берцах? Я же здесь одна!