Осень ворвалась в город внезапно, как незваный гость, опрокинувший ведро охры на чопорные улицы. Листья клёнов, ещё вчера зелёные и сонные, теперь рдели багрянцем, цепляясь за подолы прохожих. Атмосфера витала на грани – между увяданием и возрождением, между чашкой эспрессо и глотком горячительного. Именно в такое утро Софи любила город больше всего.
Кофейня «Паровой двигатель» пряталась в арке старинного здания, чьи кирпичи помнили ещё конные экипажи. Вывеска, потёртая временем, изображала паровоз, растворяющийся в тумане. Внутри пахло жареным какао-бобом, ванилью и чем-то неуловимым – будто кто-то разлил по углам жидкий янтарь.
Софи называла это «ароматом возможностей». Каждый раз, когда она включала кофемашину, ей казалось, что за спиной шепчутся невидимые струны, подсказывая: щепотку корицы здесь, три капли сиропа туда.
- Два латте с тыквенным сиропом и один раф с кардамоном! – крикнула коллега Лина, перебирая заказы на планшете.
Софи кивнула, машинально взбивая молоко. Её руки двигались сами – ловко, почти танцуя. Она давно заметила, что напитки, приготовленные ею, действуют на людей… странно. Не магия, конечно. Просто удачное сочетание ингредиентов. Или так она себе говорила.
Пара за столиком у окна спорила ещё с момента открытия. Молодой человек в очках, нервно щёлкающий ручкой, и девушка с каштановыми волосами под каре, сжимающая телефон до побледнения костяшек. Их голоса, сперва приглушённые, теперь рвали тишину:
- Ты даже не пытаешься понять!
- А ты не оставляешь мне выбора!
Софи вздохнула. У неё самой защемило под рёбрами – словно их ссора была острым ножом, воткнутым в грудную клетку. Она налила латте в керамические чашки, украсив пену сердечками. «Глупость», – подумала, но пальцы сами вывели узор.
- Ваш заказ, – сказала она, ставя поднос перед парой.
Девушка умолкла на полуслове, уставившись на пену. Сердечко таяло, превращаясь в абстракцию.
- Помнишь, в Риме мы пили кофе с такими же? – неожиданно произнёс парень. Его голос дрогнул.
Девушка подняла глаза. Взгляд её смягчился, будто через трещину в броне пробился свет.
- И ты… ты заказал это? Чтобы напомнить?
Он растерянно покачал головой, и в этот момент Софи поспешила ретироваться. У кассы её догнал смешок Лины:
- Опять твои фокусы? Что ты туда подлила, любовное зелье?
- Молоко было жирным, – отшутилась Софи, но кончики ушей предательски заалели.
К пяти вечера кофейня опустела. Софи вышла передохнуть в переулок, заваленный ящиками от овощей. Воздух горчил дымом и прелыми листьями. Она прислонилась к стене, закрыв глаза, и вдруг – резкий скрежет баллончика.
Напротив, в полосе света от фонаря, стоял он. Худой, в чёрном худи с капюшоном, заляпанном краской.
Его руки двигались резко, почти яростно, будто он не рисовал, а сражался со стеной. Баллончик выл, выплёвывая мазки цвета запёкшейся крови и ночного неба.
Софи замерла. Это было гипнотично – как смотреть на лесной пожар.
Он изобразил волчицу. Её глаза, два фосфоресцирующих полумесяца, словно следили за Софи. Вокруг зверя вились силуэты, похожие на искорёженные деревья, а под лапами клубилась надпись: «Свобода – это ловушка без стен».
- Эй, ты! – раздался окрик из конца переулка.
Двое полицейских с тяжёлыми фонарями в руках бросились к художнику. Тот метнулся в сторону, но путь преграждала Софи. На миг их взгляды встретились. Его глаза – серые, с жёлтыми искорками, как у волчицы с граффити – вспыхнули насмешкой.
- Спрячься, Золушка, – хрипло бросил он.
Прежде чем она успела моргнуть, он взобрался на мусорный контейнер, перепрыгнул через забор и растворился в сумерках. Полицейские, ругаясь, полезли за ним, оставив Софи наедине с волчицей.
Стена была ещё влажной. Краска стекала, смешиваясь в странные узоры у подножия. Софи приблизила ладонь к граффити – и вдруг её тело накрыла волна тошноты. В висках застучало, в глазах помутнело.
Она едва успела отпрянуть, заметив, что в центре рисунка, меж лап волчицы, теперь виднелся символ: переплетённые кольца, напоминающие то ли венец, то ли клетку.
- Безумие, – прошептала она, отступая.
Ветер донёс с крыши мяуканье. На водосточной трубе сидел рыжий кот, наблюдая за ней с невозмутимостью сфинкса. Его шерсть сливалась с закатом, а глаза…
Софи моргнула. Нет, ей показалось – они не могли светиться изумрудным.
- Софи? Мы закрываемся, – позвала Лина из дверей.
Софи кивнула, бросив последний взгляд на граффити. Символ будто пульсировал в такт её сердцу.
Дома, заваривая ромашковый чай, она пыталась убедить себя, что всё это совпадение. Усталость. Осенний ветер. Но когда она закрыла глаза, перед ней вновь встали те серо-жёлтые глаза. И почему фраза «Спрячься, Золушка» звучала не как насмешка, а как предупреждение?
А на стене в переулке краска медленно впитывалась в кирпич. Кот спустился вниз, обнюхал символ и удовлетворённо муркнул. Игра начиналась.
***
Друзья, добро пожаловать в теплую осеннюю мини-историю в жанре городского фэнтези. Бывает, что какие-то истории приходят к автору, долго обдумываются, откладываются на время, пишутся постепенно... А бывают, что снизошли как озарение, и написались быстро как рассказанная история за чашкой кофе и оставила приятное послевкусие, которое согрело в холодный осенний вечер. Вот "Краски осени" это такая история. Пришла в голову и тут же написалась, легко и с приятным послевкусием. И я решила ею поделиться. Может, и вас она согреет в один из оенних вечеров?
Добро пожаловать и давайте знакомиться с милой Софи, бунтарем Джейкобом и загадочным рыжим котом.

Дождь начался внезапно, как ссора влюблённых – сперва редкие капли-упреки, потом ливень, хлеставший по асфальту с мстительной яростью. Ветер гнал по улицам охапки мокрых листьев, приклеивая их к витринам, словно город превратился в альбом расстроенного ребенка. Люди жались под козырьками, а небо гудело тяжёлым басом, будто затягивало древний рок-н-ролл.
Софи вытирала стойку в «Паровом двигателе», наблюдая, как за окном гаснут огни. Кофейня в такие вечера напоминала аквариум – тёплый, запотевший, полный мягкого жужжания. Аромат свежемолотых зёрен смешивался с запахом мокрой шерстяной одежды от промокших посетителей.
В углу студентка с синими волосами щёлкала ноутбуком, у окна старик перелистывал газету с кричащим заголовком «Аномальное цветение в ботаническом саду!» Но Софи не обратила внимания. Она слишком часто слышала о «чудесах», которые оказывались уловкой для туристов.
Дверь распахнулась с треском. Холодный воздух ворвался внутрь, закрутив воронкой опавшие кленовые семечки. На пороге стоял он – в чёрном худи, насквозь промокший, с капюшоном, натянутым так низко, что виднелся лишь острый подбородок, усыпанный каплями. Софи узнала его сразу. Тот самый художник, чья волчица неделю не давали ей спать.
- Эспрессо. Двойной, – бросил он, даже не взглянув на меню. Голос – хриплый, будто перетёртый гравием.
Софи кивнула, ощущая, как ладони стали липкими. Почему он казался опаснее, чем в ту ночь? Может, из-за того, как он стоял – слегка сгорбившись, словно готовый в любой миг метнуться в сторону. Или из-за запаха, который принёс с собой: краска, дождь и что-то горькое, вроде полыни.
Она ошиблась. Не с эспрессо – руки сами потянулись к фарфоровому чайнику с ромашкой. Мёд капнул в чашку янтарной слезой, пар завился змейкой. «Почему я это делаю?» – подумала Софи, но было поздно.
- Ваш... эспрессо, – соврала она, ставя перед ним чашку.
Художник сдернул капюшон. Мокрые чёрные волосы спадали на лоб, обрамляя лицо с резкими чертами: скулы, будто вырубленные топором, шрам через бровь, губы, сжатые в тонкую нить. Его глаза – те самые, серые с жёлтыми искрами – уставились на чай.
- Это что за шутка? – он отодвинул чашку, словно она была наполнена пауками.
- Вам казалось, что вы заказали эспрессо? – Софи сделала шаг назад, натыкаясь на полку с сиропами.
- Казалось? – он усмехнулся, и это звучало как рычание. – Или ты решила, что мне нужно «успокоиться»?
Она покраснела. Именно так она объясняла себе этот порыв – он выглядел как сжатая пружина, как живое воплощение грозы за окном. Но признаться в этом? Ни за что.
- Ошибка терминала. Бесплатно, – выдавила она.
Он прищурился, потом резко схватил чашку и залпом выпил. Софи замерла. Казалось, сейчас он швырнёт кружку в стену, но вместо этого он застыл, уставившись в пустую чашку. Его пальцы сжали ручку так, что костяшки побелели.
- Что ты... – начал он, но из кармана его куртки вдруг брызнул зелёный свет.
Софи ахнула. Луч пробивался сквозь ткань, пульсируя в такт её собственному сердцу. Художник вскочил, опрокидывая стул.
- Ты что, ведьма?! – прошипел он, засовывая руку в карман. Свет погас.
- Нет! Я... я просто бариста! – Софи отступила к стойке, нащупывая кнопку вызова охраны под прилавком.
Он рассмеялся. Звук был резким, безрадостным, как скрип ржавых качелей.
- Бариста, которая путает кофе с чаем. Или это твой способ подкатить? – он наклонился через стойку, и Софи впервые разглядела кулон на его шее – медный лист, покрытый патиной.
- Уходите, – сказала она. – Или я позвоню в полицию. Вам, кажется, это знакомо.
Его глаза сверкнули. Казалось, сейчас из них вырвутся те самые волки с граффити. Но он лишь швырнул на стойку смятые купюры и выбежал под дождь, хлопнув дверью так, что задрожали чашки на полках.
Студентка с синими волосами зааплодировала:
- Браво! Прямо как в сериале. Вы его знаете?
- Нет, – Софи выдавила улыбку, убирая разлитый чай.
Её пальцы дрожали. «Ведьма». Слово жгло, как проклятие.
Но через час, закрывая кофейню, она не смогла удержаться. Фонарь над переулком мигал, отбрасывая тени на стену с волчицей. Граффити было другим. Не таким, как все эти дни.
Софи подошла ближе, кутаясь в шарф. Краска, ещё недавно тёмно-багровая, теперь отливала синевой, словно в неё подмешали лунный свет. Волчица повернула голову. Софи трижды протёрла глаза, прежде чем поверила. Голова зверя, раньше смотревшая влево, теперь была повёрнута к переулку. А её лапы...
- Не может быть, – прошептала Софи.
На асфальте под рисунком лежали клочья штукатурки – будто когти зверя вцепились в стену и вырвали куски. Она протянула руку, но дотронуться не решилась. Ветер принёс обрывок афиши, приклеившейся к её ботинку. «Фестиваль уличного искусства. Тайные послания города».
Дома Софи включила все лампы. Даже чайник поставила на плиту – чтобы не слышать, как воет ветер в трубах. Но когда она раскрыла книгу, чтобы отвлечься, между страниц выпала засохшая ромашка. Та самая, что она когда-то положила в память о матери, говорившей: «Цветы – это письма земли к небу».
Ромашка была тёплой.
- Хватит, – Софи швырнула книгу на диван. – Слишком много кофеина. Слишком мало сна.
Но в ту ночь ей снились волки. Они бежали по мокрым улицам, а их следы светились, как неоновая реклама. И где-то вдалеке, за поворотом, смеялся тот самый голос – хриплый, с нотками ярости и... боли?
А в переулке дождь смывал следы когтей на асфальте. Рыжий кот, сидевший на крыше, лизал лапу и ворчал. Его глаза, изумрудные и слишком умные, следили за окном Софи, пока в нём не погас свет.

Город проснулся под одеялом тумана. Он стелился по улицам, как молочная река, затягивая скамейки, фонари и спешащих на работу людей в свою текучую субстанцию.
Софи шла к кофейне, вдыхая воздух, пропитанный запахом мокрой листвы и металлическим привкусом приближающегося ноября. Но что-то было не так. Она чувствовала это кожей – будто город затаил дыхание, замер на грани между сном и явью.
Первой странностью стали фонтаны. На площади Святого Михаила, где обычно били хрустальные струи, теперь взлетали вверх листья. Кленовые, дубовые, ясеневые – они кружились в танце, подхваченные невидимым вихрем, и падали обратно в чаши, словно невидимый дирижёр повторял один и тот же такт.
Люди останавливались, снимали на телефоны, смеялись. «Инсталляция к фестивалю!» – предположил кто-то. Софи замедлила шаг. Листья пахли... летом. Свежестью после грозы, соком, который не должен благоухать в октябре.
- Безумие, – прошептала она, но рука сама потянулась поймать алый кленовый веер.
Лист мягко лёг на ладонь, и на миг Софи почувствовала тепло, будто прикоснулась к чьей-то щеке.
«Паровой двигатель» встретил её тишиной. Лина, обычно болтливая, молча разгружала посудомойку, а старик у окна, вместо привычной газеты, уставился в пустую чашку, будто читал будущее в кофейной гуще.
- Ты видела фонтаны? – спросила Лина, не поднимая глаз. – Говорят, в ботаническом саду магнолии зацвели. В октябре!
Софи кивнула, натягивая фартук. Её пальцы дрожали, завязывая ленту. Она хотела списать всё на климатические аномалии, но потом вспомнила волчицу с переулка. Ту, что повернула голову.
К полудню туман рассеялся, уступив место солнцу, которое светило слишком ярко для поздней осени. Софи отпросилась на обед и направилась в парк, проверить слухи о магнолиях.
Деревья стояли обнажённые, чёрные ветви протягивая к небу, как треснувшие сосуды. Но в центре аллеи, возле ржавой беседки, её ждало чудо: магнолия, усыпанная восковыми цветами. Белые лепестки, будто вырезанные из лунного света, источали густой, пьянящий аромат. А под деревом...
- Мяу.
Рыжий кот сидел, обмотав хвост вокруг лап, и смотрел на неё с немым укором. Его шерсть переливалась медью, а глаза – два изумруда, отполированных веками, – светились неестественным блеском. Софи замерла. Это был тот самый кот из переулка.
- Привет, – осторожно протянула она руку.
Кот фыркнул, развернулся и пошёл прочь, оглядываясь через плечо. Шаг. Ещё шаг. Софи поняла намёк.
Они шли час. Кот вёл её через пустыри, заросшие репейником, мимо складов с облупившейся краской, где граффити Джейкоба выглядели как крики о помощи.
Наконец, в конце тупика, заросшего бурьяном, показалась оранжерея. Стеклянный купол, некогда величественный, теперь напоминал скелет гигантской птицы – стёкла разбиты, железный каркас поржавел.
Кот прыгнул на рассохшуюся дверь, царапнул когтями и исчез внутри. Софи толкнула створку. Скрип железа разрезал тишину, как нож.
Внутри царил хаос. Лианы оплели стены, пробираясь сквозь трещины, папоротники росли из разбитых горшков, а в центре, под дырявым куполом, буйствовал сад. Розы с шипами, длинными как пальцы, орхидеи, мерцающие синим, и что-то, напоминающее плотоядные кувшинки, – всё это жило, дышало, шелестело. Но больше всего Софи поразил он.
Джейкоб стоял на коленях перед каменной колонной, заросшей мхом. В руках он сжимал баллончик с краской, а его голос, сдавленный и хриплый, рубил воздух:
- Отвали, пушистый! Я не твой подопытный кролик.
Кот сидел на обломке статуи, равнодушно вылизывая лапу. Его хвост вздёрнулся, когда он заметил Софи.
- Ты? – Джейкоб вскочил, заслоняя рукой стену.
На камне виднелся свежий рисунок – переплетение корней и шипов, в центре которых пульсировал тот самый символ: кольца-клетка.
- Вы... вы здесь живёте? – глупо спросила Софи, отступая к выходу.
Её взгляд скользнул по его рукам – в царапинах, с пятнами краски, похожими на старые шрамы.
- А ты решила устроить экскурсию? – он шагнул вперёд, и лианы за его спиной дёрнулись, словно щупальца. – Уходи.
- Я не собиралась... Меня кот привёл.
Джейкоб замер. Его глаза сузились, перебегая с Софи на кота.
- Ты видишь его? – голос потерял грубость, став почти человеческим.
- Да. Он...
- Значит, ты не просто бариста, – он рассмеялся, но в смехе прозвучала горечь. – Поздравляю. Теперь ты в его игре.
Кот спрыгнул с постамента и потёрся о ногу Софи. Его мурлыканье напоминало гул трансформатора.
- Какая игра? О чём вы? – она попятилась, натыкаясь на лиану.
Растение обвило её лодыжку, холодное и живое.
Джейкоб выхватил нож из-за пояса. Лезвие блеснуло, разрезая лиану. Зелёный сок брызнул на плиты.
- Беги, – прошипел он. – Если успеешь.
Но было поздно. Стеклянный купол задрожал, завыв, как гигантская флейта. Воздух сгустился, и Софи почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Она упала на колени, вцепившись в мох. Перед глазами проплывали образы: волчица с граффити, кот с горящими глазами, Джейкоб, кричащий что-то, чего она не слышала...
Потом тишина.
Она очнулась на холодном полу, голова лежала на чьей-то куртке. Джейкоб сидел рядом, спиной к ней, что-то чертя ножом на камне.
- Вы... – Софи попыталась сесть.
- Не вставай, – бросил он через плечо. – Ты, как дура, полезла в энергетический узел.
- Энергетический... что?
Он обернулся. В свете пробивавшегося сквозь купол солнца его лицо казалось измождённым, почти обычным.
- Ты веришь в магию? – спросил он неожиданно.
Софи замялась. В её груди что-то ёкнуло – память о светящемся кулоне, о движущейся волчице.
- Нет.
- Врешь, – он усмехнулся. – Иначе тебя бы здесь не было.
Кот запрыгнул на колонну и уставился на них, слово ждал. Джейкоб швырнул в него камушком.
- Доволен? Ты привел её. Теперь убирайся.
Софи поднялась, опираясь на стену. Лиана вокруг её лодыжки превратилась в прах.
Город замер в неестественной тишине. Воздух, обычно наполненный гулом машин и голосами, теперь звенел, как перетянутая струна. Даже свет фонарей казался приглушённым, а тени на стенах извивались сами по себе, будто пытаясь сорваться с поверхности и убежать.
Софи почти бежала через парк, сжимая в кармане ключи так, что металл впивался в ладонь. Это странное ощущение – будто город затаил дыхание – не давало ей покоя последние дни.
Она почти добежала до выхода, когда услышала крик. Женский, пронзительный, оборвавшийся на полуслове.
Софи метнулась в сторону звука. Возле фонтана, где днём кружились листья, стояла девушка, прижимавшая руку к груди. Перед ней на асфальте извивалось граффити – чёрные шипы, прораставшие из стены, будто корни ядовитого растения. Один из них впился в её ладонь, оставив кровавую царапину.
- Оно двигалось! – задыхалась девушка, пока прохожие вызывали скорую. – Я просто хотела сфотографировать!
Софи подошла ближе. Стиль рисунка был до боли знаком – резкие, яростные мазки, тёмная палитра. Джейкоб. Но в его работах всегда была странная красота, даже в самых мрачных.
Здесь же была лишь слепая, жестокая агрессия. Чернота рисунка пульсировала, словно дышала, а в самом его центре зловеще мерцал тот самый символ – переплетённые кольца, теперь искажённые, похожие на сломанную корону.
На скамейке рядом, с невозмутимым видом вылизывая лапу, сидел рыжий кот. Его изумрудные глаза были прикованы к происходящему, и в них читалось холодное, безжалостное ожидание.
В это время Джейкоб в ярости пинал ржавую трубу в заброшенной оранжерее. С каждым ударом в висках отдавалась тупая боль. Но он снова ударил – глухой звон металла заглушал мысли.
- Доволен? – он кричал в пустоту, но знал, что его слышат. – Это твой замысел? Вывернуть всё наизнанку? Показать ей самое грязное, что во мне есть?
Ветер принёс запах полыни. Кот прыгнул на развалины колонны, шерсть вздыбилась, превращая его в рыжий шар.
- Мяу, – прозвучало почти насмешливо.
- Не корчи из себя невинность! – Джейкоб швырнул в него баллончиком. Кот даже не шелохнулся, и банка пролетела мимо. – Она не имеет к этому отношения! Ты думаешь, запугав её, сделаешь из меня послушного пса?
Кот зевнул, демонстрируя острые клыки, и вдруг заговорил. Голос звучал как скрип старых шестерёнок, смешанный с шелестом листьев.
- Ты нарушил равновесие. Твой гнев, твой страх отравляют всё, к чему прикасается твоя краска. Она – противоядие. Её дар успокаивает, твой – разрушает. Выбор невелик: вместе или погибнуть оба.
Джейкоб замер. Даже после стольких лет странностей голос из кошачьей пасти заставил мурашки побежать по спине.
- Вот как. Теперь и говорить научился, – он усмехнулся, скрывая дрожь. – А если я откажусь?
Кот прыгнул ему на плечо. Когти впились в кожу сквозь ткань куртки, остро и болезненно.
- Посмотри вокруг.
Стеклянные стены оранжереи задрожали, отражая не парк, а улицы города. Люди метались, как муравьи под дождём: у фонтана медики обрабатывали рану девушке, в переулке подростки тыкали палками в шипы на стене, которые продолжали медленно расти, а на площади Святого Михаила листья в фонтане кружились уже не вальсом, а вихрем, сдирая кожу с ладоней любопытных.
- Это ты... ты устроил! – Джейкоб попытался стряхнуть кота, но тот впился когтями глубже.
- Нет.Ты. – Кот ударил хвостом по его щеке. – Твой гнев. Твой страх. Ты сеешь хаос, а город платит болью. Одна уже ранена из-за тебя. Следующей будет она.
Изображение сменилось: Софи стояла на пороге своей квартиры, дрожащими руками наливала ромашковый чай. На её лодыжке, обмотанной бинтом, проступало зелёное свечение – след оранжерейной лианы.
- Оставь её в покое, – голос Джейкоба сорвался на хрип.
- Она уже часть узора.Как и ты. Как и я. Игнорирование правил не отменяет игры.
Кот спрыгнул, растворившись в тени. Джейкоб упал на колени, вдавливая ладони в землю. Грязь леденила кожу. Он чувствовал свою вину. Это была его работа. Его боль, вырвавшаяся наружу.
Софи не спала. Царапина на ноге горела, но не болью – а странным, навязчивым зудом, словно под кожей запуталась светящаяся нить. Она пошла в ванную и сунула ногу под ледяную струю воды. Отражение в зеркале морщилось, будто её лицо было нарисовано на поверхности пруда.
- Хватит, – прошептала она, но когда подняла взгляд, в зеркале за её спиной сидел кот.
Ярко-зелёные глаза смотрели прямо на нее. Софи вскрикнула, обернулась – в ванной никого не было. Только запах полыни и мокрой земли.
- Я схожу с ума, – засмеялась она истерично, прижимая полотенце к груди.
Телефон завибрировал. Неизвестный номер. Софи взяла трубку, ожидая спам-робота, но услышала знакомый хриплый голос:
- Встречаемся у Моста Ветров. Через час.
- Джейкоб? Как ты узнал мой...
Щелчок в трубке. Он положил трубку.
Она почти не узнала его. Он стоял, прислонившись к перилам. Без своей чёрной куртки он казался моложе и… уязвимее. На лице маска усталости.
- Ты видела, что творят мои рисунки, – начал он, не глядя. – Значит, пушистый ублюдок тебя достал…
- Объясни мне, что происходит, – потребовала Софи.
- Нет, – резко ответил он. – Но если мы не... будем сотрудничать, – он скривился, будто слова были стеклом на языке, – если мы не попытаемся это остановить, люди пострадают снова. Из-за меня...
Софи подошла ближе. Лунный свет выхватывал шрам на его шее – тонкий, как след от лезвия.
- Как ты в это ввязался? – спросила она.
Он рассмеялся.
- Потому что я унаследовал это. Проклятие, дар, назови как хочешь. А ты… – он повернулся, и в его глазах мелькнула неподдельная боль, – ты случайная прохожая, которую втянули в этот безумный цирк против её воли…
- Значит, мы...
- Мы ничего, – он схватил её за запястье. Рука была обжигающе горячей. – Ты будешь делать, что я скажу. Ни вопросов. Ни попыток «понять». Иначе...
Мастерская Джейкоба была больше похожа на алхимическую лабораторию, застывшую во времени. В углу ржавая бочка с кистями, на полках банки с порошками: порошок охры, измельчённый малахит, что-то, похожее на вулканический пепел.
Воздух был густ от запаха скипидара и полыни, а на стенах висели холсты, испещрённые символами – теми самыми кольцами-клетками, будто Джейкоб пытался заточить их в рамки.
Софи стояла на пороге, сжимая свёрток с печеньем – глупый жест примирения, который теперь казался детским. Джейкоб стоял спиной к ней, растирал в ступке чёрный порошок. Его движения были резкими, будто он дробил кости невидимого врага.
- Будешь пялиться на мой зад или зайдёшь? – бросил он, не оборачиваясь.
Она фыркнула возмущенно, но переступила порог, и пол скрипнул, словно предупреждая. Её взгляд упал на фотографию на столе, заваленную тюбиками с краской. Пожилая женщина с добрыми, уставшими глазами и седыми косами. Её руки, испачканные землёй, нежно обнимали пучок странных синих цветов.
- Кто это? – Софи тронула край фото. – Твоя бабушка?
- Она была травницей. Последней в этом городе, – он швырнул ступку в раковину. Порошок взметнулся облаком, оседая на рукаве. – А ты здесь, чтобы помочь, а не копаться в прошлом.
- Помочь как? Ты даже не объяснил...
- Объясняю сейчас, – он резко повернулся. В его руках была банка с серебристым пеплом, который мерцал, словно в нём застыли осколки звёзд... – Видишь это? Это глушитель. Мои краски… они не просто цвет на стене. Они проводники. Мои эмоции, боль, ярость – всё это выплёскивается наружу и становится реальностью. Этот пепел – единственное, что не даёт им спалить весь город дотла…
Софи осторожно приблизилась. Пепел был холодным, даже сквозь стекло банки чувствовался лёгкий морозец.
- Откуда ты его берёшь?
Джейкоб замер. Его спина напряглась, как тетива.
- Цветы жизни. Те самые, что она выращивала, – он кивнул на фото. — Она верила, что они несут исцеление, связывают миры. А я… – его голос сорвался, в нём зазвучала знакомая Софи ярость, приправленная болью, – я доказал, что они несут только боль. Я сжёг их. Все до единого.
Софи отступила. В его голосе звучала ядрёная смесь боли и злости, как в том чае, что она когда-то подала ему по ошибке. Теперь Софи поняла. Поняла глубину его ненависти к собственной магии. Это был не просто бунт. Это было ритуальное уничтожение самого себя, своей связи с тем, кого он любил.
- Зачем тогда вообще рисовать? – спросила она тихо.
- Потому что иначе это всё равно вырвется наружу! – он резко провёл рукой по лицу. – Как пар в котле, который вот-вот взорвётся. Лучше уж контролируемый взрыв. Я заключаю это в краску и запечатываю пеплом. Понимаешь? Я хороню это заживо.
Он насыпал мерцающий пепел в баллончик с тёмно-синей краской, встряхнул его и сунул Софи в руки
- Помешивай. Пока не станет похоже на грозовую тучу.
Баллончик был ледяным. Металл обжигал пальцы холодом, а внутри что-то бурлило и упиралось, будто живое. Софи почувствовала лёгкое головокружение.
- Не пугайся. Она чувствует чужого, – усмехнулся Джейкоб без радости, включая паяльную лампу. Пламя взметнулось синим языком. - Сейчас мы сделаем «нейтральный объект». Баланс, как велел наш пушистый тиран. Твои способности и моё умение тушить пожары.
Он развернул холст с наброском: переплетение мрачных корней и одного-единственного светлого крыла.
- Вот здесь, – он ткнул пальцем в центр, – тебе нужно добавить что-то своё. Каплю крови, слезу, вздох – не знаю. Что-то настоящее. Эмоцию.
- Это опасно?
- Всё, что связано со мной, опасно, – он подал ей кисть с облупившейся ручкой. – Но ты уже в игре, Золушка.
Она окунула кисть в краску. Краска потянулась за ней, тягучая и живая. В момент соприкосновения с холстом мир вздрогнул.
Мастерская исчезла. Софи стояла в поле, где небо было зелёным, а земля усыпана пеплом. Перед ней рос цветок – чёрный стебель с бутоном из живого пламени. Голос бабушки Джейкоба, тёплый, как солод, прошелестел на ветру: «Сожги это, пока не поздно».
- Софи! – Джейкоб дёрнул её за руку, и видение рассыпалось. Краска на холсте пульсировала, образуя тревожную воронку.
- Что это было? – она выронила кисть.
- Память. Моя память, – он отвернулся, но она успела заметить, как сжались его веки, будто запирая слёзы. – Продолжай. И не лезь в мою голову.
Они работали в гнетущем молчании. Он – яростными, размашистыми мазками, она – осторожными, вкладывая в каждый штрих каплю надежды, которую чувствовала где-то глубоко внутри. И холст оживал. Корни шевелились, а одинокое крыло билось в попытке взлететь.
- Довольно, – Джейкоб отшвырнул баллончик. – Теперь печать. Пепел.
Он насыпал серебристый порошок на ладонь и дунул. Частицы осели на холст, и картина замерла, будто погрузившись в ледяной сон.
- Получилось… – начала Софи, но ее слова заглушило взрывом.
Баллончик у её ног взорвался, выплеснув лиловое, жадное пламя. Оно лизнуло холст, и корни ожили, превратившись в огненных змей. Джейкоб рывком оттолкнул Софи, накрыв её собой, и схватил мешок с пеплом.
- Гасни! – он высыпал содержимое на огонь.
Ослепительная вспышка, и тишина. На полу тлели угли, а в воздухе кружились чёрные бабочки, сложенные из пепла.
Джейкоб сидел на полу, обхватив голову руками. Его джинсы были прожжены, на руках – красные полосы.
- Ты… – Софи протянула руку, но он отстранился.
- Не трогай.
- Но ты обжёгся!
- Это привычно, – он поднялся, пошатываясь. – Видишь? Даже с пеплом я не могу…
Он не договорил, схватив со стола фотографию бабушки. Его лицо исказила гримаса боли, не физической, а той, что сидит глубоко внутри.
- Она учила меня слышать голоса растений. Чувствовать их боль и радость. А я… – его голос сорвался, и он швырнул фотографию в угол. – Я научился только убивать их. Сжигать. Превращать в пыль…
Мост Ветров был немым свидетелем тысяч историй. Чугунные перила, искривленные временем и тяжестью замков, скрипели на ветру, словно жалуясь на бремя чужих клятв. Джейкоб ненавидел это место. Оно пахло наивной верой и неизбежным разочарованием.
- Здесь всё враньё, – проворчал он, пиная камень в воду. – Люди вешают замки, а ключи бросают в реку, думая, что это скрепит их чувства. На деле просто металлолом, который кто-то должен убирать.
Софи шла рядом, пряча руки в карманах пальто. Утро было морозным, и её дыхание превращалось в облачка, словно пыталось нарисовать в воздухе невидимые узоры.
- Ты никогда не вешал замок? Хотя бы в шутку? – спросила она, останавливаясь у перил.
Он усмехнулся, доставая из кармана леденец.
- Я вешал цепи. Чтобы люди помнили: любая связь рано или поздно становится оковами.
В его голосе звучала такая горечь, что Софи инстинктивно отступила на шаг. Язвительность не могла скрыть того, что это была боль, вывернутая наизнанку.
- Мы здесь не для философии, – он резко повернулся, указывая на замок в форме сердца. – Хранитель связан с этим местом. Бабушка говорила, что мост – шов между мирами. Место, где память города выходит на поверхность.
Софи коснулась перил. Чугун под пальцами оказался тёплым, вопреки морозу, словно насквозь пропитанным солнцем тысяч прошедших дней.
- Что мы ищем?
- Подсказки. Следы. Всё, что объяснит, почему этот пушистый ублюдок считает, что мы можем что-то исправить.
Он начал осматривать замки, переворачивая их с таким усилием, будто хотел вырвать с корнем. Софи же замерла у одного – маленького, розового, с гравировкой «Адель + Марк, навсегда». Её пальцы сами потянулись к надписи...
Мир перевернулся.
Река взметнулась вверх, увлекая её в водоворот звуков и красок. Она увидела их: девушку в жёлтом платье и юношу с гитарой. Они смеялись, привязав к замку ленту, и ветер унёс ключ в воду. А потом – слёзы, ссоры, одинокие звонки в полночь и фотографии, спрятанные в самый дальний ящик. Не приукрашенная история, а настоящая.
- Софи!
Джейкоб дёрнул её за рукав, отрывая от перил. Она вздохнула, как будто всплывая с глубины.
- Ты что, решила устроить сеанс спиритизма? – он сжал её плечо, но тут же отпустил, заметив её бледность.
- Они… они настоящие, – прошептала она. – Замки. Они показывают не сказку, а правду. Всю, какая есть.
Он нахмурился, но в его глазах мелькнул интерес.
- Что ты увидела?
- Всё. И первую ссору, и последнее «прости». Они не боятся показывать свои шрамы. А ты?
Джейкоб закусил губу, словно борясь с внутренним сопротивлением. Наконец, он резко швырнул леденец в воду и прижал ладонь к ближайшему замку.
- Докажи.
Софи взяла его руку, не дав передумать. Их пальцы коснулись холодного металла вместе.
Они стояли в комнате, где пахло лекарствами и розами. Пожилая женщина привязывала замок к перилам моста, её руки дрожали. «Это для нас, дорогой. Теперь ты всегда со мной». За окном шёл дождь, а на столе лежала урна с прахом.
Джейкоб вырвал руку, словно обжёгся.
- Довольно! – он отступил, спина ударилась о перила. – Это… вторжение.
- Ты сам попросил, – Софи не отводила взгляда. Её глаза блестели от переполнявших эмоций. – Страх, боль, надежда – всё настоящее. Ты просто не хочешь это видеть.
Он отвернулся, сжимая кулаки.
- Мы закончили, – прохрипел он. – Здесь нет ничего полезного.
Но Софи уже касалась следующего замка. Картины мелькали, как кадры старой киноленты: первое свидание под ливнем, ссора из-за невыключенного света, тихий завтрак через десять лет брака. Жизнь не идеальная, но настоящая.
Джейкоб наблюдал за ней. Она двигалась вдоль перил, как сомнамбула, её пальцы скользили по металлу, а лицо отражало каждую эмоцию – улыбку, грусть, сострадание. Он ненавидел её за это. Ненавидел, потому что сам больше не мог чувствовать так же.
- Хватит! – он схватил её за запястье. – Ты думаешь, это меняет что-то? Эти люди всё равно обманывают себя.
- Но они пытаются! – она вырвалась, и в её голосе впервые прозвучала ярость. – А ты… ты просто убежал.
Тишина повисла между ними, как тонкое стекло. Джейкоб сделал шаг назад, лицо его стало каменным.
- Ты ничего обо мне не знаешь.
- А ты позволишь мне узнать? – она не отступала.
Река ответила за него. Вода внезапно забурлила, выбросив на поверхность сотни ключей – тех самых, что когда-то утонули. Они сверкали в лучах солнца, как стая серебряных рыб.
- Что... – Софи протянула руку, но Джейкоб резко оттащил её от перил.
- Это он. Хранитель.
На противоположном берегу сидел рыжий кот. Его хвост бил по земле, словно метроном, а глаза светились зелёным. Ключи взлетели в воздух, выстраиваясь в слова: «Правда опасна. Готовы ли вы?»
- Нам пора, – Джейкоб потянул Софи к выходу, но она вырвалась.
- Нет! Он даёт нам подсказку.
Она подбежала к краю моста. Ключи замерли, образуя стрелу, указывающую на замок в форме совы – старый, покрытый патиной.
- Не трогай его! – крикнул Джейкоб, но её пальцы уже коснулись металла.
Мост дрогнул. Взрыв света.
Они стояли в уютной кухне. Женщина с добрыми глазами, похожая на бабушку Джейкоба с фотографии, но моложе, заворачивала в подарочную бумагу коробку с красками. Мужчина обнимал её за плечи.
«Он будет в восторге, – говорила женщина. – Учительница говорит, у него настоящий талант».
«Главное, чтобы он научился с этим жить, – вздыхал мужчина. – Чтобы его дар не принёс ему несчастья. Надеюсь, твоя мать ему поможет».
За окном сияло солнце. На календаре – 11 сентября. Они спешили, собираясь в дорогу. Забрать сына у бабушки...
Джейкоб вырвал руку, словно обжёгся.
- Довольно! – он отступил, спина ударилась о перила. – Это… неправда.
- Это правда, – Софи не отводила взгляда. Её глаза блестели от переполнявших эмоций. – Ты же сам видишь.