Красная Грива

Глава 1

На заднем сиденье я стараюсь занимать как можно меньше места. Мамины пальцы нервно выписывают круги на ободке обручального кольца. А в зеркале заднего вида застыл отцовский профиль — его челюсть сжата в немом укоре. Я закатываю глаза, но про себя. Потому что в прошлый раз, когда я попросила их не ссориться, мама включила этот свой пронзительно-сладкий режим «идеальной семьи». Говорила со мной как с пятилеткой, щекотала за щёку и предлагала «посмотреть мультики». После этого я предпочла делать вид, что не слышу их перепалок. Молчание — меньшее из двух зол.

Мой взгляд скользит к рюкзаку, набитому под завязку. Всё необходимое на месяц: зарядка, пара книг, косметичка, верная пижама. А хороший интернет, как предупреждали, будет только на холме. Целый месяц без нормального вай-фая — в пятнадцать лет это сродни высадке на необитаемый остров.

Хотя... Какие у меня варианты? Родителям нужно «разобраться в отношениях», а меня на это время сослали подальше, прикрывшись сказкой о «настоящих каникулах» на свежем воздухе. Как будто я не заметила, как мама трижды проверяла, взяла ли я заряженный пауэр-банк.

— Минут двадцать осталось, — голос матери прорывается сквозь музыку в наушниках — Вон и заправка. Ничего не изменилось.

Она поворачивается, и её улыбка похожа на фонарик с севшими батарейками — свет есть, но тусклый, ненастоящий.

— Тебе там понравится. Поначалу будет непривычно без интернета, но потом оценишь. Тем более, вы же с бабушкой так давно не виделись!

Кладу наушники в кейс. В груди появляется знакомый холодок.

— Ма, я не умру без вай-фая, — бурчу, но мысленно добавляю: Просто не хочу снова слышать, как меня называют «ведьминой внучкой».

Память услужливо подкидывает картинки: деревенские мальчишки шепчутся за моей спиной, кто-то подкидывает мертвых животных на деревянное крыльцо, и только бабуля сглаживает всё своей спокойной улыбкой, говорящей «не обращай внимания».

За окном поля сменяются лесом — тёмным, густым, как суп из крапивы. Стволы елей, обернутые мхом, напоминают спящих великанов в зелёных шубах. Из приоткрытого окна врывается густой воздух — пахнет хвоей, сырой землёй и чем-то ещё, горьким и древним. От этого запаха по коже пробегают мурашки — сама память этих мест дотрагивается до меня.

— Соскучилась по бабушке за все эти годы? — неожиданно спрашивает отец, не отрывая глаз от дороги. Его вопрос — первая живая нота за всю поездку.

— Конечно, — отвечаю автоматически, и тут же чувство вины холодит грудь. Последний раз я приезжала к ней семь лет назад.

Тогда я ещё умела развлекать себя без гаджетов: бросала плоские камешки в реку, лазала по деревьям в поисках черемухи, играла в кулинарное шоу в бабушкином огороде, представляя ей свои шедевры из песка и клевера. Вспоминаются её тёплые руки, пахнущие чабрецом и дрожжами, её сказки про леших, русалок и, конечно, Красную Гриву. Эти истории заставляли меня вжиматься в подушку, но слушать, затаив дыхание, не в силах оторваться.

Мама напрягается, словно слышит мои мысли.

— Бабуля не станет пугать тебя своими... — она замолкает, подбирая слово, — деревенскими байками.

Горькая усмешка застревает в горле. Разве мама может что-то контролировать в этом месте, где даже воздух пропитан древними сказаниями?

Машина сворачивает на знакомую улицу, и перед глазами вырастает дом — точь-в-точь как в детстве: бирюзовый забор, побеленные стены, а под окнами — лилии. Их белизна кажется неестественно яркой на фоне нависших туч, словно они вбирают в себя весь оставшийся в мире свет.

По обеим сторонам улицы все словно наперегонки стараются — у кого дом покрасивее, у кого цветов побольше. Вот перед одним домом огненные астры, а через соседский забор малина свешивается. И на фоне всего этого праздника жизни особенно грустно смотрится покосившийся дом рядом с бабушкиным. Он прячется за высокой елью от всеобщего веселья. А напротив — всё те же знакомые ворота, на которых кто-то давно нарисовал тигра. Краска за семь лет потускнела, но в сгущающихся сумерках перед грозой оранжевые полосы и хищный оскал выглядят особенно зловещими. Он, кажется, врос в дерево, стал его частью — немым стражем, встречающим меня в самый драматичный момент возвращения.

Не дожидаясь, пока родители выйдут, рвусь к калитке. Бабушка уже на крыльце, щурится от накрапывающего дождя.

— Бабуууля!

Влетаю в объятия, и меня окутывает знакомый запах — тёплый хлеб, мята и шалфей, который она вечно носит в карманах.

— Ой, как же ты выросла, Шурочка! — Бабушка отстраняется, крепко держа меня за плечи, и её пальцы по-прежнему удивительно сильны для её лет. — Ну-ка, повернись... Вылитая мама в твои годы, только глаза — мои, зеленые!

Рассматриваю её в ответ и не могу не поразиться. В её ухоженном лице с едва тронувшими кожу морщинками, в прямой осанке и светящихся глазах не читаются положенные пятьдесят шесть. Лишь одна седая прядь у виска стала чуть шире — единственная уступка времени. Всё остальное — та же энергия, то же тёплое свечение кожи, что заставляло деревенских шептаться о "ведьминой силе", скрывающей её истинный возраст.

Сзади хлопает дверца багажника — папа выгружает мой чемодан.

Наклонившись через плечо, бабушка внезапно кричит так, что воробьи с крыши взметаются в воздух: — Не копайтесь там! Сейчас как хлынет!

Глава 2. Знакомства и тайны.

Петушиный крик врывается в сон. Нет — целый хор. Голоса перекликаются, спорят, кто глоткой своей солнце поднимет.

Открываю глаза. Сознание медленно возвращается, собираясь по крупицам: деревня. Красная Грива. Бабушка. И это странное чувство — словно само время здесь движется вразвалочку.

Из кухни тянет сладковатым духом свежей выпечки, но самой бабушки не слышно. Выглядываю из комнаты: на кухонном столе только миска, покрытая салфеткой, да лёгкий сквозняк, треплющий краешек занавески.

Накидываю пижаму, сую босые ноги в стоптанные тапки и выскальзываю на крыльцо. Чистый свежий воздух с запахом скошенной травы и сырой земли заставляет вдохнуть его полной грудью. Прохожу в палисадник, щёлкнув старой калиткой, и замираю: на лепестках лилий дрожат крупные капли, маня своим мерцанием. Прозрачные, идеально круглые, они похожи на россыпь хрустальных бусин. Приседаю, заворожённо наблюдая, как в каждой из них пляшут солнечные зайчики.

«Неужели это та роса?» — мелькает мысль, и я усмехаюсь собственной наивности. Утренняя роса, о которой бабушка рассказывала, — не просто ночная влага, а след, оставленный дыханием лесных духов.

Достаю телефон, ловлю в кадр идеальный цветок с каплей. Палец уже касается экрана...

— Привет!

Вздрагиваю так, что гаджет едва не выскальзывает из рук.

— Ой! — оборачиваюсь. — Привет...

У калитки стоит девчонка. Светлые волосы, ровно подстриженные до плеч, жёлтая футболка с мультяшным котом, потрёпанные кеды. Несмотря на кукольное лицо, в её внешности сквозит небрежность: одежда в едва заметных пятнах, прядь волос выбивается из идеальной линии. Но её это, кажется, нисколько не заботит. Во взгляде светится озорство.

— Я Ника, — представляется она. — Вероника, если официально, но все зовут Никой. Живу вон там. — Взмахом руки указывает на новый, некрашеный забор через два дома. — Вчера видела, как ты приехала. Хотела подойти, но отец не пустил в грозу.

Киваю, выпрямляюсь. Она говорит быстро, жестикулирует и смотрит прямо в глаза, отчего мне становится неуютно.

— Я Саша, — коротко отвечаю.

— Знаю, — ухмыляется Ника. — Бабуля твоя говорила, что ты приедешь. Ну, не мне, папе моему. А ты тут надолго?

— На месяц.

— Ого! — Её лицо вспыхивает восторгом. — Тогда успеем провести время вместе! Ты же не собираешься сидеть всё время дома?

— Ну...

— Отлично! — Ника перехватывает мои колебания. — Тогда сегодня вечером жду тебя у нас. У меня как раз новая приставка, скучно не будет.

— А отец твой не против?

— Он на работе до вечера, мама в городе до пятницы. Полная свобода, — с удовольствием протягивает она.

Мне нравится, как она говорит — без пауз, без сомнений, словно мир уже давно разложен ею по полочкам. Видеоигры кажутся неплохой идеей, особенно на фоне моих планов тихо читать во дворе и объедаться пирогами. Но воспоминания о прошлом приезде встают перед глазами, не давая сразу согласиться. Решаю не ходить вокруг да около и спрашиваю прямо:

— Разве для тебя я не «внучка ведьмы»?

— Да ты что! — Ника чуть не подпрыгивает от возмущения, её карие глаза расширяются. — Конечно, ты внучка ведьмы! Только это же круто! — Она переходит на шёпот, полный заговорщицкого восторга: — Твоя бабушка — самая сильная здесь. Все, кто про неё гадости говорят, потом сами же к ней бегут: то ребёнок заболел, то корова не доится, то в доме стукнет что-то ночью. И кто помогает? «Тётя Вера, спасите!» — и в ногах валяются.

Она фыркает, и я невольно смеюсь. Её прямота заразительна.

— А ты... тоже что-то умеешь? — спрашивает, осматривая меня на признаки колдовства. — Ну там, травы собирать, заговоры читать, знаки видеть?

Теряюсь и качаю головой:

— Нет. Я ничего такого не умею.

— Ерунда, — подмигивает она. — Всё ещё впереди.

Потом машет рукой:

— Ладно, я дома весь день. Заходи когда хочешь. Только не пропадай!

Не дожидаясь ответа, Ника разворачивается и бежит к себе, крикнув через плечо:

— Ты мне нравишься!

Остаюсь стоять среди цветов, с телефоном в руке и странным чувством в груди — словно только что шагнула в мир, где можно быть собой, «ведьминой внучкой». Только возможно, это не клеймо, а ключ к чему-то новому?

Только я захожу в дом, как сладкий запах теста снова ударяет в ноздри, и живот начинает урчать удивительно громко в тишине.

Вернувшись в комнату, натягиваю свободные джинсы и темно-зеленую футболку — моя деревенская униформа. На автомате отправляю телефон в задний карман. Даже здесь, в глуши, от городских привычек не избавиться.

На кухне внимание сразу притягивает миска, на которую, как благословение, падают солнечные лучи, приглашая к завтраку. Приподнимаю край салфетки: два варёных яйца, ещё тёплых, и пара небольших запечённых пирожков. Просто, но от вида разбегаются глаза.

Только собираюсь откусить первый кусок, как слышу шаги за дверью. Бабушка появляется на пороге, снимая фартук, испачканный в земле.