Красная роза

Глава 1

Холодные, влажные каменные стены, тяжёлый, сколоченный из досок стол и жёсткое ложе из сена — вот и всё, что у меня есть сейчас. Воздух здесь пропитан запахом сырости и чужого пота, и каждый вдох напоминает мне о моей новой, ужасной реальности. После того как меня обвинили в колдовстве и заклеймили как «особо опасный объект», моя жизнь превратилась в нескончаемую череду боёв на арене, где смерть поджидает за каждым поворотом. Я здесь уже больше трёх недель, и каждый день — это ожидание. Сегодня должны быть новые вызовы. Нам предстоит впечатлить владыку этих земель, чтобы он, возможно, забрал нас с собой. Надеяться на это — всё равно что верить в сказки, но это единственное, что даёт силы.

Я всё ещё помню свою прошлую жизнь, и эти воспоминания — моё самое острое наказание. Она была такой... простой. Обычной, как кусок хлеба. Мой отец, городской стражник, был высоким и сильным, его руки пахли железом и кожей. Он видел во мне не просто дочь, а своего рода преемницу. Я помню, как он учил меня давать отпор дворовым мальчишкам, которые пытались меня задирать, и как учил держать меч — не как игрушку, а как продолжение собственной руки. Я до сих пор чувствую вес клинка в ладони, слышу металлический звон, когда наши мечи скрещивались в наших тренировочных боях на заднем дворе. Его слова были твёрдыми, но глаза — всегда добрыми, полными гордости. Моя мать помогала в пекарне, и её руки всегда пахли тёплым хлебом и корицей. Я помню, как сидела на мешках с мукой, пока она месила тесто, а потом вытаскивала румяные буханки из печи, от которых шёл пар. Мы жили скромно, но у нас всегда был и свежий хлеб, и покой. Всё изменилось в день моего двадцатилетия. Город праздновал, воздух был наполнен смехом и музыкой, но всё замерло, когда в город прибыла делегация инквизиции. Среди них был эльф, высокий, с костяными чертами лица, а его глаза... они были похожи на осколки льда. Он просто посмотрел на меня, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он почуял во мне скверну. Во время ареста я не сдалась так просто. Я кричала, вырывалась, и их руки жгли мою кожу. Я чувствовала панику, страх, и в этот момент что-то сломалось внутри меня. Я увидела магию инквизитора — невидимую нить, что связывала его с его силой. И я, словно по велению инстинкта, потянулась к ней. Я смогла скопировать его магию, обернуть её против него самого, и его же силой я и убила своих обидчиков. Это было неконтролируемое, дикое, ужасающее. Теперь я лишь дикий зверь, что выступает в смертельной игре ради потехи, и воспоминания о том, какой я была, делают мою нынешнюю жизнь ещё более невыносимой.

Вдруг раздаётся громкий, раскатистый гонг, возвещающий о начале сражений и прибытии владыки. Он сотрясает каменные стены и заставляет моё сердце колотиться быстрее. Пора. Я иду в оружейную и решаю взять оружие полегче. Мой взгляд падает на скимитар — изогнутый клинок, который лежит на грязной скамье. Он лёгкий и ловкий, не такой громоздкий, как меч, и не такой хрупкий, как шпага. Это оружие, достойное меня, идеальное для стремительных выпадов. Я чувствую, как его рукоять ложится в мою ладонь, словно мы созданы друг для друга.

Звенит второй гонг. Мы, оставшиеся гладиаторы, выстраиваемся по кругу на залитой солнцем арене, которая всё ещё хранит следы недавней крови. Мы ждём начала. Напротив себя я замечаю пристальный взгляд юноши, моего ровесника или немного младше. Он смотрит на меня, словно заворожённый, и это раздражает, потому что в его взгляде нет ни страха, ни злости, а лишь какое-то странное, неуместное любопытство.

Наконец, третий гонг. Поединки начинаются. Всё больше людей умирает на арене, здесь это обычное дело, ведь мы лишь забава. Толпа ревёт, жаждет крови, но Владыка по-прежнему никого не замечает. Ему скучно, будто он смотрит на уличные разборки. Его безразличие унизительно, оно превращает нас не просто в гладиаторов, а в марионеток. Интересно, выберет ли он сегодня хоть одного человека из этого ада, или мы все так и сгинем в забвении?

В этот момент мужчина восточной внешности выходит в центр арены и внимательно смотрит на меня. В руках у него хопеш — изогнутый меч, очень сложное и незнакомое нам, европейцам, оружие. Я знала его. Его зовут Адиль, и я часто общалась с ним в ожидании боя. Он был странствующим фехтовальщиком, что искал достойной битвы и очень любил живопись. Он видел в бою не смерть, а искусство.

С мягким, напевным акцентом он произносит: «Мадам Касс, я здесь уже давно, но не встречал более достойный противник, чем есть вы. Не сочтите за грубость, прекрасная леди, но я хочу бросить вам вызов, дабы насладиться вашим мастерством. Может, это станет вдохновение для написания прескрасной картины».

«Я принимаю твой вызов», — говорю я, хоть в глазах и виден страх, ведь сердце моё бешено колотится. Адиль — великий фехтовальщик, никто ещё не выживал в схватке с ним. Но у меня нет выбора. По крайней мере, я умру красиво от рук такого человека. Я умру, как герой, а не как загнанный зверь.

Он подходит ко мне и, поклонившись, произносит: «Да будет наша битва красивая, а ваши движения — столь красивые, как и ваш вид, словно у розы. Кассандра, я рад, что мы могли общаться, пока ждали достойных противников. Да благословит нас хозяин пустыни на честную и изящную битву».

В ответ я кланяюсь фехтовальщику и готовлюсь сражаться как в последний раз, ведь, скорее всего, он и будет последним.

Мы медленно расходимся по арене, и я чувствую, как дрожь пробегает по моим рукам. Сжимаю рукоять скимитара так сильно, что костяшки белеют. Я должна выжить. Движения восточного воина невероятно красивы. Его хопеш не жуткое орудие убийства, а кисть танцора, рисующая в воздухе смертоносные узоры. Он наносит удары сильные и беспощадные, но я каким-то чудом отражаю их. Наши клинки соприкасаются, и по арене разносится звон, похожий на колокольный перезвон. Я всё ещё жива, но чувствую, что он сражается не в полную силу. Словно невидимая сила удерживает его от мгновенного уничтожения. Ещё удар, ещё и ещё. Моё сердце колотится в груди, как пойманная птица. Силы покидают тело, а воин лишь играет со мной, разогревая публику. «Я продержалась дольше остальных, — мелькает в голове горькая мысль, — но это лишь вопрос времени».

Глава 2

Тупая, пульсирующая боль в затылке была первым, что вернуло меня из небытия. Она была похожа на набат, настойчиво требующий внимания. Затем пришла тяжесть, словно на грудь положили могильную плиту, выдавливая из лёгких остатки воздуха. Я ещё существую? Если это не кипящие котлы ада, то уже можно считать это удачей. С неимоверным усилием, будто поднимая каменные створки, я заставила веки разлепиться. Мир вернулся не сразу, а медленно, неохотно проступая сквозь мутную пелену, как пейзаж в утреннем тумане.

Первое, что я осознала — это запахи. Я лежала не на колючей, пахнущей гнилью и отчаянием соломе темницы, а на чём-то невообразимо мягком, источающем тонкий аромат лаванды и чистоты. Под головой — настоящая перьевая подушка, прохладная и упругая. Комната была пропитана сложным, но умиротворяющим букетом сушёных трав, горьковатого древесного дыма и чего-то терпкого, как лекарственный раствор. Солнечный свет, пробиваясь сквозь пыльное оконце, рисовал на дощатом полу золотые полосы, в которых лениво танцевали мириады пылинок. Сотни склянок и глиняных горшочков с таинственными жидкостями и порошками мерцали на полках, как сокровища алхимика.

Мой взгляд, обретя фокус, зацепился за соседнюю кровать. Там лежал тот паренёк, что так безрассудно бросился мне на помощь в кровавом песке арены. Сейчас, во сне, в нём не было ничего от воина. Просто измождённый мальчишка с копной тёмных, непослушных кудрей, разметавшихся по подушке. На щеке алела свежая ссадина, кожа была серой от въевшейся грязи и хронической усталости. Его руки, тонкие и проворные, с длинными пальцами, лежали поверх одеяла. Я смотрела на эти пальцы и видела не воина, а карманника. Такие руки созданы не для того, чтобы уверенно сжимать эфес меча, а чтобы молниеносно и незаметно исчезать в чужом кошельке. Лицо, асимметричное и по-детски трогательное, было лицом беспризорника, знавшего больше голода, чем материнской ласки. Его стиль боя, отчаянный и хаотичный, — это танец выживания, который учат на жестоких улицах, а не в фехтовальных академиях. Он был крысой, загнанной в угол, — опасной, но хрупкой.

— О, наша воительница очнулась, — раздался спокойный, мелодичный голос, вырвав меня из размышлений. — Не пугайтесь. Здесь вы в безопасности.

У моей кровати стоял мужчина… или юноша? Трудно было определить. Его кожа была гладкой и молодой, но во взгляде синих, почти сапфировых глаз читались мудрость и опыт, накопленные за долгие, неисчислимые годы. Гладкие, как шёлк, волосы цвета первого снега падали на плечи, контрастируя с лёгким загаром его кожи. Он был ниже меня на голову, одет в простую, но добротную одежду лекарей Царства. Рядом с ним, словно пчёлка, суетилась девушка лет восемнадцати, его подмастерье, ловко перебирая травы на полках.

В этот момент дверь тихо скрипнула, и в комнату вошла невысокая женщина. Казалось, она принесла с собой дыхание целого луга — её простое зелёное платье было искусно расшито живыми цветами, вплетёнными прямо в ткань. Она двигалась легко, почти не касаясь пола, и от неё исходила аура тепла и спокойствия.

— Ну как они, Арден? Идут на поправку? — её голос был тёплым и обволакивающим, как летний полдень.

— Фрея, дорогая, ты же знаешь, — лекарь по имени Арден усмехнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки. — Я лучший целитель во всех Нейтральных землях. Даже если бы по ним пронеслось стадо разъярённых бизонов, я бы собрал их по кусочкам.

— Главное, что они живы и скоро будут здоровы. — Женщина, Фрея, подошла ко мне, и её искренняя, добрая улыбка согрела моё израненное, очерствевшее сердце. — Как тебя зовут, дитя? Я стану твоим проводником по нашему Саду.

— Кассандра… дочь Вильгельма из провинции Англес, — голос прозвучал хрипло и неуверенно.

— Ого, из таких далёких краёв! — искренне удивилась Фрея. — Большинство из нас — славы или перебежчики из Великой Степи. Есть ещё Истоздены, но их совсем мало. Мы все здесь — осколки разбитого мира, нашедшие приют.

— Что… что с нами будет? — вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я успела его обдумать.

— Вы будете жить с нами, в нашем маленьком раю, — радостно ответила Фрея, и её глаза засияли, как два изумруда. — Уверена, вам понравится. А сейчас нужно поднять твоего друга и познакомиться с владениями Владыки Помпея.

Я начала медленно садиться, чувствуя, как ноет каждая мышца. Арден тем временем взял маленькую склянку с тёмной жидкостью и поднёс её к носу парня. Тот вдохнул и тут же подскочил, дико озираясь, словно пойманный зверёк, готовый в любую секунду броситься в драку или бежать. Ещё некоторое время мы приходили в себя, пока лекарь давал наставления о приёме отваров и напоминал заглядывать к нему, если что-то пойдёт не так.

Выйдя из хижины, я зажмурилась от яркого света и вдохнула полной грудью чистый, свежий воздух. Следующие несколько часов пролетели как во сне. Мы шли по Саду, который казался чудом, выросшим посреди выжженного мира. Плодовые деревья ломились от спелых яблок и персиков, кустарники благоухали жасмином и шиповником, а уютные домики, увитые плющом и диким виноградом, выглядывали из зелени, словно жилища лесных духов. Мы миновали привычную мне церковь Меридиана и подошли к огромному, величественному зданию из белого мрамора, которое казалось здесь чужеродным. Его крышу поддерживали резные колонны, а на фризах были высечены скульптуры героев из легенд, которые когда-то читал мне отец.

— Что это за строение? — выдохнула я, ощущая благоговейный трепет.

— Это Школа, — с гордостью пояснила Фрея. — Так называли их древние агреки. Место, где учёные мужи постигали науки, философию и воинское искусство. Наш владыка Помпей восхищается их культурой и пытается воссоздать её здесь. Он верит, что красота и знание могут исцелить мир.

Мы бродили дальше, пока Фрея не привела нас к Таверне. Это здание, похожее на огромный, добротный шалаш, было мне уже знакомо. Изнутри лился мягкий свет, доносился гул голосов, аппетитный запах жареного мяса и терпкого хмеля. Мы вошли и сели за свободный столик из грубо отёсанного дуба. Людей было немного — казалось, всё население этого райского уголка могло бы поместиться здесь. Вскоре Фрея ушла, оставив нас с мальчишкой наедине в ожидании ужина.