Хруст костей на моих клыках. Гадкий привкус человеческой крови в глотке. Истошные вопли чужих страданий, одним лишь укусом сменявшиеся мертвенным молчанием. И растекавшееся по всему нутру долгожданное чувство возмездия, от теплоты которого хотелось утробно рычать… Всё это было единственным смыслом моего существования ещё каких-то десять минут назад, когда небо надо мной едва начинало подавать признаки зарождавшегося рассвета, а охотники ещё не покинули земли моей стаи, возвращаясь за безопасные стены своего города.
Теперь же всю мою сущность составляло лишь изнуряющее жжение в правом боку, вспоротом клинком павшего под моими клыками врага. И с каждым шагом это жжение проникало всё глубже в моё измождённое тело.
Оно сдавливало и без того усталые после ночного дозора лёгкие. Заполняло огнём артерии и вены, которые медленно покидала моя собственная кровь, будто бы навсегда перекрашивая белую шерсть в тёмно-алый. Убеждало, что если я не решусь обратиться прямо сейчас, то всё равно очень скоро сделаю это, пускай даже бесконтрольно.
Только вот мне ни в коем случае нельзя было перекидываться так близко к моей деревне. Только не теперь, когда я была уже почти под её стенами. И только не в ту ночь месяца, когда Матерь-Луна отдыхала, и охотники могли найти наше лишённое защиты убежище, всего лишь проследив за кем-то неосторожным из нас.
А потому сейчас я должна была стиснуть зубы и держаться. Я была обязана с этим справиться, как справлялась всегда. До дома ведь оставалось пройти ещё совсем немного.
Я – воин. А воинам не больно.
Повторив в мыслях своё неизменное кредо, я приподняла голову и повела носом по холодному предрассветному воздуху, пытаясь в окружающей темноте отыскать один из сотен ничем не примечательных лесных запахов, истинный смысл которого оставался известным только Волкам. Моё обоняние было совсем не таким чутким, как у ловчих нашей стаи, и первое время мне казалось, будто вокруг меня не было ничего, кроме отголосков недавней битвы. Но стоило мне приложить чуть больше усилий, и я, наконец, услышала его: слабый, приятный запах лапчатки, который должен был привести меня к нашему убежищу.
Заставляя себя волочить подрагивавшие лапы, я изменила направление и побрела от одного дерева к другому, следуя за постепенно набиравшим насыщенность ароматом. Уже скоро передо мной появились ничем не примечательные с виду кусты, запах вокруг которых был наиболее ярок, и я, предчувствуя скорое возвращение домой, дерзко раздвинула их мордой, игнорируя лезущие в глаза ветки. Позади лапчатки открылся уходивший под землю тайный проход, едва позволявший протиснуться внутрь взрослому Волку, и я белым туманом проскользнула в его уютную темноту, которую не могло разорвать даже звериное зрение.
Впрочем, моё путешествие по туннелю закончилось довольно быстро: две, может быть, три сотни хвостов, и столь же узкий лаз выплюнул меня из скрытого прохода на щедро укрытую пока ещё спавшими цветами поляну. И я без всякого стеснения и раздумий грузно обрушилась на неё всем телом, расслабляясь и позволяя дару Матери в моих жилах исцелить израненную охотниками плоть.
Ведь я наконец-то оказалась дома, в окружении стаи. И не было в этом мире места роднее и безопаснее для Волчицы.
Превращения всегда происходили не слишком быстро, но зато совершенно безболезненно, и потому я искренне наслаждалась каждым малейшим изменением, которое было даровано мне волей Матери. Густая белая шерсть, покрывавшая всё моё тело, с лёгкой щекоткой пропала, освобождая бледную, будто серебрившуюся в предрассветном сумраке кожу, и оставаясь лишь копной густых, длинных волос на голове, которая тоже до неузнаваемости сменила форму и уже больше не походила на свирепую звериную морду. Мои уши больше не стояли торчком, позволяя улавливать даже самые дальние отзвуки. Нос перестал быть таким чувствительным, и теперь я едва ощущала запах цветов, на которых лежала. Клыки в моей пасти и когти на лапах сильно уменьшились, уступая место мелким смешным зубам и ногтям. Да и сами лапы удлинились и изменили пропорции, становясь совсем непригодными для сражений.
Но что самое важное – рана в моём боку наконец-то затянулась, исчезнув точно с той же скоростью, с которой изменялось моё тело. И с которой погибали подо мною цветы, высаженные другими Волчицами специально для вернувшихся с битвы воинов.
Смерть этих невинных растений становилась моим исцелением. Подобно нашей Матери, тысячелетия назад рождённой из шелеста древесных крон, из отражений облаков в водной глади и из ночных песен сверчков, в момент обращения я сливалась воедино с природой, забирая жизненную силу цветов с безмолвного позволения нашей вознёсшейся на небеса прародительницы. Я знала, что однажды настанет тот час, когда я навеки усну и сполна верну миру свой долг, превращаясь в те же цветы и ту траву, которые погибли сегодня ради меня. Но пока моё время ещё не пришло, и я беззаветно принимала заботу природы, искренне обещая себе позаботиться о ней в ответ.
Моё тело полностью изменило свой облик, и вместе с этим снедавшая меня немощь немедленно отступила. Я лежала совершенно нагая под светом гаснувших звёзд, предусмотрительно заслонённых от зимнего холода стеклянным куполом, который, впрочем, этой июньской ночью скорее мешал любоваться небом, нежели был полезен. Я не спала уже почти целые сутки, и единственное, чего я теперь хотела – это добраться до дома и отрубиться до следующего рассвета. Однако пока я не могла этого сделать и потому давала себе хотя бы небольшую передышку, прежде чем подняться.
– Лу, давай помогу, – тепло окликнула меня Ежевика, одна из Волчиц, встречавших возвращавшихся из дозора воинов, и протянула в мою сторону руки с оставленным мной на закате облачением.
Пускай стесняться в моей наготе было нечего, особенно учитывая, что я едва обернулась, я всё-таки медленно встала и позволила Еже набросить на плечи незатейливое платье-мантию, которое могло и сниматься, и надеваться практически одним движением. А потом, устало улыбнувшись состайнице в ответ, я отошла в сторону, чтобы не мешать исцеляться другим Волкам, и принялась внимательно наблюдать за тем, как из нескольких проходов, подобных тому, через который пришла я, в деревню возвращались другие дозорные. Большинство из них тоже было ранено, и от их обращавшихся тел на поляне также оставались проплешины погибших цветов. Лишь двое из моих сородичей оказались невредимыми, и потому от их превращения на земле не отпечаталось ни единого следа.
После обращения каждый из тех, кто был сегодня в дозоре, обязательно подходил ко мне и отчитывался о прошедшей ночи перед тем, как удалиться к себе домой.
– У меня сегодня трое, – торопливо сообщил Снежнолапый, набрасывая на тело рубаху прежде, чем успел натянуть штаны, – Револьверы забрать не смог, двое других палить стали. Видел ловушку недалеко от берега, где в Иору впадает Красный ручей, похоже, туда и гнали. Нужно будет убрать посветлу.
– Двое, – кивнул мне привычно немногословный Уголь, – Учитель и ученик. Всё в ноль расстреляли, потом добил. Ещё по пути заметил обломанные ветки на лапчатке и Волчью кровь. Кто-то из наших вовремя отвлёк.
– В этот раз пусто, – посетовала Морозная, чьей единственной задачей в наших дозорах, впрочем, была вовсе не охота на охотников, а кое-что более важное, – Ничего про Волкодава не слышала и никого похожего не видела. Правда, у Старого Древа чуть не нарвалась на загонщиков… Но Подсолнух их увёл. Он… Скажи, Лу, он ещё не возвращался?..
Мне оставалось лишь отрицательно покачать головой и разрешить Море посидеть рядом со мной в ожидании её пока не появившегося брата. И доклады всех остальных Волков мы теперь слушали с ней вдвоём.
Игнорируя колоссальную усталость, я старалась запомнить каждую рассказанную мне деталь, по крупицам собирая общую картину прошедшей ночи. Со слов состайников, я внимательно подсчитывала потери со стороны охотников. И возможные с нашей, ведь не только молодой и бойкий Подсолнух в этот час ещё не вернулся в деревню…
Когда самая кромка раннего утреннего солнца показалась из-за горизонта, я громко выдохнула, одновременно и с облегчением, и с бессильным гневом, что с лёгкостью воспламенился внутри меня, несмотря на мою предельную измотанность. Матерь-Луна наконец-то очнулась от сна, и теперь почти целый месяц до её следующего отдыха наша деревня будет защищена великой силой Волчьей прародительницы, которая не позволит ни охотникам, ни кому бы то ни было из людей отыскать наше спрятанное убежище. Однако в то же время три одеяния по-прежнему остались лежать на поляне, так и не дождавшись хозяев, что сбросили их вчера с последними солнечными лучами, обретая истинный облик. И я с застрявшей в горле горечью посмотрела в застланные слезами глаза Морозной и одновременно с Волчицей молча признала, что вряд ли снова увижу их морды где бы то ни было, кроме как у стен Гастиля, показательно насаженные на триумфальные колья охотников.
Впрочем, ещё ни одно новолуние за последние два года не обходилось для нас без потерь. И точно так же, как и каждое посленоволунное утро, мне теперь нужно было предстать перед нашим вожаком с очередным неутешительным докладом.
Двухэтажный, бревенчатый, искусно украшенный резными орнаментами дом главы стаи располагался на небольшом возвышении, с которого просматривалась почти вся деревня. Дверь, как всегда, оказалась не заперта, и потому я вошла без стука, быстро минуя сени и оказываясь в главной комнате первого этажа.
Этот дом всегда был для меня по-своему уютным, несмотря на его попытки выглядеть строгим. Его грубые внутренние стены украшали незамысловатые плетёные панно и подвесные цветочные кашпо, словно пытавшиеся смягчить суровый характер жилища, а пол главной комнаты укрывали разнообразные самотканые ковры, пёстрым беспорядком разбросанные повсюду, куда падал взгляд. На стенах вокруг меня висели написанные углём портреты членов семьи вожака, и хотя один из них, принадлежавший взрослой Волчице, окаймляла чёрная траурная лента, от этих изображений исходила не столько грусть, сколько любовь и тепло, которое так и не погасло с её уходом.
Сам владелец дома расположился почти в центре комнаты за столом, низко склонившись над картой земель, принадлежавших стае. Наш вожак был уже немолод, и обилие морщин делало его лицо похожим на пересохшую растрескавшуюся землю, которую так и хотелось щедро залить водой в попытке её оживить. Серо-седые прямые волосы Волка доходили ему до плеч, а щёки и подбородок прятались в такой же короткой серо-седой бородке, отчего имя его – Пепел – казалось подходившим вожаку как нельзя лучше, пускай и было избрано для него много лет назад, ещё в первое полнолуние его жизни.
Услышав мой голос, вожак медленно поднял голову, и я заметила, как с его жёлто-карих глаз будто спала некая задумчивая пелена, постепенно возвратив Волка из размышлений в нашу действительность.
– Лу… Неужто уже рассвет.
Отец коротко улыбнулся мне самыми уголками губ, этой вроде бы мелочью выказывая на самом деле глубочайшую радость от встречи с единственной дочерью, которая после сегодняшней ночи могла уже никогда не вернуться домой. Но, как бывало всегда, надолго эта родственная слабость на его лице не задержалась, и уже скоро она уступила место куда более присущей вожаку собранности, с которой он выпрямился и не попросил, а приказал мне, как одному из воинов стаи:
– Докладывай.
Я кивнула, а затем приблизилась к столу и начала водить пальцем по карте, разложенной на его поверхности, по мере необходимости размещая тут и там сухие древесные листья в качестве меток.
– Всего против нас сегодня вышло примерно три десятка охотников. Из них несколько групп загонщиков, в каждой, как обычно, около пяти-шести человек. Скорее всего, они послали по одной группе на каждую ловушку. Их мы смогли обнаружить три: здесь, здесь и ещё на берегу. Также встретили несколько пар и одиночек, в основном вдалеке от ловушек, здесь, здесь и здесь. Смерти среди охотников – десять человек. Скорее всего, четверо опытных и шестеро новичков. Забрать получилось два револьвера, оба заряженные, но не полностью. Ранеными у них ещё около десятка. Как минимум в двух местах охотники смогли подойти к деревне ближе, чем на десять сотен хвостов. Здесь и ещё здесь. В следующее новолуние нужно будет усилить патрули в этих областях. Волкодава вблизи никто не видел. Кривоклык сказал, что возможно встретил его вот здесь, но был ранен и решил не нарываться. Нам нужно отправить больше Волков, чтобы можно было его выследить…
– Каковы потери среди наших? – не дав мне закончить, спросил отец, и я, привычная к частой смене его интереса, быстро сориентировалась:
– В стаю не вернулись трое. Подсолнух, Ясень и Звездосвет. Пока ещё рано утверждать, что они погибли, но…
– Ты прекрасно знаешь, что они погибли, – с разочарованием оборвал меня вожак, а затем жёлчно процедил сквозь зубы, – И свет их вознёсся не иначе как по вине этого неуловимого ублюдка. Да сомкнутся на его шее клыки Матери…
Я сжала ладони в кулаки и прикрыла глаза, отчётливо понимая, что надежды на иной исход у нас действительно не оставалось. И потому попыталась задавить внутреннюю ярость, от которой сейчас уже не было никакого толка.
Пускай даже была твёрдо убеждена, что наткнись я на Волкодава сегодня ночью в дозоре, именно эта ярость помогла бы мне его наконец-то прикончить.
– Если бы мы не отправили в дозор ловчих вместо воинов, мы бы их не потеряли, – без задней мысли заметила я, подняв веки и вернувшись к обсуждению прошедшей ночи, – Они не были обучены и…
– А у тебя есть какое-то решение получше? – рыкнул на меня отец, сверкнув при этом пронзительно-жёлтыми глазами, на миг ставшими будто ещё более яркими, – Воинов уже не хватает, чтобы отправлять в дозор даже самый минимум. А ты ещё предлагаешь мне усиливать патрули и расширять поисковый отряд. Откуда мне, по-твоему, брать новых воинов, самому их рожать, что ли?
Я с большим трудом сдержалась и промолчала, слишком вымотавшись для того, чтобы вступать с вожаком в перепалку, из которой он всё равно вышел бы победителем. Во-первых, потому, что был намного мудрее и опытнее меня. Во-вторых, потому, что любые мои аргументы всё равно разбились бы о его вышестоящее положение. И, наконец, в-третьих, потому, что достойных аргументов у меня на самом деле, вообще-то, не было.
Я всего лишь знала, что воинов нам категорически не хватало даже для защиты деревни в новолуние. Что уж там говорить о каком-то теоретическом наступлении.
Но как это исправить, не имела ни малейшего понятия.
Вожак устало потёр виски и опустился в кресло, бесцельно исследуя взглядом разложенную на столе карту с обилием разноцветных листьев, отражавших наши успехи и неудачи.
Впрочем, по большей части всё-таки именно неудачи.
– Наша стая слишком ослабла за эти два года, Лу, – далёким, будто потусторонним голосом произнёс пожилой Волк, – Целых два года, как охотники словно с цепи сорвались. Помнишь, как раньше спокойно было? Ну, унесли мы чужого оленя, так они глаза на это закрыли. Зашёл кто-то из людей в новолуние дальше, чем полагается – мы отпугнули, чтоб не шатались. Разве что тех, кто лесу вредил, по справедливости наказывали, но и это нам часто прощали за охрану севера от чужаков. В год охотники забирали всего-то пару Волков из стаи, да и с их стороны потери всегда были равноценными. А сейчас что? Рыщут по нашим лесам дни и ночи напролёт. Убивают всех, кого встретят. Неважно, нас или Забывших, Волков или Волчиц. Ещё и детёнышей не жалеют. Толстохвостый вот с прошлой недели так и не нашёлся. Видимо, тоже они забрали…
– Мы ведь запретили детёнышам покидать деревню. – Я нахмурилась, перекрещивая руки на груди. – Как у охотников получается их ловить, если наши стены скрывает Матерь?
– Что ты, сама, что ли, Волчонком не была, – в ответ вздохнул вожак, – Запреты для них что прямые приказы. Убегают, заигрываются… Да так и пропадают.
Старый Волк положил руку на столешницу и устало побарабанил по её тёмному дереву пальцами.
– Волчата – это ведь наше будущее, Лу, – задумчиво изрёк Пепел, – Будущее всей стаи. Если они не смогут вырасти, то не будет у нас ни новых воинов, ни ловчих, ни хранителей логова. И рано или поздно мы, Волки, просто закончимся, как бы сильно нас ни защищала Матерь-Луна.
– Но ведь охотники могут закончиться быстрее нас, если в следующий раз мы выложимся на полную и выйдем против них всей стаей, – пылко, словно забыв о собственной усталости подметила я, резким махом опустив ладони на стол и оказавшись ближе к отцу, чей взгляд теперь был преисполнен терпеливого внимания к тем словам, которые я обдумывала половину сегодняшней ночи, – Они охотятся только кланами, никого со стороны к себе не берут. Да и само обучение отнимает у них много времени. Если мы истребим все их семьи в Гастиле, то получим, по крайней мере, передышку, пока из Бертле вместо них не отправят других. А может быть, нас вообще оставят в покое, когда увидят истинную силу, которой обладают Волки, и наконец-то поймут, что должны нас бояться.
– И как ты себе это представляешь? – невесело хмыкнул вожак, – Отправим ловчих выслеживать охотников по всему лесу вместо того, чтобы добывать нам пищу? Тогда мы все тут уже через неделю подохнем от голода, и эти мерзавцы из города только порадуются. Или, может, будем учить хранителей уворачиваться от пуль и клинков вместо того, чтобы заботиться о логове? Да ведь вы же, воины, самыми первыми взвоете, когда вам больше нечем будет лечиться после дозоров, потому что своими исцелениями вы выпьете все растения в деревне. А в следующее новолуние мы, по-твоему, должны будем послать всю стаю, в том числе и матерей, и старцев, и даже детёнышей, на битву с охотниками? В которой мы всё равно не сможем победить, если только не пожертвуем по меньшей мере половиной из нас.
От выслушанной нотации я слегка сгорбилась, с досадой осознавая, что в очередной раз погорячилась и совсем не подумала о последствиях, которое могло принести стае моё поспешное предложение. К моему облегчению, старый Волк, заметив это, не стал продолжать выговор в хорошо известном мне направлении «Лу, послушай, ты ведь не просто Волчица стаи. Не просто воин. Ты – дочь вожака, ты – мой единственный детёныш. И потому ты сама должна будешь однажды стать вожаком нашей стаи. Но для этого тебе сперва нужно научиться думать прежде, чем что-либо говорить или делать».
Вместо этого Пепел открыл ящик стола и, спрятав внутри него ладонь, вернулся к другому пункту моей тирады:
– К тому же ты не права насчёт охотничьих кланов. Вот, взгляни, что мне тут птички принесли из Гастиля.
Поверх карты лёг небольшой бумажный лист с какими-то рисунками и надписями на веннийском, и я, будучи обученной человеческой грамоте, пробежалась глазами по самому верху страницы:
«Уважаемые жители и гости Гастиля! Дорогие господа и их не менее дорогие жёны, а также млады и девы! Впервые в своей многолетней истории общество «Искоренителей лунной крови» объявляет открытым приём новобранцев в свои ряды! Присоединяйтесь к нашей миссии по освобождению Венны от волколакской напасти! Мы предлагаем Вам полноценное членство в нашем обществе, включающее титул вана, возможность обучения ваших родственников и потомков, а также всеобщее признание и почёт. Напоминаем, что каждая волколакская голова щедро оплачивается из казны Великого князя Касиана Константина Веннийского, и только от вашего усердия зависит...»
– Они что, теперь будут брать к себе вообще всех?! – прервав изучение объявления, воскликнула я, резко вскинув голову на сидевшего в кресле отца, – И неважно, есть ли у тебя хотя бы дальний родственник в клане? Даже женщин принимать собираются?
– Читай дальше, дочь, – вместо ответа сообщил тот, а затем протянул палец и ткнул в определённое место на листе, – Вот здесь всё написано.
Я с неохотой повиновалась вожаку и вернулась к чтению, благо что Волк указал мне место, где заканчивались бессмысленные расшаркивания и начинались точные условия.
«Правила приёма господ и младов: возраст не менее шестнадцати лет. Умение читать и писать на веннийском. Прохождение очных физических испытаний (см. описание ниже). Происхождение значения не имеет».
И следом:
«Правила приёма дам и дев: возраст не менее восемнадцати лет. Умение читать и писать на веннийском. Прохождение очных физических испытаний (см. описание ниже). Происхождение обязательно из клана искоренителей: дочь, сестра или законная супруга состоящего в обществе искоренителя».
– Если даже до охотников дошло, что женщины – существа вовсе не бесполезные, то мы прижали их намного сильнее, чем думали, – хмыкнула я, а затем снова посмотрела на вожака, – Похоже, они в таком же отчаянном положении, как и мы.
– Только вот этим набором они быстро смогут его исправить. Благо что люди очень легко заманиваются на смерть золотом и титулами. – Мой отец покачал головой, а затем в его жёлтых глазах промелькнул зеленовато-хитрый отблеск, и Волк загадочно добавил: – Впрочем, это и нам в какой-то мере может сыграть на лапу.
Я непонимающе уставилась на вожака, и тот, по своему обыкновению не собираясь выкладывать мне никаких прямых ответов, задал наводящий вопрос:
– Дочь моя, скажи, кто из охотников представляет для нас главную проблему?
– Волкодав, – без секунды промедления выплюнула я, не желая держать это имя в своей пасти дольше необходимого.
Пепел утвердительно кивнул, а затем сложил руки на груди домиком и уточнил:
– А почему?
– Потому что большая часть Волков погибает именно от его револьвера, – вновь без запинки ответила я, а после поморщилась, вспомнив поистине варварское зрелище, встречавшее любых гостей Гастиля у каждых его ворот, – У Волкодава больше всего триумфальных кольев с нашими головами. У остальных охотников в разы меньше.
– Именно, – согласился со мной вожак, а затем глубоко и досадливо выдохнул, – И при этом нам о нём до сих пор ничего не известно. Ни его запах. Ни его лицо. Ни хотя бы настоящее имя, по которому его можно было бы вычислить.
Взгляд отца вновь опустился к карте и остановился на трёх отложенных в сторону листочках, что означали наших воинов, которым после сегодняшней ночи было уже не суждено чувствовать на своей шкуре ласковые прикосновения света нашей Матери.
– Столько крови нам этот гад уже перепортил… Стольких наших убил… – вздохнул вожак, – Подумай, насколько проще нам было бы отбиваться от людей, если бы на их стороне не было Волкодава?
Я не стала утруждать себя размышлениями над этим вопросом, куда серьёзней задумавшись над подтекстом, который в действительности несли слова моего отца.
– Ты хочешь, чтобы кто-то из Волков отправился на отбор и притворился охотником-новобранцем. Чтобы таким образом добраться до Волкодава и наконец-то прикончить его, – догадалась я.
Услышав моё предположение, вожак оторвал глаза от созерцания печальной расстановки наших сил и поднял исполненный хитрости взгляд на меня, отчего моя спина распрямилась будто сама собой. И что-то мне совсем не понравилась та улыбка, в которой он изогнул губы, прежде чем ответить на моё утверждение:
– Ты поняла меня почти правильно, Лу, – сообщил мой отец, а затем, после короткой паузы, пояснил, – Я хочу, чтобы ты отправилась на отбор.
Ответ, как всегда, вырвался из меня куда быстрее, чем я успела задуматься, что собираюсь оспорить прямой приказ вожака:
– Я? Отец, но почему я?! Почему не кто-то из Волков, вроде Снежнолапого или Угля? Ты же знаешь, что я притворяюсь человеком куда хуже них. И едва ли смогу долго держать себя в лапах рядом с убийцами…
– Волки нужны мне здесь, для защиты Волчиц и детёнышей. Временная потеря даже одного из них сильно ударит по нашей стае, особенно после сегодняшней ночи, – уже намного более строгим тоном, нежели прежде, заключил Пепел, недовольный очередным проявлением моего своеволия, – К тому же контроль над превращениями у Волчиц всегда был намного лучше, чем у Волков. Сама понимаешь, в городе нельзя будет перекидываться направо и налево, а любой Волк от такого в лучшем случае через неделю уже взвоет. Ты же, в отличие от них, сможешь продержаться куда дольше, прежде чем из тебя самовольно не полезут уши и хвост. Вот на этом и сосредоточишься вместо того, чтобы бросаться с клыками на каждого встречного.
– Но я же всё равно не подхожу по условиям, – продолжила настаивать я на своём, – Пускай даже охотники решили принимать к себе женщин, но они всё равно должны принадлежать охотничьим кланам. И если только я не знаю чего-то тайного о тебе или о маме, то у меня нет ни единого шанса пройти их отбор.
Вожак удостоил меня очередным пристальным взглядом, эмоции за которым я никак не смогла прочитать, а затем вновь ткнул пальцем в самый низ объявления, по-прежнему лежавшего прямо передо мной, и приказал:
– Читай. Вот тут, под звёздочкой.
Я наклонилась и сосредоточилась на мелком тексте, на который, конечно же, не обратила внимания при первом изучении объявления:
«Если дева, успешно прошедшая отбор, в настоящий момент не является членом действующего клана (то есть не является сестрой или дочерью одного из искоренителей), ей будет предложен на выбор представитель любого действующего клана для немедленного замужества. Брак будет зарегистрирован официально по законам Венны и заверен наместником Великого князя в Гастиле, лордом Филиппом Нистором. Если дева не посчитает предложенного кандидата достойным наставником, она имеет право отказаться от замужества, однако тогда результаты её отбора будут аннулированы. В случае же, если претендентов на деву окажется несколько, она сама сможет выбрать в супруги того, кого посчитает достойным».
Я перечитала этот кусок, должно быть, раз пять, однако его смысл никак не желал отпечатываться в моём сознании, заставляя меня раз за разом возвращаться к написанным словам.
«Немедленного замужества». «Представитель любого клана». «Официально по законам Венны». «Результаты аннулированы».
– Отец, я не понимаю… – Я подняла непривычно рассеянный взгляд и кое-как изучила нечитаемое выражение лица сидевшего напротив меня Волка. – Ты хочешь… Чтобы я связала себя узами с охотником?
– Конечно же, не хочу, – к моему глубокому облегчению ответил Пепел, и я успела уже расслабленно выдохнуть, однако следующие же его слова вновь заставили меня перестать дышать, – Но тебе придётся. Ради нашей стаи.
Что? Я не ослышалась? Он и в самом деле это сказал?
Нет, прежде мне уже доводилось получать от него приказы разной степени спорности, и, разумеется, как верный воин я выполняла их без толики ропота. Уже давно я докладывала ему обо всех сплетнях и пересудах состайников, коим стоило бы оставаться в стенах изб, где они прозвучали. Я приняла его волю пока обождать с рождением детёнышей и полностью отдаться войне. Однажды своими руками бросила в пламя записки, которые кто-то из воинов нашёл в карманах поверженного охотника. А как-то раз была даже вынуждена вывести врагов на след Волка – пускай не из нашей стаи, но всё же – лишь потому, что в одном из них заподозрили Волкодава, и я должна была тайно это проверить.
Но если всё это было хоть сколько-нибудь оправдано и объяснимо, то теперь… Как Пепел вообще мог просить меня о чём-то подобном?! Как у него язык повернулся предложить мне такое, пускай даже он вожак?!
И что бы на это сказала мама, если бы услышала, какой приказ отдавал её избранный и мой отец?!
– Нет. – Я твёрдо мотнула головой, одним движением ладони сминая лежавшее передо мной объявление и отбрасывая получившийся комок как можно дальше, словно даже смотреть на него мне было гадко. – Ты знаешь, отец, я на многое способна ради нашей деревни, но только не на это. Я целое озеро собственной крови пролила ради защиты каждого в стае. Я прикончила уж точно не меньше охотников, чем Волкодав прикончил моих друзей. Я жизнью готова пожертвовать ради стаи, но…
– Лу, – мягко попытался прервать меня вожак, однако я была слишком рассержена, чтобы это хоть как-то подействовало.
– У меня ведь уже есть избранный, отец. У меня есть мой Вереск. И хоть ты не дал нам своего благословения, мы свяжемся лунными узами, как только у берегов Иору зацветёт белая мальва…
– Лу… – уже более строго и внушительно повторил мой отец, однако и это не заставило меня закончить тираду.
– Но даже если бы я была свободна… Связь с человеком ниже достоинства любой Волчицы, и ты прекрасно об этом знаешь. Мне ведь придётся изображать, что я счастлива с тем убийцей, которого для меня выберут. Может быть, даже делить с ним постель, повторяя ошибку великой Матери. А если я вдруг понесу от этого человека детёныша? Вряд ли ты забыл, что мне придётся умертвить его сразу после рождения, лишь бы этого существа не коснулся свет…
– Луноокая! – рявкнул на меня Волк, резко поднимаясь с кресла, и вот теперь-то я, столкнувшись с неприкрытым гневом главы стаи, наконец-то догадалась заткнуться.
Несмотря на немалый возраст, вожак оставался всё таким же крепким и сильным, как в ту далёкую пору, когда меня ещё не было на этом свете. Оказавшись на двух ногах, он теперь был со мной одного роста, и его солнечно-карие глаза, устремлённые в лунную серость моих, пылали непререкаемой властностью, которую он показывал крайне редко, куда чаще пытаясь решать споры миром. Под этим тяжёлым взглядом мне непременно захотелось съёжиться, словно нашкодившему Волчонку, которому грозила хорошая взбучка. Однако затянувшаяся война с охотниками вынудила меня стать достаточно упёртой, чтобы сносить нескончаемые удары клинков, так что я осталась стоять перед гневом отца с безупречно прямой спиной, как и полагалось сильной Волчице.
– Охотники не дураки, чтобы принимать к себе в общество женщин и сразу же их брюхатить, – решил начать с последнего из моих доводов Пепел, – Хотели бы найти подстилок для своих мужиков, так бы и написали. А это всего лишь способ обойти их же собственные законы. Просто формальность, тебе это ясно?
Мне жутко захотелось возразить, что ни один человек в здравом уме не откажется от того, чтобы повалять по кровати женщину, которая официально принадлежит ему, однако новый предупредительный отблеск в глазах старого Волка заставил меня прикусить язык и дать ему договорить.
– Я уже сказал тебе, что Волка отправлять на это задание я не стану, – повторил недавнее решение мой отец, – Его, скорее всего, засунут в казарму с парой десятков таких же новобранцев и будут гонять в хвост и в уши, пытаясь натаскать на охоту как можно скорее. И времени у него будет оставаться только на то, чтобы заботиться о прикрытии, не говоря уже о том, чтобы искать какого-то там Волкодава.
Вожак протянул руку к разложенной на столе карте и оторвал от неё небольшой белый флажок, обозначавший меня, пару секунд покрутил его между пальцами, а затем опустил обратно, расположив внутри стен Гастиля.
– Другое дело ты, – продолжил Пепел, – Если повезёт, тебе в мужья сразу выделят опытного охотника, который будет входить в ближайший круг Волкодава, и ты сможешь быстро у него всё разведать. А даже если нет, то всё равно тебе будет намного легче, чем Волкам, потому что ты станешь полноправной женой члена клана. У тебя будет куда больше свободы действий, чем у любого новобранца-мужчины. А как разберёшься с Волкодавом, можешь и мужу своему глотку перекусить, прежде чем вернуться домой. Мёртвые охотники лишними не бывают.
Вожак глубоко вздохнул и снова перевёл взгляд на меня, благосклонно принимая тот факт, что я терпеливо слушала его рассуждения, постепенно проникаясь их раздражающей логичностью.
– Конечно, если ты окончательно упрёшься и не захочешь в этом участвовать, я всегда могу выбрать другую Волчицу и отправить на это задание вместо тебя, – вдруг предложил отец, но, прежде чем я успела обрадоваться, поинтересовался, – Как ты думаешь, может быть, с поисками Волкодава лучше справится Морозная, которая только что потеряла от его рук своего единственного брата? Или мне поручить это задание Ежевике, которая за всю жизнь человека-то ни разу живьём не видела, не то, что их город? Давай, Лу. Если назовёшь мне имя той Волчицы, кто, по-твоему, справится с этим лучше тебя, я разрешу тебе спокойно остаться в деревне. И соединиться с этим твоим Вереском лунными узами под белыми цветочками мальвы, пока кто-то другой будет рисковать жизнью вместо тебя.
Пепел демонстративно приподнял одну бровь в ожидании моего ответа, однако я по-прежнему продолжала молчать, даже не пытаясь обдумать его предложение.
Ни одну из Волчиц я не отправила бы на ту участь, которую предлагал мне отец. Да и сама, пускай и понимала её обоснованность, по-прежнему не готова была её принимать.
Впрочем, вожак, похоже, успел всё для себя решить. И если я не желала подчиняться приказу, то варианта у меня оставалось всего два: либо уйти из стаи и стать изгнанницей, что вариантом для меня, вообще-то, не было, либо вызвать собственного отца на поединок и суметь одержать честную победу, сделавшись новым вожаком нашей стаи.
Пожалуй, я была вполне способна на то, чтобы сбросить старого Волка с насиженного места. Во мне сейчас было намного больше силы, чем в нём, и уж точно больше свирепости. Однако всё-таки отец был слишком прав насчёт моей бесшабашности и лишённой опыта юности. И я, при всей своей Волчьей гордости, никак не могла не признать, что была ещё не готова к тому, чтобы вести за собой нашу стаю. Да и вообще была не уверена, что хотела для себя такой судьбы, всегда будучи прежде всего преданным вожаку воином, а уже только потом – его наследницей…
Будто ощутив разбушевавшееся во мне смятение, Пепел вдруг перестал выглядеть столь же суровым, как прежде. Из непреклонного вожака он снова превратился из моего отца: Волка, который когда-то давно качал меня на коленях и ласково вылизывал первую шерсть за моими ушами.
Он вышел из-за стола, подобрал выброшенное мной объявление о приёме в охотники, подошёл ко мне почти вплотную и мягко вложил комок бумаги в мою ладонь. А затем опустил руки на мои плечи и непривычно доверительно заглянул в мои потускневшие глаза.
– У нас ведь осталось не так много времени, Лу, – прямолинейно выложил старый Волк, – Одно новолуние, может быть, два, и нашу деревню всё-таки обнаружат. Мы должны найти способ лишить охотников преимущества, и… Поверь, если бы у меня было другое решение, я бы не стал просить тебя ни о чём подобном. Однако его нет. И жизни каждого из Волков нашей стаи сейчас напрямую зависят от жизни всего лишь одного человека, оборвать которую – в твоих силах.
Вожак вновь грустно улыбнулся мне самыми уголками тонких губ, почти полностью спрятанных в бороде, а затем наклонился вперёд и прижался своим лбом к моему, ласково потираясь о мою кожу на прощание.
– Прошу, подумай о моих словах, дочь моя. И если ты пойдёшь на это ради своей стаи, Матерь-Луна обязательно благословит тебя за твою жертву.
Всего через пару минут после прощания с отцом, если так вообще можно было назвать мой молчаливый уход из его дома, я находилась уже на противоположном конце деревни. Хижины здесь были построены совсем недавно относительно прочих, и, например, от той, на пороге которой я сейчас стояла, до сих пор отчётливо несло запахом свежей древесины, так что даже мой человеческий нос не мог его игнорировать.
Этот дом выглядел вовсе не таким богатым, как жилище Пепла, которое ещё недавно было и моим домом. Казалось, что он совсем не подходил единственной дочери вожака, ведь был одноэтажным и совершенно простым, без красивой деревянной резьбы и декоративных фигурок на крыше, которые должны были подчёркивать моё место в стае. Однако тусклый свет в окошке этой хижины, который встречал меня, несмотря на столь ранний час, был моему сердцу намного милее любых искусных украшений и вычурных безделушек, которыми Волк мог показать окружающим своё положение. И всякий раз, когда я возвращалась с ночного дозора, именно он вызывал у меня самую светлую улыбку, на какую только была способна Волчица, совсем недавно сражавшаяся со смертью.
Это всё мой избранный. Мой Вереск. Мой любимый.
Этим утром Волк снова ждал моего возвращения, как и каждое новолуние, пускай лишь в эту единственную ночь месяца ему, как певчему Матери, не нужно было возносить нашей прародительнице славящие её песни: по одной на закате, в полночь и на рассвете. Сегодня он не имел права тревожить покой великой Луны, и потому точно так же, как и она, мог позволить себе заслуженный отдых… Но он всё равно дожидался меня. Потому что просто не мог позволить себе уснуть, не убедившись прежде в моей невредимости. Не уложив меня рядом с собой на тёплые шкуры, служившие нам постелью. Не прижавшись как можно теснее к моему обнажённому телу, неважно, были ли мы в этот момент в зверином обличии или в человеческом. И не заглянув своими небесно-голубыми глазами в мои серо-лунные, безмолвно обещая всегда оставаться рядом, отчего моё сердце всякий раз трепетало от счастья, как трепещет ковыль-трава на ветру.
В этот раз всё было точно так же, как прежде. Стоило мне зайти внутрь хижины и, миновав сени, пройти в единственную жилую комнату, как я увидела Вереска сидевшим в кресле возле неразожжённого очага. В руках моего избранного лежала очередная книга из той огромной библиотеки, что занимала почти все свободные стены нашей хижины, а на самом кончике его носа покоились неизменные очки, без которых Вер не мог разглядеть ни буквы. К сожалению, проблема моего любимого со зрением была у него с самого рождения, и перекидывание в истинный облик и обратно решить эту проблему никак не могло. Вереску повезло уже и с тем, что нашим торговцам вообще удалось найти подходившие ему очки на ярмарке в Гастиле, и ему по-прежнему удавалось читать. Что было не просто его любимым занятием, но и долгом перед всей нашей стаей, как мастера обрядов и хранителя знаний, которые передавались Волками из поколения в поколение.
Впрочем, несмотря на увлечённость чтением, мой любимый, в отличие от вожака, сразу заметил моё возникновение на пороге. Волк поднял на меня взгляд, и в ту же секунду на его губах заиграла бесконечно тёплая и нежная улыбка, похожая на ласковое прикосновение света Матери к сумрачной водной глади. Вереск аккуратно отложил книгу и поднялся, сделав ко мне пару шагов и недвусмысленно простерев руки в мою сторону. А затем, когда я приблизилась к нему, принял в объятия так бережно, словно ничего дороже меня для него в целом мире не существовало.
– Что случилось, родная моя? – раздался мягкий шёпот у меня над ухом, – У тебя такой взгляд, как будто ты сегодня повстречалась с самим Лихом.
Я тоскливо улыбнулась в тёплое плечо избранного. Никогда не могла ничего от него укрыть, даже если пыталась. Всякий раз, когда меня что-то тревожило, он читал мои чувства с такой лёгкостью, будто дух мой был для него очередной книгой. Будто Матерь-Луна сама нашёптывала своему верному певчему, какие мысли терзали одну из её потомков, и подсказывала ему именно те слова, которые были мне так нужны.
Я выложила Вереску всё без утайки. О том, сколько охотников легло сегодня под моими клыками, и о том, что этого всё равно оказалось мало, чтобы Подсолнух, Ясень и Звездосвет смогли вернуться домой. Я рассказала ему, что и сама могла сегодня не дойти до деревни, настолько опасна была моя рана.
И, конечно, как бы мне ни хотелось просто проигнорировать жестокий приказ вожака, о нём я тоже не могла умолчать. И тут уже взгляду моего избранного пришёл черёд меркнуть и словно укрываться тяжёлыми, страшными тучами в ответ на услышанное.
– Твой отец совершает ужасную ошибку, – намного более низким, чем обычно, голосом произнёс Волк, когда дочитал принесённое мной объявление и вернулся к нашему разговору.
– Возможно, – согласилась я, поскольку и сама до сих пор окончательно не приняла волю старого Волка, – Но Вер… Ты же понимаешь, что смерть Волкодава… Стоит того. Так у нас появится шанс спасти стаю от истребления.
– В смерти нет никакого шанса на спасение, Лу, – отрицательно покачал головой мой избранный, – Неважно, в смерти Волка или в смерти человека.
– Скажи это охотникам, которые продолжают выслеживать и убивать нас, как неразумный скот, – хмуро протянула я, – И к тому же похищать наших детёнышей. Да пребудет с этими Волчатами свет Матери-Луны, где бы они ни были…
– А ты не думала, для чего людям вообще всё это нужно? – с неожиданным напором спросил Вереск, – Ещё два года назад всё было спокойно, и тут вдруг на ровном месте начались все эти нападения, у которых как будто нет никакой причины. Лу, так ведь не бывает, ты и сама это понимаешь. Ну не могут люди с таким упорством идти на добровольную смерть просто потому, что они плохие и хотят убить как можно больше Волков.
– А почему бы и нет? – хмыкнула я, перекрестив на груди руки, – Люди порочные, злые твари. Ты лучше меня знаешь, что это их жадность, их подлость, их жажда господства погубила великую Матерь. Из-за них под её лапами больше не распускаются цветы. Из-за них от её рычания не вырастают горы. Из-за них ей пришлось оставить нас и уйти на небо…
– И всё-таки без людей нас вообще не было бы в этом мире, – резко перебил меня Вереск, – Вся наша жизнь, жизнь Волчьего рода началась с того, что наша Матерь полюбила человека. И предательство одного из них не должно означать, что все они плохие.
– Если бы ты ходил с нами в дозоры, ты бы так не считал, – раздражённо выпалила я.
И тут же замолчала и широко распахнула глаза, сама удивившись тому, в чём так грубо обвинила своего избранного.
Как я вообще могла ему такое сказать? Что это во мне вдруг так резко взыграло?!
Я ведь не могла не осознавать, что задену любимого этими словами, когда ещё только собиралась их произнести. Ему ведь, как певчему Матери, по нашим же, Волчьим законам просто нельзя было сражаться на поле боя. Именно поэтому певчими часто становились те Волки, которые по тем или иным причинам просто не могли участвовать в битвах.
Часто, но не всегда…
– Не думал, что ты тоже считаешь меня слабым, потому что я выбрал путь певчего, – раздосадованно процедил Вереск сквозь зубы, отстранившись от меня на пару шагов.
– Вер, я не имела в виду…
Я попыталась приблизиться к избранному и простёрла вперёд ладонь, однако Волк снова отодвинулся от меня и не менее разочарованно произнёс:
– Истинная дочь своего отца. Подумать только, как же сильно я его всё-таки не устраиваю, раз он предпочитает отдать тебя человеку вместо меня. Мало того что я был рождён в человечьем обличии, а не в зверином, как ты. Так ещё и решил не багрить клыки людской кровью.
Теперь уже не только глаза Вереска сверкали несправедливой обидой, но и мои. А внутри вновь начинало распаляться гневное пламя, которое в присутствии моего избранного, как правило, затихало.
– Не говори ерунды! – огрызнулась я на Волка, – Мой отец – вожак! Он просто заботится о стае, и то, кто ты и как родился, здесь вообще ни при чём.
– Конечно. Так заботится, что посылает единственную дочь в лапы охотников, – хмыкнул Вереск, перекрестив предплечья у себя на груди, – К тому же, я вижу, что ты и сама не против туда отправиться.
– Я – против, Вереск! – резко воскликнула я, отчаянно взмахнув руками в воздухе, – Но у меня просто нет выбора! Я не могу пойти против воли вожака стаи!
– То, что ты не видишь выбора, говорит только о том, что ты не хочешь его видеть! Хотя я тебе его уже предложил! – не менее резко заявил мне избранный, одним движением шагнув почти вплотную, – Но признайся уже, что тебе намного проще воевать с безликими чудовищами, чем с равными тебе существами, у которых в этой войне есть свои интересы! И поэтому ты специально пойдёшь на эту жертву, чтобы сделать людей ещё более ужасными в своих глазах и оправдать перед собой свою же глупость!
Пламенная речь Вереска закончилась почти звериным рявканьем, которое я едва ли слышала от него прежде хоть раз за те ссоры, что изредка всё же случались между нами. Грудь моего избранного тяжело вздымалась от гнева, а взгляд его потемнел, словно вечный день его радужек вдруг сменился глубокой ночью. И потому сейчас мой возлюбленный был совсем не похож на привычного себя: худощавого рассудительного певчего с вечно собранными в хвост волосами, длинными даже по Волчьим меркам, и спокойным взглядом, в котором плескалась мудрость наших предков.
Скорее, он выглядел словно один из воинов, с которыми я почти еженощно выходила в дозор. Сейчас он сделался свирепым, сильным и непреклонным в своих убеждениях. Вот только сражался он не вместе со мной, а против меня, и я совсем не хотела продолжать этот бой.
– Вер…
Я положила ладонь на грудь Волка в надежде вернуть ему привычную сдержанность, однако это прикосновение сработало немного иначе: оно будто бы обожгло моего избранного, заставив его поморщиться и слегка отшатнуться прочь от меня.
Взгляд его при этом всё же стал намного более осмысленным и привычным. И потому для меня не было ничего неожиданного в том, что Вереск вдруг снял очки, неизменные для человеческого обличия, и начал торопливо стягивать с себя брюки, одновременно с этим обрастая густой коричневой шерстью.
Уже совсем скоро мой избранный принял истинный облик, превратившись в высокого поджарого зверя, который, вопреки очередному оклику, в два прыжка достиг двери и выскочил наружу из нашей хижины, отправляясь в ближайший к деревне лес.
Я не стала гнаться за Вереском, ведь хорошо знала, что это было бессмысленно. Так уже случалось раньше, когда мы о чём-то спорили или когда ему просто нужно было подумать. В таких случаях он любил обратиться зверем и уйти за пределы логова, словно именно там, на диких землях Венны, которые когда-то создала Матерь, ему дышалось и думалось намного легче. Обычно его не было час или два, а потом он возвращался, остывший и расслабленный, принявший какие-то решения и готовый к продолжению разговора.
Но только не в этот раз.
В этот раз он не вернулся ни через час, ни через два, ни даже через сутки. Я искала его по всем окрестностям деревни, и вместе со мной его искали наши состайники. Но всё было тщетно.
Я увидела своего избранного только спустя несколько дней после того, как он сбежал от нашего разговора в лес, когда отправилась с торговцами из деревни в Гастиль как сопровождающая.
А если точнее, я увидела его отсечённую от тела полуобращённую голову, насаженную на триумфальный кол рядом с такими же головами Подсолнуха, Звездосвета, Ясеня и других несчастных, которым не повезло погибнуть от руки охотника, чья именная табличка торжественно стояла неподалёку на радость всем гостям города. И от одного взгляда на эту табличку мой дух немедленно разорвался на мелкие кусочки вины, исступлённого гнева и отчаянного желания убивать.
Ведь написано на этой ней было всего одно, но уж слишком хорошо знакомое мне слово:
«Волкодав».
Приветствую моих дорогих читателей в первой части моей новой дилогии "Кредо Волчицы"! Очень соскучилась по всем, очень рада снова сесть за перо для вас!
Пожалуйста, не скупитесь на библиотеки и звёздочки, если вам понравилась первая глава, и вы хотите читать дальше. Для меня, как для бесплатного автора, это лучшая мотивация продолжать работать.
Также мне будет очень приятно, если вы напишете комментарий. Я их все читаю и обязательно отвечаю)
А теперь, как и обещалось в названии главы - визуализации персонажей, с которыми мы успели познакомиться (а с некоторыми и попрощаться). Все визуализации созданы с использованием нейросети Midjourney
Луноокая
Первая визуализация, разумеется, представлена на обложке книги. Но есть и вторая, чуть менее достоверная (например, в части замечательных ушек)

Пепел

Вереск

Они за это ответят… Они обязательно за это ответят… Каждый, кто причастен к смерти моего любимого, умрёт самой страшной, самой мучительной смертью, какую я только смогу придумать. Я выверну наизнанку их плоть, сломаю каждую косточку, выпью всю кровь без остатка…
Неважно, на что мне придётся пойти. Неважно, кем я после этого стану.
Неважно, если Матерь-Луна от меня отвернётся.
Сейчас я пойду и сделаю то, что должна.
Я – воин. А воинам не больно.
С этими мыслями я в последний раз обвела взглядом мёртвую голову Вереска, получеловечьи-полузвериные черты которого ещё не успело исказить разложение, и наконец-то заставила себя развернуться и пройти через главные городские ворота, проникая на территорию ненавистного мне людского племени.
В этот раз я прибыла в Гастиль совершенно одна, хотя обычно появлялась здесь только ради охраны наших торговцев. Волки вообще часто приходили в город людей, притворяясь одними из них, чтобы обменивать шкуры убитых животных и другие лесные дары на стекло, металл, книги, ткань и ещё многое из того, на что не хватало наших умений или ресурсов. И это не было чем-то необыкновенным для Гастиля, ведь за товарами сюда постоянно приезжали торговцы из отдалённых небольших деревенек, раскиданных по густым лесам севера Венны, затеряться среди которых нам не составляло труда.
Сегодня я, как и всякий раз, когда мне приходилось изображать человека, изменила привычным Волчьим одеждам, которые слетали с тела буквально по одному взмаху руки. Вместо них на мне была простая рубашка с жилетом и кожаными наручами на обеих предплечьях, удобные брюки с карманами и высокие сапоги, доходившие мне до колена. Конечно, подобный наряд был всё же более свойственен людским мужчинам, а их женщины предпочитали кутаться в юбки и платья… Однако там, куда я сейчас направлялась, именно такая одежда была намного более уместной. К тому же от недоумевающих взглядов горожан меня защищал висевший за спиной короткий лук с колчаном стрел, служивший безмолвным объяснением моего внешнего вида.
Главная охотничья берлога Гастиля располагалась почти в самом его центре, совсем недалеко от резиденции княжеского наместника и от храма Отца и Матери, образовывая вместе с этими зданиями своеобразный треугольник, служивший городу одновременно и сердцем, и мозгом. Официально её названием было чертог «Искоренителей лунной крови», и, может быть, в столице Венны, Бертле, это был на самом деле «чертог», однако здесь такое высокопарное слово было просто неприменимо. От глаз любопытствующих прохожих обиталище охотников почти всегда полностью закрывал высокий забор, из-за которого снаружи не было видно ни расположенных на территории зданий, ни пространства двора. И всего раз за все поездки в Гастиль мне удалось застать редкий случай, когда одни из пары ворот, образовывавших сквозной проход через двор чертога, были открыты из-за проезжавшей внутрь повозки. Тогда я мельком заметила за забором простые двухэтажные здания из камня и дерева, а ещё расположенные между ними тренировочные площадки, на которых охотники сражались с какими-то механизмами.
Правда, в тот давний раз ворота закрылись намного быстрее, нежели я успела заметить хоть что-то полезное. А сегодня они были постоянно распахнуты настежь, и даже издалека я видела, как через них то и дело внутрь заходили какие-то люди: вероятно, либо действующие члены общества, либо такие же кандидаты на вступление, как и я. Женщин я при этом среди вошедших не приметила ни одной, что заставило меня слегка напрячься, ведь только на их участии в отборе и основывался весь план моего отца. Однако переживать раньше времени я давно уже разучилась, а потому продолжала идти вперёд с твёрдым намерением миновать ворота, даже если бы меня попытались не пропустить.
Впрочем, задержаться на входе в чертог мне всё же пришлось, поскольку стоило мне подойти к ним достаточно близко, как некий мужчина на пару с крупной собакой тут же перегородил мне дорогу. Враждебности от него, правда, никакой не чувствовалась. А в руках его довольно быстро возник выуженный из кармана блокнот, над которым незнакомец демонстративно занёс карандаш, чем убедил меня в обыденности происходящего.
– Светлого вам утра, уважаемая. Вы прибыли для участия в отборе? – обратился ко мне охранник, стоило мне остановиться и с недовольством от промедления перекрестить руки на груди.
– Всё так. – Я кивнула в ответ, стараясь держаться как можно невозмутимей.
Несмотря на внешнее дружелюбие человека, слышать его голос, а уж тем более отвечать ему мне было откровенно гадко. Но всё-таки прежде я время от времени наведывалась в Гастиль, и потому знала, как казаться спокойной. По крайней мере, в течение недолгого времени.
Хотя, пожалуй, теперь к этому навыку мне следовало прибегать как можно чаще, чтобы не вызывать у охотников подозрений ко мне раньше времени. У меня ведь и без написанного на морде презрения к роду людскому было достаточно способов перед ними подставиться. Даже одно неверное слово отныне могло положить конец не только моему заданию, но и всей моей жизни. И тогда некому будет взять равную плату за голову Вереска…
Собака незнакомца тем временем подбежала ко мне, старательно понюхала мою ногу, а затем вернулась к хозяину и спокойно уселась слева от него, виляя туда-сюда пушистым хвостом прямо по земле и внимательно глядя на мужчину в ожидании поощрения.
Видимо, искоренители решили подстраховаться на случай, если на их отбор захочет пролезть какой-нибудь любопытствующий Волк, и потому притащили сюда одну из своих ищеек. Ага, как же. Ничего эта псина от меня не почует. Волки в человечьем обличии пахнут точно так же, как люди, и собаки на это не реагируют. А к своей нынешней одежде я, будучи зверем, не прикасалась, и потому моего истинного запаха на ней не найти.
– Ваше имя и статус, пожалуйста, – поинтересовался мужчина, убедившись, что его животное оказалось ко мне совершенно равнодушно, и бросив ему лакомство за старания.
– Дева Дени́ца Йоне́ску, – назвала я «своё» человеческое имя, которым пользовалась в случаях, когда нужно было представляться перед людьми.
Оно было у каждого из Волков, даже у тех, кто в город никогда не ходил. Просто маленькая мера предосторожности на случай, если, например, случайно встретишь человека в лесу и понадобится представиться.
– Йонеску… Не припомню такого клана в Гастиле. Вас сегодня сопровождает кто-то из общества? – продолжил допрашивать меня охранник «Искоренителей».
Я отрицательно покачала головой, на что мужчина поднял на меня взгляд, сделавшийся неожиданно пристальным, и уточнил:
– Дева Деница, скажите, вы знакомы с правилами принятия женщин в «Искоренители»?
– Да, – выплюнула я, всё-таки не сумев сдержать внутреннего раздражения, а затем всё так же досадливо процедила сквозь зубы, – Я… Знаю, что мне назначат супруга из клана, если пройду отбор.
Охранник кивнул – и мне даже показалось, что чуть виновато – но сразу перешёл к новым вопросам, то ли действительно не заметив моего недовольства, то ли тактично притворившись, что оно его не заинтересовало.
– В таком случае подскажите ваш род деятельности и навыки?
Я снова выдала охотнику заранее подготовленную легенду:
– Я охотница. Звероловка. Умею ставить ловушки на дичь и стрелять из лука.
– Охотитесь с собаками?
– Нет. Мне они не нравятся, – передёрнула плечами я, на сей раз совершенно честно.
Охранник перенёс мой последний ответ на бумагу и вновь посмотрел на меня, неожиданно расплываясь в широкой улыбке.
– Что ж, дева Деница, вижу, настроены вы всерьёз, так что желаю вам удачного отбора. И ничего не бойтесь – искоренители не кусаются, в отличие от нашей добычи. Проходите налево, к другим женщинам и вашему сопровождающему, и ждите начала. И да пусть днём ваш путь освещает Отец-Солнце, а ночью – Мать-Луна.
Я, не зная, что отвечать на такое благословение, просто кивнула в ответ охраннику и пошла вперёд, минуя ворота и наконец-то оказываясь на территории искоренителей.
Здесь всё оставалось почти таким же, как в моих беглых воспоминаниях. Те же старые каменно-деревянные здания, те же голые пустоши без растительности, те же тренировочные поля, на которых сейчас, впрочем, не было ни единого человека. Зато вот вокруг них, за ограждениями и на балконах собралось довольно много народа: по-видимому, и охотники, и кандидаты, и даже обычные зеваки, которым было интересно посмотреть на смельчаков, решившихся примкнуть к рядам «Искоренителей». Женщин среди них, впрочем, не было ни одной, ведь все они, как и сказал мне охранник на входе, собрались отдельной компанией слева от ворот. Да и то их здесь было всего около трёх десятков против, пожалуй, целой пары сотен мужчин.
М-да уж. Всё оказалось даже хуже, чем предполагал мой отец. Такое пополнение охотничьего общества может стать для нас действительно крупной проблемой. Остаётся только надеяться, что отбор из этих кандидатов пройдут далеко не все. А те, кто пройдут, выступят против нас ещё не скоро или же окажутся достаточно слабыми, чтобы их можно было убить одним укусом.
Интересно… А ведь Волкодав сегодня тоже должен быть где-то среди собравшихся. Вряд ли такой известный охотник, как он, может пропустить столь важное для своего общества событие. Может быть, пока я жду начала, стоит попытаться высмотреть его в толпе? Хотя бы кого-то, кто больше всех на него похож…
Я так и не добралась до общей женской компании, которая расположилась под навесом, предназначенным для защиты от солнца, в этот ранний час ещё не настолько жаркого, чтобы от него вообще нужно было защищаться. Вместо этого я подошла к натянутому вдоль тренировочного поля тряпичному ограждению и села на пустую лавку как можно дальше от других людей, принявшись внимательно рассматривать собравшихся вокруг охотников.
Видеть их лица, не прикрытые масками, да ещё и днём, оказалось для меня весьма непривычно. Обычно я сталкивалась с охотниками лишь по ночам, пускай и не только в новолуние, ведь мы, Волки, старались всячески не дать им понять, будто именно эта ночь месяца для нас как-то отличалась от всех остальных. Большая часть наших битв проходила в темноте, и уж точно все из них – под густыми лесными ветвями. И потому вплоть до этого самого момента, когда мне нужно было представить охотника, я мысленно воображала тёмный человекообразный силуэт, полностью облачённый в чёрные одежды из плотной ткани и кожи, порой даже с защитными пластинами из металла. Голова этой сущности была неизменно покрыта шляпой или капюшоном, а лицо её прятала полумаска, закрывавшая всё – от носа до самой шеи.
Впрочем, благодаря такому облачению противников я научилась отлично ориентироваться по одним только их глазам. И реагировать на малейшие движения век и зрачков, что спасало мою жизнь и жизнь моих собратьев далеко не один раз.
Пожалуй, именно поэтому я теперь всегда придавала большое значение глазам окружавших меня существ. Неважно, были они Волками или людьми…
– Привет! А ты чего сидишь тут одна-одинёшенька? Жениха себе, что ли, высматриваешь?
Рядом со мной на лавку вдруг бесцеремонно шлёпнулась девушка, которую я уже успела заметить прежде, среди рассевшихся под навесом женщин. Просто потому, что она, в отличие от многих других, несмотря на отбор разодетых в юбки и платья, подобно мне выбрала штаны и рубашку, сидевшие на ней словно вторая кожа.
У этой девушки были светло-пшеничные волосы, заплетённые в две косы, и жизнерадостные зелёные глаза, похожие на листву деревьев, чего никогда не встречалось среди Волков. По едва заметным морщинкам на её лбу казалось, что она была на пару лет старше меня. Но при этом голос её звучал так звонко и весело, будто она ещё совсем не успела познать истинную суть жизни.
Впрочем, может быть, она и в самом деле её не знала, всю юность просидев в безопасных стенах Гастиля.
– Я просто не люблю незнакомцев, – ответила я на вопрос этой девушки, постаравшись звучать как можно спокойнее, но всё-таки даже не пытаясь скрыть от неё нежелание с ней общаться.
Хотя незваная собеседница то ли не услышала мой намёк, то ли выбрала его не слышать, продолжив разговор в своей, судя по всему, привычной непринуждённой манере:
– Тогда ты довольно странная, – сообщила девушка, а затем, когда я повернулась к ней с желанием рявкнуть и прогнать её прочь с моей лавки, улыбнулась и пояснила, – Я тебя уже видела раньше на рынке. Ты иногда приезжаешь к нам в город из какой-то деревни поторговать. Значит, отца, мужа или брата в клане у тебя нет, а иначе ты жила бы в Гастиле. Так что получается, что тебе придётся выйти замуж за незнакомца. А ты говоришь, что ты их не любишь.
Внимательная какая, Лихо тебя раздери…
Впрочем, оно и не удивительно. Пепельно-белый – не самый распространённый цвет волос среди людей. Наверное, меня и правда было несложно заметить в толпе.
– А тебе, что ли, не придётся? – фыркнула я, решив если не избавиться от собеседницы, то, по крайней мере, заставить её сменить тему нашего разговора.
Незнакомка отрицательно покачала головой и одновременно с этим начала по-детски болтать свешенными с лавки ногами, отчего я только сейчас поняла, что она была довольно низкого роста.
– У меня брат в клане. Так что если я пройду, он и станет моим наставником. А я пройду, ты во мне не сомневайся. У меня и отец искоренителем был. Поэтому я тут много кого знаю.
Девушка вновь широко улыбнулась в мою сторону и вдруг подмигнула, словно намекая, что могла бы помочь мне определиться с выбором избранного – то есть, на человеческий манер, жениха – если я всё-таки пыталась его найти.
И пускай она совершенно ошибалась в своих предположениях относительно моего времяпрепровождения… Она всё-таки могла оказаться для меня полезной.
Как знать, вдруг мне теперь и вовсе не придётся участвовать в отборе и уж тем более в брачном обряде…
– И Волкодава ты, стало быть, тоже знаешь? – уже не столь едко поинтересовалась я, пытаясь удержать внимание собеседницы.
Девушка усмехнулась и неожиданно протянула руку в мою сторону, подводя её слишком близко к моей шее. Я едва не шарахнулась от её действия прочь, привыкнув видеть в столь резком приближении человека к себе только угрозу. Однако в последний момент догадалась, что это будет выглядеть странно, и кое-как убедила себя остаться на месте.
Как оказалось, незнакомка всего лишь хотела дотронуться до плеча моего лука, по-прежнему висевшего у меня за спиной.
– Сразу видно опытную охотницу, – произнесла девушка, давая мне понять, что догадалась о роде моих занятий, а затем отняла руку и полюбопытствовала, – Мелкой добычей не интересуешься, да?
– Всего лишь не хочу погибнуть на первой же охоте, – пожала плечами я, делая вид, что справлялась о своём заклятом враге исключительно из практических соображений.
Незнакомка улыбнулась мне, а затем запрокинула голову назад и сокрушённо вздохнула в небо.
– Увы, но про Волкодава я и сама ничего не знаю. Даже среди искоренителей его личность держат в тайне. И просто так никому её не рассказывают, чтобы волколаки о нём ничего не прознали. Эх, а ведь так любопытно! Аж бесит!
Меня едва не передёрнуло от слова, которым моих собратьев назвала эта девушка, даже не догадываясь о том, что для Волков оно было непростительным оскорблением. Однако в какой-то мере мне даже повезло, что незнакомка случайно напомнила мне этот термин, поскольку мне и самой теперь следовало его использовать. Да и искоренителей нужно было величать исключительно этим ужасно претенциозным названием, поскольку охотниками их называли только мои сородичи…
Жаль, что подобраться к Волкодаву, похоже, будет ещё сложнее, чем рассчитывал мой отец. Но что, если эта девушка сможет хотя бы указать мне на самых лучших из гастильских охотников? Тех, кто может быть достаточно близок к Волкодаву, чтобы и меня ввести в его ближний круг как можно скорее.
Или, если Матерь-Луна ниспошлёт мне удачи, мне и вовсе таким образом повезёт наткнуться на самого Волкодава, скрывающего личность от товарищей по оружию, но едва ли способного вечно прятаться от своей супруги.
– А кто из искоренителей в Гастиле самый опытный? – спросила я, и когда моя собеседница резко крутанула головой и буквально пронзила меня испытующим взглядом, сдалась и признала, – Кто из них может стать лучшим наставником?
Пускай я и перефразировала прямой вопрос о поиске пары, однако девушку это, похоже, вполне удовлетворило. Она расплылась в довольной улыбке и обвела глазами собравшуюся вокруг нас толпу мужиков, словно выискивая в ней тех, кто мог бы меня устроить.
– На твоём месте я бы выбирала между Раду́ и Драга́ном, – спустя полминуты сообщила мне незнакомка, а затем протянула руку вперёд и указала куда-то пальцем, – Драган вон там стоит. Такой худой, как палка. И длинный, тоже как палка. Но ты на это не смотри, стреляет он так, как будто только для этого и родился. Да и красотой Отцом-Солнце не обделён.
Я изучила взглядом фигуру мужчины, на которого был направлен палец моей собеседницы, и признала, что её описание получилось достаточно точным. Охотник был примерно нашего с ней возраста, обладал довольно смазливым лицом и, судя по его горделивой осанке, едва ли стеснялся своей худощавости. Правда, с такого расстояния я больше толком ничего не могла разобрать, и потому мне оставалось лишь гадать, встречались ли мы прежде в дозоре. Но кое-что важное мне всё-таки удалось заметить: правая рука Драгана выглядела довольно странно. Она была прямой, как всё та же палка, а её кисть, несмотря на летнее тепло, пряталась под перчаткой.
Может быть, в том было виновато ранение, от которого охотник пока не успел оправиться?...
– Что-то я нигде не вижу Раду, – щурясь и внимательно всматриваясь вперёд, разочарованно протянула моя собеседница, но потом вдруг приподняла ладонь и дружелюбно шлёпнула меня по коленке, – Но это ничего страшного. Он сегодня один из судей, так что ещё обязательно появится.
В ответ на очередное вторжение в моё личное пространство я немедленно смерила девушку крайне недовольным взглядом, однако её это по-прежнему ни капельки не взволновало.
Видимо, я была далеко не первой, кто так реагировал на её непосредственность, и она привыкла не обращать на это внимания.
– Вообще Раду, вроде как, жениться не собирался, да и в целом привык работать один, – сообщила мне девушка, вновь поворачиваясь в мою сторону и весело наклоняя голову вбок, – Но он ценит талантливых новичков. Так что постарайся, как следует, и, может быть, он тебя заметит. И приголубит.
Незнакомка задорно подмигнула мне, а затем вдруг соскочила с лавочки на землю и замерла прямо передо мной, словно собираясь наконец-то оставить меня в покое.
– Ладно, пойду я, разомнусь немного перед началом, – к моему искреннему облегчению, сообщила она, а затем, вновь совершенно неожиданно, протянула мне навстречу растопыренную ладонь, – Кстати, меня зовут Роса́на. Но ты, если пройдёшь отбор и тоже вступишь в общество, можешь звать меня Роса́.
Я удивилась неожиданно Волчьему имени своей новой знакомой и на секунду даже задумалась, не могла ли она тоже быть Волчицей, только из какой-нибудь другой стаи или редкой одиночкой. Но судя по тому, что с «Искоренителями» её вроде как связывали родственные узы, это было попросту невозможно.
– Дени́ца, – ровным голосом представилась я, пожимая выпрямленную руку Росаны.
Я не собиралась позволять девушке фамильярничать со мной и предлагать ей короткую форму моего человечьего имени. Однако та вновь не собиралась спрашивать моего мнения и, с довольным видом встряхнув нашими ладонями, сообщила:
– Тогда, если ты не против, я буду звать тебя Де́ни.
И, прежде чем я успела сообщить, что категорически против, моя новая знакомая уже стремительно упорхнула, возвращаясь под навес, в существовании которого понемногу становилось чуть больше смысла.
А я, наконец-то оставшись в долгожданном одиночестве, вновь повернула голову в сторону тренировочного поля и невольно задумалась о словах Росаны, проходясь внимательным взглядом по судейскому столу, за которым пока что было занято только два места из трёх.
Если порассуждать, то вряд ли охотники позволили бы осуществлять отбор в свои ряды первому попавшемуся человеку. Вероятно, судейская роль была для них своего рода честью, а значит, все охотники за этим столом пользовались среди товарищей уважением и доверием. Может быть, они даже входили в ближайший круг Волкодава, и рано или поздно могли бы свести меня с этим ублюдком лично. А значит, Раду, на которого Росана порекомендовала мне обратить внимание, находился где-то в верхних кругах их общества и мог оказаться для меня полезнее прочих…
С другой стороны, мне было слишком сложно забыть о том, что положение каждого охотника среди соратников и, соответственно, возможность оказаться на месте судьи, были соразмерны количеству крови моих собратьев, пролившейся на землю от револьверов этих самодовольных мерзавцев. И количеству срубленных их мечами Волчьих голов, расположившихся уродливыми рядами у Гастильских ворот…
От этой невольной мысли моя рука сама собой сжалась в кулак, оставляя отчётливые полумесяцы от ногтей на ладони, а лицо исказила предательская гримаса отчаянной ненависти и ярости. И мне оставалось лишь надеяться, что никто из окружавших меня людей не заметил высвобождения этих эмоций, поскольку задавить их в себе я сейчас никак не могла.