Крепостная с секретом. Стиральный переворот

Глава 1.1

Холод. Вода. Резкий вдох.

Сверху — голубое небо. А здесь — свинцовые волны, тяжелые, дикие. Они бьют по лицу, утягивают на дно, словно решили разложить меня между молотом и наковальней. Того и гляди — раздавят!

Я не понимаю, что происходит. Издаю сдавленный крик, мгновенно захлебываюсь. Вода ледяная, колючая, она не просто обжигает, она жжет.

Я выныриваю, как в лихорадке, и тут же работаю руками и ногами, так быстро, словно внутри меня завелся новый мотор. Откуда силы?

Будто я не пенсионерка, а олимпийская чемпионка.

Новый вдох сродни чуду, воздух сладкий, аж слезы на глазах. Их тут же смывает речная вода.

Нет, я не сдамся. Я этой реке еще покажу!

Под ногами внезапно дно. Мокрый ил скользит между пальцами, мерзко, вязко, но опора! Это уже роскошь. Впереди заросли рогоза, осока, все ходит ходуном, ветер гонит воду, шепчет мне что-то, но я не слушаю.

Пытаюсь выбраться. В ступни впиваются корни, камни и еще невесть что. Волны силятся утащить обратно, но я сильнее, а до берега уже недалеко.

Как я оказалась в реке?

Грудь ходит ходуном. Дышу часто. На ходу откидываю с лица налипшие волосы.

Помню, как собирала грибы за дачным участком. Помню скользкий после дождя склон оврага и неудачный шаг. Дальше — тьма. А теперь это. Что бы «это» ни было.

— Господи Святый! Дрена опять в реку полезла! — послышался женский голос. Певучий, со странным таким окающим говорком.

Я повернула голову и увидела в просвете между травой трех женщин на берегу. Одежда их напоминала нечто из исторического музея: длинные холщовые юбки, рубахи с вышивкой, платки, повязанные по-деревенски. Они смотрели в мою сторону с явным осуждением.

Я оглянулась, но в воде окромя меня никого не наблюдалось.

— Девоньки, не подскажете… — я уже добралась до мелководья и хотела было спросить, где нахожусь, но тут в голове сложились сразу несколько моментов.

Первое — в отражении водной глади (а волны уже поутихли) была вовсе не я. Вернее я, но лет на тридцать, а то и сорок моложе.

Второе — на мне не моя одежда. Ни любимой футболки, ни грибных треников, а что-то длинное с юбкой, к ногам прилипшее.

И третье. Кажется, Дрена, это я и есть.

— Совсем умом тронулась баба, прости Господи, — произнесла старшая из женщин, принимаясь креститься. В какой-то мере я была с ней согласна. Иначе, как это все объяснить? — После смерти мужа и дитяти совсем блаженной стала.

— Она и раньше-то с головой не дружила…

Я стояла по колено в воде, пытаясь осознать произошедшее. Стержень рациональности, выкованный годами работы в НИИ, не давал панике захлестнуть меня окончательно.

— Скажите, пожалуйста, какой сейчас год? — спросила я первое, что постучалось в голову. Голос мой звучал иначе. Молодой, но надломленный.

Я, наконец, выбралась на берег.

Женщины переглянулись. Младшая, кругленькая, с румяными щеками, прыснула в кулак.

— Год? — старшая нахмурилась. — 1858-й от Рождества Христова. Ты чего, Даренушка, совсем память отшибло?

1858 год! Я едва устояла на ногах. Коленки задрожали уже не от холода, а от осознания. Мне вспомнились лекции по истории в техникуме, скучный учебник, но сейчас бы я от него не отказалась.

Александр II, крепостное право, до его отмены еще три года!

— Спасибо, — пробормотала я, пытаясь собраться с мыслями. — Я просто... голова кружится.

Средняя из женщин, худая, с острым носом и недобрыми глазами, фыркнула.

— Вечно у нее голова кружится, — кинула подружкам, а после уж ко мне обратилась, куда как громче и сильно раздраженно. — Работать кто за тебя будет, а? Старшая прознает, что ты опять в воду залезла, розгами драть велит.

Розгами? Меня? В моем возрасте... то есть, в моем прежнем возрасте? Внутри поднялась волна возмущения, но я затолкала ее поглубже. Ситуация требует анализа, а не эмоций.

Глава 1.2

— Идем, горемычная, — старшая женщина взяла меня под руку с неожиданной добротой. Осторожно так. Правда в лицо заглянула опасливо, словно я броситься на нее могла в любой момент. — Порошка правду говорит, нечего тебе тут плескаться. Простынешь, кому польза? Никому.

Я пошла за ней, отжимая на ходу подол платья. Ноги шли легко, без привычной тяжести в суставах. Молодое тело! Как странно и непривычно.

— Ты хоть помнишь, где твоя изба-то? — спросила моя провожатая.

— Н-не совсем, — призналась я честно.

— Господи помилуй, — вздохнула она и снова перекрестилась. — Ну пойдем, покажу. На самом краю, помнишь? Где муж твой покойный, Гришка, жил. Земля ему пухом.

— И не лень тебе с ней возиться, Евдокия, — поморщилась Порошка, та самая, остроносая. Но Евдокия на нее только рукой махнула.

— Случится у тебя горе такое, я погляжу, каковой у тебя голова станется, — шикнула она и повела меня дальше по тропке.

Порошка с младшенькой ушли в другую сторону.

По дороге я украдкой разглядывала все вокруг. Дело ли? Взяла и очутилась в прошлом! А что со мной там, в настоящем сделалось?

Подумалось о том, что тот овраг, что за дачей-то пролегал, в эти годы аккурат и мог быть рекой. Правда сие ни в коем разе не отвечало на вопрос о моем перемещении в другое время. И уж тем более в молодое тело.

Но пока у меня были проблемы более насущного характера — я продрогла насквозь. Будем действовать постепенно. Решать проблемы по мере поступления и возможностей. Это куда более эффективно, чем впадать в панику.

Да. Так и поступим.

Тропинка привела к деревне — десятка полтора бревенчатых добротных изб, раскиданных вдоль единственной улицы. Вдалеке виднелась барская усадьба — белый двухэтажный дом с колоннами.

Ни линий электропередач, ни следов самолетов воздухе, ни отзвуков шоссе вдалеке. Ни-че-го.

Мужики в домотканых рубахах косились в нашу сторону. Бабы судачили у колодца. Куры копошились в пыли. Прошлое. Настоящее прошлое, а не реконструкция.

— А где мы находимся? — осторожно спросила я. Раз они меня за блаженную принимают, можно ведь это попользовать? — В какой... губернии?

— В Тверской, где ж еще, — ответила Евдокия, косясь на меня и головой качая. Ну ничего, потерпи, милая. — Село Высокое, имение господ Строгановых. Барыня-то, Анна Павловна, третий месяц как в Петербург уехала, а нонче молодой барин, сын ейный, прибыть должен. Может уже и прибыл.

Мои мысли неслись вскачь, пытаясь уложить всю информацию в единую картину. Я — Светлана Петровна Кузнецова, 65 лет, инженер-технолог в прошлом, пенсионерка в настоящем... то есть в будущем. А сейчас я, по всей видимости, крепостная по имени Дарья, которую все зовут Дреной, молодая вдова, потерявшая ребенка и считающаяся блаженной.

Мозг фиксировал факты, и я заставляла себя сосредоточиться только на них. Эмоции сейчас мне не к месту.

— А я тоже крепостная, да? — спросила я как бы между прочим. Так, на всякий случай.

— Ох, совсем у тебя с головушкой худо, — снова сочувственно вздохнула Евдокия. — Ну уж точно не вольная. Прачка ж ты. Куда ж еще блаженную приставить?

Ага, значит стирка. Черная работа. А когда-то я руководила технологическим отделом, проектировала автоматизированные линии...

Мы подошли к избе на краю деревни. Та была небольшой, но такой аккуратной, с соломенной крышей.

— Вот, — сказала женщина. — Обсохни, переоденься. А завтра к заре чтоб была в людской, репу чистить да капусту шинковать. Барин обед собирать станет, гости съедутся. Работы много будет.

— Спасибо тебе, Евдокия, — я чуть сжала ее руку, прежде чем отступить. Та меня взглядом проводила, вздохнула да отправилась восвояси.

Когда она ушла, я прошла через сени и осмотрела избу. Земляной пол, печь, грубо сколоченный стол, лавка, сундук с какой-то одеждой. В углу — закопченная икона с лампадкой. Нашелся и небольшой чуланчик, а недалеко от стола — дверца в подпол. Не сказать, чтобы зажиточно, но все ж крестьянская хата.

Первым делом я развела огонь в печи. Руки помнили, как это делается. Дрова, лучина, огниво... Вот так дела! Я даже не сильно задумывалась, пока разжигала. Конечно, я видела в детстве, как бабушка растапливала печь в деревне, куда нас вывозили на лето. Но то ж когда было? А тут раз, и словно моими руками кто другой руководит, али подсказывает, как и что надобно.

Прямо легче стало, не придется начинать с нуля всему учиться.

В сундуке нашлась сухая рубаха и юбка. Одежда была грубой, но чистой. Я переоделась, развесила мокрое платье у печи и присела на лавку.

Так. Нужно собраться с мыслями. Я инженер, человек практичный. Истерика и паника — непозволительная роскошь.

Я оказалась в прошлом, в чужом теле, в чужой жизни.

Я крепостная крестьянка в России середины XIX века.

Моя репутация "блаженной" дает некоторую свободу действий, но и ограничивает возможности. У меня нет денег, влияния, связей, только знания из будущего. Но это уже больше, чем здесь есть у многих.

Что ж, инженер всегда должен уметь работать в непредвиденных условиях. А я всю жизнь решала производственные задачи. Это просто еще одна, хоть и необычная. Скажем так, задачка со звездочкой.

Прорвемся.

Приветствие

✨ Дорогие читатели! ✨

Вот и новая история! Технарь с опытом производства в мире без электричества и базовых удобств. Как она с этим справится? Думаю, что будет не просто, но очень интересно. А еще, как и всегда в моих бытовых историях, уютно, тепло и благостно.

Ждут героиню и любовные терзания, и муки выбора, и иные всяческие переживания!

Надеюсь, и это приключение оставит у вас приятное послевкусие.

Напомню, что история пишется в рамках жанра фэнтези. Все персонажи в ней придуманы мной, а совпадения случайны.

Не забывайте ставить звездочки 🌟🌟🌟! Это поможет книге найти своих читателей, а мне — вдохновение для новых глав.

И подписывайтесь на авторский аккаунт, чтобы не потеряться)

С любовь, ваша Александра.

Книга - участница Литмоба Сударыня-Барыня! А еще больше чудесных книг здесь:

ttps://litnet.com/shrt/y5q0

Визуал

Прежде чем вернемся к истории, предлагаю немного разглядеть нашу героиню и место, куда она попала!

Усадьба господ Строгановых

Село Высокое

И сама наша Светлана Петровна

А ныне Дарьюшка. Она же Дарёна.

**А вы знали, что в России середины XIX века ношение кос имело важное социальное значение: незамужние девушки носили одну косу, часто украшенную яркой лентой, что символизировало их свободный статус. После замужества женщина должна была заплетать волосы в две косы и укладывать их вокруг головы под головным убором (кокошником или повойником), что указывало на ее новое семейное положение и было символом супружеской жизни.

Посмотрели? Представили? А теперь можно и к истории вернуться)

Глава 2.1

Я подошла к маленькому мутному зеркальцу на стене. Совсем затертое, неровное, но все лучше, чем водная гладь. Пальцы слегка подрагивали, когда я потянулась протереть его. Но то нервы. С ними я как-нибудь совладаю. Только немного времени себе дам, отдышусь и успокоюсь.

Из отражения на меня смотрело одновременно знакомое и незнакомое лицо. Молодое, изможденное, с темными кругами под глазами. Светлые волосы, заплетенные в растрепанную косу. Впалые щеки, потрескавшиеся губы. Лет двадцать пять, не больше. А то и меньше может статься, если в порядок привести.

— Ну, здравствуй, Дарья, — прошептала я своему отражению. — Придется нам как-то уживаться.

В голове было звеняще пусто. Вот я смотрю на себя молодую. Но то и не я вовсе. Странно так. И сознание рассеянное.

Глаза прикрыла, ладонями по щекам провела, себя воедино собирая. Думай, Светлана, думай.

Усмехнулась. Светлана ли теперь? Нужно к новому имени привыкать.

Глаза к потолку возвела. Дощатый кстати. Паутины вон висят по углам. Фу, в самом деле.

Эти-то паутины меня в сознание и привели. Мне же ведь теперь здесь жить! Огляделась сызнова. Да-а-а… Уютом здесь и не пахло. Но хорошо, остальное убранство вроде чистое все. И на том спасибо.

Уют можно и самой создать. Не известно еще, удастся ли мне обратно воротиться, а значит, нужно здесь устраиваться.

В голове начал формироваться план. Для начала надобно адаптироваться, понять правила этого мира. Я, конечно, кой-чего из истории помнила, но никогда глубоко в нее не погружалась. Но тут поможет репутация блаженной. Главное, чтобы расстройство от прошлой Дарены мне не досталось. Но покамест чувствовала я себя хорошо и вполне обычно.

А вот как разберусь, что к чему, можно будет прикинуть, куда мои знания пристроить.

Я снова повернулась к зеркальцу и на этот раз ободряюще улыбнулась отражению. В конце концов, у меня есть одно неоспоримое преимущество: я знакома с технологическим прогрессом. И, возможно, смогу немного... улучшить настоящее. Не зря же я сюда попала?

— Ничего, — сказала я вслух своему отражению. — Советские инженеры и не из таких передряг выбирались.

Я пошевелила поленья в печи. Странно, что отлично помнила, где кочергу взять, да и как вообще с печкой обращаться. Откуда — сама не знаю, но, видать, память тела помогала.

Резкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я замерла, не зная, что делать. Стук повторился, настойчивее.

— Дарья! Отворяй, не то хуже будет! — раздался грубый мужской голос. — Управляющий велел тебя в барский дом вести немедля!

Сердце заколотилось. В барский дом? Уже? Евдокия же про завтра говорила.

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник громадный мужик в грязных сапогах и потертом кафтане. За ним я разглядела еще двоих.

— Так вот ты где, ведьма, — процедил он, делая шаг ко мне. — Никулишна давеча видала, как ты с речным чертом говорила да заговоры над водой творила. А нынче река вышла из берегов, пол-огорода смыло! Барин приехал, и ему уже доложили, что это твое колдовство!

Я попятилась. В голове мелькнула паническая мысль: ведьм в России жгли?

— Пойдем-пойдем, — он схватил меня за руку с неожиданной силой и безо всяких церемоний. — Барин Александр Николаевич сам тебя допросит.

Глава 2.2

Меня повели через всю деревню. За руку детина этот держал ох как крепко, я даже поморщилась.

Сейчас, в разгар рабочего дня, людей на улице было немного. В основном ребятишки малые, да старики. Но даже те, кто по пути встречался, смотрел с осуждением. Не плевали, конечно, вслед, а у пары кумушек я и печаль различить успела. Но вступиться никто так и не решился.

В какой-то момент мне надоело, что наглец этот вот так грубо меня волочит. Я руку из его хватки дернула, да с силой.

Он на меня зло глянул, но, кажись, удивление во взоре промелькнуло.

— Сама пойду, — сказала ему резко. И взгляда не отвела. Этот нахмурился, но настаивать не стал.

Дальше по дороге до господского дома шли на расстоянии друг от друга. Я впереди, а конвоиры мои позади.

На лестнице стоял сухонький дядечка. Управляющий, он же приказчик. Одетый в кафтан и брюки, он дополнил свой образ еще и шейным платком. Глазки его были маленькие и мутноватые, светло голубые. Волосы реденькие. И весь он был какой-то… Чеховский*.

— Вот, Семен Терентьевич, привели, как вы велели, — мой провожатый указал на меня рукой. Тон его мигом сменился на заискивающий, со мной-то он иначе разговаривал.

Семен Терентьевич смерил меня взглядом, сморщив при этом лицо. Губы его упорно напомнили мне при этом куриную гузку.

Как пить дать, все здесь происходящее — итог местных суеверий, недалекости и сварливости. Но я подавила в себе возмущения. Не время пока. Не перед этим человеком мне объясняться.

— Нашли крайнюю, — едва слышно пробурчал под нос Семен Терентьевич, неожиданно для меня. Неужто он недоволен не мной, а тем, что меня сюда притащили? — Идем, милочка.

Я кинула быстрый взгляд на довольно скалящихся мужиков. Эти, почитай, уверены, что мне теперь зададут жару. Правда считают, что прошлая Дарья с чертями якшается или просто гадливые такие?

Мы прошли через тяжелую дубовую дверь, украшенную резными узорами. В прихожей оказалось прохладно. После влажной духоты лета на улице, здесь было прямо отрадно. Слева висело большое зеркало в золоченой раме.

Я невольно поглядела на себя мимоходом, поправила юбку. Высокая, стройная… даже худоватая. На фоне местных дородных баб, коих увидать успела, так и вовсе наверное доска доской.

Мягкие солнечные лучи скользили по ковровым дорожкам мимо открытых дверей анфилады. Здесь моего носа коснулся едва уловимый аромат чая. Но Семен Терентьевич повел меня дальше.

Коридор, где я успела рассмотреть портреты хозяев. Строгановы, вот кто жил здесь. Целый род, похоже. Мужчины и женщины разных возрастов строго следили за мной с портретов. Я даже плечи невольно назад отвела, приосанилась. Подумаете, какие важные.

Я едва успела остановиться, когда приказчик Семен Терентьевич резко остановился посреди коридора и повернулся к двери, что была слева от него.

Он уже потянулся ее распахнуть, но все же поглядел на меня и заговорил тихо:

— Барину не перечь, в пол смотри, соглашайся, что не скажет.

Я брови выгнула недоуменно. А если меня в измене короне сейчас обвинять станут, мне тоже глаза в пол потупить?

Приказчику-то я кивнула, но на деле решила действовать по ситуации.

Семен Терентьевич снова покачал головой, недовольно, пофырчал, но в дверь постучал, а после и раскрыл тихонько.

— Александр Николаевич, позвольте?

— Проходи, Семен, — тихий баритон отозвался из комнаты. Спокойный, но со внутренней силой.

Тихо усмехнувшись собственным мыслям, я шагнула следом за приказчиком.

____________________________

*Чеховский приказчик — это типичный персонаж для прозы Антона Чехова: скромный, худощавый, с редкими волосами и бледными глазами, часто незаметный и служивый, немного жалкий и неприметный, но умеющий быть исполнительным и ловким посредником между хозяином и прочими людьми. Такие персонажи встречаются, например, в рассказах «Попрыгунья», «На подводе», «Маска», «Дома». (Здесь и далее примечание автора)