Кристальная клетка

Глава 1

От каждого шага деревянные половицы прогибались. Скрип впивался в уши, к подошвам высоких ботинок, затянутых на узкую шнуровку, липла кровь. Нехорошо. Слуге придётся повозиться, чтобы отмыть пол, вычистить каждую узкую щель, каждую дырку. Конечно, она могла бы помочь ему и убрать всё колдовством, но… Все начинают с малого. И она начинала.

Женщина прикоснулась к пышным волосам, затянутым на затылке в тугую прическу. Из-за спины послышался тихий плач, переходящий в скулёж. Откинув седую сухую прядь с лица, колдунья вновь зашагала по комнате. Девушке пора замолчать.

— Дорогая, если ты не захлопнешься, то я склею твой рот.

Женщина дошла до резного широкого стола. Провела тонкими узловатыми пальцами по вырезанному волку на боковине и улыбнулась. Хороший стол, из дорогого вида дерева – такие в её родной стране не росли. Ей пришлось повоевать за него. Обидно, что тогда в огне сгорело и кресло. Весёлый был вечерок, даже жаль, что она скоро об этом забудет.

От нового, отчаянного воя, женщина крутанулась на каблуках, и огонь, пожирающий фитили свечей, освещающих подвал, затрепетал. Примитивный способ получать свет, но сейчас не должно быть никакого лишнего кристального воздействия – оно только помешает ритуалу.

Она шла к лежащей, плотно привязанной к полу девушке. Золотые волосы той небрежно разметались, спутавшись колтунами в крови. Бледные, почти бескровные руки подрагивали.

— Учитель, пожалуйста…

Женщина замерла и диковато глянула на посиневшие, еле шевелящиеся губы. Ей хотелось скользнуть взглядом дальше – увидеть зелёные яркие глаза, обычно искрящиеся добротой и весельем. Глаза, так напоминающие о несостоявшейся дружбе… Неловкий шаг, и она оступилась, каблуком попав в расщелину между досками. Нога чуть не подвернулась, и носком она шкрябнула по полу. Женщина посмотрела на вычищенную обувь, и по рукам пробежал холодок. Тени, отбрасываемые тусклым светом, подрагивали на тёмной блестящей коже ботинок, будто пытаясь скрыть три меленьких пятнышка. Рука потянулась к карману юбки, и пальцы судорожно стали перебирать шерстяной подол. Ей срочно нужно было достать носовой платок.

Девушка на полу зашептала, нарушив благоговейный треск свечей, начала качать головой. До слуха донеслись слова защитного призыва, которому колдунья научила ту лично. Женщина довольно хмыкнула. Призыв-то был её собственного сочинения, и он против своего создателя бесполезен. Тем более проводник она отобрала. Если только бедняжка не возомнила себя мастерицей, способной к прямому колдовству. Женщина фыркнула. Даже она пока не сумела овладеть подобными навыками.

Наконец нащупав карман, она быстро выудила шёлковый платок.

— Алистер… — прохрипела девушка. — …Ты же мне как мама… — продолжала стонать та.

Рука дрогнула, и платок упорхнул из пальцев, закружился и накрыл всё больше натекающую из раны кровь. Женщина заторможенно смотрела и не препятствовала. Она в момент позабыла правила слияния с проводником – вместо того, чтобы заставить платок вернуться в руку, в голове почему-то крутился рецепт апельсинового пудинга, и что, когда всё закончится, она обязательно его приготовит. Колдунья удовлетворённо промычала, представляя, как скоротает сегодняшний вечер, поедая пудинг и попивая горькое пиво. Главное, оставить себе напоминание, иначе после ритуала забудет и об этом.

На валяющийся под ногами платок она решила не обращать внимания. Пройдя по пропитавшейся кровью белой ткани, женщина перешагнула через раскинутую в сторону бледную тонкую руку. Пальцы девушки до сих пор подрагивали. Бровь взметнулась вверх, недовольно изогнувшись.

— Ну ты и живучая, дорогуша, — провела она рукой по волосам, снова прощупав затылок.

Она собиралась идти дальше, но почувствовала, как что-то ухватило за каблук и потянуло. Это были ослабевшие пальцы. Женщина выдернула из захвата ногу и замерла. Ей хотелось наступить на раскрытую ладонь и прокрутить набойкой каблука. В ушах уже стоял чей-то истошный визг и хруст костей, перед глазами – трясущиеся пальцы и тонкий красный ручеек, окрашивающий персиковый ковёр. Крик, разрывающий помпезно обставленную комнату, казался ей очень знакомым. Ведь это её собственный крик. Она дотронулась до ладони в перчатке и пнула тянущуюся к ней руку. Какие ненужные воспоминания полезли в голову.

— За что… — прохрипела девушка.

— Хорошо, ты сама виновата. Свидетельница мне Таллидория, я тебя предупреждала.

Одним шагом женщина оказалась возле головы девушки. Приподняв подол юбки и опустившись на корточки, она поспешно поддела тонкую цепочку, спрятанную под рубашкой. Её проводник. Металл обжёг, сопротивляясь, и женщина цокнула. Пора бы уже привыкнуть и хвататься за проводник только рукой в перчатке. Большим пальцем она осторожно, едва касаясь, провела по серому матовому плетению. Даже сквозь грубую ткань она ощущала пульсацию, будто у металла было сердце. Женщина вздохнула. Можно сказать и так, насильно запечатанный с помощью её крови дух бился в артефакте раненой птицей. Почему-то они никогда её не любили и не хотели подчиняться. Колдунья стиснула цепь в кулаке, в надежде, что хоть так причинит неугомонному духу боль. Был бы сговорчивей, она бы и не измывалась над ним.

Краем глаза женщина заметила, как дрогнули бледные губы, и девушка попыталась покрутить головой.

— Н-нет, — сейчас её голос казался совсем тихим.

Неужели решила помереть? Давно пора.

— Боюсь, что под конец ты совсем разорёшься, и перепугаешь слуг. Так что, — женщина поглубже вздохнула, — насладись тишиной.

Она резко накрыла рот девушки, плотно стиснув её губы. На тыльной стороне ладони заплясали тени. Под отчаянное мычание, тихие всхлипы женщина концентрировалась на артефакте. Она покачивалась словно в трансе, глаза её закатились, и задёргались веки. Цепь разогрелась до того, что металл покраснел, и тепло стало проникать сквозь перчатку, защищённую знаками северных народов от воздействия запечатанных духов.

Всхлипы стихли, и подвал вновь приобрёл долгожданную тишину. Больше девушка губами не шевелила. Женщина заметила тонкую дорожку слез на щеке, блестящую в тусклом свете. Тряхнув рукой, она поднялась и осмотрелась: начертанные на полу знаки достаточно залило кровью. Скрипнула под ногой половица – пора начинать.

Глава 2

Темнота, запах мокрой земли, и жгучая боль на внутренней стороне ладони. Я чувствовала, как по лицу крупными каплями хлестал дождь, а во рту стоял кислый травянистый привкус земли. Меня тошнило, ощущалась слабость во всем теле, не хотелось шевелить даже пальцами. Я лежала, распластавшись на земле, раскинув в стороны руки и пыталась собраться с силами. В мыслях неразбериха, перед глазами голубоватая пелена и тяжёлые веки не подчиняются. Я раздраженно вздохнула и через силу распахнула глаза. От боли голову будто раскололо пополам, и куст, который я видела неподалеку, закружился. Ко всему этому начало казаться, что под черепом что-то скребётся, ползает и распирает изнутри.

— Да неужели ты очнулась! Давай поднимайся, хочу увидеть результат твоих стараний.

Сперва я испугалась, услышав незнакомый скрипучий голос, что кто-то посторонний нашёл меня в подобном состоянии, но отбросила подобные мысли. Всё равно кто меня нашёл, сейчас было не до этого. Я проморгалась. Как же болела голова! Но хотя бы куст передо мной больше не кружился. Дождь неистово заливал всё вокруг и не позволял рассмотреть окружение. Да где же я? Шевельнув рукой, я почувствовала траву под пальцами. По коже поползла волна мелкой дрожи – одежда вымокла насквозь, волосы колтуном скатались в районе шеи и меня затрясло от жуткого холода.

— Вставай, я не хочу, чтобы ты померла. Всё же теперь нас двое. Но не думай, что я тебя прощу. Как же я зол! — чем дольше голос говорил, тем больше кружилась голова.

— Какой-то бред, — прошептала я.

Не мог же голос доноситься из головы? Это ведь не помешательство? Я попыталась подняться, но левую руку будто опалило огнём. Стиснув зубы, я облокотилась на здоровую и оттолкнулась. Волосы тёмными верёвками повисли возле лица. Я села на колени и поднесла больную руку к глазам. Под слоем грязи на внутренней стороне ладони, пересекая её горизонтально, виднелся тонкий кривой порез.

«Однозначно делал это дилетант неумёха, ещё и в жуткой спешке», — от внезапных мыслей стало не по себе, ведь звучали они инородно, словно принадлежали и не мне вовсе. Да хотя бы откуда мне знать, как правильно резать руку?

— Пошарься вокруг, кажется, где-то тут валяется дохлый попугай, — задумчиво проскрежетал голос, выдернув меня из нарастающих с каждой секундой переживаний. — Мне нужно кое-что проверить.

На мгновение засомневавшись, я всё же послушалась. Всё равно собственных идей, где нахожусь и что делать дальше, у меня нет. Превозмогая разрывающую головную боль, я осмотрелась. Но из-за дождя толком ничего не обнаружила – он заливал глаза и ограничивал обзор. Провела здоровой рукой по траве. Никакого попугая. Голос молчал, и на четвереньках я проползла немного вперёд, не переставая разглядывать землю. От холода клацали зубы. Подол испачканной мокрой юбки тянул назад, не давая возможности двигаться быстрей. Мне казалось, что я ползаю по кругу. Идея послушаться неизвестный голос теперь воспринимался полной ерундой. Я должна была искать помощь, а не копошиться в грязи под непроглядным ливнем.

— Давай, давай, не робей, вперёд. Ты мне должна.

— Пошёл ты, — вырвалось у меня под перестук зубов.

— Если найдёшь дохлую птичку, то я так уж и быть немного расскажу, что же с тобой приключилось. Я добренький, в отличие от тебя, — голос хохотнул, и я схватилась за голову. Будто камнем огрели.

Я продолжила искать. Решила, что пока доверюсь, ведь ничего не помню. Возможно, потеря памяти временная, но здесь и сейчас действовать опрометчиво показалось глупостью. Пока пробиралась сквозь завесу дождя, я выуживала из воспоминаний всё что могла. Оказалось, что всё-таки я что-то помню. Но уж очень странными были эти воспоминания и размытыми – как далёкие-предалекие сны. Вроде основной сюжет помнится, но стоит начать распутывать клубок ближайших событий, получается полная путаница и ерунда.

Птица никак не находилась, и меня это злило. Я чихнула. Не хватало ещё подцепить заразу и умереть от подобного невесёлого приключения. Стоило подумать о болезни, как в голове всплыло воспоминание – мама, поправляющая шаль на моей шее и причитающая, что для семьи будет неплохо иметь своего колдовского лекаря, а не вываливать лишние деньги всяким шатающимся пройдохам. Кажется, она намекала, что мне надо попасть на факультет врачевания. Вместе с размазанными образами до меня доносились далёкие ощущения – решимость, перемешанная со злостью. Странное сочетание. Я нахмурилась. Почему-то казалось, что это происходило лет сто назад. Никак не меньше. Но вспоминая об этом сейчас, я совершенно ничего не ощущала, словно мне безразлична эта женщина, и её наставления.

— Что за чепуха у меня в голове?

Голос отозвался:

— Ну ты и хамло. О собственной матери так говоришь? Когда мы встретились, мне показалось, что ты воспитанная.

— Ответь на поставленный вопрос, иначе я твоего попугая искать не буду.

От резкой боли перед глазами потемнело, поплыло и трава под ногами смазалась в одно тёмное пятно. Я хлопнула себя по лбу – именно там скреблись когти внутри черепа. Это было невыносимо. Меня затошнило, слезы брызнули из глаз, и я закричала. Боль стихла также резко, как и появилась. По языку разлилась солоноватая кровь из прокушенной щеки.

— Приятно познакомиться – я твой друг из черепной коробки. Советую со мной дружить, — хохотнул голос. — То, что ты вспомнила – это действительно было в прошлом. Там правда не шаль была. Твоя мамаша специально купила шёлк, он был расписан зелёными кругами и розовыми каплями – полная безвкусица, — голос чуть ли не хрюкал от смеха. Я же, не переставая, растирала лоб – он будто чесался изнутри. Но прогнать навязчивое ощущения мне не удавалась. — Твои одногруппницы раскритиковали его, и платочек ты сожгла в тот же день. Бедненький.

Рассказ ясности не внёс, но я всё же решила продолжить поиски попугая. Не стала нарушать устную договоренность, ведь ещё не ясно, что за мерзкий голос звучал в голове и кому принадлежал. А вреда тот наносил немало. Поэтому я решила подыгрывать ему и впредь.

Глава 3

Почему же меня никто не ищет? Насколько я помнила, преподаватели отличались особой бдительностью и требовали от студентов соблюдения правил, да и сами следовали собственным предписаниям. Что вообще заставило меня тащиться в ливень ночью в такую даль, да ещё и спускаться в овраг? Как не посмотри, но это была глупейшая затея.

Скорее всего я проводила запрещённый колдовской ритуал. И я даже помнила, как читала о нём. Помнила, как обсуждала детали с одной из одногруппниц. Но что было потом и почему я тут? Всё это казалось странным, но вполне закономерным, раз, я никому не сказала, что ушла сюда. Я надеялась, что хотя бы подготовилась, но пока делала вывод, что то ли по глупости, то ли по незнанию загнала себя в ловушку. Возможно, у меня имелся сообщник, и именно он должен был помочь. Но тогда, где он шляется? Ещё и голос решил отмалчиваться – на мои вопросы касательно сегодняшнего дня отвечал лишь раздражающим копошением в голове.

Когда я вылезла из оврага, почувствовала настолько всепоглощающее истощение, что рухнула на землю. Радовало, что пока выбиралась и пыталась прийти в себя, дождь немного поутих. После короткого отдыха, мне нужно было оборвать связь с кристаллом. И это оказалось сложно. Я сконцентрировалась на ощущениях, исходящих от кулона и передающихся мне, и попыталась приглушить поток блуждающих мыслей. Расслабилась, несмотря на холод. Но вместо ожидаемого, кристалл засверкал голубым ярче, и мне стало совсем нехорошо. Меня затошнило.

— И почему я должен тебе помогать снова? — влез голос.

И как только я на него отвлеклась, тошнота ушла, мне полегчало. Да и сияние поутихло. Склонив к плечу голову, осмотрела кулон – кажется, я поняла принцип.

Я сконцентрировалась на ощущениях вокруг – на мокрой, прилипшей к коже одежде, на грязных, обвивающих лицо и шею волосах. По рукам пробежали мурашки, но кулон почти перестал сиять. Зрение возвращалось к привычному состоянию, заболели от усталости руки и ноги, и пронизывающий до костей холод сковал тело. Я чихнула.

Теперь, почти обессиленная, я петляла по дорожкам академического парка. Одного из самых удалённых от общежитий. Я злилась на прошлую себя, корила за то, что потащилась в глушь, а потом свалилась в овраг. Или залезла туда сама. Ещё и порез на ладони усугублял ситуацию. Он напоминал, что там я занималась не самым хорошим делом, раз попутно убила попугая. То, что это был колдовской ритуал, я догадалась, когда вылезла из оврага и теперь придумывала внятное объяснение. Никто не должен был об этом узнать.

Фигурные клумбы и живая изгородь на мгновение расплылись перед глазами. Всё вокруг потемнело, и я пошатнулась. Придерживая голову руками, я постаралась сосредоточиться, и вдруг до меня донеслись встревоженные голоса. Они звучали так далеко, что казались ненастоящими. Из-за живой изгороди я не видела их источника, но теперь хотя бы понимала куда идти, где искать помощь. Может, это ищут меня?

— Оптимистично, — усмехнулся голос. — Но вряд ли это ищут тебя. Скорее всего что-то случилось.

— Если ищут не меня, тогда я точно должна дать о себе знать, — решила я и направилась дальше.

По дорожке я добрела до внушительной статуи на высоченном постаменте. Облокотившись на него рукой, решила передохнуть. Тут же мне прилетел упрёк от паразита в голове:

— Ты хоть знаешь на кого облокотилась?

Я мотнула головой. Откуда бы мне знать?

— Не чтишь седины. Это основатель «Фермы».

— Да плевать мне, — прошипела я, дрожа от холода и усталости. Одежда-то моя вся была мокрая, вываленная в грязи.

Чьи-то голоса звучали ближе – теперь они казались прорывающимися сквозь дождь криками. Присмотревшись, я различила впереди голубое свечение – похожее на то, что излучал мой кулон – и с облегчением выдохнула. Это мой шанс.

— Не спеши радоваться, — заскрежетало в голове.

Голос занудел дальше, но я уже не слушала. Выхватив кулон из-под мокрой блузы, я сосредоточилась на нём и почти сразу почувствовала тепло. Требовалось, чтобы он засветил как можно ярче, вытянув при этом побольше сил, чтобы не осталось возможности на дальнейшие расспросы.

— Да уж, видимо, это твоя особенность – палкой тыкать в реку, — тихо вздохнул голос.

Кулон засветился настолько ярко, что я зажмурилась. Но открыть глаза у меня не хватило сил, ноги подкосились, в темноте поплыли цветные кляксы, голубые вспышки. Из последних сил я вцепилась в барельеф на постаменте. Спать хотелось невыносимо. Я сползала на землю. Пальцы разжались, рука плетью повисла вдоль тела и я рухнула в клумбу, попутно ударившись о что-то твёрдое головой. Последнее, что я слышала перед тем, как потерять сознание – строгий женский голос и тихий перезвон колокольчиков где-то совсем глубоко внутри.

Странные пугающие образы парили вокруг меня. Какие-то люди, имён которых я не знала и чьих лиц никогда прежде не встречала; дома – роскошные и самые простые; леса и горы; холодное северное море. Образы сменяли друг друга, но чувства были одни и те же: злость, пренебрежение и скука. В какой-то момент мне стало противно от них. Росло раздражение. Во всех мелькающих картинках, которым перестала придавать значение, я пыталась отыскать хоть что-то красивое или приятное, то, за что могла уцепиться. Но этого будто не существовало. Мне стало жаль человека, жизни которого я была невольным свидетелем. Даже если эта несносная жизнь по всем вытекающим – моя.

На моих глазах умирали самые разные расы – непрекращающийся калейдоскоп смертей. Неужели всё это происходило на самом деле? Неужели это я виновата? Это я их убила? Сейчас я не испытывала к этим существам ничего, они мне были никем, я их не знала, но почему-то думала, что большинство могли прожить гораздо дольше. Зато тот, чьими глазами я видела происходящее, думал иначе – радость от их страданий заполняла меня, распирала изнутри. Но отвернуться или не смотреть я просто не могла. Будто кто-то намеренно показывал все эти трупы, тыкал плачущими и покалеченными. Наверное, это был тот самый паразит, забравшийся в голову. После наших коротких разговоров я предположила, что мои воспоминания теперь у него.

Глава 4

— Ты её напугала, — разглагольствовал голос, пока я шла рядом с Пэм. Медицинская сестра оказалась молодой и, к моему счастью, неболтливой. Зато паразита понесло, а заставить его помолчать оказалось практически невозможно. Он просто-напросто меня игнорировал. — Что ж ты в зеркало-то не посмотрела, балда? Вот будет забавно, если ты до сих пор как бабка выглядишь.

Как бабка? Ну уж нет. Но на издёвку я не ответила.

Моё внимание больше привлекала окружающая роскошь: расписанные золотом стены, лепнина по всему коридору и гипсовые младенцы, осуждающе глядящие с потолка. От богатства, давящего своим величием, у меня дёргался уголок рта. Ещё и паразит восхвалял всю эту безвкусицу, радостно попискивая.

Кажется, сейчас было учебное время, ведь по пути нам никто не встретился. Когда мы подошли к широкой лестнице из розового мрамора, я скосилась на сопровождающую меня Пэм – та удручённо смотрела на нежно-персиковый ковёр, устилающий ступени, и неловко топталась на месте, не решаясь шагнуть дальше. Я хмыкнула и, поднявшись на несколько ступеней, почувствовала, что Пэм рядом нет. Она до сих пор не сдвинулась с места и испуганно таращилась на лестницу. Паразит немедля поспешил это прокомментировать:

— Ну точно кот и огурец, — он ехидненько захрюкал.

— Сестра Пэм, вы там застыли или что? — так хотелось сложить руки на груди, но почему-то я решила повременить с этим. Возможно, я просто не хотела запугать её подобными действиями ещё сильней. Пока в собственных чувствах я разбиралась скверно.

Пэм подняла полные грусти глаза и тут же увела взгляд в сторону. Я смотрела, как она нервно теребит рукав серого халата. Как мне стоило поступить? Приободрить её или наоборот, нахамить, чтобы поторапливалась?

— Нахами, конечно же, как обычно любила делать. Что ещё за рассуждения, — фыркнул паразит.

— Ты отстанешь от меня со своими бесполезными комментариями когда-нибудь? — ответила я ему мысленно.

— Это уж вряд ли, кто-то ведь должен слушать мои каламбуры, — усмехнулся голос.

Протяжно вздохнув, я обратилась к Пэм:

— Вам нужно выполнить свою работу, как я понимаю, отвести меня в комнату, — наши взгляды встретились, и я махнула рукой на ковёр. — Неужели у вас грязная обувь? Если возникнут вопросы, скажете, что это из-за меня. Мне-то уж ничего не будет за это.

— Но… — начала она лепетать себе под нос, но о чём, я не слышала.

Всё же здравый смысл победил, и Пэм пошла ко мне. Я прищурилась, вглядываясь в ковёр, чтобы обнаружить хоть один мало-мальски заметный отпечаток, но всё было идеально. Да и о какой грязи в медицинском крыле может идти речь?

Пэм прошла вперёд, и я, подцепив подол строгой голубой юбки, доходившей мне до середины икр, последовала за ней. Хоть на мне и была академическая форма, качественно пошитая и, кажется, недешёвая, ощущалась она грубоватой и неудобной, сковывала движения. В такой юбке ногами не помашешь, через несколько ступенек не перепрыгнешь.

— Не смеши меня, — подслушав мои мысли, со смешком отозвался паразит, — поверь, нужно будет, умудришься и через три, и через пять ступеней перепрыгнуть.

На очередное непрошенное замечание я закатила глаза, но промолчала. В этот момент Пэм посмотрела на меня со смесью волнения и недоумения.

Пуговицы на форменной блузе находились спереди, что порадовало, и при одевании мне посторонняя помощь не понадобится. Ещё я насчитала несколько карманов — пару на жакете и ещё у юбки.

Мы поднялись на четвёртый последний этаж, завернули направо и теперь шли по длинному широкому коридору. Тут было много розовых, голубых и зелёных цветов. Ну просто обитель невинности и свежести. Из всех нагромождённых ваз, картин и кувшинов с растениями, больше всего мне понравились диванчики в закутках коридора. Уж больно милые у них были ножки – резные и пухленькие. На пару секунд я даже замерла, разглядывая сложный деревянный орнамент.

«Какое уродство!» — пронеслась внезапная мысль, и я отшатнулась. Закружилась голова и всего на секунду, но я оцепенела.

Пэм подошла ко мне и, коснувшись плеча, вывела из этого наваждения. Она улыбнулась, на что я тоже растянула уголки губ.

— Мисс Сорен, я составила о вас ложное представление. Как думаю, и многие.

— А какое, если не секрет? — мы свернули на повороте. По воспоминаниям, где-то совсем рядом находилась общая гостиная для меня и двух соседок.

Стоило подумать о них, как кожа покрылась мурашками. Будто мелкими иголочками дрожь пробежала от шеи к плечам. Нога подвернулась, и я запнулась о ковёр. Кажется, Пэм о чём-то говорила, но я не слышала. Волна ненависти захлестнула меня. Яркими вспышками передо мной плясали картинки – первый день в академии, в овальной гостиной до сих пор стоят неразобранные чемоданы, и я неловко стискиваю пальцами лакированное покрытие белого рояля. Две девушки переглядываются между собой и со снисходительными ухмылками протягивают для рукопожатия ладони. Они ещё ничего не сказали, не сделали, но раздражение накрывает с головой. Эти вечные насмешки и упрёки во взглядах. Я неосознанно сравниваю девиц со своими сёстрами, всеми такими умненькими и талантливыми. Девушки снова переглядываются — теперь брезгливо. Рыжая склоняет голову набок и хмурится, её чёлка уродливо топорщится в разные стороны. Лицо чернявой ничего не выражает – гладкий мрамор, но зато камушки в волосах так и сияют! Чего они от меня хотят? Дружить? Или поиздеваться? Я отпускаю на их вытянутые руки презрительный взгляд и, ничего не говоря, ухожу в свою комнату, только слыша, как скрипит подошва от резкого поворота.

От всех нахлынувших чуждых чувств, меня вытащил скрипучий голос паразита, и в этот момент я испытала к нему неподдельную благодарность.

— Эй, очнись, — когда бурлящие эмоции перестали терзать меня, я вернула себе способность мыслить и сконцентрировалась на возне в голове, голос продолжил: — А я говорила, что ты мерзкая. Девочки тебе ничего ещё не сделали, а ты как на них!

Я подняла глаза – совсем близко стояла испуганная Пэм. Приподнятая рука, слегка подрагивала, взгляд же суетливо осматривал меня. Она шагнула ко мне, но замерла, торопливо оправив и так прямую юбку под халатом, и произнесла: