Кривые зеркала 2

Часть 1

«Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека — всегда можно».

Из Нобелевской лекции Иосифа Бродского

Даже входя вместе с сыном в здание Института онкологии, Иван не был уверен, что поступает правильно. Артём после окончания пятого курса подал заявление в хирургию, и вся семья радовалась выбору парня, тем более что он решил продолжить традиции, стать таким же в профессии, как отец и дед. Единственное, что не давало Ивану покоя, почему свою первую врачебную практику сын решил проходить под началом чужих людей, а не в отделениях, которыми руководили он или его отец. Но ссориться по этому поводу с сыном смысла не было.

У Ивана с Артёмом в последнее время сложились искренние дружеские отношения, основанные на взаимопонимании и доверии друг к другу. Сложный период взросления сына и подростковых бунтов остался позади, они научились понимать и слышать друг друга и стали самыми близкими друг другу людьми.

Конечно, Иван расстроился из-за того, что на практику сын шёл в другую епархию, но вида не показывал. В конце концов, когда придёт время Артёму выбирать место работы, он будет настаивать на своём отделении, а пока пусть сын посмотрит где, что и как, потом будет с чем сравнивать.

- Пап, а с этим заведующим, к которому мы идём, тебя что-то связывает? – спросил Артём.

- Усовершенствование вместе проходили, в горздраве пересекаемся, вот, пожалуй, и всё. – Иван подмигнул сыну. – Хирург он хороший, диагност прекрасный. Характер не сахар, так и я не подарок. И потом, ты идёшь учиться, так и учись. Хотел трудностей – получи по полной. О, а вот и дверь на лестницу.

С этими словами Иван толкнул неприметную дверь, точно такую же, как и все попадающиеся по пути их следования, только без таблички, и они оказались на лестничной площадке.

- Пап, а на лифте не быстрее? – склонив голову набок, спросил Артём.

- Нет, свои ноги надёжней, поймёшь потом, - отшутился Иван.

Они начали подниматься на нужный этаж, их шаги эхом раздавались в пустом пространстве, и вдруг тишину лестничных пролётов нарушило то ли сопение, то ли всхлипывание. А потом откуда-то сверху детским голосом раздалось тихое: «Помогите».

Соколовский кинулся к перилам и посмотрел вверх. На уровне шестого этажа с внешней стороны лестничного пролёта виднелась фигурка ребёнка, судорожно вцепившегося в металлические опоры. Иван на секунду прикрыл глаза, чтобы справиться с мгновенно охватившим его страхом за мальчика, и, оставив позади сына и перескакивая через ступеньку, рванул по лестнице. В голове мелькали картинки одна страшней другой, он боялся, что не успеет, что у мальчишки не хватит сил держаться и он рухнет вниз на каменный пол в подвал, а тогда сам Всевышний будет бессилен что-либо сделать.

Всё происходило, как в тумане. Сердце бешено колотилось о грудную клетку и болело, дышать было тяжело и воздуха не хватало, даже в глазах потемнело. Но Соколовский успел схватить мальчишку, вытащил его и вместе с ним опустился на ступеньки, прижимая того к себе. На какой-то миг ему показалось, что перед ним маленький Тёмка, уж больно похожими были глаза и волнистые каштановые волосы. От этого ужас в душе только усилился, Иван гладил по спине всхлипывающего ребёнка и убеждал то ли его, то ли самого себя, что всё позади, что все живы и всё будет хорошо.

- Отец, ну ты и спринтер! – пытался разрядить обстановку Артём. – Теперь я точно знаю, почему лестница предпочтительней лифта. Приключений больше. Ты уже выяснил, из какого отделения сбежал малолетний самоубийца?

Иван лишь покачал головой на тираду сына, а малой, всё ещё обнимая его за шею, произнёс:

- Я не из отделения, я с мамой на работу хожу.

- Вот как… Давай знакомиться, что ли, - обратился старший Соколовский к мальчику. - Меня зовут Иван Дмитриевич, это мой сын Артём. А ты у нас кто?

- Ваня, - ребёнок смотрел на своего спасителя, а Иван всё никак не мог отделаться от мысли, что перед ним не чужой незнакомый ребёнок, а его Тёмка, только маленький.

Он даже протёр глаза, чтобы видение отступило.

- Видишь, как здорово, нас с тобой даже зовут одинаково, - произнёс Иван, потрепав своего тёзку по голове. Сил встать всё ещё не было, сердце прихватило не шуточно. – Расскажешь, как оказался в такой паршивой ситуации? – требовательно спросил он.

- А вы ругаться не будете? – Пацан растёр ладошками слёзы, опустил голову, помолчал, а потом, глядя в глаза Ивану, сознался: – Я со своими страхами боролся.

- Это как? – вмешался в разговор Артём и устроился на ступеньке рядом с отцом.

- Понимаете, я же мужчина, - развёл руками Ванька, - то есть я единственный мужчина в нашей с мамой семье. Я должен быть защитником, сильным и смелым человеком, а высоты боюсь. – Он тяжело вздохнул. - Мой дедушка сказал, что со страхами надо бороться, научиться преодолевать их. Правда, он говорил это не мне, а своему сыну и совсем по другому поводу, но я усвоил урок. Вот я и пошёл с самого подвала вверх по той стороне ступенек. Сначала всё было хорошо, даже весело и совсем не страшно, а когда поднялся, глянул вниз, и всё… Голова закружилась, ноги как не мои стали, я даже закричать и попросить помощи не смог, так мне плохо было. Да вот только лестницей пользуются редко, все на лифте ездят, и помощи попросить было не у кого. Так что страхи я не поборол и маму чуть сиротой не оставил. Плохой из меня защитник, – разочарованно добавил он.

- Сколько же тебе лет, единственный мужчина? Отец бы меня за такие выходки выдрал, как сидорову козу, – авторитетно заявил Артём, а Иван положил руку ему на плечо, как бы предупреждая, что надо быть корректней.

- Мне пять в марте исполнилось, - с гордостью сообщил Ваня. - Мы как раз перед моим днём рождения в этот город переехали. Раньше мы в Москве жили, там я тоже с мамой на работу ходил, а потом нам жить стало негде, не знаю почему, а тут у мамы квартира, у меня теперь даже комната своя есть.

- Папа твой в Москве, что ли, остался? – осторожно спросил Иван.

Часть 2

Это был шок. Меньше всего она ожидала увидеть в ординаторской Ивана Соколовского. Ситуация походила на плохое кино, так в жизни быть не должно. И Ванька, её маленький Ванька, находился в одном помещении с Ним и сейчас что-то эмоционально рассказывал, обнимая её за ноги. Если бы она слышала, что он ей говорил… Но нет, она не могла ни слышать, ни видеть ничего вокруг, ничего кроме Него – Ивана Соколовского. Вот так, глаза в глаза. В горле встал ком, а непрошенные слёзы покатились по щекам. Умом Юля понимала, что ей нельзя плакать, нельзя показывать свою слабость, но, увы, она была совершенно не готова к этой встрече и слишком устала в операционной, чтобы держать лицо, в результате получилось то, что получилось.

- Мамочка, не плачь, я больше никогда в жизни не буду так делать! – как сквозь вату услышала она голос сына.

Мозг включился. «Неужели Ванька опять куда-то влип? Господи, что он натворил на этот раз, если так искренне просит прощения?» - думала Юля.

Она присела на корточки, чтобы быть с сыном на одном уровне.

- Ванюша, повтори, пожалуйста, как ты больше не будешь поступать? - твёрдо и в то же время очень ласково произнесла она.

- Я не буду ходить с внешней стороны лестницы и подвергать свою жизнь опасности, - очень по-взрослому сообщил сын. – Потому что дяди, который меня спас, может больше там не оказаться и спасать меня будет некому. Я правда так делать никогда не буду! Никогда-никогда! - Юля обняла своего мальчика. А он обвил ручками её шею и уткнулся носом куда-то за ухом. – Ты мне веришь? – громким шёпотом спросил он.

- Конечно верю, Ванечка.

Юля подняла глаза на Соколовского, который всё это время внимательно наблюдал за ней. Их взгляды снова пересеклись. В его глазах она видела упрёк и, наверное, боль, но думать об этом не хотелось.

Сколько раз она проигрывала в фантазиях их встречу, сколько раз представляла, как они случайно столкнутся на улице и она пройдёт мимо с гордо поднятой головой, сделав вид, что не заметила его, а он будет долго с сожалением смотреть ей вслед. Или во время доклада на какой-нибудь конференции он увидит, чего она добилась, и пожалеет о том, какое сокровище потерял. Да она каждую ночь, ложась спать, думала о нём, пока он жил припеваючи со своей женой и своим уже взрослым сыном и не вспоминал о её существовании. Кто она для него? Интрижка длиной в несколько лет. Это для неё он единственный мужчина, а для него она лишь очередной эпизод. И в каком же глупом положении она оказалась, показав ему свою слабость…

Слёзы снова мешали видеть, а она не могла отвести взгляд от Ивана. Он изменился за эти годы, седина появилась, морщинки у глаз…

Ванька отпустил её, наобнимавшись, а она поднялась, встав в полный рост. Интересно, что все находящиеся в ординаторской молчали. Юле удалось наконец взять себя в руки.

- Иван Дмитриевич, - она попыталась улыбнуться Соколовскому. – Спасибо вам за Ваню… - Она хотела прибавить слова благодарности за то, что Соколовский предотвратил трагедию, ведь если бы не он, то… Да даже думать страшно, что могло бы случится. Но она ничего больше не сказала, поняв, как двояко прозвучали её слова.

А он разозлился.

- Всегда пожалуйста, Юлия Александровна! Обращайтесь! – И, встав со своего места, направился к двери. Артём поспешил за отцом. Лишь поравнявшись с Ванькой, Иван остановился и протянул руку ребёнку.

- Слушайся маму, герой! И береги себя. - Его голос дрогнул, но он решительно открыл дверь из ординаторской, ещё раз скользнул взглядом по Юле и вышел.

Сил не осталось совсем, эта встреча отняла последние. Вот и всё. Свершилось. Теперь Иван знает о Ваньке и, конечно, не оставит всё, как есть. Юля даже предположить не могла, что он предпримет, но разговора не избежать.

- Чай, кофе? Что будешь, Юль? – спросил Павел Николаевич, наблюдавший молча за всем, что происходило в ординаторской. – С Соколовским вы, как я понимаю, давно знакомы?

- Да, давно, - ответила Юля. – Я училась здесь до шестого курса, работала у него в отделении.

- И как же ты с ребёнком в Москве? – Зимин выразительно махнул рукой вместо слов, которых при Ваньке произносить не следовало. – И что, Дмитриевич о ребёнке до сего дня не знал? - Юля отрицательно покачала головой. А тот меж тем продолжал. – Вот так судьба и свела отца с сыном, и что хочешь делай, скрывай не скрывай, а как свыше велено, так и будет… Вот и не верь в Него потом. – Павел Николаевич поднял указательный палец к потолку.

- Наверно, вы правы… - Она хотела сказать что-то ещё, но не успела. Её очень толковый ребёнок сделал свои выводы и всё понял.

- Мама! Так это был мой папа? Он не дядя Иван, он папа, да? Ну да, я же Иван Иванович!

И Ванька рванул с места с такой скоростью, что пока Юля сообразила, куда он, и устремилась за ним, ребёнок уже выскочил из отделения.

Она бежала следом, не обращая внимания на следующего за ней Зимина. Но она слишком устала, пока оперировала, а потому, как ей казалось, еле переставляла ноги. Ваньку она давно потеряла из виду, он оказался далеко впереди, да и коридоры все эти запутанные, переходы, повороты мешали, но Юля слышала голос сына, и этот голос изо всех сил кричал одно лишь слово – «ПАПА!».

Оказавшись в холле института, она перестала слышать сына и растерялась. Люди входили и выходили: сотрудники в белых халатах, пациенты, стационарные и амбулаторные, пришедшие на консультацию в поликлиническое отделение, одни в больничной одежде, другие в уличной, родственники с передачами в сумках, взрослые, дети… Их было слишком много, и Ванька затерялся между ними. Она остановилась на мгновение, пытаясь глазами выискать сына, а потом подбежала к охраннику.

- Вы мальчика пяти лет не видели? Он в красной футболке был.

Тот отрицательно покачал головой, Зимин, кивнув Юле, направился в сторону поликлиники, а она вышла на улицу.

И тут она увидела сына, перебегающего через дорогу. Сердце ёкнуло и практически остановилось, а впереди, уже на противоположной стороне улицы в сторону автобусной остановки шли Соколовский с Артёмом. Загорелся красный, но Юле было всё равно, она бросилась через дорогу, не обращая внимания на движущийся поток машин. Ей гудели, свистели, матерились, но какое это имело значение, когда её мальчик находился на противоположной стороне и бежал со всех ног, пытаясь догнать своего отца!

Часть 3

- Я так понимаю, что на практику Артём к нам не придёт? – спросил у Ивана Зимин когда они немного успокоились и отдышались после инцидента с Ванечкой. Юля увела сына обратно в клинику, и они остались стоять на тротуаре втроём.

Соколовский пожал плечами, а Артём перестал разглядывать носки туфель и смотрел в упор на Павла Николаевича.

- Ситуация, конечно, непростая, - произнёс он, - но к практике она не имеет никакого отношения. Тем более вы говорите, что Юлия Александровна хороший врач и школа у неё московская. Завтра в восемь я как штык у вас.

Иван улыбнулся, подход сына к работе ему нравился.

Они распрощались с Зиминым и пошли на остановку.

- Пап, и что ты теперь будешь делать? – спросил Артём.

- В каком плане? – не понял Иван.

- Ну, с Юлей и её сыном.

- Ты хочешь сказать, с моим сыном? Твоим братом, между прочим, – очень твёрдо произнёс Иван. - С Ванькой буду налаживать контакт, надеюсь, ты, как взрослый мальчик, меня поймёшь и поддержишь. С Юлей всё сложно. Я слишком подло поступил с ней.

Артём молчал. Они вошли в троллейбус и встали на задней площадке, подальше от остальных пассажиров, благо в это время народа было не много. Говорить с Артёмом и обсуждать свои планы Иван не мог хотя бы потому, что не было пока никаких планов, он ещё от шока не отошёл. Шутка ли, вдруг узнать, что где-то в Москве всё это время жил его сын! Ивану хотелось вернуться в институт онкологии, взять на руки Ваньку, обнять Юлю и не отпускать никогда. Он мог обманывать кого угодно, мог врать отцу, матери, Светке, рассказывать им, что, Юля осталась в прошлом. Но нет, не было и дня, чтоб он не вспоминал, не думал, как она, где, с кем… А оказывается, она в одиночку растит их сына. В горле встал ком, а к глазам подступили слёзы. Но Иван не дал им пролиться, потому что сегодня и так превысил лимит.

Зато сегодня вечером он снова увидит сына… Да кого он обманывает! Он хотел видеть не только сына, но и Юлю. А ещё надеялся получить ответ на вопрос, почему он узнал о своём отцовстве только сейчас? Скорей бы вечер! И тут его осенило, что с пустыми руками идти к сыну просто неудобно. Нужен подарок, да такой, чтобы вызвать восторг, чтобы этот день запомнился.

- Тём, - обратился он к сыну, - ты можешь мне помочь? Мне на работу очень надо, а после рабочего дня я хотел к Ваньке, но с пустыми руками как-то не комильфо. - Иван взмахнул рукой. - Я и не помню, с чем любят играть больше всего маленькие мальчики, ты-то вон уже взрослый совсем.

Артём опустил голову. Иван же подумал, что он переоценил его поддержку, Тёмка ревнует, злится, наверняка. Всё же наличие у отца ещё одного ребёнка - это предательство по отношению к Тёмкиной матери. Как же всё запутано!

- Па, - услышал он голос сына, – ты конструктор лего потянешь? Если Ваньку Юлия Александровна одна растила, то лего у него точно нет.

В душе разлилось тепло и гордость за Артёма.

- Насколько он дорогой, и ты откуда про эти конструкторы знаешь? – улыбнулся Иван, испытывая неимоверную благодарность к сыну.

- Да как-то заглянул в отдел - залюбовался и позавидовал нынешним детям, - с ухмылкой ответил Артём. – Как видишь, пригодилось.

- Сколько стоят твои конструкторы?

- Цены разные, но такой, как я бы хотел, примерно сто-сто пятьдесят долларов.

У Ивана глаза полезли на лоб: ничего себе цены на игрушки! Столько врач в его отделении получает и то не на руки, а в виде оклада.

- Придётся заехать со мной на работу, таких денег у меня при себе нет. И пожалуйста, про то, что Юля вернулась, не говори ни маме, ни бабуле с дедом. Я потом сам.

Артём очень выразительно посмотрел на отца.

- Хорошо, я ничего им не скажу. Как я понимаю, это та самая женщина, из-за которой ты чуть не развёлся с мамой? – спросил он.

«Лучше бы развёлся», - подумал Иван. Но у Артёма на этот счёт было другое мнение, и он не стал озвучивать своё.

- Какая разница, что было тогда? – зло ответил он. – Как видишь, я до сих пор состою в браке с твоей матерью.

- И до сих пор вы грызётесь, как кошка с собакой, - пошутил сын.

- Главное, фасад красивенький, - язвил Иван. - Мы прекрасно смотримся вместе на всяких там мероприятиях. Не так давно двадцать пять лет совместной жизни отметили! Эталонная пара, блин! – в сердцах произнёс он, вкладывая в свои слова всё отвращение, что испытывал к жене.

- Неужели ты так её ненавидишь? - разочарованно спросил Артём, а Иван лишь пожал плечами и обрадовался возможности не пускаться в размышления на эту тему, увидев, что они подъехали к нужной остановке. Всё-таки сын любит мать, и знать то, что знает про неё он сам, ему не положено.

Как только они вошли в хирургический корпус, Ивана дёрнули в приёмное отделение: привезли пострадавшего в крайне тяжёлом состоянии с огнестрельным ранением брюшной полости, внутренним кровотечением и повреждением висцеральных органов. Врач взял верх над отцом, и, отправив сына за конструктором, Соколовский с головой нырнул в работу.

Когда отошёл от операционного стола, позволив ассистенту Мише самостоятельно зашивать кожу, глянул в окно и поразился – на улице темнело. Сил не было совершенно, ноги гудели, спина отваливалась, и больше всего на свете хотелось прилечь хотя бы на двадцать минут, чтобы восстановить силы. С этими мыслями он вошёл в свой кабинет и улыбнулся, увидев на столе большую красочную коробку с конструктором, рядом с которой лежал яркий фирменный пакет. Подумалось, что когда рос Тёмка, такого и в помине не было, а теперь есть, хоть и доступно далеко не каждому ребёнку. Иван сел в своё кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза - пятнадцать минут сна ему были просто необходимы.

Проснувшись, глянул на время и убедился, что всё в порядке, отведённый лимит он не превысил. А дальше пошла рутина: протокол операции, обход, записи и назначения, перевязки, посещение реанимации и, наконец, последние распоряжения перед уходом.

На часах было почти одиннадцать вечера. Юля наверняка уложила ребёнка спать, и бодрствующего Ваньку он не застанет, но не прийти к ребёнку, когда он ему это обещал, значит обмануть, а так поступить с только что обретённым сыном он не мог. Ну да ладно, просто отдаст Юле конструктор, а пообщаться придёт уже послезавтра, завтра у него сутки.

Часть 4

Юля выключила газ и принялась накрывать на стол: поставила сметану в стеклянной банке и почистила несколько зубчиков чеснока, памятуя о том, что Иван любил макать его в соль и есть вприкуску с хлебом, соль в солонку досыпала на всякий случай, нарезала хлеб, налила в тарелки борщ, ложки положила. А сама всё смотрела на мужчину, сидящего за её столом. Он изменился: немного постарел, хотя ресницы все такие же пушистые, брови густые, темные, только теперь между ними залегла глубокая вертикальная складка, в волосах поселилась легкая седина, а в остальном всё тот же любимый Соколовский…

Всё-таки любимый! На лекциях по психологии Юле говорили, что женщина больше всего ненавидит того, кого когда-то очень сильно любила, ибо после разрыва отношений приходит осознание, что лучшие годы потрачены впустую. И она верила. Сейчас же задавалась вопросом: как могла убеждать себя, что ненавидит Ивана Соколовского? Шесть лет прошло. Шесть долгих лет! А вот встретились, и нет ненависти, она ему рада, как тогда, когда ещё девчонкой была. Только знать Ивану об этом необязательно. Юля научилась быть гордой и на крохи внимания больше не позарится. Хотя и крох он ей не предложит. У него своя жизнь, а у неё своя. Разве что сын общий…

- Вкусно, Юль! Спасибо! Не дала с голоду умереть, давно я такого борща не ел, - хвалил её стряпню Иван, а сам смотрел так нежно, что грешные мысли сами в голову лезли. Но главное - не обманываться, не придумывать себе ничего. Чужой он, давно чужой. Вернее, всегда чужим был, да только она, грешница, не видела и не понимала. Любила одним словом. Благодаря этой любви у неё есть сын Ванечка, разве мало? Может, кому и мало, а ей в самый раз.

Иван доел, встал из-за стола, поставил тарелку в раковину и произнёс:

- Теперь-то на сына дашь посмотреть?

- Пойдём, - улыбнулась она.

Они вошли в комнату. На тумбочке около кровати горел ночник, и Ванюшку было хорошо видно. Он спал раскинув в стороны ноги и руки, спал беспокойно, иногда всхлипывая, лёгкое летнее одеяло валялось на полу.

- Что ж ты так, сынок, - одними губами произнёс Иван, беря ребёнка на руки. – Всё хорошо, милый, всё хорошо. Зря ты разволновался, Ванюша. – Он поцеловал сына в лоб и обратился к Юле: – Перестели постель, чтоб на мокром ему не спать, вспотел он сильно, а температуры нет.

И пока она перестилала простынь да меняла наволочку, ходил с сыном на руках по комнате, качал его, как маленького, и мурлыкал песню:

«Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий,

Баюшки-баю-баю.

Пусть никакая печаль не тревожит

Детскую душу твою.

Ты не увидишь ни горя, ни муки,

Доли не встретишь лихой.

Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,

Спи, мой звоночек родной…»*

Юля так и замерла с подушкой в руках, ведь именно эту колыбельную чаще всего пела сыну. А между тем Ванюшка успокоился, прижался к отцу всем тельцем и засопел спокойно и ровно. Перед тем как положить его в кровать, Иван поцеловал сына, пообещав ещё раз, что всё будет хорошо.

И снова они вдвоём сидели на кухне.

- Вань, ты же пришёл поздно, чтобы поговорить со мной. Так говори, пока Ваня спит, - хитро глянув на Соколовского, произнесла Юля.

Он рассмеялся.

- Нет, Юль, я пришёл поздно, потому что работал. Полдня я провёл у вас в онкологии, потом оперировал. Время сейчас дурное, холециститов с аппендицитами не убавилось, зато огнестрела всё больше и ножевых, да вообще всяких травм, которые только человек человеку нанести может из гуманных соображений, - с иронией произнёс он.

- И у тебя нет ко мне вопросов? – удивилась она.

- Есть, конечно есть. - Он внимательно смотрел ей в глаза. - Перво-наперво, хочу тебе сказать, я признаю, что сделал глупость тогда, осознал ошибку практически сразу и стал тебя искать, но ты, видимо, уже уехала.

Юлю возмутили его слова, шесть лет прошло, какая теперь разница!

- Я не скрывалась, Ваня, и не пряталась от тебя. Я просто пыталась выжить! - Она говорила категорично, потому что злилась в этот момент. Глупость он сделал… Это теперь так называется? Нет, это была не глупость, это было почти убийство её, на тот момент ещё чистой, души. - Понимаешь, мне нужно было выносить и родить ребёнка, закончить институт и стать хирургом. Вот и всё. – Она развела руками. Замолчала на мгновение, пытаясь не расплакаться, потому что он не должен видеть её слёз. Ей не больно, давно уже не больно, пыталась убедить она сама себя, а ком в горле лишь от воспоминаний. – Ты меня бросил, а твои родственники не позволили бы мне ни получить образование, ни выносить Ванюшку.

- Ты должна была сказать, что беременна, это же мой ребёнок, мой! – повысил он голос.

- Я не хотела ставить тебя перед выбором. В то время ты был нужнее Артёму. - Юля закрыла ладонями глаза и тяжело вздохнула. – Ваня, если бы я осталась, меня бы сломали, провернули через мясорубку и выбросили. А я была не одна…

Он лишь покачал головой.

- Откуда ты могла знать, что бы я выбрал?

- Я знала, как правильно, - твёрдо произнесла она. – Ты отдалялся, у тебя не было на меня ни сил, ни времени. Заметь, я не ставлю под сомнение твои чувства ко мне, но ты поступил так, как должен был. Вот и я тоже поступила, как должна была. Ты вырастил замечательного сына. Это главное.

Он улыбнулся, и её злость прошла… «Тряпка! - окрестила себя Юля. - Самая настоящая тряпка. Растеклась лужицей, от одной улыбки. Да ему просто приятно, что его сына замечательным считают. Всё, с этим пора кончать». Она глянула на часы, стрелки показывали почти час ночи. Утром у неё по графику две плановые операции, а ещё Артёма в курс дела вводить.

Вообще, это был странный вечер, вернее ночь. Юля пыталась выглядеть спокойной, а душа болела и кровоточила, и так хотелось остановить время, но оно неумолимо двигалось вперёд.

- Юль, как же ты жила всё это время? – спросил он виновато.

Она снова улыбнулась, но глаза оставались грустными.

Часть 5

- Доброе утро, Юлия Александровна, - произнёс Соколовский-младший, входя в ординаторскую с двумя большими пакетами. – Видел в коридоре Павла Николаевича, он сообщил, что вы мне светлую жизнь решили организовать.

- Доброе утро, Артём Иванович, - улыбнулась она. – Тёмную я вам устраивать не собиралась, так что наш заведующий прав. Через пять-десять минут мы с вами идём в операционную, будете третьим - крючки держать.

Он подошёл к холодильнику, открыл его и начал выгружать пакеты с пирожками, хворостом и под конец достал торт в картонной коробке. Закрыв холодильник, повернулся к Юле.

- Замечательно, держать крючки - моя слабость, я делаю это почти профессионально, - ухмыльнулся, тряхнул головой, отбрасывая чёлку набок.

Интересно, почему в её глазах нет восхищения, думал он. В том, что он непозволительно хорош, Артём не сомневался. Интересно, клюнет на него его новая начальница или нет? Обычно особи женского пола клевали все без исключения, независимо от возраста и социального положения. И он этим пользовался. А эта строит из себя… А ведь именно она виновата в том, что у него не семья, а чёрт-те что.

- Люблю профессионалов, - спокойно ответила его наставница. Улыбки на её лице больше не было, а жаль, она ей шла, даже вселяла надежду на успех его задумки.

- А потом чем займёмся? После операции. – Артём игриво поднял одну бровь, всё ещё не теряя надежды произвести нужное впечатление. Конечно, она старше его, но не на много. Судя по виду, ей и тридцати нет, почему бы не увлечься шикарным парнем? Тем более он на отца сильно похож, только лучше, выше, стройнее, моложе.

Но она его заигрывания явно не оценила, да ещё умудрилась глянуть сверху вниз, говоря всем своим видом, что эти глупости не для неё, хотя ростом-то еле до плеча доставала.

- Потом обход, сегодня вместе со мной, - констатировала она. - И в районе обеда вторая операция. Готовьтесь пока, а я пойду поговорю с пациенткой.

Она ушла. Артём надел больничную форму и халат. Сел за стол и уставился на титульный лист истории болезни. Да, Юлечка Александровна оказалась не так проста, как ему показалось изначально. То ли дело последняя отцовская любовница, вот у той он имел успех. Ну да ладно, надо работать, о бабах он подумает потом.

Артём вчитывался в заполненную аккуратным, совсем не врачебным почерком историю, прикидывал объём операции, понимал, что легко не будет, слишком сложно всё, но интересно, составил свой план. Шансов у больной мало, но попробовать стоит. В какой-то момент захотелось обсудить всё с Лапиной, нет, не блеснуть знаниями, а внести что-то своё, на его взгляд - правильное.

Отвлёкся на открывшуюся дверь ординаторской, впустившую заведующего вместе с Ванькой.

- Ну что, осваиваетесь, Артём Иванович? – спросил Павел Николаевич.

- Да, спасибо, всё хорошо, - ответил он, наблюдая, как Ванька прошёл к дивану, забрался на него, сердито сопя, снял сандалии и отдал их Зимину. Смотрел при этом парень хмуро, то, что происходило, ему явно не нравилось.

- Ваня, ты почему с Артёмом Ивановичем не поздоровался? – спросил Зимин, пряча обувь в ящик и закрывая тот на ключ.

- Здрасте, - не поднимая головы произнёс ребёнок.

Артёму стало смешно.

- Здравствуй, Ваня. И где сегодня твоё боевое настроение? Или ты по дороге сюда успел что-нибудь отчебучить?

- Ничего я не натворил, просто сейчас все уйдут, а я без башмачков за пределы ординаторской выходить не могу. - Он сложил руки на спинке дивана и, сев боком, спрятал в них лицо.

- Конструктор-то вчера оценил?

- Какой конструктор? – оживился ребёнок.

- Ну как какой? Тебе папа же его должен был подарить. - Артём ничего не мог понять, не может врать Ванька. Может быть, отец до них не дошёл, но дома он не ночевал… Наверно, завернул к Лере.

- Я вчера спал после укола, а до этого - орал! - ещё более сердито заявил Ваня. – Даже папу с конструктором прошляпил! – Сказал и взвыл.

- Ваня! - призвал мальчишку к ответственности Павел Николаевич. - Если Иван Дмитриевич не пришёл вчера, значит, придёт сегодня или завтра. Ясно? А сейчас ты прекратишь разводить сырость и не станешь снова нарёвывать себе температуру. За диваном твои игрушки и книжки, а нам надо работать. И чтобы без фокусов. Понял?

- Понял, - ответил Ванька, размазывая по лицу слёзы.

Артёму было смешно, он невольно сравнивал Ваньку с самим собой. И конечно, выигрывал по всем параметрам. Он не помнил, чтобы когда-то в детстве устраивал деду с бабулей истерики, ему вообще казалось, что он был пай-мальчиком и подарком для родителей. Его мать из-за него ни одной слезы не пролила. Он даже почувствовал гордость за самого себя, правда, это состояние долго не продлилось, потому что они вместе с Зиминым отправились в операционную.

Лапина его удивила. Несмотря на то, что Артём был ещё студентом, операций он видел немало - его отец чуть ли не с первого курса приобщал, - и чего стоит тот или иной хирург, определить мог. Юлия Александровна оперировала красиво, в её движениях чувствовались уверенность и опыт. Он бы зауважал её прямо сегодня и сейчас, если бы она не была той самой Юлей, которая чуть не увела из семьи его отца. Но до чего ж хороша! А глаза… Какие же красивые у неё глаза, как озёра прямо, в них утонуть можно.

Из операционной он выходил в состоянии эйфории, впечатлила его Лапина. А ещё он заметил, что всю операцию она простояла не на полу, а на скамейке, чтоб рост прибавить и с Зиминым быть на одном уровне. Подумалось, что три с половиной часа провести в одном положении и даже с ноги на ногу не переступить, это не шутки. Всё-таки отчаянные те женщины, что в хирурги идут. Это ведь чисто мужская специальность. Попробовал представить Юлю терапевтом, и… не получилось. Всё же есть в ней что-то такое, неуловимое. Ведь не зря отец её любил. Последняя мысль Артёму очень не понравилась, но что поделать, мысль есть мысль, если в голове засела - от неё не избавиться.

Как только вошли в ординаторскую, Ванька бросился к матери, за ноги обнял, в живот головой уткнулся.

Часть 6

Ивана вызвали на консультацию.

- Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – спросил Соколовского Володя Семёнов. Вернее, Владимир Семёнов - кандидат медицинских наук и заведующий отделением травматологии.

- Давай подождём, Володь. Обезболим, дадим спазмолитики и подождём хотя бы до завтра, - отвечал Иван.

- Думаешь, не желчнокаменная?

- Нет, в наличии камней я не сомневаюсь, я не уверен в целесообразности операции сейчас. Её надо будет оперировать, но планово и позже, когда человек на обе ноги встанет. А так, лежачую… - Он отрицательно качнул головой. – Только спайки получим. А оно нам надо?

- Консультацию запишешь с рекомендациями? – спросил Володя.

- Да, всё, что полагается, всё напишу. Я поговорить с тобой хотел.

- Говори.

- Выйдем поговорим?

Семёнов рассмеялся.

- Морды друг другу побьём… Что случилось, Вань?

Они вышли на улицу и сели на лавочку в тени старого дуба, как раз напротив приёмного отделения.

- Вовка, вот ответь мне на один вопрос, ты мне друг? – Иван внимательно смотрел на выражение лица собеседника, но тот лишь рассмеялся в голос.

– Вань, ты меня ещё спроси, уважаю ли я тебя. Знаешь, друг, - Володя выделил интонацией слово «друг», - ты либо перегрелся, либо переработал, а скорее и то, и другое. Что случилось?

- Сын случился, - ответил Иван.

- У Тёмки проблемы? Надеюсь, он в свои двадцать жениться ещё не собирается? – Хорошее настроение не покидало Семёнова, и Соколовскому, глядя на это, действительно очень хотелось дать ему в морду.

- Нет, у Тёмки всё в порядке, - еле сдерживая себя, старался выглядеть спокойным Иван. – У меня другой сын случился, Иваном зовут, и ему, между прочим, уже целых пять лет.

Соколовский наблюдал, как Володя вмиг стал серьёзным.

- Давно в курсе? – опустив голову, спросил он.

- С позавчерашнего дня. А должен был узнать ещё пять, даже шесть лет назад! – Иван злился. – Но у меня есть «друзья», которые предпочли мне ничего не говорить, хотя сами-то наверняка знали. Ведь знали, Володя? - Тот лишь кивнул. – Тогда почему вы мне ничего не сказали?!

- А сам не догадываешься? – Семёнов с осуждением смотрел Соколовскому в глаза.

- А что тут догадываться? - горько ухмыльнулся Иван. – Видимо, друзья у меня слишком хреновые.

Он встал с лавочки и, в сердцах махнув рукой, пошёл в сторону приёмного покоя.

Только войдя в свой кабинет, Иван понял, что консультацию он не записал и, мало того, историю болезни с собой не прихватил. Придётся возвращаться.

Встал и пошёл. По дороге до отделения травматологии думал о том, что зря вспылил на друга. Не мог тот ему про рождение Ваньки рассказать, против жены и её подруги не пойдёшь, вот и Володя не пошёл. И если брать по большому счёту, то на их месте он поступил бы точно так же. Артём нуждался в отце, и он в то время был в приоритете. А узнай тогда Иван, что Юля родила, бросил бы всё здесь и к ней бы рванул, а Тёмка не избежал бы кривой дорожки.

Вспоминать то время не хотелось, уж больно тошно ему было, хоть в петлю лезь. Единственной отдушиной стал Артём, которому требовалось отцовское внимание. И Иван решил, что проводить время с сыном будет полезнее, чем жить только работой. Ведь если он будет чуть меньше зарабатывать - с голоду в его семье никто не умрёт, и с тех пор перестал брать дополнительные дежурства. Он и отпуск брал так, чтобы он совпадал с каникулами сына в школе, а потом и в институте. Где они только не были: и в Карелию ездили, и в Сибирь, и на Байкал, и в Крым, и на Алтай, выбирая маршруты далёкие от цивилизации, предпочитая дикую природу шумным городам. Выгоды в таком времяпрепровождении было две: первая - они оставались с сыном один на один, без влияния деда и квохтанья бабушки, а второе - Светлана, предпочитавшая комфорт, отправлялась на курорт, потому что прелести дикой природы её не вдохновляли, и не мешала мужу и сыну.

В результате сын вырос замечательным человеком. Иван им гордился, да и собой тоже, потому что если бы не он, неизвестно, чем бы Тёмкины приключения закончились.

О разводе со Светой речь больше не шла. Они жили в одной квартире, ели за одним столом и ложились в одну постель, правда, каждый на свою половину. Объединял их сын. Как ни странно, Артём не видел недостатков матери и любил её безусловной сыновней любовью, считая практически святой. Светлана же поддерживала эту иллюзию. Ивана Света больше не трогала, исполнения супружеского долга не требовала, видимо, справляя нужду на стороне. Ему же было всё равно, где она и с кем. Сам он года три ни о каких отношениях думать не мог, а потом потребность взяла своё. Вот так в его жизнь вошла Лера. И что делать с ней сейчас, он понятия не имел.

Подумалось, что за то время, что шёл по коридору из одного отделения в другое, полжизни перед глазами промелькнуло, а сколько вопросов успел себе задать… Только с ответами туго.

- Вернулся? – спросил его Семёнов, как только Иван вошёл в отделение травматологии.

- Я консультацию не записал, - ответил Иван.

- Пойдём ко мне в кабинет, запишешь.

Володя подождал, пока Соколовский заполнит историю, а потом произнёс:

- Надеюсь, ты нас с Танюшкой простишь.

- Уже, - сделав неопределённый жест рукой, сказал Иван. – Умом-то, я всё понимаю, не дурак же.

- Вот и хорошо! И какие у тебя планы? – поинтересовался Семёнов.

- Я люблю её. Вернее, их обоих люблю. Буду исходить из этого, а там как пойдёт. От сына я не откажусь однозначно, с Юлей сложнее.

- Ты отпустил её, помнишь?! – Володя злился. Иван сдерживал себя изо всех сил, его бесило поведение друга, но, как ни противно это было осознавать, тот был прав.

- Я думал… - Соколовский махнул рукой. – Да какая разница, что я думал. Это было не моё решение, но я должен был поступить так, как поступил. Я был вынужден. Но если бы я знал тогда…

- Поэтому ты и не знал. - Семёнов развёл руками. – Вань, а ты не думал, что это Юля всё решила тогда, а не ты. Она решила за вас обоих. Как бы ей ни было страшно и горько, Юля оказалась сильней тебя, и именно она поставила точку в ваших отношениях.