Кривые зеркала

Пролог

Октябрь 1988 года

Он подошёл к её дому, остановился, выкурил сигарету, немного подумал, развернулся и побрёл в сторону улицы. Опять остановился. "Нет! Я не могу уйти, не могу отказаться от неё!" - хотелось закричать ему. Но вместо этого он топтался на месте, не в силах решить, что же правильно. Хотя о чём это он! У них сразу всё пошло не так. Он - взрослый мужчина, давно и прочно женатый, и она - девочка, только познающая жизнь. Он должен был держать себя в руках, однако поддался чувствам, и в итоге она, поначалу захватив все его мысли, прочно поселилась в сердце. Если бы он был хоть чуточку умнее, если бы мог предвидеть, что их ждёт, то смог бы остановиться. Но, увы, он был простым человеком, подверженным слабостям и соблазнам...

Это ворованное счастье длилось почти пять лет, но, к сожалению, жизнь не сказка, пришло время ставить точку. Невозможно следовать только своим желаниям, и какой бы выбор он не сделал, кому-то из близких ему людей будет плохо. В конце концов пришлось выбирать, и он выбрал семью, отказываясь от самого дорогого ему человека.

Однако хватит ходить туда-сюда, протаптывая невидимую дорожку по асфальту и оттягивая неизбежное! Решил так решил. Надо сделать этот первый шаг, самый трудный, иначе он сломается и не сможет… Но он должен!

Вот только сейчас соберётся с силами, а потом войдёт в подъезд и позвонит в дверь. Она, конечно же удивится, почему он звонит, он же положит ключи от квартиры на полку и скажет, что между ними всё кончено.

За грудиной пекло, во рту было горько то ли от бессчётного количества выкуренных сигарет, то ли от происходящего.

"Какой же я мудак! Зачем?! Зачем я позволил всему этому произойти?! Господи, помоги, подай знак!" Но небеса молчали, жить или не жить нужно было решать самому.

Окурок очередной сигареты бросил под ноги и яростно раздавил его носком ботинка, вкладывая в это нехитрое действия все чувства, которые им владели сейчас. Ветер подхватил искалеченный бычок и покатил его по асфальту.

Погода была под стать внутреннему состоянию: хмуро и холодно.

Грустно и смешно... Познакомились они летом, а расстаются осенью, будто в слезливой мелодраме. Для полного сходства не хватало только дождя...

Нет, совсем не смешно. Противно. Противно от самого себя, от своих трусости и нерешительности. Мог бы - сам разорвал бы себя на кусочки!

Время шло, а он всё метался. Следующие полчаса провёл на детской площадке, сидя на качелях. А вот и дождь, как и заказывали, сначала одна капля, затем другая, третья, по лицу побежали ручейки воды, глаза защипало.Это слёзы? Да нет же! Он, взрослый мужик, не может плакать из-за того, что сегодня, в этот мерзкий осенний день, расстаётся с любовницей. Это дождь, точно дождь, вон и голова мокрая, с волос течёт.

Всё, тянуть больше нельзя! Он поднялся, подошёл к подъезду и ненадолго остановился на крыльце, собирая все силы в кулак. Мысленно ещё раз прогнал заранее приготовленную короткую речь, выдохнул и вошёл в дом. Отсчёт начался. Поднявшись на пять ступенек, как вкопанный встал перед дверью в квартиру, это последняя возможность передумать и отказаться от своего решения. Но времени на раздумья ему не дали: в замке щёлкнул ключ, и в проёме появилась она.

- Ты пешком? Вымок весь, - заметила улыбаясь.

Милая, домашняя, родная и такая молодая. Улыбнулся в ответ, хотя было ему совсем не весело. Вновь захотелось смалодушничать, промолчать, прижать её к себе, поцеловать. И она ответит, ведь ещё не знает, с чем он пришёл. Ждала его, приготовила ужин... Раньше они бы вместе поужинали. Она подкладывала бы ему кусочки повкуснее и побольше, а он бы нахваливал её кулинарный талант, игриво покусывая ей пальчики. Потом они вместе приняли бы душ и до утра любили друг друга. Раньше, но не сегодня... Да и никогда больше.

Очень хотелось оставить всё по-прежнему, но он достал из кармана ключи и демонстративно положил их на полку.

- Прости меня, если сможешь. Между нами всё кончено. - Он трусливо попытался переложить часть ответственности на неё. - Ты ведь должна была предполагать, что рано или поздно это случится. Ты же знаешь, что я женат…

Тошнило от звука собственного голоса и от того, что он говорил ей.

- Да, - только и ответила она, потом отвернулась, обняла себя за плечи, и только по их лёгкому вздрагиванию он понял, что она плачет. Хотелось обнять её, успокоить, и он уже сделал было шаг, но остановился. Он лишился этого права. Надо уходить, но ноги не слушались. Вот если бы она закатила истерику, начала бить посуду и обзывать его...

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – виновато спросил он, в душе надеясь, что скандал всё-таки будет.Тогда бы ему было проще... Чёрт, опять он о себе!

- О том, что ты женат, ты вспомнил только сейчас, а раньше у тебя был приступ склероза? – Она наконец повернулась к нему лицом, и он увидел родные заплаканные глаза. - Я тебя услышала. Иди, - кивком указала на дверь и вновь отвернулась.

Слишком быстрым вышло прощание... Сгорбившись, он вышел на улицу, чувствуя себя абсолютным подонком. Да что там! Он и есть подонок. Видимо, жена была права...

До самой ночи он бесцельно блуждал по городу. Домой идти не хотелось. Напиться бы, но, во-первых, магазины уже закрыты, а во-вторых, это не выход - счастье уже не вернёшь.

Совершенно опустошенный и разбитый, решил переночевать сегодня в больнице - там никто не будет приставать с расспросами, рассказывать о достижениях подруг и их мужей и высказывать претензии. Войдя через приёмный покой и стараясь быть максимально незаметным, поднялся на второй этаж и спрятался в своём кабинете, радуясь, что его никто сейчас не видит. Свет включать не стал, так и сидел в темноте, отрешённо глядя на стационарный телефон.

А в мыслях только она. Как она будет жить дальше? С кем? Он утешал себя тем, что она молодая, встретит кого-нибудь, полюбит, выйдет замуж и забудет о нём. Первая любовь всегда заканчивается разбитыми надеждами. Так что ничего, выживет его девочка.

Часть 1

Год 1983

Перед глазами всё плыло, буквы сливались, слова казались кривыми, наезжая друг на друга. Юля зажмурилась, пытаясь прийти в себя, но это не помогло. Ей было физически плохо. Очень плохо. А послезавтра очень важный день - вступительный экзамен по химии. И если она его завалит, то подведёт всех: маму, положившую на неё жизнь, отца, потому что никогда не сможет стать врачом, как он, бабушку, которой будет стыдно в глаза подругам смотреть. Поэтому Юля должна готовиться - зубрить сегодня, завтра и всю ночь перед экзаменом. Груз ответственности невыносимо давил на её ещё детские плечи, и она очень боялась подвести семью. Однако дикая головная боль рушила все планы, и всё, чего сейчас хотелось Юле - пожаловаться маме, прижаться к ней, получив свою долю тепла и пусть скупую, но ласку, пожаловаться на недомогание и лечь в постель. Но это желание так и осталось невыполненным, потому что, во-первых, мама, скорее всего, скажет, что она притворяется, а во-вторых, открытый учебник химии, лежавший на столе и, казалось бы, уже выученный Юлей от корки до корки, как будто смотрел на неё с немым укором, мол, время идёт, а ты думаешь не о том, иди и зубри...

Юля решила, что надо освежиться. Под недовольный взгляд мамы прошла в ванную и там поплескала себе в лицо холодной водой. Вроде бы полегчало, но она знала, что это ненадолго. Сейчас приедет бабушка, и станет задавать бесконечные вопросы, заставит решать кучу задач и спрашивать, спрашивать, спрашивать. Бабушка - лучший преподаватель химии в городе, заслуженный учитель. И она не уставала повторять, как много труда вложила в единственную внучку и как должна ценить это. Юля и ценила, воспитание давало знать о себе: всю свою недолгую жизнь она почти каждый день слушала лекции о том, что должна быть благодарна маме и бабушке за всё то, что они для неё делают. С отцом было иначе, он её просто любил, гордился её успехами и считал, что здоровье дочери дороже всех её достижений. Но и тут Юля умудрилась разочаровать женскую часть семьи - со здоровьем у неё были проблемы. Болела она с самого рождения так часто, что бабушке пришлось сначала брать меньше часов в школе, а потом и вовсе уйти на пенсию, чтобы помочь дочери растить вечно нездорового ребёнка.

- Учишь? – строго спросила мама, заглядывая в комнату. – Юля, где тетрадь? Покажи, сколько за утро задач прорешала. Сейчас приедет бабуля, она договорилась через кого-то показать тебя доценту кафедры химии. Платье я подготовила. Возьми с собой все черновики. Это такой шанс! Вдруг тебя заметят, хотя доцент эта в меде уже не работает, но связи-то остались. - Мама закрывала дверь, когда Юля всё-таки решилась пожаловаться на плохое самочувствие. Но в ответ услышала лишь гневную отповедь. - Что значит тебе плохо? Продуло, что ли? Я говорила, окно не открывать, но ты ж разве послушаешь! Всё взрослую из себя корчишь.

Юля зажмурилась, схватив голову руками.

- Плохо мне, понимаешь, плохо! Я не вижу ничего, строчки одна на другую наезжают, и голова раскалывается. Я, наверное, не доживу до этого экзамена! И свежий воздух тут не при чём.

Мать принесла градусник и позвонила бабушке, обрисовав той ситуацию, попросила перенести встречу с доцентом на несколько часов, чтобы дочь в себя пришла.

Температура у Юли оказалась нормальной, а потому, покидая комнату, мама одарила Юлю таким взглядом, что девочка пожалела о том, что пожаловалась на своё дурное состояние.

Меж тем боль в голове усиливалась. Юля вышла на кухню и достала аптечку.

- Можно подумать, ты знаешь, что надо принять! – услышала голос матери, которая чистила картошку.

- Знаю, – ответила Юля достаточно резко, вкладывая в слова всю свою обиду. - Мама, за что ты меня ненавидишь?

- Глупости не говори, это же надо придумать такое! С чего ты взяла, что я тебя ненавижу? То есть я ради вас с отцом в лепёшку разбиваюсь, готовлю, стираю, убираю, чищу, шью, а в результате вынуждена терпеть капризы и упрямство собственной дочери! Видите ли, я её ненавижу. Совесть у тебя есть?

Юля пожалела, что задала этот вопрос. Сил на скандал не было, а мама завелась с пол-оборота. И она была права: последний год вся работа по дому свалилась на неё, Юлю оградили от всех её обычных обязанностей, чтобы она могла сосредоточиться на подготовке к экзаменам, сначала к выпускным, а теперь к вступительным. Юля, опять же, всё это ценила и была благодарна, но вот сейчас ей были нужны не упрёки и нотации, а элементарное сочувствие и помощь. Перед глазами мелькали мушки, пол под ногами качался, стены плыли, а потом резко стало темно...

Очнулась Юля на полу, мама водила перед её носом ваткой с нашатырём.

- Я скорую вызвала. Ты что, по-человечески сказать не могла, что тебе плохо? Я ж не подниму тебя, ты тяжёлая.

Юля отвела её руку с ваткой от себя и попыталась встать. Дойти до ванной комнаты, чтобы умыться, сил не было, поэтому она по стеночке доползла до кровати и рухнула на неё.

***

Из полузабытья Юлю вырвал дверной звонок, потом она услышала голоса: недовольный мамин и незнакомый женский. О чём они говорят, Юля при всё желании не поняла бы, всё сливалось в сплошной гул. Наконец в комнату вошла мама, а за ней незнакомка в белом халате. И тут Юля вспомнила, что мама вызвала скорую.

Врач, та самая незнакомка, внимательно осмотрела Юлю, послушала, померила ей давление и вынесла вердикт, обращаясь к маме:

- Переутомление у вашей дочери. Простое переутомление. Сейчас мы сделаем укол, и пусть поспит хотя бы до утра.

- Но у неё же экзамен послезавтра! - возмутилась та.

- Так ведь послезавтра, а не сегодня, - с усмешкой посмотрела на маму докторша. Мама недовольно поджала губы, но промолчала. - Перед смертью не надышишься. Кстати, - спросила она, заполняя сигнальный лист, - Лапин Александр Васильевич вам не родственник, случайно?

- Муж это мой, – произнесла мама с ноткой презрения.

- Так Юля его дочь? - Женщина уже с интересом посмотрела на Юлю и ласково ей улыбнулась.

Часть 2

Этой новообретённой уверенности хватило ненадолго - перед экзаменом Юля не спала всю ночь. Нет, она не металась из угла в угол, повторяя раз за разом всё то, что столько времени зубрила. Просто лежала с закрытыми глазами и молилась. Молилась, как могла, и надеялась, что Господь её услышит, потому что помощи больше ждать было неоткуда. Сама она сделала всё, что от неё зависело, папа в жизни не пойдёт просить за кого бы то ни было, даже за любимую дочь, а про маму и говорить нечего - если Юля не поступит, спокойной жизни ей не видать. Поэтому только и оставалось уповать на Божью помощь. И хорошо, что она сейчас одна и её никто не слышит, иначе не избежать ей скандала, мол, как она, комсомолка, могла скатиться до такого позора, как молитва! И никого бы не интересовало, что молитвы-то не настоящие - Юля сама их только что придумала. А вдруг да получится!

Надо ещё за родителей попросить, подумала Юля, а то что-то совсем всё разладилось у них в семье. Несколько дней назад, ещё до того, как Юля свалилась от переутомления, случился страшный скандал. А началось всё как всегда - с приходом бабушки.

- Наташа, почему Юлия бездельничает?! - начала она прямо с порога.

- Я не бездельничаю, - огрызнулась Юля. - Мама обед готовит, не может от плиты отойти.

- И что у той плиты стоять! - продолжала высказывать недовольство бабушка, снимая обувь. - Пошла в универсам, купила полуфабрикатов и консервов - и никакой мороки.

- Папа любит домашнее, - сказала Юля и поняла, что зря.

- Ах, папа… Твой папа…

- Юля, иди занимайся, - в коридор вышла мама и спасла Юлю.

- Опять он из тебя кухарку делает! - переключилась бабушка на неё. - Наше государство заботится о том, чтобы освободить женщин…

Дальше Юля слушать не стала, сбежала к себе.

Скоро пришёл папа, мама позвала Юлю ужинать, но поесть спокойно ей не удалось. Бабушка за стол с ними не села, заявив, что на ночь в её возрасте есть вредно, ушла домой. Но своё чёрное дело она всё-таки сделала - накрутила маму. Расставляя на стол тарелки, та стала упрекать отца, что он никчёмный, неприспособленный и мог бы поступиться своей чёртовой гордостью ради ребёнка. Отец поначалу пытался успокоить маму, но потом не выдержал и ответил довольно резко. И понеслось!

Юля не помнила, чтобы они так кричали друг на друга, хотя ругались довольно часто, особенно после бабушкиных визитов. Но в этот раз превзошли себя, абсолютно не обращая внимания на дочь. В итоге отец, так толком и не поев, ушёл, громко хлопнув дверью.

Раньше такого не случалось, и Юля испугалась, что в этот раз мама таки довела отца и он уже не вернётся. И с ужасом и стыдом слушала, как та обзванивала всех подряд и в красках описывала благодарным слушателям историю своих семейных отношений, обзывая неблагодарного мужа самыми нелестными эпитетами. К вечеру градус её злости на отца пошёл на спад - или просто не осталось знакомых, которых она не посвятила в свои семейные перипетии, - и мама стала поглядывать на часы. Но отец не пришёл в обычное время, не появился и позже. И опять начались обзвоны - теперь поисковые. Мама даже в Москву дяде Серёже, папиному брату, позвонила, видимо, потеряв всякую надежду. Хорошо, хоть ему не стала жаловаться, а то Юля от стыда совсем сгорела бы. Остаток ночи мама тихо ревела в подушку. Утром, не сказав Юле ни слова, быстро привела себя в порядок, уделив особое внимание макияжу, и куда-то ушла, а вернувшись, долго возилась на кухне, даже пирог испекла.

Юля ни о чём маму не спрашивала, благоразумно решив, что та сама всё расскажет, ну или ответы появятся со временем сами собой. Так и случилось. Вечером отец пришёл домой как ни в чём не бывало, поцеловал маму, поинтересовался Юлиными делами, поужинал, нахваливая мамину стряпню... И ни слова о вчерашнем скандале, будто и не было его, будто всё Юле привиделось. Ну и хорошо! Меньше всего ей хотелось видеть, как рушится привычный мир. И неприятный вопрос по поводу блата больше не поднимался, и Юля надеялась, что даже в отсутствие отца мама не станет о нём вспоминать.

Но не всё было так плохо, скандал и Юлино недомогание сыграли свою роль, и в семье последние два дня царило спокойствие.

Юля взяла с прикроватной тумбочки свои часики и посмотрела на время - было уже хорошо за полночь. “Всё, спать! - приказала себе мысленно. - Утром рано вставать. Надо будет привести себя в порядок”. Закрыла глаза и улыбнулась, представив, как красиво она будет завтра выглядеть в мамином “выпускном” платье.

Та сама предложила его, сказав, что для такого важного дня у Юли совершенно ничего нет. Не в школьной же форме ей идти на экзамены. Увидев платье, Юля влюбилась в него! Нежно-розовое, с широким поясом, который завязывался бантом, и расклешённой юбкой. Бледные цветы сирени, набитые по ткани, делали его невероятно красивым. И Юля была счастлива, что мама не вспомнила про платье, которое шилось к Юлиному выпускному - вот его она искренне и всей душой ненавидела!

Но утром её ждало горькое разочарование. Увидев платье, висящее на плечиках на дверце шкафа, Юля разрыдалась.

- Что?! - возмутилась мама. - Что опять тебя не устраивает? – сердито спросила она.

- Наташа, можно не дёргать ребёнка перед экзаменом? – не зная в чём дело, вступился за дочь папа. – Юля, давай пить кофе и собираться, – поторопил он.

Но Юля не могла шевельнутся. Платье было то и не то одновременно, потому что мама его перешила.

- Зачем, зачем ты это сделала? – сквозь слёзы причитала Юля.

- Чтобы ты коровой в нём не смотрелась, - ответила мама. – Клёш я убрала - так бёдра не будут такими широкими. И сборку на груди тоже убрала, - деловито поясняла она, довольно рассматривая свою работу. Повернувшись к Юле и увидев, что та продолжает плакать, повысила голос. - Я три дня на него убила, а ты недовольна! И на вот поясок. Он тоненький, как раз для тебя.

- Мама, если ты не хотела давать мне платье - так бы и сказала. А ты его просто испортила! - сквозь слёзы прошептала Юля.

Часть 3

Утро заведующего отделением кардиологии Александра Васильевича Лапина началось с общебольничной планёрки. После того как главврач БСМП раздал всем заслуженных и незаслуженных пендалей, прочитал лекцию о морально-этическом облике советского врача, отметил благодарностями и выговорами некоторых особо отличившихся, медперсонал был отпущен на свои рабочие места.

В дверях Лапин столкнулся с недавно назначенным заведующим общей хирургией Иваном Дмитриевичем Соколовским, жена которого была ассистентом кафедры госпитальной терапии и на полставки трудилась у него в отделении.

- Как отдохнули, Иван Дмитриевич? - спросил его Лапин, радуясь, что сейчас, по возвращении в своё отделение, увидит Светлану.

- Хорошо отдохнул, море всем на пользу идёт. Сын так вообще в восторге, на негра похож, а волосы выцвели почти до блондинистого состояния. Кстати, вас, Александр Васильевич, говорят, поздравить можно с поступлением дочки?

- Можно, – расцвёл Александр. – В наших рядах прибыло.

- Это радует. Мой Артём тоже по нашим стопам идти собирается, хотя ему всего десять, так что мало ли какой ещё путь выберет. - Иван подмигнул Лапину, махнул рукой и произнёс: - Ладно, я побежал. А то мои сотрудники расслабились в моё отсутствие. Буду строить. Привет моей супруге передавайте, если она по мне соскучиться успела.

«Балагур!» - подумал Александр про Ивана, глядя в широкую спину удаляющегося коллеги, а потом и сам вышел из административного корпуса на улицу, быстрым шагом пересёк больничный двор и очутился в приёмном отделении родного кардиологического корпуса.

В такую жару с самого утра приёмный покой был полон. Сердечники не выдерживали духоты, таблетки не помогали, и люди шли за помощью к врачам.

- Александр Васильевич, я к вам в отделение троих подняла, двое мужчин в вашу палату направлены, - остановила его заведующая приёмным отделением. – Жара, многие нуждаются в госпитализации, а мест мало.

- Значит, положим в коридор или будем уплотнять палаты. Сейчас разберусь на месте. – Он улыбнулся и пожал плечами. Есть проблема - значит, будет решать, не впервой.

Коллега, несмотря на то, что была старше Александра лет на пятнадцать, кокетливо улыбнулась ему в ответ и произнесла:

- Вас, говорят, с поступлением дочки можно поздравить. Она тоже в кардиологи пойдёт?

- Нет, Юля мечтает о хирургии. Но кто его знает, как сложится. Время покажет. – Александр усмехнулся, вспоминая вчерашнее чаепитие дома и счастливое личико дочери. Какая же она всё-таки у него умница и красавица выросла.

Пока поднимался на лифте, ещё человек пять поздравили его с поступлением Юли, а старшая сестра прямо в дверях отделения торжественно вручила большой пакет, в котором аккуратно были сложены три новеньких женских белых халата и три белоснежных колпака. Лапин чуть не прослезился. Благодарность переполняла. Хороший у них коллектив, вот бы и Юле так с коллегами повезло.

***

Юля валялась в кровати почти до обеда. Какое счастье, что все её мучения закончились в один день! Даже не верилось, что ни мама, ни бабушка не ворвутся сейчас в комнату с криком, что она должна заниматься, а не пролёживать бока. Предэкзаменационная лихорадка наконец-то закончилась, ничегонеделание было непривычно, но очень приятно. Юля и не встала бы с постели до вечера, если б не жара. Потное тело требовало холодного душа, но выходить из своей комнаты так не хотелось.

Через стенку Юля слышала, как на кухне вполголоса разговаривали мама с бабушкой, и любопытство боролось с нежеланием общения с ними. Покой, пусть и в духоте, казался милее. Хорошо бы вот так долежать до прихода с работы отца. При нём они не станут её доставать, советовать, указывать, командовать. Юля, конечно же, их любила, жалела даже, но терпеть авторитаризм мамы и бабушки было с каждым разом всё труднее. Вроде бы добрые, но занудные и требовательные, слышащие только себя и настаивающие на том, что только их мнение правильное. Одним словом – учительницы. Но ведь далеко не все учителя такие. Например, мамины подруги ей казались другими, весёлыми и добрыми, и своих детей они расхваливали на все лады, в отличие от мамы, которая была вечно недовольна Юлей. Впрочем, как и бабушка мамой. Может, это семейное? Юля содрогнулась от этой мысли, вполне возможно, она сама с годами станет такой же, ведь генетику никто не отменял. Вот уж чего ей совсем не хотелось.

Бабушка на кухне повысила голос, и Юля вздрогнула, почувствовав внезапный холодок. Опять бабуля чем-то недовольна и высказывает своё недовольство маме. Надо всё-таки вставать и идти на помощь, вызвав огонь на себя. Был риск, что мама, которая сейчас выступала в роли жертвы, присоединится к бабушке, и тогда помощь понадобится уже самой Юле, но ей не привыкать. Конечно, это раздражало, хотелось, чтобы и мама, и бабушка наконец поняли, что она уже взрослая, и не лезли с нравоучениями, но произойдёт это нескоро, если вообще когда-нибудь произойдёт. Вон бабушка маму до сих пор поучает...

Внезапно Юлю осенило: а что это бабушка с самого утра делает в их квартире? Интересно, папа успел уйти на работу до её появления или нет? Временами ей казалось, что если бы бабуля не лезла в их семью, то и папа с мамой меньше бы ссорились.

Юля решительно поднялась, сняла ночную рубашку, накинула лёгкий ситцевый халат, прихватив волосы заколкой, чтобы было не так жарко, и вышла из комнаты.

- Проснулась наконец! – недовольно встретила её мама, а бабушка лишь головой покачала.

- Чуть-чуть, внученька, до обеда не доспала, - ехидно заметила она и тут же возмутилась: - Юля, разве так можно!

- Что-то случилось? Мы куда-то опаздываем? - удивлённо спросила Юля. Бабушка махнула на неё рукой и отвернулась.

Мысленно возликовав - кажется, у неё получилось обойтись малой кровью! - Юля сбежала в ванную комнату. Немного постояв под прохладными струями душа, быстро помылась, сожалея, что удовольствие не может быть вечным. Нужно одеваться и выходить, чтобы опять не услышать очередную порцию упрёков.

Часть 4

После экзаменов прошло десять дней, приёмная комиссия завершила свою работу и вывесила списки поступивших. Юля несколько дней подряд бегала посмотреть, не исчезло ли её имя из этих списков, но никаких изменений не происходило, и она наконец-то успокоилась. Теперь перед Юлей стоял следующий вопрос: ехать на сельхозработы со всеми или остаться в городе и перекладывать в деканате бумажки с места на место. Естественно, Юля всей душой рвалась ехать со всеми. Это же такая возможность познакомиться, найти друзей и, чего уж скрывать, хоть на немного вырваться из-под контроля мамы и бабушки…

…но сделать это было не так просто. Конечно же дома случился скандал - мама с бабушкой категорически отказывались отпускать Юлю, мотивируя это её слабым здоровьем и рисками, которые ожидают вдали от дома. И опять у них был виноват папа, потому что не смог предотвратить это безобразие, не повлиял на дочь, не настоял на том, чтобы она отработала в деканате. У Юли создавалось впечатление, что отец им нужен, только лишь для того, чтобы сваливать на него все грехи. И самый большой грех был, что не занимал он должность министра здравоохранения, а работал простым заведующим отделением.

Юле было жаль отца, да и бесконечные скандалы в семье ей надоели, и пожалуй, это была самая главная причина, почему ей хотелось вырваться из-под крыши родительского дома. В конце концов Юля настояла на своём, правда, при этом ей в очередной раз пришлось выслушать речь о своей чёрной неблагодарности, о том, сколько нервов, а главное - денег, было потрачено на неё.

Это подтолкнуло её к мысли, что с началом учёбы нужно устроиться на работу, чтобы самой заработать на одежду и обувь, на хлеб насущный и родителям материально помочь. Тем более не было понятно, что будет с маминой беременностью. Разговоры о её прерывании в присутствии Юли больше не заводили. Через несколько дней у мамы заканчивался отпуск, и она уже начала готовиться к новому учебному году, не проявляя никаких признаков беспокойства по поводу своего здоровья. И Юля очень надеялась, что отцу удалось уговорить маму и скоро в их семье появится прибавление, так что деньги лишними не будут.

***

К хирургическому корпусу Юля подходила затаив дыхание. Когда-то она думала, что стать хирургом - это несбыточная мечта. Но вдруг оказалось, что путь к ней не так уж и далёк, и пусть она делает по нему лишь первые шаги, но зато твёрдые и уверенные. Правда, ноги при этом дрожали, но Юля решила, что это из-за босоножек на шпильке, ходить в которых было ужасно неудобно.

В здание она вошла через приёмное отделение, поднялась по лестнице на второй этаж и… растерялась. Хирургических отделений оказалось три. В гнойное ей не хотелось, плановое тоже не было ей интересно, а вот отделение экстренной хирургии прямо-таки звало и манило. Туда она и направилась.

Юля почти дошла до столика постовой сестры, как из палаты появилась высокая крепкая женщина в белом халате. От неё так и веяло уверенностью в себе.

- Что ищешь? – спросила она довольно грубо, схватив Юлю за руку и пройдясь по ней суровым взглядом.

- Мне бы к заведующему, - испуганно ответила Юля.

- Чья родственница? – доставая папиросу из пачки и ведя Юлю к выходу из отделения, поинтересовалась её неожиданная собеседница.

- Лапина Александра Васильевича, - пролепетала она. И сразу стала оправдываться: - Но папа не знает, что я сюда пришла.

Женщина остановилась и рассмеялась, глядя на перепуганную Юлю.

- Кардиолога, что ли? Так ты корпусом ошиблась, детка.

- Ничего я не ошиблась! – Юля неожиданно рассердилась, испуг и трепет прошли, им на смену пришло возмущение тем, что её назвали деткой и вообще относятся к ней совершенно несерьёзно. – Я студентка первого курса меда, – с гордостью сказала она.

- Наслышаны, - усмехнулась врач, взяла Юлю под локоток и вывела из отделения.

За дверями хирургии был круглый холл с огромными окнами, к одному из которых они и подошли. Не обращая ни на кого внимания - в холле прохаживалось несколько пациентов, видимо, уже шедших на поправку, - она достала из кармана пачку “Беломорканала” и вытащила папиросу.

- Куришь? - спросила, протянув Юле пачку. Та в ужасе замотала головой и даже попятилась, уперевшись в подоконник. - Понятно, - опять усмехнулась женщина и засунула папиросину обратно в пачку. - Рассказывай, первокурсница, с чем пожаловала в наше царство скальпеля и пинцета.

- Хочу на работу устроиться, - почти прошептала Юля.

- Так-так-так, - женщина сунула руку в карман, и Юля подумала, что сейчас она опять достанет папиросы и всё-таки закурит, но ошиблась. - Это тебе к заведующему отделением надо, но я бы от такой помощницы не отказалась - папа твой очень тобой гордится, его похвала дорогого стоит.

Юля покраснела от смущения и гордости за отца. И вдруг ей стало стыдно, она поняла, что не знает лично никого из папиных коллег. Мамины подруги, знакомые и просто коллеги бывали в их доме довольно часто, а вот папины - никогда.

- Так, говоришь, отец ничего не знает о твоём трудовом порыве? - переспросила возможная будущая наставница. Юля отрицательно помотала головой. - Ну и отлично, - радостно заключила она, подмигнув и улыбнувшись. - Сюрприз будет! - Это что за прогулки, - обратилась она к немногим пациентам, находящимся в холле - почему не в кроватях?!

И тех словно ветром сдуло, будто и не было их тут. Юля поёжилась, ей тоже захотелось куда-нибудь спрятаться, тем более строгая врач опять повернулась к ней.

- Жди, первокурсница, Ивана Дмитриевича. Когда он освободится, я не знаю, у него сейчас операция, - сказала она и, развернувшись, пошла назад в отделение.

Юля недоумённо смотрела ей вслед. Странная какая-то. И пахнет от неё не больницей, а табачищем. Юля на дух не переносила этот запах, в их семье это считалось признаком дурного тона. Но если говорить честно, то женщина ей понравилась, хоть и напугала. Но всё равно она странная. Зачем вообще притащила её сюда? И что ей теперь делать: оставаться здесь или вернуться на пост? Наверное, лучше всё-таки ждать тут, а то вдруг эта ненормальная вернётся и выгонит Юлю в шею.

Часть 5

Не успела Юля войти в квартиру, как раздался телефонный звонок.

- Где тебя черти носят? – кричала бабушка в трубку, а у Юли от её голоса резко упало настроение и разболелась голова. – Вот ты мне объясни, как можно уйти из дома и не сообщить, куда и на сколько ты идёшь? У меня давление, скорая только что уехала, а ты… Да слов от возмущения у меня нет. Где ты была?!

Может быть, если бы Юля слышала всё это впервые, то отреагировала бы как-то иначе, но к истерикам бабушки она давно привыкла, и кроме раздражения никаких чувств стенания по телефону не вызывали.

- Я гуляла с подружкой, - ответила Юля. - И кстати, я звонила и домой, и тебе, автомат сожрал две копейки, пришлось десять закинуть, но никто не ответил – ни мама, ни ты. Тогда я позвонила папе на работу, так что разрешение на общение с Татьяной я получила.

- Много он понимает, твой отец, - начала свою песню бабушка, и Юля рассердилась окончательно.

- Прекрати, пожалуйста! Ба, мне надоело слышать гадости про папу в твоём исполнении. Чем он не угодил вам с мамой?

Юля готова была идти до конца. Выяснить, откуда взялся жуткий негатив по отношению к папе и добиться справедливости. По телефону это даже было проще сделать, потому что бабушка не сверлила её своим тяжёлым взглядом.

- Ой-ой, мне плохо, сердце. - Бабушкин голос сразу сделался больным и слабым. Но не надолго - через секунду в нём опять появились командирские нотки. - Всё, я пойду вызову следующую бригаду. А ты не доводи меня, Юля! Вот умру - на твоей совести моя смерть будет…

Бабушка замолчала, но трубку не повесила, видимо, ожидая Юлину реакцию.

- Вызывай, может, тебя в кардиологию положат. Папа тебя обязательно подлечит, так что настаивай на госпитализации.

Юля уже собиралась закончить разговор, как услышала ставший снова ровным голос бабушки.

- Мать В БСМП, в гинекологии, сходи забери её, помоги до дому добраться. Я не могу, у меня давление и сердце. Я тут и так испереживалась вся.

Наконец, не дождавшись от внучки желаемой реакции, она отключилась. А Юля никак не могла поверить её словам и стояла как громом поражённая. Получается, мама всё же избавилась от ребёнка? Вот так просто, никому ничего не сказав, никого не предупредив…Решила всё сама и сама же туда отправилась, а теперь иди и забирай её!

Промелькнула мысль позвонить отцу, он же там, рядом, в той же больнице, только в другом корпусе, но представив, что может из этого выйти, Юля предпочла оставить его в неведении.

Идти никуда не хотелось, даже видеть маму после того, что она сделала, было противно. Однако дочерний долг победил, и Юля, пусть и нехотя, отправилась в стационар.

Предчувствие неотвратимо приближающейся катастрофы мучило девушку всю дорогу до отделения экстренной гинекологии. Дошла она быстро, минут за пятнадцать, и почти столько же простояла у входа в отделение, всё никак не решаясь толкнуть дверь.

Сзади послышались быстрые и уверенные, явно мужские шаги, а потом чья-то ладонь опустилась на плечо. Юля подняла голову и столкнулась взглядом с Иваном Дмитриевичем.

- Что ты тут делаешь, Лапина? Или я тебя на работу не взял, так ты решила сюда устроиться?

Юля покачала головой, сил говорить или объяснять что-то просто не было, да и чувство стыда давило. Как она может сказать постороннему человеку, что пришла за мамой, которая избавилась от ребёнка? Это мерзко и очень стыдно. В горле встал комок, а на глаза навернулись слёзы.

- Юль, ну что ты, право? - Он улыбнулся, взял её за плечи и наклонился, глядя прямо в лицо. – Колись давай, что за горе у тебя такое, помогу чем смогу.

- Жарко просто. - Она зажмурилась, потому что врать, глядя Ивану Дмитриевичу в глаза, совесть не позволяла. – А вы тут какими судьбами?

- Я на консультацию. Сегодня день абортов, одна начинающая врач подозревает, что во время процедуры перфорировала стенку матки, и кюретка вошла в брюшную полость. Если это так - придётся оперировать, ушивать.

- Ужасно, – подавленно произнесла Юля.

- Так бывает, - спокойно ответил он. - Со временем и не с таким столкнёшься. Так что привело тебя сюда?

- Мне надо забрать маму домой. – Юля говорила опустив голову, ожидая справедливого осуждения с его стороны. Ей было так стыдно, что Юля хотела провалиться сквозь землю. Но Иван Дмитриевич или не замечал её смятения, или благородно делал вид, что ничего не видит, он просто открыл дверь в отделение, пропуская её вперёд. – Пойдём со мной, будет быстрее. У мамы фамилия Лапина?

- Да.

Он направился к постовой сестре, спросил её о чём-то, потом взял историю болезни и прошёл к одной из палат.

- Юля, нам сюда, не отставай, а то персоналу может не понравиться, что по отделению посторонние без халата ходят.

Иван снова открыл дверь, позволяя войти. Палата оказалась большой, просто огромной. Справа и слева от двери вдоль стен стояли восемь коек, и все были заняты. Но не это поразило Юлю, а тишина, гробовая тишина, периодически прерываемая тихими всхлипами.

- Кто тут Соколова и Лапина? – спросил Иван Дмитриевич, и на его голос обернулись две женщины: одна совсем молоденькая, почти девочка, а другая - мама.

Юля сразу бросилась к матери, присела на краешек кровати, рассматривая старую застиранную больничную сорочку, на которой даже рисунок нельзя было рассмотреть. Отметила и разорванную горловину, и невероятную бледность лица матери, и испарину, покрывшую лоб. И вдруг в Юле проснулась жалость. Убрав пальцами пряди влажных волос, вытерла мокрые дорожки слёз со щёк мамы и обняла её. Это было правильно, потому что иначе никак нельзя. А мама дрожащей рукой гладила её волосы, качала головой и плакала.

- Может, воды? – спросил Иван Дмитриевич.

- Нет, спасибо. Кто вы? – Мама переводила взгляд с дочери на мужчину в белом халате и явно недоумевала.

- Я заведующий экстренной хирургией Соколовский Иван Дмитриевич, меня на консультацию к Соколовой вызвали. Вашу дочь встретил случайно у входа в отделение. Если с вами всё хорошо, то переодевайтесь, пишите расписку, что претензий к персоналу не имеете, и идите домой, если будут какие-то осложнения – немедленно вызывайте скорую.

Часть 6

Время неслось неумолимо, месяц подходил к концу, через несколько дней сельхозработы закончатся и пора будет возвращаться в город. Юлю это, как ни странно, не радовало, хотя она всегда считала себя домашним ребёнком и скучала по родным. Но, кажется, она повзрослела. И, наверное, этому способствовали отсутствие комфорта и тяжёлый физический труд. И ещё месяц в компании сверстников, без морального гнёта семьи.

Юля с удивлением смотрела на своих сокурсников и понимала, как сильно отличается от них, насколько она зажата и зашорена. Как губка Юля впитывала в себя дух свободы и здорового безрассудства. С улыбкой вспомнила, как девчонки вытащили её на танцы в местный клуб. Случилось это через пару дней после их приезда, они даже обустроиться не успели, а девчата уже прихорашивались, полные решимости очаровывать всех вокруг. Юля с потаённой завистью наблюдала за ними, прикрывшись книгой.

- Юлька, - вдруг обратилась к ней одна из девочек, - а ты чего это в книгу уткнулась? А ну-ка бросай это гиблое дело, успеешь ещё начитаться! Одевайся, и вперёд - веселиться!

Юля попробовала отговориться, сказала, что устала, что у неё болит голова, но сокурсницы и слушать не хотели. И тогда, покраснев как помидор, она призналась:

- Девочки, мне надеть нечего, и танцевать я не умею, никогда на танцы не ходила...

Девчонки, услышав её слова, на миг замерли, глядя на Юлю, как на восьмое чудо света, а потом загалдели и полезли в свои сумки. Одна дала блузку, вторая - юбку, а Марина, та самая девочка, которая и начала это всё, всунула Юле в руки новые капроновые колготки.

- Зачем? Забери, вдруг порву, - пыталась отказаться Юля, но Маринка была неумолима.

- Порвёшь - выкинем! - заявила она. - Не переживай. У меня мамка в "Галантерее" работает, так что без проблем.

Девчонки опять радостно загалдели, услышав, что у их подруги есть доступ в вожделенному дефициту, и на время забыли о Юле. К сожалению - или к счастью - ненадолго. На танцы всё-таки пришлось идти. И оказалось, что ничего страшного там нет, бабушка, как и всегда, слишком преувеличивала, внушая внучке, что на подобные мероприятия ходят только отщепенцы и асоциальные личности. И сначала Юля скромно пряталась в самом тёмном углу, со страхом ожидая, что вот сейчас такая личность начнёт к ней приставать, но потом осмелела и влилась в круг танцующих. А после и вовсе забыла и про бабушку, и про её нравоучения, и просто веселилась вместе со всеми.

А сколько всего ещё было! И спокойные вечера у костра с пением под гитару, и весёлые конкурсы, которые организовывали неугомонные девчонки, и походы в кино с последующим бурным обсуждением...

Юля с удовольствием окунулась в водоворот новой жизни, у неё словно крылья выросли за спиной, и вот теперь нужно было возвращаться туда, где опять будет только чёрное и белое, правильное мамино и бабушкино и неправильное её. И опять бесконечное "мала ещё", "у тебя не может быть своего мнения, мы лучше знаем". А оно у Юли было! И если раньше она не озвучивала его, то сейчас почувствовала в себе силы отстаивать свою точку зрения. И что бы ни говорили мама и бабушка, им придётся смириться с тем, что Юля уже не та девочка, которая безмолвно и беспрекословно выполняла все их требования.

Но при всей своей решимости что-то изменить, Юле было страшно, сказывалась годами вбитая привычка подчиняться. Месяц свободы от морального давления оказался тем самым глотком свежего воздуха, который заставил Юлю по-другому взглянуть на всё. Она уже была готова расправить крылья и вылететь из гнезда, но как объяснить это маме и бабушке, ведь это она изменилась, а вот они-то остались прежними и даже не догадывались, какой сюрприз их ожидает. Единственный, кто её поддержит, это папа, в этом Юля была совершенно уверена.

Конечно, рубить с плеча она не будет, но старшему поколению придётся привыкнуть к мысли, что понукать ею уже не получится. Юля даже не сомневалась, какой аргумент будет самым главным в давлении на неё - материальный. Но и это ненадолго. Через полгода Соколовский возьмёт её к себе в отделение, и тогда у Юли появятся свои деньги, а у мамы и особенно у бабушки пропадёт возможность попрекать её куском хлеба. Они - конечно же! - придумают что-нибудь другое, но задумываться об этом было рано. "Буду решать проблемы по мере их поступления", - решила Юля.

Юля вернулась домой окрылённая планами и тут столкнулась с реальностью. Квартира встретила тишиной, наглухо закрытыми окнами и пустым холодильником. Это было странно и очень непривычно. Мама и бабушка знали дату её возвращения, и даже если мама на работе, то бабуля обязательно должна была её встретить, хотя бы обед приготовить. Юля присела на табуретку в прихожей, взяла телефонный аппарат в руки и набрала бабушкин номер. В ответ шли длинные гудки, к телефону на том конце провода никто не подходил. Она ещё несколько раз перезванивала, но с тем же результатом. Чувство тревоги становилось больше с каждым щелчком телефонного диска и с каждым длинным гудком.

«Вот и получила свою свободу», - подумала Юля и разревелась от страха и неизвестности. Дозвониться отцу на работу тоже не получалось, там всё время было занято.

Сидеть сложа руки Юле казалось нерационально. Не владея информацией, она всё равно ничего не могла сделать. Нужно просто дождаться прихода кого-нибудь из членов семьи. А пока, чтобы в голове не роились ненужные мысли, надо занять себя чем-то полезным. Юля переоделась в домашнее и включила радио на кухне. К её удовольствию, как раз начиналась передача "Рабочий полдень", Юле она очень нравилась. Под хорошо поставленный голос ведущей, она занялась привычными делами: разобрала сумку с грязными вещами и закинула их в стирку; протерла пыль, обильно покрывающую все поверхности, влажным веником тщательно вычистила палас, свернула его и помыла полы.

Она развешивала бельё на площадке, когда услышала шаги за спиной, повернулась и увидела отца.

Юля бросила кофточку, что держала в руках, обратно в тазик и повисла на шее у родителя, а он нежно обнял её.

Часть 7

Настроение у Ивана Соколовского было на удивление хорошим. Всё у него в этот день ладилось. На работе порядок, в кои веки тяжёлых в отделении нет, штат укомплектован, даже санитарку новую взял. Долго ли она проработает, ему, конечно, неведомо, но на какое-то время вопрос закрыт. Да и вообще, сегодня он собирался забыть о работе и посвятить вечер семье. Как давно он этого не делал. После совместно проведённого с женой и сыном отпуска на море такой возможности у него не возникало. Вечно то одно, то другое, а тут удалось с работы выйти засветло.

День был погожий, по-осеннему тёплый. Начало октября, бабье лето. Казалось бы, ещё вчера зелено было, а тут такое буйство красок и солнце лучами зелень в желтизну раскрашивает прямо на глазах. Пряный запах осенней листвы действовал опьяняюще, кружил голову, так и хотелось сделать что-нибудь сумасбродное. Иван вдохнул полной грудью, поднял голову и посмотрел на верхушки деревьев. На фоне вечернего неба они выглядели, как сказочные персонажи. А под ногами стелился ковёр из опавших листьев - жёлтых, красных... И только трава на газоне всё ещё была сочно-зелёной, напоминая о прошедшем лете. Картина, написанная самым гениальным художником - природой, приводила к душевному равновесию и спокойствию, и только ради этого стоило прогуляться. Иван порадовался, что решил пойти пешком. И осенним городом полюбовался, и свежим воздухом подышал, и размялся немного.

У подземного перехода заметил пожилую женщину, продающую астры. Иван купил букет жене, выбрав тёмно-бордовые цветы. Давненько он ей ничего не дарил, пусть порадуется. Вроде пустяк, цветы, а какой-никакой знак внимания. Женщины странные существа, для них вот такие внешние проявления почему-то очень важны. Иван считал это баловством, но тут вдруг решил, что иногда можно пойти навстречу желаниям жены. А то и правда, совсем уж он оскотинился: сунет жене в праздники деньги, мол, она сама лучше знает, чего хочет, а та потом перед ним отчитывается, что купила. Он-то доволен был и даже не задумывался, как Светка себя при этом чувствует. Может, оттого и шло у них всё наперекосяк...

Иван посмотрел на букет, поднёс к лицу и принюхался. Запаха как такового не было, а вот цветы были хороши, элегантно-благородные - Свете точно понравятся.

Около дома зашёл в хлебный, взял булку хлеба и шесть булочек сердечками, уж больно аппетитно пахли. Если их пополам разрезать, да ещё маслом намазать, будет самое то, что нужно к чаю, почти пирожные.

Поздоровавшись с бабульками у подъезда, бегом поднялся на свой этаж и ключом открыл дверь.

- Света, я дома! – сообщил с порога, но ему никто не ответил.

Иван прошёл на кухню, положил на стол авоську с хлебом, затем заглянул в комнату сына. Артёма, как и жены, дома не было. Почувствовал разочарование: не так он собирался провести этот вечер. Подумалось, что Света пошла по магазинам и сына взяла с собой. Не страшно, скоро вернутся. О своём необычайно раннем возвращении домой он жену не предупреждал, а значит и поводов для беспокойства не было. Просто их планы не совпали.

Минут десять Иван искал вазу. Ведь точно знал, что она есть в доме, но где... Когда уже почти сдался и решил, что в банке цветы тоже будут выглядеть нарядно, она нашлась сама собой - стояла в стенке среди парадного набора праздничной посуды, насмешливо поблёскивая хрустальными боками. "Вот зараза!" - подумал Иван беззлобно.

Устроив цветы, Иван почувствовал, что просто зверски голоден, но, к своему удивлению, не нашёл ничего на плите. Заглянул в холодильник, но и он не порадовал, обычный набор продуктов: кусок вареной колбасы, масло, половинка плавленного сырка "Дружба", банка с остатками сметаны и полбутылки молока.

Есть всухомятку не хотелось, и Иван решил устроить себе скромный мужской ужин. Макароны с колбасой чем не еда? А если туда ещё и сыр добавить - почти праздничное блюдо.

Пока готовил, думал об отношениях с женой, странные они какие-то в последнее время.

Со Светой они познакомились на первом курсе, так получилось, что попали в одну группу. Она была самой красивой девочкой на потоке, по крайней мере, ему тогда так казалось. Увлёкся он не на шутку, влюбился по уши, даже чуть из института не вылетел из-за своей любви. Вместо того чтобы заниматься, стихи писал, теперь даже думать об этом смешно, а тогда… И всё бы, наверно, плохо для него закончилось, но Светка пообещала с ним встречаться, если он возьмётся за ум. Счастливый Иван взял себя в руки, погрузился в учёбу, став одним из лучших студентов, а Света с тех пор была всегда при нём.

Вот только сегодня вечером её дома почему-то не оказалось и даже не предупредила его.

Иван выключил газ. С ужином он разобрался, всё готово, можно садиться и есть, только одному не хочется. И зачем торопился домой? Столько дел в отделении, а он спешил к семье, дурак. Хорошее настроение сменялось плохим, искать Светку по подружкам он не хотел, звонить родителям ни её, ни своим - тоже. Оставив ужин на плите, Иван перебрался в комнату, достал последний выпуск журнала «Хирургия» и погрузился в чтение, а там не заметил, как уснул.

То, что жена вернулась домой, скорее почувствовал, чем услышал. Она тихо, почти неслышно передвигалась в темноте, явно боясь его разбудить. Вот только спал он слишком чутко.

- Света, ты бы хоть свет включила. Ищешь что? – спросил, принимая вертикальное положение, журнал соскользнул на пол, шурша страницами.

- Да вазу ищу, вот тут на полке стояла. - Светлана показала на стенку. - Мне пациент цветы подарил, мои любимые розовые астры, я домой забрала, уж больно красивые.

Она всё-таки щёлкнула выключателем и обалдело уставилась на букет, стоявший на столе.

- Видимо, мы с твоим пациентом сегодня мыслили в одном направлении, - рассмеялся Иван. – Я, похоже, с цветом не угадал, раз ты розовые астры предпочитаешь. – Он подмигнул жене и продолжил: - И где ты была? Время-то сейчас сколько? Сын где?

- Почти одиннадцать вечера, а я в библиотеке сидела, - с заминкой произнесла она. – Мне ж тему утверждать, я диссертацию писать буду. Вот и занималась, а там время пролетело, очнулась, когда объявили, чтоб расходились все, библиотека закрывается. Тёмка сегодня у твоих ночует, от них и в школу пойдёт.