Кроваво-красное

Проданная

Тьма.

Снаружи — в каморке не было даже крохотного окна, и внутри — от горечи собственного непоправимого поражения, приведшего к судьбе, что больнее, чем смерть.

Эльфы Светлого Града издревле гордились традицией понимать друг друга без слов. Слушать не витиеватые напевы великого языка, а замечать движение глаз, стук сердец, непроизвольные жесты — будто бы читаешь чужие мысли. И что же? Благословляя троих отчаянных храбрецов на исследование аномалий во времени и пространстве, ни с того ни с сего ставших тревожить Мироздание, Высший жрец Ларнарэль молил Владык Света ниспослать им удачу, а его глаза смотрели с такой невыразимой жалостью, что хотелось бросить всё, спрятаться среди ветвей и никогда не покидать пределов родного мира.

Но они были молоды, сильны и самоуверены — и слышали лишь то, что хотели услышать...

Анориэль сглотнула, борясь с подступившими слезами. Нельзя плакать здесь, в плену. Пусть магические силы этого мира ей не подвластны, пока она жива — точка в скрижали не поставлена. Быть может, где-то есть путь, что приведет её обратно в Светлый Град. Она должна туда вернуться — ради памяти её спутников, тех, кто остался лежать во мраке чужой земли. Чтобы попросить Высшего жреца помолиться за их чистые души.

Эльфийка давно потеряла счёт часам — или дням? проведённым в темноте. Иногда — на пару мгновений — приоткрывалось крохотное отверстие в двери, через которое закидывали тарелку с кашей, а вместе с ней — капельку света. Пока что этого хватало, чтобы не сойти с ума.

Распахнулась дверь, впустив столь желанный свет, дразнящий обещанием надежды, и в каморку ввалились твое: дородная женщина и пара хмурых мужчин.

Женщина осмотрела её, пристально, оценивающе. Недовольно фыркнула:

— Тощая. Опять морите голодом товар, жлобы чёртовы?

— Такая и была, — огрызнулся один из мужчин. — Она из «дыры».

— Интересно, — тон женщины чуть смягчился. — Диковинка, стало быть. Я и смотрю, ухи странные. Должны найтись любители.

Она схватила Анориэль за руку. Эльфийка инстинктивно вырвалась, после чего женщина отвесила ей такую оплеуху, что зазвенело в ушах.

— Ишь, гордая нашлась! Не дергайся, не заставляй меня прибегать к крайним мерам!

Что такое «крайние меры» Анориэль не поняла и, честно говоря, не хотела она этого знать. Она знала одно — сейчас она сможет выйти из своей темницы. А это было уже что-то.

— Ты поняла меня?

Анориэль стиснула зубы и кивнула.

Потом они долго шли по узким коридорам, освещаемым чадящими лампами. Анориэль пыталась запомнить плетение путей — но измученный разум отказывался работать. Силуэт женщины, идущей впереди, казался размытым пятном. В конце концов они оказались в большом зале, выложенном пожелтевшей плиткой. За решетчатыми окнами висела густая мгла, позволяя лишь предположить, что там, за стенами, ранний вечер. Неприятная старуха в некогда белом халате в передвкушении облизнула пальцы на правой руке:

— Девица или уже нет? Сейчас проверим.

Стоило эльфийке представить, что будут делать этими длинными пальцами, к горлу подступила тошнота, голова закружилась. Она пошатнулась и повисла на руках своей надзирательницы.

— Да какая разница. Пришельцев и так разбирают. Так что иди-ка ты отсюда, пока она умом не тронулась.

Спасена. Когда старуха вышла, Анориэль испытала такое облегчение, как если бы Владыки Света лично явились оградить её от бесчестья. Она покорно позволила раздеть себя и уложить в крепко сколоченную деревянную бадью, где ей занялись две служанки, девицы с крупными и простоватыми, словом — типично человеческими, чертами. Одна осторожно, дабы не повредить кожу, стала оттирать пот и пыль, въевшиеся за время сидения взаперти, а вторая взялась за гребень, чтобы расчесать длинные волосы.

— Красивая ты, — приговаривала служанка, ловко орудуя гребнем, — волосы как лунный свет! Может, повезет и лорд какой-нибудь купит. Ни в чём нуждаться не будешь.

Анориэль лишь с тоской посмотрела на окна. Она должна выжить — это всё, что имело значение. А пока стоит притвориться покорной и ждать.

Служанки вытерли её видавшим виды, но чистым полотенцем и облачили в прозрачную сорочку, не скрывающую ровном счётом ничего. Как раз вернулась надзирательница. Довольно усмехнулась:

— Как раз вовремя. Совсем другое дело!

— Удачи! — хором пожелали служанки. Эльфийке даже показалось, что искренне.

Снова сеть бесконечных коридоров, добротная окованная железом дверь, через которую её вытолкали с центр тёмного зала, куда с потолка падал одинокий светлый луч, позволяя рассмотреть «товар» во всей красе. Когда глаза немного привыкли к контрастам, Анориэль смогла разглядеть трибуну аукциониста и контуры многочисленных лож. Лица сидящих скрывали тени, зато отлично было видно холёные руки в драгоценных перстнях, вычурные оголовья тростей, шикарные ткани сюртуков...

— Лот номер семь, — с энтузиазмом провозгласил аукционист, дав участникам буквально пару минут, чтобы полюбоваться эльфийкой, — гостья из иных миров, экзотическая жемчужина, что украсит любую коллекцию! Стартовая цена — десять бусин!

Предложения посыпались незамедлительно.

— Пятнадцать!

— Семнадцать!

— Двадцать!

— Тридцать пять! — предложил человек из первого ряда. Его толстые сальные пальцы будто в предвкушении мяли красный бархатный платок. Анориэль представила, что эти пальцы бесстыдно дотрагиваются до её тела — и собрала всю свою волю, чтобы остаться стоять прямо и гордо.

— Тридцать пять! Кто больше? — по традиции спросил аукционист. — Тридцать пять раз! Тридцать пять два!..

Сердце от страха готово было выскочить из груди.

— Пятьдесят, — другой голос, уверенный, спокойный, чем-то даже гипнотический.

— Шестьдесят! — обладатель толстых пальцев не собирался сдаваться.

— Сто, — надменно перебил его оппонент. — А если кто-то не понимает намёков и будет упорствовать в том, чтобы изрядно поистратиться, то вместо денег ему придётся платить кровью.

Фаворит (18+)

Свет хрустальных люстр отражался от густой позолоты, которой был отделан банкетный зал королевского дворца, слепил глаза и вызывал непреодолимое желание никуда не смотреть, помимо своей тарелки.

Собственно, Цзяо Ян, глава китайской диаспоры в столичном Лондоне, предпочёл так и поступать. Справа от него сидела совершенно глухая старая леди, увешанная бриллиантами, как рождественское дерево игрушками, а слева — лорд Джек Баскервиль, который, несмотря на имя и титул, продолжал руководить группировкой «Бешеные псы», занимающейся подпольными собачьими боями. С ним Яну, по крайней мере, было о чем поговорить — в отличие от всех остальных напыщенных высокородных морд, которые уже несколько лет никак не могли смириться, что выскочка из глубокой провинции посвящен в рыцари Гранбретании. С правом нахождения на таких ответственных мероприятиях, как свадьба её императорского высочества, наследной принцессы Эмилии.

Приглашение в китайский квартал привезли официальное — на гербовой бумаге, с огромной королевской печатью. Скучное, безликое, пафосное — как и вся церемония. Ян пришел только потому, что не хотел огорчать славную девушку, с которой они нежно друг друга любили: она его — за внесение хаоса в размеренную жизнь аристократии, он её — как гарант безнаказанности подобных выходок.

Сама принцесса сидела подчеркнуто прямо, едва притрагиваясь к еде. Если пристально следить за ней хотя бы минут пять — в целом она прекрасно владела собой — то можно было заметить крайне неприязненный взгляд, предназначенный жениху — дожу Пауло Инганнаморте. Дож не был ни толстым, ни старым, ни страшным — обычный молодой мужчина с умеренно проявившимися южными чертами — просто Эмилии он не нравился. И она, в отличие от папеньки-короля, не видела ни единой причины, по которой должна терпеть его в законных супругах.

Само собой, ничего подобного принцесса Яну не говорила, они вообще редко разговаривали — но этого было и не нужно. Они и так слишком хорошо понимали друг друга. Слишком похожи были в пристрастии делать то, что нельзя.

В Гранбретании не принято было давать бал после свадебного банкета — попробуйте до упаду танцевать на полный желудок! Но чтобы гости ещё раз полюбовались на платье невесты, не иначе, объявили первый танец молодых. Что ни говори, Эмилия была чертовски хороша — в наряде из струящегося шелка, расшитого созвездиями флердоранжа и жасмина. С плеч ниспадал длинный шлейф из брюссельского кружева, голову венчала тиара с жемчугом и бриллиантами. Длинные рукава и закрытая грудь были олицетворением целомудрия — но тугой корсет, украшенный серебристой нитью, подчеркивал стройную фигуру и давал пищу мужской фантазии. Покружившись по залу под медленную музыку — трудно изобразить что-то фигурное с волочащимся за спиной шлейфом — новоявленные супруги в сопровождении гостей отправились во дворцовый сад смотреть фейерверки.

Специально для такого случая над дворцом разогнали промышленный туман — и можно было полюбоваться глубоким синим небом с россыпью сверкающих звезд. Когда к ним добавились звезды рукотворные, даже ко всему привыкшие аристократы засмотрелись на разноцветную красоту, почти не глядя по сторонам.

В этот момент вышколенный лакей незаметно вложил в руку Яна записку, для надежности залитую сургучом без печати.

Левое крыло, третий этаж, открытое окно, белые с золотом занавески. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. М.

М — значит Мила. Имя, которым принцесса представилась в день их знакомства, прикинувшись обычной высокородной девицей в беде. Ян оказался несколько озадачен: зачем ей призывать своего «тёмного рыцаря» именно сегодня? Перебрав в уме список своих многочисленных талантов, он пришел к выводу, что нужно будет тихо и изящно убить дожа Пауло Инганнаморте. Мысль Яну понравилась: похоже, Эмилия решила не изменять традиции — и еще разок украсить пышный праздник трупом неугодного ей человека.

А потому, стоило гостям начать разъезжаться, Ян досконально выполнил высочайшее повеление — ни одна мышь не заметила, как он проскользнул к принцессиному окну. Спрыгнул на пол с широкого подоконника и задернул тяжелые шторы. Спальня встретила его приглушенным светом магических фонарей и убранством в голубых тонах. На стенах висели многочисленные картины в золотых рамах, золотом отделана светлая мебель, золотыми были и гербы на поистине огромной кровати под полупрозрачным белым балдахином.

Хозяйка комнаты сидела спиной к окну у туалетного столика. Она сняла диадему с фатой и сейчас неторопливо вынимала из волос незаметные шпильки, удерживающие пышные локоны. Дож Пауло сидел на кресле голубого бархата с закрытыми глазами. Безмятежный вид на миг заставлял поверить, что он просто спит — но невозможная для живых неподвижность говорила об обратном. Ян на всякий случай приложил к его шее два пальца — абсолютно, благонадежно мёртв.

— Подставить меня решили, ваше высочество? — вопрос прозвучал как шутка. В самом деле, что ей мешало разобраться с ним раньше — когда гвардейцы в сорок второй раз били по лицу. За прегрешения, любого другого доведшие бы до каторги.

Эмилия медленно обернулась:

— Не волнуйтесь, сэр Цзяо, я уже позаботилась о том, кого подставят и кого казнят. Вам нужно будет только утром помочь доставить женишка в розовый сад. Состав моих ядов таков, что даже лучшие лекари подумают, будто он умер не больше часа назад.

— Доставить — вот так? — по запястью Яна заструилась темная магическая аура, а мертвец, оторвав руку от подлокотника бодро помахал ей присутствующим. Выглядело с непривычки жутковато, но принцесса даже бровью не повела.

— Да, примерно.

— Если так, — Ян развеял чары, и труп замер, — то почему утром? Что мы будем делать всю ночь?

Она медленно опустила руки на столик. Медленно встала, неловко придерживая длинный шлейф. Сделала три шага и нервно — так не похоже на ее обычный властный голос — спросила:

— У тебя закурить не найдется?

Камень

Я проснулся от мягких шагов когтистых лапок. На пару мяо* я успел заметить тонкий клюв, а затем крылатый мерзавец улетел, оставив после себя дыру в крыше. Ещё одна дыра — это плохо. Ещё чуть меньше места для меня на время дождя.

Я сел и привычно стряхнул с одежды остатки старой соломы. Рёбра пока побаливали, но это ничего. По крайней мере, я могу двигаться. Могу достать себе еду. От одного воспоминания о голоде, терзавшим меня, когда я валялся здесь после столкновения с гружёной повозкой, боясь пошевелиться, живот мучительно скрутило. Кажется, я успел прийти к выводу, что возница успел бы меня объехать. Просто не захотел...

Неважно, всё неважно! Если бы я дни напролёт занимался жалобами пустоте на несправедливый мир, я бы не смог продержаться так долго. Может, сегодня мне тоже удастся поймать крысу. Вчерашняя была уж очень хороша, молодая, но жирненькая. Её задние лапки на вкус были даже похожи на настоящее мясо. Жаль, не было специй, чтобы её приправить. Впрочем, это пустые мечты. Специи дороги, за ними следят внимательнее, чем за овощами и фруктами.

Привычно выбравшись сквозь дыру в стене — дверь горожане давно заколотили — я медленно побрёл в сторону рынка, не хотел понапрасну бередить подживающие раны. Да и незачем было торопиться — сейчас торговцы только раскладывают свой товар, они бдительны. А утро сегодня слишком ясное, и туман не будет моим союзником. Дождусь, когда они забудутся в азарте торга с покупателями, и вот тогда что-нибудь стащу. Может, даже немного локвы — в это время года она особенно вкусная...

— Эй, ты!

Внутри меня всё сжалось, но я продолжал идти, молясь, чтобы этот голос обращался не ко мне.

— Ты глухой что ли, беспризорник?

Я боялся городских детей. Дети бывают куда более жестокими, чем взрослые. Взрослые всего-то могут пнуть или отвесить подзатыльник, толкнуть, уронить на землю. Но дети будут издеваться до последнего, пока не захлебнёшься в собственных слезах и соплях.

В плечо врезался первый камень. Мальчика в расшитом ханьфу наклонился, чтобы подобрать следующий. Толстый, напыщенный, того гляди лопнет от жира, который наел на родительских харчах. Чтобы унять терзающий страх, я прикинул: сколько времени я буду сытым, если сумею его съесть? Не смог сдержать нервного смешка, рвущегося из груди. Ответ и ещё один камень настигли меня незамедлительно. Мелкий, зато попал прямо в лоб, уколов короткой, но злой болью.

— Чего ржёшь? Я сказал что-то смешное?

Видимо, всё-таки сказал, потому что его приятели поддержали вожака подхалимским смехом.

— Думаешь, я не знаю, что ты вчера жарил в своём сарае крысу? И при этом тебе много раз говорено, не разводить огня! Устроишь пожар, кто будет тушить? Ты?

— Я просто хотел есть...

— Да кого это волнует! Я всё расскажу отцу! На этот раз тебя вышвырнут, как пить дать вышвырнут!

— Я прошу, пожалуйста, не надо...

— Нет, беспризорник. Просят не так! — богатенький ублюдок упивался мгновениями своего торжества. И самое паршивое я ничего, совсем ничего не мог сделать в ответ. — Начнём с того, что к вышестоящим нужно обращаться «господин». Попробуй!

— Я прошу вас, господин, не говорите никому.

— Уже лучше, но пока неубедительно, — он вознаградил мои страдания очередным камнем, на этот раз лишь слегка задевшим край штанов. — На колени!

Что-то внутри меня противилось этому, я замер, я остался стоять, пока камень не попал в колено, заставив его инстинктивно согнуться. Падая, я распорол ладонь об острую поверхность, инстинктивно сжал кулак. Камень.

— Я прошу вас, господин, не говорите никому.

— Какой ты жалкий, беспризорник, — его слова почему-то били сильнее, чем самые крупные камни, — такие как ты — как паразиты на теле общества. У тебя ничего нет, тебе нечего терять, а всё равно цепляешься за жизнь, как приблудная собака. Тебе стоило давно помереть и сделать наш прекрасный город чуточку чище...

Он продолжал укорять меня в вещах, которые я бы хотел, но не мог изменить, но... в тот момент я услышал то, что должен был сам сказать себе давно. У меня ничего нет. Мне нечего терять. А значит, нет ни единой причины трястись над своей жалкой жизнью. Нет ни единой причины, по которой я должен следовать установленным кем-то правилам.

Когда я поднялся с колен, на меня обрушился град камней, но это уже было неважно. Я смотрел на них, впервые в жизни — в глаза, и видел там страх. Три шага — у щенков уже тряслись руки, и я шутя уклонился от новых бросков. Камень в кулаке ободряюще обжигал.

Я схватил жирного заводилу за воротник, притянул к себе — и ударил. Ударил неумело, но ярость придала мне сил.

Медленно-медленно с его губ потекла кровь.

Какая красивая.

С сегодняшнего дня кроваво-красный будет моим любимым цветом.

-----------------------------------------

*Мяо — 0,2 секунды. Примерно.