Кровавый поцелуй монахини

Пролог

Предупреждение

Образ религиозного Средневековья, представленный в этом произведении, основан на исторических реалиях, но в значительной степени художественно интерпретирован и вымышлен в угоду сюжету.

Любые совпадения с реальными событиями, организациями или личностями — случайны. Автор не ставит целью оскорбить чьи-либо чувства, религиозные взгляды или историческую память. Если содержание показалось вам оскорбительным — это личная реакция, за которую автор ответственности не несёт.

В тексте присутствуют сцены: телесных и душевных пыток, насилия, смертей, казней и геноцида, религиозного фанатизма, самообмана и моральных искажений.

Содержимое может быть тяжёлым для восприятия чувствительных читателей. Произведение предназначено для взрослой осознанной аудитории.

«Страх имеет над нами более власти, чем надежда»

Этьен Бонно де Кондильяк

1466 год от рождения Христа.

Рыжее солнце окрасило небо на горизонте в алый, предвещая смерть и холод. Его свет ослеплял, отражаясь в моих серебристых глазах, когда я подняла взгляд.

— Да упокоит Господь ее душу, — прошептала я, пальцами рисуя крест в воздухе и целуя, висящий на моей шее. Стоя у свежей могилы, я ощущала запах скорби, пропитавший всё вокруг. Этот солоноватый кислый привкус боли, душевных терзаний будто въелся в мои ноздри и язык.

Прохладный ветер развевал полы моего апостольника, неся за собой пыль, что щипала кожу моего бледного лица. Мальчик все еще прижимался ко мне, сжимая ткань моей рясы в своих небольших ручках. Ему на вид было от силы лет семь, но уже он натерпелся страданий, что теперь катились по его щекам. Болезнь унесла жизни его родителей, сначала отца, теперь и матери, у чьей могилы мы стояли. Простая крестьянка скончалась от оспы, попав под волну заболевших. Ведь мы со Святым Отцом прибыли в деревню ради спасения тех, кто не заразился. Остальными занимаются врачеватели.

Ребенку требовалось время, чтобы прийти в себя, я не торопила его, а терпеливо и по-доброму поглаживала по волосам. Пусть он еще мал, но любой заметит его нечеловеческое происхождение. Рожденный смертной женщиной, и воспитанный приемными родителями, он все равно считается для большинства порождением Сатаны — бессмертным дитя вампира и человека — Дампиром. Как только это стало очевидно для нас, Святой Отец направил весть в Орден Святого Меча, в место, где таких детей воспитывают в охотников, защищающих людей от сил тьмы.

Перебирая пальцами пряди его волос я грустно подметила, что ощущаю родственную связь с мальчиком, он также одинок как и я, также обречен на вечное существование среди смертных… только ему не придется скрывать свою сущность, как приходится мне вот уже около трехсот лет. Притворятся монахиней не трудно, ведь у меня есть возможность помогать обеим сторонам и при этом не быть обнаруженной Орденом. Будучи вампиром в таком возрасте, я знаю достаточно языков, видов этикета и использования разного вида оружия, что без особого труда могу сойти за дворянку или солдата практически в любой части Европы. Но так проще, ведь ни один уважающий себя вампир не ступит на церковные земли без острой на то необходимости.

— Сестра Сесилия, — тихо отозвался мальчик, дернув меня за рукав рясы и прерывая мои мысли. Я опустила на него взгляд, его кристальные голубые глаза, окруженные красноватыми белками от слез, с тоской смотрели на меня. Он будто был окружен божественным сиянием, стоя против лучей закатного солнца. Его лицо должно быть более округлым, но в силу сложившейся ситуации, мальчик был слишком мал и худ для своего возраста. На коже виднелись небольшие шрамы и ссадины, словно он часто попадает в неприятности. На его тонких плечах висела испачканная рубаха, с витиеватым узором на вороте. Она выглядела так, будто он ее не любит снимать и носит постоянно. Могу предположить, что это подарок покойной матери. На бедрах его шнурок, держащий штаны, напоминал веревку. А ступни его были обуты в поршни, проживших больше необходимого.

Сестра Сесилия Эйвинс — двадцатипятилетняя монахиня Святой Церкви, и имя под которым я живу уже около 10 лет. По моей легенде, она, брошенная родителями, выросла и училась при монастыре на севере Италии. Была прилежной ученицей и, по окончанию обучения, странствует со Святым Отцом Климентом дабы помогать нуждающимся познавать Бога.

— Я слушаю тебя, Криспин, — мои губы растянулись в добродушной улыбке. Поглаживая его густые красновато-рыжие волосы, я дала ему время на озвучивание просьбы.

— Что теперь будет со мной? — тихо всхлипнув, произнес он дрожащим голосом. Мальчик отпустил меня, разжав объятия, и выпрямился. Я опустилась перед ним на корточки и, вынув платок из кармана, стерла с его щек катящиеся слезы.

— Ты будешь учиться и станешь сильным воином, — мягко заверила его я, наблюдая за сменой эмоций на его маленьком лице, — будешь защищать нас от сил зла.

Криспин выпрямился и схватил мою руку в свои небольшие ладони, воодушевленно округлив глаза. Несмотря на внешнюю слабость, он был силен. Я даже немного вздрогнула от его крепкой хватки.

— Я защищу всех! — твердо произнес он, — и тебя защищу, сестра Сесилия!

Продолжая улыбаться, я кивнула его словам. Мне было приятно ощущать как в воздухе вокруг нас переменился запах его эмоций, на смену кислому пришло что-то более свежее и прохладное. Решимость ребенка казалась сильнее чем у многих воинов, что повстречались мне на пути.

Глава 1

Каталина

1486 год от рождения Христа, конец осени. Запад Королевства Франции.

Солнце было обманчиво — оно светило, но не грело. Как старый друг, что улыбается тебе, скрывая нож за спиной.

Я шагала по грунтово-каменной дороге вперед, вглядываясь вдаль и сверяясь с картой. Солнце мягко прикасалось к моей коже, создавая ощущение тепла и умиротворения.

Деревня должна быть уже близко — крохотная точка на карте и ещё одна маска на моём лице. Я знала, зачем иду туда.

Вокруг меня расстилались просторы моей родины, пропитанные запахом земли и зимней прохлады. Давно я не была здесь. Уголок моих губ дернулся, подавляя усмешку. Многое изменилось с последнего моего путешествия по этим местам.

Ветка хрустнула у меня под ногой — тонкая, сухая, как шея птицы. Сосны по бокам дороги казались выше обычного, утопая в пепельно-серой дымке, вот-вот должны виднеться дома. В здешней церкви требуется помощь и меня, как «ученицу» сестры Сесилии отправили в столь отдаленное место.

Я знала: осень умеет скрывать следы. Но не запахи. Воздух казался густым, как перед бурей. И тёплая нота железа — крови — где-то на границе обоняния, тревожила. Как будто кто-то… не успел спрятаться. Или не посчитал нужным.

Осень лежала над землёй, как саван — хрупкий, сероватый, почти прозрачный. Запах сырости, опавшей листвы и холода вплетался в дыхание.

Пришло время сменить имя, а значит теперь я не Сесилия и у меня новая легенда, по которой я ее «ученица», которую она подобрала в одном из путешествий. Но «сестра» скончалась, заразившись оспой около 10 лет назад, ровно столько я могу находиться под каждым своим именем, не привлекая лишнего внимания. Я уже сбилась со счета от количества имен за свои почти три столетия, но свое истинное имя вновь со мной. Закон для каждого вампира — каждые десять лет менять имя и место обитания, каждые 50 лет — страну.

Вампиры стали меньше интересовать инквизицию, Орден Святого Меча. Они сейчас большую часть сил направили на ведьм… Я видела как на площадях собирался народ, чтобы поглазеть на сожжение женщин, реже мужчин. Как ни странно, но в ведьмовстве церковь чаще винит женщин. Многие из них были виновны? Нет. Знала одну девушку, увлекающуюся травами и лечением. Она мечтала о том, чтобы принимать роды и искала способ облегчить процесс для женщин… Как-то раз одна знатная дама, которой помогла эта девушка, будто пришла в церковь и будто бы невзначай бросила в разговоре с кем-то о том, что есть в городе одна странная девица, любящая травы.

Была ли девушка ведьмой? Нет. Но она приняла свою судьбу с честью. Я поразилась тому как несмотря на боль от пыток и огня, она молча терпела пока ее сердце не остановилось на том костре. Ее пепел унес ветер…

Ведьмы отличаются от тех кто лечит травами или знаниями. Я знаю трех ведьм из Французского Королевства, несговорчивые дамы. Одна из них относится к разряду старших, те кто имеет опыт, силу и статус в Ковене — может обучить ведьмовству. Сейчас они прячутся в лесах, горах и там где не достанет Орден. Да и с вампирами они особо дружбу не водят, презирают нас как мертвецов. Думаю, мне повезло лично увидеть жилище старшей и даже их колдовство.

В трактатах по демонологии пишут: ведьмы едят людей (особенно любят младенцев), крадут человеческие гениталии и скот, превращаются в животных. Не знаю, что из этого правда, но если судить по запаху, исходящему от ведьмы, то человеческую плоть они не едят… а в остальном пока мой путь не столкнет меня вновь с ними, я и не узнаю правды.

Подол моей черной рясы и подрясника стал серым от пыли дороги, апостольник и параман тоже запылились. Я остановилась, прервав свои воспоминания, и принялась отряхиваться, разглаживая складки на юбке.

Впереди уже простиралась деревушка, и над ней возвышалась старинная церковь, словно страж мирного времени стоящий на возвышенности. Её массивные стены, сложенные из грубо обтёсанного камня, потемнели от времени и дождей. Угловые башни с узкими бойницами-окнами, служившими когда-то для защиты, гордо возвышались по бокам основного здания.

Повидавший многое грязно-коричневый шифер на крыше местами пророс мхом. Над входом в церковь был тяжёлый каменный козырёк с искусно вырезанными виноградными лозами и листьями. Деревянные двери, окованные железными полосами, потемнели от времени, а массивные кольца-ручки местами получили пятна от трения времени.

Над церковью возвышался единственный каменный шпиль, украшенный крестом. Вокруг основания шпиля виднелись следы былой роскоши — полустёртые каменные рельефы святых библейских сцен.

— Кто вы!? — воскликнул Святой Отец, вышедший из здания на крыльцо. Мужчина был в почтенном возрасте, но не сгорбился, удивительно сохраняя осанку и достойный вид. Он был выше меня примерно на голову. Его морщинистое лицо было идеально выбрито, а густые седые брови скрывали глаза. На голове его был черный клобук. Ряса на его плечах явно пережила лучшие времена, некоторые места на ней были небрежно заштопанные заплатками, которые были светлее основной ткани.

— Сестра Каталина Амбель, — учтиво поклонилась я, приветствуя настоятеля церкви и послушника, выглянувшего из-за двери за спиной мужчины. Послушник походил на подростка, возможно это сирота, брошенный на произвол судьбы под двери церкви, ведь судя по запаху они не родственники. — Меня прислали к вам в помощь из Королевского аббатства Фонтевро.

Глава 2

Каталина

1486 год от рождения Христа, зима. Запад Королевства Франции.

Зима 1486 года, от Рождества Христова, окутала западные земли Французского королевства своим безжалостным покрывалом. В это время король Карл VIII укреплял свою власть в Париже, а его гонцы разъезжали по дорогам, собирая подати и верша правосудие. Но здесь, в этой отдаленной деревушке, королевские указы казались далекими и несущественными.

Местные жители, одетые в грубые шерстяные одежды, все реже появлялись у церкви. Их лица, обветренные зимним холодом, были измождены. После неурожайной осени запасы еды были скудными, а торговцы, опасаясь разбойников на дорогах, все чаще обходили это место стороной. Многие молодые люди уехали в поисках лучшей доли, оставив стариков на произвол судьбы.

Смотря из окна церкви на заснеженный пейзаж кладбища, где надгробия торчали из-под белого покрывала, словно кости древних существ. Деревня, почерневшая от времени и непогоды, казалась безжизненной. Её дома, сложенные из потемневших от времени бревен, смотрели пустыми глазницами окон, а ветер напевал свою погребальную песню среди занесенных снегом улиц.

В холодное время года я всегда ощущала себя живее и лучше, да и моя бледность уже не вызывала столько вопросов. Я и Отец Николас продолжали каждый день обходить деревеньку, проверяя жителей.

Казалось, что болезни отступили, но вслед за ними пришел голод и нечто страшное, что таилось в глубине зимних сумерек. В это время инквизиторы в далекой Германии публиковали свои зловещие трактаты о ведьмах, но здесь главной угрозой был не мистический страх, а голод и холод. Я внутренностями ощущала странное чувство, будто скоро что-то произойдет — это было не просто предчувствие, а глубокая уверенность в том, что зима только начала показывать свои когти, и самое страшное еще впереди. В её ледяном сердце затаилась тьма, готовая вырваться наружу с новой силой.

Запах ладана и старой древесины смешивался с холодным воздухом, проникающим сквозь щели в окнах. За стенами церкви простирались заснеженные поля, где когда-то колосилась пшеница, а теперь лишь ветер играл с снежной поземкой.

В этой части королевства, близкой к границам, жизнь всегда была тяжелее — здесь часто проходили военные кампании, разоряя земли, а дороги были опасны из-за разбойников. Но эта зима казалась особенно суровой, словно сама природа решила испытать людей на прочность. Холодные ветра с севера пробирались сквозь стены даже самых крепких домов, а снег засыпал дороги, делая их непроходимыми.

В такие дни я особенно остро чувствовала свое бессмертное происхождение. Вампирам не нужен сон, но природа порой берет свое. Если недостаточно пьешь человеческой крови или заменяешь её на животную, наступает состояние, похожее на дремоту. Недостаток пищи погружает нас в подобие спячки, которую трудно избежать. А если получается сопротивляться этому состоянию, можно погибнуть от жажды или неосторожного поступка из-за помутненного разума.

Кровь — единственное, что питает наши бессмертные тела, заставляет их двигаться и сохраняет рассудок в трезвости. Ночами, когда все жители деревни, включая Отца Николаса и Гая, погружаются в глубокий сон, я брожу по лесу в поисках пищи. Моей добычей часто становятся мелкие зверьки, обитающие поблизости, или более крупные, за которыми приходится идти глубже в чащу. Даже во время трапезы нужно сохранять осторожность. Но недостаток человеческой крови сказывается: я становлюсь раздражительнее, и сдерживаться порой очень трудно. Поэтому я стараюсь наесться за ночь как можно больше.

Три столетия существования научили меня терпению и мудрости, но даже мне бывает сложно смириться с нынешними ограничениями. Кровь животных, конечно, питательна, но она не даёт того полного насыщения, к которому я привыкла за свою долгую жизнь.

Будь у меня возможность питаться человеческой кровью, то пары глотков хватало бы на неделю спокойной жизни. Но здесь живет слишком мало людей, да и в основном они все староваты. Густая кровь стариков не так вкусна как у молодых людей. В конце концов, терпение – это то, чему учит долгая жизнь.

Я возвращаюсь в келью ближе к рассвету, чтобы успеть преобразиться в монахиню и присоединиться к заутрени. Гай как обычно помогал Отцу Николасы подготовить все к утренней молитве, стуча зубами и трясясь от утренней прохлады храма. Его дыхание облачками пара поднимается в холодном воздухе, пока он расставляет свечи и проверяет, всё ли готово к службе.

После службы следовал скромный завтрак – кусок черствого хлеба и немного разбавленного вина. Я принимаю пищу с подобающим смирением, хотя мой вампирский голод всё ещё тлеет внутри. Жидкость мое тело еще переварит, но твердую пищу приходится выплевывать тайком после трапезы.

По настоянию святого отца я занялась наставничеством. Некоторые жители деревеньки, кто еще не утратил веры, приходили за советом, исповеданием грехов и молитвами за близких. В полумраке исповедальни их души раскрывались передо мной, словно древние манускрипты, повествующие о людских страхах и надеждах. Я внимательно выслушивала каждого, давая мудрые советы и утешение.

Но с каждым днём голод становится всё сильнее. Человеческая кровь становится необходимой, а её недостаток делает меня раздражительнее. Скоро мне придётся сделать выбор: либо покинуть эту деревню, оставив её жителей в неведении, либо рискнуть и добыть необходимую пищу, подвергая себя опасности разоблачения.

Глава 3

Криспин

1486 год от рождения Христа, зима. Запад Королевства Франции.

Морозная ночь опустилась на лес, укутав деревья белоснежным покрывалом. Луна, пробиваясь сквозь густые облака, отбрасывала призрачный свет на заснеженные ветви, создавая причудливые тени на белом полотне снега. Где-то вдалеке ухала сова, а морозный воздух застыл в неподвижности.

Возвращение после долгой миссии давалось нелегко. Путь был неблизким, да и провизии оставалось не так много. Верхом на лошадях мы шли ровной колонной через лесную тропу, пробираясь сквозь густые заросли елей, чьи ветви были усыпаны тяжёлым зимним снегом. Наши лошади ступали осторожно, пробиваясь через снежное покрывало, которое хрустело под копытами.

Неожиданно Аллен, находившийся во главе колонны, подал знак остановиться и посмотрел в сторону. Его острые клыки слегка выступали при оскале, а серебристые глаза, унаследованные от вампира, поблескивали в темноте, улавливая малейшее движение. Он был дампиром — получеловеком-полувампиром, рождённым от союза смертной женщины и древнего вампира. Орден принял его, когда он был ещё ребёнком как и меня, обучив искусству охоты на нежить, и теперь он был одним из лучших следопытов и охотников.

Мужчина дернул поводья коня, его черные длиной до плеч волосы взметнулись вверх, показывая его слегка заостренные уши.

Я прислушался: сердце Блеза быстро застучало. Человек и командир нашего отряда, он всегда оставался хладнокровным в самых опасных ситуациях. Его бритая голова блестела в лунном свете, а монашеская ряса ордена святого меча была тщательно подогнана под доспехи. Блез был не просто командиром — он был монах-воином, посвятившим свою жизнь служению ордену и борьбе с нечистью. Его руки, покрытые шрамами от многочисленных сражений, крепко держали меч, а глаза, закалённые годами сражений, внимательно следили за тенями в лесу.

Слева, среди густых деревьев, слышались отчётливые грузные шаги упырей.

— Всем приготовиться, — тихо произнёс Аллен, доставая свой меч. Он говорил низким, уверенным голосом с едва заметным акцентом. Лезвие тускло блеснуло в скудном лунном свете, пробивающемся сквозь кроны деревьев. — Похоже, мы наткнулись на небольшую стаю.

Я проверил свой арбалет, заряженный серебряными болтами. Остальные братья ордена последовали моему примеру, обнажая мечи. Мы повернули лошадей в сторону звуков, животные нехотя послушались, чувствуя опасность. Их глаза расширились, улавливая отблески лунного света, а ноздри раздувались, втягивая морозный воздух.

— Тихо, — прошептал Блез, — пусть кони не выдадут нас раньше времени.

Мы спешились, ведя лошадей в поводу. Снег скрипел под ногами, создавая предательский шум в ночной тишине. Аллен и я были самые опытные охотники, он двинулся первым и махнул мне, его арбалет был готов к выстрелу. Остальные братья образовали полукруг, готовясь встретить врага.

Я шагал медленно следом за товарищем, вслушиваясь: упыри, судя по звукам, были у своего гнезда. На миг мне почудилось присутствие вампира, едва ощутимы нежный аромат роз коснулся моих ноздрей. Я чуть не отвлекся, но запах перебило зловоние упырей.

Внезапно из-за деревьев показались красные глаза упырей. Они двигались медленно, словно наслаждаясь моментом, их когти оставляли глубокие борозды в снегу. Лошади задрожали, прижимая уши к голове, их дыхание вырывалось паром, который тут же замерзал в холодном воздухе.

— Приготовиться к бою! — тихо скомандовал Блез. — Арбалетчики — цельтесь в головы!

— И без тебя знаем, — фыркнул Аллен, делая первый выстрел, сразивший ближайшую к нам тварь.

Я усмехнулся ворчливости товарища и выстрелил, стрела попала в шею самой крупной особи. Черт! Это лишь разозлило его! Побежав вперед, я отбросил арбалет и обнажил двуручный меч, висевший на моей спине. Четкий и быстрый удар разрубил упыря на двое и тот повалился на заснеженную землю, окрашивая ее черно-красной кровью.

— Не знаю почему они без хозяина, — хмыкнул Гастон, вытирая меч снегом. Четвертый из нашего отряда добил последнего из трех упырей. Его кожа была неестественно бледной, почти прозрачной, с лёгким голубоватым отливом, а глаза светились холодным, золотистым светом, особенно заметным в темноте зимнего леса. — но здесь поблизости деревня, возможно кто-то из местных вампир.

Гастон был выше среднего роста, с атлетическим телосложением, его движения были полны кошачьей грации и силы. Длинные чёрные волосы, собранные в высокий хвост, слегка развевались на морозном ветру, а заострённые уши придавали его профилю хищные черты. Он всегда походил на кота, даже в детстве, оттого и прозвище он носил Кот.

Блез чинно поднял голову, единственный кто не спешился с коня, монах Ордена как и большинство из них презирающие свое сосуществование с дампирами вроде меня, Аллена и Гастона. Его суровое лицо с резкими чертами выражало явное пренебрежение к полу-людям, хотя он и служил с ними бок о бок.

— Отец Николас явно будет рад предложить нам ночлег, — брезгливо произнес мужчина, повернув коня в направлении к деревне. Его голос звучал холодно и надменно, а глаза, закалённые годами сражений, презрительно смотрели на нас сверху вниз. — И уберите это!

Мы втроем переглянулись и тяжело вздохнули. Я поднял за ноги разрубленную мной тушу упыря и потащил за собой, идя вслед за командиром. Его конь, почувствовав запах нежити, нервно переминался с ноги на ногу.

Глава 4

Криспин

1486 год от рождения Христа, зима. Запад Королевства Франции.

От воспоминаний шрам на правом глазу закололо, словно это была свежая рана. Я неосознанно коснулся повязки, закрывающей глаз, и тут же одернул, будто дотронулся до расплавленного железа. Нет, то не было страдание в телесном смысле. То было нечто худшее — брезгливое, липкое чувство, когда чужое шевелится под кожей, когда плоть предаёт дух.

Глаз под веком — золотой глаз демона — медленно шевельнулся, как червь в могиле. Принудительный проклятый трофей от монахов-наставников из Ордена, безумцев, что изучали тварей, которых приносят охотники.

Монстры есть и среди людей.

Когда мы закончили с уборкой снега, Блез деловито заявил об осмотре места и разговоре с жителями. Отец Николас не смог пойти с нами, его еще лихорадило и с нами отправили сестру Каталину.

Девушка напоила настоятеля теплым молоком и едва ли человеческий нюх уловил запах целебных трав, что она добавила в питье. Ни я, ни Гастон, ни даже Аллен не подали виду о том, что заметили. Блезу об это знать не нужно, а Николас смог уснуть и теперь даже его дыхание было ровным.

Я стал замечать, что слишком часто обращаю внимание на девушку, наблюдаю за ее действиями. Каталина двигалась плавно, казалось, едва касается земли. Если она что-то делала, то это выглядело так, словно умудренная опытом и знающая, что будет дальше. Но при этом она была как неприступная ледяная статуя, которой чужды эмоции.

Каталина шагала впереди, закутавшись в темный плащ, и мы следовали за ней, пробираясь по узким, замерзшим улицам. Мороз скрипел под сапогами, пар вырывался изо рта, как у лошадей в упряжке. В её движениях, как всегда, не было ни спешки, ни волнения — лишь безупречная точность.

— Здесь, — тихо сказала Каталина и указала на прикрытый выломанной дверью проход в дом, — тело вы уже видели.

Мы вошли внутрь. Лавка встретила нас густым, застойным духом крови, впитавшимся в пол и стены. Несмотря на то, что тело унесли, пятно засохшей крови всё ещё темнело у самого порога, распространяя тошнотворный сладковато-кислый запах смерти.

Я задержал дыхание и опустился на корточки. Слева от пятна — неравномерные борозды, тонкие, но глубокие. Царапины. Когти.

— Охотились жадно, но не поспешно, — пробормотал я. — Он не бежал, вернее даже не успел.

Гастон кивнул, присев рядом.

— Дверной косяк цел. Ни одного удара. Значит, впустил. Возможно, видел кого-то знакомого.

— Или кто-то выглядел как знакомый, — мрачно бросил Аллен и, щурясь, обратился к монахине. — А дверь? Почему она снята?

Каталина ответила не сразу. Её взгляд был отстранённым, почти скучающим. Она чуть склонила голову, словно оценивая Аллена так же, как пятно на полу — без эмоций.

— Гроб, — коротко бросила она.

Аллен поджал губы, и впервые с утра замолчал.

Я поднялся и прошёл вдоль прилавка. Тут и там следы схватки: опрокинутая стойка, сломанные ножки табурета, раздавленные сушёные травы. На стене тёмная полоска — словно кто-то, рухнув, приложился головой. А в углу — осколки аптечного стекла. Их, похоже, даже не пытались убрать. Или не осмелились.

Блез стоял у окна, водя пальцем по деревянной раме, и с отвращением изучал окружение.

— Царапины снаружи, — сказал он негромко. — Но мелкие. Кто-то цеплялся, не входя. Или выбирался в спешке.

Каталина подошла ближе, а Аллен вышел и осмотрел оконную раму снаружи.

— Один упырь был снаружи. Остальные — внутри. Он наблюдал. Не вмешался. — кивнул дампир.

— Почему? — нахмурившись повернул голову и спросил Гастон.

— Потому что, Кот, это был не упырь, — хмыкнул Ал, пальцами потянув на себя что-то тонкое. Рыжий вьющийся волос.

Я подошел ближе к другу, дабы ближе рассмотреть найденное.

— Дай-ка, — протянув руку произнес я, Аллен осторожно передал и уставился на меня. Запах исходивший от волоса был очень слабый, едва ощутимый. Видимо, за эти сутки он долго пробыл здесь. — Вампир.

Мой тон точно приговор, безапелляционный вывод. Я ощутил как все, кроме монахини напряглись. Девушка лишь задумчиво уставилась перед собой, погрузившись в глубокие думы, но ее прервал Блез:

— Сколько в деревне рыжеволосых живет? — обернулся к ней монах.

Каталина моргнула, словно собиралась с силами.

— Она не может быть… — выдохнула девушка, запинаясь на слове «вампир». Она сжимала ткань одеяния в руках, — дьявольским отродьем. Она нашла беднягу Дидье…

Блез вскинул руку, заставляя Каталину замолчать.

— Это уже не ваша забота, сестра, — презрительно выплюнул он, — женщина по природе своей нечистое создание. Вы с рождения должны молить Господа нашего о прощении Греха Евы. А эта либо ведьма, либо вампир, — неся эти слова с серьезным видом, он обошел девушку с другой стороны, встав между ней и Гастоном, — Ваше счастье, что вы невеста Господа, Каталина.

Она потупила взгляд, но я видел, что она не боится… на ее лице отражалась скрытая злоба, так что даже воздух загустел вокруг нас. Монахиня закусила губу, слушая его.