Кровь фей

Пролог: То, чего не было

495 лет назад, до наступления Злых Времён

Это было одним из самых ярких и болезненных воспоминаний, врезавшихся Изулену в память.

– Убирайтесь! Пошли вон отсюда, проклятые! Ишь прилетели, кружат вокруг дома, как вороньё! – Он размахнулся и едва не задел наспех отломанной от дерева веткой особо назойливую фею. Та отпрянула – маленькая, величиной с ладонь, с сияющими крылышками, в белом платьице. Такой светлой наверняка не понравилось сравнение с вороной! Её подруги обожгли Изулена гневными взглядами, подняли палочки…

– Нет! – Анфигрена, младшая сестра, попыталась закрыть его собой, раскинув маленькие ручонки. – Не трогайте его! Изул – хороший…

Феи замерли, как будто раздумывая. Вряд ли испугались – в конце концов, их три, да ещё с магией, а Изулен – простой смертный. Сзади, высоко в небесах, ослепительно сияла Белая Звезда – их покровительница. Заслонившись ладонью от бьющих в лицо лучей, Изулен напряжённо ждал, готовый стоять до конца. Что ж это такое – нельзя уже Анфигрене выглянуть из дома, чтобы к ней не пристали феи!

– Ладно, – наконец, произнесла крылатая, которую Изулен чуть не ударил веткой. – Но ты помни, что мы тебе сказали, поняла, Анфигрена?

– Да, – пролепетала она.

Феи развернулись и полетели прочь, а Изулен смотрел им вслед, пока серебристыми бабочками они не скрылись вдали. Он опомнился, услышав всхлип сестры, отбросил ветку и, наклонившись, приобнял Анфигрену за плечи. Там, в доме, среди шёлковых подушек, оставшихся от былого богатства, лежала больная мать, и ей феи никак помочь не могли. А вот утащить Анфигрену под предлогом какого-то поганого предназначения – тут как тут!

– Мы уедем, – Изулен вытер ей слёзы. – На Кэрлиону. Подальше отсюда!

Она растерянно проговорила:

– Но Изул, там же черномаги! Говорят, они пьют жизнь из других людей, делают порошки из растолчённых костей, нечисть призывают…

– Я слышал, черномаги не трогают тех, кто не сделал им ничего плохого, – возразил Изулен, гладя Анфигрену по светлым волосам, заплетённым в косы. – Вот и нас не тронут. Не бойся.

Грустный вздох был ему ответом. А потом из дома раздался крик единственной оставшейся у них служанки:

– Господин Изулен! Скорее, ваша мать умирает!

Его будто по голове ударило этим известием. Стало трудно дышать, и, выпустив сестру, он бросился к каменным ступеням, ведущим в дом. Анфигрена так и стояла на месте и, если Изулен верно расслышал, зарыдала в голос…

С тех пор минуло две недели.

– Изул, а когда мы приедем в порт? – спросила Анфигрена, качаясь в повозке. Всякий раз, когда та проезжала по дорожным ухабам и камням, сестрёнка подпрыгивала и хваталась за руку Изулена. Бледная, притихшая, с покрасневшими от слёз глазами, Анфигрена выглядела совершенно несчастной. Эх, скорее бы увезти её отсюда! Изулен надеялся, что феи поймут – им лучше найти другую девчонку. «Какая разница, из кого лепить идеальную фею?! Звёздный дар, предназначение – это только слова! В Анфигрене никогда не было ничего особенного», – думал Изулен. Вероятнее всего, что феи ошиблись – и как дорого ему и сестре стоила эта ошибка! Из-за них матери стало хуже, а так, может быть, лекарь ещё вылечил бы её.

Хоть сестру Изулен убережёт от крылатых! В конце концов, он дал клятву матери перед тем, как Кэаль Справедливая забрала её к себе.

– Нам ехать до Алой Звезды. Если затошнит, скажешь, и мы остановим повозку, – Изулен покосился на широкую спину возницы, погонявшего волов. Это был тупой, неуклюжий деревенский верзила, который за пару серебряных цейлов согласился довезти их с сестрой до самого порта. Мелькала мысль, что возница захочет отобрать и остальные деньги, а ограбленных путников бросить на пустынной дороге. Но как бы не так! При себе Изулен держал острый нож, да и дрался неплохо – в родном городке могли бы много об этом рассказать.

Анфигрена долго молчала и наконец заговорила:

– Меня не… со мной всё хорошо, – поправилась она, будто избегая слова «тошнит».

Её уже тошнило один раз, и тогда остановить повозку не успели. На холщовом платье осталась грязная полоса, и башмаки – грубые башмаки на деревянной подошве – тоже были испачканы рвотой. Пахло от Анфигрены прескверно. Других платьев у неё не было, и Изулен корил себя за то, что не догадался где-нибудь достать обновы. Не подумал, бежали-то в спешке!

Он отвернулся, взглянул на проплывавший мимо лес. Золотая Звезда пронизывала своим сиянием ветви деревьев, зелёные кустарники, высокие травы. Хорошо бы остановить повозку, выйти, прогуляться, найти ручеёк и напиться из него…

– Есть не хочешь? – спросил Изулен сестру который раз за день. Зачерствевший ломоть хлеба так и лежал у него в котомке – прихватил с собой после ночлега в какой-то грязной деревушке. Всё остальное было съедено, и Анфигрене впрок не пошло.

– Нет, – мотнула головой Анфигрена. С явным отвращением, читавшимся у неё на лице, поправила складки платья. Изулен вспомнил, какие нарядные платья были у сестры, и даже в мыслях не мог пообещать ей, что на Кэрлионе они заживут хорошо. Денег осталось не так много. После похорон матери Изулен продал дом, и большая часть выручки ушла на путешествие – вернее, побег от фей. Зато на Кэрлионе, без вечного преследования, Изулен сможет свободно вздохнуть. И найдёт работу – да хоть учеником к черномагу пойдёт, невесело хмыкнул он. Главное, чтобы никого убивать не заставляли, а зелья варить он сумеет.

Глава I

Посреди пустоты соткались две незримые силы: справедливая и несправедливая, Кэаль и Мааль. Кэаль создала мир и всё, что в нём, и закон Великого Равновесия. Минуло с тех пор двадцать пять столетий, и не было ни одного дня, чтобы не сошлись в бою те, кто за справедливость, и те, кто против неё.

«Лэн, сзади!» – прозвенел голос Айи – говорящей палочки – в ушах юного фея, и, развернувшись, он увидел хибри. Полумедведь, получеловек с рычанием замахнулся огромной волосатой лапой. Лэннери осознал: если промедлит, то хибри сметёт его кулаком, будто ничтожную муху, со своего пути. Нацелив палочку на хибри, Лэннери выкрикнул первое заклинание, которое пришло ему в голову:

– Соом-ну!

Призрачное сияние окутало палочку и исчезло. Хибри замер. Его маленькие круглые глазки сделались сонными, лапы опустились. Он лёг на землю и захрапел. Лэннери смотрел на него, держа в руке палочку – ноги хибри были человеческими, с заскорузлыми пятками. Эти чудовища выглядели по-разному: одни до пояса – звери, а ниже пояса люди, как спящий хибри. У других могли быть человеческие лица, но звериные или птичьи тела – или наоборот.

Хибри всхрапнул и перевернулся на живот. Наверное, любимая его поза в те времена, когда он ещё не был чудовищем… Пора бы и прикончить слугу Мааль, но Лэннери медлил. С гораздо большим удовольствием он бы расправился с тем, кто изуродовал человека, смешав его кровь с медвежьей в своём проклятом ритуале.

«Лэн, надо», – снова услышав звонкий голос Айи, Лэннери взглянул на неё. Палочки фей представляли собой вытянутые фигурки с головами, изящно вырезанными из аргены, золотолиста или коэцина – смотря к какой Школе принадлежала фея. Или фей, мысленно добавлял Лэннери.

«Времени нет – там ещё нечисть подкрадывается», – взволнованно сказала Айя. Будто вторя ей, в лесу торопливо зачирикала птица. Лэннери кивнул, сосредоточился и выкрикнул заклинание:

– Пер-кусса!

Белый луч сорвался с кончика палочки и вошёл в тело мирно храпевшего чудовища, как лезвие ножа. Сон прервался. Хибри страшно выгнулся, застонал, царапая когтями землю. Ещё один луч – и мёртвое уже тело вспыхнуло белым пламенем. Сгорит, и останется только дымящаяся кучка пепла.

Теперь внимание Лэннери приковала к себе нечисть – вот она, ядовито-зелёная, заметная даже среди трав маа-змея. Она успела подползти ближе и не выдать себя ни шорохом, ни шипением. При необходимости дети Мааль двигались бесшумно.

«Чего ты ждёшь? Чтобы она прыгнула?» – настороженно спросила Айя.

«Именно, – Лэннери не сводил глаз со змеи. – Это будет красиво – убить нечисть, прыгающую прямо на тебя! А ты думала, она заворожила меня своим взглядом?»

Дети Мааль обладали таким умением, но это действовало только на людей, и мысли Лэннери прозвучали насмешкой над Айей. Она не стала отвечать, да и не до этого было. Маа-змея изогнулась всем своим тонким ярким телом и прыгнула.

– Пер-кусса! – луч прошёл в одном мильме* от противницы. Перед лицом Лэннери мелькнул раздвоенный язык. Юный фей едва успел метнуться в сторону. Под новый крик: «Пер-кусса!», сорвавшийся не с губ Лэннери, маа-змея рухнула на землю. Он поднял брови, глядя, как раненая противница извивается на земле, пятная траву, пачкая ядом буйно растущие белоцветы.

– Слава Кэаль, что я смог избавить тебя от нечисти! – раздался голос друга.

– Саймен! – Лэннери повернулся к нему. В свете Белой Звезды Саймен выглядел настоящим феем-спасителем – светловолосый, сероглазый, весь в белом, с сияющими крыльями за спиной.

В руке он держал палочку из аргенового дерева, только лицо у неё было другое, и имя другое – Рейла. Обычно феи не раскрывали друг другу имена палочек, но Лэннери и Саймен решили, что у каждого правила должно быть какое-нибудь замечательное исключение.

– Думал, попаду в змеюку, – беззаботно откликнулся Лэннери, помахивая палочкой. Саймен укоризненно покачал головой.

– Ты хочешь стать как Эсмели?

– Нет, – Лэннери посерьёзнел, нахмурился.

– Вот и не будь таким беспечным!

Эсмели была из дюжины фей, учившихся в Школе Алой Звезды, и в этом году, когда наступил вер – тёплое время, – Эсмели ужалила маа-змея. Будь это простая гадина, а не дитя Мааль, с феей ничего бы не случилось – неопасные раны, укусы или ушибы заживали сами собой. Но тогда и рассказывать было бы не о чем.

– Она лежала вся раздутая и лиловая, глаза у неё вытаращились так, будто сейчас вылетят из орбит! А потом она умерла в страшных мучениях, – передавали феи из Школы Алой Звезды всем остальным. – А рядом были бездарные. Все, кто к ней прикасался и пытался помочь, заболели и умерли!

Бездарными называли людей, потому что у них не было звёздного дара. Лэннери не любил это прозвище, а по какой причине, знал только его друг.

– Смотри, время Белой Звезды подходит к концу, она тускнеет, – забеспокоился Саймен. – Скоро засияет Золотая, и нам пора будет улетать, а я ещё недостаточно добрых дел совершил!

Лэннери с сомнением осмотрел его непорочно-белую рубаху с поясом и штаны.

– Ты даже запачкаться не успел. Спорим, моя змея – это первая, которую ты убил?

Глава II

– Зачем ты дал ему слово, Лэн?

Друзья летели над полями, где росли зелёные травы, ветер колыхал тяжёлые головки цветов – желтянок, и мелькали стрекочущие насекомые, которые были феям по пояс. В сиянии Золотой Звезды мир казался красивым и безобидным, но перед внутренним взглядом Лэннери так и застыл окровавленный труп хибри с нелепо раскинутыми в стороны руками.

– Зачем? – повторил Лэннери вопрос друга и не нашёл подходящего ответа.

В отличие от Саймена, Лэннери никогда не стремился стать добрейшим феем в Школе. Пожалуй, у него было только два желания – раскрыть свой особенный талант и занять место Наставницы.

Особенным талантом называлось то, что феи умели делать без палочки. Саймен мог соорудить воздушный барьер, чтобы не подпустить к себе врагов; Ирлани и Альди обладали одинаковым талантом – поднимать с земли предметы, отчего и сдружились. Даже у толстого, неуклюжего Аргалена, который не летал, а трепыхался на своих крыльях, был талант – вызывать ветер! А у Лэннери он до сих пор не раскрылся.

Белая Наставница утверждала, что время ещё есть – пока юному фею не исполнилось шестнадцать лет. Но экзамен-то раньше, а по результатам она объявит свою преемницу – или преемника. И без особенного таланта Лэннери нечего было и надеяться стать Наставником.

А ведь он так мечтал об этом, помня, что раньше Школы возглавляли только женщины – с одним исключением, но о том Наставнике много не рассказывали. Должно быть, проявил себя не лучшим образом.

– Ты мне не ответил, – иногда Саймен добивался ответа с таким упорством, будто от этого зависела его жизнь. Лэннери подумал – и беспечно объявил:

– Захотел и поклялся, что найду черномага! А почему бы и нет? Как раз во время ночной вылазки его и поищем!

Саймен нахмурился. В тёмное время сил было одинаково немного у фей всех Школ – Белой, Золотой и Алой Звёзд. Именно поэтому Лэннери искал приключений ночью – чем опаснее, тем больше возможностей для пробуждения особенного таланта. Саймену всё это было не по душе – не столько из-за опасностей, сколько из-за нарушения школьных правил. Лэннери нарушал правила неоднократно, но и бровью не повёл, услышав, что ещё немного – и его не допустят к сдаче экзамена.

– Без особенного таланта мне на экзамене делать нечего, – сказал тогда Лэннери другу. – А без ночных вылазок этот талант не даст о себе знать!

Саймен тоже был не против того, чтобы стать Наставником, но сомневался, что выберут его. Несмотря на все нарушения правил и любовь к эффектам («Я убью эту нечисть красиво!»), на счету Лэннери было больше выполненных заданий.

– А ты не позавидуешь мне, если я стану Наставником? – как-то раз спросил Лэннери друга. Тот наморщил лоб, подумал и ответил:

– Нет.

Лэннери поверил – ему не хотелось, чтобы зависть разрушила их дружбу. Саймен помогал ему во время ночных вылазок, готов был поддержать на любом задании, не выдавал Наставнице, если Лэннери нарушал правила. Никто не захотел бы потерять такого замечательного друга!

– Лэн, – заговорил Саймен, когда до гор, где располагалась Аргеновая Долина, оставалось не больше двух коротких полётов*, – а как думаешь, отчего люди шли в черномаги? Это же не звёздный дар, как у нас – я слышал от Наставницы, что чёрная магия забирает жизненные силы. Значит, просто так никто не стал бы ею заниматься. И выходит, что в жизни этих людей случилась какая-то беда, рассудок их помутился, а потом они увязли в этом болоте…

Сумбурные рассуждения друга показались Лэннери забавными. Ну да, бедные и несчастные черномаги, которые с горя варили зелья, отнимающие разум, или ставили опыты на людях, а иногда – на пойманных феях! Лэннери указал палочкой себе за спину – туда, где остались города и деревни, окутанные золотистым сиянием. Там жил беспокойный народ Альбастрии, готовый обманывать, лгать и выслуживаться, совершать дурные поступки под видом добрых – иными словами, ведущий себя примерно как феи, только ещё и вечно недовольный своей жизнью.

– Какая беда, Саймен? Ты лучше представь себе, что ты бедняк, работаешь с утра до ночи, у тебя нет ни одного лишнего цейла, а рядом живёт богатая и прекрасная Беатия…

Саймен покраснел. Он был влюблён в нежную светловолосую фею с голубыми глазами и веснушками на белых щеках, и Лэннери иногда дразнил его за это, а порой всерьёз предупреждал, чтобы не заключал с Беатией священный союз.

– И она, – продолжал Лэннери, – ласкова только с богатыми, а тебе и словечка не бросит. А тут добрый знакомый попадается. И говорит: мол, состряпаешь зелье, напоишь им Беатию, и она будет ласкова только с тобой. Ты варишь зелье, заключаешь брачный союз с Беатией, получаешь её любовь и деньги заодно. Главное – деньги! А затем понимаешь, что нужно ещё немного зелья, и ещё, потом другого зелья… И верные слуги нужны, чтобы охранять богатства – только не жадные людишки вроде тебя самого, а маа-змеи или ящерицы, которым золотые цейлы ни к чему. И жизненные силы легко восстановить, вытягивая из людей – и если повезёт, фей – кровь. А некоторые чёрные маги были людоедами. Наставница ещё и об этом рассказывала – ты, может, и не запомнил, а я запомнил.

Саймен терпеливо дослушал его до конца – что удивительно, не перебил.

– То есть, ты считаешь, что к чёрной магии обращались только бессердечные корыстолюбцы и отбросы рода человеческого?

– Властолюбцы тоже. Тираны, мучители, – равнодушно перечислял Лэннери, – и прочие… негодяи. Уверен, что ни в одном черномаге не осталось ничего хорошего. В хибри – может, а черномаг – это злейшее зло, их нужно уничтожать сразу, как увидишь.

Глава III

С лёгким шелестом сложив крылья и сняв башмаки, Лэннери плюхнулся на кровать и устало прикрыл глаза. Палочка выпала из его пальцев, и он вяло потряс рукой – казалось, что весь вечер поднимал тяжёлые камни, а не накладывал слои на защитный купол вокруг Школы.

Наставница была безжалостна – пока Лэннери и Саймен не сделали всё, как полагается, она их не отпускала. «Дэй-фен-си, дэй-фен-си, дэй-фен-си…» – крутилось в голове у Лэннери защитное заклинание, которое он повторил, наверное, раз сто, не меньше. И чувствовал себя совершенно измученным.

Интересно, что придумает Наставница, если поймает их с Сайменом после ночной вылазки? Не поймает, решительно сказал самому себе Лэннери, на этот раз они постараются долго не задерживаться. В ближайшем рейге* – Гервелеке – наверняка найдётся городишко с парой-тройкой хибри или маа-змей. И возможно, что особенный талант проснётся как раз вовремя, чтобы защитить Лэннери от смертельной опасности. Так было с Сайменом, когда между ним, уронившим палочку, и разъярённой нечистью вырос воздушный барьер. Так было с Аргаленом, когда он не мог улететь от преследовавшей его хибри – получеловека, полуптицы – и поднялся ветер, который сделал то, чего не смогли сделать фейские крылья. Так было с Ирлани и Альди – они дрались с вылезшим из-под земли десятком маа-змей, и те ринулись на фей, трепеща раздвоенными серыми языками, как вдруг с земли поднялись камни. Не прошло и нескольких мгновений, как маа-змеи упали с размозженными головами.

Так будет и с ним, Лэннери. Иногда он задумывался, какой особенный талант хотел бы иметь, и в его воображении живо вспыхивал огонь. Вот и сейчас Лэннери представил себе целый костёр, и посреди него, корчась, горел черномаг. Достойное завершение клятвы, которую Лэннери дал, совершенно не думая!

Тем временем сияние Алой Звезды начало тускнеть, а за окном стремительно сгущались сумерки. На комоде рядом с кроватью остывал настой белокорня, к которому Лэннери сегодня не притронулся – от него и спать хотелось, и мысли становились чересчур благостными. Лэннери лежал, заложив руки за голову, и смотрел в окно, пока полностью не стемнело. Тогда и Айя подала голос:

«Пора».

Лэннери улыбнулся, вскакивая с кровати – Айя была не меньшей любительницей приключений, чем он сам! Кажется, и рука уже не болела.

Саймен ждал у дверей Школы, привычно вертя в руках свою палочку. Ночь была непроглядно темна, и люди, чтобы осветить её, зажигали костры, факелы, масляные лампы. А феям хватало сияния палочек и собственных крыльев за спиной.

– Полетели! – сказал Лэннери с преувеличенным весельем, которого не испытывал. Молчаливое неодобрение Саймена сейчас ощущалось сильнее, чем когда-либо. Но если бы Лэннери сказал другу: «Брось, ты совершенно не обязан летать со мной», тот возмутился бы и даже разозлился. Саймен оказался бы доволен только в одном случае – если бы они оба повернулись, полетели обратно в свои комнаты и легли в постели… Увы, Лэннери не мог спать спокойно, пока его особенный талант не пробудился!

– Куда направимся? Может, в ту деревню наведаться, посмотреть, вдруг хибри всё-таки похоронили? – предложил Саймен.

Лэннери подумал и с сожалением отказался от этой идеи:

– Слишком много времени займёт, а хибри, скорее всего, сожгли. Получится, что мы зря нарушили правила и только болтались где-то без толку!

Саймен молчал. Его палочка, Рейла, была под стать ему – такая же молчунья, и так же поддерживала его, как и Айя – Лэннери. Юные феи продолжали лететь, спускаясь всё ниже на равнину. Изредка останавливались, чтобы отдохнуть. Лэннери уже не чувствовал себя таким утомлённым, как прежде – он был готов к борьбе с любой нечистью, которая встанет на пути!

Едва впереди замаячили тёмные шпили города, как Лэннери удовлетворённо кивнул:

– Здесь. У меня нет дара Хранительницы, но я предвижу, что в этом городе мы кого-то найдём!

Даже если Саймен напрягся, слыша, как поминают Хранительницу, то виду не подал. А Лэннери, правду сказать, не понимал, почему нельзя спокойно говорить о Хранительнице, даже если это самая могущественная фея, способная предсказывать и открывать порталы во времени. Это же фея, а не черномаг! Тем не менее, её боялись, вестей от неё не любили, никто не знал, где она обитает – грустно, наверное, быть Хранительницей.

Феи спустились ниже, к черепичным крышам. Городок, чьего названия Лэннери не знал, был едва-едва освещён факелами, а большие улицы охраняла городская стража.

– Не-ет, – пробормотал Лэннери, отлетая в сторону, чтобы прогуливающийся туда и сюда стражник не заметил свечения его крыльев. – Нам нужны тёмные грязные переулки, верно, Саймен?

В ответ последовало неопределённое «Гмм».

– А раз так, летим! – Лэннери взмахнул палочкой и устремился прочь, слыша за спиной шелест крыльев друга.

Лэннери удалось нащупать след чёрной магии. Теперь оставалось лететь по нему… вон та улочка, где скверно пахло нечистотами… нырнуть вниз, свернуть направо, промчаться на крыльях вперёд, мимо грязного бродяги, спавшего прямо на куче мусора… пролететь под единственным факелом, скудно освещавшим переулок…

Лэннери остановился так резко, что летевший прямо за ним Саймен чуть не уткнулся ему в спину.

– Что такое? – напряжённо спросил Саймен.

– Тише, – прошептал Лэннери и вслушался в человеческую речь, перемежаемую шипением. Слов было не разобрать, и Лэннери медленно, очень медленно двинулся вперёд. Ему казалось, что крылья у него шуршат непозволительно громко, хотя в обычное время он вообще не слышал этого звука.

Глава IV

– Значит, не хочешь рассказывать, зачем тебе эти ночные вылазки?

Взгляд у Наставницы был пронизывающий, и Лэннери отвёл глаза, хмуро уставился на свои башмаки – новенькие, чистые, сотворённые магией незадолго до того, как они с Сайменом влетели в Школу. Саймена-то отпустили досыпать до Белой Звезды, ему хорошо. А Лэннери сидел на табурете из аргенового дерева перед Наставницей и боролся с желанием зевнуть, которое становилось совсем уж невыносимым.

– Ты же понимаешь, что я могу не допустить тебя до экзамена, – голос Наставницы заледенел, и Лэннери почувствовал себя ещё неуютнее, чем прежде. – Среди нас, фей, недопустима такая скрытность.

Лэннери мог бы спросить, допустима ли среди фей жестокость, или гордыня, или зависть, и вспомнить остальных учеников, но не стал этого делать. Он устал, и всё, чего он хотел – это лечь на кровать и отдохнуть, а Наставница не отпускала его.

«Скажи ей, – вдруг раздался у него в голове требовательный голосок Айи. – Скажи правду. Иначе я сама это сделаю. Наставницы могут разговаривать и с чужими палочками – посвящение даёт новые силы».

Надо же, а Лэннери и не знал! Он нахмурился ещё больше, сжал палочку в руках и выдавил из себя:

– Я… хотел раскрыть свой особенный талант.

Наставница помолчала, и когда она, наконец, заговорила, голос её нисколько не смягчился:

– Вот оно что! И ради этого ты шёл на безрассудные поступки, рисковал собой и другом? Эх, Лэннери… Неужели ты думаешь, что я знаю только о двух или трёх вылазках, на которых вас поймала?

Лэннери удивлённо взглянул на знакомое лицо, пересечённое морщинками, но всё ещё хранившее красоту черт, и высоко уложенные серебристые волосы. Странно, за всё время учёбы он только сейчас, как следует, рассмотрел Наставницу.

– Но если вы знали обо всех остальных… почему не остановили меня и Саймена?

– Потому что Наставником может стать только тот, кто рвётся за пределы допустимого. И раз за разом возвращается целым и невредимым оттуда, где другие феи погибли бы.

Лэннери окончательно расхотелось спать. У него появилось странное чувство – будто бы его сердце обхватили крепкой рукой, и оно замерло, не смея биться.

– Вы… всерьёз думаете назначить меня или Саймена Наставником?

– Всерьёз. Конечно, и я рисковала, отпуская вас ночью, но вспоминала себя, – Наставница вдруг улыбнулась, и теперь её голос смягчился и потеплел, – и говорила Инисе: всё будет хорошо.

Инисой звали палочку Наставницы, сделанную из аргены, росшей давным-давно – лет, наверное, четыреста тому назад.

– И вы по ночам летали раскрывать свой талант? – Лэннери тоже улыбнулся.

– Не по ночам, но я брала на себя дополнительные задания… ввязывалась куда угодно… а мой особенный талант пробудился совсем неожиданно, – сейчас воспоминания о прошлом, которые так любила Наставница, звучали гораздо интереснее, ведь речь шла о чём-то, близком Лэннери.

– И что это был за талант?

– Вызывать дождь. Я облила всех на экзамене, который проходил под открытым небом, – Наставница рассмеялась – мягко и открыто. – Видел бы ты промокших насквозь фей, их повисшие крылья и изумлённые лица!

– Представляю себе, – хмыкнул Лэннери. Пожалуй, было бы неплохо облить лицемерную Беатию, надменную Лейю или Аргалена с его вечным: «Ну, дай мне кусочек своего сайкума, ты же наверняка не так голоден, как я!»

– Поэтому не беспокойся о своём особенном таланте. Он проснётся, когда придёт время. А пока что оставь ночные вылазки и готовься к экзамену – уверена, ты сдашь его, как надо, – ободряюще заключила Наставница.

Лэннери кивнул и хотел уже уйти, чтобы обдумать всё это у себя в комнате. Но вспомнил о самом главном, с чего начинался разговор. Тогда Наставница только свела брови вместе и ничего не сказала, а сейчас Лэннери хотел добиться от неё ответа.

– Скажите, а ведь на самом деле Равновесие нарушено?

Открытость и дружелюбие Наставницы мгновенно исчезли, как не было их.

– С чего ты это взял? – Она выглядела настороженной, будто черномаг и его нечисть собирались вот-вот постучать в двери Школы.

Лэннери объяснил. Вспомнил всё, что видел во время ночных вылазок; добавил к этому свои собственные предположения, страхи и догадки, однако, выслушав его, Белая Наставница покачала головой.

– Ты неправ, Лэннери. Если б Великое Равновесие нарушилось, нам пришла бы весть от Хранительницы. Да, нечисть вылезает то там, то здесь, но её становится всё меньше. Скоро – лет через пятьдесят – с нечистью будет покончено, и останется только человеческая несправедливость. Ну, а с этим, – вздохнула Наставница, – боюсь, мы ничего поделать не сможем. Люди так устроены – они всегда несправедливы. Мы можем только следить за Равновесием и поддерживать его. И не принимать всё так близко к сердцу. Ты же пьёшь настой белокорня, Лэннери?

– Пью, – соврал юный фей, хотя в последнее время он чаще украдкой выливал его.

– Вот и пей дальше. Ты почувствуешь себя лучше и сможешь спокойно заниматься своими делами, не думая о лишнем. Я вот завела привычку пить по кружечке утром и вечером… Ну что ж, удачи тебе, Лэннери!

Глава V

Феи, в отличие от людей, не хоронили своих мёртвых. Казалось кощунством уложить тело в деревянный гроб, а затем в могилу, и пусть там гниёт и разлагается. Нет, у фей был свой, хоть и простенький ритуал.

Лэннери предстояло увидеть его в первый раз. Он стоял в ряду учеников Школы на берегу реки в Аргеновой Долине и смотрел, как безжизненное тело Риджаны вместе с оторванными крыльями кладут на углубление в огромном белом камне. Делали это Аргален, то и дело вытиравший слёзы, и Ферген – высокий угрюмый фей, худой, как палка, и всегда незаметный что за общим столом, что при выполнении заданий. Когда они уложили Риджану на камень и заняли свои места в ряду, подошла Беатия и обложила её со всех сторон белоцветами, которые сама же сотворила магией. После чего вытерла хрустальную слезинку и отошла утешиться на широком плече Саймена.

Лэннери смотрел, как Белая Наставница вышла вперёд – казалось, за это утро она постарела на несколько лет. Нелегко терять своих учеников – Наставница ведь надеялась покинуть этот мир, оставив дюжину сильных и ловких фей, способных поддерживать Великое Равновесие. Но так вышло, что первой в этом столетии в Школе Белой Звезды умерла не она, а ученица.

– Прими, Кэаль, фею, которая старалась исполнить свой долг, – зазвучала речь Наставницы. – Прими её в блаженном краю, где она пребывала до своего рождения. Прими её прекрасную и чистую душу, пострадавшую за Великое Равновесие. Прими, Кэаль!

Мёртвая Риджана в окружении цветов казалась даже красивой. Наставница и Лейя успели обмыть и обрядить её в фиолетовое погребальное одеяние, которое прикрывало всё тело, кроме головы и кистей рук. Всё было готово. Лэннери заметил, как шевелились губы фей: они читали молитву Кэаль. И сам бы прочитал, да только в голову ничего не приходило – все слова куда-то испарились. Единственное, что смог произнести про себя Лэннери, это: «Прими, Кэаль».

Эти же слова повторила Наставница, прежде чем поднять палочку и зажечь погребальный костёр. Белым пламенем вспыхнуло одеяние Риджаны, цветы, крылья, лежавшая рядом с ней палочка… и она сама. Лэннери услышал, как где-то рядом заплакал Аргален.

И почувствовал, что с этого дня его жизнь начала непоправимо меняться…

– Куда это ты? – спросил Аргален, наткнувшись на Лэннери в коридоре Школы. Приближалось вечернее время, и Золотая Звезда тускнела – вот-вот всё зальёт своим красноватым светом Алая.

– Хочу поговорить с Наставницей, – ответил Лэннери и увидел, что собеседник прячет за спину странно пахнущий предмет. – Это что там у тебя?

Аргален шумно вздохнул:

– Сыр. Когда мне плохо, я ищу, что бы поесть, а сайкум закончился. Скажи, Лэннери, а ты никогда не хотел попробовать человеческую еду? Она вкусная.

– Нет, – Лэннери отвернулся от него и полетел к двери комнаты Наставницы; уже оттуда он прибавил: – Это сделает меня таким же неповоротливым, как ты, и не даст вовремя увернуться от врага!

Аргален так и застыл со своим сыром в руке, глядя на него.

– Это я, Наставница, разрешите? – больше не обращая на него внимания, Лэннери деликатно постучал в дверь палочкой. Из комнаты откликнулись:

– Влетай, Лэннери.

Прежде чем закрыть за собой дверь, он заметил, как Аргален скрылся у себя, пряча сыр в пухлых ладонях и оглядываясь.

Наставница указала Лэннери на табурет из аргенового дерева и вновь отвернулась к белоцветам, росшим под окнами. Усаживаясь, Лэннери подумал, что Беатия, должно быть, утащила Саймена на прогулку. От вздохов и нежных взглядов эти двое уже могли перейти к объятиям и поцелуям. Перед священным союзом и близость разрешена, если феи уверены в своём решении.

– Ты что-то хотел спросить? – не оборачиваясь, поинтересовалась Наставница.

Лэннери глубоко вздохнул, отогнал неуместные мысли и начал:

– Да, хотел. Мы с Сайменом видели черномага, помните, я вам рассказывал. И он говорил с кем-то о разрушении магической защиты.

– Если ты беспокоишься о Школе, то не стоит, – всё тем же ровным тоном произнесла Наставница. – Чтобы прорвать наш купол, необходима брешь в ней. И проделать её можно только изнутри. А внутрь, как ты понимаешь, мы черномага не пустим.

У Лэннери отлегло от сердца. Хотя бы здесь всё хорошо: его дом, Школа Белой Звезды, останется неизменным.

– Хорошо, тогда я хотел бы спросить о том черномаге. Он… мне показалось, что он не просто хибри, а помесь человека и нечисти. Чудовище, – до сих пор, стоило Лэннери вспомнить о нём, невидимые ледяные пальцы касались сердца. – Возможно ли такое?

Какое-то время Наставница молчала, затем повернулась от окна и скрестила руки на груди. Лэннери показалось, что она постарела ещё больше, и это его тревожило. Незадолго перед смертью – за месяц или около того – феи начинают стремительно стареть, и в блаженный край Кэаль уходят уже ветхими, ни на что не способными существами, как он слышал. Неприятно было представлять себе такой Белую Наставницу; она же сильная, могущественная!

– Есть только один черномаг, который сумел, как говорили, смешать свою кровь с кровью нечисти – чёрной ящерицы, отродья Мааль, – говоря с Лэннери, Наставница как будто смотрела поверх его головы в далёкое прошлое. – Он очень силён, и ему много лет – больше, чем любому из когда-либо живших черномагов. Но его логово на Рубиастрии, что он делает здесь?