Кровь и забвение

Цена одного принципа

​Густой, влажный мох жадно поглощал звуки. Даже шорох опавших сосновых игл казался неестественно громким в этом глухом углу Заросшего Леса. Воздух был пропитан запахом сырой земли, хвои и надвигающегося холода. Солнце, едва пробивавшееся сквозь густой полог деревьев, давало лишь иллюзию тепла.

​Он всегда был Кассианом. Но теперь это имя принадлежало не наемному убийце из Теневого Дома, а бродяге со шрамом на щеке, который скитался по пыльным трактам. Он не стал придумывать себе новое имя, потому что ложь требовала энергии, а у него оставались силы только на то, чтобы выжить. Но прошлое не позволило себя забыть. Оно сидело на его лице: тонкий, рваный шрам, идущий от виска к углу рта. Он не был красивым, как дуэльная метка; он был грязным, напоминая о неудаче и предательстве, о расколе в его душе. Это была метка, оставленная лезвием его бывшего наставника — за принципы, ставшие роскошью, которую он не мог себе позволить.

​Кассиан сидел, прислонившись к шершавому, покрытому лишайником стволу старой ели, и смотрел на тлеющий костер. Охота прошла успешно. Молодой олень. Не самый крупный, но хватит на три дня. Он давно научился не брать больше, чем нужно, чтобы не оставлять лишних следов, которые могли бы привести сюда егерей или, что хуже, тех, кто ищет.

​Тишина была его единственным роскошью. В ней он мог на мгновение забыть о звоне монет, запахе крови и голосах тех, кого он оставил позади. Он мог почти убедить себя, что он просто охотник. Но тишина всегда ломалась, как хрупкая ветка под ногой. И сейчас её сломал голод, физическое требование тела, которое не знало отдыха.

​Он подбросил пару сухих веток в огонь, наблюдая, как крошечные искры, словно заблудшие души, поднимаются к небу и тут же гаснут. Языки пламени заплясали, отбрасывая короткие, беспокойные тени, которые казались ему живыми.

​«Вчера — убийца королей. Сегодня — мясник оленей. Прогресс», — горько подумал Кассиан, и этот цинизм был единственным щитом, который у него остался.

​Он достал свой нож. Лезвие, отточенное до зеркального блеска, быстро и профессионально отделило мясо от кости, вскрывая розовые и красные слои. Он выбрал самый сочный кусок задней ноги, насадил его на тонкую ветку и пристроил над огнем. Приготовление пищи было механическим действием, своего рода медитацией, которая на время заглушала шум в его голове.

​Запах жареного мяса — простой, животный запах выживания — быстро наполнил небольшую поляну. Кассиан ел медленно, смакуя простую, но заслуженную пищу, обжигая пальцы. Каждый укус был победой — он жив, он свободен, он не голодает. Но победа эта была мелкой и временной.

​Воспоминания, как всегда, пришли незваными, вызванные теплом огня, которое так контрастировало с холодом его души.

​Он вспомнил Теневой Дом — огромную, мрачную каменную крепость в столице, где обучались киллеры. Чистые, гладкие полы, шелест шелка и звон серебра, который он слышал только в кабинетах наставников. Там не было места грязи и сантиментам. А потом — запах крови, всегда свежей, всегда горячей, который он знал наизусть.

​Его последнее задание. Устранить старого барона, который хотел открыть торговлю с восточными землями, что не устраивало Группировку. Барон был старым и жадным, но у него была внучка. Маленькая, светловолосая девочка, которая держала его за руку в момент, когда Кассиан навел арбалет. Он видел её глаза — чистый, незамутненный страх, который напомнил ему о его собственном потерянном детстве.

​Он никогда не убивал детей. Это было неписаное правило. Или, по крайней мере, его личный, тайный принцип, который он внезапно не смог преступить. Мишень была готова, но палец не послушался.

​Он промахнулся. Намеренно. Выстрел ушел в стену, оставив в камне уродливую вмятину. Девочка заплакала. Барон закричал. Кассиан успел скрыться в лабиринте узких улочек, но его наставник, Мартус, нашел его через два часа в тайном убежище.

​— Ты нарушил клятву, Кассиан, — прошептал Мартус, его голос был холоднее стали, как замерзшая река. — Ты отвернулся от своего Дома. От своей судьбы.

​Затем последовала боль. Короткий, жгучий порез по щеке. Лезвие Мартуса не убило, а заклеймило, символизируя, что он навечно вычеркнут из их мира, но не забыт. Он смог отбиться, оставив Мартуса раненым, и сбежать в лес.

​Кассиан провел пальцами по шраму, почувствовав его уродливую неровность. Он был рельефным, живым, и отзывался тупой болью при малейшем прикосновении.

​Сожрав последний кусок, он тщательно потушил костер, растирая угли и пепел землей. Даже через пару дней здесь не должно остаться ни запаха, ни признака пламени. Ему нужно было уходить. Зима приближалась, принося с собой промозглые туманы, и жить в лесу становилось невыносимо холодно.

​Выживание требовало денег. Деньги требовали работы. А его работа, увы, всегда была грязной.

​Он решил направиться к Эрнстону — портовому городу, который был известен своим криминальным подпольем, вечным потоком приезжих и полным безразличием к закону. Идеальное место, чтобы затеряться и найти "грязный заработок".

​Он упаковал оставшееся мясо и свое скудное имущество: набор отмычек, свернутый кусок пергамента (фальшивые документы), небольшой мешочек с монетами и, конечно, его меч. Не кинжал убийцы, а обычный, добротный, старый меч.

​Он поднялся. Был полдень. Пора выдвигаться.

​Он шел по лесу, используя всю свою подготовку: ступал бесшумно, следил за поломанными ветками, избегал мест с влажной землей. Это был не отдых, а постоянное напряжение — привычка, которая, вероятно, никогда не исчезнет, пока он дышит.

​К вечеру он вышел на Тракт Королевской Дороги. Движение было редким: телеги с сеном, одинокие всадники, спешащие до темноты.

​На закате он увидел цель: Трактир «Ржавая Лопата». Это была приземистая, кривая постройка с соломенной крышей, единственное убежище на многие мили.