Мы жили в мире, где вампиры правили всем. Надменные, бессмертные, жутко прекрасные — они не оставили шанса даже оборотням и ведьмам. Их было слишком много. Слишком сильно. Даже самые яростные стаи и могущественные кланы сложили оружие. Никто не знал, как они распространялись — лишь обрывки слухов: от поцелуя или от их крови, попавшей в твоё тело.
Только избранные знали правду. Те, кто сами стали вампирами. А я? Я знала одно: им нужна человеческая кровь. Всего лишь один укус — и всё кончено. И я как раз та, кто идеально подойдёт им по вкусу. Потому что я человек.
Я — Пегги Берн, девушка без способностей, без магии, без права на ошибку. Я пряталась. Почти не выходила из дома. Наш дом был старым, деревянным, с покосившейся верандой, из которой открывался вид на серый лес. Пахло мхом, влажной землёй и гнилыми листьями. За домом — сад, огороженный высоким забором, где мы с отцом тренировались. Это было единственное место, где я чувствовала себя почти в безопасности.
Мы жили в городе Офосфорде — единственном городе, где вампиров не было. Здесь правили ведьмы и оборотни, те, кто после кровавой войны решили жить мирно. Над ними была избрана королева Изабелла Меррик — величественная, таинственная, живущая в замке из тёмного камня, который маячил на склоне холма, будто тень прошлого.
Были недовольства со стороны волков, но никто даже не помышлял вновь поднять оружие. Последняя война закончилась для них кровавым провалом. По словам родителей, тогда погибло слишком много. Целые стаи исчезли. Некоторые так и не вернулись с фронта, другие — вернулись искалеченными не только телом, но и разумом. Говорили, в лесах всё ещё можно услышать вой тех, кто пал и не обрел покоя. Погибли даже дети. Не по ошибке, не случайно — целенаправленно. Вампиры знали, куда бить. Те, кто пережил ту бойню, теперь предпочитают молчать. Их злоба не утихла, но страх стал сильнее ярости. И только тишина осталась напоминанием о том, что случилось.
— Ты левой рукой неправильно двигаешь, — сказал отец, следя за каждым моим движением. Он тренировал меня выживать, не побеждать. Люди не имели права участвовать в войнах — только обслуживать, готовить, чистить оружие для других. Но это не означало, что мы не можем защитить себя.
Я подавила дрожь в теле и глубоко вдохнула. Мышцы горели, каждая тренировка словно первая. Все по новой, как будто тело забывало, что уже проходило это. Это злило меня. Одно дело — повторять удары на тренировке, совсем другое — столкнуться с настоящим вампиром лицом к лицу. Но именно ради этого мы и занимались. Не чтобы убивать. А чтобы суметь защитить тех, кого любим.
— Всегда смотри противнику в глаза, — усмехнулся отец. И прежде чем я успела моргнуть, он шагнул вперед и сделал выпад справа — быстро, резко, почти беззвучно. Я даже не успела осознать движение — и уже лежала на земле, сбитая с ног.
— Ну что же… на этот раз я принимаю поражение, — пробормотала я, слабо улыбаясь от усталости. — Но в следующем раунде я точно выиграю.
Отец протянул руку, и я вяло поднялась. Ладонь дрожала.
— Пегги, на войне нет следующих раундов, — ответил он серьезно, нахмурившись. — Есть только мертвые и живые. И ты должна это понимать.
— Да, да, знаю, — перебила я его, не дав договорить. Слова, которые он собирался сказать, я уже слышала десятки раз. И всё равно каждый раз отвлекалась. Опять.
Я понимала, почему отец был таким строгим. Он и мама потеряли многих в той войне — родных, друзей, почти весь свой прежний мир. Потому и держал меня в ежовых рукавицах. Потому и тренировался со мной сам, не доверяя это никому. Ведь из нас всех я — самое слабое звено.
Три года я ежедневно выходила с ним в сад, чтобы повторять одни и те же движения, отрабатывать приёмы, учиться не падать. Три года — и он всё ещё не дал мне тот самый кинжал, что висел у него на поясе. Каждый раз, когда я спрашивала, он отвечал: «Ещё не время». Но всегда оставлял надежду — мол, скоро. Я верила. Верила, пока не перестала понимать, почему «скоро» всё никак не наступает.
Тренировка закончилась, и мы с отцом молча направились к дому. За нашими спинами шелестели листья, сад утопал в зелени, укрывая нас от посторонних глаз. Запах сырой земли и трав витал в воздухе, смешиваясь с ароматом хвои.
Я зашла в дом — старый, скрипучий, но родной. Потолки низкие, полы местами прогибаются, стены увешаны засушенными травами и старыми гобеленами. Тишина здесь казалась особенной, наполненной дыханием прошлого. Я уже поставила ногу на лестницу, ведущую наверх, когда услышала за спиной голос:
— Пегги.
Я остановилась и медленно обернулась. Отец стоял в полумраке прихожей, тени от лампы дрожали на его лице. Его зелёные глаза — точь-в-точь как у меня.
— Я горжусь тобой, — сказал он тихо.
Я слабо улыбнулась, но ничего не ответила. Не потому, что не хотела — просто не почувствовала ничего. Словно сердце отказалось воспринимать похвалу. Может, я правда плохая дочь?
Я быстро поднялась по лестнице, прогоняя навязчивые мысли, и прошла в свою комнату. Старая дверь скрипнула, как всегда, приветствуя меня. Внутри пахло лавандой и сухой пылью. На стенах — старые рисунки, на столе — книги по ведьмовству, которые я упорно читала, даже не веря, что хоть что-то во мне проснётся.
Я скинула потную одежду, отбросила её на стул и направилась в ванную. Там, за массивной деревянной дверью, царила своя тишина. Каменная ванна была набрана наполовину — вода ещё не остыла. Пар поднимался клубами, заполняя помещение влажным, обволакивающим теплом. Я медленно опустилась в воду, и только тогда осознала, как сильно болит каждое движение.
Сначала пришли голоса.
Глухие, как сквозь воду. Я не понимала слов, но чувствовала: они — рядом. Они спорят. Один — грубый, сдержанный, будто гремящий камень. Второй — звенящий, надтреснутый от тревоги. Знакомые. До боли. До дрожи в пальцах.
Я не могла пошевелиться. Тело лежало, словно придавленное чем-то невидимым и тяжёлым. Веки были как свинец, дыхание — рваным, как у зверя после погони. Но я слышала. Слышала всё.
— Ты думаешь, это сработает? — проговорил голос, и я почти видела его лицо, но не могла назвать имени. — Она пролежала так три дня, Рональд! Бедная моя девочка! Мы помощь Юрингтонам, а волк укусил мою девочку! Я им покажу, кто такие Берны на самом деле!
— Не надо ничего делать, — рыкнул отец. Да, это был он. Я узнала это тяжёлое, сдержанное раздражение. — Они и так уже знают, кто такая Пегги на самом деле. Мы договорились обоюдно. Это опасно, Элизабет. Никому нельзя знать.
— Ты прав… — мать вдруг стала тише, сгорбилась, как будто слова отца надавили ей на грудь.
Но я... слышала их, будто они шепчутся у самых моих ушей. Каждый вдох, каждое сердцебиение. Даже дрожь в голосе матери — она звучала у меня в голове, как будто я была внутри неё.
Я открыла глаза.
Медленно. Не сразу. Свет ударил в зрачки, как вспышка. Я зажмурилась, но потом открыла снова. Потолок. Деревянные балки. Запах... дома. Родного. Смеси трав, пыли, воска. Но теперь он казался другим — резче. Будто воздух пахнул ядом.
Передо мной — мама, папа… Томас. Вся моя нелепая, шумная семейка. У всех — на лицах страх, надежда и... что-то ещё. Неловкость? Неуверенность?
— Что случилось? Почему вы ругаетесь? — мой голос сорвался хрипло, как у больного старика.
Отец тут же подошёл ко мне и сел на край кровати. Я видела, как сжались его пальцы. В его глазах было что-то, от чего мне стало не по себе: страх, облегчение... и сдержанная паника.
— Дочка… тебя укусил оборотень, — произнёс он, глядя в мои глаза.
Я моргнула. Нет. Нет, это не так. Воспоминания захлестнули — не волк. Клыки. Шея. Боль. Голод. Он... пил.
— Нет, — прошептала я. — Это был не волк...
Я провела рукой по шее. Кожа — гладкая, будто новой стала. Ни ран, ни шрамов. Ни следа. А ведь я помнила, как умирала. Помнила, как всё покидало меня, как лес таял перед глазами.
— Зато жива, — попыталась я улыбнуться, как будто могла этим обмануть себя — и их.
Мама заплакала. Но почти сразу крикнула, зло и резко, как всегда:
— Пегги Маргарет Берн, чем ты думала, когда убежала в лес?!
Томас поник от облегчения, что гнев матушки направлен не на него. А я... только вздохнула. Глупо. Упрямо. Мне всегда казалось, что всё контролирую. Но сейчас...
— Точно не головой, — пробормотал отец, погладив меня по волосам. — Только не пугай нас так больше, ладно?
Я села. Мир пошатнулся. Голова гудела, словно в ней гнездились осы.
— Меня укусил вампир, — выдохнула я, не в силах сдержать правду.
Мама замерла. Резко подняла на меня глаза. В них — ужас.
— Вампир? — спросила она, почти прошипев. — Дорогая… в этом лесу давно не было вампиров…
Я поднялась, с трудом. Подошла к зеркалу. В нём — моё отражение. И я. Та же — и не та. Бледнее. Глаза — чуть темнее. Кожа — безупречная. Но что-то внутри... чужое. Что-то наблюдало за мной изнутри.
— Я должна быть мертва… — прошептала я. — Почему я жива? Что со мной?
Мама подошла, что-то пробормотала, и я почувствовала, как по телу прошёл волной магический поток. Вибрация. Напряжение. Что-то щёлкнуло — и мать отшатнулась, будто её ударили током.
— Не может быть… — прошептала она, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
Отец встал. Весь напрягся.
— Что с ней, Элизабет?
Она медленно повернулась к нему.
— Она… превращается.
Гулкая тишина.
— В вампира.
***
— Этого не может быть, — прошептала я, но голос прозвучал глухо, как изнутри подушки.
Слова эхом отражались в голове, но никто не отвечал. Только глухое напряжение повисло в воздухе, пока мы, почти молча, перешли на кухню. Мама тут же наспех провела рукой в воздухе, пробормотала заклинание — и звук, будто задёрнули плотные стены. Нас никто не должен был услышать.
Я села. Медленно. Как будто каждая мышца протестовала. Стул подо мной скрипнул. Дрожь прошла по спине, как удар холода.
— Я помню, он высосал мою кровь... до дна, — сказала я, и руки сами сжались в кулаки. — Это была не боль... это было как будто всё внутри меня умерло. Как… как я.
— Ты его ранила? — спросила мама, её голос стал осторожным, как будто она уже знала, что услышит.
Я кивнула.
— Да. Сначала в живот, но рана затянулась почти сразу. А потом — в горло. Он упал. Я думала… — мой голос дрогнул. — Я думала, он мёртв. Пока не вонзил клыки.
— Ты не хочешь крови? — вдруг резко спросил Томас.
Все мгновенно повернулись к нему, как по команде. Он прижал плечи, нервно усмехнулся:
— Я не хочу быть укушенным, простите, конечно.
— Он прав, — произнесла я. — У меня… весь день ощущение голода. Он тянется изнутри. Но… я думала, что пара сэндвичей решит вопрос.
— Я дала тебе обезболивающее, в котором была кровь отца, — вдруг сказала мама, будто шёпотом. И сразу отвернулась, будто боялась встретиться с нашими глазами.
Отец поднял голову, нахмурился. Морщины у рта стали резче, как всегда, когда он злился.
— Я ошиблась, — продолжила мама, почти не дыша. — Пегги… ты уже стала вампиром.
Комната будто задрожала. Или это я задрожала изнутри. Невозможно. Я — человек. Я... была человеком. Не может быть. Не может быть.
Я не хотела пить кровь. Даже думать об этом было омерзительно. Потому что это значило признать: всё, что было — всё — больше не моё. Шрамы, слабости, тёплая кожа — теперь это просто оболочка.
— Пегги!
Резко сев на кровати, я от неожиданности судорожно втянула воздух. В груди застрял ком — то ли от испуга, то ли от боли в висках, пульсирующей рваным эхом. Мама стояла рядом, её лицо было встревоженным, но глаза — мягкими. Она присела на край кровати, слегка прикасаясь к моему плечу.
— Ты чего так орёшь? — прохрипела я, всё ещё пытаясь сфокусироваться на её лице, словно сознание сопротивлялось пробуждению.
— Я не орала, детка, — выдохнула она с облегчением, улыбнувшись слабой, почти незаметной улыбкой. — Я просто... я придумала, как скрыть ту магию. И... ту часть тебя, вампира.
Мои мысли метались, как воробей в ловушке. Слова матери медленно складывались в смысл, от которого мороз пробежал по коже.
— Надеюсь, мне для этого не надо пускать кровь и всё прочее... — я наморщила лоб, сглатывая комок.
— Пегги!
— Ну а что? — подняла я руки, — все твои заклинания обычно заканчиваются тем, что кто-то истекает кровью. Может, это ты вампир, а не я?
Мама неожиданно хихикнула. Звонко. По-настоящему. Смех оказался странно неуместным, но заразительным. Я невольно улыбнулась, хоть внутри всё было тяжёлым и глухим, как камень на сердце.
— Сейчас кровь не нужна, — сказала она, — но теперь я понимаю, насколько она важна для многих заклинаний…
— Мама! — отрезала я, подавляя дрожь раздражения. — Не начинай свою лекцию.
Она замолчала, будто обиженно, но сдержанно. Мысли вернулись к происходящему — к телу, которое теперь чужое, к ощущениям, которые не мои.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, уже тише, с теплом в голосе.
Я опустила взгляд, разглядывая одеяло, словно в его складках был ответ.
— Лучше, но... — я колебалась. Как сказать? Как объяснить, что внутри бушует что-то тёмное и голодное? — Челюсть ноет, дёсны зудят. И... я опять хочу есть.
Мама напряглась. На её лице отразилось беспокойство. Она сжала пальцы в кулаки, потом медленно разжала.
— Может, капля крови была недостаточной, — пробормотала она, и я увидела, как мысль мелькнула в её глазах. Тревожная. Опасная.
— Я не буду пить кровь, — твёрдо сказала я, вцепившись в подушку.
— Но, Пегги...
— Вы и так меня... боитесь. Эту часть. Ту, что теперь внутри меня.
— Мы не ненавидим тебя, — вдруг раздался знакомый голос от двери. Папа. Он вошёл тихо, почти бесшумно. Даже мой обострённый слух не уловил шагов. — Я, правда, повёл себя... как последний осёл.
— И к маме тоже, — добавила я с кривой улыбкой, пытаясь смягчить напряжение.
Отец фыркнул. Но всё же улыбнулся. Сдержанно, но это была победа. Он подошёл ближе, в руках — бутылочка с багровой жидкостью. Сердце глухо ударилось о рёбра.
— Мы решили — будем давать тебе мою кровь. Чтобы ты могла контролировать себя, — сказал он и поставил бутылку на тумбочку.
Я уже открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку. Не перебивай, значит. Классика.
— Я не в восторге от этого. Ни от того, что случилось. Но это... не твоя вина. И не наша. Просто так вышло.
Сердце сжалось. Я не хотела, чтобы они чувствовали вину. Это было моё решение. Мой бой. Моя ошибка.
— Я сама выбрала путь. И пусть я проиграла, но... это была я, — с трудом выдавила я, глядя отцу в глаза. Он отвёл взгляд.
— Ты должна пить кровь, — повторил он, и голос у него дрогнул. — Ты иначе не справишься.
Я отвернулась, чувствуя, как подступает паника. В горле скапливалась горечь. Вкус разочарования.
— Мы не заставляем, — вмешалась мама, кладя ладонь на моё плечо. — Но если ты хочешь выжить, если хочешь учиться, быть собой... нужно принять это.
— АВО, — проговорил отец. — Ты должна туда попасть. Там ты научишься контролировать магию. У нас есть знакомый, он поможет. Никто не узнает, кто ты на самом деле.
Мир закружился. В груди что-то сдавило.
— Это самоубийство, — прошептала я. — Если узнают... нас всех казнят. Или выгонят. Или хуже.
— Поэтому мы всё спря... — начала мама, но я перебила:
— А если они почувствуют мою силу?
— Подумай, как ведьма, — сказала мама. — А не как человек. Не бойся своей силы. Научись её прятать.
— Хорошо... — выдохнула я. Внутри было пусто. Но что-то сказало: это — мой путь. Или конец.
— Мы начнём завтра, — сказал отец. — Ты будешь тренироваться как гибрид. Без пощады. Без отговорок. Ты должна выжить.
Я кивнула. Больше ничего не оставалось.
— Но кровь я пить всё равно не буду.
Он вздохнул. Мама лишь сжала мою руку. И в этом жесте было всё — страх, любовь, надежда.
А внутри меня разгорался огонь. Тёмный, голодный. И я знала: однажды он вырвется наружу.
И тогда миру придётся выбрать — принять меня. Или бояться меня.
— Я очень надеюсь, что ты его ранила и ему было больно, — скривился отец, поднимаясь, словно закрывая тему.
— Ещё как, — мрачно ответила я. — Но после того, как я вонзила кинжал ему в горло, я думала, что убила его. Но... — я замялась, ощущая, как внутренний холод снова подкрадывается. — Для ритуала нужна капля крови вампира, чтобы он завершился, верно?
Они кивнули почти одновременно.
— Тогда почему он это сделал? — спросила я, опуская глаза на дрожащие руки.
— Значит, у него был план. Или он даже не знал, что кровь попадёт в твой организм, — произнесла мама, и её голос был глухим, тревожным.
Эта мысль поселилась у меня под кожей. Вампир в нашем городе. И никто не знает. А если расскажем — Юрингтоны поймут. Один вампир плюс я — получился гибрид.
— Я найду его. Не переживай, солнышко, — вдруг твёрдо сказал отец. Его голос стал низким, почти звериным. Он подошёл ближе и наклонился, целуя меня в лоб — так же, как делал всегда, когда я была ещё ребёнком. — Он пожалеет, что сделал это с тобой.
В его глазах вспыхнуло пламя. Месть. Но я уже знала правду — он не сделает этого.
Потому что я сделаю это первой.
И мысль об этом... ужасала меня больше всего.
Спустя два месяца...
— Все эти травы бери с собой. Особенно вот это ожерелье — оно скроет ту часть, что досталась тебе от вампиров. И этот браслет надень — он защитит тебя от ведьминого глаза. А то я знаю этих коварных женщин... — мама суетилась, укладывая вещи.
Я усмехнулась.
— Маме надо верить. У неё нюх хороший, хоть она и ведьма. А ведьмы, как известно, чувствуют, кто ты на самом деле. Хотела бы и я так… Но ничего. Пегги не сдаётся. Выучу десятки заклинаний — и будет у меня чутьё не хуже ихнего.
Когда я подала заявление, ждала ответа так, будто от этого зависела моя жизнь. И, возможно, так оно и было. Прошли дни, прошли ночи... и вот, письмо пришло: Берны поступают в Академию. Томас — в младший класс, я — на магический факультет. Полноценная ведьма. Ну, почти.
Через два года и Томас сможет выбрать факультет. А пока — такие вот дела.
Жди меня, Академия. Только дождись.
На следующий день начинались занятия. Я была так взволнована, так счастлива, что аж хотелось кого-нибудь... ну, не знаю, покусать от радости. Самостоятельная жизнь! Без взрослых! Ух, берегись, мир!
Но, конечно, в голове крутились и другие мысли. Я читала много о "укушенных" — тех, кого ранили вампиры или оборотни. Люди, которые не умерли… но и не остались прежними. Их называли "дикими": изуродованная магия, звериная натура, потерянная личность. Никогда больше не становятся собой.
Милая сказочка, да?
Если верить в неё — я бракованная. Только вот я не дикая. Я — Пегги Берн. И я еду в Академию, чтобы узнать всю правду об укушенных. И о себе.
Так что хватит размышлений — пора собираться.
Томас, радостный как воробей, носился по дому, визжал, что он поступил, и уже неделю назад начал паковать вещи. Мне бы его лёгкость.
— Пегги, ты за старшую. Присмотри за этим негодяем, — строго сказал отец.
Томас простонал в ответ. Ему уже известно, что в Академии жизнь будет не сахар. А теперь я ещё и с ним. Никуда не денется.
Обняла родителей крепко-крепко, до щекотки в груди. Они рассмеялись.
— Кажется, Пегги не хочет уезжать, — сказала мама.
Я опустила глаза.
— Хочу... Просто скучать буду. Очень.
Как я проживу без маминых упрёков и папиной суровой заботы?
Ну, зато есть Томас. Будет под рукой. Служить мне, если что. А то знает, загрызу, и не заметит, как.
Он потащил мои чемоданы — полный набор бесполезных, но нужных вещей. Наряды, которые я почти не носила. Макияж, который никогда не наносила. Украшения, о которых мечтала.
На ферме отец бы посмеялся, но в Академии — кто знает? Вдруг пригодятся.
Может, и жениха найду…
Нет, нет. Не об этом. Я еду учиться.
Женихи — мимо. Друзья — может быть. Пока у меня только одна подруга… да и то мы общаемся лишь потому, что остальные считают её слабой. Как и меня.
— Эй, мелкий! Я, по-твоему, ябеда укушенная?! — рявкнула я, услышав, как он бормочет что-то за спиной.
— Н-нет! — округлил глаза Томас.
Ха. Ладно. Буду ябедой. Главное, что красивой. Сегодня я добрая. Пусть живёт.
Нас провожали до самой кареты — той самой, что отец смог себе позволить. И хорошо, что государство ещё не запретило ездить на каретах. Томас мог бы использовать магию перемещения — он уже пробовал. А вот я… не могла. Возможно, чёрная магия не дружит с телепортацией.
Мы тронулись в путь. Родители махали нам вслед. Я видела, как дрожали губы матери — она сдерживала слёзы. У меня самой защипало в глазах. Я отвернулась, но было поздно: по щеке скользнула предательская капля.
Я еду.
В Академию АВО.
Начинается моя настоящая жизнь.
***
До города мы добрались на удивление быстро — оказалось, что живём совсем рядом. Странно, что я ни разу здесь не была. Или, может, просто раньше мне сюда было нельзя.
Как только мы въехали, я сразу почувствовала: этот город дышит магией. Он не бросался в глаза колдовскими вывесками или демонстративными чарами — нет. Всё было тоньше, глубже: витрины с нарядами, от которых замирает сердце; аптеки с травами, что шепчут в темноте; лавки, где белые ведьмы обмениваются зельями и взглядами. Я смотрела на это, и внутри что-то щёлкнуло. Я хочу сюда вернуться. С полным кошельком. И выбрать то, что мне по праву принадлежит.
Только вот с деньгами… не всё так просто. Отец не рассчитывал, что я поступлю в Академию — и я, по правде говоря, тоже. Он работал изо всех сил, пахал, как проклятый, а я помогала, чем могла. Мой отец — гордый человек. Помощи ни у кого не попросит. Я унаследовала это от него — и горжусь им.
К счастью, Академия выделила нам общежитие. Жить будет где. И стипендию назначили — за отличные результаты на вступительных. Умничка я, что уж там.
Когда мы подъезжали к Академии, взгляд снова зацепился за лес. Тот самый — тёмный, глухой, будто живой. Теперь мне ясно, куда бегут оборотни, когда наступает превращение. Академия расположена далеко от города, и это неспроста. Здесь действуют иные законы. Здесь они — в безопасности. Или мы — в безопасности от них.
Сама Академия АВО… Это не здание, это замок. Древний, чёрный, как сгущённая ночь. С башнями, окнами-бойницами, узкими коридорами, что будто хранят чужие шаги. Я и представить не могла, что мне доведётся учиться в таком месте. Мама бы… мама бы заплакала от гордости.
Дома, построенные при реконструкции в 2045 году, странно сочетались со стариной — магия связывала их, как нити крови. Совсем не то, что на ферме отца. Прости, папенька… но тут совсем другой мир.
Во дворе я увидела студентов. Ведьмы — в основном белые, сдержанные, холодные. И оборотни — напряжённые, выжидающие. Все они смотрели друг на друга… не как на друзей, скорее как на соперников. В воздухе чувствовалась тревога. Что-то здесь не так.
Я крепче сжала свой рюкзак. Полу-вампир. Чёрная ведьма. Чужая среди чужих.
Но именно здесь — моё место.
— Пегги, ты выглядишь, как первобытная, — сказал мне Томас. Обычно он молчит, а тут я в шоке уставилась на него.
Вид, конечно, впечатлил. Всё-таки, впервые в жизни я увидела настоящую мужскую задницу — и, надо признать, весьма достойную.
Опыт, мне, пожалуйста. Срочно!
Можешь даже не спешить одеваться, я не против.
Девушка под ним, кажется, только сейчас заметила нас и вскрикнула.
А я, между прочим, стучала. Ну хоть как-то попыталась избежать психологической травмы, спасибо мне за это. Хотя, учитывая, что я полувампир с долей ведьмы — моя психика уже, наверное, видела похуже.
Стефан, как истинный джентльмен, быстро отвернулся. А я — без малейшего стыда — продолжала смотреть.
Вот это формы. Вот это грудь!
Моментально захотелось подружиться. Ну серьёзно, с такими данными — она либо звезда академии, либо тайный агент по соблазнению преподавателей.
Я вздохнула, вспомнив свою фигуру. Никакой выдающейся груди, и тем более задницы. Зато у меня талия — можно орехи колоть! Ну и лицо сегодня, кстати, ничего так. Матушка меня с утра накрасила, наказала, чтобы без жениха домой даже не думала возвращаться. Ну, я и не думаю — я про свадьбу пока только в теории. А так, по утрам — да, бывает. Иногда сама себя пугаю. Даже дети на ферме шарахаются.
— Я Пегги, — бодро представилась я, будто мы с ней не случайно застали особый момент, а просто встретились на кухне.
Брюнетка на кровати вспыхнула как спелый помидор. Я усмехнулась:
— Можешь повернуться, Стефан. Шоу окончено.
Он развернулся, в его взгляде скользнуло что-то между иронией и равнодушием. Блондин тем временем, одев футболку, быстро попрощался с молчащей красавицей и выскользнул в коридор. Вид у неё был… замешанный.
Не её парень, явно.
Но мне до любовных драм дела не было. Мне бы узнать, где моя кровать. Та самая, на которой я буду спать, мечтать, валяться и переживать все четыре академических года.
Оказалось, у нас с соседкой было не одно общее пространство, а две полноценные комнаты, каждая со своей дверью. Ну и на кой леший им приспичило устраивать свои любовные эксперименты в проходной комнате с открытой дверью? Хоть бы уединения для приличия дождались. Бедолаги.
Мне даже стало немного жаль ту девушку — не столько из-за ситуации, сколько за то, как неловко она выглядела.
— Меня зовут Катерина, — буркнула она, всё ещё косив взглядом на Стефана, который без усилий закинул мои тяжёлые чемоданы внутрь. Для него это, похоже, вообще не нагрузка — настоящий герой в красных глазах.
— Значит, ты моя новая соседка? — спросила она уже спокойнее.
— Угу, — кивнула я, открывая дверь в свою комнату.
Ну что могу сказать? Комната была как из сна: аккуратная, светлая, с собственной ванной и душем. Прямо рай для девочки, выросшей на ферме. Вот она, взрослая и независимая жизнь!
— Я Стефан, — вежливо представился он, наконец.
— Ты ведьма? — спросила я у Катерины, прищурившись. Внешне она выглядела так себе на ведьму, но кто знает — из моей мамы тоже никто в деревне не ожидал такую мощную чародейку. Сделаем ведьму и из этой. Потенциал есть. Особенно в заднице.
— Вообще-то такие вещи чувствуют, а не спрашивают, — недовольно скривилась Катерина. И голос у неё такой надменный… Ладно, буду звать её Рина. Так звучит мягче и не так злорадно, как «Катерина».
Я пожала плечами и, не вступая в спор, открыла свой чемодан.
И вот оно — счастье в чистом виде.
Мой чемодан, набитый до отказа шоколадом.
— Это что, целый чемодан сладостей? — ошарашенно спросил Стефан, выуживая одну шоколадку из горы, будто пробует добычу. И, не стесняясь, плюхнулся прямо на мою кровать.
— Эй, это моё! — фыркнула я, подбегая к нему.
— Не слипнется?
— Не-а.
— Тогда ладно, — философски заключил он и уверенно откусил от моей любимой плитки. Гадёныш полувампир.
От моих мыслей он неожиданно поперхнулся, отчего я довольно усмехнулась и, будто ничего не случилось, принялась открывать второй чемодан. Этот был куда больше первого — даже Стефан поднял бровь в лёгком удивлении.
Рина, наконец оправившись от своего смущения, кашлянула и бросила на нас тяжёлый взгляд. Только в этот момент меня озарило: а почему Стефан не предупредил меня о ней? Он же, чёрт возьми, читает мысли.
Я обернулась к нему с немым вопросом в глазах, на что он, не теряя хладнокровия, покачал головой. Мол, не спрашивай. Ну ладно, живи. Хотя осадочек остался.
— Так ты тоже ведьма? — спросила Рина, прищурившись, будто собиралась прожечь меня взглядом насквозь.
— Ты буквально две минуты назад заявила, что такие вещи чувствуют, а не спрашивают, — с усмешкой парировала я, вытаскивая аккуратно сложенные вещи. Стефан вальяжно раскинулся на моей кровати, словно был здесь с рождения. И что странно — мне это нравилось. Никакого напряжения. Даже уютно. Почти как дома.
— У тебя браслет от прочих глаз, — вдруг заметила она. Я рефлекторно взглянула на запястье. И правда! Забыла про него совсем.
Ух ты, а он работает!
Спасибо тебе, матушка, за столь полезный артефакт. Я знала, что ты меня не подведёшь.
— Чуток наполовину, — ответила я, намеренно туманно. И бросила взгляд на Стефана — тот с довольным видом подмигнул, словно мы теперь участники одного великого заговора.
«Не скажу, кто ты. Ты — не скажешь, кто я», — промелькнуло у меня в голове.
Он, кажется, услышал. Едва заметно кивнул. Согласен.
Всё. Теперь можно жить.
Компания у меня уже есть. Кровать — шикарная. Соседка… ну, посмотрим, что из неё выйдет. Может, и правда подружимся.
Я посмотрела на свои чемоданы, на шоколадки, которые Стефан беззастенчиво продолжал трескать, и вздохнула с облегчением.
Неужели всё-таки начинается новая жизнь?
Независимая. Магическая. Полная неожиданных поворотов.
И, что бы ни скрывал этот замок — я справлюсь.
Когда я наконец выставила за дверь моего дорогого «приятеля по горю», с облегчением вздохнула и принялась раскладывать свои вещи. Аккуратно развесила одежду по полочкам, обувь спрятала под кровать, а вот с чемоданом сладостей поступила особенно хитро: его я запрятала в самый дальний угол шкафа и накрыла кучей невзрачных свитеров.
А то мало ли… Рина доберётся до моей прелести. Не бывать этому.
Вампирская хватка, конечно, — не когти, но сладости защищу с остервенением.
Рина тем временем, выдыхая, начала наводить порядок на своей половине комнаты, разгребая последствия бурной сцены, которую нам устроил её накачанный друг. Как оказалось, его зовут Энтони.
Такое себе имя. И вообще — не люблю блондинов.
Слишком яркие, слишком шумные. Я же больше по загадочным. Таким, как тот мужчина с яркими, почти светящимися глазами. Угрюмый на вид, опасный снаружи, но мне кажется — где-то внутри он может быть тёплым, почти нежным.
Или это всё напиток, который мне с утра подмешала матушка?
Слишком уж активно у меня сегодня работает фантазия. Надо бы с этим поаккуратнее.
Особенно если рядом приятель, который читает мысли. Стефану нельзя давать поводов. Но и терять связь с ним тоже не стоит.
Как говорила матушка:
«Держи друзей близко, а тех, кто знает твою тайну, — ещё ближе.»
А пока всё кажется тихим и даже… нормальным.
С Риной, как ни странно, мы нашли общий язык. Общается легко, шутит, даже улыбается чаще. Под этим её строгим лицом точно скрывается дикая сущность. Не зря говорят:
«Ведьмы — как пирожные. Мягкие снаружи, но начинка у всех разная.»
Лучше с ней дружить. По крайней мере — пока.
К тому же, оказалось, что мы с ней попали в одну и ту же учебную группу. У мистера Картера.
И тут Рина расцвела. Начала рассказывать о нём с таким жаром, что я, признаться, немного смутилась. У неё глаза заблестели, голос стал тише, мечтательнее…
Слюнки, конечно, не потекли — я вампир, не без вкуса. Но стало любопытно.
А вот про ректора своего я не забываю.
Что-то в нём есть. Он не просто красивый. Его будто соткали из тумана и стали. Слишком молодой, слишком спокойный… и слишком всё знает. Я запомню эти глаза. Они как маяки в тумане. И что-то мне подсказывает — этот человек сыграет в моей жизни не последнюю роль.
Особенно если учитывать, что завтра — первое занятие.
И с него, как я чувствую, всё только начнётся.
Кстати, библиотека!
Ближе к обеду, когда весь народ толпами направлялся в столовую, откуда тянуло запахом жареной рыбы, мы с Риной решили не поддаваться соблазну. Хотя я почти слышала, как мой желудок устроил протест. Но — приоритеты. Знания важнее.
— Ты, итак, съела все свои сладости, как ты ещё умудряешься быть такой худой? — с подозрением прищурилась Рина, переступая через порог учебного корпуса.
— Это всё благодаря папе, — рассмеялась я. — Угрожал, что запрусь с мелким братцем, если не начну бегать по утрам. Вот и бегаю, как солдат в увольнении.
— Так себе угроза, — усмехнулась она. И снова пошла так, будто весь коридор принадлежал только ей. Высокая, стройная, с длинными ногами и походкой королевы. А я? Я — как мешочек с сахаром на коротких ножках. Эх, завидую по-белому. Ну, ничего, вырасту. Мне же всего семнадцать, вдруг метр добавится к восемнадцати.
Когда мы уже дошли до библиотеки, прямо у входа на нас уже ждал… угадайте кто? Конечно, Стефи. Ну не просто же так он тут оказался. Не поверю, если скажет, что «случайно проходил».
— Приветики снова, девочки, — ухмыльнулся он, подмигивая. Я закатила глаза. Он снова услышал мои мысли. Паршивец. Но весёлый.
На мою колкость он не ответил. Зато глянул на Рину — и на его лице появилась та самая улыбка, которую я уже начинала узнавать. Кажется, она подумала о чём-то… слишком личном. И он это уловил. Бедная девочка.
Мы вошли в библиотеку, и первое, что нас встретило — не тишина, как положено, а строгий, пронзающий взгляд пожилой женщины с сединой, заколотой в аккуратный пучок. Она смерила нас с головы до ног.
— Ведьма, полувампир и девочка с браслетом. Так себе компания, — пробормотала она и протянула нам по карточке. Кажется, мы уже успели прославиться.
Вместе с талончиками она вручила список нужной литературы. Удивительно, но у нас оказались одинаковые книги. Значит, учиться нам всё-таки придётся вместе. Ха, я в опасности!
Получив тетради, ручки и всё необходимое (бесплатно — спасибо, АВО), я заметила, что мои спутники куда-то исчезли. Ну и ладно. Больше шоколада — мне. Я осталась в библиотеке, решив немного почитать.
Мой взгляд скользил по полкам, пока не зацепился за одну странную, потёртую книгу, стоявшую выше остальных. Толстая, покрытая пылью, будто забытая всеми. И название... «История всех рас».
Я аккуратно сняла её с полки. Моя бабушка говорила: «Никогда не суди книгу по обложке». И она была права.
Села за свободный столик и погрузилась в чтение. Страницы были плотными, старинными. В них говорилось о древних расах — вампирах, ведьмах, оборотнях и тех, о ком я даже не слышала.
В 2054 году, как утверждала книга, появились первые истинные вампиры — сильнейшие среди всех. Колдуны, исчезнувшие во время войны. Люди, превращённые в диких. И — оборотни, как результат неудачного эксперимента. Что? Оборотни — просто побочный эффект?!
Дальше — больше. Про укушенных, про превращение ведьм, про последствия укуса… всё это я проглатывала жадно. Но внезапно, когда я добралась до главы о диких, над головой раздался знакомый голос — тихий, бархатный, но пробирающий до костей.
— Что читаем?
Мурашки по коже. И не танго они танцевали. Лезгинку. Дикую.
Я подняла взгляд — и встретилась с глазами, которых не спутаешь ни с чьими. Яркие, серо-голубые, словно шторм в пасмурное утро. Ректор, которого я видела с утра.
— Пегги, поднимайся! У нас пара! Если не явимся — вылетим в первую же неделю! — голос Рины, моей соседки по комнате, резанул по ушам.
Я в ответ только застонала и, не открывая глаз, метко метнула в неё подушку. Услышала приглушённое "эй!", шаги — и тишина.
— Почему учёба начинается так рано? Кто вообще это придумал… — пробурчала я себе под нос и нехотя скинула одеяло.
Собрав волю в кулак, потащилась в душ. Горячая вода приятно разогревала мышцы, смывая с меня остатки сна и тревоги. В эти моменты я почти чувствовала себя обычным человеком. Самостоятельным. Взрослым. Свободным.
И да, на пары всё-таки придётся идти. Рина предупредила, что в Академии с неуспевающими не церемонятся — и пинком под зад на выход. А мне это совсем не нужно, я только-только вкусила прелести своей первой настоящей взрослой жизни. Плюс — надо проверить "мелкого". Он у меня под опекой. И, зная его, наверняка уже куда-то вляпался.
Я вытерлась, наскоро высушила волосы заклинанием (одним из немногих, которое у меня стабильно работало) и натянула стандартную женскую форму Академии — длинное, тёмно-синее платье с серебристыми швами, гербом АВО на груди и плотным поясом на талии. Поверх — накинула чёрную академическую мантию с капюшоном. Обувь — высокие сапоги до колена, крепкие и удобные. Вся одежда была будто создана не только для учёбы, но и на случай внезапного магического сражения. Интересный подход у местной администрации.
Рина ждала у двери, подпирая косяк и постукивая ногой.
— Наконец-то, ты оделась, как будто на бал собралась, — съязвила она, крутанув пальцем в воздух, мол, пошли уже.
Мы вышли из комнаты и влились в бесконечный поток студентов. Коридоры были полны утреннего шума, ароматов зельеварения и крика кого-то с третьего этажа, у кого явно опять взорвался котёл.
— Р-р-р… пусть этот день уже кто-нибудь проклянёт за меня, — буркнула я, мрачно натягивая капюшон.
— Да ты уже сама с утра проклятие на всех навела, — фыркнула Рина, не оборачиваясь, пока мы пробирались сквозь толпу. — Хмурься дальше — может, кто-нибудь из парней действительно испугается и не присядет рядом.
— Хотелось бы. Хотя я бы и сама от себя убежала, — пробормотала я, чувствуя, как раздражение раздувается внутри, как буря. Особенно когда один из особо липких типов снова начал строить глазки. Ну что за наказание…
Спасение пришло в лице Стефана. Мой полувампир-друг не терпел таких выходок и включил свои "спецэффекты" — его глаза приобрели кроваво-красный оттенок, и компания любвеобильных поклонников рассосалась с подозрительной скоростью. Обожаю его. В такие моменты — просто ангел… ну или демон, кому как ближе.
На первую пару мы, разумеется, опоздали. Кто знал, что этот чёртов кабинет зарыт в глубинах западного крыла? К счастью, слух Стефа помог, и мы прибыли всего на десять минут позже.
Я распахнула дверь — и в тот же миг на нас обернулись десятки глаз. Шёпот. Пробегающие смешки. На фоне всех выделялась женщина с волосами цвета воронова крыла и холодным, стальным взглядом.
— Катерина Эритрея. Стефан Сатферминг. Пегги Берн. — отчеканила она. — Почему вы опоздали?
Её голос был спокойным. Чересчур. Я знала этот тип. Спокойствие здесь — хуже любого крика.
— Мы заблудились. Академия же, как лабиринт, мисс Юрингтон, - ответила Рина с той самой невозмутимой интонацией, которую я так ценила в ней.
Я только хотела добавить к картине пару милых хлопков ресниц, как замерла.
Юрингтон.
Мисс Юрингтон. О, великое заклятие, нет! Конечно же, она — одна из тех Юрингтонов.
— Надеюсь, это в последний раз. В противном случае — вылетите быстрее, чем успею произнести ваше имя, — с ледяной вежливостью отрезала женщина.
Мы заняли свободные места. Рина прошипела сквозь зубы:
— Вот уж кто сделает из нас компот без сахара.
Я кивнула, посочувствовав себе и ей. Мисс Юрингтон начала читать тему — заклинания, которые мы обязаны будем знать до конца семестра. Список, честно говоря, выглядел как материал на несколько жизней вперёд.
— Я веду исключительно теорию чарологии, — подчеркнула она. — Практику с вами будет проходить ректор, мистер Картер.
В аудитории моментально повисла тишина. Кто-то из девчонок с первого ряда глубоко вдохнул. Видимо, представлял ректора совсем не в мантии…
— А почему не вы ведёте всё — и теорию, и практику? — раздался голос слева.
Это был парень из последнего ряда. Высокий, плечистый, с тёмной кожей и медными прядями в волосах. Взгляд — настороженный, но с задором. Я сразу поняла — оборотень. Легкий запах хвои и сырого меха выдавал его даже сильнее, чем характерная походка. И, судя по голосу, он не особо боялся мисс Юрингтон.
Я заметила, как Стефан бросил в его сторону короткий, внимательный взгляд. Он редко интересовался кем-то, особенно с первого взгляда. Но я сделала вид, что ничего не заметила.
— Потому что в теории наш уважаемый ректор не так профессионален, как я. Но в этом году я решила сосредоточиться лишь на преподавании теории, — произнесла мисс Юрингтон сухо, как будто обсуждала не лекции, а просроченные книги в библиотеке.
На её лице залегли тонкие тени — истощение читалось в каждой морщинке. Хотя осанка оставалась прямой, голос — уверенным, а бордовая мантия сидела безупречно, всё равно чувствовалось: её магия понемногу выгорает. Как будто её тело всё ещё движется по инерции, а душа уже хочет тишины. Магия, особенно при активной практике, изматывает. Даже самых сильных. Именно поэтому в нашей стране был введён строгий закон: пользоваться магией вне стен Академии или официальной службы при королевском дворе — запрещено. Исключение составляют только те, кто служит королеве напрямую. Остальным — ограничение и контроль. Излишнее колдовство накапливает обратный эффект: душа тускнеет, а тело начинает буквально рассыпаться изнутри. Юрингтон, видимо, знала это на собственном опыте.
Мисс Юрингтон стояла у кафедры, выпрямившись словно арбалетная стрела. Каждое её движение — от взмаха руки до поворота головы — было выверенным, точным, как будто она вырезана из гранита, а не из плоти и крови. Когда она говорила, казалось, что её голос не звучит — он проникает в череп, как эхо древнего приказа.
Следом прошла история сверхъестественных рас. Предмет, по сути, теоретический, но значимый — особенно для таких как я. Его вёл старейшина Академии, профессор Дорн Мерикус. Ходили слухи, что он знал первую королеву ведьм лично. Хотя лично мне казалось, что он и сам выглядит так, будто его случайно забыли в каком-нибудь заколдованном склепе столетия два назад.
Такое открытие не вызвало у публики особого удивления — все в Академии привыкли к странностям преподавательского состава. Поэтому я, улучив момент, устроилась поудобнее и задремала прямо на парте. Но, конечно, долго мне спать не дали — рядом сидящая Катерина, та самая неугомонная, которая всегда знала всё, грубо толкнула меня локтем под рёбра.
— Не спи. Он может заметить. А потом ты в списке вылетающих, — прошипела она.
Я едва подавила стон раздражения. Почему даже поспать спокойно нельзя?
— Мистер Дорн хоть и выглядит как мраморный бюст в музее, — шепнула мне Рина с другой стороны, — но говорят, он отчислил больше десятка учеников за неуважение. И вообще… — она наклонилась ближе, — есть слухи, что он был любовником самой первой королевы. Поэтому, мол, и стал старейшиной.
Я чуть не подавилась собственным возгласом. Любовник королевы? Да ему же лет… Я мельком взглянула на преподавателя.
Высокий, худощавый, с осанкой идеального аристократа и лицом, будто выточенным из камня. Скулы острые, губы тонкие, глаза серые и абсолютно лишённые тени эмоций. Волосы серебристо-белые, уложены назад — не седые, а именно цвета льда. На его мантии — эмблема Академии, вышитая настоящим серебром. Каждый его шаг был выверен, будто он ходит по сцене. От него веяло… не возрастом, а безвременьем.
Красивым я бы его точно не назвала. Но было в нём что-то — то ли обволакивающая угроза, то ли притягательная строгость. Те самые, из-за которых слабонервные девчонки начинали воображать романтические сцены под луной.
— Это что, по-вашему, харизма? — пробормотала я и снова ткнулась в тетрадь. Хотя, если быть честной, в воздухе действительно чувствовалось напряжение. Он ещё даже не заговорил, а в классе уже воцарилась тишина, как будто сам воздух не решался шелохнуться.
Дорн Мерикус подошёл к кафедре, медленно открыл журнал и произнёс голосом, в котором эхом отзывались каменные стены древних гробниц:
— Начнём.
И началось.
Он не поднимал голос, не стучал по столу, не грозил выговорами. И тем не менее — после этого одного слова никто больше не шелохнулся. Ни кашля, ни шепота, ни даже скрипа страниц. Он владел вниманием так же, как мечник владеет клинком: без усилия, но точно, как по лезвию.
— История сверхъестественных рас, — произнёс он, делая неспешный шаг вперёд, — это не просто даты и сводки битв. Это кровь, из которой выросли ваши дома. Это прах, на котором построена Академия. Это — вы. Ваши корни, ваши страхи и ваши силы.
Его голос был глубоким, будто пришёл из другого времени. Не громкий, но настолько насыщенный, что звучал, как эхо в тишине — будто говорил не нам, а теням за нашими спинами. Но каждое слово врезалось внутрь, как заклинание, от которого не было щита.
— Сегодня мы разберём происхождение ведьм и оборотней. А затем поговорим о тех, кого давно сочли забытыми. Тех, кто исчез — или кого стерли намеренно.
Я поёжилась.
Уж лучше бы учили какие-нибудь законы или имена старых королев.
С каждой его фразой в груди росла тревога. Он говорил о древних расах так, будто сам видел их восстание… или падение. И когда его взгляд скользнул по ряду, где сидела я, по спине прошёл холод. В груди кольнуло, как от удара — будто кто-то пытался заглянуть глубже, чем следовало.
Я поймала себя на том, что задержала дыхание.
«Он не знает. Не может знать.»
Но тень сомнения уже пробралась внутрь. Может, он и не знает. Но кто-нибудь — обязательно догадается. В Академии ничего не остаётся в тайне надолго.
А Дорн тем временем продолжал, будто не замечая напряжения.
— Люди были созданы последними. Им не было дано ни силы, ни клыков, ни магии. Но именно они разрушили больше всего. Запомните: слабость — не отсутствие силы. Слабость — это то, что делает вас опасными.
Мой живот сжался.
Он говорил обо всех... но отчего-то казалось, будто лично обо мне.
«Прекрати, Пегги. Прекрати думать об этом. Он не может знать.» Я перевела взгляд на страницы, заставляя себя сосредоточиться на тексте.
Но мысль не уходила.
Если Дорн Мерикус действительно знал первую королеву ведьм...
Что ещё он знает?
И — кто он на самом деле?
Остаток пары прошёл как в тумане. Я старательно вникала в речь профессора, делала вид, что поглощена материалом, но внутри клокотало. Вопросы рвали на части, и чем больше я пыталась отогнать их, тем громче становился внутренний голос.
А если он узнает? А если уже знает?
Впервые за всё время пребывания в Академии я почувствовала себя не просто чужой. Я — аномалия. Гибрид. Неведомая формула, которую никто не должен решать. И если узнают — всё. Конец не только мне, но и родителям. Нас выжгут с корнями.
Это не предположение — это правило.
Когда прозвенел колокольчик, возвещая окончание занятия, по залу прокатилась облегчённая волна шорохов, вздохов, шевеления бумаг. Я осталась сидеть, пока остальные уже вставали, собирались, болтали вполголоса.
Рина легонько толкнула меня в бок:
— Эй, живая? Ты как вкопанная.
— Просто… задумалась, — буркнула я, не поднимая глаз.
— Ну, если ты собираешься дальше так смотреть на профессора, я точно начну думать, что он тебе снится.
Я метнула в неё взгляд, в котором хватило бы льда, чтобы заморозить целую реку.
— Очень смешно.
— Я стараюсь. — Она усмехнулась и, закинув сумку на плечо, направилась к выходу. — Пошли, у нас Зельеваренье. Мадам Шол не терпит опозданий, особенно когда варит "что-то взрывное".
Я нехотя поднялась.
Зельеваренье — единственное, что хоть немного радовало. Там я могла спрятаться за котлом, сосредоточиться на смесях, компонентах, дозировках. Там не нужно отвечать на вопросы, кем ты родилась и почему у тебя тень под глазами — та самая, которую не отмыть, даже если очень стараешься.