Кленовое дерево, выросшее на опушке берёзовой чащи, стало для меня настоящим спасением. Никаких криков, ругани и обзывательств — просто уютное место, где я мог прислушиваться к пению птиц, наблюдать за плывущими вдаль облаками и беседовать с лучшей подругой.
— Я вернулся!
Не скрывая восторга, я подбежал к краснолистному дереву. Несколько месяцев назад рядом с его корнями образовался муравейник. Внутри копошились настоящие трудяги! Несмотря на плотный график работы, они успевали делиться увлекательными историями: на прошлой неделе это был храбрец, одолевший гусеницу, а вчера — солдат, нашедший огромную каплю кленового сока. Но все они были лишь моими приятелями, не более. Настоящая дружба зародилась у меня с Солитой. Муравьи называли её либо королевой, либо хозяйкой, и я был с ними полностью согласен.
— Рада снова тебя слышать. Судя по голосу, ты в хорошем настроении? — нежный голос Солиты донёсся откуда-то из недр земли. Сложно объяснить, как я слышал её, да и в целом всех этих крох. Их голоса возникали у меня в голове, словно мои мысли. Я даже пробовал закрывать уши, но они были тут ни при чём.
— У меня для тебя подарок! — Я с нетерпением вытащил из кармана небольшую горсть сушёных яблок и положил её на землю. Мои приятели, учуяв запах, окружили сладости и с жадностью потащили их домой.
— Что же там такое? — с любопытством протянула Солита.
— Сушёные яблоки! — не удержался я, желая как можно скорее удивить подругу.
— Правда?! — радостно воскликнула она, но уже через мгновение в её голосе прозвучала грусть: — Понимаю, ты хотел обрадовать меня, вот только твой отец… разве он не накажет за это?
— Тебе не понравился мой подарок? — с обидой произнёс я, надув щёки.
— Конечно понравился! Я лишь хотела сказать, что…
Камень, врезавшийся в руку, отвлёк от беседы. Когда я повернулся, то увидел соседских мальчишек. На вид им было около восьми — столько же, сколько и мне. Я не знал их имён, а потому частенько придумывал им прозвища: Тощий, Толстый и Зубастый.
— Эй, уродец! — вскрикнул Зубастый, подняв очередной камень. — Ты чего тут забыл? Разве цирк не уехал ещё вчера?
Меня давно не задевали слова про уродца, ведь об этом неизменно твердил отец. Больше всего расстраивало, что в место, ставшее моим убежищем, всё же проникли паразиты. Они напоминали жуков, о которых когда-то рассказывала Солита — те пробирались в муравейник и притворялись частью колонии.
Пока я блуждал в собственных мыслях, второй камень ударил по ноге, и из рассечённой кожи проступила тёмная капля крови. Я, схватившись за порез, зашипел от боли, и Солита, будучи самым заботливым другом на свете, забеспокоилась:
— В чём дело? Тебе больно?
— Нет, всё нормально, — пробормотал я, пытаясь сдерживать слёзы.
— Ты с кем там разговариваешь? — вскрикнул Зубастый, подойдя чуть ближе. Он начал оглядываться, и, никого не заметив, продолжил: — Кажись, он не только уродец, но ещё и чокнутый!
Когда в меня полетел третий камень, я смог увернуться. Подобная ловкость не понравилась моим обидчикам — они отбросили камни в сторону, подойдя ближе. Лица у них были перекошены от зловещих ухмылок. Я смотрел то на засаленные волосы Тощего, то на веснушчатые щёки Толстого. Увы, среагировать не успел. Толстый сбил меня с ног, а Тощий со всей дури пнул в живот. Зубастый предпочёл держаться на расстоянии, в то время как его друзья били исключительно ногами. Сначала я не мог понять, почему они избивают меня подобным образом, но когда наконец-то остался один, меня вдруг осенило: они боялись заразиться болезнью, которой невозможно заразиться.
Продолжая лежать на траве, я всё же заплакал. Ноющая боль ощущалась повсюду, в то время, как солнечный свет обжигал кожу. Он будто просачивался внутрь, заставляя тело гореть. Каждый вздох давался мне с трудом. Любое движение вызывало дикое желание закричать. Но я терпел. Мне хотелось прекратить мучения и превратиться в уголёк, чтобы более не чувствовать себя столь жалким и немощным.
— Почему ты молчишь?! — отчаянно вскрикнула Солита, зовущая меня уже несколько минут. — Ответь, прошу.
— Я здесь, — хрипло произнёс я и с непосильным трудом пополз к тени клёна.
— Рабочие сказали, что учуяли кровь. Тебя опять донимали те мальчишки? Хочешь, я прикажу солдатам найти их и оторвать головы? Могу даже подарить тебе одну для коллекции. Ты ведь любишь собирать необычных букашек?
— Спасибо, Солита, — прошептал я, облокотившись о дерево. Я облегчённо выдохнул, а тело моё принялось остывать. — Но эти букашки гораздо крупнее тех, что ты дарила. Да и видеть таких в коллекции я не желаю.
— Милый, скажи, что они с тобой сделали?
— Ты же и так всё слышала, — буркнул я, шмыгнув носом. — Зачем тогда спрашиваешь?
— Извини, но я ничего не слышала.
— Ага, конечно, — сквозь зубы прошипел я.
— Ты что, сердишься на меня?! — возмутилась Солита. — Я ведь действительно ничего не слышала! Да и вообще… ты первый человек на моей памяти, которого я понимаю!
— Правда? — Я всё ещё колебался.
— Правда! — без капли сомнения ответила Солита.
— Тогда прости. — Мне стало неловко. Я ощутил, как от стыда запылали щёки. — Не знал, что ты не слышишь других…
— Так что случилось? — Солита перебила меня. Да, терпением она особо не отличалась. Королева, что ещё тут добавить.
— Они обзывали меня уродцем и… пинали ногами.
— Почему?
— А мне почём знать? — буркнул я, продолжая вытирать слёзы.
— Странные они какие-то, — задумчиво протянула Солита. — Как внешность может стать причиной для увечий? Вот если бы ты зашёл на их территорию или, к примеру, съел их родных, то я бы всё поняла.
— Здесь всё гораздо сложнее, — выдохнул я с сожалением. — У эстерлендцев многое зависит от внешности.
— А что с тобой не так? У тебя ведь одна голова, две руки и две ноги. Как по мне, ты обычный человек. И ты имеешь всё необходимое, чтобы трудиться, не покладая рук.