Кровь консильери

ГЛАВА 1. ЧЕСТЬ И ОБЫЧАЙ

Сицилия, Мессина, 1951 год.

Многострадальный город острова Сицилия Мессина с завидным упорством феникса возрождался после каждого потрясения. На первую половину двадцатого века таких потрясений было два: землетрясение с цунами 1908 года и англо-американская бомбёжка 1943 года. Мессина, как и вся отфутболенная сапогом Апеннинского полуострова Сицилия, официально считалась частью Италии, но значительно отставала от последней в плане экономического развития, а подавляющая часть сицилийцев итальянцами себя категорически не признавала. Мессина 1951г. представляла собой депрессивный грязный город, погрязший в нищете и бандитских разборках.

На втором этаже трёхэтажного здания, окна которого выходили на другие трёхэтажные здания, в комнате с голыми стенами и квадратными плитками на полу ютились шестеро членов семьи Фрезолоне. Самая старшая сидела за швейной машинкой, вторая лет на тридцать моложе высунувшись в окно стягивала с бельевой верёвки высохшую одежду, вокруг неё бегали двое маленьких ребятишек, на стуле играл монеткой парень лет девятнадцати в полосатой рубашке, а в углу скрестив руки и глубоко задумавшись стояла девушка в длинном тёмно-синем бесформенном платье.

— Он там? — девушка подошла к окну, но сразу же отвернулась, чтобы не быть увиденной.

— И не один, с ним насчитала человек шестеро… а нет – семеро, — отозвалась женщина, стаскивая с верёвки последнюю рубашку.

— Каналья! — выругалась девушка.

— Зря ты выставила метлу посреди улицы, — покачала головой женщина и принялась укладывать постиранную одежду ровной стопкой.

По сицилийской традиции желая посвататься мужчина ставил перед дверью дома девушки метлу. Чтобы выразить согласие её заносили в дом, если же клали посреди улицы, то выражали отказ.

— Святая Лючия! Тётя Антония, я на дух не переношу Винценто!

Чечилия, старшая из рода Фрезолоне, на время оставила шитьё и подняла изборождённое морщинами лицо на разгневанную девушку.

— Ты уже четвёртые сутки из дома носа не показываешь, всю жизнь собралась прятаться от Винценто за этими стенами?

— Бабушка, ты же знаешь чего они хотят! Как можешь упрекать меня? — всплеснула руками девушка и зашагала по комнате, пытаясь утихомирить переполнявшие её эмоции.

Чечилия знала, именно это проделал с ней её почивший муж. Виценто намеревался похитить строптивицу и взять силой, после чего для сохранения чести та вынуждена будет выйти за него. И в этом случае по закону нельзя было обвинить мужчину ни за похищение, ни за изнасилование.

Молодой человек, приходящийся родным братом девушке, отложил монетку и вскочив на ноги и схватил со стола кухонный нож.

— Я убью его!

В глазах молодого человека кипела ярость.

— Святая Лючия! — не на шутку перепугалась Антония. — Пьетро, а ты не подумал, что станется с нами!?

Дети, почувствовав настрой матери, оставили игру и вопросительно уставились на сводного брата.

Чечилия вздохнула и посмотрела на внучку взглядом женщины, которая прошла через многое, познала жизнь и не питала иллюзий насчёт будущего.

— Холера прошлась по роду Фрезолоне, выдёргивая своей костлявой рукой одного за другим членов нашей семьи. У нас не осталось мужчин кроме Пьетро. Ты злишься, я понимаю, но есть единственный способ избежать бесчестья. Сейчас я спущусь вниз и приглашу Винценто в дом чтобы обсудить вашу свадьбу.

Девушка закрыла рот ладошкой, замотала головой и приблизилась к окну.

— Елена! — раздалось с улицы.

Винценто и не думал скрываться. Он, в окружении ещё семерых мужчин, стоял прямо под окнами с торжествующим видом. Девушка закрыла лицо руками, побежала к себе в спальню и бросилась на к себе кровать. Напротив стояла кушетка, спальное место Пьетро, два ящика для вещей и деревянный стул. Брат вошёл к ней сразу же, но вместо утешения полез за кушетку за «сокровищем». С детских лет они хранили там то что считали самым важным или интересным.

Елена утёрла слёзы и села рядом. Сокровищем оказался потёртый чемоданчик, вернее то, что было внутри него. Пьетро бережно извлёк рекламный плакат с изображением улыбающейся блондинки в воздушном платье, держащей в руке бутылку содовой. Надписи были английскими, сам же плакат – родом из Америки. Ещё имелось две стодолларовых купюры с изображением частично облысевшего мужчины, два обручальных кольца и чёрно-белая фотография, на которой позировали трое: совсем юные Елена с Пьетро и мужчина средних лет с зачёсанными назад волосами – их отец. Фотография была сделана пять лет назад, но всякий раз при взгляде на отца у Елены щемило сердце, а на глаза наворачивались слёзы. С минуту она вглядывалась в родные черты отца, потом поцеловала свой указательный палец и с нежностью провела им по фотографии. Три года назад они втроём собирались уехать в новый свет, в Америку, но жизнь распорядилась иначе.

— Смотри, Елена, какая она счастливая, как улыбается, — Пьетро ткнул пальцем в рекламный плакат. — Мы уедем отсюда, Елена, и тогда на наших лицах тоже появятся улыбки.

На дне чемоданчика остались лежать три открытых конверта – письма их дяди Алессио, младшего брата их отца. Там он описывал свою жизнь в новом свете и звал к себе. Алессио уехал ещё до войны, Елена с Пьетро тогда были совсем «зелёными». Чечилия тогда страшно не хотела отпускать сына, она и плакала, и ругалась, и пыталась воззвать к голосу рассудка, а когда поняла, что никакие увещевания на него не подействуют, плюнула ему под ноги и заявила, что отныне нет у неё сына по имени Алессио. Уехал он без материнского благословения под молчаливое осуждение брата и сестры Антонии.

ГЛАВА 2. СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ

Прежде чем сесть за стол Пьетро и Елена приняли ванну и переоделись. Платье Карлотты оказалось Елене велико размера на четыре и оттого смотрелось мешковато, зато было яркого канареечного цвета. После войны американцы будто пытались наверстать невзрачные и пасмурные годы начала сороковых, отчего их гардероб пестрил всеми цветами радуги.

Когда молодая Фрезолоне вышла из комнаты, то заметила в коридоре Пьетро, на котором костюм дяди Алессио за исключением слишком широких плеч (что было связано с особенностями пошива, а не комплекцией дяди) смотрелся вполне сносно.

— Прошу, сеньорита, — Пьетро театрально склонился и протянул руку, будто приглашая Елену на танец.

Та улыбнулась и включилась в игру, сделав реверанс и позволив брату покружить себя.

— Дети, идите к столу, — потопила их Карлотта.

Стол в гостиной с представленными четырьмя стульями был небольшой, такого же размера как и у них в Мессине, но за счёт белоснежной скатерти с ярко-красными геометрическими фигурами и керамической вазочке со свежими пионами, он смотрел куда более нарядно и даже празднично. Карлотта собственноручно разложила по тарелкам пасту с баклажанами и рикоттой, поставила на стол запечённую баранину с сыром и разлила по стаканам свежевыжатый апельсиновый сок.

— Я предлагал Карлотте нанять служанку, чтобы помогать по дому, но моя упрямая жена ни в какую не соглашается, — пожурил хозяйку Алессио.

— Зато не надо бояться, что тебя отравят, — парировала женщина.

Алессио произнёс благодарственную молитву, и все приступили к ужину. Изрядно изголодавшиеся за последние недели Елена и Пьетро ели с особым аппетитом, мастерски орудуя ножом и вилкой, Карлотта улыбалась и подкладывала.

— Завтра мы пообедаем в ресторане «Комната из орехового дерева», приятное местечко для семейной трапезы, а после я представлю вас дону Сальваторе[1], — объявил дядя Алессио.

— Сальваторе Джулиано? — не сдержался Пьетро. — Подручному великого Аля?!

Сальваторе Джулиано в годы сухого закона работал на Альфонсо Капоне, занимался бутлегерством, переправляя ящики со спиртным через канадскую границу, а после заключения босса в тюрьму быстро поднялся по иерархической лестнице людей чести.

Эмоциональный подъём Пьетро озадачил Алессио и насторожил Елену – дядя и сестра не желали видеть Пьетро в рядах солдат Джулиано, да и в рядах никакой другой семьи.

— Я работаю на дона Сальваторе, оформляю бумаги, решаю некоторые правовые споры, — осторожно пояснил Алессио. — Когда я приехал сюда, то получил юридическое образование…

— За счёт Джулиано, — перебил дядю Пьетро.

— За счёт Джулиано, — холодно согласился Алессио, — я очень обязан этой семье, а теперь, следуя этикету, нужно оказать почтение.

— Конечно, дядя. Спасибо вам, мы так рады быть здесь. В Америке так… просторно, красочно, столько машин, у женщин такие наряды, — попыталась разрядить обстановку Елена и поспешно перевела тему.

Дядя Алессио это понял и улыбнулся племяннице.

— Чикаго очень отличается от Мессины, хотя Карлотту я нашёл именно здесь. Плохо, что вы не знаете английского. Без языка здесь не обойтись, надо что б вас обучили. Разберусь с этим. И грин-карты на вас следует оформить.

Брат и сестра Фрезолоне впервые увидели телевизор сейчас, в доме своего дяди и он им показался не меньшим волшебством, чем сказочная лампа Алладина с джином внутри. После ужина вместе с Карлоттой погодки сидели на диване и не отрываясь смотрели музыкальную программу «Шоу Фреда Уоринга», время от времени комментируемое хозяйкой.

Алессио несколько минут постоял в дверях, не решаясь оторвать племянницу от телевизора, который поглотил всё её внимание, однако Елена сама почувствовала на себе пристальный взгляд и обернулась к дяде, Карлотта тоже повернула голову. Правило растолковав жест Алессио, молодая Фрезолоне вышла из комнаты и следом за дядей вошла в его кабинет. Он оказался не слишком просторным, но и не слишком тесным, значительную часть занимал массивный дубовый стол с кучей бумаг и чёрным дисковым телефоном, напротив стоял набитый папками шкаф, пол украшал турецкий ковёр с замысловатым орнаментом.

— Елена, расскажи о маме и сестре. Они до сих пор не простили меня?

По голосу Алессио было ясно, что слова даются ему с трудом. Он до сих пор переживал размолвку с семьёй.

Елена кривить душой не стала:

— Бабушка сжигала все твои письма, которые приходили, единственные что уцелели – те, что приходили отцу и которые он прятал в чемодан. Тётя Антония о тебе ничего не говорила, но наверно, потому что не хотела расстраивать бабушку.

Алессио склонил голову, над его переносицей прорезались глубокие морщины.

— Я собираюсь написать домой, но думаю наши с Пьетро письма она тоже сожжёт, — добавила Елена.

— Почему? — поднял на неё глаза Алессио.

— Потому что мы сбежали. — Елена обхватила себя руками и зашагала по комнате, пытаясь совладать с нахлынувшим водоворотом чувств. — Мне готовили брак с человеком, который мне не приятен, не считаясь ни с моим мнением, ни с желанием. К тому же мы бы уже давно прибыли сюда, если бы папа не…

ГЛАВА 3. СМЕШАЙ ПАРУ СТОПОК ЛУННОГО СВЕТА, ДОБАВЬ ЗВЕЗДУ, ВЛЕЙ СИНЕВУ ИЮНЬСКОЙ НОЧИ И ОДНУ ГИТАРУ

Елена слышала, что в Америке на подиумах в витринах вместо манекенов выставлены живые люди демонстрировать одежду, но ничего такого в Чикаго она так и не увидела, зато было много всего другого.

Как и сказал дядя Алессио, компанию молодой Фрезолоне составила мисс Уоткинсон. Дебби держала Елену под руку и болтала без умолку, рассказывая про местную моду и последние происшествия.

— Если тебе понадобиться купить продуктов, лучше делать это на Южном водном рынке, это в Лоуэр-Вестсайде, там самые свежие овощи и большой выбор экзотических фруктов, — с видом знатока сообщила мисс Уоткинсон, проходя мимо чистильщика обуви.

— Дебби, а как ты устроилась на работу? — вклинилась Елена между потоком информации, которой переводчица щедро делилась со своей подопечной.

— Мама просила за меня мистера Роджерса, мистер Роджерс обратился к Серджио Галлиани, а Серджио Галлиани – к Фрэнку Джулиано. В общем Фрэнк всё и устроил.

— Фрэнк, значит, — сделала зарубку в памяти Елена.

— Пошли на трамвай, — Дебби потянула её на противоположную сторону улицы. — Доедим до магазина.

Подходя к магазину одежды, Елена на пару секунд задержалась у витрины, рассматривая воздушное платье на манекене. Дебби поймала её взгляд и кивнув, потянула за собой.

Как только они вошли внутрь, к ним подлетела улыбающаяся продавщица и принялась нахваливать новую коллекцию и даже успела продемонстрировать Елене как на её губах будет замечательно смотреться ярко-красная помада. Определив, что Елену можно подбить на покупку вещи дорогой и плохо продаваемой, продавщица разложила перед клиенткой именно такой ассортимент.

Со словами «Нет, мы сами осмотримся» Дебби, сопровождаемая недовольным взглядом работницы магазина, чуть ли не силком оттащила сицилийку к недорогим, но эффектным моделям. Алессио Фрезолоне выделил ей сто пятьдесят долларов, но для того, чтобы кардинально преобразить Елену Дебби хватило бы и сорока.

В фасонах одежды преобладал стиль пин-ап: узкая завышенная талия, подчёркнутая грудь, пышные бёдра. Вышла Елена из магазина в блузе в красный горошек завязанной под грудью и оголявшей живот, юбке-солнце и туфлях лодочках с аккуратным мыском на тонком каблуке. В руках у неё был пакет с ручками, в котором был аккуратно уложен юбочный костюм-футляр из красного атласа и набор косметики, кроме того на обеих девушках красовались очки-капли.

Вместе со старым синим платьем Елена будто бы сбросила тяжесть с души. Ветерок окутывал прохладой живот и руки, но погода стояла тёплая и это не создавало никакого дискомфорта, разве что – неловкость от взглядов прохожих, впрочем, молодая Фрезолоне вскоре привыкла и к этому.

Дебби затащила Елену на пустовавший стадион, они уселись на одну из лавок. Ткнув сицилийке в руки зеркальце, Дебби принялась за её лицо, самой неприятной процедурой из которых было выщипывание бровей. На Сицилии выщипывать брови было непринято, да и никто таким болезненным занятием не увлекался, но спорить с новой подругой Елена не захотела, да и к тому же ей так сильно хотелось стать одной из них, из молодых не обречённых тяжестью судьбы американок, такой как Дебби. После бровей пришла очередь глаз. Сицилийка попыталась запомнить, как наносить тени и рисовать стрелки, но для того, чтобы это выходило также быстро и ловко как у мисс Уоткинсон нужны были годы практики. Закончила образ ярко-красная помада, выгодно контрастирующая с чёрными локонами. Когда Дебби закончила, Елена резво подпрыгнула и покружилась вокруг своей оси, заставив юбку взлететь.

— Вандефул! Ит соу бьютифул!

— Ит из соу бьютифул, — поправила Дебора. — Пойдём выпьем содовой. Я знаю классное местечко здесь неподалёку.

Елена согласилась не задумываясь.

Классным местечком оказался бар с танцевальной площадкой «Солнечный денёк». В помещении стоял немного душный запах сигар и парфюма, играла «Холодное, хладнокровное сердце» Тонни Беннет. Не успели девушки войти, как к ним подошли двое молодых американцев и предложили угостить их коктейлем. Дебби бросив взгляд на Елену, ответила согласием. Устроились за свободный столик, один из парней подозвал официанта и заказал четыре «белых русских» с десертом. Ближе к Елене подсел светловолосый Диллон в клетчатой рубашке, а рядом с Дебби оказался рыжеватый Кларк. Сицилийка с интересом принялась рассматривать лицо своего собеседника, в Мессине люди с серо-голубыми глазами были большой редкостью. Диллон от столь пристального внимания пусть и хорошенькой девушки немного смутился и постарался побыстрее начать разговор:

— Вы тут часто бываете?

— Я в Америке недавно, — ответила Елена на ломанном английском.

— А я – всю жизнь, — отозвалась Дебби, — учу Елену английскому.

— А вы похоже итальянка? — попытался угадать Кларк.

— Сицилийка, — поправила Елена.

— А разве сицилийцы не итальянцы? — удивился Диллон.

— Нет, — отрезала Елена.

— Нет, — улыбнулась Дебби.

Заиграла музыка Глена Миллера «В настроении».

— Смешай пару стопок лунного света, добавь звезду, влей синеву июньской ночи и одну гитару, — процитировал Диллон Энди Разафа, встав из-за стола и протянув сицилийке руку.

Елена бросила быстрый взгляд на Дебби, та кивнула и сама поднялась из-за стола, взяв за руку Кларка. Они вышли на танцевальную площадку к другим парам. Елена ещё никогда не танцевала под такую музыку, но она довольно быстро поймала ритм, повторяя движения за Диллоном и другими танцующими. Быстрые шаги, раскачивания, скольжения и повороты. Заводной и весёлый джиттербаг.