Кровь ведьмы

Тень над лесом

Пролог

Было время, когда ночь не знала страха, когда держался завет, скрепленный мёртвой и живой кровью. Как солнце и луна делят время на небе поровну, так и ведьмы с вампирами хранили баланс на земле: одни берегли жизнь, другие сторожили смерть.

Такова была Клятва — чтобы мёртвое оставалось мёртвым, а живое жило, пока не настанет срок. Подобно небесным светилам, они не могли встретиться.

Но однажды кто-то переступил черту. Не имя его помнят — только тень. Так появился он — плод союза мёртвого и живого. Сам есть ни жизнь, ни смерть. Без дыхания, но с голосом. Без тела, но с жаждой.

После той ночи луна не всходила три дня. После той ночи на три дня земля забыла вкус солнца.

Мы больше не поём песен в эту ночь.
Чтобы он не услышал.

Чтобы оно не проснулось вновь.

Старая ведьмина притча

Часть Первая.

1

Лес не любил, когда по нему ходили с огнём. От того Варвара шла без света, босиком, ступала неслышно, стараясь не тревожить вязкой лесной дрёмы. За поясом девушки шуршали пучки свежесобранных трав, за спиной болталась котомка с парой глиняных пузырьков — на случай, если удастся найти смолокровь. Светло-янтарную, почти прозрачную жидкость, что вытекала из «живых» деревьев, растущих в самой чаще, Варвара берегла как золото. Её она использовала, когда нужно было срочно остановить кровь, снять жар или вытянуть боль.

Случалось, приходили к ней с полночным стуком в дверь — то дитя билось в горячке, то женщина кричала от схваток. Варвара помогала. Люди знали: рука у травницы лёгкая. За это её уважали. Но уважение в деревне легко соседствует со страхом.

Иногда, подходя к избе, она замечала, как старухи крестятся, пряча под подолами дешевые, сделанные наспех обереги. Такие не отпугнули бы даже шкодливого домового, не то что тьму посерьёзнее. Варвара знала цену этим амулетам, но делала вид, что не замечает. Скрывать истинную магию легче там, где верят в то, что знают как с ней бороться.

Осторожно ступая, точно зверь, девушка пробиралась в самую глушь лесной чащи. Ночной лес давил на неё своим тяжёлым дыханием. Листья отливали серебром в свете меркнущей луны.

Травы лучше всего рвать на границе ночи и утра — в самый тёмный предрассветный час, когда луна уже устала, а солнце ещё не проснулось. Так учила Варвару её бабушка-ведьма. То же шептала мать. Обе они знали толк в колдовском ремесле. Это не была её первая вылазка за магическими травами. Варвара знала такие места, где даже леший бывало замирал в немом благоговении — именно туда она шла в ту ночь.

Первый крик она услышала у корня чёрной осины.
Не птица, не зверь, но и не человек. Что-то сорвало воздух — и надломило его.
Варвара замерла, сжимая в пальцах свежесрезанную душицу. Сердце заколотилось, как пойманный в ладони воробей. Лес, стряхнув с себя сонное оцепенение, загудел. Завыли осины, зашестели листвой клены и дубы. Где-то совсем рядом раздался оглушительный треск. Земля содрогнулась, завибрировала, будто раскалываясь надвое. Но вскоре снова наступила тишина. А в ней ещё более пронзительно раздался новый вопль. В этот раз больше походящий на вой. Варвара уже точно могла сказать — так кричать можно только лишь от невыносимой боли. Она заставила себя пойти на звук: по-прежнему осторожно, не зная чего ожидать.

То, что она увидела, казалось невозможным. В сердце леса, где раньше была самая густая часть чащи, теперь зияла внушительных размеров прогалина. Поляна была почти идеально круглая, шириной не менее пятидесяти саженей, с вывороченными с корнем деревьями по краям. В центре — чёрная воронка выжженной земли. Варвара в жизни не видела, чтобы деревья ложились так — будто не топором срублены, а вырваны рукой исполина. Казалось, сама магия ударила в землю, и она не выдержала. Или что-то вырвалось из земли наружу и раскидало вековую чащу. В центре образовавшегося круга, оперевшись спиной об ствол обгоревшего ясеня и прижав руку к груди, полулежал человек. Точнее, Варваре так показалось. Однако, приглядевшись, она быстро поняла свою ошибку. Раненый не мог быть человеком. Потомственная ведьма, она почувствовала исходящую от него силу — слабую, ускользающую, но всё ещё живую.

Тогда кто же это мог быть? Лешие не принимали облик человека уже много лет. Черти в этих лесах не водились. Русалками, мавками и полудницами становились только женщины. Варвара перебирала все возможные объяснения — оставался лишь один. И он ей не нравился.

Она стала свидетельницей поражения вампира.

2

Варвара стояла на краю поляны, не в силах сделать ни шагу вперёд. Земля под ногами словно остывала после неведомого жара — всё вокруг дышало тишиной, в которой было больше угрозы, чем в любом зверином рёве.

Что за существо могло одолеть вампира?

Она знала, что должна уйти. Просто повернуться и исчезнуть в лесу, как и пришла — тихо, без следа. Так учила бабка: не трогай умирающего врага — пусть лес сам решит, кому жить, а кому нет.

Но сердце стучало в груди, как в бубен шамана — не от страха, а от чего-то иного. Лежащий на поляне вампир не просто умирал. Он страдал. И страдал... по-человечески.

Она снова взглянула на него. Кожа вампира была бледна, будто высветленная лунным светом, губы посинели. Из раны на груди сочилась вязкая кровь. Она уже окрасила в чёрный рубашку мужчины и теперь сочилась сквозь его тонкие бледные пальцы.

«Один шаг — и я уже не травница. Один шаг — и я ведьма, нарушившая клятву рода».

***

От бабки-колдуньи Варвара знала, что вампиры с ведьмами враждовали не всегда. Когда-то давно, ещё когда ее прабабка была молодой девицей, между созданиями существовал договор. Древняя Клятва, скреплённая кровью вампира и ведьмы, обязывала первых охранять границу между миром живых и мёртвых, а вторых — заботиться о самой жизни.

Первая кровь

4

Остаток дня прошёл спокойно. Варваре даже удалось немного вздремнуть. Убедившись, что вампир по-прежнему спит под действием зелья, она придвинула свою кровать вплотную к крышке погреба — так он точно не ускользнёт, пока она отдыхает.

К вечеру, отдохнув, она вернула всё на место и спустилась проверить подземного больного.
Он уже не спал. Его глаза блеснули в темноте, когда она вошла в подвал с магической лампой. Свет в ней никогда не гас, но сиял не желтым, словно свеча, а голубым светом. В этом освещении лицо вампира казалось ещё пепельнее, а волосы ещё чернее. Хотя губы, вроде бы, чуть порозовели.

— Кажется, тебе лучше, — скорее констатировала, чем спросила Варвара.

Вампир поднял левую руку и звякнул цепью.

— Было бы ещё лучше, если бы ты не приковала меня, как какого-нибудь волколака, — отозвался он.

— Меры предосторожности. Не хочу, чтобы по деревне шастал голодный вампир в поисках ужина.

Его губы изогнулись в кривой усмешке.

— Лучше бы тебе бояться не меня, а той твари, что осталась в лесу, — бросил он.

— Сменил тактику? — съязвила Варвара. — Вчера утверждал, что она меня не касается, а теперь пугаешь ею.

— Расставил приоритеты, — пожал плечами вампир. — Не хотелось, чтобы всех мертвецов на меня повесили.

— Каких мертвецов? — её голос стал жёстким.

Он хищно ухмыльнулся:

— Тех, что скоро, несомненно, появятся.

***

Варвара решила не поощрять его краснобайство. Убедившись, что он прочно закован, она собралась пройтись по деревне и собрать слухи. Лучше всего это было сделать на площади, где торговцы разворачивали телеги с пряниками, капустой и луком. С корзинкой в руках и в своём лучшем платье, она спустилась с холма к видневшейся часовне — главному ориентиру деревни.

Иногда она продавала здесь травы, но покупателей было мало, да и платили чем придётся — десятком яиц, репкой, вилком капусты. Другое дело — город, но туда ей путь был заказан. Суеверия порой приводили к тому, что невиновную обвиняли в темной магии. А уж травница-ведунья всегда под подозрением.

На площади было шумно и людно. Ещё издали Варвара почувствовала неладное: толпа сомкнулась в плотное кольцо, не давая разглядеть, что в центре. Протиснувшись сквозь зевак, Варвара остановилась. Марья, деревенская портниха, сидела на земле, прижимая к груди своего сына. Она раскачивалась и выла, словно раненый зверь. Мальчик лежал неподвижно, двигаясь лишь от движений матери, как тряпичная кукла. Увидев в толпе травницу, женщина вскинула руку и закричала:

— Ты! Ведьма! Ты виновата! — она еще сильнее прижала голову мальчика к груди — Мой бедный, бедный Антошенька.

Толпа расступилась. Варвара инстинктивно шагнула назад — было поздно. Она замерла, растерянная, не зная, уйти ли или остаться. Вдруг кто-то из толпы крикнул.

— Да, полно тебе, Марусь. Травница, видишь, помочь прибежала. Дай ей посмотреть на Антошку, чай она что-то сделать сможет.

Марья подняла заплаканное лицо. Казалось, её гнев уступил место слабой надежде. Варвара нерешительно подошла ближе, села у головы ребенка. Изо рта мальчика вытекала пена, зрачки закатились за веки. Она знала, что помочь уже вряд ли сможет, но все же приложила ладонь к его груди и начала шептать заклинание. Она была измотана вчерашним зельем и бессонной ночью, но старалась изо всех сил. Остановилась, только когда алая струйка крови побежала из носа от перенапряжения. Утерев её рукой, она подняла глаза на Марью.

Женщина все поняла, зарыдала, оттолкнула Варвару и вновь прижала к себе сына, шепча ему уже бесполезные слова утешения.

Варвара встала и молча пошла прочь. Никто не остановил её.

***

Вернувшись домой, она сразу же спустилась в подвал. Вампир полулежал, опершись спиной о стену погреба.

— Что ты сделал? — набросилась на него Варвара прямо с порога. — Выкладывай мне все подчистую или я собственными руками закончу твою жалкую жизнь!

Волосы её заискрились, как всегда бывало, когда она злилась. На кончиках пальцев ощущались искры. Вампир явно этого не ожидал. В первую секунду на его лице отразилось непонимание, сменившееся затем осознанием и будто бы даже скорбью.

— Не думал, что это произойдёт так быстро. Кто, ребенок?

— Будто бы тебе есть до этого дело? Словно не ты ухмылялся тут от того, что им всем грозит опасность.

— Успокойся, дай мне сказать, — тихо, но властно проговорил он.

Она сжала кулаки, готовая запустить в него сноп искр. Но справилась с собой.

— Я слушаю. Но не вздумай юлить. Я хочу знать всё. Сейчас же.

— Это займёт время, — он попытался приподняться, — и, если честно, я почти на пределе. Слишком голоден, слишком ослаблен…

— У тебя нет времени, — холодно отрезала она.

— Чудище в лесу пока сыто. Оно не нападёт снова — не сразу. Ты вполне могла бы сперва позаботиться обо мне.

Варвара сделала жест пальцами и вампир скрючился от боли.

— Хватит! — прошипел он. — Ладно… слушай.

Он выдохнул.

— Это существо...если легенды не врут, называется Навляк. Порождение крови, душегуб. По преданиям Навляк рождается, когда ведьма и вампир нарушают запрет. Их союз... даёт начало этой твари.

Варвара похолодела.

— Ты имеешь в виду...?

— Да. Мёртвое дитя. Родившееся от такой как ты — и такого как я.

— Это… невозможно, — прошептала она.

— Но это правда. И теперь одно из них здесь.

Одно из них? Поверить в существование единственного чудовища было сложно, но то, что их могло быть несколько — просто немыслимо. Она сглотнула.

— Ты говоришь о предании? О разрыве запрета. О мерзком кровосмешении, в котором вы, вампиры, виноваты?

— Уже слишком поздно искать виноватых, — стиснув зубы, ответил он, — Полагаю, ни вампиры, ни ведьмы не желали появления Навляка.

— Кто как не вы виноваты в этом? — не унималась Варвара. — Никогда не поверю, что одна из нас легла с мертвецом по своей воле. А вот насилие — это в вашей природе. Вы одержимы манией собственного величия, хотите подчинить своей воле весь мир. Мните себя князьями ночи, повелителями всех существ.

Туманное воспоминание

6

Вскоре начался дождь. Тяжелевшее весь вечер небо наконец не выдержало и раскололось: вода хнынула столбом, замелькали молнии, послышались раскаты грома. Варвара захлопнула ставни, сдвинула засов и принялась за ужин: растопила печь, замариновала кролика — подарок от охотника в благодарность за снадобье от зубной боли. Мясо с луком, кореньями и пучками зелени она уложила в чугунок и поставила в печь.

Когда жаркое было готово, Варвара наполнила миску, села за дубовый стол, но есть не стала. Немного подумав, положила ещё одну порцию в другую миску и направилась в погреб.

Вампир поднялся на локоть при её приближении. Она придвинула к его лежанке табурет, поставила на него миску, положила рядом ложку. Он с интересом наблюдал за ней. Закончив приготовления, Варвара подняла на него глаза. Взгляд был вопросительным.

— Я собиралась ужинать и подумала… — она заппнулась. — не знаю, подойдёт ли такое...

Вампир усмехнулся.

— Такому чудовищу как я? — продолжил он. — На первое время сгодится. Хотя, я предпочёл бы мясо в его первозданном виде — травы лишь перебивают вкус.

— То есть сырое? — с отвращением уточнила она.

— Не обязательно, но все лучше без этой твоей травяной маскировки.

Вопрос вертелся на языке, но Варвара боялась его задать. Видя её замешательство, вампир снова ухмыльнулся.

— Ну давай, спрашивай, — поднимая свободной рукой ложку, сказал он. — Я готов удовлетворить твоё любопытство.

Вампир зацепил прибором морковку, плавающую в миске, и отправил её в рот. Варвара удивлённо на ним наблюдала, пока он спокойно уплетал её стрепню. В итоге интерес победил.

— Ты можешь есть обычную еду? — спросила она, недоумевая.

— Конечно могу, я же не мертвец, — отозвался вампир, причмокивая подливой. — Ну точнее, не полностью. Но в отличие от вас, мне кроликов недостаточно. Мое тело устроено иначе, чем человеческое. Хотя когда-то я был одним их вас, поэтому все потребности теплокровных мне не чужды. Я ем и пью. Особенно уважаю брагу — хороший напиток, словно мед. Когда я устаю, я сплю. Но это бывает редко. Ещё реже, если я здоров и соблюдаю, скажем так, режим.

— Что это значит? — спросила колдунья.

Он закончил, прежде чем ответить. Неторопливо утер рукавом рубахи рот и с ленивой грацией откинулся назад, на солому.

— Это значит, что время от времени я разбавляю свой рацион отменной свежей кровью, — сказал он, ухмыляясь.

Варвара поежилась. Не то, чтобы она ожидала чего-то другого, но все же от мысли, что он мог рассматривать её как деликатес, было неуютно.

— И как часто… тебе нужно..

— Охотиться? Не так уж часто в обычное время. Но, бывает, нужно быстро восстановить силы — тогда приходится нарушать… правила.

— Сейчас один из таких случаев? - догадалась она.

— Верно, - вампир посмотрел на неё внимательно. — Я был ранен. Потерял много крови. Мои силы не восстановятся полностью, пока я не восполню потери.

Она кивнула. Он продолжил смотреть на неё, гадая, готова ли она воспринять следующие его слова. Но она не дала ему спросить.

— О том, чтобы я отпустила тебя охотиться не может быть и речи, — строго сказала Варвара. - Я по-прежнему тебе не доверяю и не могу допустить того, чтобы ты сбежал. Или, ещё хуже, съел кого-то.

Лицо вампира изменилось, сделалось жёстким. Но вскоре насмешливое выражение вернулось.

— Не знал, что ведьмы читают мысли, — ответил он спокойно. — Однако же, если ты хочешь, чтобы от меня был толк, тебе придётся дать мне насытиться. В ином случае я буду бесполезен.

— Я что-нибудь придумаю, — ответила она серьезно.

— На оленей я не охочусь, ты должна знать. Толку от них, что от твоего кролика — годятся только лишь горло пощекотать, — плотоядно отметил он.

Варвара посмотрела на него почти что с отвращением.

— Но ты могла бы предложить мне своей крови, если так жалеешь чужую, — бросил он, будто между прочим.

Ведьму аж передернуло от его наглости. Не удостоив вампира ответом, она резко встала, со злостью схватила миску и не оборачиваясь зашагала прочь. Вампир лишь хмыкнул ей вслед.

***

Варвара стояла у забора, слушая, как шумит ночной лес за избой. Ливень закончился и на небе проступили звезды. Она плотнее укуталась в шерстяную шаль. Выдохнула в темноту клубочек пара: на ночном ветру было морозно.

Над одинокой сосной вдалеке снова кружила ворона. Что-то в её карканье казалось слишком знакомым. Слишком похожим на предвестие.

Она прикрыла глаза, и на миг будто снова оказалась на крыльце бабушкиной избы — той, что, должно быть, давно сгнила от сырости и запустения.

Тогда ей было лет девять. Зима выдалась ранней и злой. Варвара сидела у печи, укутавшись в тёплый платок, слушала как за стенкой поет сверчок. Бабушка вертелась у очага.

Это было на сороковой день, как её мать ушла в лес и не вернулась.

Иногда Варваре казалось, что запах сущеных трав, потрескивание поленьев в печи и тяжёлое дыхание бабушки — всё, что осталось в её памяти с того дня. Но порой пелена забвения отступала и она будто бы снова слушала, как бабка шепчет ей сказки. Это были зловещие истории с запретами и запутанными преданиями, в которых вампиры всегда были чудовищами, мерзкими, лукавыми исчадиями, что крадут души, насылают мор и соблазняют ведьм.

— Ты держись от них подальше, Варюха. У них кровь чужая, как мёд у осы, — говорила бабушка, пряча взгляд. — Твоя мать не послушалась. Вот и не стало её.

Той зимой бабка впервые повела её туда, где рождается колдовство. Варвара тогда стояла по щиколотку в снегу, пытаясь отогреть в кармане обледеневшие на морозе кулачки. Её пальцы горели — от холода или от магии, которую старая ведьма велела ей «почувствовать на кончиках ногтей».

— Ты должна помнить: коли ночью тебя из избы потянет — не ходи, — увещевала старуха, кивая в сторону леса. — Ведь если когда-нибудь чёрное захочет тебя найти — оно найдёт.
— Почему?
— Потому что в тебе сплелось то, чего не должно на свете быть.

Ковен

8

Чуть не споткнувшись о корягу, Игнат чертыхнулся: «Дааа, староват я стал по лесу ходить. Глаза уже не те, ноги не те. Так и кости переломать недолго» — подумал он, стряхивая с колен прилипшие сосновые иглы.

Но хворост сам себя не соберёт. Подобрав палку потолще, он двинулся дальше, опираясь на неё, словно на клюку. По пути часто останавливался, вслушивался. Лес был полон звуков: раскачивались и скрипели длинные стволы сосен, шелестели листьями дубы. Высоко над головой перекрикивались разными голосами птицы. Где-то вдалеке начала считать года кукушка. Игнат не стал спрашивать ее, сколько ему осталось. Боялся того, что может услышать в ответ.

Солнце уже клонилось к закату. Нужно было спешить: без ориентира в лесу потеряться было легче простого.

Игнат шёл, сверяясь с солнцем: если оно справа, значит деревня слева. Изредка останавливался, тяжело нагибался, подбирал сухие ветки и прятал их за спину. Вязка за плечами оттягивала худую спину всё сильнее. Очередной раз нагнувшись, уловил краем глаза багровый отсвет — огонь что ли там горит?

Прищурил подслеповатые глаза — и точно, костёр посреди леса.

— Ну бездельники… я вам покажу, как костры в лесу жечь, — пробурчал старик, ускоряя шаг. Злость придавала ему сил.

Однако достаточно близко старый Игнат подойти не успел. Когда он уже почти мог разглядеть темные фигуры у костра, расслышать высокие голоса, бормотавшие то ли молитвы, то ли проклятия на непонятном ему языке, затылок вдруг пронзило острой болью. Мир дрогнул, глаза застлал туман. Прежде чем потерять сознание, Игнат успел подумать о своей козе, которую не успел подоить с вечера. «Кто же теперь будет заботиться о моей Маньке?» — мелькнуло в голове.

Он осел в траву — и больше уже ничего не чувствовал.

***

Радомир отбросил тяжёлую палку в заросли папоротника. Щелкнул пальцами, и корни ближайших сосен сплелись вокруг лежащего без движения старика, скрывая его от глаз.

Ведьмак отряхнул руки от пыли, прежде чем выйти на ярко освещенную поляну. По её центру горел костёр. Его свет был ярко-оранжевым. Вокруг на бревенчатых скамьях сидели пятеро женщин и молодой худощавый мужчина с бледным испуганным лицом. Ведьмы поприветствовали Радомира лёгким кивком, бледнолицый колдун только лишь сглотнул и ещё сильнее сьёжился.

Скривив губы, Радомир подошёл к огню и бросил в него пучок сухих трав. Пламя взвилось синим, лес вздрогнул. Вокруг круга появился магический барьер. Старшая из женщин — она единственная восседала на деревянном стуле — неодобрительно посмотрела на ведьмака.

— Никогда нельзя забывать о предосторожности, — ответил на её взгляд Радомир. Голос его был звучным, в нем чувствовалась сила. — Особенно теперь, когда среди нас предатель.

Пробежал шепоток.

— Ты не можешь быть в этом уверен, Радомир, — громко сказала старая ведьма. Очевидно, она была старшей из всех присутствующих.

— Были знаки, Ядвига, тебе ли не знать об этом, — отозвался чародей. — Следы на земле, выжженные деревья, мёртвые человеческие дети.

На этих словах две молодые ведьмы, сидящие подле друг друга, испуганно переглянулись.

— Как ты мог заметить все это, сидя в своей башне за тридевять земель отсюда? — с усмешкой спросила старуха. — Или вороны на хвосте принесли?

Она бросила взгляд на бледнолицего ведьмака, все ещё дрожащего в углу. Радомир вскинул руку, призывая мальца к ответу.

—Давай же…как бишь тебя зовут…Нелад, расскажи им то, что рассказал мне, — он строго посмотрел на юношу, отчего тот ещё сильнее вжал шею в плечи.

— Давай же, не заставляй нас ждать, — повторил ведьмак.

Нелад робко встал, подошёл в центр круга, остановился рядом с костром.

— Я видел его… — начал было он.

— Говори громче, ни слова не разобрать, — крикнул на него Радомир.

Молодой чародей бросил взгляд на старшую ведьму. Та ободряюще кивнула.

— Я видел его… в лесу. Тень.. Чёрная, она пронеслась прямо надо мной…

— Когда это было? — спросил Радомир. Он уже сидел на свободном месте на бревне и вёл себя так, будто руководил пьесой.

— На пятый день от сегодня… А потом в деревне начали умирать люди. Сначала мальчик портнихи, потом старуха, мать охотника. Но эта могла сама помереть, старая была. А потом ещё Отрада пропала… — на последних словах голос юноши сорвался.

— Когда ты в последний раз видел Отраду, Нелад? — мягко уточнила старая ведьма.

— Не помню, матушка, не помню. Может в субботний день это было, может и до того, — уже не сдерживая чувств почти прокричал юноша.

— Ну полно, успокойся. Мы ещё ничего не знаем… — попыталась успокоить его Ядвига.

Но тут вмешался Радомир:

— Все ясно как белый день, и ты сама это знаешь не хуже моего, — сурово произнёс он, усаживая трясущегося Нелада обратно на бревно. — Сначала ребёнок, потом молодая девушка пали жертвами чудовища. Прости Нелад, я не думаю, что твою зазнобу ещё можно спасти. Не от него. Не от Навляка.

Он выдержал драматическую паузу прежде чем продолжить.

— И мы знаем, что заставило чудовище явиться сюда. Что могло вызвать его, заставить снова выйти на охоту…

Молодые ведьмы внимательно слушали, склонившись ближе к огню. Нелад негромко всхлипывал в сторонке. Ядвига, казалось, не проявляла интереса к словам ведьмака. Тишина сгущалась, как дым.

— Кто-то из вас нарушил Клятву, — сказал ведьмак негромко, откинув взглядом круг. — Кто-то спутался с вампиром.

Тишина упала тяжёлым покрывалом. Даже треск костра, казалось, стал тише.

— Ты несёшь обвинение в самое сердце ковена, — медленно проговорила Ядвига, восседая на своём деревянном троне, словно лесная царица. — Без доказательств. Без имён.

— Я говорю только то, что подсказывает мне инстинкт. А мой инстинкт не ошибается, — отозвался Радомир. Его голос не был резким, но в нём звучала уверенность, властная и холодная.

— А может, ты хочешь отвести подозрение от самого себя? — бросила одна из ведьм постарше, та, что сидела ближе к огню. — Сам же ты с вампирами дело имел, не раз.

Прятки

9

«Выходит, вампирам вовсе не обязательно убивать, чтобы жить», рассуждала про себя Варвара несколько позже.

После их странного, почти интимного ритуала Дмитрий заметно окреп. Он сидел на полу, опираясь о стену. Свободную руку закинул за плечо: глаза полуприкрыты, на лице — слабая улыбка. Варвара на удивление тоже чувствовала себя хорошо. Она не была ослаблена, хотя и обескуражена. Делиться кровью оказалось приятнее, чем она ожидала. Ощущения от прикосновения его губ были сродни поцелую. Возникшие после этого чувства волновали и смущали её. Девушка была сбита с толку, но старалась этого не показывать.

Она нашла себе дело в погребе, поближе к вампиру — села разбирать сухие травы и перевязывать их в пучки. Но заводить разговор не стала.

Тишина висела в воздухе подобно сонной мухе. По подвалу была разлита нега. Пахло душицей, чабрецом и мёдом. Варвара не спешила с вопросами, делая вид, что увлечена перематыванием бечёвки. Её движения были размеренными и плавными — она не хотела развеивать призрачную дымку доверия, едва возникшего между ними.

Вампир, казалось, дремал. Его грудь ровно вздымалась под перевязкой, хотя и реже, чем у человека. Ногу он закинул на ногу. Какое-то время Варвара молча им любовалась. Он сидел расслабленно, как будто находился не в подвале, а на лужайке под солнцем в летний день. Эта его безмятежность сначала вызывала удивление, потом — раздражение. Не столько на него, сколько на себя: что-то в этой его неге пробуждало неуверенность, внутреннее беспокойство, которое хотелось заглушить действием.

Она встала. Подошла к стене. Не сказав ни слова, щёлкнула засовом. Цепь с глухим звоном соскользнула на земляной пол.

Он слегка вздрогнул, потёр запястье, провёл по нему пальцами, будто проверяя, не остались ли следы. Затем повернул голову к ней — в глазах блестело любопытство.

— Значит, ты решила мне поверить? — спросил он после паузы, в голосе прозвучал осторожный интерес.

Варвара не обернулась. Вернувшись к своему месту, опустилась на стул, будто ничего особенного не произошло, и снова взялась перевязывать пучок чабреца.

— Пока ты не дал мне повода думать иначе, — бросила спокойно, не поднимая глаз.

Он медленно выпрямился. В его голосе больше не было иронии — только сдержанная признательность:

— Тогда, может, я расскажу тебе кое-что. О себе. Отплачу доверием за доверие. Так ты сможешь лучше понять, почему я оказался в том лесу в ту ночь.

Она не ответила, но и не остановилась. Руки продолжали работать — но вниманием она была уже с ним. В этом молчании было приглашение.

Он немного подался вперёд, будто преодолевая внутреннее сопротивление:

— Я не всегда был… — короткая усмешка. — Тем, что ты сейчас видишь.

Он медленно втянул воздух, будто вспоминая не просто события — ощущения. Слова подбирались не наугад, а с осторожностью, как если бы каждое из них могло вызвать воспоминание, которое лучше бы оставить в покое.

— Тогда моё имя… было другим. Я оставил его там, в пепле на снегу. Вместе со всем остальным.

Он говорил не громко, но тишина подвала придавала каждому слову значимости.

— Мы жили далеко отсюда. На севере. Я был старшим сыном в семье землевладельцев. Не знатных — но уважаемых. Моя жена, братья, племянники… даже малая Анечка — все жили в одном доме. Большом, шумном, живом доме.

Он сделал паузу. Глаза его не отрывались от чего-то за пределами погреба — будто сквозь стены он снова видел тот заснеженный край.

— Это случилось зимой. Накануне Масленицы. Я помню запах дыма. Крик. Пепел на снегу. Их убили. Всех. Сожгли имение, деревню сравняли с землей. Я до сих пор слышу, как хрустит лёд под сапогами, вижу — как на снегу расплывается кровь. Помню, как сестра упала — у неё взвилась коса, словно в танце, прежде чем тело коснулось земли.

Он провёл рукой по лицу, как будто это могло стереть образ.

— Я тогда умер вместе с ними. Так мне казалось. Этого я желал. Но потом… проснулся другим. Кто-то или что-то вытащило меня из мёртвого тела — и вложило в него ярость… и тьму. Сначала я толком не понимал, во что превратил меня Бог. А главное — зачем. Сначала была только боль, будто меня разрывали изнутри, потом появилась невыносимая жажда. И желание расправы. Они сделали из меня чудовище, готовое на все, чтобы отомстить.

Он замолчал. Варвара не перебивала.

— Я бежал. Не потому что боялся — а потому что был не в себе. Зверя в человеке… не удержать. Я ушёл за море, в земли, что теперь зовут Свеарике. Искал тех, кто это сделал со мной. Кто мог сделать это с ними. Искал — и никого не нашёл. Только пустоту. Бесконечную. И одиночество: каждую ночь мне снились лица мертвых.

Он чуть сжал пальцы — едва незаметно, но Варвара заметила. Руки вампира, казавшиеся до этого расслабленными, на мгновение стали жесткими, как металл.

— Спустя годы — десятилетия — я оказался в Паннонии. При дворе венгерского князя. Он был…странным человеком. Любил окружать себя теми, кого не приняли бы другие. Не только людей — вампиров, ведьмаков… даже одного оборотня я видел. Он коллекционировал нас, как редкости. Но давал кров и книги. Впервые в своей новой жизни я не чувствовал себя чудовищем, потому что был среди чудовищ.

Голос его стал ровнее, почти отрешённым — как будто говорил не он сам, а кто-то, кто когда-то носил его тело.

— Я долго жил как учёный. В дневное время. Вёл хроники, читал рукописи, переводил книги на забытых языках. Я искал ответы: кто я теперь? Почему выжил? Как жить дальше?

Однажды в библиотеке я нашёл манускрипт. Там впервые встретил слово “Навляк”. Слово, от которого веяло древней, первородной тьмой. Меня заинтересовала легенда об этом существе, появляющемся там, где был нарушен Союз. О Завете я узнал от живших при дворе вампиров. Мы хотя и вынуждены были существовать с другими созданиями под одной крышей, держались своих. Мне это не нравилось. Я хотел иной...судьбы для этого мира. И для себя.