Всем младшим братьям и в частности моему брату Александру посвящается! Младшие братья — это те любимые личности, которых и убить жалко, и жить с ними невозможно.
Крылатый
Ты открывал ночь,
Все, что могли позволить!
Маски срывал прочь,
Душу держал в неволе.
Пусть на щеке кровь,
Ты свалишь на помаду.
К черту барьер слов!
Ангелу слов не надо…
Алексей Пономарев — «А мы не ангелы, парень…»
ПРОЛОГ
Вспышка его рождения была едва уловимой, мгновенно скрытой другими огнями. Но они ждали.
Они ждали, так долго, так бесконечно. Безнадёжно, бессмысленно. Ждали, когда он обретёт новую жизнь.
Шесть ветхих, почти переставших существовать призрачных полуптиц собрались над колыбелью. Они не могли коснуться его, их голоса никому не были слышны.
Малыш впервые спал в собственной комнате в одиночестве, без няни или родителей. Иначе вряд ли бы им удалось безнаказанно разглядывать чужого ребёнка. Крохе не было и годика.
«Крошечный… Неудачливый… Как выживет? Выживет ли? Упрямый. Яркий…» — шелестели меж собой призраки.
Расступились, давая дорогу совсем другому духу. Он отличался от шестерых, как холодное пламя от старой золы.
— Я останусь, — холодом дохнуло от его почти живого голоса.
«Забудешь себя, забудешь его, потеряешься… — зашелестели голоса полуптиц. — Где ты останешься, как поможешь, когда тебя самого нужно спасать?»
— Давно ли родился последний и как долго ребёнок прожил? — задал риторический вопрос седьмой, взяв на руки малыша. Призракам нечего было ответить. Всё это было так давно, что стало сказкой. — Я в бою достал его из небытия и был рядом задолго до этого витка времени. И буду дальше. Он моё дитя больше, чем ваше.
Шестеро молчали. Они знали, что на ребёнка ополчится половина сил мироздания, желая его смерти. Но он должен вырасти в этих бесконечных сражениях и обрести себя. Кто-то должен сберечь его бесценную жизнь. И теням это не под силу.
Любопытные фиолетовые глазёнки проснувшегося малыша с интересом рассматривали ночных визитёров. Пару раз дёрнув застёжку плаща призрачного гостя, малыш попытался коснуться его белоснежных волос.
— Неуёмный, — хмыкнул призрак, держащий мальчишку на руках. — Уходите. Я его сберегу.
Шестеро исчезли, ледяной бог ещё понянчился с ребёнком, бережно качая и напевая древнейшую колыбельную на языке Творения.
— Спи, сын Неба, — шепнул хранитель, опуская его в кроватку. — И пусть тебе видятся интересные сны.
Как только снежный дух приблизился к окну, глазки мальчишки снова распахнулись во всю ширь, и миг спустя раздался требовательный, недовольный рёв. Можно было оставить эту заботу родителям или нянькам. Но… когда ещё доведётся видеть его живым?..
— Ох и намучаюсь я с тобой, — вздохнул хранитель, возвращаясь к колыбели и вновь взяв малыша на руки.

Я сидел за столом, грустно ковыряясь вилкой в тарелке, и свободной рукой рефлекторно дёргал выбившуюся из хвоста прядь. Мой брат всегда коротко стригся, я же, в отличие от него, носил волосы по пояс. Да, неудобно и постоянно мешают, но демона лысого позволю себя обстричь!
Не выношу, когда кто-то посторонний касается моей головы. А тем более близко подносит к ней острые предметы. Опыт уж больно плохой. «Больно» — в прямом смысле слова. Я потёр шрам между плечом и шеей.
Кроме того, я угрохал кучу сил, чтобы волосы не выглядели как бомжарская мочалка. И девочки меня таким любят.
Покосившись на старшего брата, наткнулся на угрюмый взгляд и привычно состроил невинность. Не знаю в чём, но я точно не виноват! Шон многообещающе сощурился. Не боюсь, не пугай! Незаметно продемонстрированный под столом кулак не внушал даже своими немалыми размерами. У тебя же рука не поднимется на такого хорошего и безобидного меня, брат! Шон старше на восемь лет, и мы с ним очень разные — как внутренне, так и внешне. Я едва достаю этому мордовороту до плеча.
Скучно. Ничего интересного не происходило уже целых две недели. Уже пять дней как закончилась сессия в Тёмной академии и начались каникулы. Даже в сети затишье — кто-то отсыпается после адски сложных экзаменов, кто-то празднует наконец-то сданные зачёты, остальные разъехались по домам. И моя команда в отсутствие срочных дел собирается всего дважды в неделю. Скучно. Скучно, скучно!
— Мам, — позвал я, отвлекая мать от книги, которую она читала за едой.
— Что, малыш? — Она поглядела на меня своими тёмно-синими глазами.
Ну вот снова! Мне уже скоро, всего через полгода, пятнадцать! Мама! Сколько можно уже, а?
Отец улыбнулся, легко прочтя всю глубину возмущения на моем лице. Он-то знает, что я не маленький, но маму разве убедишь? Ох мамочка моя... не доводи меня, такого хорошего и мирного. Я ведь только прикидываюсь безобидным. С переменным успехом. И то лишь для тебя!
— Мам, лето за окном! Отпусти хоть в какой-нибудь лагерь, а?
— Разве что в концлагерь, — вроде как сам себе сказал брат.
Молния нечаянно сорвалась с пальцев... честное слово! Ну и что с того, что самонаводящаяся? То, что попала она пониже спины брату, — чистая случайность! Сама навелась. Отец неодобрительно качнул головой, но ничего не сказал. Ага, они с дядей и мамой ещё повеселее нас с Шоном были в юности! Мне дед всё про них рассказал. Сидящий сбоку ужаленный Шон наградил меня очередным многообещающим взглядом. Ответный взгляд удался на славу — сама невинность!
— Ирдес, неужели тебе скучно в столице? — мягко спросила мать.
— Скучно!
Да я излазил уже вдоль и поперёк эту столицу! Что я здесь не видел? Я даже папину машину уйму раз без спросу брал, гонял всю ночь, и никто, кроме начальника службы безопасности, не заметил! Дядьке Дану я сам говорил, куда и зачем иду, чтобы не разыскивал. Но родители даже не узнали. Надоело! Хочу обратно в академию, там скучать просто некогда. Хм... там даже спать и есть некогда.
— Съезди на природу, подальше от города, — предложил отец.
— О чём ты, пап? В тайге сеть не ловит и ноут зарядить негде. — Ага, знаю я твою «природу». Дед меня опять пинком в лес закинет на неделю с кроссом на выживание и даже телефон отберёт. Сам так развлекайся, отец мой. — Мне команда спасибо не скажет. Ну отпустите меня, а? Я слово волшебное знаю — пожа-а-алуйста!
— Спасибо! — хором ответили родители, а брат попытался замаскировать смех кашлем.
Так. Пора обижаться и строить оскорблённую невинность.
— Сбегу, — мрачно заявил я, отставляя тарелку.
— Далеко? — поинтересовался отец.
— В Ничейные земли, — ответил не раздумывая. — В Свободный город.
Ну конечно, это же единственное место, где им будет сложно до меня добраться. К тому же в Свободном живёт мой лучший друг, который прикроет, если что. Хотя он же первый меня маме и сдаст. Ну что теперь с того, что родители будут знать, где я и в какой компании? Не выгонит же меня Ван обратно домой? И в Свободном я пока ещё не был.
— Ну что ж, как пожелаешь, — притворно вздохнула мама. — А мы собрались отправиться в человеческие земли и взять тебя с собой. Но раз ты хочешь в Ничейные...
— Хочу в человеческие земли! — Я даже подпрыгнул от радости. — А в какой город поедем? Когда? Я пошёл собираться!
— Стой, малыш. Неужели ты не хочешь хотя бы узнать, куда мы едем?
— Хочу! Стою, слушаю! — И замер в воздухе, бездвижно раскинув полупризрачные крылья и поддерживая себя левитацией. Тяжко, но продержаться минуту можно. Я хорошо тренированный.
— Позёр, — снова вроде как про себя сказал брат, на что я показал ему язык.
Он просто завидует. У него ведь нет таких крыльев, и боевую ипостась Шон обрёл как положено — после восемнадцати лет. Я получил ипостась в девять, и не по своей воле. Меня сорвало с тормозов от дикого ужаса, не помог даже внутренний блок, не позволяющий принять второй облик любому тёмному ребёнку. Когда стало ясно, что моего брата убьют. Что убьют и меня, было плевать, но сама мысль о смерти брата напугала до такой степени, что все блоки развалились, как карточный домик, если на него как следует дунуть.
Мне повезло. Первая трансформация, если случается до срока, убивает тёмных. И таких детей, убитых собственной природой, много. Каждая вторая семья сталкивается с потерей ребёнка. Где-то в промежутке от пятнадцати до двадцати трёх наш организм перестраивается, появляются так называемые предохранители. Только тогда тёмный может принять боевую ипостась и при этом остаться в живых. Если хорошо подготовлен. Да и то без помощи взрослых не обойтись. Ведь изменения затрагивают не только физическую природу — сознание тоже выворачивает наизнанку.
Я не умер. Но было невероятно больно и страшно. А мои крылья, в боевой ипостаси чёрные, не исчезли и в обычном облике. Они остались со мной навсегда, только сильно изменились, став практически невидимыми — прозрачно-белыми и с перьями. Когда в них нет надобности, их можно легко скрывать, а воспользоваться ими в случае необходимости не составляет труда. Ближе к спине крылья в основном состоят из эфира. Такое ощущение, что они растут немного дальше от тела, в паре сантиметров от кожи. И трансформация моя как-то вывернута. Во всяком случае, я принимаю ипостась не так, как другие.