«Как много девушек хороших,
Как много ласковых имен,
Но лишь одно из них тревожит
Унося покой и сон, когда влюблен!»
(Песня)
П Р О Л О Г
-Нет-нет-нет! – кричала девочка, глядя на окровавленный нож в своей руке.
-Нет! Это не я-а-а! – шептала она, глядя, как оседает мужчина, у нее на глазах, держась за правый бок.
Кровь толчками выбивалась из-под его руки. Побледневшее лицо перекосилось от боли и злобы.
-Ах, ты, сука-а-а! Ах, ты, сука-а-а! – все тише и тише проговаривал он, заваливаясь на кухонный стол. Глаза закатились, и он медленно сполз на пол, потянув за собой кленку, залитою кровью и табуретку, что упала набок, когда он пытался удержаться на ногах. Всхлип, и тело дернулось раз, другой и затихло.
Девочка, округлив глаза от страха, все еще прижимала к себе окровавленный нож и шептала –
-Я не хотела…я не хотела…
Потом посмотрела бешенными глазами на свои руки, измазанные его кровью и закричала, тоненько и отчаянно –
-Помогите! Помогите!
Бросилась к двери, открыла рывком и закричала, завизжала, громко, очень громко –
-Я его убила! Я его убила! Помогите! Помогите! А-а-а-а!
В пустом колодце коридора старинного дома на Мойке, крик дробился и нарастал, все убыстряясь и усиливаясь гулким эхом.
Она лежала уткнувшись в мокрую подушку. Слезы пришли даже во сне. Зашмыгала носом и накрылась с головой, лишь бы не услышали и не увидели ее слабость, пусть и сонную.
-Никто и никогда не увидит и не услышит от нее слова пощады! У нее нет слабости, слез, соплей, что так жестоко карается в этом доме стоянием часами в холодных темных кладовых, ударами по ногам, ягодицам узким тонким ремнем и дерганием за уши и волосы жесткими руками воспитателей.
Три года мучительной борьбы за выживание, ковали ее характер и вот завтра она получит паспорт и тогда уже сбежит из этого проклятого дома, и никогда не вспомнит о нем, если только во сне не привидится этот ужас и эта боль.
Все подготовлено к побегу на свободу. Старый рюкзак, еще тот, что ей подали в руки, когда прибыла милиция и скорая помощь, был заполнен бельем, мелкими вещицами, приглянувшиеся ей на полках магазинчика местного разлива, деньгами, свернутыми в тугую трубочку, которые выручила, сдавая пустые бутылки и кусками хлеба, ставшими твердыми сухарями за месяц пролежавшие в ее тряпичном мешочке. . Толстая медсестра с добрыми глазами, надела ей за спину, когда после долгого и мучительного допроса-опроса, передали в руки приехавших тетенек с милицейскими погонами. Они отвели ее в отделение, где уложили на твердый топчан, положив под голову подушку и прикрыв жестким и грубым солдатским одеялом. Она лежала, закрыв глаза, и вспоминала те два месяца, когда отчим грубо с извращением насиловал ее каждую ночь. Она сначала пугалась и плакала, просила ее не трогать, но он срывал с нее белье и, прижимая к дивану, разрывал ее детские органы.
А потом она просто решила избавиться от страха и ужаса, проткнув его кухонным ножом.
Нет, она не жалела его, она жалела что не сделала это раньше!
Прошло три года, но она не забыла потное, дурно пахнувшее тело и пьяный слюнявый рот. Она теперь никогда не сможет нормально относиться к прикосновению мужчины, в чем утвердилась, когда молодой доктор, осматривал в детском доме девочек, к которым было применено сексуальное насилие. Она не стала раздеваться и не дала раздеть себя. Она кричала, кусалась и царапалась. А потом была лишена еды и целые сутки сидела в холодной и темной кладовой в наказание.
Она теперь не боялась темноты, умела драться и свистеть, лихо прыгать со второго этажа и лазить на самые высокие деревья в их захудалом облезлом парке. Ее лицо никогда не мокло от слез и только кривилось от боли, когда получала синяки от боев с пацанами, и царапины от сучков высоких деревьев, когда на спор слетала вперед всех с самой вершины. Она умела лучше всех кидать нож и никогда не промахивалась, бросая камень в пролетавшую ворону или голубя, которых потом ощипывали и поджаривали на костре, съедая и обсасывая мелкие косточки.
Все звали ее Стрела. Да она и была стрелой, ведь еще «не родился тот», кто смог бы ее догнать, как говорил завхоз, пытаясь ухватить хулиганку за полы рубашки или старой засаленной куртки. Она постоянно крала у него папиросы из кабинета, когда он проветривал комнату или уходил срочно по вызову начальства.
Стрела вздохнула и, вытерев слезы, перевернулась на другой бок, закрыв глаза.
-Все. Теперь спать-спать, - шептала она.
Тук-тук-тук! – стучали на стыках колеса железнодорожного пассажирского вагона. Согнувшись и закутавшись в теплую куртку, лежа в «собачьем» ящике, Стрела улыбалась, вспоминая лицо своей стервы воспитательницы, когда та увидела, разорванное изрезанное и измазанное дерьмом свое дорогое итальянское платье. О, это был самый счастливый день в жизни, за последние годы, не считая вчерашний, когда она получила из рук хмурой милицонерши свой заветный документ. Документ, позволявший ей купить билет, устроиться на работу, снять жилье. Наконец-то свобода! Наконец-то она может распоряжаться своей жизнью сама! Под стук колес Стрела пригрелась и уснула. Она впервые улыбалась во сне.
Резкий стук и рывок. Она очнулась, уже падая, но собралась и спрыгнула, встав ногами на землю. В предрассветной мгле увидела разъяренное лицо мужчины в темном пальто со знаками железнодорожника.
-Ты что тут делаешь, а? – зло шипел он, крепко держа за ворот куртки. Стрела дернулась, но захват был слишком силен.
-Дядечка! – захныкала тоненьким голоском, - Отпустите меня! Я больше не буду!
И засопела, выдавливая из себя слезы. Но их не было. Тогда она срочно мусолит во рту палец и проводит им по щекам, изображая истерику. Но сейчас, почему-то, это не проходило. Всегда проходило! А сейчас жесткие пальцы мужика не отпускали ее ворота, а только все больше подтягивали к себе, и ей уже надо было вставать на цыпочки.
-А-а-а! – захрипела Стрела, чувствуя, как перетягивает горло.
-Отпусти, гад! Что тебе надо! – зло шипела она, хватаясь за свой ворот.
-Счас и отпущу, дрянь! – отрывисто говорил проходчик. И потащил ее, уже подхватив другой рукой за куртку и плечо. Ноги едва перебирали шпалы, спотыкаясь о рельсы. Он втянул ее на платформу и поволок к входной вокзальной двери. Втолкнул в небольшой грязный зальчик, где храпели и свистели на все лады мужики и бабы, привалившиеся к спинкам вокзальных лавок, держа под головами мешки и облокотившись на твердые чемоданы и коробки, перетянутые веревками.
-Пусти, тебе говорю! – пробовала оторваться от него Стрела, но тот молча упрямо тащил ее к двери, на которой была табличка «Милиция». Открыл ее и втолкнул в комнату, провонявшую табаком и пивом. За столом, облокотившись на его край, сидел толстый милиционер и смотрел на ввалившуюся пару прищуренными маленькими глазками. Его недовольное лицо говорило, что напрасно потревожили таким ранним утром, когда еще целых четыре часа до смены.
-Вот. В собачьем ящике сидела, стерва! – тряхнул ее за ворот дядька, -Видать сбежала из дома, мелкая тварь! Надо что-то делать! – и замолчал, выжидательно глядя на милиционера.
Прошло два года.
Ей исполнилось сегодня шестнадцать. И сегодня она будет сдавать Учителю экзамен на зрелость. А пока с утра помчалась вниз в деревню забрать кувшины с молоком и маслом. Она спускалась и пела.
Вдруг за поворотом, столкнулась с незнакомым мужчиной, что прихватил ее, притормаживая. От неожиданности вскрикнула и подставила вперед руки, упершись тому в грудь. Быстро отскочив, посмотрела ему в лицо. Перед ней стоял мужчина средних лет, с сединой в волосах, крепкой фигурой воина. Прищуренными черными глазами смотрел на раскрасневшуюся девушку, что так внимательно разглядывала его.
-Вы кто? – настороженно спросила она.
-Человек, - усмехнулся тот и поправил на плече ремень сумки.
-Вижу, что не животное, - проговорила девушка, - Вы к кому туда наверх?
-К Старцу, - усмехнулся он вновь, уже поглядывая на нее с интересом.
-К моему Отцу? – удивилась она.
-Ну…возможно, к вашему отцу, - протянул тот, прищурившись.
-Мне вас проводить? – уже улыбалась она, расслабившись.
-Проводи, - усмехнулся он.
Она развернулась и пошла вперед, временами оглядываясь на незнакомца.
-А ты меня не боишься? – вдруг спросил мужчина, приблизившись к девушке.
-Не, - улыбнулась она, - Я вижу, что вы хороший человек.
-Как же так сразу и рассмотрела? А вдруг это маска? Или я умею притворяться?
-У вас хорошая улыбка, - повернула она к нему свое улыбающееся лицо и в ее больших карих глазах, слегка сверкнули искорки веселья.
Тот хмыкнул и покрутил головой, но ничего не сказал. Они шли молча. Девушка искоса поглядывала на незнакомца, а тот с интересом оглядывал окружающее. Вскоре показался небольшой домик. Она показала на него, обернувшись к мужчине.
-Мы пришли. Вот наш дом и Отец.
Она помахала и вприпрыжку бросилась к нему.
-Отец, вот этот мужчина шел к тебе и почему-то называл Старцем, - засмеялась она, - Но ты же совсем не старый, - приобняла его за плечи.
-Старец, потому что мудрый, - произнес незнакомец, подходя и низко кланяясь, прислонив правую руку к груди.
-Я приветствую, вас, Старец, - сказал он, выпрямляясь, - Вы звали меня и я пришел.
-Приветствую и тебя Мастер, - поклонился также ему в ответ Отец, - Рад, что откликнулся на мою просьбу. Я хочу представить тебе мою воспитанницу, - он указал рукой на девушку, - и уже мою дочь. Стрела.
Девушка поклонилась и посмотрела на мужчину с удивлением.
-Вы Мастер? – вскрикнула она, - Вы пришли за мной?
-Да, девочка моя, - ответил Отец, - Теперь ты уйдешь с ним, теперь он будет твоим наставником. После проверки, конечно, - усмехнулся он.
Стрела поклонилась.
-Я готова, Учитель приступить к испытаниям. Но сначала приглашаю в дом. Отдохните. И я еще не принесла из деревни наше молоко, Отец.
-Проходите в дом, - махнул он рукой мужчине, - а ты, дочка, беги по делам.
Стрела кивнула и побежала вниз за продуктами.
Мастер посмотрел ей вслед.
-Это она? – кивнул он на удаляющуюся девушку.
-Да, она, - ответил Учитель и, повернувшись, вошел в дом.
Вместе с ним прошел и Мастер. Они присели на циновке, скрестив ноги.
-Ты думаешь, что именно она будет выполнять эту миссию? – продолжил Мастер, вглядываясь в лицо Отца.
-Да, ты верно сказал. Я это понял, как только ее увидел. А потом, в учебе, утвердился еще более.
- Может быть ты и прав, но уж больно она молода. Не находишь?- усмехнулся тот.
- Молодость быстро проходит, - пожал плечами Отец, - Ей еще надо с тобой заниматься. Думаю, что по истечении пяти лет и с твоей помощью, она будет готова к той миссии.
-Как скажешь, Отец, - кивнул Мастер, прижимая руку к груди, - Тебе виднее. И я принимаю ее в свои ученики.
- Жду вас у себя через пять лет, - продолжил Отец, протягивая пиалу с напитком своему гостю, - Надеюсь, что мои надежды оправдаются.
Над снежными горами разливался солнечный свет и пики, острием в небо, переливались под ним алмазными искрами. Стояла такая тишина, что было слышно дыхание этих странных, убеленных сединами мужчин. Они пили маленькими глотками напиток и молчали, занятые своими непростыми мыслями.