Крылья валькирии

Глава 1. Неправильная валькирия

Есть одно непреложное правило для валькирий.

Только одно.

И она собиралась его нарушить.

Алое на белом – эти два цвета, казалось, будут преследовать её вечно. Снег пропитался кровью, которую мёрзлая земля больше не принимала, а на широкое поле всё падали и падали белые хлопья – падали на мёртвых лошадей, на людей, что лежали вповалку, не видя снов, на их открытые небу, неподвижные глаза.

Гигантский череп последнего великана, наполовину ушедший в землю, взирал на всё с мрачной усмешкой.

Облака разрослись до самого края окоёма, укутали небесный свод торжественным саваном. Вспарывая его скорбную пелену, тут и там с него падали на землю стальным дождём закованные в броню крылатые воительницы.

Длинные кудри валькирий – серебряные, золотые, медные, смоляные – трепет северный ветер, вплетает в косы снежные звёзды и ленты морозного инея. В очах нет сияния – только безжалостность остро отточенного клинка. В плеске чёрных крыльев за спиной – отголоски вечной Ночи.

Мягко ступив на землю, не приминая босой ногой ни снежинки, подходят к павшим воинам, выбирают каждая своего – того, чью душу пришёл срок сопроводить в светлые чертоги Сварги.

Вот Свава, в белом облаке струящихся по ветру волос, в крылатом соколином шлеме, подходит к витязю, раскинувшему руки на земле в последнем объятии. Касается остриём копья середины лба – и он встаёт призрачной тенью, устремляется вслед за своей безмолвной провожатой по тонкому радужному мосту, впивающемуся в бесконечную высь. Истаивает там, растворяется в небе. Или, может быть, это небо растворяется в нём…

Вот Рота и Сигрдрива шествуют по бранному полю в поисках последней дани – спокойные, величественные, гордые… Каждая знает свой жребий. Каждая уверенно идёт по предначертанной стезе.

И только с ней, Карной, всегда было что-то не так. Как будто что-то внутри неё было испорчено уже при рождении, которого она не помнила и о цели которого не ведала.

Другие валькирии касались копьём – ей же всегда хотелось прикоснуться рукой. Хотя и знала, что ничего не почувствует – будет лишь холод, такой же мёртвый и застывший, как и снежная пустыня вокруг. Она уже пробовала однажды – и тут же отдёрнула руку, обжегшись этим холодом.

И вот сегодня она собиралась нарушить то единственное правило, на котором зижделось всё её существование.

У других валькирий никогда не случалось подобного – интересно, это потому, что она неправильная, надломленная внутри? Воин, которого она подняла из праха и хотела было уже повести за собой, внезапно остановился. Высокая тень слабо колыхалась в льдисто-прозрачном морозном воздухе – совсем молодой юноша, едва минуло шестнадцать вёсен.

- Отпусти меня… Отпусти меня обратно, - прошептали его губы чуть слышно, но она поняла. – Я не хочу… не могу уходить сейчас. Я должен вернуться.

Карна остановилась тоже. Молча смотрела в подёрнутые туманом глаза, пока усиливающийся ветер яростно трепал пряди её длинных пшеничных волос. А потом не сдержалась, задала мучивший вопрос:

- Зачем? Скажи мне. Я не понимаю!

- Потому что, если я уйду, моя младшая сестра останется одна. Кроме меня у неё нет больше никого. Я должен к ней вернуться!

Дрогнувшей рукой она приподняла над землёй острие копья, и он сделал шаг назад.

- Отпусти меня!

Сжала зубы, гоня прочь непонятную, невыразимую тоску, что упала ей на грудь внезапно, как топор на плаху. Простёрла левую руку перед собой, пытаясь дотянуться.

- Отпусти меня!!

Копьё выпало из её рук, что безвольно повисли вдоль тела. Босые ноги вдавила вниз сила притяжения, и впервые в своей жизни она оставила следы на снегу.

Он неожиданно улыбнулся ей, как подруге:

- Спасибо… тебе!

Тень затрепетала в неверном свете угасающего зимнего дня и растаяла.

Карна опустила глаза и увидела алое на белом – кровь, что вытекла из-под шлема юного воина, лежащего у самых её ног. Его длинные ресницы дрогнули, голова слабо дёрнулась, губы пошевелились, сложились в слабую улыбку и прошептали девичье имя: «Бажена…». В ту же секунду острая, невыносимая боль пронзила грудь Карны, и она сложилась пополам.

Она нарушила-таки это единственное правило валькирий! Никогда, ни при каких обстоятельствах не отпускать душу, срок которой пришёл. И теперь для неё неминуемо должна была последовать расплата.

Карна выпрямилась, превозмогая боль, и посмотрела в небо. А оно разверзлось от края и до края, и взлетавшие в него валькирии с возгласами изумления ринулись в стороны, зависнув где-то на полпути вместе со своими трофеями.

Из тёмной прорехи выскочил – по-другому и не скажешь – именно выскочил, перебирая по небу тонкими длинными ногами с острыми копытами, иссиня-чёрный индрик. Пепельную гриву тут же взметнул яростный ветер. Длинный витой обсидиановый рог яркой звездой сверкнул во лбу в сгущающихся сумерках.

Индрик начал плавно спускаться вниз – к заметённой снегом, окровавленной, израненной земле. К тому самому месту, на котором стояла одинокая валькирия, будто оберегавшая юношу, что лежал у её ног и испускал слабые, по-детски жалобные стоны.

А на спине индрика, небрежно, боком, в длинном тёмно-синем платье сидела она.

Мара.

Издалека ощутила Карна направленный на себя взгляд её странных глаз – полностью чёрных, совсем без белков. Великолепный гарцующий зверь остановился в метре над поверхностью земли. Богиня простёрла десницу…

В гробовом молчании взирали остальные валькирии на то, что должно было стать показательной казнью непокорной. Карна, тоже молча, ждала неизбежного, внутренне содрогаясь. Мелькнуло лишь чувство, похожее на сожаление. О чём? Быть может, о том, что никогда не узнает, каково это – любить так, чтобы и за смертным порогом думать лишь о родном человеке…

Мара усмехнулась и опустила руку, потрепала индрика по холке. Блеснули чёрные ногти на её пальцах. Зверь мотнул головой, мелодично заржал.

- Не бойся, я не стану тебя убивать – хотя ты и заслуживаешь кары. Но за то, что я тебя пощадила, твоя жизнь теперь принадлежит мне. Маленькая глупая валькирия оказалась непригодна для дела, для которого её создали – значит, я освобождаю её от этой стези. Отныне ты – моя личная слуга. Будешь выполнять мою волю и жить – но лишь до тех пор, пока выполняешь её хорошо. Запомни это!

Глава 2. Окно в Явь

Новое задание Мары заставило валькирию растеряться…

Вот уже много веков тянулось мучительно-бесконечное пребывание в странном мире Нави. Промелькнули они, как один миг – казалось, будто время здесь течёт совсем по-иному. Карна чувствовала себя мухой, застывшей в янтаре.

А потом вдруг жестокая богиня начала всё чаще пробуждаться ото сна, в который погрузилась, едва канув в призрачные глубины Нави. Иногда бывали дни, когда она, сидя на ледяном троне, подолгу смотрела в свои зеркала. Чем-то пыталась влиять на мир людей, мир Яви – Карна чувствовала это всей кожей. Случались такие попытки не часто – может, раз в несколько лет, а может, и десятилетий – валькирия давно уже не могла точно уловить течение времени.

И в каждую такую попытку сонмы навьев, призрачных теней, распространявших вокруг себя ледяной холод, по мановению руки Мары слетались к ней со всей Нави и, послушные её воле, пытались выгрызть проход наверх из-под корней Великого Древа. И раз за разом их постигала неудача.

Попытки эти отнимали у Мары слишком много сил, и богине приходилось погружаться во всё более глубокий сон, который Карна должна была стеречь до нового пробуждения.

И вот сегодня валькирию вновь вызвали в ледяной зал.

Жестокая кукла Снегурни стояла в тени позади трона, и её улыбка не сулила ничего хорошего. Она родилась здесь, в Нави, вскоре после падения Мары в бездну нижнего мира, и Карна понятия не имела, кто её отец. Но отчего-то валькирии всегда было не по себе, когда она ловила на себе мимолётный взгляд этих невинных прозрачных глаз на обманчиво-детском лице.

Задание Карна выслушала молча, пытаясь понять, зачем Маре нужно, чтобы именно она это сделала.

Наблюдать? За простым человеком из мира Яви? За каждым его шагом, каждым вздохом, каждым словом? Но ведь Мара и сама это прекрасно может – недаром она дни напролёт просиживает перед своими зачарованными зеркалами.

Но вот одно из них упало прямо в руки Карне – она едва успела подхватить овальное мерцающее стекло в простой серебряной оправе с ручкой. Упало тяжело, как предопределение. Клубы лилового тумана под его поверхностью рассеялись, и валькирия увидела…

…Высокий, худой, плечи опущены, словно несёт тяжёлый груз. Тонко вылепленные черты лица, широкие брови вразлёт над чёрными, глубокими, будто потухшими глазами. Орлиный нос, жёсткие складки вокруг рта. Тёмные курчавые волосы с проседью на висках.

Так близко валькирия никогда ещё не видела человеческого лица. Во всём его облике, в выражении глаз была загадка, которую до боли хотелось разгадать.

И Карна стала наблюдать, чтобы сделать это.

Мгновение за мгновением, час за часом, день за днём наблюдала она за этим странным, отрешённым, погружённым в себя человеком. За тем, как он хмурит брови, как пишет что-то на мятых листах бумаги, как листает пыльные толстые книги ночи напролёт, как чешет задумчиво переносицу, как иногда с грустью смотрит на закатное небо. Почему?..

Она не могла увидеть всего, перед глазами не было полной картины. Ведь от этого человека сбитую с толку, притихшую валькирию всегда отделяла невидимая, но непреодолимая граница – барьер меж Навью и Явью. Лишь крошечные зазоры в скелете мироздания позволяли приоткрыть окошко в этот живой, волнительный мир – и Карна подолгу вглядывалась в них, чтобы увидеть его. Сквозь зеркала, сквозь капли дождя, сквозь мокрые кленовые листья под его ногами, сквозь лужи, что выглядели как провалы в небо…

День за днём всё новые фрагменты мозаики укладывались один к другому. Шаг за шагом Карна училась всё лучше и лучше понимать этого странного человека и ещё более странный человеческий мир, в котором он обитал.

И у неё замирало сердце, когда время от времени, в самый тёмный предрассветный час, он вдруг поднимал голову от книг и бросал удивлённый и обескураженный взгляд куда-то наверх, встречаясь глазами с ней – невидимой для него, неузнанной, безмолвной. Как будто знал.

Он торопливо прошёл мимо большого зеркала в бронзовой раме, что висело в холле напротив гардероба – так они, кажется, именуют комнату, где в стену вбиты крючья для одежды – и Карна его потеряла. Сюда он приходил каждый день и засиживался допоздна. Это место он называл «университет», и еще «работа», хотя Карна не видела здесь ничего, похожего на работу – только длинные разговоры, обычно в компании других людей, сидящих в ряд за столами, да чтение книг. Правда, говорил он о таких интересных вещах, что она каждый раз с нетерпением ждала этих разговоров, особенно когда речь шла о войнах и сражениях минувших лет. Сердце валькирии трепетало в такие моменты и воспоминания о битвах, что видела на своём веку, оживали в памяти.

Карна сама на заметила, как привыкла к звукам его задумчивого, спокойного голоса. В его рассказах для неё был целый мир.

…Скорее, скорее – так где же ещё он может быть?

Харчевня… Нет, «столовая» - место, где стоят столы… Отражения на оконном стекле хватило Карне, и она снова увидела его, будто совсем рядом. Сидит, склонившись над тарелкой, задумчиво ковыряет в ней вилкой.

Но кто это?

Взгляд Карны притянула высокая темноволосая девушка в вязаной шапочке с черепами, с обильно подведёнными чёрной краской глазами и чёрными ногтями. Некоторыми деталями она почему-то напомнила валькирии Мару – ещё до падения той в бездну Нави. Специально ли девушка носит на себе символы смерти и разрушения? Что она хочет сказать этим миру?..

Уже второй раз незнакомка проходит мимо стола, за которым обедает он. Причём каждый раз – с наполненным едой подносом. Случайно ли? Или она и правда сейчас притормозила на миг, заколебалась, словно хотела что-то сказать? Но снова пошла дальше, пряча взгляд за густо накрашенными ресницами. А он даже не посмотрел на неё, по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в тарелку.

Как странно… Карна поняла, что безумно хочет оказаться сейчас на месте этой девушки. И сделать тот один-единственный шаг, на который та не осмелилась.

Глава 3. Упорядоченная Вселенная

Так. Ещё один глубокий вдох… Ты справишься!

С тяжёлым подносом в руках, гружёным тарелками с едой, Карна пошла вперёд.

Шаг. Ещё шаг… Она притормозила и, наконец, остановилась совсем.

На ногах – белые босоножки на высоких каблуках. Лёгкое светло-жёлтое платье до колен. Распущенные каштановые кудри ниже плеч, свежее лицо, открытый и немного удивлённый взгляд больших синих глаз. Никакой чёрной краски больше - ни на лице, ни на руках. И это не было просто изменением внешности – ведь то, каковы мы снаружи, есть лишь отражение нашего внутреннего мира… Подруги гадали, куда делась прежняя угрюмая, погружённая в себя Марго, но списывали внезапные изменения на сильный удар головой об асфальт. Изменившийся цвет глаз объяснить было и того проще – немного вранья о контактных линзах…

Врачи же поражались, как она вообще выжила, и первое время постоянно водили к ней в палату практикантов на экскурсии.

Бывшая валькирия заново училась ходить, но очень быстро делала успехи. Всему радовалась и удивлялась, как ребёнок, приводя окружающих в состояние умиления пополам с недоумением.

И вот сегодня – первый день в университете. Карна уже знала, что ей осталось всего пару месяцев доучиться до заветного диплома магистра по истории. Вместе с новым телом она получила все знания и воспоминания Маргариты Журавлёвой, правда основательно смазанные. Большинство приходило к ней в виде смутных ощущений, почти инстинктов. Она просто знала или умела что-то, или чувствовала, что именно так поступить будет правильно.

Но сейчас в растерянности стояла посреди столовой, не в силах пошевелиться. Сердце стучало в груди как ненормальное. Она даже не могла повернуть головы.

Потому что знала – если посмотрит налево, увидит за соседним столиком его. Сидящего в одиночестве, как всегда.

Несколько секунд она колебалась, а потом быстро прошла вперёд, не останавливаясь больше, и уселась в самом дальнем углу, спиной к остальному залу. «Нет, я тоже не могу. Я думала, что сильнее, чем она, но ошибалась».

И Карна даже не заметила, как он проводил её долгим задумчивым взглядом.

«Слишком много народу. В столовой просто было слишком много народу. Да, видимо дело в этом! Нужно придумать что-то ещё».

Карна нервно меряла шагами свою комнату в маленькой квартирке неподалёку от университета, в которую вернулась сразу после больницы, уверенно припомнив адрес. Это место безумно ей понравилось – ведь впервые в жизни у неё было что-то своё. Хотя, если вдуматься, тоже не совсем своё – но даже такая призрачная иллюзия лучше, чем совсем ничего.

Нужно решать возникшую проблему.

Не хотелось, но видимо придётся… Ещё вчера она вспомнила об одном очень полезном навыке, который тоже приобрела от Маргариты. Кстати, имя это ей пришлось не по душе – в нём чудились отзвуки другого, до сих пор наводившего на неё слепой безотчётный ужас. Несколько раз ей снилось, будто Мара требует вернуться обратно – и она просыпалась в холодном поту. Пославшая её богиня всё чаще выходила на связь через зеркала и торопила, торопила с выполнением задания…

Карна решила реализовать свою задумку сегодня вечером. Она была уверена, что этот человек, которого она всё не решалась звать по имени, будет как всегда один в своём маленьком кабинете на кафедре, погружённый с головой в чтение старых книг. Она прекрасно выучила нехитрый распорядок его дня, пока наблюдала через зеркало. А ещё Карна помнила, что Маргарита иногда забегала в этот кабинет под каким-нибудь предлогом, но он упорно её не замечал – не запоминал даже имени. Знание это, пришедшее из памяти предыдущей хозяйки этого тела, наполняло Карну непонятной тоской и болью. Карна решила в этот раз войти в маленький кабинет по-другому – так, чтобы уж точно привлечь внимание.

Она подошла к компьютеру и стала быстро порхать по клавиатуре дрожащими пальцами.

Так кто же на самом деле торопит её – Мара? Маргарита, осколки разбитого сознания которой она иногда ощущала глубоко-глубоко внутри? Или же собственное нетерпение?..

Готово. Дело сделано. Осталось ждать. Визитную карточку она на всякий случай подбросила ему на рабочий стол ещё днём, во время лекций, когда в кабинете никого не было.

Она села на кровать и закрыла лицо ладонями.

Звонок раздался в девять вечера.

Карна поняла, что нечаянно уснула. Вскочила с кровати, несколько мгновений просто пялилась на маленький аппарат, пищащий на столе, ничего не понимающим взглядом. Потом очнулась.

Взяла телефон в руки, попыталась произвести нужные манипуляции. С третьей попытки получилось.

- Алло… - осторожно сказала она в трубку.

- Простите за поздний звонок, но у вас в визитке написано, что приём заявок круглосуточный… У меня что-то с компьютером. Ничего не понимаю – синий экран и какие-то белые буквы. А мне студентам баллы за экзамен в электронную ведомость нужно срочно проставить. Не могли бы вы подъехать, посмотреть?

Кажется, получилось! Рассеянный, всегда погружённый в свои мысли, он даже не подумал, что компьютеры университета должны настраивать специально для этого работающие там же люди… Увидел под рукой визитку и просто позвонил. Даже не подумал, что в здание университета посторонний человек не пройдёт просто так без пропуска.

От звуков до боли знакомого низкого голоса, прозвучавшего так близко, у Карны по спине побежали мурашки.

- Д-да, конечно… Ждите, через полчаса…

- Но сейчас уже поздно. Я думал, на завтрашнее утро заказать… Вы уверены?

- Не беспокойтесь. Мы специально пишем, что звонки круглосуточные. Так что главное – никуда не уходите, мы пришлём к вам мастера прямо сейчас. Он всё наладит. Всего… Всего доброго!

- Но вы не спросили адреса.

- Ах да, точно… Продиктуйте, пожалуйста!

Она просто выслушала, не записав. Зачем? Давно уже знает наизусть.

Деревянная дверь открылась, и он застыл на пороге. Карна никогда ещё не видела у него в глазах такого изумлённого выражения. За всё то время, что наблюдала за ним.

Глава 4. Каждое мгновение в любом из миров...

Всё-таки она не до конца ещё поняла, что значит быть человеком. Например, так и не научилась толком готовить. Когда была валькирией, не заботилась о пище, потому что энергию черпала прямо из окружающего мироздания. Поэтому после пары неудачных попыток изобразить что-то удобоваримое, стоя у плиты, решила для себя, что предпочитает покупать готовые фрукты и овощи.

А ещё она так и не овладела сложным искусством подбирать вещи по погоде. Вновь сказалась старая привычка – валькирии никогда не мёрзли.

Наверное, поэтому Рита оказалась не готова к странной штуке, которую выкинуло с ней её человеческое тело.

После той прогулки в лёгком летнем платье и тонком пальто по мокрому мартовскому снегу, на следующий день Рита проснулась с сильной головной болью. Попыталась было встать с постели, но чуть не потеряла сознание. Её всю трясло, перед глазами стояла мутная пелена, кожа источала сильнейший жар.

Рита забралась под одеяло и погрузилась в тяжёлое забытье. У неё не было сил не только подняться, но и просто выпить воды.

Так она провела почти двое суток. Кажется, звонил телефон, но она не поднимала трубку. Вообще не могла пошевелиться.

Вечером второго дня сквозь тяжёлый сон, что грозил утянуть её на самое дно, Рита услышала какой-то резкий настойчивый звук. Долго прислушивалась и пыталась понять, что это. Наконец, с трудом отыскала в памяти, что это может быть – звонок в дверь.

Кто-то пришёл к ней? Зачем? Она не нужна никому, даже самой себе… Лучше остаться там, в мягких объятиях сна. По крайней мере, так можно не думать ни о чём и не ощущать грызущего чувства вины…

- Рита, открой мне немедленно! – его голос, приглушённый преградой, вырвал её из забытья. Кажется, Энгельс ещё и стучал в дверь при этом.

Энгельс?..

Не может быть… Значит, впервые за всю её нелепую жизнь кому-то в трёх мирах она всё же нужна. Не для того, чтобы выполнить какое-то приказание. Не для того, чтобы использовать её. Просто нужна.

Рита отбросила одеяло, спустила голые ступни на холодный пол. В мятом светло-жёлтом платье, на дрожащих ногах медленно двинулась к двери.

Непослушными пальцами открыла защёлку. Несколько раз не попадала ключом в замочную скважину, но всё же справилась и с этим.

Он нетерпеливо распахнул дверь, и она упала ему на руки, теряя сознание.

Этот сон был не похож на предыдущие. Уютный. Добрый. В нём было безопасно и так спокойно, как никогда в жизни.

Рита почувствовала, как на лоб опускается что-то прохладное. Смоченное водой полотенце… Нежные пальцы осторожно убирают с висков и шеи спутанные, мокрые волосы. Она схватила его руку и прижала к щеке.

- Не уходи.

- Не уйду. Спи.

Он заботливо и терпеливо выхаживал её долгих три дня. Впервые за всё время, что Рита его знала, не пошёл на работу. Ради неё.

Они почти не разговаривали. Рита была слишком слаба, и он относился к ней бережно, как к заболевшему котёнку. Почти не прикасался больше, как будто боялся этим обидеть, напугать.

А потом приходил каждый вечер, приносил фрукты и лекарства. Оставался до утра, но по-прежнему держался на расстоянии, спал в кресле в противоположном углу комнаты.

Когда Рита окрепла и вышла на учёбу, они делали вид, что не знакомы, если встречались случайно в коридорах университета.

Он перестал приходить по вечерам.

Но в столовой, идя мимо с тяжёлым подносом, Рита немного замедляла шаг, поворачивала голову налево и встречала его пристальный взгляд. В нём было тепло. И нежность. И обещание.

На вручение диплома Рита снова надела своё светло-жёлтое платье. Теперь оно было по погоде.

Вышла во двор из величественного главного корпуса МГУ, спустилась по высоким ступеням, щурясь на ярком солнце и держа под мышкой заветную корочку. Прикрыла глаза рукой, посмотрела в небо и увидела кружащего над головой сокола, распластавшего могучие крылья. Улыбнулась ему, как брату.

Потом опустила глаза и увидела его.

Любимый стоял в нескольких шагах прямо напротив входа – напряжённый, серьёзный. Ждал её.

Рита улыбнулась смущённо и нежно, медленно двинулась навстречу. Лёгкий ветер трепал её платье и волосы, словно приглашая вновь оторваться от земли, умчаться в заветные дали. Но ей не хотелось. Всё, чего так жаждало её сердце, она обрела на земле.

Едва она подошла, Энгельс нетерпеливо схватил её за руку и оттащил в сторону, под сень высоких деревьев, окаймляющих дорогу ко входу.

- Я получила диплом!..

- Поздравляю! Ты больше не моя студентка. А значит…

Он схватил её за плечи, прижал к себе и поцеловал.

Сначала – с бесконечной нежностью, почти робко. Потом – всё жарче, глубже, так, что она больше не могла дышать.

Вспомнилось вновь ощущение полёта – высоко в небе, когда облака проносятся под ногами и северный ветер пронзает душу насквозь, вызывая пьяняще чувство свободы.

Где-то за их спинами засвистели проходящие мимо студенты и выпускники. Кто-то смеялся. Кто-то захлопал в ладоши. Они ничего не замечали.

Он, наконец, отстранился и прислонился лбом ко лбу, крепко сжимая руками её плечи.

- Рит… мне почему-то кажется, что если я отпущу тебя хотя бы на миг, ты ускользнёшь, как сон, и я никогда тебя больше не увижу.

Она промолчала, ничего ему не ответила. Только опустила глаза. Длинные трепещущие ресницы бросали тени на горящие щёки.

- Поэтому я подумал… Не уходи никуда! Стань моей Вселенной. Стань моей женой.

Рита подняла на него испуганный взгляд:

- Но это же значит…

- Это значит, что я хочу каждый миг своей жизни разделить с тобой. Ты согласна?

Достал из кармана простое тонкое кольцо белого золота.

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна - то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Глава 5. Капсула времени

День весеннего равноденствия, 20 марта, порадовал в этом году неожиданно-синим небом и теплом. Рита и Энгельс медленно шли по территории университета ко входу в главный корпус, держась за руки. Они недавно отметили годовщину со дня знакомства.

- Ну что, блины будем печь? – с затаённой улыбкой в голосе проговорил он, запрокинув лицо и щурясь на солнце.

- Не уверена, что у меня получится, - смущённо ответила Рита. – А зачем?

- Почему бы и нет? Последуем древней традиции.

- Это… Это, кажется, называется «Масленица»? А разве она не прошла уже давно? – Недоумённо уставилась на него жена.

Он в ответ рассмеялся.

- Ну что ты! Масленицу сдвинули, потому что она мешала церковному календарю. В древности она никогда не «гуляла» по разным датам, а была строго привязана к движению небесного светила, во славу которого и пеклись круглые солнца-блины.

- День весеннего равноденствия?.. – догадалась Рита.

- Именно. Когда день равен ночи и начинает побеждать её. Когда в сутках становится хоть на минуту, но больше света, чем тьмы. День, когда светлые силы окончательно побеждают тёмные, завершая дело, начатое в декабре, в день зимнего солнцестояния. Именно в этот радостный весенний праздник пускали с пригорков огненные колёса, да сжигали чучело Мары – считалось, что с сокращением ночи она побеждена и отступает, унося с собою мрак и мраз...

Рита вздрогнула и резко остановилась. Энгельс посмотрел на неё удивлённо.

- Ты чего?

Она взяла себя в руки, хотя почувствовала слабость в коленях.

- Да так – что-то меня шатает. Не выспалась, наверное….

Муж посмотрел на неё искоса. Она покраснела. Решила сменить тему.

- Ладно, попытаюсь вечером испечь тебе блины. Только не жалуйся потом, если получится, как в прошлый раз с яичницей!

Он снова рассмеялся. С тех пор, как они поженились, хмурое выражение почти покинуло его лицо. Тепло и радость поселились в тёмных глазах, и Рита скорее дала бы отрубить себе руку, чем позволила спугнуть этих нечаянных, редких гостей.

- Ловлю тебя на слове! А теперь давай-ка поторопимся. Смотри, на часах уже почти двенадцать! – и он указал Рите на огромный циферблат, что украшал одну из башен МГУ - слева от центральной остроконечной громадины главного корпуса. Гигантские стрелки дёрнулись и сделали ещё один шаг на пути к зениту.

- Ох, всегда поражаюсь – какие же они огромные! – невольно вырвалось у Риты.

- Да уж. Одни из самых больших в Европе, между прочим. Ведут свою историю с 1953 года, когда было завершено строительство главного корпуса МГУ, начатое в год 800-летия Москвы. Минутные стрелки в два раза длиннее стрелок на Спасской башне, а диаметр циферблата – 9 метров, как у лондонского Биг-Бена. Часовая стрелка весит 50 кг!

- Не дай бог свалится такая кому на голову…

- Как-то раз чуть и не свалилась! Мастера, которые смазывали механизм, ненароком так ослабили шестерни, что огромную стрелку пришлось удерживать на руках, чтобы она не рухнула вниз.

Рита представила – и поёжилась, с опаской посматривая на часы.

- А вот другой был забавный случай – ещё в советские годы. Бдительные пенсионеры написали в газету «Правда» письмо с жалобой на то, что часы на башнях МГУ показывают разное время. Приехал корреспондент разбираться, шумихи было! Оказалось, пенсионеры просто-напросто не знали, что на левой башне висят часы, а на правой – не часы вовсе, а гигантские термометр и барометр! Тоже с круглым циферблатом и красивыми такими золотыми стрелочками. До сих пор помню, как Леонид Викторович ухохатывался, рассказывая эту историю…

- А кто это – Леонид Викторович? – заинтересовалась Рита, услышав незнакомое имя.

Муж посмотрел на неё, и в глазах его снова была знакомая печаль.

- Мой бывший научный руководитель в аспирантуре. Кладезем был всевозможных баек – и про эти часы, и про всё здание, в котором он, кажется, каждый кирпич знал в лицо… С этим местом была связана вся его жизнь. Собственно, много лет назад он и стал идейным вдохновителем события, ради которого мы сейчас так спешим.

- Уважаемые коллеги, друзья, и просто гости, разделившие с нами этот торжественный миг! – подтянутый бодрый мужчина в костюме радостно вещал в микрофон на весь огромный зал, до отказа забитый народом. - Мы собрались сегодня в этом храме науки, чтобы присутствовать при вскрытии капсулы времени, которую тридцать лет назад заложили сотрудники нашего университета. Это была совсем другая эпоха, другое государство, и мы сегодняшние с особым волнение ждём приветов и вестей от себя вчерашних, чтобы сильнее прочувствовать нерушимую связь поколений!

Раздались рукоплескания. Рита сидела в пятом ряду у прохода, крепко держа мужа под руку. Настроение в зале у всех было приподнятое, почти праздничное, но её не покидала тревога после того, как в разговоре с мужем нечаянно всплыло имя Мары.

Меж тем мужчина на трибуне передал слово светловолосой аккуратной женщине в жемчужно-сером костюме, которая принялась доставать из капсулы документы и зачитывать их вслух. Зал, затаив дыхание, слушал эти послания из прошлого.

Здесь были торжественные приветствия потомкам от известных учёных, некоторые из которых сидели сейчас в зале и улыбались немного грустно, с примесью ностальгии…

Прогнозы о том, как изменится мир через тридцать лет – и было странно слышать о том, что человечество, оказывается, должно было уже шагать по Марсу и Луне, как по лужайке на своём заднем дворе…

Сочинения студентов – воодушевлённые, наивно-трогательные…

Светловолосая женщина вдруг запнулась, прокашлялась, а потом громко прочла надпись на последнем письме, которое было извлечено ею со дна капсулы времени:

- Василевич Марине Александровне, Корниенко Игорю Николаевичу и Дёмину Энгельсу Владленовичу – не вскрывать, передать лично в руки… Простите, коллеги, здесь, кажется, какое-то персональное послание. Есть в зале кто-то из тех, кто указан на конверте?..

Глава 6. Радужный мост

Рита встала, бросила на столе ненавистное письмо и пошла вслед за мужем в комнату, намереваясь тоже лечь спать. Поскорее к нему прижаться и забыться тревожным сном хотя бы на тот час, что оставался до рассвета.

Но остановилась как вкопанная у кровати, разглядывая его спящее лицо.

Оно всегда разглаживалось, когда он спал, становилось по-детски беззащитным и трогательным. Иногда он даже улыбался во сне. Сегодня было не так – брови нахмурены, веки дрожат, как будто он видит какой-то кошмар. На лице – печать тревог, что не отпускают даже в этом забытьи.

И тогда Рита приняла решение.

Не важно, сколько времени ей осталось, много ли им отведено. Она – его жена. На её пальце – кольцо, и это не просто металлическая побрякушка. Символ неразрывной связи, символ ответственности.

Если Энгельсу для счастья необходимо снять груз ответственности за ошибки прошлого со своих плеч – она обязательно найдёт способ ему в этом помочь. Разделит этот груз с ним, если потребуется.

Она тихо, как мышка, отступила от постели и вернулась на кухню.

Не стала зажигать свет. В постепенно светлеющей темноте села вновь за стол, положила письмо перед собой и задумалась.

У неё нет больше крыльев. Нет зачарованного копья валькирии. Она не может летать, не может сражаться с порождениями Нави – фактически, не может ничего. Всего лишь слабый человек. И сейчас – как никогда.

Рита сжала руки в кулаки. Должно же быть хоть что-то, чем она может помочь…

И тут её осенило.

Память!

Пусть её тело теперь слабо и почти беззащитно, пусть ей больше не взлететь в небо и не ощутить прохладную тяжесть древка копья в руке. Кое-что осталось неизменным – и она должна, просто обязана отыскать в своей памяти такие вещи, которые знает только она и которые позволят хоть немного качнуть чашу весов в нужную сторону.

Она сжала виски руками.

…крикса боится древнего заговора на добрый сон. Нужно рассказать Энгельсу слова. И терпеть не может высушенного, перетёртого и смешанного с речным песком корня разрыв-травы…

…стрыгу можно сбить с толку солью, что настаивалась на прямых солнечных лучах трое суток. Отвлечет не сильно, на пару секунд, но это может дать решающее время, которое спасёт чью-то жизнь…

…янтарь, этот древний камень тайны и таинства, осколок Алатыря… Нужно побольше янтаря. Возможно, с его помощью удастся создавать барьеры от навьев...

…волкодлаки… волкодлаки боятся олова. Оно как будто ловит их силу в капкан, и тогда их могучие жилистые тела можно ранить. Значит, если сделать из олова какие-то острые метательные приспособления… Наверное, подойдёт треугольная форма – три угла поострее… И маленькие, много – вряд ли Энгельс при его рассеянности окажется метким метателем…

Но всё же - что, если бы и она могла в полную силу сражаться плечом к плечу со своим мужчиной! Как ей сейчас не хватает копья… Быть может, есть способ вернуть его?

Рита вспомнила то время, когда была Карной, и по радужному мосту восходила в светлые чертоги Сварги, провожая души павших воинов. Из Нави она даже не пробовала достучаться до Горнего мира, но что, если сделать это будет проще из Яви? Должен ведь там быть хоть кто-то, кто тоже не желает гибели людей от рук Мары?..

Она подошла к окну и встретила первый рассветный луч, обнимая себя за плечи и вдыхая полной грудью холодный воздух из раскрытой форточки.

Этот луч протянул тонкий мостик меж нею и ярким пятном солнечного света, вспыхнувшим бесконечно далеко, в узком просвете меж стенами серых высотных домов.

Рита закрыла глаза. За неплотно сомкнутыми веками пляшущие блики сплелись в мерцающее золотисто-рыжее свечение. Она узнала его – именно оно провожало её на пути из Нави в Явь, когда валькирия искала себе человеческую оболочку.

- Чего ты хочешь, маленькая валькирия? – голос этого существа, бесконечно древний и вечно юный одновременно, она слышала впервые. Он был мягок и располагал к доверию, и она решилась – зашептала горячо, страстно:

- Помоги, о Неведомый! Помоги моему мужу! Дай ему в руки силу, которой он сможет отвести беду от мира людей в час, когда сонмы навьев выгрызут себе, наконец, путь наверх из-под корней Великого Древа. И если можешь – верни моё копьё, чтобы я могла встать с ним плечом к плечу!

В голосе существа сплелись насмешка, жалость, участие и тепло:

- Глупая! Ты так и не поумнела с тех пор, как я показал тебе правильную дорогу и помог вам обеим – и тебе, и этой заблудившейся девочке, тело которой ты заняла. Впрочем, ты никогда в себя не верила. Ты была глупа ещё тогда, на заснеженном поле, когда послушно отправилась вслед за Марой, добровольно стала её служанкой. Почему ты не попыталась ослушаться её и остаться на земле? Ведь у Мары не было никакой власти над тобой – она просто смогла тебя напугать и подчинить своей воле, и ты сама пошла за ней, как смирная лошадь на верёвочке!

Рита покачнулась и упала бы, если бы не вцепилась руками в подоконник. Каким-то чудом ей удалось не открыть глаза и не разорвать тонкую ниточку моста.

- Когда ты наконец поймёшь, что всё, что нужно, у тебя уже есть? А всё оружие, какое только могли, Спящие уже вложили в руки тех, что скоро придут к вам. Но ты не нуждаешься ни в чём подобном. Ты всегда считала своим оружием лишь копьё – но задумывалась ли когда-нибудь, что щит тоже незаменим в битве? Не становись клинком. Пусть другие будут разящим остриём – ты же должна стать прочным щитом!

Свет стал бледнеть, растворяться в прозрачной белизне раннего утра, замирать эхом в повседневной суете и деловитых шумах, которыми наполнялись отряхивающиеся ото сна московские улицы. Затихающий голос в её голове добавил:

- И последнее – я помогу, когда придёт время. Помогу вашим одарённым, если они заплутают на путях меж мирами. И, так и быть, помогу и тебе, хотя ты не просишь ничего для себя лично – лишь для других. А может быть, как раз поэтому… Копья ты от меня не получишь, зато будет тебе другой дар…