Кто бабайка? Я-за него! Зазеркалье

Когда школьные мечты сбываются. Кто такой бабайка?

Забери меня, Бабайка, забери.
Я готова, мне сегодня сорок три.
Забери меня, Бабайка, забери
И бабайское мне счастье подари!»

Вихляя попой под задорную песенку «Уральских пельменей», Маринка намазывала майонезом очередной салат. Сегодня Марине Ильиничне Крюковой стукнуло как раз 43 года, так что песенка была «в тему». Замуж, как и героиня песни, она тоже не вышла. Конечно, отношения были, и даже пару раз до подачи заявления в ЗАГС дотягивали, но так ничем и не закончились.

Родители, вначале весьма активно протестовавшие против её любых ухажеров (Ах, он нам не нравится! У него лицо неинтеллигентное!) Сейчас внезапно увидели ту самую интеллигентность даже в соседе с пятого этажа, который днями напролёт ремонтировал мотоциклы в соседнем СТО и разговаривал на великом и могучем, но нецензурном, как дышал. То есть всё время, ни разу не сбившись на простой скучный бубнёж аборигенов подъезда.

Но его уже отвергла сама Маринка. И даже не из-за заковыристых выражений, которых она половину не могла понять, а оставшиеся — даже боялась представить в реальности. Нет, причина была в другом: к соседу по вечерам бегала симпатичная девушка, Людочка, которую не смущали яркие цветастые изречения слесаря-ремонтника. А может, они, вообще, не разговаривали?

Тут Маринка задумалась. Действительно! С такими-то широкими взглядами на личные отношения! Тут не до разговоров! Тут успеть бы всё попробовать, пока суставы гнутся и вестибулярный аппарат не подводит… Ух, как интересно… может, зря она бортанула соседа? Вон, Людочка, радостная, цветущая бегает… и даже не на костылях.. хотя после тех рационализаторских предложений любителя мотоциклов по ремонту и настройке личной жизни — всего можно было ожидать.

— Дааа, — покачала головой Маринка, —наверное, Людочка — Гимнастка! Или балерина! Или альпинистка… или…

Тут её воображение забуксовало. Судя по всему, у Людочки было много талантов, коими Маринка не обладала в принципе.

Ну и ладно! Тряхнула головой Маринка, пофиг! Сегодня родители обещали привести в гости Генку Бабаева, бывшую маринкину школьную любовь и тоску.

Высокий белозубый Генка всегда цеплял взгляды девчонок: подтянутый, спортивный, хулиган и зубоскал. Ещё и учился на отлично. Как он это всё совмещал?! Ещё одна загадка, как и личные отношения соседа-слесаря и Людочки.

Маринка, напевая:

«Помню в детстве маленькой была
Плохо иногда себя вела
Говорили мне, когда дитя орёт
Что придёт её и кто-то заберёт
Мог меня забрать милиционер
Или волк из леса, например,
Но больше всех пугала меня байка,
Что придёт за девочкой Бабайка.

Забери меня, Бабайка, забери.
Я готова, мне сегодня сорок три.
Забери меня, Бабайка, забери
И бабайское мне счастье подари!»

Быстро накрыла полосатой скатертью журнальный столик, скоренько расставила приборы, салатники и корзиночку для хлеба, в центре водрузила главное блюдо — печёного гуся с яблоками. Затем, полюбовавшись, свернула лебедями салфетки. Для красоты и романтизма. Два белых, в красный цветочек, лебедя выглядели весьма символично. Как намёк! И если Бабаев опять ничего не поймёт, то Маринка, вооружившись советами слесаря с пятого этажа, сделает с тупым Бабаевым ровно то, что творится на пятом этаже! И без согласия! Плевать на харассмент!

В семь вечера раздался звонок, бодро вбежали родители, степенно зашла младшая сестра на седьмом месяце беременности, просочился, чуть ли вдоль плинтуса, её муж — бледный, пуганный юноша, на шесть лет моложе супруги. Наконец, ввалился с цветами и тортом ОН! Генка Бабаев!

Маринка вот где стояла, там и села. Её «школьный амур» по-прежнему был высоким и белозубым. Вот только… где его бесшабашные русые кудри?! Где спортивная подтянутость?! За столом, понимающе ухмыляясь, типа, «да, знаю я, что ты по мне с пятого класса сохнешь!» сидел толстый мужик, в очках, лысый, но с задорной генкиной улыбкой. Жуть! У Маринки возникло страшное ощущение обмана и хоррора: как будто этот монстр сожрал Генку, а теперь улыбается недоеденным куском лица жертвы… Бррр-р!

Между тем, ничего не понявшие родители и сестра, с тощим окольцованным недоразумением, усиленно делали вид, что всё идёт как задумано. «Эх, надо было ходить на встречи выпускников, —затосковала Маринка по прошлому, —Ну почему я не ходила… сейчас бы не сидела как дура, с салфеточными лебедями…»

Между тем Бабаев, так же похабно улыбаясь, развернул первого лебедя. В его глазах мелькали все те же выражения, которыми сыпал слесарь с пятого этажа, когда спотыкался и сильно бился о выщербленную ступеньку лестницы подъезда.

«Ууу-уу, —чуть в голос не завыла Маринка, — Это я с ним что-то эдакое разудалое хотела сделать?! Уй-ёй, беру свои слова обратно… не-не-не, ЭТО я не осилю…»

«Что ж я водки не купила?! — опять затосковала хозяйка квартиры,— Сейчас бы тяпнула и гори оно всё огнём и синим пламенем! А я, идиотка, шампанское! Красное вино! А надо было самогонку…»

—А я с подарком! —громко воскликнула школьная любовь и с залихватским гиканьем водрузила на стол бутылку самогона.

—Чистейший! На берёзовых бруньках и мёде! Сам гнал! —хвастался гость, с любовью оглядывая круглые бока. Нет, не Маринкины. Бутылкины, в которой плескалась живительная влага крепкого содержания.

— Ыыыы— застонала куда-то в себя Маринка, — Бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться!

Через пару часов, когда гусь был наполовину съеден, самоrонка выпита, а скатерть полностью заляпана, как и полагается в таких случаях, гости ушли. Первыми слиняли сестра с мужем, объяснив, что у них строгий режим и сейчас по распорядку — музыка Моцарта. Причём, только в исполнении супруга, который замечательно пиликал на скрипке, под собственно, саму музыку Моцарта. Жена в это время должна была проникаться восхищением к гениальности мужа и передавать всё это ребёнку. Ребёнок был обязан стать музыкантом с идеальным слухом и очень любить родителей (разумеется сразу после рождения!).

Монстры Зазеркалья или Бабайки это вам не сказки…

— Кк-каком? — слегка заикаясь, пробормотала Маринка, всё ещё сидя на полу, но уже начиная приходить в себя:

— Нельзя никому ничего рассказывать? Нельзя плакать, чтобы не раздражать вас? Или что…

Тут Маринка замялась, но твёрдо сказала:

— Душу не отдам, веру не поменяю, в жертву никого приносить не буду… потому что жа-алкоо-о… — и снова хлюпнула носом.

В пустой комнате (а Маринка уже в этом убедилась, раз сто оглянувшись по сторонам) раздался тихий смех. Такой… мягкий, пушистый, шерстяной. Хоть вот прямо сейчас, нитку из него пряди и свитер вяжи!

— Нет, не таких подвигов, — и тут голос хмыкнул. Маринке показалось — с насмешкой. Но голос, замявшись, объяснил:

— Всё очень просто. Вам нужно будет пойти со мной. Но глаза я вам завяжу. И единственное, что требуется от вас — это отнестись с добром и лаской к тем, кто подойдёт к вам. Можно дотрагиваться, здороваться, даже гладить, но — не кричать и не плакать, тут вы совершенно правы. Ну как, идём?

Маринка чувствовала себя как куль с мукой: вроде форму держит, а так и хочется рассыпаться на составные части. «Куда-то непонятно куда» идти было страшно, но именно «туда», вопреки любому здравому смыслу и логике — хотелось. Сильно. Поэтому, со словами «Ну куда ещё идти, мне послезавтра на работу!», Маринка встала и пошла на голос. Ровно встала и зажмурилась. В ту же минуту невесомая повязка закрыла ей глаза, а мягкий голос, где-то над ухом, прошептал:

— Два шага вперёд… и сразу один назад. Только быстро!

Едва Маринка отставила ногу назад, как пол под ней прогнулся, как резиновый, и она провалилась во что-то мягкое, желейное, слегка упругое. Руки инстинктивно вздёрнулись вверх, к повязке.

— Не снимать! — резко остановил голос, вмиг прекратив быть пушистым и шерстяным, — Нельзя!

И дёрнул Маринку вниз. Только не за руку, как она ожидала, и не за талию, чёрт с ним, такое тоже бывает, когда собеседники не видят личных границ другого человека, так ведь нет! За щиколотку дёрнул, гад!

А Маринка с детства щекотки боялась! Ну, и как закономерный итог: с визгом и неприличными словами (воот! сразу вспомнились все афоризмы слесаря-ремонтника с пятого этажа!) она обрушилась куда-то вниз. Рухнула резко, испугавшись до колик в животе, перечислив все родственные связи этого шерстяного голоса, вплоть до его пра-пра-пра-бабушки, попутно обвинив их всех в неприличных интимных утехах друг с другом, и с самим мягким голосом! Но этого показалось мало, так что Маринка тут же, ни мало не сомневаясь, пообещала им устроить всё то, что, по её мнению, устраивал Людочке ежевечерне автослесарь Мухин! Причём, в двойном, нет, в тройном размере! Если, конечно, останется в живых и выберется из этой передряги!

— Ты у меня от слова «интим» вздрагивать и по ночам плакать будешь! — орала Маринка, махая руками как бешеный страус, мечтающий о небе, — Скотина, я тебе устрою такой интим, что ты запомнишь раз и навсегда: нельзя за щиколотки хвататься!

— Я — не против! — тихо рассмеялась темнота совершенно чужим, незнакомым голосом, подхватив Маринку и сжав её крепкими кольцами, как удав кролика.

— Я же говорил! Я же предупреждал, что нельзя было кричать и бояться! — где-то сзади, за спиной, обиженно захныкал мягкий шерстяной голос,— Что ты наделала…

— Я — наделала?! — возмущению Маринки не было предела, — Это я-то наделала? Бестолочь! Ты зачем меня за ногу хватал?! Почему не предупредил?! И почему уже «наделала?» И вообще, что происходит-то?!

— Всё пропало-о-о, — заскулил мягкий и шерстяной, — Вот, я так и знал, нельзя с вами, с людьми договариваться. Вы всегда нарушаете своё слово-о-о…

Внутри Маринки всё похолодело. То, что она основательно влипла, было понятно. А вот куда она влипла? Почему рыдает и скулит шерстяной? Чем теперь ей это всё грозит? Только она хотела переспросить, как шерстяной голос сам прошелестел откуда-то снизу:

— Простите прелестная фея, я не уже смогу вам помочь… искренне прошу прощения, вам теперь никто не сможет помочь… так что я не виноват… прощайте…

— Что?! — вызверилась Маринка, подпрыгивая и пытаясь развернуться в тугих кольцах, аккуратно её куда-то несущих, — Что это значит «теперь не могу помочь?!» Как это не могу помочь? Скотина, верни меня обратно! Ты обещал! Мне завтра на работу! Мне всего сорок три года, мне ещё рано умирать! Я ещё даже подарки не посмотрела, которые мне сегодня подарили!

— О, у тебя сегодня день рождения? — удивился над ухом неизвестный голос, тот, что спёр её у шерстяного, — Ну надо же! А такое впечатление, что праздник у меня…

— Почему это, — пробурчала Маринка, всё ещё не отошедшая от предательства шерстяного и всеми фибрами души желавшая реванша.

— Потому, что я получил самый замечательный подарок! Долгожданный! Наконец-то, — хрипло рассмеялся чужак, слегка подбрасывая Маринку в воздух, — Замечательный подарок! Живой!

Маринку покоробило при этих словах. Что значит «живой?» А она могла стать и не живым подарком, что ли?! И всё ещё МОЖЕТ?!!!

— Ты во что меня втянул, гад! — взвизгнула Маринка, пытаясь если не выкрутится из колец объятий, то хотя бы развернуться в них в сторону шерстяного голоса,— Бездушная сволочь, ты почему меня не предупредил об опасностях?! Быстро меня забирай! Кто обещал мне бабая показать?! А я-то дура, согласилась на него посмотреть! А всё чёртова самогонка этого идиота Генки Бабаева! У-у, убить заразу! Всю школу мне испоганил своей улыбкой, а теперь и тут…

Её монолог перебил мягкий и шерстяной, быстро-быстро зашептавший ей по-прежнему откуда-то снизу:

— Ты главное, повязку не снимай! Тогда может, ещё сможешь… А!А-а-а-а!!!

И исчез. Резко. С резким звуком удара и слегка дернувшимися кольцами. Пнул… или наступил? Странная мысль, которая, по идее, должна была напугать Маринку до икоты, наоборот, вызвала удовлетворение и чувство свершившейся мести. «Так ему и надо!» — злобно решила Маринка, сидящая в тёплых тугих объятиях и ехавшая в непонятном направлении уже достаточно долго.

Зазеркалье — не лучшее туристическое направление…

Ужас сковал Марину — она чувствовала, как силы медленно уходят из неё. Вытекают каплями крови, передаются теплом от её руки к этой мёрзлой глыбе — телу ледяного бездушного монстра, решившего, судя по всему, забрать жизнь одной наивной сорокатрёхлетней дуры, начитавшейся в детстве «Алисы в Зазеркалье» и нашедшей своего кролика. «Только не кролика, — оцепенело думала Марина. Голова у неё кружилась, мысли текли медленно, — бабая… или бабайку… Или Бабаева? зачем-то я кого-то искала… зачем?»

—Вот так кормишь девушку шоколадом, угощаешь кофе, даришь дорогие подарки! А эта бесстыдница — рраз! И уже с другим! — раздалось рядом саркастическое и злое.

Маринку, как пёрышко, резко выдернули из лап ледяного чудовища и тут же сжали крепкими тугими кольцами объятий. Тело женщины бил озноб, ладонь, к которой возвращалась чувствительность, болела так, словно её всю истыкали ледяными иглами. Но сейчас Маринка испытывала настоящее счастье: сильное тело, к которому она прижалась, щедро делилось тёплом, так что она вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг.

—Верни, она моя,— в голосе ледяного чудовища послышалась такая же ледяная ярость.

—С чего бы это? — Маринкин кормилец шоколадом бережно взял её ладошку и попытался оторвать женскую руку от своей груди, посмотреть порез. Маринка протестующе замычала и прижалась теснее — только так она чувствовала себя в безопасности и тепле.

—Вот, смотри что ты сделал с моей невестой, —укоризненно проговорил тёплый чужак, — Она уже ко мне сама прижимается! Раньше не знала, как от меня избавиться, а сейчас?! О, времена, о, нравы! И всё из-за того, что не хочет отдавать тебе тепло жизни… Эгоистка!

В тёплой груди рассыпался смех, но Маринка чувствовала — там ещё дрожали струны напряжения, злости, страха, мести…

«Даа, —подумала Маринка,— Не так уж ему весело… скорее, он в бешенстве, просто скрывает это…»

—Ты не имеешь права её забирать! Она шла ко мне! — отрезал ледяной монстр и Маринка почувствовала, как холодные плети обвивают её ноги, пытаясь отодрать от тёплого чужака.

—Чем докажешь, что к тебе? —моментально сдвигая Маринку от своей груди к боку, подальше от ледяных плетей, насмешливо спросил тёплый, уже почти что «свой», чужак, — А может ко мне? Видишь кольцо? Моё, на помолвку! Вот и браслет — так что ты опоздал, ищи другую!

—Другие мне не подходят. Эта тоже не идеальная, но сгодится. Она сама сказала, что идёт к Бэйая. Значит, моя. Жертва. Таков Закон.

Теплое тело под Маринкиными пальцами напряглось. Мышцы превратились в стальные канаты. Плечи слегка развернулись, дрожащую женщину прижали сильнее, убирая почти что за спину. Она поняла: её кофе-угощатель и шоколадо-кормилец в одном лице, готовится отражать нападение. Однако, в разговоре настороженность чужака никак не проявилась, наоборот, балагурить и сыпать глупыми остротами он стал больше и чаще.

«Волнуется», —поняла Маринка.

—Как! — гневно-насмешливо воскликнул защитник, делая осторожный шаг назад и чуть наклоняясь к Маринке, она даже его дыхание ощутила на своём лице, — Милая! Что я слышу! Ты шла не ко мне?! Я зря столько сотен лет ждал?! Надеялся и верил? Обманщица! Изменница! О, как я разочаро-о-ван! Нет! Я даже возмущён!

Тут тёплый чужак покачал головой — пряди его волос несколько раз коснулись маринкиного лица. Потом очень тяжело и горько вздохнул, всем своим поведением демонстрируя разочарование от женской непостоянности и возмущение. Ею же.

—Что ж, пойду накажу её! Строго! Очень! Не дам ей шоколада! Сам всё съем, причём, у неё на глазах! Поверь, Бэйая, страшнее этого для женщин ничего нет! —нарочито-рассерженно пообещал тёплый чужак и сделал второй шаг назад.

—А кроме того, —вдруг спокойно и жестко произнёс этот «артист погорелого театра», —Что-то с памятью моей стало! Вот, не припоминаю я, когда звучали слова вызова! Напомни-ка мне! Когда она тебя вызывала? Что в обмен на тепло просила?

—Не имеет значения! —порыв ледяного ветра едва не сбил их с ног, —Она прошла в Зазеркалье! Она согласилась на провожатого! Он вёл её ко мне! Я — Правитель и ты обязан подчиниться! Верни!

Вой метели, впивающиеся в тело ледяные иглы и грохот обрушившихся стылых камней, Маринка слышала уже краем уха: едва монстр Зазеркалья потребовал подчиниться, как чужак подпрыгнул куда-то вверх, на ходу отшвыривая женщину в воронку портала. Этот свист в ушах и колики в животе она уже ни с чем не спутает! Плюхнувшись на что-то тёплое и мягкое, Маринка чуть не застонала в голос. Во-первых, всё болело, во-вторых, пахло кофе, в третьих, хотелось есть. Даже не так. Жрать! И не шоколада! Мяса! И побольше! Но снимать повязку она до сих пор боялась, а идти куда-то не видя дороги — было ещё страшнее.

Посидела, покрутила головой. Прислушалась: кроме голодного бурчания в животе раздавался ещё как-то шум… до боли знакомый… привычный… аж до оскомины. Автомобильная сигнализация?! Здесь?! Откуда?! Может, я уже с ума схожу? Да нет… и печёным гусем пахнет! Она, уже не сомневаясь, сдёрнула повязку с глаз. Дома! Сидит в своей комнате! Напротив большого зеркала шифоньера! И оттуда, из зеркальной глубины на неё таращится страшная, всклокоченная баба в драном платье!

— Фух,— опознала в страшилище саму себя, Маринка. А потом с чувством, «с выражением», как говорится, от души… сказала всё, что думала по этому поводу. Да и о ситуации в целом. Сорокатрёхлетняя учительница русского и литературы, как прилежная ученица, повторила всё слово-в слово, что говорит слесарь Мухин, когда у него не чинится очередной мотоцикл, вдобавок на ногу падает дрель, а под стол улетает гаечный ключ 8 на 12.

Она даже новых слов добавила! Зря что ли, с детьми работает… Как в том анекдоте: Можно ли говорить с подростками о сексе? Можно и даже нужно! Узнаете много нового!

Вот и с теми выражениями, которые «точно, цветасто, а главное, лаконично» дают оценку дрянным ситуациям — всё ровно так же!