Кто убил Кикимору?

Глава 1.

Короче, давай сразу, по-честному: у нас тут всё работает по принципу “тяп-ляп — и готово”. Ну, не буквально, конечно… хотя нет, иногда буквально. Здесь никто особо не парится — ни преподаватели, ни студенты, ни стены. Половина из них, кстати, вообще обиженно молчит с прошлого года, когда кто-то написал на них неожиданно сработавшее старославянское ругательство. Лучше так, чем то, что они…орали.

Введу тебя в курс дела и первых пары дней чтобы подойти к нашей «проблемке» … или глобальной катастрофе, даже не знаю, что точнее.

Я Кира. Второй курс, Высшая Магическая Школа имени… да кого это волнует, она каждый год переименовывается в честь кого-нибудь, кто случайно выжил. В общем, геолокация — Сибирь, и еще часа три в направлении заколдованного клубка студента, и ты на месте.

Я живу в общаге, благо она прямо тут и располагается, учусь на факультете, который называется красиво — Травы и Обряды, но по сути, мы просто те, кому выдали котлов побольше и сказали “колдуй, что душа пожелает, только не взрывай столовую”.

Ха-ха, да если хоть пару дней она держится, это уже счастье для всех домовиков.

Как я закончила первый курс — даже вспоминать не хочу. Скажем так: если ты однажды просыпалась посреди ритуального круга в одних носках и штампом «зачёт» на лбу — ты поймёшь.

Там всё было… как бы это… творчески.

Но главное, что закончила. Значит, уже можно считать себя человеком, а не ингредиентом для зелий, как любит говорить Ручей Тимофеевич.

У нас в школе всё держится на честном слове, клятве на квашеной капусте и каком-то загадочном чуде. А ещё — на расписании, которое каждый раз приносят с фанфарами и извинениями заодно.

Начинается все, по традиции, с линейки. Первый день нового года, снова кипяток в умывальнике по расписанию и чай, на который лучше не смотреть при лунном свете, ну его, судьбу свою знать. Правда?

Так вот. Бегу я тогда со всех ног, только успев разложить все в комнате. И Агата машет ручкой в серой перчатке — подгоняет. Под мышкой держит зачарованную тетрадь и притопывает сапогами, переживает, что все-таки опоздаем. Ее можно понять — подруга-отличница никак не собирается заявится к своей группе с выжженным от плевка охранника-змея плащом.

В этот год все тоже самое: чисто поле, роса по колено, ряды лесной живности проходят перепись у Лешего на углу поляны, и мы — свежие, бодрые, с глазами как у совы на экзамене. То есть огромными и пустыми. В воздухе пахнет свежим чабрецом, мятой и легким заклятьем от головной боли, которое кто-то на себя уже наслал с утра. Старшекурсники, подкованные.

Все выстраиваются как обычно — в две кучки и один строй.

Строй — это факультет боевиков и некромантов. Они всегда ровные, подтянутые, с одинаковыми чёрными рубахами, толстыми жилетками и жутко угрюмыми лицами. Кажется, их на первом курсе проклинают на серьёзность — и с тех пор никто не смеётся. Раз один ухмыльнулся — у него зацвёл личный посох. Но это байки все для первокурсников, не ведись, на самом деле у меня там целых два друга и, если бы не они, пары-тройки капитальных ремонтов на четвертом этаже общежития можно было бы избежать.

Дальше — юристы. Самые унылые на вид, но самые опасные в деле, что подтверждает надежный источник – лучшая подруга. Агата может доказать, что ты нарушил параграф 3.5.1. «о недопустимом вареве вне отведённых котлов», даже если ты вообще не варил, а просто шёл мимо. Им выдают магические ручки, зачарованные так, что даже когда ими просто пишешь слово «камень» — где-то в архиве автоматически заводится дело. Пока что, конечно, только в учебном, но всё же.

Дальше — мы. То есть травники-обрядники. У нас всё в порядке, кроме порядка. У кого на голове венок из лопуха, у кого вместо сумки — корзина с корнями, а одна девочка вообще пришла с козлёнком. Говорит, он у неё для обряда. Или для обеда. Я побоялась уточнять, и шагнула куда-то подальше вглубь смешанных рядов. Отсюда церемония торжественной линейки показалась мне быстрой и легкой. Раз-два и побежали по своим делам.

Сначала вышла директриса — Елена Лидовна. Говорят, именно она и есть Премудрая. Лично у меня сомнений нет, а вот постоянно сменяющие друг друга парни-студенты уже лет двести пререкаются — может, все-таки, Прекрасная?

На ней — расписной кокошник и традиционный сарафан, в руках — древний свиток и полумесяц, использующийся на манер микрофона. Волосы у неё, как всегда, дымятся, но это не метафора — реально дымятся. Говорят, утюгом сушила и в косу укладывала.

— Здравствуй, молодёжь безответственная! — кричит она. Голосок, конечно, не из оперных, но что поделаешь, не бывает идеальных людей. Даже если они нелюди. — Поздравляю вас с началом нового, крайне опасного, бессистемного, но по-своему прекрасного учебного года!

Где-то на заднем плане взрывается петарда с опозданием секунд в двадцать. Отлично сработано, домовичок. Мы стоим…молчим. Так сказать, находимся прямо в моменте.

Елена Лидовна сдаваться не намерена.

— В этом году мы ждём от вас роста, доблести, и хотя бы одного зачёта по магическим правонарушениям! Из информации – расписание днем, обряды ночью, как будто могло быть иначе.

Нет, и правда, похлопал бы кто-нибудь что ли…а то совсем неловко выходит. Директриса закусывает губу и откидывает назад длинную русую косу.

— Всё, бес с вами, свободны, окаянные! Не видела вас все лето и счастлива была.

Глава 2.

— Ну вот, вроде всё, больше не течёт, — торжественно обьявила Агата, осторожно выглядывая за дверь. — Зато теперь нам практически негде ходить. Но это уже прогресс.

Мы спрятались в нашей комнате так быстро, как только смогли. Мы второкурсники, нам-то что. Пусть разбираются мудрые и опытные...хотя бы начиная с четвертого. Ибо как известно всем студентам – скорее домовик ляжет спать на горе мусора, чем преподаватели задумаются над помощью ученикам.

— Оно еще трясется так забавно, — добавил Ян, закрывая вход и кивая Агате на стол, на который он уже заботливо разместил три кружки с чаем и лоточек привезенных конфет. Коровки, мое любимое сливочное угощение. — Как желе, болотное. С кусочками.

Я уткнулась в кружку и устало кивнула. В комнате было только два кресла, поэтому я уселась на кровать, подняв ноги к себе.

— Спасибо, вот именно таких сравнений мне сейчас не хватало.

Комната, в отличие от коридоров, была пока что без зелёной слизи, и за это стоило сказать спасибо нашей врожденной осторожности и, конечно, Фомушке. Домовенок не показывал носа при чужих людях, и даже Яна он не собирался считать своим, даром от скольких бед тот спас нас с Агатой на прошлом курсе. У маленького человечка были свои представления о заботе и ответственности, которой он был преисполнен с первого же дня нашего появления в комнате сто одиннадцать.

И мы с Агатой в ответ никогда не забывали о нем, стараясь не нарушать покой домовика по вечерам, когда, протопив маленькую печушку и, наведя общий порядок в их «чуланчике сердечном», как он ласково называл это помещение, Фомушка укладывался отсыпаться над верхними лагами потолка. Мы его буквально боготворили, поскольку успели наслушаться такого…в двух словах, проще провести учебный год в лесу, чем жить в комнате, которую выбрал для себя ворчливый домовой.

А то простынешь, просыпаясь каждый день не в мягкой постели, а на холодном полу, словно специально замороженным кем-то. Или вряд ли ты будешь рад, если твои нежно, медленно высушиваемые травы по особой технологии, спустя три месяца кропотливейшей работы, будут «случайно» политы малиновым вареньем, которое твой маленький сожитель, естественно, добросовестно тащил к столу.

И это я еще не коснулась того, что случается с теми, кто решится спорить с домовиками. В общем, мы с Агатой были пригреты, чисты и наш заботливый малый оберегал нас в том числе и от разлившегося по всему общежитию болота.

А как вспомню нашу с ним встречу после каникул…Аж слезы наворачиваются.

— Так что, краник кончился? — лениво спросила Агата, перекидывая ногу через подлокотник кресла. Полулежа ей думалось лучше, по ее же словам. Поскольку если эта дама соберется «поработать в кровати», лучше ее не будить до утра. — Или эта жижа еще и разумная? Вырабатывает тактику порабощения.

— Думающая жижа — это будет финальный экзамен, — мрачно предположил Ян. — Нас просто кинут в чан с ней, и кто выберется — тот и получит зачёт.

— Ну, это хотя бы честно, — я вздохнула. — И быстрее, чем прошлогодняя практика на озере с пиявками. Хотя зачем нам какой-то чан – все шесть этажей сейчас подтопит и поехали.

В ответ мне состроили две недовольные мины. Понимаю, братцы. Агата вздохнула и повернулась к окну.

— Скорее, такое бы устроили к зимним зачетам, но никак не в теплый сентябрь, ведь пока что это выглядит слишком просто. — Она улыбнулась своим мыслям и картинно махнула рукой, ­— ну её, эти болотные экзамены. Расскажи лучше, как ты лето провела. Уехала в свою деревню? Как там родители?

Я отставила кружку и упала на подушки, закладывая руки за голову. Мысли потекли в более приятное русло.

— Да, все время была дома. Мама завела новых кур, тут же решив, что я должна проверить каждую на магические петли, вдруг, мол, соседка подкинула проклятых, а папа всё так же спорит с соседями, что борщ без картошки — это не борщ, а ересь. Мое мнение знать вы не захотите явно, иначе я разбужу Фомушку, пересказывая наши крики по пустяковым семейным делам. А, один раз приезжал брат.

— Брат? — оживился Ян. — Тот, который в Москве?

— Он самый, — я кивнула. — Опять уговаривал меня бросить это «шаманство» и переехать к нему. Мол, у него в офисе вакансия освободилась. Там «ого-то платят», по его словам.

— И что, ты не поехала? — Агата прищурилась. — Заманчиво ведь.

— Я ведьма, — я постаралась вложить в свой ответ как можно больше гордости за свое призвание, которую, впрочем, ощущала не так часто. — А он — обычный человек. Хотя, конечно, идея финансовой независимости в девятнадцать лет заставляет мою зачетную книжку нервно вздыхать в кармане. Но нет. Тут зелёная жижа, тайны, да и вы. А в его Москве максимум — пробки и кофемашина в коридоре офиса.

Ян драматично зааплодировал.

— Вот это — верность призванию!

— И глупость, — добавила Агата.

— Да ну вас, — я хихикнула. — Где ещё я буду учиться готовить настойки, от которых не только на утро голова «ну совсем не болит»?

Мы рассмеялись. Я подняла голову и смерила друга наигранным суровым взглядом.

— Ян Владленович, расскажите-ка нам теперь, где были вы, что соблаговолили припереться аж к третьему дню учебы.