Курортный роман

Пролог

Паравоз натужно засвистел, черные вагоны со стоном и хрипом на минуту скрылись в сером мареве дыма. Поезд достиг Ишгиля и несколько пасссажиров сошли, другие вошли в поезд, суматошно перекликаютс я сердитые голоса, тут и там слышится брань и радостные возгласы. И тут уже снова свистит впереди осипшая машина, увлекая за собой в пещеру тоннеля черную грохочущую цепь вагонов.

Одна из прибывших - молодая женщина в черном дорожном костюме явно отличалась от других пассажиров сошедших в Ишгеле, то ли тоской во взгляде, которым она провожала уехавший поезд, то ли суетливой горничной, что с испугом озиралась по сторонам крепко держа в руках саквояж, то ли изяществом одежды и легкой непринужденной походкой, которая, в купе со взглядом, выглядела по меньшей мере странно.
Обогнав всех остальных, дама в черном первой наняла фиакр и поехала в гостиницу.

Глава 1. Ишгиль

Лошади неспеша трусили по горной дороге и в воздухе отчетливо чувствовалась весна и Людовика фон Дюренг любовалась видами, не смотря на ужасно надоедливые причитания Роуз и тоску засевшую где-то внутри. Что ее ждет дальше? И что осталось позади? Эти вопросы мучали ее все время дороги и она решила отвлечься, взглянув на небо.
В небе проплывали облака, белые и резвые, какими они бывают только в апреле и мае, когда беспечные, юные, они мчаться, играя по синему простору, то прячутся за вершины высоких гор, то разрываются на полоски под сильными потоками ветра. И ветер тоже не отставал от них. Он так буйно раскачивал толстые, еще влажные после ночного дождя деревья, что они похрустывали деревянными суставами, и словно искры рассыпали капли воды скопившиеся на их ветвях.

Иногда до Людовики доносился свежий запах снега, который ветер приносил с гор и тогда воздух вокруг становился одновременно и сладким и терпким. Людовика придержала шляпку, которую ветер играючи чуть не сорвал. Лошади, пофыркивая, весело бежали теперь под гору под перезвон бубенцов на упряжи фиакра и на душе, на краткий миг, стало так спокойно, что Людовика лишь на мгновение подумала, что она дома с матерью и отцом. А потом вспомнился день, точнее глухая ночь отъезда и причитания отца, стыд самой Людовики, что не оправдала его надежды, что подвела его. Печально вздохнув она опустила голову и стала разглядывать проплывающие мимо дома и до самой гостиницы больше не взглянув на небо.

В гостинице, Людовика первым делом проверила список приезжих, как и обещали, никого из прошлой жизни в этом месте не было. Но Людовику это не радовало вовсе. И она с досадой вздохнула откладывая список.

- Госпожа, - Роуз раздаженно грохнула саквояжем об пол. - Вот скажите мне, зачем собственно мы приехали сюда? Сидеть тут, на этой горе, без общества - это право, хуже чем в имении вашего батюшки. К тому же без достойной вашего общества компаньонки. - Она хмурилась не понимая прихоти своей госпожи сорвавшейся вот так, ночью, бросившей все и взявшей лишь пару платьев и одну смену белья, и кое-что из драгоценностей, и заявившей, что они едут на воды. Срочно! - Очевидно мы приехали слишком рано, - продолжала Роуз споро раскладывая нехитрый скраб Людовики.

- Роуз, - устало позвала горничную Людовика. - Мы приехали тогда, когда нужно и туда, куда нужно. И сказано это было таким тоном, что Роуз тут же замолкла и молча стала разбриать вещи. А закончив спросила не желает ли госпожа перекусить с дорги. Госпожа не желала и отпустила горничную в ее комнату.

Стоило только двери закрыться за Роуз, как Людовика уронила лицо в ладони и беззвучно зарыдала. Ее плечи сотрясала крупная дрожь и всхлипы все отчетливее становилось слышно, но Вика ничего не могла с собой поделать. Она оплакивала свою бесполезную жизнь, в которой ей больше не было места. Она оплакивала себя прошлую, наивную верную и глупую дурочку, которую обвели вокруг пальца, а потом выбросили за ненадобностью, словно использованную вещь. Хотя почему словно? Так и есть - использованную.

Людовика фон Дюренг принадлежала к неслишком родовитой семье австрийской чиновной знати. Ее отец, Вильгельм фон Дюренг, был адвокатом, служил в правительственном учреждение Колсбруга и имел небольшой годовой доход, который едва покрывал расходы по маленькому поместью в Штрашесберге и крохотный городской дом в Колсбруге. А теперь вот еще и Людовика добавила ему проблем. Как бы ее глупость не вышла боком ее отцу и его не убрали с должности. Вот где придется трудно.

Девушка вздохнула и посмотрела в окно, за которым открывался вид на мощеную улицу и реку. Она не винила отца за то, что он тут же отослал ее на воды под видом мнимой болезни, чтобы слухи порочащие ее и его честь не разошлись со страшной силой, достаточно и того, что внезапная беременноть его незамужней дочери перечеркнула его планы поправить семейное положение ее браком с влиятельной семьей.

Людовика не знала сколько так просидела, но когда очнулась, солнце уже клонилось к закату. Нужно было поесть, иначе спазмы в желудке скоро возродят былую тошноту, от которой она маялась в поезде стараясь скрыть ее от Роуз.
***
Вильгельм фон Дюренг силел в кабинете своего городского дома и смотрел на миниатюрный портрет покойной жены. Белокурая Давина умерла родами, пытаясь произвести на свет их второго ребенка - наследника. Мальчик ушел в след за матерью не прожив и часа и Вильгельм остался один на одни с дочерью, к которой не знал с какой стороны подойти. Наверное это его невнимание к девочке поспособствовало тому, что его дочь в столь юнном возрасте решила искать внимание и утешение в объятиях другого мужчины, который воспользовался невинностью и неопытностью небогатой дворянинки, и который посмел откупиться от нее кошельком, который Вика не взяла. Он не винил Людовику, он винил себя. И возможно, дочь посчитала его жестокими и бессердечным раз он немедля отправил ее на воды не позволив собрать достаточный гардероб. И все же, хорошо, что Вика додумалась рассказать ему все, пока еще не стало слишком поздно. Он не будет просить ее отдать ребенка на воспитание, наверное это будет слишком жёстко по отношению к ней, если не жестоко. Да и урок должен быть усвоен. Сейчас она получила от жизни хлесткую пощёчину и за последствия ей придётся расплачиваться самой, он же пока мог подстелить соломку там, где это было возможно и позволяли его скромные доходы. Два года, пусть Людовика проведет два года в Ишгиле, Бад-Ишле или Зиммеринге, в Штрашесберг ей путь заказан пока. А дальше он выправит положение. И его малышка вернется домой почтенной вдовой, а там уже можно будет не переживать за ее счастье. А вот негодяя он еще найдет за что привлечь. Этот мерзавец, отрыжка человечества, будет разорен до последней монетки или он не фон Дюренг - потомтвенный адвокат!