Пролог

- Привет, Эш. Опять ты на ночной смене?

Риторический вопрос. Вот она ночь. Вот он я. Да и где мне еще быть? Но Фрэн и не ждал ответа. Потоптавшись на пороге, он вошел в мою каморку, неся за собой шлейф уже привычных ароматов. Ночная сырость, бензин и свежая типографская краска.

- Утренние газеты, - он положил обернутую в коричневую бумагу стопку на трехногий стол, подпертый со стороны недостающей ножки стеной и безотказным «боги, только бы не развалился», и сам уселся на шаткий табурет напротив. Табурет протестующе качнулся и застонал под его массивной фигурой, но устоял, словно говоря: «Сколько бы ни пришлось вытерпеть, вам меня не сломить. Я уйду отсюда последним, ногами… то есть, ножками вперед». Я даже почувствовал к нему что-то вроде уважения и солидарности.

Привычным жестом пошарив в ящике стола, Фрэн выудил из-под кипы «Скайденского Вестника» недельной давности перочинный нож. Придвинул свежую стопку к себе.

- Так, посмотрим, что у нас на повестке дня…

Бечевка, туго перетягивавшая стопку, лопнула от первого же прикосновения лезвия, и оберточная бумага раскрылась сама собой, словно распустившийся бутон мерзкого коричневого цветка. Запах краски и сырой бумаги стал гуще, смешиваясь с непередаваемым ароматом такой же мерзкой коричневой бурды, которую здесь именовали кофе. Впрочем, мне ли жаловаться. За последние месяцы я сам пропитался этими запахами насквозь. Они заменили мне воздух в моих легких, кожа моя посерела и покрылась пылью подобно дешевой бумаге бульварных романчиков, которые я каждую ночь перекладывал с полки на полку, а по венам заструилась бурая жижа с песком. Я чувствовал себя старенькой потрепанной книгой, забытой в дальнем ряду стеллажа, куда никто никогда не заглядывает даже чтобы просто стряхнуть пыль. И удел мой – покрываться плесенью и забытьем, покуда меня окончательно не источит книжный червь.

Фрэн тем временем, вырвав из сердцевины уродливого цветка зловонное нутро – то есть вытащив из стопки свежей прессы верхнюю газету – критическим видом рассматривал передовицу.

- Ну да, кто бы сомневался. Опять они…

Я склонился над чашкой с деланным равнодушием, вглядываясь в коричневую массу на дне. Даже мимолетного взгляда на газету мне хватило, чтобы разглядеть крупный заголовок на титульной полосе и фотографию под ним. Я не хотел ничего знать, я не хотел иметь с этим ничего общего, но безмозглая мартышка в глубине сознания продолжала ковырять пальцем старую болячку. «Ну посмотри, посмотри, как им там без тебя живется. Хорошо? Плохо? Скучает ли хоть кто-нибудь по тебе? Они хотя бы пытались тебя искать?».

Нет, никто не скучал, никто не искал. Обида прочно засела в мозгу, как кофейные крупинки в зубах. Я кашлянул и уставился в стену, дожидаясь, пока Фрэн, как делал каждый вечер, бегло пролистает до последней страницы, изучит спортивные сводки и объявления о продаже подержанных автомобилей, и, пожелав мне спокойной ночи, уберется восвояси до следующего вечера. В узкое окно под покатой крышей виднелось темно-серое небо, частично перекрытое вывеской. «Книжный чердачок мистера Куинна» - гласила она. Мне же из окна было видно только одно слово, да и то задом наперед: «кочадреч». Вот уж точно. Вся моя жизнь – один сплошной «кочадреч».

Фрэн с хрустом свернул газету и убрал ее обратно в стопку.

- Ну, понятно, - недовольно проворчал он, - В этом сезоне «Алым скелетам» ничего не светит.

Я сочувствующе хмыкнул, из одной только вежливости. Спортивная жизнь Скайдена мало меня интересовала. Впрочем, любая другая его жизнь – тоже.

Я многозначительно посмотрел на дверь. Фрэн хороший парень, но в последние дни мне все больше хотелось одиночества, а его попытки завязать разговор, который в итоге превращался в монолог, раздражали.

- Ну, я пошел тогда…

Говорю же, хороший парень. И понятливый.

- Да, кстати… - он замер в дверном проеме.

А может, и нет.

- Тут на днях вроде бы должны завести новинку этого… Ну, как его, - он пощелкал пальцами, силясь вспомнить имя. – Ну ты понял, который детективчики эти пишет. Отложи для меня одну, а? Либби прибьет меня, если я провороню, как в прошлый раз.

Озиас Великолепный, вот как звали автора. И «детективчиками» с трудом можно было бы назвать его произведения о частном сыщике, в которых собственно детективная линия была только в начале (с обнаружением трупа/-ов), в конце (с блестящей поимкой преступника) и на паре страниц в середине (с выстраиванием в уме картины преступления за стаканом бренди), а все остальное – скучный перечень любовных приключений главного героя и самовлюбленная бредятина. Такая же напыщенная, как и творческий псевдоним самого писателя.

Я кивнул, давая понять, что просьба услышана.

- И… Это… - Фрэн помялся. – Я ей обещал, что раздобуду книгу с автографом. Черканешь там?..

Я вновь кивнул. Черкануть – это не сложно. Тем более, и продажам на пользу – экземпляры с автографом продавались в полтора раза дороже и в десять раз быстрей. Можно даже именной. Хотя нет, это было бы слишком рискованно. Легче поверить, что Озиас расщедрится поставить свою фигульку на десять-двадцать книжек, чем что он будет выдумать персональные обращения своим читателям. А мне не следует привлекать к себе лишнее внимание.

Фрэн все никак не уходил и с виновато-просительным взглядом продолжал стоять, ладонь на дверной ручке. Все-таки придется что-то сказать.

Глава 1

- …и на этом я заканчиваю свою приветственную речь, - директор Амброуз поднял глаза от листов перед ним и обратил взгляд в зал. – И желаю вам всем успехов в постижении тех знаний, что могут предложить вам ваши факультеты. Да приумножат ваши достижения в учебе славу Университета, и да воссияют ваши души в темноте бытия!

В тишине, повисшей после этого пафосного финала, он поклонился залу и начал медленно спускаться с кафедры. Раздались жидкие недоуменные хлопки, которые быстро были подхвачены остальными первокурсниками. Мне оставалось только к ним присоединиться. Ну и ничего, что фразу про «воссиявшую душу» обычно говорят на похоронах и поминках… Зато очень символично вышло – с сегодняшнего дня я официально значусь студентом Университета, а значит, начинаю новую жизнь и хороню прошлую. Жаль, рядом нет никого, кто мог бы посмеяться со мной над нечаянной шуткой.

Дождавшись, когда сидевшие справа от меня первокурсники проскользнут мимо и толпа, заполонившая проходы между скамьями, поредеет, я встал и неспешной походкой двинулся к выходу из главного зала. Через высокие двустворчатые двери с вырезанными с обеих сторон цветами и лианами, оплетающих четырех грозного вида скелетов в длинных балахонах. Наружу, под серое скайденское небо, нашпигованное стремящимися ввысь шпилями домов, словно окорок вилками.

Скайден. Город, который на ближайшие несколько лет должен стать мне домом. Непривычная архитектура, тяготеющая к вертикальным линиям, остроконечным башенкам и крутым черепичным крышам. Тарахтящие автомобили, словно блестящие толстокожие жуки, деловито спешащие по одному им известному маршруту. Костюмы-тройки, трости и шелестящий шелк дамских платьев. Воздух, пахнущий дожем, сырой землей и чем-то удушливо сладким, будто ладаном и тлением. И, конечно, всепоглощающий культ смерти и некромантии.

Я выбрал Скайден по двум причинам: а) моя любовь ко всем красивенькому (которая однажды меня погубит) и б) его удаленность от… да от всего, в общем-то. Что бы местные не думали о Скайдене, это всего лишь город-государство. К тому же, расположенный в богами забытом северно-западном уголочке Империи, на полуострове Скай, с высоты птичьего полета похожем на большой палец какого-нибудь древнего титана, очнувшегося от тысячелетнего сна и решившего помочить ножки в Сером Море.

Кстати, о «красивеньком». Этого в Скайдене действительно хватало. Что ни забор или чугунные ворота – то произведение искусства. Кругом – позолота и лепнина, с черепами и скелетами – это уж как полагается. Кладбища – а они тут встречались чаще, чем питейные заведения – будто старались перещеголять друг друга в пышности цветущих кустов и одухотворенной мрачности надгробий и скульптур.

Вообще весь вид и дух города пронизывался чем-то загробным. Раскинутые в самых неожиданных местах кладбища и мемориальные таблички, торжественные похоронные процессии, важно вышагивающие по мостовой Жрецы Смерти (как тут уважительно называли некромантов определенной группы – еще одна каста внутри касты). Не говоря уж о том, что самым важным после герцогского дворца были Сады Мертвых – не то элитная академия для некромантов, не то огромный комплекс подземных захоронений. Вот и сейчас, стоя во внутреннем дворе Университета, я мог видеть это сооружение, возвышавшееся над остальными домами. В какой точке города ты бы ни находился, подними голову – и увидишь высокие шпили Садов, выстроенных в специально продуманной проекции под легким наклоном так, будто нависали над смертными людишками («Ибо прах ты, и в прах возвратишься»), а расширяющееся основание здания наводило на мысли об айсберге. Поди знай, насколько глубоко под землю уходят Сады и какие темные тайны скрывают. Они, словно луна на ночном небе, неотступно следовали за тобой, где бы ты ни пытался укрыться.

Еще в Латуэссе, выбирая, куда направиться дальше, я слышал байки о Скайдене. Город, которым негласно правят некроманты. Город, построенный на костях. Город, где в стены вмурованы останки рабочих, строивших эти самые стены – чтобы никто кроме избранных не знал, какие катакомбы и тайные переходы скрыты под домами. Город, где на троне сидит трехсотлетний мертвец, поднятый из могилы своими советниками-магами. Хотя последний пункт из всех вышеперечисленных мне казался самым маловероятным. Во-первых, пусть он и бессмертный лич, за триста лет у кого угодно мозги ссохнутся – и кому такой правитель нужен? Во-вторых, уж больно это походило на многажды слышанные мной сказки и детские пугалки.

Впрочем, и в сказках может быть сокрыта правда. Вся наша жизнь, самая странная, уже описана в легендах и древних сказаниях. Герой попадает в неприятности и покидает родной дом. Герой отправляется в долгое путешествие по чужеземным странам. Герой встречает по пути новых друзей и вместе они отправляются дальше, а потом… Потом, вернется ли герой обратно, и в каком состоянии, зависит уже от того, читаем ли мы комедию или трагедию. Лично я всегда тяготел к комедии. Но жизнь упорно раз за разом разворачивала к другому жанру…

Итак, вот он я, в самом сердце Скайдена. Вокруг меня спешат суетливые первогодки, уже начавшие сбиваться в стайки по двое-трое, а я, как дурак, стою и пялюсь в небо. Я, Эшворд Сильва, бывший студент Латуэсской Академии, прибывший для учебы в Скайден. Мне 22 года – так значится в моих документах, на которые я убил несколько дней, кропотливо переводя от руки все подписи, штемпели и водяные марки. Конечно, уже староват для первокурсника – и по этому случаю мне пришлось потратить еще почти полный день на медицинский сертификат, подписанный самим старшим целителем Латуэсской Академии (вот бы он удивился, если бы узнал!), что два года назад Эшворд Сильва получил серьезную травму спины в результате несчастного случая и был отстранен от учебы для поправки здоровья, с сохранением всех отметок за предыдущие года учебы. И да – аттестат с отметками у меня, само собой, тоже имелся. Со всеми положенными подписями и печатями. Таким образом я убивал двух зайцев разом – объяснял и свой возраст, не совсем подходящий для первокурсника, и то, почему я поступаю опять на первый курс, выиграв себе пару лет передышки до получения диплома. А там уже будет видно, куда двигать дальше.

Глава 2

Для выполнения домашних заданий и написания эссе, если мы не шли в библиотеку, то обыкновенно собирались у Оливии и Сиги. Их студенческая квартира была рассчитана на двоих (большая редкость в кампусе, мне так не повезло), так что места нам как раз хватало. Квартира включала в себя: две отдельные спальни, ванную комнату с жестяным корытом, в котором даже можно было худо-бедно помыться сидя (в то время как в моем жилище был только душ с дыркой в полу, которую я старался не выпускать из вида во время банных процедур, наученный горьким опытом – если в стене или полу есть дырка, то из нее в любой момент может что-то вылезти) и еще одну комнату, совмещавшую в себе прихожую, гостиную и кухню. Из мебели в ней был только огромный стол, занимавший почти все свободное пространство, кухонная тумба под чайник с электрической плиткой, и парочка стульев. Здесь мы и собирались почти каждый вечер.

Я, ловя последние лучи осеннего солнца, на подоконнике корпел над очередной запиской в духе «сим уведомляю, что мой сыночек будет всю неделю отсутствовать на занятиях с полного моего ведения и бла-бла-бла». Чем сыночек собирался заниматься вместо посещения лекций на самом деле, я не знал и знать не хотел. Лишь бы не всплыл через пару дней кверху брюхом в ближайшем канале. Хотя, даже тогда составителя записки, то есть меня, отследить все равно не удастся. Плотную кремовую бумагу мне предоставил сам заказчик (должно быть, вытащил из папочкиного бюро), а чернила я делал по собственному рецепту – густо-фиолетовые первые часов пять, дальше они блекли и растекались даже от простого прикосновения пальцев. Уже на следующий день никто и не разберет, кто там что писал, и концы в воду. Если, конечно, этот идиот меня сам не сдаст.

Остальные приятели на мои манипуляции косились, но вопросы не задавали. Вернее, попытались только один раз, на что получили мой фирменный взгляд из серии «меньше знаешь – живее будешь». Больше никто ничего не спрашивал. Ни откуда у меня деньги (тем лучше, не пришлось врать что-нибудь про добрую тетушку в Латуэссе), ни что за странные люди ходят ко мне после отбоя или пытаются тайком подловить в коридорах, ни почему самые бестолковые студенты, учившиеся через пень-колоду, вдруг сдавали эссе на высочайшую оценку. Я же уже говорил, что мой перечень услуг весьма широк? Все, что может стерпеть бумага – я напишу, подделаю и сделаю красиво. Вопрос лишь один – сколько золотых монет, отложенных с обедов, осталось в твоих карманах?

Итак, мы сидели в комнате Роса. Резкие очертания крыш и башен Университета на фоне закатного неба казались декорациями из театра теней, с тщанием вырезанными маникюрными ножничками. Сами Роса прилежно трудились над эссе (мировая история, тема: «Предпосылки к Восстанию Черных Стягов»), склонив головы друг к другу, словно пытались объединить мыслительный процесс. Я занимался своими делами. Лучше потом спишу, в обмен на задание по грамматическому разбору поэзии виконта Карлуса Седьмого (если хотите знать мое мнение, поэт из него был так себе. Виконт и человек – тоже, судя по тому, что на дуэли, прикончивший его, он настолько вывел из себя противника, что по итогу в нем оказалась не одна, а целых пять дырок. Его оппонента, кстати, потом за это казнили. Так Карлус Седьмой умудрился подгадить не только себе, но и другим, уже после собственной смерти).

Эдди же… Ну, была самой собой.

- Виктор Штейн – это сущая заноза в заднице! – бушевала Эдди, все еще под впечатлением от последних изменений в расписании. - Нет, целый куст заноз! Целая ель!

- Хорошо, хорошо, не кричи! – перебила ее Оливия. – Ты мешаешь мне сосредоточиться.

- Вы что, совсем меня не слушаете?

Эдди встала посреди комнаты, уперев руки в бока, и посмотрела на нас с возмущением.

- Оставьте, наконец, эту ерунду и послушайте меня!

- Ну хорошо, - Сиги поднял глаза от учебника. – Раз тебе так не терпится, расскажи нам про Виктора Штейна.

Эдди только этого и ждала.

- Ну во-первых – не просто Виктора Штейна, а Первого Некроманта Виктора Штейна!

- Первого Некроманта чего? – уточнила Оливия.

- Скайдена, естественно!

- Да ну? – я, как раз отложив на просушку доделанную записку, скептически хмыкнул. - И что тогда маг такого положения делает в Университете? Ты сама говорила, что некроманты считают преподавание недостойным их времени и усилий.

- А это, мой дорогой друг, и есть главная загадка! – тоном, каким сообщают Самую Страшную Тайну, Которую От Нас Все Скрывают, продолжила Эдди – от напряжения она даже понизила голос. – Более того – самое настораживающее! У него куча денег, влияния, обязанностей, в конце концов! И все равно он преподает – на каждом курсе! Говорят, он ищет среди студентов самых одаренных, его классы посещают в основном либо отпрыски потомственных магов, либо сыночки и дочки высших сословий. Тем, кому позарез надо, чтобы у дитяток по окончанию университета в дипломе значился курс некромантии для статуса!

Пока что – ничего такого, что я не встретил бы в любом другом университете. Или банде. Я с трудом подавил зевок.

- Так значит, его занятия – это что-то вроде конкурса юных талантов? – подытожил Сигизмунд.

- Конкурса? Ха! – Эдди сделала рубящее движение ладонью. – Это настоящая мясорубка! Со мной на алхимии учится одна девчонка, Алисия Коэн – умница, красавица, учителя разве что не молятся на нее! Так вот, она мне как-то рассказала, что два – два! – раза оставалась на второй год, потому что не могла сдать именно курс некромантии у Штейна. В последний год у нее случился нервный срыв, из-за которого она пропустила год обучения, и теперь перешла вновь на первый курс – только уже по другому направлению, чтобы некромантией там даже и не пахло! Вы бы видели, как ее трясло, когда она вспоминала учебу у него, я думала, она расплачется!

Глава 3

К тому времени, как расписание занятий, наконец, вошло в привычку, в Скайдене уже во всю шла осень. Темная, с рано наступавшими сумерками, и дождливая. В такую осень приятно сидеть дома с книгой на коленях и с наслаждением слушать барабанящий в окно дождь… И крайне неприятно – возвращаться под этим самым дождем впотьмах, таща на себе сумку с учебниками и перебирая в голове списки эссе и параграфов, заданных на дом. Я уже и вспомнить не мог, когда последний раз видел дневной свет не из окна аудитории, а по-настоящему, во все небо.

Драмы добавляла Оливия, чуть ли не каждый вечер бубнящая, остервенело листая учебники:

- А ведь скоро уже зачеты! А там и экзамены!

- Да ну тебя, - пытался успокоить ее брат. – Октябрь еще только начался!..

- Кат-хе-дра-ле, - по слогам диктовал я Эдди, следя за тем, как она переписывает с меня задание по древне-латуэсскому, совершая одну орфографическую ошибку за другой. - Да не катедрахле, а катхе…

- Октябрь скоро закончится, - упрямо твердила Оливия. – И глазом моргнуть не успеешь! Провалимся, ох, чую, провалимся!

Я ее фатализма не разделял, но мысль об экзаменах по парочке конкретных дисциплин и на меня навевали тревогу. Самым первым пунктом, конечно же, был курс профессора Штейна.

Занятия с профессором шли дважды в неделю, по понедельникам и пятницам. Прям вот так, чтобы испортить сразу начало недели и вконец изгадить ее завершение. Причем я долго не мог определить логику в порядке лекций. Учебник тут никак не помогал, сколько я ни пытался строить догадки и системы, но все равно не мог предугадать, будет ли следующей темой «Символизм цвета и цветов», «Стадии проживания утраты - теория» (меня передергивало при мысли о том, что где-то, значит, была и глава по практике) или «От гробовщика до жреческого сана – категоризация некромантских должностей в скайденском социуме». Пока однажды не догадался поделиться со своими мыслями с Эдди.

- Да это же очевидно! – отмахнулась она. – Он просто обходит все главы, касающиеся практической магии.

- О?..

Я еще раз перечитал оглавления учебника и понял, что она права.

- Ну надо же, как заботливо с его стороны.

- Ага, конечно. О своей заднице заботится – представь, что будет, если какой-нибудь первокурсник дорвется до практики по поднятию мертвецов, например?

- Скорее, дело не в этом, - присоединилась к беседе Оливия. – В его духе как раз было бы предложить какому-нибудь де Барре призвать своего усопшего прадедушку и полюбоваться, как потом весь класс будет верещать и в панике бегать туда-сюда, когда что-то пойдет не так. Нет, я скорее поверю, что он придерживает эти темы для особого случая.

- Кстати, а это что? - перебила ее Эдди, указывая на свежие знаки, которые я накануне начертал по дверному косяку для защиты от ментальных воздействий. Ну, надеюсь, что от них, а не просто от каких-нибудь пауков, если я правильно разобрал свои записи. Флавийское наречие до сих пор не очень мне давалось…

- Да так, - уклончиво ответил я. - На удачу.

Оливия оказалась права. Не во всем, но близко – особый случай представился очень скоро.

- Доброе утро, класс, - привычно бросив ученикам, профессор Штейн промелькнул шелестяще-черной вспышкой (начищенные до блеска ботинки, золотые запонки в отутюженных белоснежных манжетах, безукоризненно сидящий костюм-тройка и все та же меховая накидка на плечах) к своему столу и небрежно повел плечом, сбрасывая пальто. Оно упало точнехонько на спинку кресла, словно послушный пес, готовый исполнить любой приказ хозяина еще до того, как он будет озвучен.

- Можете убрать учебники и тетради, - продолжил профессор, - сегодня они вам не понадобятся. Вас ждет урок вне аудитории.

Он оглядел студентов, словно оперная дива, ожидающая оваций только за то, что соизволила выйти на сцену. Класс не пошевелился. Профессор повел глазами, как бы говоря «ну да, и на что я только надеялся».

- Я что, неясно выразился? Шевелитесь, поднимайтесь! Ну же, живее!

Студенты вздрогнули и судорожно начали убирать вещи в сумки, не рискуя даже смотреть друг на друга. Я отметил, что Айвон Мэтьюс свои книги даже не доставал и, судя по всему, единственный был в курсе происходящего.

- Сэр, а куда мы идем? – рискнул спросить де Барра, когда мы всей гурьбой вывалились в коридор.

- Следуйте за мной, и увидите.

- «Особый случай», говоришь, - прошептал я на ухо Оливии.

Та, хоть и заметно побледнела, старалась сохранять невозмутимое выражение лица.

Мы шли извилистыми коридорами, куда-то вниз и вниз. Окна в стенах становились уже, больше похожие на бойницы, затем пропали вовсе. Я уже всерьез начинал подумывать, что это и была задумка профессора – завести всех в подземный лабиринт, да там и оставить. Но вот наконец скрипнула очередная открываемая дверь, и я зажмурился от ослепительного света, только сейчас поняв, как долго мы шли в почти полной темноте.

Мы стояли, опасливо сгрудившись у входа, в небольшом светлом помещении, полоток и стены которого были уложены белой кафельной плиткой. В центре, самом освещенном месте, стоял стол, а на столе…

- Это что, гроб? – прошептала Эдди мне на ухо.

Глава 4

На выходные было принято решение залечь на дно. Меня эта мысль вполне устраивала, хоть я и сам не мог толком объяснить, чего опасался. Уж вряд ли, даже если профессор во время проверки эссе обнаружит невесть как попавшие в стопку новые работы, то догадается о нашем маленьком ночном приключении. А если и догадается – не станет же бегать по всему Скайдену и искать нас. Скорее уж, показательно испепелит уже в понедельник, прямо на уроке, чтобы другим неповадно было…

Каким образом все вдруг решили, что под понятие «на дно» больше всего подходит моя крошечная комната, я тоже не понял, но был только рад проваляться все выходные, не выходя на улицу. Так, один за другим, мы вновь собрались все вместе и, не сговариваясь, повытаскивали учебники.

- Можно подумать, мы только и делаем, что учимся, - ворчал я, утомленный попытками распихать по углам рабочего стола стопки книг, чтобы освободить друзьям немного пространства.

- А это что? – Эдди открыла и принялась листать черный томик, привлеченная ворохом торчащих из него закладок и записок.

- Да так, свеженький художественный роман, - ответил я. – Про шестерых студентов, попавших под обаяние одного эксцентричного преподавателя…

- Да? Знакомая ситуация, - хмыкнула девушка. – Хоть Штейна и не назвать обаятельным. Скорее – анти-обаятельным… И чем все закончилось?

- Ну, они убили случайного прохожего, потом одного из своей компании, а потом сошли с ума и один из них вышиб себе мозги.

- Превосходно, - подвела итог Эдди, захлопывая книгу. – Если кто-то начнет сходить с ума, пожалуйста, дайте знать заранее.

- Ты нарушаешь очередность, - напомнила пунктуальная Оливия, не поднимая головы от учебника. – Сперва нам придется совершить убийство.

- Ну, это проще простого. У меня есть парочка претендентов. И я даже не имею в виду одного всем нам известного некроманта…

Так, листая учебники, болтая о всякой всячине и попивая чай (как приличному хозяину, мне пришлось выложить все свои припрятанные на случай ночного жора запасы печенья и бисквитов), мы доболтались до того, что за окном начали сгущаться сумерки.

- Ну вот, опять стемнело, - вздохнула Оливия. – Надо будет хоть один раз нормально прогуляться по городу. А то мы с момента переезда Скайден толком и не видели…

- Прогуляться? Ты с ума сошла, - я недоуменно воззрился на нее. – Ты видела, что за окном творится?

- Можем прокатиться, - подал идею Сиги. – На машине, то есть.

Он единственный из нас был гордым обладателем не только водительского удостоверения, но и самого автомобиля – крошечного, доживающего свой век «жука» некогда светло-бирюзового цвета, ныне же просто серого.

Непоседливая Эдди тут же подхватила эту идею.

- Отлично, выдвигаемся на экскурсию! – воскликнула она, с удовольствием захлопывая учебник.

Моих возражений никто не услышал. Впрочем, уже сидя на переднем сидении (как самый легкоукачиваемый пассажир, я сразу же выторговал себе это место грубыми угрозами «сами потом салон отмывать будете»), я думал о том, что правда как-то неправильно – приехать в новый город и совсем не уделить ему времени. Тем более что из Эдди получился неплохой экскурсовод.

- Вот это, - вещала она, стараясь перекричать утробные урчания и всхлипы «жука», - главная городская площадь. Здесь проходят всякие уличные маскарады и прочие гуляния, она так и называется, Маскарадная. Вон, ратушу уже начали украшать к Полýночи.

«Полуночью», или Песнью Полуночи тут называли местный праздник в последний день октября, который был даже важнее, чем Новый Год. Считалось, что в этот день истончается завеса между миром живых и духов. Днем происходят всякие поминальные обряды, восхваления предков, посещения кладбищ и семейных склепов. А ночью все выходят на улицы, наряженные в причудливые маски, чтобы петь, танцевать и полюбоваться праздничной похоронной процессией, сопровождаемой Призрачным Оркестром. И не думайте, что все это только для красоты – это действительно самые настоящие похороны, и за возможность раз в год быть погребенным вот так вот с помпой в праздник Полуночи самые знатные и богатые аристократы начинают грызться между собой задолго до предполагаемой даты смерти. Как хранятся тела тех, кто помер раньше времени (в июле, например) или вынужден подождать годик-другой своей очереди, я даже знать не хотел. Жрецам Смерти, думаю, виднее.

- А правда, что Шествие Мертвых возглавляет Первый Некромант? – спросила Оливия. Эдди хмыкнула.

- Конечно, наш Виктор Штейн собственной персоной!

- А прошлогоднее Шествие ты видела?

- Спрашиваешь! Я не пропускаю ни одного с тех пор, как мне исполнилось шесть лет! Но вам рассказывать ничего не буду, чтобы не испортить впечатление. Сами увидите.

Автомобиль, хрюкнув, свернул налево на узкую улочку. Несколько минут мы пробирались среди людского потока, и, еще через пару поворотов, выехали на набережную. Тут не сдержал восхищенного вздоха даже я. Что поделать, я всегда питал слабость к масштабным полотнам.

Набережная, вымощенная гранитом, шла плавным полукругом вдоль обрыва. Вот твердая земля и каменная плитка, а стоило только сделать шаг за мраморный парапет – и перед глазами разверзалась морская бездна, щерившаяся серыми скалами. Волны, подгоняемые кусливыми ветрами, набрасывались на стены набережной, плевались пеной и солеными брызгами. Даже сидя в теплом салоне я невольно поежился и плотнее укутался в шарф. Зрелище пробирало даже издалека, не говоря уж о бескрайних просторах Серого Моря, уходивших до самого горизонта, где, уже наполовину спрятавшись, садилось закатное солнце, разбрасывая по воде медные всполохи.

Глава 5

Подумать об этом завтра я не успел. Едва открыв глаза – и обнаружив, что всю ночь так и проспал, не раздеваясь – я услышал, как в мою дверь кто-то настойчиво барабанит и вопит на весь коридор.

- Сильва! Сильва, ты там? Это Абрахам!

Я застонал. Только его мне еще и не хватало.

Абрахам ван Розевельт был самым надоедливым, легкомысленным и бездарным студентом последнего курса на факультете – чего?.. правильно, некромантии, конечно же! Учился он как попало, частенько прогуливая уроки, так что быстро стал одним из моих постоянных клиентов. Полнейший балбес… Впрочем, не могу его за это винить – когда у тебя семь (вы представляете, семь!) старших братьев и сестер, не удивительно, что родители полностью забывают о твоем воспитании и существовании в принципе. Вспомнили только сейчас – когда у дитятки на горизонте замаячил диплом…

С первого дня знакомства с ним я уже недоумевал, каким образом он протянул четыре курса и так и не был отчислен. Узнав поближе характер и требовательность профессора Штейна, я продолжил недоумевать лишь сильнее. Денежки у его семьи водились (это была единственная причина, по которой я продолжал с ним общаться), но вряд ли дело было в подкупе. Родственных связей ни со Штейном, ни с директором Амброузом у него, вроде бы, не было. Короче, очередная студенческая аномалия, с существованием которой мне оставалось только смириться.

И вот теперь эта аномалия стояла на пороге моей спальни и размахивала руками.

- Сильва, это кошмар какой-то! Ты обязан, просто обязан мне помочь!

- Ну, во-первых, я никому и ничего не обязан. Во-вторых, может быть ты наконец войдешь и спокойно все расскажешь?

Ох, лучше бы не рассказывал. Конечно, дело было в полугодовом проекте по «Теории сложений заклинаний», про который он случайно «забыл». А сдать черновой вариант надо было… уже завтра.

- Ты что-то напутал. Я не маг. Тут я тебе не помогу.

- Ну пожалуйста, - он заломил руки. – Ты моя последняя надежда!

- Последняя твоя надежда – выйти в окно. Кому проект сдаешь?

- Ламбертсон.

- Ага, - я прикрыл глаза. – А тему какую выбрал?

- Никакую. То есть, я думал, что ты…

Он умолк, совершенно сконфуженный.

- Ага.

Первой моей мыслью было – вышвырнуть его в коридор и забыть об этом. Второй – тоже. Третьей…

- Черновик, значит, - я вздохнул. – За один день. Значит, пойдет по тройной расценке.

Он с готовностью закивал, хоть цена, которую я ему задвинул, должна была быть немаленькой даже для него. Видимо, совсем парня припекло.

- К вечеру принесешь. Наличными. Никаких банковских расписок!

Абрахам продолжал кивать, как заведенный, пока я за локоток вел его обратно к двери.

- Да, да. Конечно! Я все принесу! Я все сделаю!

Я уже закрыл за ним дверь, а он все продолжал причитать, удаляясь по коридору. Надо будет потом посоветовать ему показаться целителю. У него совсем уже мозги набекрень. Меня бы это не беспокоило, если я бы не боялся, что он может проговориться о моем вкладе в его процесс обучения.

Эту Ламбертсон я знал – невысокая светловолосая женщина, молодая по сравнению с основным костяком преподавателей, с вечно недовольным выражением лица и характером не лучше, чем у нашего профессора Штейна. У того хотя бы чувство юмора присутствовало, пусть своеобразное и применял он его в основном к своим же студентам. Ламбертсон же была тверда и уныла, как свежеоштукатуренная стена. Если я действительно собирался накропать за вечер преддипломную работу по предмету, в котором ничего не смыслил – а я, судя по всему, так и собирался, - делать это надо аккуратно и без воображения.

Уже через десять минут, наспех умытый и одетый в чистое, я стоял перед дверью Роса. Как я и надеялся, открыл мне Сиги.

- Эш, ты чего в такую рань пришел? – зевая, он отстранился, пропуская меня внутрь.

- А Оливия где?

- Чуть свет, уже умчалась в город. Сказала, прогуляться по магазинам хочет.

- Отлично.

Как бы ни симпатизировал я Оливии, сейчас мне было на руку ее отсутствие. Мне нужен был только ее брат.

- Сиги, есть дело. Не преступное, но опасное – с риском разозлить Крейгхофф. За это получишь…

Я назвал треть от той суммы, которую стребовал с ван Розевельта.

- Ого, - Сигизмунд сел на стул, окончательно просыпаясь. – Кого надо убить?..

Вот это я понимаю, настрой!

- Значит, слушай…

В университетскую библиотеку мы вошли порознь. По моим прикидкам, в воскресенье днем должно быть не очень много народу – но и не совсем пусто, чтобы мы не смотрелись, как бельмо на глазу. Так и вышло.

Я пришел первым, с книгами в обнимку и блаженным выражением «я маменькин сынок и любимец учителей» на лице. Постоял, вертя головой, будто выбирая, за какой стол лучше сесть и, убедившись, что Крейгхофф заметила и меня, и стопищу учебников в моих руках, выбрал самый удаленный от окна. Противоположный стол был уже занят щебечущей стайкой девушек-первокурсниц, которые, обложившись книгами, делали уроки и старались не очень громко шуршать фантиками от конфет. Наивные. Они думают, Крейгхофф еще их не заметила, в то время как она просто ждет подходящего момента, чтобы напрыгнуть на них. На конфеты и шоколад в библиотеке у нее было особое чутье.

Глава 6

В понедельник урок некромантии начался с публичной порки – то есть с оценок по домашним эссе на тему «Погребальных обрядов».

- Сильва. В следующий раз постарайтесь использовать для исследований источники с большей… научностью.

Я послушно кивнул, безупречно невинным взором глядя на профессора.

- А какую тему ты выбрал? – шепотом поинтересовалась Эдди.

- Образ погребальных ритуалов на основе литературы детективного жанра.

Эдди хрюкнула, подавившись смехом, но тут же приняла сосредоточенное выражение лица, так как следом прозвучала ее фамилия.

- Мэллоун. Ваши предложения насчет использования во время погребения алхимических соединений психоактивного характера, конечно, свежи, но, надеюсь, останутся только умозрительными.

- Конечно, сэр. Я только подумала, что это добавило бы э-ээ… красочности.

- О? - профессор с выражением вежливого удивления вздернул брови. – Да, думаю, картина одурманенных родственников, которые хихикают и пускают слюни над могилой усопшего, это, несомненно, красочное зрелище. Но давайте не будем.

- Мэтьюс.

Айвон сел еще прямее, как и всегда, когда взор обожаемого профессора устремлялся на него.

- Ваше эссе как всегда безукоризненно… - профессор выдержал паузу и равнодушно обронил, - стерильно. Вы уверены, что ваше место действительно на кафедре некромантии? Ни капли оригинальности или хотя бы интереса к предмету. С уровнем вашей вовлеченности вам нужно работать не с людьми – или тем, что после них остается. Работа камнетеса вам подошла бы куда больше.

Мэтьюс покраснел всем лицом и уткнулся взглядом в стол.

- Вот уж этого задаваку я точно не буду жалеть, - злорадно прошипела Эдди. – Так ему и надо...

Напоследок профессор сухо отметил Оливию (получившую «удовлетворительно с плюсом» за историческую справку о зарождении традиции плакальщиц), не забыл отпустить шпильку в адрес ее брата (с трудом дотянувшего до «удовлетворительно») и, с выражением вселенской скорби на лице, добавил:

- Остальные работы не стоят даже скупого комментария. Признаюсь, мало какие я стал дочитывать до конца, потому что с первых страниц понял, что не найду в них ничего, кроме… разочарования.

Он сделал паузу и окинул притихший класс задумчивым взглядом вороны, рассматривающей трепыхающегося из последних сил червя под ее лапой.

- Разочарование, - повторил он громче. – Вот что я чувствую, глядя на вас. На вас всех – да-да, де Барра, каким бы особенным вы себя не считали, вы лишь один из многих представителей вашего поколения. Молодых, беспечных идиотов, которые не представляют, что им делать со своей жизнью дальше, и даже не пытаются об этом задуматься.

Он помолчал, дав возможность классу прочувствовать сказанное, и продолжил:

- Поэтому, боюсь, зачета в этом полугодии не получит ни один из вас. Впрочем, - он вздохнул, – и встречаться на дополнительном экзамене с вами всеми я тоже не имею ни малейшего желания. Поэтому дам вам последний шанс...

Половина класса – та, что зависела либо от стипендии, либо от благосклонности родителей, уверенных, что их чадо должно непременно учиться только на «отлично» – мигом навострила уши.

- Если вы до конца недели принесете мне эссе по каждой – подчеркиваю, каждой! – теме, которую мы прошли за последние два месяца, и при условии, что эти эссе получат оценку «хорошо» и выше… Тогда, так и быть, от экзамена вы можете быть свободны.

Тишина в классе наэлектризовалась и загудела – возбужденно начали перешептываться те ученики, кто еще не понял, что предложенный им выход выходом вовсе не являлся. Те же, кто сразу осознал объемы предстоящей работы, с окаменевшим лицом смотрели на профессора.

Профессор Штейн молчал и невинно улыбался.

Пауза затягивалась. «Ну кто-то же должен сказать», - думал я, осторожно оглядываясь на студентов своей группы. Но все упорно делали вид, что их парты вдруг стали самым интересным явлением мирозданья, которое им только выпадало шанс увидеть. «Ладно. Вдох, выдох…». Я поднял руку.

- Да, Сильва? Вам что-то еще не понятно?

- Я просто хотел уточнить, сэр. Те, кто присоединился к вашему классу только в октябре, тоже должны сдать эссе по всем темам?

- А что, вы вдруг стали какими-то исключительными?

- Просто… Мы не знаем, что вы проходили.

- Так спросите своих сокурсников, Сильва. Или вы ждете, что я прямо сейчас устрою вам краткий пересказ всего пройденного?

- Нет, сэр. Я, эм.. спрошу, - промямлил я.

Спрошу, ага, как же. Я скосил взгляд на соседний стол, где сидела Лилиан Стоун, распустив по плечам длинные черные волосы и внимательно рассматривая стену напротив на протяжении всего урока. Отвернувшись от стены, она ответила мне взглядом «только попробуй со мной заговорить» - а может быть, я действительно услышал эти слова у себя в голове. На Айвона тоже можно было не рассчитывать, не говоря уж о де Барре с его прихвостнями. Остальных я даже по именам не знал.

Остаток урока прошел в попытках худо-бедно законспектировать быструю вводную речь профессора, посвященную следующей теме – магическим сигилам.

Загрузка...