Кузнечик

Глава 1. Прибытие

Машина тряслась от каждой ямки и ухаба на дороге, хотя дорогой назвать это было невероятно трудно. Старенький, серого цвета и местами покрытый ржавчиной УАЗ, именуемый в народе «буханка», качался из стороны в сторону, заставляя людей внутри раскачиваться или подпрыгивать следом за автомобилем. Съехав с асфальтированной трассы на проселочную дорогу полтора часа назад, у каждого из пяти сидевших в машине мужчин возникал вопрос – а не свернул ли водитель не туда, и даже сидевший за рулем невольно поддался этой мысли.

За окнами был сплошной сосновый лес, заслонявший собой все возможное пространство, но чем дальше углублялись ехавшие – тем более пугающими становились деревья и тем больше лес превращался в сплошной ельник. Изогнутые, выгибающиеся во все стороны, скрученные стволы деревьев, у некоторых из них ветви поднимались строго вертикально к небу, словно они молись чему-то незримому.
— Слушай, Саныч, я все понимаю, не зря ты в нашей бригаде главный, но мы точно туда едем? Уже битый час по этой… дороге качаемся из стороны в сторону. Я себе весь зад отбил.
— Я уверен. Езжай давай, нам так и сказали, что как свернем с трассы, то по этой дороге еще часа два двигаться, а мы только час с лишним тащимся, так что не ной и дави на педаль.

Сидевший за рулем молодой парень, только-только окончивший колледж, скривил гримасу, но озвучивать свое недовольство не стал – побоялся. Ему с этими мужиками еще непонятно сколько работать после выпуска, а сидевший рядом с ним Саныч к тому же оказался непосредственным руководителем.
— Вот молодежь пошла, конечно. Чуть что не так и бегут, поджав хвост. Не стыдно, Сашка?
— Не подтрунивай, Василь Иваныч, сам знаешь, у парня первая серьезная работа, а ты как сварливая грымза себя ведешь.

Сидевший на заднем месте мужчина сощурил глаза, недовольно цыкнув и отвернувшись от двух передних сидений. Поездка утомила всех, а однотипный пейзаж за окнами, который становился лишь мрачнее, не прибавлял никакого позитивного настроения.
— Ну а ты, Петрович, чего скажешь? — Василий Иванович презрительно ухмыльнулся, шлепнув тыльной стороной ладони по руке рядом сидящего мужика.
— На счет чего?
— Сам знаешь, не прикидывайся. Конечно же я спрашиваю о дороге и этом молодом…
— И что ты услышать хочешь? Мне-то какое дело, если мы свернули не туда? Значит работать не придется, а от молодого отстань, ему и без твоих придирок в этой жизни достанется. Сам-то когда первый раз пришел пахать, каким был? Явно же не мастером на все руки.
— Ишь какие все… гуманисты. — Василий ядовито выдавил из себя последнее слово, насупившись и натянув каску на глаза, делая жест отказа от дальнейшего общения.

Петрович, хмыкнув и пожав плечами, мысленно отмахнулся от коллеги, назвав того в голове не самым приятным словом. Чего он невзлюбил паренька за рулем? Ну да, у нынешних работников другой характер и склад ума, мыслят иначе, но работу делают. Не все, конечно, и не всегда хорошо, но Сашка-то старается. С другой стороны, Иванычу вообще никто не нравился. Когда к ним в бригаду поставили новенького по имени Алдияр, Василий месяц не мог успокоиться, все ходил, жаловался непонятно на что и плевался во все стороны, когда кто-то задавал ему вопросы про нового человека в бригаде. Лишь кумовство и лизоблюдство позволяло такому работничку продолжать сидеть на своем месте и получать деньги. По крайней мере так считал Петрович из того, что успел пронаблюдать за долгие двадцать лет совместной работы. Сан-Саныч, например, был типичным примером начальства, которое продвигали в Союзе – где надо пожурит, где надо похвалит. Все у него четко и строго. Самый настоящий «механизьм», а не человек, пока дело не дойдет до какой-то экстренной ситуации. Тогда этот самый механизм может начать нервничать и троить. Алдияр же был непознанным членом бригады для Петровича. Говорил мало, свободное время проводил сам с собой, а еще был невероятно набожным, за что пару раз получал выговор от Саныча и дело дошло до серьезного конфликта, который каким-то невероятным образом смогли уладить только на самом верху и неясно каким образом. В общем, коллектив был чересчур разношерстным и не шибко сплоченным, но за неимением других спецов в области их работы и на безрыбье рак – рыба.
— Значит так, повторю еще раз для самых маленьких, что мы тут забыли. Где-то здесь в лесу стоит деревенька, которая очень важна кое-каким людям, но у них случилась оказия: что-то с проводами на вышках электропередач, ничего не работает. Не достучаться до этой деревни, короче, следовательно, и из деревни ничего отправить не могут. Мы смотрим, чиним и едем домой. На этом все.
— Что ж это за место такое в глухомани, да еще важные шишки нас сюда посылают? — Петрович нахмурился, развернувшись в сторону Саныча, пока тот был повернут к ним лицом.
— Да хрен его знает. Может база какая-то военная там стоит, может какой-нибудь заповедник для богатых… в которых живность краснокнижную стреляют время от времени. Ты документы подписывал?
— О неразглашении?
— Об этом самом.
— Как и все здесь.
— Ну, а чего ты мне тогда по мозгам ездишь? У жены научился, что ли? Я, как и ты, ничего не знаю, а догадки строить оставь офисным рабам у нас в конторах. Наше дело быть рабами на воздухе.
— Приехали… — вклинился Сашка в разговор двух бывалых работников.

Сан-Саныч поднял бровь, повернувшись к водителю с немым вопросом на лице, ведь снаружи был все тот же лес и никаких домов деревенских не маячило. Кривой, вздымающийся куда-то ввысь и закрывающий небо, от чего становилось не по себе, чуждый лес. Однако ответ предстал перед руководителем сам собой: дорога была завалена искаженными рухнувшими соснами и елями. Корни, ветви с иглами, листья от сосен, все было в одной массе. Покачивалось, шелестело, иногда хрустело, будто какой-то живой организм или туша невиданного чудовища. Казалось, что вся эта груда искривленных стволов очень медленно вдыхала и испускала хриплые стоны.
— Мать твою… И правда приехали. С концами.
— Чего там такое? — Оживившийся Иваныч высунул лицо вперед между сидений Саныча и Сашки, присвистнув. — Ты куда нас завез, Сусанин? Мы так-то русские люди, нас в такие дебри заводить не надо было.
— Ну ка угомонись! Я сказал, правильно мы ехали! Никто ж не знал, что тут такая напасть случится… Где она тут у меня, сейчас-сейчас… Зараза, не могу найти. — Саныч заерзал на месте, хлопая себя по карман спецодежды.
— Потому что она у меня. — Петрович выудил из внутреннего кармана сложенный дважды лист бумаги, догадавшись что именно ищет коллега и передал его начальнику.
— И то верно, совсем забыл. Будешь следующим главнокомандующим в нашем бравом батальоне, когда я на пенсию выйду.

Сан-Саныч развернул лист, открывая распечатку черно-белой карты и начав искать глазами нужные линии.
— А чего это у нас офисники жадные такие? Краску закрысили, что ли? — Иваныч влез еще сильнее между сидений, вперив взгляд в бумагу и начав тыкать пальцем в какую-то точку, ведя вдоль нее и надеясь утереть нос начальству, доказав, что никакого пути вглубь лесов тут быть не может. — Вот! Вот она, трасса по которой мы ехали. Вот мы ехали, ехали, и тут свернули… И правда дорога показана.
— Потому что мне эту распечатку не наши выдали, а напрямую заказчик. Она у нас тут особенная. — Саныч проследил глазами за пальцем коллеги, хмыкнув. — Судя по времени, сколько мы в пути были и масштабу карты, то чуть-чуть не доковыляли. Ладно, как будто делать-то нечего больше. Собирайся, мужики! Инструменты в руки и свои дамские сумочки складывайте, всякую тяжелую дребедень оставляйте в машине. Тут идти километр, может чуть меньше, если что – вернемся и заберем нужное, навряд ли люди ошиваются рядом, кроме тех самых деревенских, так что за колесницу нашу не переживайте. Усе, на выход, дальше на своих двоих пробиваться будем.

Еле различимая дорога уходила в глубь леса, казавшейся бездонной и всепожирающей червоточиной в которую можно войти, а вот выйти из неё – вопрос. Первые ряды деревьев были похожи на древнюю арку, разделяющую человека и то, что он встретит, пройдя через нее. Стволы сосен изгибались, словно пытаясь прикоснуться своими кронами с корнями, сцепив их в кольцо. Ветви одних деревьев сливались с ветвями других, образуя странную «живую древесную» архитектуру. Выдохнув, Саныч поправил ремень сумки на плече и зашагал вперед, поведя за собой бригаду.

Стволы скрипели, ветви и кроны мерно покачивались, вторя ветру. Кусты по бокам от дороги изредка разряжались шелестом и из них вылетало несколько птиц, взмывая куда-то вверх, теряясь в хитросплетениях ветвей, испуганные незваными гостями, столь редкими для этих мест. Несколько раз Петрович отмечал белок, прыгающих с ствола одного дерева на ствол другого и исчезающих в еловых иголках.

Чем глубже заходили люди в лес, тем темнее становилось, звуки приглушались и вскоре не осталось ничего вокруг, кроме еле слышного треска старых стволов и шуршания в кустах где-то позади, но никак не впереди, как будто вся бригада прошла границу, после которой был совершенно иной лес, куда боле мрачный, тихий и негостеприимный.
— Саныч, как-то тихо тут больно. Мы хотя бы по дороге еще идем? А то я себе под ноги гляжу, и ничего не вижу кроме травы и палок, а до этого хоть какое-то подобие нее было. — раздался робкий голос где-то позади.
— Слушай, Алдияр, я все понимаю, ты по таким местам нехож, как и все мы, конечно, но раз ты видел какую-то другую дорогу – поделись с нами, что ли. А то я на карте только эту видал! Етить твою!..

Запнувшись обо что-то торчащее под ногами, Саныч согнулся лицом к земле и, стараясь удержать равновесие, побежал вперед, но все же распластался по дороге, как птица крыльями взмахнув руками перед самым падением. Подбежавшие к нему Петрович и Сашка взяли его под руки, помогая встать. Ругаясь самыми бранными словами, Саныч поднялся на ноги, отряхивая одежду от грязи с листвой, и поворачиваясь назад, сверля взглядом землю, но дойдя до места своей запинки, проглотил все слова, которые приготовил.

Из-под земли выглядывал вовсе не корень или какой-то камень, как он решил изначально. Присыпанная ветвями и еловыми иглами там торчала самая настоящая кость. Пожелтевшая, с несколькими трещинами, она казалась частью какого-то паребрика на дорогах Петербурга, и находилась также сбоку от дороги. Медленно сглотнув, Саныч подошёл ближе, разглядывая находку.
— Черте что тут твориться, конечно. — Сан-Саныч нервно почесал подбородок, но собравшись с духом, цыкнул. — Животина какая-то поди. Мало ли чего в лесу случится может. Да и слой земли такой, давно подохла поди.
— Тут же люди рядом. — Иваныч стоял с другой стороны кости, брезгливо разглядывая находку. — С чего бы ради этому быть тут?
— Иваныч, не трави мне душу, ради бога, а? То, что тут селение рядом вообще ни о чем не говорит. Может, волки бродят время от времени или медведь какой. Я те что, знаток леса? Или хочешь сказать, человек тут лежит?
— Может и человек, а может и животное. Нам бы вернуться к машине и доложить.
— Кому? Тебе напомнить, кто нам сюда вообще дал зеленый свет? Хочешь доброму Дяде Степе позвонить и сказать, что у нас тут возможный труп? Есть у меня некое подозрение, что раз уж сюда наведываются такие люди, то они в курсе, что у них на дороге лежит? И раз уж даже они ничего не сделали, то нам бы подавно на это внимание не обращать?

Иваныч презрительно сузил глаза, фыркнул и поправил каску на голове. Не нравилась ему такая настойчивость Саныча на том, чтобы они шли дальше. Что-то все это подозрительно и как-то неправильно, даже по меркам самого Василия.
— Так, друг мой смуглый, дай ка мне газовый ключик, покопаемся немного в земле, посмотрим, что нам тут откроется. — Иваныч вытянул руку себе за спину, жестом показывая Алдияру передать тому инструмент, как будто рабочий был его личным помощником, но ладонь как была пустой, так ею и осталась. — Да твою ж налево. Алдияр! Издеваешься что ли?!

Повернувшись на месте на сто восемьдесят градусов, Иваныч застыл на месте не в силах пошевелиться. В темноте чащи были отчетливо видны несколько желтых кругов, которые медленно покачивались из стороны в сторону, временами пропадая и появляясь вновь. Все звуки вокруг как будто перестали существовать и мужчины, как бы не храбрились перед торчащей из земли костью, теперь не могли даже двинуться от пригвоздившего их к месту страха. Желтые огни не приближались, но и не исчезали насовсем. Они следили. Всегда. Если какая-то часть из них пропадала на несколько секунд, то остальные переставали двигаться, находясь на одном месте, пока вновь не появятся их собратья. Но не сам цвет огней, не их форма пугала людей, их пугало чувство, которое впилось в них своими острыми когтями – за ними следят – это точно и делают это с какой-то злобной, нечеловеческой настойчивостью.

Где-то позади раздался оглушительный треск, и он раздался возле той самой «невидимой границы» которую группа электромонтажников пересекла, а затем последовал грохот рухнувшего дерева, шелест и гомон перепуганных птиц. Огни в чаще пропали, а с ними прекратилось давящее чувство слежки.
— Так, быстро, идем дальше. — Саныч вытер холодный пот со лба, стараясь дышать медленно и ровно.
— Почему не назад к машине? — Петрович как раз стоял ближе всех к обратному пути, и если они развернуться, то ему пришлось бы стать головой этого «гуська» из людей.
— Потому что, судя по карте, которую мне выдали, деревенька ближе, чем наша машина, да и, честно говоря, мне не шибко хочется возвращаться обратно. Ты видел эти глазища в чаще? Еще и деревья там падают, вдруг медведь.
— Мне кажется, Петрович прав, Сан-Саныч. Нам бы вернуться и хрен с ним, со всем этим заданием. Вы уж как хотите думайте, но тут точно дело – дрянь. — Алдияр нервно сжимал рукав униформы, смотря пугливым взглядом то на старшего, то на чащу. — Плохо тут, Сан-Саныч, очень плохо!
— Опять ты за свое вот это вот все? Черти мерещатся?
— Саныч, да хрен с ними, с барабашками Алдияра, но ты ж не будешь отрицать, что за нами зверье следило? Это ж точно волки были, да ты и сам их глазища видел, мать твою! Поворачивай давай назад! — терпение Петровича вкупе с страхом не вернуться к жене и детям живым начало давить на него. — Я тут подыхать не хочу, знаешь ли и перспектива быть загрызенным меня вообще не устраивает, так что собери свои мозги вместе с яйцами в кулак и разворачиваемся домой, это явно лучше, чем если тебя найдут по кускам меж этих елок. Если вообще найдут.

Саныч нервно кусал ноготь на большом пальце. С одной стороны работяги правы: подыхать тут дело дрянное, зверье какое-то дикое под боком крутиться и место все это в целом – неприятное и даже какое-то злое. С другой стороны, контракт нужно выполнить любой ценой, ему так и передали в свое время, и дело тут даже не в крупной сумме, которую они получат за это дельце (хотя, конечно, звонкая монета в кошельке придает мотивации), а то, что с ними за провал церемониться не будут и непонятно чего сделают. Как ни крути, а они все сейчас стоят перед дилеммой о двух стульях и на какой сесть Сан-Саныч в такой ситуации решить не мог.
— Голосуем. Кто за то, чтобы вернуться? — где-то поодаль раздался хруст ветвей, а за ним шелест и тут же все стихло. Саныч сильно сжал зубы, откусывая часть ногтя и сплевывая его себе под ноги.

Алдияр и Петрович сразу вскинули руки. Иваныч мешкал, что-то про себя обдумывал и в итоге остался на стороне Саныча. То ли из-за жадности, то ли уже из-за страха того, что их может ждать по дороге обратно. Ему претило возвращаться снова в эту чащу, где водятся хищники, а вот если они осилят добраться до деревенских, то смогут науськать их проводить обратно до машины. После выполнения работы, конечно же, за которую хорошенечко так заплатят.
— Сашка, что скажешь? Твой голос решающий. — Петрович опустил руку, нервно сглотнув. Пока что у них получилось ровно два на два и молодой человек решал сейчас не только свою судьбу, но и всех своих коллег. Захрустело ближе, всего в десятке метров от людей и как будто чье-то тело прошлось меж стволами деревьев, заставляя те натужно заскрежетать.
— Я… Я думаю, что… — хруст. — Господи, пошли вперед!

Сашка быстрыми шагами пронесся мимо Петровича, тихо бросив тому «извините» и, смотря только себе под ноги, зашагал дальше. Поправив свой рюкзак с инструментами, Петрович пошел замыкающим, смотря в спину Алдияра, которого начало слегка потряхивать от нервов – они все же электромонтажники, а не ходоки по лесам.
Шагая последним, Петрович всем своим нутром чуял, как его спину сверлят взглядом и мурашки бежали каждый раз, когда это чувство становилось сильнее.

Он не стал оборачиваться.