Ладожская академия. Проклятие крови

Пролог

1 июня 1831 года по Арагонскому календарю

Красивый мужчина с черными волосами и бледной кожей внимательно разглядывал стоявшего перед ним помощника, который нервно переминался с ноги на ногу, и беспощадно мял в руке записку.

– Я подвел вас, и готов понести наказание, – выпалил спустя несколько минут.

Черноволосый вздохнул, и улыбнулся, отчего худое лицо стало похожим на череп.

– Я не разбрасываюсь ценными союзниками! – произнес он вкрадчиво.

– Клянусь, я все исправлю! Я найду его хоть из-под земли…

– Не стоит, – скучающе перебил мужчина. – Пусть это сделает она.

Помощник поморщился.

– Мадмуазель Ганьон принесла нам много неприятностей в Исети, из-за нее мы потеряли свою армию и позиции в губернии!

Даааа... тут не поспоришь! Маленькая парижанка оказалась большой занозой, но Волхв не испытывал злости, наоборот, ему было интересно поиграть с этой волшебницей.

– Ты несправедлив. Вина полностью лежит на Маре, но наш проигрыш там может обернуться победой здесь. Пусть эти глупцы упиваются триумфом: они и не поймут, когда мы нанесем сокрушительный удар.

– Думаете, она найдет то, что не смогли мы?

– В это верит наш старый «друг» Лис, раз отправил ее в Ладогу. Посмотрим, чем все закончится. Если она преуспеет – мы просто отберем результат, если проиграет – я буду любоваться видом сломленного противника. Тем более такого очаровательного, как Соланж Ганьон!

Оставшись наедине с собственным отражением в зеркале, Волхв долго смотрел в свои налитые мертвенной синевой глаза. Отведя взгляд, мужчина достал медальон, проводя пальцем по мутному изображению.

– Я иду к тебе, – прошептал на грани слышимости. – Я найду тебя, обещаю.

_____

Эту книгу я посвящаю моей прекрасной племяннице Эмме, чье рождение стало для меня источником радости и вдохновением для написания первой части истории. Моя маленькая Соланж Ганьон, ты еще даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, и сколько читателей присоединилось к нашему приключению, на которое вдохновила меня ты и твой дурацкий плюшевый утенок, ставший весельчаком Гастоном!

Глава первая, рассказывающая о сплетнях во спасение империи

20 июня 1831 года по Арагонскому календарю

Прекрасная погода (столь редкая в столице гостья) вынудила жителей Санкт-Петербурга отправиться в Екатерингоф – великолепно обустроенный парк на Лифляндской улице. Утонченные дамы и напомаженные господа фланировали по дорожкам, обсуждая политику, моду, искусство и новости. Одна молодая вдова беседовала со своей сестрой, обсуждая старую подругу, которой пришлось покинуть квартиру в приличном доходном доме, и переселиться в район победнее. Ее пятилетняя дочь тем временем приметила лохматого рыжего пса, и с интересом подбежала к животному.

– Какой красивый! – воскликнула девочка, запуская ладошку в собачью шерсть. – И мягкий!

Пес повернул к ней хитрющую морду, и от животного раздался голос:

– Благодарю, мадмуазель!

Малышка вскрикнула, а ее мать побледнела.

– Так это же фамильяр! Мари, немедленно сюда! Простите мою дочь, она не хотела оскорбить вас! – вдова обратилась к высокой девушке в дорогом наряде. – Мы с уважением относимся к людям, наделенным силой!

Фамильяр издал лающий смешок, и тоже скосил глаз на хозяйку.

– Ну хоть кто-то меня приласкал, а то одни упреки да приказы: «Гастон, не сиди на моем платье! Гастон, не суй нос в мою переписку! Гастон, не лакай воду из фонтана!» Не жизнь, а тюрьма с тобой, Соланж!

– Ворчун плешивый! – вздохнула элегантная красавица. – Стоило спасти меня один-два раза, так на голову сел, и свесил ножки! Лапы! Все четыре!

На секунду пес опешил, после чего разразился бранью, рассказывая, как его денег лишили, по степям гоняли, заковали в цепях, пытались похитить и творили прочие ужасные вещи, пока его хозяйка и в ус не дула. Вдова с сестрой раскрыли рты, не понимая, что происходит, но потом женщина вспомнила, что уже слышала их имена.

– Гастон... Соланж... Мадмуазель Ганьон! Красный Боже! Вы же та самая парижанка, которая сражалась с темными магами за Исетскую Академию в Оренбургской губернии! Героиня, отмеченная в выступлении самим императором! Это такая честь, познакомиться с вами лично!

«Поздравляю, Ланж, вот как мы по приказу куратора не высовываемся из тени! – насмешливо сказал фамильяр по их мысленной связи. – Первый день в столице, и уже рассекретили себя! Шпионы!»

«Ну... приступим к спасению репутации империи чуть раньше, инструкции все равно давно изучены! – неуверенно отозвалась девушка. – Не можем ведь мы сбежать, крича, что не знаем никаких мадмуазелей Ганьон!»

«Вечно у нас все не как у людей!»

«Ну так мы и не люди: я – волшебница, ты – фамильяр, еще и такой...»

Пока они мысленно препирались, вокруг собралась толпа. Дамы, услышавшие громкое имя, праздные юноши, почтенные старики – все хотели увидеть знаменитую преподавательницу из Франции. На родине ее обвиняли в убийстве, красные церковники пытались сжить ее со свету, даже лично приезжали в Исеть на расправу, но в итоге эта девушка встала плечом к плечу с оренбургскими магами, чтобы остановить нападение темных адептов.

Правда, они не знали, что на самом деле Академию атаковали мертвецы, и едва не победили из-за халатности тайной канцелярии. Этот секрет власти скрывали столь тщательно, что Соланж получила огромные деньги в качестве компенсации, собственную усадебку, выплаты для фамильяра и работу на Министерство внутренних дел Российской империи. Отныне ей предстояло инспектировать академии по всей державе, выявляя потусторонние угрозы, но для остальных непосвященных людей парижанку просто перевели преподавать в другую академию. Дали повышение.

– Это так неожиданно, увидеть вас здесь! – с трепетом произнесла юная девушка.

– Наверное, вас собирается наградить лично император? – пропыхтел дородный мужчина в новомодном костюме.

Ланж Ганьон терпеливо улыбнулась, и с мелодичным акцентом заверила, что не нуждается в иных наградах, кроме безопасности и благополучии жителей империи. По рядам разнеслось восторженное «ах!», а фамильяр меланхолично вспомнил деньги, которые еще не успел положить в банк под высокие проценты.

– Когда мы защищали Академию, думали лишь о безопасности честных граждан, – добавила Соланж. – А в столицу я приехала по другому поводу: меня пригласили преподавать в Ладожской академии!

Всеобщее ликование трудно было передать словами, но вот первые восторги немного утихли, и случилось то, чего в тайной канцелярии больше всего боялась: люди стали задавать вопросы.

– Как вы справились с темными адептами? – нежная барышня округлила глаза. – Эти злодеи не гнушаются использовать опасные темные заклинания, какие честному человеку и не снились!

Парижанка вспомнила, как мертвецы карабкались вверх по горе, а она с защитниками обстреливала их теми самыми темными заклинаньями, которые «честному человеку и не снились». Ком подкатил к горлу от отвращения, но Соланж великолепно владела собой, и ответила четко выверенной улыбкой.

– Для того и нужно изучать защиту от темной магии, чтобы знать ее азы и способы ей противостоять. Было трудно, не стану скрывать, но защитники Исети – истинные патриоты, они не дрогнули под натиском адептов!

Вообще-то мертвецы прорвались внутрь крепости, пленили Ланж, ранили детей, убили бойцов губернатора Сухтелена, но все должно было остаться в тайне. «Зачем выносить сор из избы?» – чинуша дрожащим голосом уговаривал девушку принять компенсацию, и держать рот на замке. Второй раз связываться с могущественными людьми Ланж не решилась, тем более могли пострадать интересы учеников Исетской Академии, поэтому пришлось лгать во спасение, усмиряя совесть новым благородным заданием в Ладоге.

Глава вторая, рассказывающая о бунтовщиках и холере

4 июля 1831 года по Арагонскому календарю

Словарный запас Соланж ежедневно пополнялся новыми перлами народной мудрости. Например, за последнее время она убедилась, что «беда не приходит одна», поняла, что попала «из огня да в полымя», и решила, что «делу время, потехе час».

– Гастон, нам нужно срочно уехать в Ладогу!

– Давно пора! – ворчал сердито пес, глядя на зачумленную улицу.

В столице свирепствовала холера, пришедшая из Индии, и забрала уже немало людских жизней. Запуганный народ не поверил в пандемию, а принялся обвинять абстрактных злодеев, отравлявших воду и продукты: началась охота на «предателей», пострадали лекари и рядовые граждане. Из лавок и домов вытаскивали якобы отравителей, и вершили над ними самосуд. Как эти бедняги попадали в поле зрения озверевших от страха петербуржцев? У каждого находились недоброжелатели, так что первые дни июля превратились в театр безумия*.

– Там будет поспокойней, да и с коллегами пора налаживать общение! – убеждала себя парижанка.

– Мы не для того отбивались от мертвяков, чтобы погибнуть от рук холерных диссидентов! – прямолинейно заявил Гастон. – Не вини себя, что хочешь оказаться в безопасности, это естественно для человека.

– Какой ты у меня мудрый! – умились девушка, перекладывая моральный аспект на совесть своего бессовестного фамильяра. – Ночи дожидаться не станем: люди с большим подозрением относятся к ночным передвижениям, считают, в темное время суток отравители и выходят на это черное дело.

Лохматый пес презрительно покачал хвостом.

– То есть в завезенную из Индии болячку они не верят, а в умышленное отравление – так пожалуйста! А какой смысл убивать своих же поданных, плательщиков податей, источник пополнения казны, воинов в конце концов! Империи одни убытки от проклятой холеры.

– Страх, Гастон, ослепляет. Тем более тех, кто не получил образование.

Они снова с теплотой вспомнили графа Сухтелена, который активно боролся с безграмотностью населения.

– Однажды это изменится! – с жаром воскликнула девушка. – Не знаю, сколько понадобится лет, но я буду использовать каждый шанс, что защищать право на доступ к бесплатному образованию!

Не успел Гастон ответить, как в дверь с силой забарабанили, а через секунду она вылетела из петель. Соланж приняла боевую стойку, но то были не маги, и даже не мертвецы, а обычные люди. В потрепанной одежде, запыленные, с красными лицами и горящими глазами – они казались стихией, дикой и беспощадной, вышедшей из-под контроля.

– Как вы смеете врываться сюда! – строго сказала парижанка.

– Никто не станет отсиживаться по углам! – грубо ответил усатый мужчина. – Хватит слушать враки, нет никакой холеры! Нам врут безбожно, но мы покажем, что раскусили подлый замысел, и заставим снять карантинные ограничения!

– Да, вперед на площадь! – вскричали женщины.

– Все вместе, единым фронтом! – поддержали их мужчины.

– Не бойся, голубушка, вместе мы – сила! – воодушевленно рявкнул усач, и толпа практически вынесла Соланж из квартиры.

«Не применяй магию, иначе они испугаются, и припишут тебя к отравителям! – наставлял ее Гастон. – Следуй за толпой, а там уж сбежим!»

Ганьон покорилась судьбе, хотя ей было страшно идти по забитой улице, зная, что по всей столице лютует болезнь.

– Смотрите, вон они, наши «больные»! – дурашливо закричали в толпе.

К такому Соланж не была готова: на другом конце улицы появилась безумцы, несшие на руках больничные койки. Из толпы на эти койки забирались самые ярые противники карантина, и начинали распевать на всю округу непристойные частушки. Они кривлялись, глумились над погибшими, и убеждали, что нет на самом деле никакой холеры.

Однако это было лишь началом: окончательно Ланж взъярилась, увидев, что в этом чудовищном шествии появились нездоровые и перепуганные люди.

– Глядите! Глядите! – надрывался усач. – Мы вызволили наших горожан из больницы, где их удерживали! Посмотрите, как хорошо они выглядят, значит, нам нагло врали, и пандемия на самом деле отсутствует!

Толпа взревела, заглушая слезы несчастных больных, которые не могли сопротивляться от слабости. Именно это и стало последней каплей для Соланж: она рванула вперед, несмотря на мольбы фамильяра, намереваясь помочь жертвам бунтовщиков.

– Они больны, их нужно изолировать! Вы подвергаете риску всех горожан! Посмотрите на этих несчастных, им и без того плохо!

Голос девушки был едва слышен, и она решила применить магию. Гастон отчаянно взвыл, понимая, что после этого разъяренная толпа кинется на волшебницу, но у него самого почти не осталось дара, чтобы остановить ее.

– Чтоб тебя! – рыкнул фамильяр, и с разбегу запрыгнул ей на плечи.

Не ожидавшая такого маневра девушка едва не упала, и двинувшаяся в сторону Сенной площади толпа увела ее за собой.

– Слезь с меня! – вопила парижанка.

Гастон клыками впился ей в волосы, успешно отвлекая хозяйку от непоправимой ошибки.

Глава третья, рассказывающая о новой встрече с незнакомцем

4 июля 1831 года по Арагонскому календарю

– Нет холеры, какая там холера!

– Морят да разоряют только!

– Выгнать сейчас холеру из города!

– Слава русскому люду!

– Не потерпим издевательств!

– Отменяем хворь, нет больше ее!

– Покупателей нет, персики гниют, мои персики в чем повинны?

– Все-таки скажи народу прямо, что холеры нет!

Какие только выкрики не заполонили Сенную площадь. Адъютант генерал-губернатора Санкт-Петербурга Александр Башуцкий смотрел на горожан в полном ужасе, не зная, как далеко можно зайти в такой ситуации.

– Угомонитесь! Стыд да позор вам! – надрывался адъютант. – Вернитесь по домам, соблюдайте карантин, иначе зараза продолжит шириться!

Его попытка с треском провалилась, наоборот, вызвала больше гнева и сопротивления.

Соланж с трудом избавилась от Гастона, огляделась в поисках заболевших, но ее окружали только бунтовщики. От исходившего от них жара и запаха пота кружилась голова, перекошенные ненавистью лица пугали своей решительностью, но парижанка готова была передраться со всеми присутствовавшими, лишь бы прекратить безумие.

«Почему ты думаешь, что это твое дело?» – по мысленной связи раздался голос Гастона.

«А кто еще поможет людям?»

«Много на себя берешь! – рявкнул пес. – Оглянись, площадь окружили войска!»

Не один только фамильяр оказался наблюдательным, бунтовщики тоже обнаружили солдат лейб-гвардии Семеновского полка, но, надо отдать им должное, не струсили. В ответ на призыв прекратить бесчинства усач громогласно приказал согражданам «укрепить свою веру», и «не отступить перед предателями».

Соланж поднесла руку ко лбу, и обнаружила на пальцах кровь.

«Гастон, ты мне чуть скальп не содрал!»

«Скажи спасибо, дурища! Примени ты магию – они разорвали бы тебя на части! Сказали бы, что это маги травят простых людей!»

Тем временем кольцо вокруг бунтовщиков сужалось, и противостояние могло перерасти в настоящую бойню. Гастон искал пути отступления, пока суровые военные без лишнего трепета хватали горожан, и отправляли под арест. Часть людей оттеснили с площади, но оставшиеся смотрели с особой злобой и непокорством. «Быть беде!» – вздохнул фамильяр.

Но вдруг хор людских голосов затих, и сама атмосфера раскалилась до предела. Так как на Сенной площади осталось не особо много мятежников, Ланж пробилась вперед, и вгляделась в высокого мужчину, который одним своим видом внушил святой ужас в сердца людей. Что-то в нем было не так...

«Оренбург!» – воскликнул мысленно Гастон.

«Вечер у графа Сухтелена!» – охнула Соланж.

В тот судьбоносный вечер Соланж встретила двоих мужчин, которые предложили ей работу на Министерство, а именно – поручили инспектировать академии магии, выявляя потусторонние силы. Чтобы не привлекать внимание общественности, и не признавать, что в учебных заведениях присутствует угроза, туда решили внедрить агента-одиночку, и выбор пал на отважную парижанку, которую точно никто не заподозрит в сотрудничестве с властями.

Один из тех мужчин с фамильяром-лисой оказался представителем старинной фамилии, если Соланж верно догадалась (а ошибиться было сложно, учитывая редкость фамильяров в лисьем обличии). Личность второго незнакомца она так и не установила, что долгое время не давало ей покоя, но сегодня последняя часть головоломки встала на положенное место.

«Подумать только, Ланж, тебе сделал предложение сам император!» – ехидно прокомментировал Гастон.

«Рабочее предложение, Гаст, сугубо рабочее!» – ответила Соланж, но не смогла справиться со смятением.

Однако растерянность охватила не одну только парижанку: вся площадь смутилась при виде самодержца, но еще пыталась храбриться. Император Николай Первый обвел суровым взглядом собравшихся перед ним горожан, и вдруг его цепкие глаза выхватили знакомое лицо из общей массы. Ему хватило секунды, чтобы вспомнить мадмуазель Ганьон. Мужчина осмотрел ее потрепанную одежду, окровавленное лицо, и его черты хищно заострились.

– На колени! – рявкнул так, что толпа дружно вздрогнула, падая ниц перед своим правителем. – Русские ли вы? Зачем вы бунтуете, подобно французам или полякам? Ответственность за вас перед Богом несу я! Отворите церковь – молитесь!*

Бунтовщики, еще недавно угрожавшие перевернуть весь мир вверх дном, раскаялись, и одного из них император отважился поцеловать в лоб. Лекари побледнели, испугавшись, что Николай заразится от простолюдина. Зато петербуржцев растрогал столь благородный жест, и они повалили отмаливать грехи, как им и приказал их повелитель.

Сам Николай следил, как люди расходятся по домам, после чего подошел к застывшей в одиночестве девушке.

* В книге приведена настоящая речь императора, сумевшего остановить бунтовщиков одной фразой (вооруженных солдат в расчет не принимаем))

Глава четвертая, рассказывающая о кровавом прошлом города

4 июля 1831 года по Арагонскому календарю

– Ваше величество! – Соланж приветствовала его грациозно, словно они встретились в бальной зале, а не последи взбунтовавшейся толпы.

– Мадмуазель Ганьон, что вы здесь делаете?

Она оценила прямолинейность, и решила не ходить вокруг да около.

– В мою квартиру ворвались, и буквально вынесли на улицу.

– Вы в порядке? Они ничего вам не сделали?

– Не стоит волноваться, – девушка прикоснулась к окровавленному лбу, – это царапина.

– Вы не стали защищаться с помощью магии.

– Чтобы не провоцировать толпу. Они могли бы обвинить магов в пандемии.

Император одобрительно кивнул.

– Мудрое решение!

Гастон едва слышно фыркнул, что Соланж с улыбкой проигнорировала.

– Вам следует немедленно отбыть в Ладогу, там обстановка стабильная. Я выделю охрану, вам помогут собраться, и сопроводят.

Девушка с сожалением прокрутила в голове все, что планировала сделать, и чего не сделала, однако спорить с императором было слишком смелым поступком даже для нее.

– Вам еще выдастся возможность посетить нашу прекрасную столицу, – он безошибочно уловил ее мысли, – но сейчас главное – это безопасность.

– Вы поступили отважно, выйдя к разъяренной толпе! – неожиданно для себя воскликнула Соланж.

«Да, особенно после того, как войска арестовали основных зачинщиков!» – мысленно прокомментировал ее фамильяр.

Император лишь пожал плечами.

– Ничего необычного, я выполнял свой долг.

Они простились теплее, чем встретились, и Николай не удержался, глянув вслед необычной парижанке.

«Не зря твой друг так расхорохорился, – прозвучал в голове голос его фамильяра. – Мадмуазель – удивительная девушка!»

«Он хорохорится при виде любой дамы в возрасте до девятнадцати до пятидесяти, – усмехнулся мужчина. – Но француженка ему не по зубам!»

Тем временем Соланж с внушительной охраной вернулась к себе, собрала вещи, и отправилась в путь.

– История повторяется, – хмыкнул Гастон.

– О чем ты? – рассеянно спросила девушка.

– Почти год назад мы точно так же ехали в карете в Исетскую Академию.

– Точно! – рассмеялась девушка. – Я подожгла письмо, и ты ворчал, что тебе не нравится запах гари.

– А ты чихала так усердно, что покрыла соплями мою шерсть! – не остался в долгу пес.

Они окунулись в воспоминания, обсуждая только самые смешные моменты: первый день в Академии, перебранки, восторг и переживания. Однако память коварно воскресила менее приятные эпизоды, вроде нападения в подземелье, поединок с Дианой Окской, убийства обитателей Академии, оренбургские тюрьмы. Последним на ум пришел Герман Герцог, и Гастон решительно мотнул лохматой головой.

– Нет, Соланж, не смей себя винить в его смерти! Оборотень заигрался, сам приблизил свой конец. Он был избалованным мальчишкой из привилегированной семьи, ему дали все, но не привили понятия чести и долга.

Она отвернула покрасневшие глаза, вспоминая наглого юношу.

– Несколько лет назад, Гаст, я была еще хуже.

– Вы оба попали в плохую ситуацию, но ты выбралась из ямы, нашла в себе силы измениться, стать лучше, а он – увяз в трясине.

– У меня был ты, дружок! – Соланж притянула к себе фамильяра. – Без тебя я бы не справилась!

– Вот именно, дорогая, цени меня! – сориентировался пес, подставляя пузо для почесушек.

– Пора худеть, Гастон!

– Я только отъелся! Это благородный жирок!

Так они провели дорогу до славного города Ладоги, где им предстояло провести два летних месяца и весь учебный год. Девушка достала папку с документами, переданными ей куратором.

– Почитай мне, Ланж! – дернул лапой Гастон.

Парижанка усмехнулась, но исполнила просьбу друга:

– Город Ла́дога был основан скандинавами в восьмом веке, однако их поселение просуществовало недолго, до пришествия восточных славян. Помимо земледелия в городе активно процветали ремесла, он стал значимым центром торговли тех лет, пока его влияние не перетянул на себя Новгород. Особенно остро это почувствовалось после нападения на Ладогу в 997 году хладирского ярла Эрика, будущего правителя Норвегии. Он не только разграбил город, но и разрушил первую каменную крепость*. Ту самую, на месте которой сейчас стоит Ладожская академия магии.

– Да, история у Ладоги довольно кровавая, – вздохнул Гастон. – Так что я не удивлен наличию там потусторонних сил. Если Исеть пострадала случайно, то ладожская земля пропитана кровью и многовековой болью. Мы ввязались в опасную игру, Соланж. Надеюсь, справимся!

– Выхода нет дружок, раз впряглись – пойдем до конца!

Глава пятая, рассказывающая об антимагических настроениях

8 июля 1831 года по Арагонскому календарю

Прибыв в город, девушка поселилась в доме купца Калязина по приглашению его супруги. Охрана злилась и недоумевала, но Ланж не хотела явиться в академию с всколоченными волосами и потрепанной одеждой.

– Вы сами виноваты, не дали мне время привести себя в порядок! – ледяным тоном произнесла парижанка.

– Мы получили приказ от самого императора, и выполнили его дословно! – глава охраны, наоборот, кипел от злости.

– Поверьте, его величество не скажет вам спасибо, если героиня России, оборонявшая Исеть, явится на новое место работы, словно чучело огородное!

– Какой удар по репутации! – поддакнул Гастон, и мужчине пришлось сдаться. – Ловко мы его! – чуть позже хихикнул фамильяр, когда они зашли в свою комнату.

– Возмутительно! Мужчины, что они вообще понимают? В таком виде мне только пугалом и работать. Ну уж нет, пока не вымоюсь, и не отосплюсь – никуда не выйду, пусть хоть убивают!

И Соланж Ганьон сдержала свое слово: как бы ее ни торопили, она тщательно прихорашивалась, восстанавливалась, отдыхала, лишив покоя свою охрану, и только спустя два дня (восьмого июля) объявила о готовности явиться в Ладожскую академию.

– Благодарю за терпение! – невинным голосом прощебетала Ланж, словно не замечая багрового лица начальника охраны.

Старинный город оказался маленьким, но уютным. Ланж с восторгом осматривала невысокие строения, сочную зелень деревьев, спокойную гладь реки Ладожки. Холера сюда не добралась, всюду царила гармония.

– Чувствуешь? – спросил у нее Гастон. – На остаточном магическом уровне я ощущаю глубину истории этого места. Потрясающе!

– Жаль только, что от седой старины почти ничего не осталось! – усмехнулся начальник охраны.

– О чем это вы? – нахмурилась Соланж.

Он повернул лицо к реке, и парижанка невольно залюбовалась его мужественным профилем.

«Кхе-кхе!» – мысленно одернул ее фамильяр.

– Ну так что вы имели в виду?

– После осады города шведами в прошлом веке, Ладога потеряла свое былое значение, – с плохо замаскированной горечью ответил мужчина.

– Город неоднократно подвергался нападению, его рушили, жгли, но каждый раз он восставал из пепла.

– Все изменилось. То, что вы видите, лишь бледная тень былого величия. Вам пора в академию, там все поймете без лишних слов.

Приземистые башенки было видно издалека, и Соланж немало удивилась, ибо в мыслях представляла Ладожскую академию несколько иначе. Она выглядела скоромнее крепости в Исети, расположенной высоко над землей, с этажами, вырезанными прямо в горе,

– Почему одна башня в таком состоянии? – Гастон обратился к сопровождавшему их охраннику.

– После войны ее не восстановили.

– Так сколько лет уже прошло!

– Именно это я и имел в виду! – жестко усмехнулся мужчина. – Добро пожаловать в Ладожскую академию!

Само учебное располагалось в старинной крепости, служившей когда-то защитой от нападения многочисленных врагов по ту сторону моря. После окончания Северной войны она утратила свое стратегическое значение; ее горем с пополам восстановили, и основали там академию магии. Ближайшая академия располагалась в Пскове, поэтому магически одаренные дети губернии с радостью перевелись в Ладожку (как ее ласково прозвали в народе), чтобы быть поближе к семьям.

Министерство образования выделило средства, учителей, все, что было необходимо, чтобы не позорить репутацию империи на международном магическом уровне, но для Соланж было очевидно, что крепость стоило оставить в качестве музея, а не приспосабливать под учебное заведение.

– Столь значимое историческое сооружение стоило сохранить для потомков, а не отдавать на поругание малолетним магам! – проворчал Гастон, озвучивая ее мысли. – Они же разнесут тут все коту под хвост!

Пестрый кот (фамильяр главы охраны) раздраженно зашипел.

– Норвежцы не взяли, шведы не взяли, а маги – захватили крепость! – раздался рядом старческий голос.

У дороги прямо на траве сидел неопрятный старик, сверливший магов неприязненным взглядом.

– Осторожней со словами, – угрожающе ответил охранник. – Они отдают изменой государю-императору!

– У нас отняли богов, заставили признать единого Творца, а теперь от имени Его нами правит магическое отродье.

Не успела Ланж и охнуть, как стражники схватили мужчину, и потащили в противоположную сторону.

– Этот мир принадлежит людям, а не магам! – крикнул он напоследок.

Глава охраны повернулся к ошарашенной девушке.

– Здесь еще можно найти сторонников языческих богов. Они считают, что магия может принадлежать лишь богам, но не людям. Будьте осторожны!

* Дом, где остановилась Соланж (воображение нейросети, к настоящему дому купца Калязина не имеет никакого отношения)

Глава шестая, рассказывающая о прибытии в Ладожскую академию

8 июля 1831 года по Арагонскому календарю

На Ладожском мысу, где одноименная река впадает в великий Волхов, испокон веков стояла крепость, которая неоднократно разрушалась, но все равно восстанавливалась, и волею судьбы из нее в конце концов сделали академию магии. Пройдя по самой старой улице России – Варяжской, – Ланж Ганьон глубоко вдохнула, глянула снизу-вверх на прямоугольную Воротную башню, и сделала шаг навстречу будущему*.

Мощнейшие стены морально сдавили, девушке было страшно подумать, сколько штурмов выдержали защитники крепости, сколько крови здесь пролилось. Через минуту гости вошли во двор: он находился уровнем выше, чем земля за пределами фортеции, поэтому им пришлось подняться по скатной дороге, что вызвало восторг у Гастона, побывавшего за многовековую жизнь во многих крепостях.

Сам внутренний двор оказался небольшим, на его территории стояла белая церковь Святого Георгия, построенная в честь победы над шведами в конце двенадцатого века, а также трехэтажное деревянное сооружение – общежитие для учеников.

– Здесь должно быть холодно зимой, – хмуро заметила Соланж.

– Не переживайте, мадмуазель, – раздался глубокий голос. – Общежитие отапливается с помощью магии, никакая буря не страшна детям даже в самую суровую зиму!

Парижанка повернулась к солидному мужчине пятидесяти лет, и вежливо улыбнулась, догадавшись, кто это.

– Позвольте представиться, Александр Алексеевич Денисов, ректор Ладожской академии. А вы, разумеется, мадмуазель Ганьон, новая преподавательница по защите от темной магии! Мне писали, что вы прибудете в конце месяца, мы не ждали вас так рано, иначе встретили бы как положено!

Он галантно поцеловал руку девушки, и пристально посмотрел в глаза.

– Рада встрече, господин Денисов! Обстоятельства вынудили меня покинуть столицу, и явиться сюда раньше назначенного часа. Мне крайне неловко, что я поставила вас в затруднительное положение!

– Я слышал, что ситуация с холерой обострилась. Так что вы верно сделали, покинув Санкт-Петербург!

Денисов перевел взгляд на Гастона, и Соланж представила ему своего лохматого фамильяра. В конце ректор обратил внимание на главу охраны, и мужчина пообещал встретить мадмуазель через несколько часов.

– В этом нет необходимости, – надменно улыбнулся ректор. – Комната для мадмуазель Ганьон давно выделена, так что распорядитель доставить сюда ее вещи, и можете возвращаться в столицу.

Лицо мужчины заледенело, и Соланж пришлось вмешаться.

– Благодарю за проявленную заботу, однако было бы невежливо вот так покинуть господина Калязина, в чьем доме я гостила несколько дней. Сегодня я вернусь туда, чтобы лично проститься с радушными хозяевами, а завтра уже перееду в академию.

– Разумеется! – ответил Александр Денисов.

Ланж кивнула главе охраны, и отправилась с ректором на экскурсию по своему новому дому (по крайней мере, на ближайший год).

– Давайте вернемся в Воротную башню! – мужчина галантно подал ей руку. – Видите дверь справа от входа в крепость? Она ведет на второй этаж, в столовую. Прошу сюда, только берегите голову, дверь очень низкая!

Лесенка наверх была вырезана из камня, узкая и неудобная, но Соланж с достоинством поднялась наверх, и оглядела помещение, заставленное столами. На втором ярусе этажа стояли отдельные столики для учителей: преподавательский состав в прямом смысле возвышался над учениками, взирая на них с высоты нескольких метров.

Дальше Соланж посетила Раскатную башню, построенную когда-то для размещения там пушек. Изначально она имела четыре этажа, но последний был разрушен, и на третьем ярусе сейчас проходили занятия по боевой магии. Если заходить в башню со двора – сразу оказываешься на втором этаже. Он представляет собой не особо просторное помещение, и служит балконом над первым этажом. Ланж глянула вниз, и увидела парты для занятий.

– Первый этаж служит для уроков по защите от темной магии, вы будете работать там! – торжественно оповестил ректор. – А здесь занимаются... скажем так, не магическими науками. Должны же маги уметь писать, читать, считать, разбираться в химии, изобразительных искусствах и так далее.

Ланж переглянулась со своим фамильяром, подумав, что не магические дисциплины здесь явно не жалуются, раз им выделили столь скудное помещение. «В Исетке и то было более современно!» – подумал Гастон.

Далее их повели в Климентовскую башню, названную в честь церкви святого Климента в Земляном городе. Увы, от самого города, примыкавшего к крепости, уже ничего не осталось, частица великого прошлого была утрачена безвозвратно, но уцелела память, и, кто знает, что произойдет в будущем. Крепость неоднократно восстанавливалась, может, и Земляной город однажды решат реконструировать?

«Время сравняло его с землей!» – заметил Гаст по их мысленной связи.

«Ну, может, удастся убедить императора выделить деньги, если выпадет шанс снова с ним встретиться!» – с сомнением ответила Соланж.

Ректор Александр Алексеевич Денисов

Глава седьмая, рассказывающая о ректоре-экскурсоводе

8 июля 1831 года по Арагонскому календарю

– Климентовская башня – самая мощная из всех, здесь достаточно просторно и удобно, – продолжал выполнять функцию экскурсовода ректор. – Девятнадцатиметровая высота, много места, ученики любят здесь заниматься.

«Ну конечно, кому охота сидеть в тесных каменных мешках!» – про себя возмутилась Соланж.

– Вы не устали, мадмуазель? Нет? Отлично, давайте обойдем все этажи!

Осмотрев все вдоль и поперек, Александр вывел парижанку на стену, соединявшую Климентовскую башню с Воротной, которая в свою очередь соединялась такой же стеной со Стрелочной башней.

– Знаете ли вы, мадмуазель Ганьон, что в России вот такие стены между башнями называются пряслами?

– Впервые слышу, господин Денисов.

– Обратите внимание, какие красивые виды открываются отсюда! Стрелочная башня находится на слиянии реки Ладожки с Волховом, это особое место! Сколько боевых кораблей бороздило эти воды, сколько людей стояло здесь, на этом самом месте, ожидая свершения своей судьбы! Сейчас здесь любят обниматься парочки вечерами, с чем мы боремся, но не слишком усердно, ведь большинство магических пар образуются именно в академиях, среди себе подобных. За этими стенами у нас, увы, слишком много недоброжелателей.

Соланж вспомнила старика, кричавшего, что мир принадлежит людям, а не магам. «Интересно, насколько здесь все запущено?» – подумала девушка, на что фамильяр встревоженно мотнул головой.

– Правда, – продолжал ректор, – излишне потакать тоже не стоит: все-таки в Стрелочной башне располагается ректорат, кабинеты и общежитие для учителей. Детям нравится элемент риска – обниматься у преподавателей почти под самим носом, так что наказывать их можно в целях профилактики.

Гастон издал звук, похожий на смешок, но тут же замаскировал его под кашель. Ланж была настолько удивлена словам ректора, что не стала распекать своего фамильяра за нарушение правил приличия.

– Господин ректор, а эта башня... не маловата для своей функции?

– Ну что вы! – добродушно отмахнулся Александр. – Сами увидите!

На самом верхнем ярусе располагались апартаменты ректора, ниже – кабинеты преподавателей, а общежитие оказалось в небольшом подземелье.

– Под Стрелочной башней не было тайных ходов! – с возмущением сказала девушка, поняв, что ее данные оказались не совсем полными.

– Все верно, – самодовольно отозвался ректор, – однако нам нужно было место для преподавательского состава.

– Можно было построить отдельное помещение во дворе, как для детей.

– Территория двора не такая уж и большая, чтобы загромождать ее еще одной постройкой. Было решено уместить преподавателей в Стрелочной башне, а идею подземелья позаимствовали у хорошо знакомой вам Исетской Академии. Не переживайте, общежитие вполне безопасное, над ним работали лучшие специалисты, и это я не говорю уже о поддерживающей магии. Вы, наверное, хотите увидеть свою будущую комнату?

Парижанка безупречно кивнула, хотя перспектива поселиться под землей ее мало прельщала. После опыта в Илецком остроге девушку пугали замкнутые помещения, и, в отличие от огромной Исетской Академии, где подземелье выглядело органично и захватывающе, здесь было тесно, неуютно, что легко объяснялось попыткой расширить изначально тесное пространство.

– Добро пожаловать!

Узкий коридорчик привел их к самой дальней двери, за которой девушку поджидала маленькая, но на удивление симпатичная комната, с обоями и новой мебелью. Окон здесь, разумеется, не было, но вместо них стены украшали поразительного мастерства картины.

– Вам нравится?

– Да, благодарю, здесь очень красиво! – искренне ответила Ланж. – Не думала, что в Ладожской академии для преподавателей выделяют такие покои!

Губы ректора дернулись, но он взял себя в руки, неопределенно что-то сказал, и повел ее во внутренний двор.

– Когда-то между Стрелочной и Раскатной стояла Тайничная башня. Во многих русских крепостях существуют башни с таким названием: это означает, что в них был сокрыт либо тайный путь к реке, либо источник воды.

– О да, водоснабжение – головная боль любой фортеции!

– К сожалению, от Тайничной башни ничего не осталось, как и от прясел. Раньше даже со стороны реки стояли мощные стены, а сейчас...

В его голосе послышалась болезненная горечь, тронувшая Соланж.

– Ладожская крепость нуждается в реконструкции. Лучше бы из нее сделали музей, чем основали здесь академию магии.

Слова, вырвавшиеся против воли, заставили ректора расхохотаться.

– Мадмуазель, не будьте столь наивны, ваше благородство происходит лишь от незнания истинного расклада. Если бы не академия – эта крепость уже развалилась бы. После войны она была на грани разрушения, власти отказались выделять деньги на ремонт, плевать им было на музеи и прочую чушь. Лишь основание здесь учебного заведения помогло добиться выделения средств на реконструкцию. Помяните мое слово, если когда-нибудь найдется другое место для академии – крепость постигнет участь Земляного города.

Глава восьмая, рассказывающая об анонимной угрозе

9 июля 1831 года по Арагонскому календарю

Прощание с купеческой семьей вышло шумным, даже эмоциональным: Калязинам явно не хотелось расставаться с известной парижанкой, но Ланж не желала злоупотреблять их гостеприимством. К тому же девушка помнила о своем задании. По идее она должна была приехать в академию гораздо позже, но из-за лютующей холеры ей пришлось покинуть столицу. Достойное оправдание, никто ничего не заподозрит.

«Если удастся узнать тайну Ладожки до начала учебного года – мы сможем защитить детей от потенциальной угрозы!» – рассуждала Соланж, мысленно обращаясь к фамильяру.

Однако Гастон не желал думу думать: ему подавали пироги, калачи, ватрушки, даже чай поднесли на блюдце. Довольный пес нахваливал пышную сдобу, лакал черный чай, и казался полностью умиротворенным.

«Что ты за фамильяр!» – возмутилась парижанка.

«Девочка, мы сюда не развлекаться приехали: с завтрашнего дня начнется новый этап нашей смертельно опасной работы. Давай же проведем последний спокойный вечер в свое удовольствие, и съедим побольше ватрушек. Вдруг ректор на тебя обиделся, и нас будут плохо кормить?»

Мудрость Гастона тронула девушку, она позволила себе расслабиться, улыбаться и смеяться шуткам хозяина дома, однако утром от беспечной Ланж и следа не осталось: главу охраны встретила собранная молодая девушка, новая преподавательница академии, победительница темных магов (для непосвященной публики) и мертвецов (для публики осведомленной).

– Вы прекрасно выглядите, – хмуро сказал мужчина.

Соланж не нашлась что ответить, и вместо этого спросила, когда в академию доставят ее багаж. Глава охраны кивнул головой на своих подчиненных, которые с помощью магии выносили из купеческого дома ее вещи. В нерушимой тишине они достигли Воротной башни, где их уже ждали слуги. Фамильяр отправился с ними, чтобы проконтролировать доставку багажа в новую комнату, а парижанка повернулась к мужчине, впервые осознав, что даже не спросила его имени.

«Гастон! – возопила она мысленно. – Как его зовут? Ты знаешь?»

«Знаю, – раздался ехидный голос фамильяра, – только вот не скажу. Выкручивайся, как хочешь, невежа!»

– Нам пора возвращаться в столицу, – мужчина вырвал ее из мысленной перебранки с Гастоном. – Вам есть что передать его величеству?

– Только искреннюю благодарность за спасение.

Мужчина кивнул, и развернулся, но Соланж преградила ему путь.

– Вас я тоже хотела поблагодарить. Спасибо!

Он посмотрел так пристально, что кровь прилила к щекам парижанки.

– Я уже говорил вам, будьте осторожны. Ладожская академия – не самое безопасное место. В любом случае, вы всегда можете написать мне, если почувствуете, что вам грозит опасность.

Мужчина склонился к ее руке, галантно поцеловал, оставил листок с адресом, и отправился со своими людьми обратно в Санкт-Петербург.

– Михаил Лебедев, – тихо произнесла Соланж. – Еще и адрес оставил.

– Как благородно! – сказал ректор, бесшумно подкравшись к девушке.

Она едва сдержала гнев, придав голосу всю непринужденность, на которую только была способна.

– Доброе утро, господин Денисов! Итак, я рада присоединиться к числу преподавателей Ладожской академии!

– Для нас это тоже большая честь. Пока у детей каникулы, вы сможете узнать больше о новом месте работы, привыкнуть к нему, ознакомиться с учебной программой. Преподавателей здесь немного, большинство тоже отдыхает, однако скучать вам не придется.

Соланж подумала, что скучать ей точно не придется с ее-то заданием, но промолчала. Зачем ректору знать больше, чем положено? Это ведь не Дмитрий Онежский с его многовековой семейной миссией хранить Исеть от мертвецов.

«Зря я о нем подумала!» – укорила себя девушка, но отступать было поздно, ибо на нее нахлынули ранее подавляемые воспоминания. Увы, каждый день они причиняли все больше и больше страданий, ведь тогда думать о произошедшем не было времени, нужно было бороться с врагами, сражаться, а сейчас травмирующий опыт навалился на Соланж всей своей тяжестью.

Избавившись от Денисова, новая преподавательница по защите от темной магии отправилась в свою комнату вместе с фамильяром, чтобы разложить вещи и справиться с нахлынувшей тоской. Однако то, что беда не приходит одна, парижанка уже великолепно усвоила, и вместо дамского визга комнату огласило разозленное рычание.

– Какого черта! – выругалась Ганьон.

Прибежавшая на крик служанка недоуменно уставилась на расколоченное зеркало, и твердым голосом ответила, что минуту назад все было целым. Гастон подтвердил, так как присутствовал здесь, контролируя доставку багажа.

– Его разбили! – настаивала парижанка за обедом.

– Всего лишь случайность, – возражал ректор.

– Вот как? Оно висело на стене, не падало, иначе остались бы следы, да и не бьются зеркала сами по себе. Я настаиваю, что кто-то проник в мою комнату, и совершил сей акт вандализма!

Александр вздохнул, видимо, подумав, что им в преподавательницы досталась скандальная особа, и пообещал разобраться в ситуации.

Глава девятая, рассказывающая о магии скальдов

15 августа 1831 года по Арагонскому календарю

Первый месяц в Ладожской академии не принес никаких результатов, словно это было самое обычное учебное заведение в самом обычном городке. Противники магов больше не встречались парижанке, новых угроз в ее адрес не поступало, но она помнила опыт в Исети, и понимала, что расслабляться не стоит. Вдвоем с Гастоном они обшарили всю крепость, но ничего страшного или хотя бы подозрительного не обнаружили.

– А обещали-то! – возмущался фамильяр. – Говорили, что здесь опасно, что в Ладожке обитает нечто жуткое, смертоносное!

Соланж расстелила плед на холме, удобно устроилась, сорвала травинку, и принялась грызть ее кончик.

– Ты не прав, Гаст. В докладе куратора значилось, что за годы существования академии здесь погибло тринадцать учеников. Большинство из них утонуло.

– Потому что рядом находится река Ладожка и Ладожское озеро. Хм, а фантазия у древних жителей была ограниченной! Все здесь ладожское!

– Хватит шутить, речь идет о жизни детей! – пробурчала Ланж. – Десять ребят утонуло, девочка умерла в общежитии посреди ночи, подруги не заметили ничего странного. Судьба двоих мальчиков до сих пор неизвестна.

– Но почему мы за целый месяц ничего потустороннего не обнаружили?

– Резонный вопрос, я как раз пытаюсь найти ответ. Хотя… почему это мы ничего не обнаружили? А разбитое зеркало? Анонимная угроза?

– Поверь, в них не было ничего потустороннего, я бы почувствовал остатки магии даже с моим крохотным резервом силы. Да и ты сплела вязь, проверила всеми доступными способами, и ничего. Думаю, это сделал кто-то из слуг, кто не в восторге от твоего назначения. Или сам ректор: не зря целую нотацию прочитал, когда ты ненароком оскорбила его любимую крепость.

– Да, порой полезно держать язык за зубами, – вспомнила девушка еще одну поговорку, удивляясь богатству и мудрости русского языка.

– Может, нам стоит перевестись в другую академию, где нуждаются в нашей помощи? Здесь все равно нет ничего опасного.

– Или оно находится в спячке, – задумалась Соланж.

Гастон разразился лающим смехом.

– Думаешь, у злобных потусторонних тварей тоже летние каникулы?

– Каникулы! – повторила Ланж, и резко вскочила на ноги. – Вот в чем дело, здесь пусто! Поэтому наш враг и не показывает себя, ему нужны дети!

Фамильяр мигом растерял скепсис, прокручивая в голове варианты.

– Умница, я бы не догадался! Только что этой чужеродной силе нужно? Она привязана к конкретной группе учеников, или просто убивает детей? Одно здесь чудовище, или несколько? Обитает ли оно в воде, раз в основном маги тонут? Могут ли здесь быть замешаны мертвецы? Тот самый злодей, первый из своего рода, хозяин Мары. Его ведь не поймали.

– Именно это мы и должны выяснить. Только в докладе значится, что странных смертей здесь всегда хватало, задолго до появления хозяина Мары. Примерно восемьсот лет продолжались загадочные происшествия. По дороге сюда ты сам сказал, что у Ладоги кровавая история, и в основном она связана с набегами скандинавов. Да и этот «Лис» упоминал принесенное варягами зло, хотя куратор отрицал подобную вероятность.

Рыжий пес почесал за ухом, встал, покрутился на месте, снова устроился на пледе, и потребовал у парижанки что-нибудь съестное для «усиления мыслительного процесса».

– Ты же изучала магию скальдов, – пробормотал он с набитой пастью.

– В некоторой степени они стали родоначальниками современной вязи, которую мы используем. Искусство скальдов – поэтов, прославлявших военные подвиги своих конунгов, – ценилось не ниже ратного. Скандинавы считали, что каждое слово имеет свою силу, и скальды умели обращаться к богам, сплетая слова в висы – стихотворения. С помощью вис можно было призвать ветер, наполнив им паруса во время штиля, защитить воина во время битвы, привлечь удачу или навлечь беду. Искусный скальд мог погубить даже правителя, с ними предпочитали дружить, и благодаря старинным висам мы смогли восстановить часть утраченной истории.

– Например, висы в честь разорения Ладоги конунгом Эриком, – елейным голоском подсказал фамильяр.

– Так! – девушка решительно хлопнула в ладоши. – Нам нужны эти висы, и старые архивы. Узнаем все, что только можно, и поскорее: скоро начнется учебный год, и мне не хотелось бы подвергать детей риску. Постараемся обезвредить потустороннюю тварь до начала сентября.

По дороге в крепость они строили догадки.

– Может, это проклятие убивает людей? – спросила Ланж.

– Не думаю. Это нечто существует на протяжении многих веков. Чтобы оставить после себя столь могущественное проклятие, нужно вложить в него очень много сил. Слишком много сил!

– Тогда это может быть сущность, завезенная на варяжских драккарах.

– Этот вариант мне кажется более правдоподобным.

Гастон не стал уточнять, что за свою долгую службу в качестве фамильяра несколько раз сталкивался с проклятиями, и знал, каким мерзким бесчеловечным способом они создаются, какую цену маг платит за создание отсроченного проклятия. Обычно они развеиваются после гибели мага, но их можно заставить существовать отдельно, привязав к крови.

Глава десятая, рассказывающая о сказках архивариуса

17 августа 1831 года по Арагонскому календарю

Полагаться на библиотеку в академии было бессмысленно, так как она занимала крохотную каморку, и самым интересным в местных книгах были лишь ученические заметки сомнительного содержания. Удивляться Соланж не стала, как и задавать вопросы ректору: очевидно, что после потери крепости своего значения все самое ценное отсюда вывезли.

На протяжении двух дней девушка наводила справки у слуг, и в среду семнадцатого августа изъявила желание прогуляться в город. Денисов хотел навязать ей сопровождение, однако парижанка помнила свою служанку в Исети, которая шпионила за ней, и передавала сведениями мертвецам. Второй раз наступать на те же самые грабли Соланж не пожелала.

Итак, отбившись от чересчур заботливого ректора, двое уроженцев Парижа взяли про запас дюжину ватрушек, и отправились на прогулку в город. Далеко идти не пришлось, ибо Варяжская улица примыкала к крепости, но им все равно было приятно выбраться, встретиться со знакомыми, угостить детвору свежей выпечкой, то есть засветиться везде, где только можно. В Ладоге уже привыкли к иноземной учительнице, а ее дружелюбность и открытая улыбка обеспечили девушке самое искреннее расположение даже несмотря на старую войну с армией Наполеона Бонапарта.

Раздав ватрушки, выслушав последние сплетни (которые были до безобразия скучными), мадмуазель Ганьон добралась до городского архива, воровато обернулась, и с головой окунулась в прошлое.

– Merde! – глухо буркнул Гастон, и Ланж с ним мысленно согласилась.

Деревянный дом был сверху донизу забит бумагами, рукописями, свитками, покрытыми пылью и ветхими на вид. Рядом с ними даже дышать было страшно – казалось, они могут осыпаться в прах от одного лишь колебания воздуха. Уборкой здесь давно не занимались, как и какой-либо попыткой каталогизировать документы, обеспечить им надлежащие хранение.

– Что вы здесь забыли? – раздался хриплый голос, и из-за завалов вышел старик, казавшийся старше самого города Ладоги.

– Добрый день! – с любезной улыбкой поздоровалась Соланж. – Я хотела найти информацию…

– Вам лучше уйти, – перебил старик. – Это не проходной двор.

– Да, – покорно согласилась парижанка, – это городской архив, поэтому я и пришла сюда. Меня интересует история Ладожской крепости, а именно – ее разграбление во времена набега ярла Эрика.

– Зачем вам это? – подозрительно сощурился старик.

– О, чисто из любопытства! Я переехала в Ладогу месяц назад, и хочу узнать больше об истории города. Конкретно сейчас меня интересует крепость, в которой разместили академию.

– А почему вы не отправились с вопросами в саму академию?

– Зачем, если в городе есть архив?

Лицо старика болезненно скривилось.

– Давно сюда не заходили! – сказал он с невыразимой тоской. – Как из крепости все ценное после Северной войны вывезли. Мой отец успел спасти некоторые рукописи из развалин, да из опустевших домов, принес в наш дом, дабы сохранить историю, и передать потомкам, а она им и не нужна.

Самопровозглашенный архивариус Евдоким Григорьевич сменил гнев на милость, вежливо принял гостью, и согласился рассказать все, что ей захочется услышать. Парижанке было неловко отвлекать его от работы, она попросила просто предоставить архивы, но старик покачал головой.

– Самое важное хранится в моей памяти, а ценные документы забрали. Сказали, им не место в захолустной дыре.

Уязвленная грубостью чинуш, Соланж предельно ласково обратилась к Евдокиму Григорьевичу, прося рассказать о набеге норвежского ярла.

– Хорошо, я люблю эти древние сказки, – улыбнулся архивариус. – Так уж повелось, что наши земли стояли первым рубежом между варяжскими грабителями и остальным миром. Часто сюда заходили на боевых драккарах, чтобы урвать как можно больше ценностей, и отплыть обратно, пока не догнали, да не заставили отвечать за набеги. Ладога славилась своими мехами, стеклянными бусинами «глазами», тканями и людьми: за красивых девушек и сильных воинов давали хорошие деньги на всех невольничьих рынках, от датского Хедебю и до падких на славян арабов.

Особо значимым для Ладоги событием стало нападение ярла Эрика Хаконарсона – знатного разбойника, ставшего впоследствии правителем Норвегии. На тот момент ему было двадцать семь лет, но он уже состоялся как воин, вождь, хладнокровный убийца. Он приплыл к нашим берегам весной девятьсот девяносто седьмого года, застав врасплох расслабившихся от спокойной жизни ладожан. Разграбил, сжег дотла, ибо раньше крепость была деревянной; вся Варяжская улица погибла в пожаре, разожженном своим соотечественником. Увы, летописи не сохранили сей период истории, нам пришлось передавать его из уст в уста, да и в варяжских висах сохранились кое-какие обрывки, по ним и восстановили свое же прошлое.

Заслушавшаяся Соланж встрепенулась.

– А что вы можете сказать о висах? Помните ли вы их наизусть?

Евдоким Григорьевич прикрыл глаза, словно заглядывая в глубины памяти, и проговорил нараспев:

«Прошел мечом землю

Вальдамара, смерти

Врагов обрекая

В побоищах, воин.

Глава одиннадцатая, рассказывающая об опасном даре рода Ганьон

19 августа 1831 года по Арагонскому календарю

Женщина не могла найти себе места от беспокойства: ее преследовали муторные сны, у нее щемило сердце, что-то не давало расслабиться, что-то тянуло прочь из комнаты, словно звало… Тихий плач полоснул насторожившиеся уши: это была ее девочка, ее сладкая Лизушка, мамина любовь и отцовская гордость – единственная дочь. Женщина разозлилась, что никто из слуг не отреагировал на звуки, накинула халат на плечи, и быстрым шагом направилась к Лизоньке.

Дверь открылась с душераздирающим скрипом, хотя ее на днях намаслили. Женщина подняла повыше свечку, и увидела испуганные глаза ребенка, дрожавшего под одеялом.

– Дитя, что случилось? Лиза, почему ты плачешь? Страшный сон приснился, али обидел кто?

– Чудовище! – непослушными губами прошептала девочка.

– Ох, опять! – женщина с облегчением выдохнула. – Я уж подумала, болит у тебя что. Милая, моя, чудовищ не бывает! Тебе просто кошмар привиделся. Ложись-ка давай, и не запугивай себя бессмысленными суевериями. Дедушкины сказки – это выдуманные истории.

– Нет! – неожиданно звонко воскликнула Лиза, и спряталась с головой под одеяло. – Я не лгунья!

Женщина постояла минуту, послушала плач ребенка, после чего подошла, села рядом, и спросила:

– Хорошо, где твое чудовище?

– В сундуке!

Мать перевела взгляд на массивный сундук, решительно подошла, не испытывая ни малейшего страха, и откинула крышку.

– Душенька, кроме постельного белья здесь ничего нет. Глянь сама!

Девочка осторожно выглянула из-под одеяла, приблизилась, робко заглянула в сундук, и удивленно приоткрыла рот.

– Но оно было там! Оно залезло туда!

Женщина ласково обняла свою дочь, попыталась уложить в постель, но Лиза отказывалась спать одна, и матери пришлось отвести ее в свою комнату.

Дверь беззвучно закрылась, едва пробивавшийся свет из окна старательно огибал застывший перед зеркалом силуэт.

***

Соланж подпрыгнула на кровати, вытирая липкий пот со лба. Нечто мерзкое зашевелилось в груди, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Что за кот с тобой случился? – раздалось ворчание Гастона, и девушка ощутила прилив свежего воздуха в легкие. – Ты крутилась на постели, как на вертеле, и скулила.

Она сплела вязь, создавая источник мягкого света, и увидела обеспокоенную морду пса.

– Ланж, я сейчас позову на помощь!

– Не нужно, – с трудом выговорила девушка. – Страшный сон приснился.

– Ты никогда не реагировала подобным образом на кошмары. Только в Исети, когда тебе снились мертвецы.

Девушка задумалась, пытаясь найти взаимосвязь.

– Скажи, Гастон, в нашем роду были сильные медиумы?

– Нет, ни одного.

– Странно. Я не просто видела сон, а словно находилась там, чувствовала липкий страх, опасность, зло, граничившее с безумием. В Исети тоже так было, я практически ощущала на затылке дыхание мертвецов, ощущала боль от их когтей, впивавшихся в мое тело.

– Хм, действительно, странно. Может, ты первая из Ганьон, кто обладает даром предвидения? И было ли это будущим?

Соланж обхватила голову ладонями.

– Не знаю, друг, не знаю! Я видела незнакомую женщину, зажиточный дом, девочку по имени Лиза. Малышка настаивала, что в сундуке прячется чудовище, но там было пусто, и мать повела девочку в свою комнату. Только вот я явно ощущала нечто чужеродное, могущественное и полное ненависти в детской спальне. Оно играло с Лизой, жестоко, наслаждалось ее ужасом.

Некоторое время они помолчали, каждый погруженный в свои мысли, после чего фамильяр кашлянул.

– Кхе-кхе, Соланж, возможно, на тебя подействовали сказки архивариуса, либо же у тебя действительно есть дар, просыпающийся в по-настоящему опасные моменты. Обещаю, мы выясним правду, но начинать в три часа утра… Лучше приляг, отдохни, а я буду охранять твой сон. Ни одно чудовище мимо меня не проскочит!

И Гастон сдержал свое слово: остаток ночи девушка провела спокойно, кошмары ее не мучали, и утром ночной ужас показался ей смешным.

– И что на меня нашло? – смеялась Соланж, уплетая завтрак за обе щеки.

Фамильяр следил за ней исподтишка, боясь за свою хозяйку: был у них в роду один медиум, и могущественный дар погубил его.

– А теперь пойдем к архивариусу, поговорим с ним, вытрясем информацию силой, если понадобится.

Девушка привела себя в порядок, тщательно подобрала наряд, скромно уложила волосы, и отправилась с фамильяром к Евдокиму Григорьевичу.

Глава двенадцатая, рассказывающая о склочном коллективе

19 августа 1831 года по Арагонскому календарю

– Может, надо было ему что-нибудь вкусное прихватить?

– Это будет зависеть от уровня полезности его сведений! – рассудительно ответил Гастон, и с высоко поднятым хвостом затрусил по дорожке, ведущей к дому архивариуса.

Старик упорно игнорировал стук в дверь, хотя был дома, и слышал их. Соланж удивилась, возмутилась и насторожилась, а Гастон недовольно пометил дверь, выразим таким образом весь спектр негативных эмоций.

– Ну и что на него нашло?

– Старческий маразм, – фыркнул фамильяр.

– Что будем делать? Дверь магией не выбьешь, это будет взломом с проникновением.

– Будь неладна неприкосновенность жилища!

– Хотя, с другой стороны, это ведь городской архив, хоть и полулегальный! – потерла руки Соланж. – Работает здесь одинокий пожилой мсье, вдруг ему стало плохо, вдруг он умирает в эту секунду, и нуждается в оказании помощи? Сможем ли мы пройти мимо? Позволит тебе совесть, Гастон, убраться восвояси, даже не попытавшись спасти чью-то жизнь?

Судя по бандитскому выражению морды фамильяра, он был готов немедленно вломиться в архив, но дверь резко распахнулась, и на пороге появился Евдоким Григорьевич.

– Довольно! Что вы тут устроили?! Немедленно уходите!

Несмотря на грубую манеру общения, парижанка уловила страх и боль.

– Что случилось? – мягко спросила девушка.

Ее тон и искренность в глазах утихомирили старика.

– Простите, сударыня, но вам действительно лучше вернуться домой. У меня горе в семье, внучка заболела, мне не до старых басен.

– Как жаль! Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, не думаю.

Соланж взяла его за руку.

– Поймите, я не бедствую, и могу оплатить любые лекарства, лишь бы малышка поправилась! Только скажите, что нужно.

Евдоким поднял на нее бледно-серые глаза.

– У вас благородное сердце, спасибо за проявленную доброту, но родители девочки могут себе позволить услуги лекарей. Единственное, что нам сейчас нужно – это мир и покой, а ваши расспросы – несвоевременны.

– Конечно, – сказала парижанка, делая шаг назад. – Простите, что побеспокоили. Мы с Гастоном желаем вашей внучке скорее поправиться! Всего доброго!

– Прощайте, – прошептал старик. – Как же я устал нести эту тяжесть на плечах! Но бедная Лиза не должна страдать из-за ошибок своего деда!

Он обернулся, глядя в грязные окна, и болезненно скривился.

Тем временем Соланж вернулась в академию, и им с Гастоном пришлось лавировать между сновавшими слугами с багажом.

– А здесь что происходит? – пробубнил фамильяр, которому едва не наступили на кончик хвоста.

Пробегавшая мимо служанка, остановилась, и ответила:

– Так господа преподаватели прибыли, перед началом учебного года!

Глядя девчонке вслед, Соланж ожесточенно нахмурилась.

– Принесло же их именно сейчас! Теперь будет сложнее искать угрозу, с таким количеством людей, а мы ведь только нашли зацепку! Еще и ученики скоро подтянутся.

Они замолчали, подумав, как тяжело будет защищать детей от древней сущности, и вдруг сзади раздалось гадкое хихиканье.

– Это чучело и есть наша новая преподавательница?

– Лохушка деревенская, а не парижанка! Вырядилась как нелепо!

– А эти прилизанные волосы, разве так можно ходить? Ну точно мышь бесцветная! Ей только в хлеву работать, коровам хвосты крутить!

На некоторое время потустороння тварь и все загадки Ладоги вместе взятые отошли на задний план, уступив место злости на новоявленных коллег. Соланж медленно повернулась, и одарила высокомерным взглядом трех преподавательниц Ладожской академии. Они выглядели лет на тридцать – тридцать пять, холеные, надменные, в изысканных нарядах, с тщательно уложенными прическами. Явно прибыли из столицы. Соланж же наоборот выглядела скромно, так как хотела произвести положительное впечатление на пожилого архивариуса.

– О, сколько прекрасных цветов во дворе нашей академии! – сбоку вынырнул ректор, одаривая преподавательниц восторженными улыбками. – Розы, лилии, хризантемы!

– Репейник, – вполголоса сказала одна из женщин, глядя на парижанку.

Александр Денисов благоразумно сделал вид, что ничего не услышал.

– Приветствую, милейшие, рад снова вас видеть! Пользуясь случаем, хочу представить вам нашу новую преподавательницу по защите от темной магии, мадмуазель Соланж Ганьон, прошу любить и жаловать! А это Варвара Кулябина, преподавательница по магической зоологии! Татьяна Баранова, преподавательница по истории! И Алевтина Опарышева, преподавательница по плетению вязи.

Четыре представительницы прекрасного пола одарили друг друга такими акульими оскалами вместо улыбок, что ректору ничего другого не оставалось, кроме как сослаться на несуществующее дело, и сбежать.

Глава тринадцатая, рассказывающая о шпионских играх

31 августа 1831 года по Арагонскому календарю

До начала учебного года остался всего один день, но Соланж уже была готова перейти на сторону загадочной убийцы, ибо с одной стороны ее раздражали коллеги, а с другой – ученики, еще более наглые, чем в Исети. Как выяснилось, раньше ее дисциплину преподавал старый пропойца, державшийся в академии только за счет близкого родства с кем-то из чиновников. Он не утруждал детей лекциями, письменными заданиями, отработками навыков, наоборот, ученики обожали занятия с ним, так как были предоставлены сами себе. Поэтому замену все восприняли с нулевым энтузиазмом: парижанка ознаменовала конец лени и веселья.

Около полудня суета стояла невероятная: запоздавшие дети прибыли в Ладожку, слуги бегали с чемоданами, территорию крепости тщетно старались привести в порядок, ибо ученики с большим удовольствием возвращали хаос обратно. От гула звонких голосов кружилась голова, и Соланж подумала, что на этот раз ей придется тяжелее: в Исетке по одному слову Дмитрия Онежского юные маги сдерживали свои эмоции. Либо же можно было обратиться к декану Бунину, он с наглецами не церемонился.

– Почти вся Россия считает тебя героиней, но малышне явно на это наплевать! – усмехнулся Гастон. – Они еще попортят нам нервы, вот увидишь!

– У нас задание, – хмуро отозвалась парижанка. – Выполним его, и отправимся инспектировать другую академию. Кстати, надо сходить в город, пока нас никто не спохватился.

Фамильяр понимающе кивнул, и они улизнули незамеченными, чтобы оставить отчет, и захватить инструкции. Прогулявшись по Варяжской улице, забитой людьми, девушка отправилась к берегу реки, где встретила нескольких знакомых, вежливо со всеми поздоровалась, и только тогда уже углубилась в лес под прикрытием морока.

На крохотной поляне она заметила мужчину, который любовался солнцем, проглядывавшим сквозь кружево ветвей.

– Добрый день, мадмуазель Ганьон! Рад новой встрече!

В мае он вместе с императором Николаем прибыл в дом к губернатору Сухтелену, чтобы уговорить Соланж работать на тайную канцелярию. Привлекательный мужчина представился Лисом, однако Ланж быстро выяснила его настоящее имя – Сергей Сергеевич Ордынов, наследник одной из знатнейших фамилий империи, близкий друг правителя и первоклассный интриган.

– Добрый день, господин Ордынов!

Его глаза улыбались.

– Быстро раскусили!

– Догадаться было несложно, учитывая, что во всей империи всего несколько семей владеют родовыми фамильярами-лисицами.

Сергей повернулся к своему фамильяру Релии, и усмехнулся.

– Какая ты у меня приметная! В шпионы нас точно не возьмут!

– Предпочту управлять шпионами из тени, – томно протянула Релия, скосив лукавый глаз на Гастона.

Честный пес, чьи не наделенные магией сородичи обычно травят лисиц, беззвучно вознегодовал.

«Какая профурсетка! – прорычал Гастон по мысленной связи. – Не то, что мой друг Эно! Не вздумай влюбляться в Ордынова, Соланж, я тебе этого не прощу!»

– Скажите, почему вы пришли лично? Разве это не ставит под угрозу нашу операцию?

– Николас будет недоволен, – усмехнулся Сергей, а Ланж удивилась, что он называет императора столь неформально. – Однако я хотел увидеть вас.

«Вот же льстец! Не ведись на провокацию!»

«Не бойся, я крепко держу себя в руках, – честно ответила Соланж. – Зачем мне этот аристократ, мы с тобой и сами благородных кровей. Я ведь не настолько меркантильна, да и вообще, Николай поинтересней будет!»

«Император Николай! – взвыл отчаянно Гастон. – Даже не думай, не смей!»

Она едва не рассмеялась, выдав веселье за вежливую улыбку.

– Как видите, господин Ордынов, со мной все в порядке.

– Если вам несложно, называйте меня Лисом, пожалуйста.

– Будто вы не наложили купол от прослушивания на поляну!

Взгляд мужчины стал оценивающим.

– А вы сильны! Эту вязь сложно уловить. Но да все равно попрошу не использовать мое настоящее имя, для всех я – Лис.

– Как пожелаете! Раз вы явились лично, можете ознакомиться с моим докладом.

Он взял у нее конверт, скользя глазами по строчкам письма. Густые брови все время хмурились.

– Не нравится мне это, – наконец отозвался Лис. – Когда мы отправляли вас сюда, думали, здесь водится какая-то мелкая нечисть. А это… похоже на угрозу уровня Исети! Многовековые проклятия тем и опасны, что с годами наливаются силой, крепчают, становятся непредсказуемыми.

– У нас с Гастоном еще нет стопроцентных доказательств, только подозрения. Однако погибло слишком много детей, почти все утонули, а до размещения здесь академии происходили и другие загадочные происшествия, в основном – жестокие и летальные. Совпадение?

– Не думаю, – вздохнул Лис.

Глава четырнадцатая, рассказывающая о пустом обещании

31 августа 1831 года по Арагонскому календарю

Они смотрели друг на друга, и первым не выдержал Ордынов:

– Власти на местах всегда стараются что-либо скрыть. Мы хотели навести порядок в академиях, обеспечить безопасность детям, не привлекая внимания. Для того и дали вам работу. Теперь мне придется усилить охрану, выделить соглядатаев, как тогда, в Исети, чтобы они вступили в бой в случае необходимости.

Девушка покачала головой.

– Плохая идея. Эта потустороння сущность нападает только на детей, за все время существования академии ни один взрослый не пострадал. Если сущность поймет, что ее рассекретили – затаится. Это вам не армия мертвецов! Тварь вступать в бой не станет, просто спрячется, дождется удобного случая, и погубит еще одного ребенка.

– Хотите, чтобы я бездействовал?

– Нет, бездействие и породило сию проблему. Мне нужно, чтобы вы дали мне возможность во всем разобраться, и помогали незаметно для врага.

– Но учтите, если ситуация выйдет из-под контроля, я вмешаюсь при малейшей угрозе вашей безопасности или благополучию учеников.

– Договорились! – ослепительно улыбнулась парижанка, и решила применить хитрость: – Раз такое дело, может, расскажите, как продвигается дело по поимке первого мертвеца?

В ответ Лис только подмигнул.

– Увы, информация засекречена.

– Значит, не нашли! – сделала выводы Соланж. – Ладно, секретничайте дальше, я все понимаю, служба! А что насчет моих новых инструкций? Куратор что-нибудь передал?

– Разумеется, мой помощник любит заниматься крючкотворством. Возьмите!

– Благодарю. Только мне нужна предельно подробная информация обо всех погибших детях. Я хочу понять, что у них было общее.

– Будет сделано. Еще что-нибудь понадобится?

Ганьон пожала плечами, давая себе секунду, чтобы придать голосу самое невинное выражение, и выпалила скороговоркой:

– Мне нужные сведения обо всех языческих храмах, существовавших в округе во времена разорения Ладоги в девятьсот девяносто седьмом году. Неподтвержденные легенды тоже сгодятся.

Релия насмешливо фыркнула, что вызвало недовольство у Гастона.

– Вы полагаете слова пожилого архивариуса в части местной легенды заслуживающими внимания?

– Он говорил об этом с особой интонацией, а потом резко замолчал, выставил из дома, и больше ничего не сказал.

– Понимаете, исторические факты это одно, а фольклор… Строить на нем гипотезы стоит очень и очень осторожно.

– Но ведь взялось откуда-то проклятие! По имеющимся у меня данным оно восходит к концу первого тысячелетия, из всех трагических событий наиболее значимым стало разорение города варягами. Отсюда я и хочу отталкиваться.

Мужчина на секунду прикрыл глаза, после чего почти вплотную подошел к Соланж, глядя на нее с непривычной серьезностью.

– Вы получите необходимые вам сведения, но прошу, мадмуазель, обещайте, что будете осторожны, и не станете рисковать своей жизнью! Ваша задача выявить угрозу, а устранять ее мы будем общими силами. Один в поле – не воин.

– Обещаю! – честным голосом ответила Соланж, хотя опытный Гастон прекрасно понимал, что она врет и не краснеет.

На том и разошлись, каждый обдумывая сложившуюся ситуацию. Парижанку беспокоило, что информация сначала попадет в руки Лиса, и он ее тщательно изучит, прежде чем направит «полевому агенту». Самого Сергея тревожило существование древнего проклятия, потому что с годами оно лишь набирало силу, и представляло большую опасность для детей и самой Соланж. А он не мог рассказать все, что знал.

– Пусть и не надеется, что мы позволим ей в одиночку заниматься столь важным делом! – фыркнула Релия.

– Конечно, – согласился Ордынов, – второй раз мы эту ошибку не допустим. Исеть император мне простил, но совесть до сих пор не дает покоя.

– Она получила компенсацию, щедрую! И за уголовное преследование, и за выходки французского эпископа Жиро. Вы с Николасом расхорохорились, как два петуха! А граф Сухтелен так вообще вышвырнул церковника, несмотря на угрозу дипломатического скандала.

– Мадмуазель не единственная, кто пострадал.

– И всем выделили компенсацию, никто не остался в обиде. Ты слишком строг к себе! Ты был на другом задании, и не виноват, что некоторые из подчиненных прогнили и разленились. Главное, что все осталось позади.

Мужчина не ответил, прокручивая в голове имена детей, которые заплатили чудовищную цену за одну его ошибку – доверие.

– Релия, порой ты бываешь так жестока, что я сам тебя не узнаю.

– Мы служим великой цели, ради нее можно пожертвовать несколькими незначительными жизнями.

Сергей с грустью осознал, что Ланж для него не незначительная, но промолчал, ибо сам боялся собственных мыслей.

Релия, фамильяр Ордынова (или Лиса, как ему больше угодно))

Глава пятнадцатая, рассказывающая о кошмарах и безумии

1 сентября 1831 года по Арагонскому календарю

Только женщина понадеялась, что все прошло, как новый крик огласил дом. Супруг отлучился по делам, полубезумного отца она выпроводила из дома, чтобы не пугал Лизу страшными сказками, и вот, пожалуйста, дочери снова стало худо, а помощи ни от кого не дождешься. Даже прислуга сбежала, испугавшись «бесноватой» девочки! Ее мать измучалась, подумав, что действительно стоит отвести дочь к столичному лекарю, авось он поможет.

Дверь открылась с невозможным визгом, хотя ее недавно смазывали.

– Лиза, снова плохой сон?

Хрупкое тельце было накрыто одеялом, и крупно дрожало. Женщина не выдержала, сорвала с ребенка материю, но Лиза выхватила одеяло обратно, притянула к себе, и свернулась калачиком.

– Мамочка, под моей кроватью спряталось чудовище! – с надрывом произнесла девочка.

Видит Красный Бог, эти постоянные выходки довели женщину до края. Она опустилась на четвереньки, заглянула под кровать, и ее сердце замерло от ужаса: на полу лежала Лиза, глядя на женщину безумными глазами.

– Мамочка, на моей кровати спит чудовище! – едва слышно прошептал ребенок.

***

Душераздирающий вопль разорвал ночную тишину, и Гастон слетел с кровати, словно катапультой подброшенный. Он всегда спал чутко, но на этот раз Соланж сумела его застать врасплох: она проснулась с громким криком, подскочила на постели, выбрасывая магическую энергию, которая впечатала бедного фамильяра в стенку.

Не обращая внимания на боль, верный пес подбежал к хозяйке:

– Что случилось, Ланж?

Давно он не видел девушку такой испуганной и растерянной, с пустым взглядом, словно она до сих пор не отошла от сна, пребывая в мире призрачных кошмаров. Как и ее предок когда-то, Роланд Пьер де Ганьон.

Гастон служил при нем фамильяром, пока Пьер не сошел с ума, и его сила не поглотила его. Триста лет ни у кого из потомков не проявлялся дар предвидения, чему Гастон искренне радовался, но эта опасная способность, чреватая безумием, снова напомнила о себе, еще и пробудилась у Соланж! Пес любил ее больше всех своих предыдущих хозяев, отказался от бессмертия, разорвав связь с родом Ганьон, когда нынешний глава семьи отказался от дочери. Но как спасти ее от нее самой?

«Мой солнечный ангел!»

В дверь постучали. Сердце девушки забилось, но она нашла в себе силы подняться с постели, накинуть халат, пригладить волосы, и впустить обеспокоенных коллег.

– Мадмуазель Ганьон, это вы кричали? – спросил ректор Денисов.

– Нет, – спокойно солгала Соланж, – но я слышала чей-то зов. Наверное, кому-то стало плохо!

– Звук доносился отсюда! – зло ответила преподавательница по истории, пока остальные шокировано разглядывали убранство комнаты.

– А вам откуда это знать? Ваша комната находится на максимальном удалении от моей.

Ректор глянул на разъяренную Татьяну Баранову, равнодушную Соланж, и вывел толпу из спальни парижанки. Она сочла нужным отправиться с ними, выяснять, что произошло, хотя Гастон очень боялся за нее.

«Либо время дара пришло, либо его пробудило это место. Что за сила обитает в Ладоге? Хотя первые видения начали появляться еще в Исети!» – размышлял фамильяр, скрывая от хозяйки свои мысли.

Однако вскоре ему пришлось отвлечься от тяжелых дум, когда он увидел комнаты других преподавателей.

«Теперь понятно, почему они с такой ненавистью смотрели на меня», – прокомментировала Ланж.

«У всех простые, даже бедноватые спальни, а у тебя – практически королевские покои!» – ответил фамильяр.

Лицо девушки покрылось румянцем.

«Вот черт! Готова поспорить, это император распорядился выделить мне такую комнату!»

«А может это был Лис?»

«Нет, я так не думаю».

«Почему?»

«Он слишком опытный интриган, чтобы так сильно облажаться. Лис скорее поселил бы меня в хлев, чем в роскошные покои, лишь бы не выделять среди остальных. А вот у императора наверняка свои представления о скромности и быте простого люда».

Побродив еще с десять минут всем преподавательским составом, они остановились, и пришли к выводу, что во всем виноваты шутники-студенты. Ректор пожелал остаток ночи провести спокойно, и проследил, чтобы все разошлись по комнатам. Соланж с достоинством улыбнулась, преспокойно покинула коридор, однако, оставшись наедине с Гастоном, она снова показалась фамильяру растерянной.

– А теперь, девочка, ты расскажешь, что произошло.

Парижанка сползла вниз по стене, расфокусированным взглядом вперившись в пустоту.

Чем опасны кошмары Соланж?