Ламия. Два сердца в одном теле

Примечание

Для написания данной истории автор взял за основу реально существовавшее королевство Наварра, а также государство Францию в период XV века. Однако, мир книги — альтернативно - фэнтезийный и имеет существенные различия с исторической реальностью. Тем не менее, автор постарался описать средневековый мир достаточно достоверно, насколько это применимо к мирам исторического фэнтези. Для облегчения себе труда автор наделил обстановку книжной Наварры одеждой, едой и прочими деталями быта, используемыми тогда в реальной Франции и малую часть — Испании, поскольку информацию о средневековой Наварре найти гораздо сложнее, а упомянутые государства так или иначе оказали влияние на Наварру.

Глава 1 “Приговор — смерть”

Джоаким ворвался широким шагом в спальню короля. Эйтор лежал с прикрытыми глазами, веки его подрагивали, словно умирающего раздражал мягкий свет, проскальзывающий через плотные бархатные шторы. Все в комнате окрасилось в розоватый оттенок, который давала ткань насыщенного цвета красного вина.

Король приоткрыл глаза:

— Это ты, Джоаким… Подойди.

Советник встал на одно колено перед высоким краем кровати.

— Как... дети? — Правитель Наварры выдохнул, с трудом составляя слова в связные фразы. Сил почти не оставалось, король знал, что сегодня, крайний случай — завтра, его не станет. Он оставит своего сына править этой землей, этими людьми. И оберегать сестру. Слишком рано это происходит.

— Они у себя в комнатах, Ваше Величество. Но я пришел по важной причине. Вы должны узнать… пока… есть время.

Произносить вслух о смерти напрямую было бы нарушением этикета, и советник старался подобрать иные слова, которые передавали бы необходимый смысл.

Король непонимающе и устало посмотрел на помощника, который был рядом каждую минуту его правления. Эйтор приподнял и опустил слабую руку на покрывало, призывая Джоакима сесть на край кровати. Наедине советник, может, и позволил бы себе такую вольность, но не перед служанками, которые рады всегда нести сплетни за пределы королевских комнат. Поэтому он лишь слегка качнул головой и пересел на ближайший стул, подвинув его к умирающему правителю.

— Знаю, вы любили Росалию…

Эйтор слабо улыбнулся, на миг волнение о скорой кончине сместили воспоминания о жене, которая умерла раньше него. Как они были счастливы! Как любили друг друга!

— Я думаю, эту информацию лучше услышать только вам, Ваше Величество, если позволите.

Эйтор слабо кивнул, и Джоаким дал знак служанкам покинуть спальню. Девушки недовольно поджали губы, но мгновенно подчинились.

Джоаким повернулся снова к королю.

— Я только что узнал кое-что… Не хочу вас расстраивать, но это важно. Вы должны знать, — он тяжело вздохнул, — королева была замешана в заговоре Франции против Наварры.

Глаза Эйтора округлились, а брови свелись к переносице в гневе. Джоаким заметил реакцию и поспешил продолжить.

— Есть доказательства. Но сначала… Вы ведь слышали легенду об Особенной ламии, которую может зачать лишь ламия от союза с королевской кровью?

Эйтор продолжал молча слушать, не отводя взгляд. Ему не нравились слова, вылетающие изо рта советника, но король слушал, будто завороженный. Словно ребенок, которому на ночь читают сказку о приключениях и могущественных колдунах.

— О подмене королевы мне стало известно только что из надежного источника. Розэ — дочь ламии. А значит, девочка — Особенная ламия. Такие рождаются без сердца, и часто кажутся равнодушными и безэмоциональными, — Джоаким сделал паузу, наблюдая за мимикой короля, которая выдала бы его мысли. Видимо, найдя искомое, советник решил закончить:

— Это не единственное доказательство. Ваш сын, Рин, начал страдать грудными болями с того самого дня, когда родилась Розэ. А по легенде сердце Особенной ламии растет в груди близкого к ней человека. Ваша дочь — не божье создание.

— Где… моя жена? — Эйтор закашлялся и поморщился: любое действие отнимало остатки сил. Говорить становилось все тяжелее.

— Этого никто не знает. Вероятно, сбежала во Францию, как только подменила себя ламией. Я думаю, в этом был их план — вырастить внутри дворца существо, не способное испытывать любовь к ближним. Наверняка они хотели использовать ее для устранения династии Наварры.

Взгляд Эйтора оставался холодным. Сейчас он был куда ближе к дочери в плане проявления эмоций, чем к любому человеку.

— Она жива.

— Ваша дочь?..

— Королева. Жива.

Казалось, эта единственная мысль заполнила сознание Эйтора целиком. Но внезапно он сжал губы:

— Приведи... ко мне... Рина.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — Джоаким поклонился, встав со стула, и вышел из спальни. Увидев в коридоре изгнанных ранее служанок, остановился:

— Вернитесь. Постарайтесь услышать, о чем король будет говорить с наследником. Все расскажете мне, больше никому ни слова. Поняли?

Девушки молча кивнули.

Джоаким добрался до комнаты Рина быстро. Принц стоял у окна с задумчивым выражением лица, неосознанно теребя кружева на манжетах блузы. Черные волосы, уложенные волнами, едва доходили до лопаток. Принц часто перевязывал их ленточкой в цвет сапог. Более пухлая нижняя губа подрагивала, словно Рин шептал что-то себе под нос, а может, напевал. Несмотря на отстраненность взгляд темно-голубых глаз оставался ясным. Принц не услышал стук в дверь, и советник вошел, не дождавшись разрешения.

— Ваше Высочество!

Рин тут же пришел в себя и взволнованно посмотрел на вошедшего.

— Отец! Он?...

— Нет, нет, Ваше Высочество, король жив. Он прислал меня за вами, хочет о чем-то поговорить.

Рин кивнул.

— Сейчас же иду к нему.

У покоев отца принц постучал, спрашивая позволения войти:

— Ваше Величество, ваш сын пришел.

Дверь тут же открыла одна из служанок. Король кивком головы попросил Рина подойти ближе. Рин присел около кровати и взял отца за руку.

Эйтор просипел:

— Воды.

У короля не хватало сил даже поднять руку, чтобы принять чашу, протянутую сыном. Рин судорожно вздохнул, ему нелегко видеть отца таким ослабленным. Никому нелегко. Все подданные сохраняют мрачную тишину и лишь перебрасываются взглядами друг с другом.

Одного мгновения Рину хватило, чтобы заметить, как отец смотрит на него, прося отправить из комнаты всех слуг. Принц ответил вслух:

— Да, Ваше Величество. Оставьте нас, — последнюю фразу он произнес, обращаясь к остальным. Тут же зашелестели длинные юбки служанок и следом за ними вышел советник короля, Джоаким. На его лице промелькнуло недовольство — он надеялся, что хотя бы что-то сможет услышать. Но через закрытые двери не проникало ни звука. Принц говорил тихо, а король вообще из последних сил.

Глава 2. День, когда умер король.

Слуга принес принцу готовые траурные одежды. Золотая парча и пурпурный шелк с золотой вышивкой. Все в трауре будут в черном, кроме королевской семьи. То есть, принца и принцессы. Золото и пурпур подчеркнут почтение памяти усопшего. И заодно продемонстрируют статус. Ныне траурные шествия — это театр. И чем больше зрителей, тем выше статус. Чем богаче украшен саван и больше пожертвования, тем выше статус.

Рин попросил слугу затянуть потуже шнуровку на рукавах. Поверх котт и затянутого поясом сюрко закрепили подбитый мехом плащ. Длинные носки обуви удерживала серебряная цепочка.

Полностью собравшись, принц направился снова в Зал Совета. К тому времени Джоаким распорядился насчет скульптора и успел созвать остальных членов совета. Тринадцать мужчин оживленно переговаривались, когда принц вошел. Все тут же смолкли и поклонились, будто отрепетировали движения для синхронного эффекта.

— Садитесь, — Рин хотел поскорее покончить с этими церемониями и остаться наедине с мыслями о неопределенном будущем. Незачем лукавить, ему только пятнадцать, и он растерян. Эти люди были преданы его отцу, но будут ли преданы ему?

Принц сел на отведенное ему место. Советники последовали примеру. Загремели выдвигаемые по полу тяжелые деревянные стулья. Все ждали, когда первым заговорит наследник. Рин поднял взгляд, посмотрел на Джоакима, который сидел как раз напротив, и произнес:

— Король умер. Я, его наследник по крови, принц Рин д’Альбре пришел, чтобы заявить вам о своей воле принять управление королевством. Все мои действия — на благо подданным и короне.

Мужчины переглянулись, и все как один поднялись со своих мест, поклонились принцу, и хором прозвучало:

— Король умер! Да здравствует король!

После того, как с церемонной частью было покончено, и совет во главе с новым королем обсудил неотложные вопросы, Джоаким задержался, чтобы сообщить Рину, во сколько будет объявлено о смерти Эйтора народу.

— Сегодня в пять вечера, на кладбище, прилегающем к церкви. Я отправлюсь туда вместе с глашатаем, чтобы лично проконтролировать.

— Когда будут похороны?

— Полагаю, уже завтра. Вы можете сегодня еще раз попрощаться с отцом, если пожелаете. Скульптор скоро закончит с маской, затем тело обмоют и оденут в саван.

— Хорошо. Джоаким? — Молодой король не был уверен, что следует задавать этот вопрос советнику, но мысли терзали его.

— Ваше Величество? — Мужчина обратился к Рину, будто тот уже коронован.

— Отец говорил вам что-нибудь, прежде чем отправить за мной?

Советник внимательно посмотрел на юношу. Он никак не мог понять: знает ли он все, о чем Джоаким успел рассказать Эйтору за мгновения до смерти, или лишь малую часть. Он решил не торопиться с высказываниями.

— Ничего такого, что касалось бы непосредственно вас, Ваше Величество.

Рин удрученно вздохнул. Кажется, ему не доверяют. И что-то скрывают. Но он сделает вид, что верит. А потом начнет выяснять все, что возможно. Он собрался с силами и даже слегка улыбнулся, качнув головой:

— Спасибо за помощь, Джоаким. К ужину я не спущусь. Буду у себя.

— Прикажите слугам принести ужин в комнату, сир.

Рин кивнул.

— Розэ побудет со мной, хочу провести с ней время до завтрашней церемонии. Ей нужна поддержка, она совсем еще ребенок. И потеряла уже обоих родителей.

— Вы замечательный брат, и я уверен — станете лучшим наследником своего отца.

— С вашей помощью, советник, — Рин кивнул и покинул зал.

Розэ сидела в комнате и играла в куклы. Расчесывала им волосы, пока служанки хлопотали вокруг самой принцессы. Ее успели переодеть в траурное платье, которое составляло гармоничный комплект с платьем Рина. Когда брат вошел, Розэ приветствовала его:

— Рин, ты пришел. Тебя долго не было.

— Мне нужно было завершить важные дела с советниками.

— Важные дела из-за смерти папы?

— Так и есть, моя проницательная сестренка, — Рин присел рядом на корточки перед Розэ и взял в руки вторую куклу.

— Поиграешь со мной? — Принцесса протянула ему еще один гребень, предлагая расчесывать волосы кукле.

— А хочешь, я расчешу твои локоны, как делал это, пока ты была совсем крошкой?

— Хочу! — Розэ легонько улыбнулась. Рин редко видел ее улыбку, но когда они проводили время вместе, это происходило чаще. Будто само присутствие брата радовало девочку. Голубые глаза засияли ярче. Если бы не разница в возрасте, принца и принцессу можно было бы принять за близнецов.

Служанка уступила место Рину, и он сел позади Розэ, чтобы причесать вьющиеся черные локоны. Подкладывая левую ладонь под волосы, Рин осторожно проводил гребнем по локонам сестры. Эти монотонные действия, казалось, успокаивали его. Потрясение из-за ожидаемой смерти отца все еще не покинуло ни разум, ни тело. Первый терзался роем мыслей о разговоре с Эйтором, который слышала сестра. Второе будто не хотело двигаться, каждое действие давалось с трудом. Вот бы сейчас лечь и не думать ни о чем, только смотреть на далекие звезды в красивом глубоком ночном небе. Теперь оно не казалось настолько прекрасным, как раньше. Теперь все иначе. И сам Рин должен измениться, чтобы выжить в мире придворных интриг и внешних угроз королевству. Он — опора всего народа. И защита для сестры.

— Я хочу есть, — Розэ вернула брата в реальность. В ее реальность — где на первый взгляд не поменялось ничего. По крайней мере, так можно подумать, если понаблюдать за девочкой. Ее будто не тронула смерть отца. И Рин старался, очень, не акцентировать на этом внимание, не связывать ее поведение со словами Эйтора. Наверняка ребенок горюет по-своему. Даже без слез.

— Сейчас я прикажу принести что-нибудь, — Рин повернулся к служанкам и дал распоряжение одной из них.

— Можно что-то простое. Холодная солонина, вареные яйца, хлеб, сыр. И принесите мне вина. А принцессе сидр.

Девушка склонилась в поклоне и ушла.

Рин подумал о теле отца.

Глава 3 “Одинокая перчатка”

Рин долго не мог уснуть в эту ночь. Он сидел в кровати, обхватив согнутые колени и легонько покачиваясь. Его жизнь меняется, а он позорно не готов к этому. Ему пятнадцать, и он боится, что управление королевством ему не под силу в этом возрасте. Конечно, его отец взошел на трон в шестнадцать, но Эйтор всегда был уверенным в своих действиях, даже будучи совсем юным. Его уважали и любили многие из тех людей, кто помогал править. Рин же ощущал, что сегодняшний первый Совет, на котором он изъявил волю по наследованию трона, прошел гладко лишь с видимой стороны. Будущий король понимал, что ему предстоит пережить много дней и собственных решений, как правильных, так и ошибочных, прежде чем его начнут воспринимать всерьез и считать королем по праву. И ему понадобится несметная доля мужества, чтобы не погрузиться в горе от смерти отца, в отчаяние и страх потерять влияние. Но его сердце продолжало мягко верить в преданность Джоакима и остальных. В Совет. В то, что люди отца искренни. И эта вера отдавалась эхом с другой стороны груди.

Ближе к рассвету принцу стало сложнее сопротивляться сну. Он проспал пару часов, и когда слуга разбудил его, Рин выглядел больным из-за теней под глазами. Голова болела, ломило виски, и принц поморщился от показавшегося громким голоса юноши. Тот не заметил состояние своего господина и как обычно достал заранее приготовленную одежду, помог затянуть шнурки и застегнуть пуговицы на рукавах.

— Вы выглядите бесподобно, Ваше Высочество! — Искренне выразил восхищение слуга.

Рин заставил себя улыбнуться. Затем мысль о мертвом теле Эйтора всплыла в сознании, и выражение лица будущего правителя сменилось на печально-холодное. Когда душевная боль настолько велика, куда проще испытать кажущееся безразличие, чем пропустить каждую эмоцию через сердце. В случае Рина сердец было два, а значит и боль ощущалась острее. Но сам принц не догадывался о причине невыносимых чувств. Он уже давно решил для себя, что просто родился слабым эмоционально. Мысленно он ругал себя за такой изъян, в то время как придворные со стороны восхищались “добрым сердцем Его Высочества”.

Спустившись в трапезную к завтраку, Рин обнаружил там сонную сестру и склонившуюся над ней няньку, которая увещевала принцессу хоть немного поесть перед предстоящим траурным шествием.

— Братик! — Розэ хлопнула в ладоши, соскочив со стула и присела в приветственном реверансе, как подобает принцессе.

Рин ответил ей, шутливо поклонившись ниже положенного.

— Хорошо ли спалось, Ваше Высочество принцесса? — Принц сел на свое место и бросил взгляд на Розэ поверх стола, заставленного блюдами для королевского завтрака.

— Сначала я хотела поплакать из-за папы, так ведь полагается, но я не смогла. Рин, я плохая?

— Вовсе нет, моя дорогая сестренка. Я тоже еще не плакал. Иногда отсутствие слез — показатель более сильного переживания. Поэтому тебе стоит поесть, чтобы были силы выдерживать эмоции, — он с серьезным видом подвинул к ней тарелку с рисом и вареной рыбой, справленной вержюсом из яблок.

— Хорошо, Рин.

— Ты умница, Розэ, — принц не сдержал улыбку, глядя на то, как легко сестра слушает его. Она всегда прислушивалась к нему. По какой-то неведомой ему причине, Розэ выделяла брата, старалась проводить с ним больше времени, и даже казалось, что отца она любила меньше. Хотя тот не пренебрегал воспитанием дочери и стремился дарить ей любовь, которой она лишилась со смертью матери сразу после появления на свет божий.

— Благодарю вас, брат! — По-взрослому ответила принцесса, после чего перенесла все свое внимание на еду.

Сам Рин почти ничего не съел, даже ароматные запахи не пробудили в нем аппетит. Он лишь выпил пару бокалов кларета и на этом завершил утреннюю трапезу.

Няньки увели Розэ в комнату принцессы, чтобы подготовить к похоронам, переодеть и уложить волосы. Принц же решил потратить свободные пару часов на исполнение небольших, но важных обязанностей. Сначала он заглянул в покои отца. Стража утром успела смениться, и рыцари в доспехах стояли ровно, не склоняясь от усталости. Внутри за телом короля тоже присматривало двое стражей. Эйтор был скрыт под саваном, и Рин не решился приподнять ткань с лица. Он постоял какое-то время молча, затем вздохнул и, резко развернувшись, вышел из спальни покойного.

Дойдя до западного коридора, Рин встретился с выходящим из своей комнаты советником Джоакимом.

— Ваше Высочество! — Мужчина поклонился и выпрямился.

— Джоаким, я как раз искал тебя. Не подскажешь, где я могу посмотреть посмертную маску короля? Она ведь уже готова?

— Да, Ваше Высочество. Пойдемте, я провожу вас в мастерскую, где работал художник.

— Благодарю, — Принц повернул в сторону лестницы, ведущей на этаж ниже, следуя указаниям советника.

Мастерская оказалась не заперта, но скульптора в ней не было. Зато готовая маска высилась на подставке: гипс еще не затвердел полностью, но верхний слой подсох. Черты лица короля узнавались моментально: высокий покатый лоб, изогнутые бровные дуги, впалые из-за болезни глаза, прямой нос и округлый подбородок.

Рин осторожно провел пальцами по вылепленным щекам.

— Надгробное изображение отца будет выглядеть достойно, не так ли? — Он обратился к советнику.

— Уверен, так и будет, Ваше Высочество, — не замедлил тот с ответом.

Рин еще раз с печалью и затаенной болью во взгляде посмотрел на гипсовое изваяние, которое так походило на короля, что делалось жутко.

— Джоаким, я хочу попросить тебя еще об одном: мог бы ты попросить канцлера зайти ко мне?

— Разумеется, Ваше Высочество. Я не заставлю Вас ждать долго.

Когда канцлер появился на пороге Пурпурного зала, Рин сидел в деревянном кресле, сиденье которого для удобства было выложено мехом. Трон отца пустовал и выглядел точно таким, как прежде. Не будучи официально коронованным, Рин не смог заставить себя сесть на него.

Служащий Фидель Торнеро поклонился и поприветствовал принца. Канцлер был моложе Джоакима лет на десять, мужчина недавно отметил свое тридцатилетие и семь лет службы в королевском замке. Светлые длинные волосы Фидель всегда завязывал в низкий хвост, тонкие усы над верхней губой неизменно отвоевывали себе право на существование в отличие от бороды, которая тщательно сбривалась. Серые глаза канцлера блестели, как серебряные экю королевской казны, которым он вел счет, когда одновременно с основной должностью исполнял обязанности камерария. Предыдущий камерарий, стараниями Фиделя и Джоакима был вовремя уличен в краже. Эйтор смилостивился и сохранил ему жизнь, отправив в темницу, несмотря на то, что двое его самых верных подданных настаивали на смертной казни. Рин не знал тонкостей судебного процесса, но в глубине души радовался милосердию отца.