Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

Глава 1

Константин

- Давай оставим их в роддоме…

Жестокая фраза, произнесенная обманчиво нежным, слабым женским голоском, долетает до меня и останавливается, будто бьется в плотное, бронированное стекло. Рикошетит и тонет в детских криках, доносящихся из других палат. В бесконечном больничном коридоре шумно. И только в «випке» моей жены царит уничтожающая тишина.

- Как ты себя чувствуешь, Даш? – невозмутимо переступаю порог. С внешним спокойствием шагаю к постели, небрежно опускаю пакет с продуктами на тумбочку, поддеваю носком ботинка случайно выпавшее яблоко, и оно катится под кровать. Не смотрю туда. Как и на женщину, которая будничным тоном предлагает отрезать от себя кусок, выкинуть и забыть.

Не могу. Иначе не сдержусь.

Неторопливо отхожу к окну, складываю руки в карманы и невидящим взором гипнотизирую внутренний двор лучшей клиники в городе. Нам ее статус не помог. Как и мои связи, и деньги – все зря.

- Отвратительно, Кость. Или намекаешь, что я помешалась? В нашей ситуации все возможно, - слова друг за другом вонзаются мне в спину, превращая ее в решето, но я не поворачиваюсь. - Ты все слышал и правильно понял, не притворяйся. Я хочу отказаться от них, пока не поздно.

Внутри взрывается ядерная боеголовка, поражая все и оставляя лишь пустую оболочку. По-прежнему холодную и стальную.

Нехотя оглядываюсь, беру стул и сажусь напротив постели жены. Иначе воспринимаю ее. Вижу в ней свою персональную «зону отчуждения». И не верю, что все это происходит с нами.

- Речь идет о детях, - чеканю каждый слог и подаюсь вперед, упираясь локтями в колени. – О наших с тобой детях. Ты понимаешь, что предлагаешь?

- Ты ведь сам слышал, что сказали врачи…

- Врачи не боги, могут ошибаться, - меняю позу, чтобы увеличить расстояние между нами. От греха подальше. Откидываюсь на спинку стула, который поскрипывает подо мной. – Рано сдаешься. После нескольких лет безуспешных попыток забеременеть. После лечения, процедуры ЭКО, шести тяжелых месяцев беременности, - воспламеняюсь, стоит лишь вспомнить, через что мы прошли. - Ты же родила их. Ты мать. Неужели не чувствуешь связи и готова так легко отказаться от собственных дочек? Не верю, - отрицательно качаю головой.

- Я молода. У меня вся жизнь впереди. И я не хочу тащить этот крест до конца дней, - продолжает оправдываться. – Это равносильно тому, чтобы похоронить себя заживо. У них нет будущего, но почему его должны лишаться и мы?

– Я же не отказался от тебя, когда узнал о твоем бесплодии.

Ожесточившись, бью ее по больному. Пока только словами. И чтобы не нанести физический вред жене, я резко встаю, откидывая стул.

- К тому же, пока ничего толком неизвестно, сложно сказать, что нас ждет, - до последнего сохраняю сдержанный тон.

- Мне дали образец заявления. Рассказали, что и где нужно заполнить…

Даша тянется к тумбочке, достает какие-то листы, но я выхватываю их и, не вчитываясь, разрываю пополам. Отпускаю и, когда они оказываются на полу, наступаю подошвой.

- А дальше? – упираюсь кулаком в поверхность тумбы. - Что дальше? – нависаю над женой, повышая голос. - Ты сможешь спокойно жить, шастать по ресторанам, развлекаться, пока твои дочки в детдоме? Не зная, как там с ними обращаются… Сможешь жрать и спать, когда дети хрен знает где и с кем?

Даша отодвигается к стене, испугавшись моего гнева. Дергает рукой, натягивая капельницу. Перехватываю ее, чтобы не вырвала катетер из вены и не навредила себе.

- Лучше так, чем обрекать себя на мучения. Я не справлюсь, Кость, я не хочу, - Даша внезапно срывается в истерику. - Не так я представляла себе счастливую семью.

Выпрямившись, смотрю на плачущую жену сверху вниз. И ничего не чувствую, кроме опустошенности.

- Далеко не все происходит так, как мы ожидаем, - выдаю поучительно. - Бог дает нам ровно столько, сколько мы способны выдержать. Так что вытри слезы, дорогая. Твое дикое предложение спишем на послеродовую депрессию. И забудем об этом разговоре.

Хлестко, грубо и повелительно. Пусть я выгляжу бесчувственным тираном, но только так могу достучаться до паникующей матери. Она запуталась, и я единственный, кто способен уберечь ее от ошибки.

- Но…

- Закрыли тему, - обрываю резко. - Дочек беру на себя. Я уже договорился с ведущим перинатальным центром за границей, нас там примут, - бесстрастно сообщаю о своих планах. Ставлю Дашу перед фактом, потому что менять их не намерен. – Поеду с малышками и буду постоянно находиться рядом. Компанию оставлю на Славина, он хорошо зарекомендовал себя в роли моего заместителя. Думаю, справится. Если у тебя какие-то проблемы или просьбы будут, тоже ему звони. Я его предупредил. Ну, а пока… восстанавливайся. Заодно хорошо подумай о нашем будущем, - добавляю многозначительно.

Ухожу, не дождавшись ответа. Плотно прикрываю за собой дверь, но не хлопаю, как бы ни хотелось вбить ее с размаха в косяк. Самообладание – это все, что у меня осталось на данный момент. И оно не дает мне сломаться и разнести клинику, сравняв ее с землей.

- Кто сегодня дежурил? – выплевываю у стойки в приемной, а миловидная медсестричка испуганно хлопает ресницами. – Мне нужна фамилия врача, который надоумил мою жену подписать отказ от новорожденной двойни. Ну же!

- На дежурстве был Коновалов, - лепечет она, беглым взглядом беспокойно окидывая помещение. – Он уже сменился.

- Передайте главному, пусть ищет ему замену, - хмыкаю зло. – Вопрос времени...

И профессионализма ребят из моей юридической компании. У любого врача можно при желании найти скелет в шкафу. А то и раскопать маленькое кладбище.

Щелкаю пальцами, чтобы вывести ошеломленную медсестру из транса, и мне тут же накидывают халат на плечи. Провожают в отделение для недоношенных. На короткое время оставляют рядом с кувезами, в которых спят мои дочки. Два крохотных комочка, слабых и тихих. В ворохе одежды, пеленок и обмотанные датчиками. Цыплята внутри инкубаторов, искусственно поддерживающих нужную температуру.

Глава 2

Около четырех лет спустя

Вера

Вдох. Шаг. И я врастаю в землю.

Порыв ветра бьет в лицо. Наотмашь. Дает пощечину, еще одну. Раздувает рыжие кудри, взметает вверх. Наверное, я сейчас похожа на ведьму. С ненавистью в глазах и зияющей дырой в груди.

Нет сил пошевелиться.

Тяжелый, болезненный выдох. Легкие всмятку. Сердца нет. Вырвал человек, которого я любила. И теперь он забирает у меня последнее.

Не моргаю. Широко раскрыв глаза, ловлю каждую деталь. Чтобы не забыть, каково это – быть преданной. Чтобы не повторить свою ошибку.

Наблюдаю, как «Сладкая жизнь», покосившись, срывается с фасада кафе-кондитерской, падает и с металлическим скрежетом проезжает по асфальту.

Морщусь, но не зажмуриваюсь. Запоминаю, с каким задором Женя, бывший муж, рушит бизнес, который я создавала с нуля. Как мое дело летит в ад вместе с вывеской.

Сладкова – моя девичья фамилия. Она и легла в основу названия первой кондитерской. И ее же я вернула себе после развода.

Никогда не думала, что меня это коснется. Я ведь правильная, верная, слежу за собой. Голова не болит, халат не растянут, ни грамма целлюлита. В чем еще обычно упрекают бывших? Черт! Создана по всем канонам идеальной жены.

И я любила мужа. До беспамятства. Доверяла слепо.

Но…

Женя оказался лжецом и подонком.

Мало того, что завел интрижку на стороне, сделал ребенка любовнице, так еще и каким-то образом отсудил мой бизнес, как «совместно нажитое имущество». Я была уверена, что он не посмеет. Да и не захочет заниматься кафешкой. Зачем она ему? Женя никогда не вникал в мои дела, а о сладостях знал лишь, как их есть.

Я рано расслабилась – и получила удар в спину. Смертельный.

И теперь все, что у меня осталось, - машина доставки с логотипом несуществующей кондитерской. А еще вещи, которые бывший муж любезно позволил мне сегодня забрать из кафе. До того, как его закроют на ремонт.

Вот и все. Жили мы недолго и несчастливо, пока развод не разлучил нас.

А дети… Их у нас с Женей так и не получилось. Наверное, к лучшему. Иначе бы еще и малышей делили…

- Грузи с остальным хламом, - выкрикивает один из рабочих и цепляет трос к помятой вывеске. Небрежно наступает на нее грязным кроссовком. Дает знак водителю грузовика. Хлопает по кузову и достает из кармана сигареты.

На секунду мне кажется, что сразу после перекура он подойдет ко мне, закинет на плечо и оттащит меня туда же. К ненужному мусору.

«Боже, дай мне сил это выдержать», - шепчу, впервые за все время прикрыв глаза. Слез нет. Я вообще не плачу. Не истерю. Говорю же, улучшенная модель жены. Только теперь сломанная.

- Ксюса, смотли, какая класива-ая, - восхищенно тянет тонкий детский голосок.

Сердце оживает под ребрами, стучит все быстрее и чаще. Пытается выскочить на звук. Кровь бурлит в венах, зовет. Не понимаю, что со мной.

- Маня, низя тыкать пальцем, - отчитывает ее вторая.

Опускаю взгляд и вижу крохотных рыжих кудряшек, похожих друг на друга как две капли воды. Приятное тепло разливается в груди, течет по всему телу, солнечным светом пробивается сквозь кожу.

Я всегда по-доброму относилась к детям. Но ни разу не чувствовала ничего подобного. Наверное, расклеилась после развода. Стала слабой и сентиментальной.

- Она тоже солныско. Как мы, - довольно кивает первая малышка и указывает пальчиком на мои волосы.

Словно под действием неведомой силы, я приседаю перед ними и беру их за ручки. Веду большими пальцами по нежной, бархатной, покрытой слабыми веснушками коже. Ох и замучаются красавицы с ней, когда вырастут. По себе знаю.

- Вы откуда, крошки? Потерялись? – тяну уголки губ вверх и получаю от девочек ответные улыбки.

- Неа, - отрицательно качают головами, и озорные кудряшки подскакивают в такт. – Папу ждем. Я Ксюса, она Мася, - бойкая представляет обеих, пока сестра настороженно молчит.

- Ксюша и Маша? – расшифровываю их «детский говор».

- Ага, - соглашаются обе. Значит, угадала. - А ты кто? – одинаково наклоняют головы. И накручивают кудряшки на пальчики.

- Меня зовут Вера. Я…

Одинокая женщина. Без мужа, без детей, без работы. Я никто. Так себе презентация. Поэтому умолкаю, не зная, как представиться.

- Ты наша мама? – выдают хором. И на миг вгоняют меня в ступор. Потому что у меня не может быть детей.

- Нет, - резко поднимаюсь.

И вряд ли ей когда-нибудь стану. Но пожалеть себя не успеваю, потому что на всю улицу неожиданно раздается жалобный детский плач. Две сирены сливаются в одну. Вселенского масштаба.

От крика малышек замирает сердце. Пропускает удар – и разрывается на части, истекая кровью. Не имея ни малейшего опыта общения с детьми, я на секунду теряюсь. Широко раскрыв глаза, испуганно смотрю на капризных солнышек.

Так хочется обнять их, прижать к груди и больше никогда не отпускать. Дать им все, что попросят. Даже если в качестве новой игрушки они выбрали… меня.

Глава 3

- Сколько тебя ждать-то можно? – раздается мерзкий голос, по сравнению с которым приказной тон мрачного незнакомца кажется песней. Незаметно сжав кулаки, я подавляю эмоции. – В отличие от тебя, у нас много дел.

- Привет, Алька, - небрежно бросаю, не оглядываясь. Много чести для такой дряни. - То, что у тебя с моим бывшим мужем, сложно назвать делами, - добавляю двусмысленно, с тонким флером ехидства. - И кафе тут точно не при чем.

Ревнивый, презирающий взгляд впивается мне в спину между лопатками, чтобы пронзить тело насквозь и окровавленным острием выйти из груди. Разрезать меня, уничтожить, убрать с пути.

Напрасная трата сил и эмоций. Сердца нет – нечего и терять. Вместо него и так сквозная дыра.

А на предателя я давно не претендую. Вырезала из груди и выбросила на свалку. Сразу же, как узнала о его похождениях. Я не прощаю ложь, и Женя прекрасно это знает. Видимо, его любовница не в курсе.

Ненавидит и боится меня.

- Не Алька, а Алевтина Николаевна, будущая хозяйка кафе. Поэтому оно очень даже «при чем», - важно произносит, но дрожащие нотки предательски выдают ее настроение. Она волнуется. И почему-то очень сильно.

Медленно поворачиваюсь на скрип – иначе нельзя назвать отвратительный, хрипловатый, будто прокуренный, голос. Сканирую щуплую, угловатую фигурку невысокого роста, останавливаюсь на небольшом, едва оформленном животике.

Я бы не сразу заметила его между полами пальто, если бы не знала, что Аля беременна. И если бы она так демонстративно не поглаживала результат порочной связи с чужим мужем. Будто гордится этим, как главным достижением в жизни.

Если бы я могла предугадать, что милая, пугливая, скромная студентка, которую я приняла на работу несколько лет назад, в итоге уведет моего мужа…

Впрочем, это ведь не она произносила клятву верности перед алтарем. Не она признавалась мне в любви. Не она обещала «долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас».

Не она виновата.

На ее месте могла оказаться любая. В постели моего мужа.

Любая, кто смогла бы ему родить.

- Прости, Алька, привычка, - пожимаю плечами, и мой спокойный жест заставляет ее вспыхнуть от злости и обиды. – От вчерашней уборщицы до хозяйки? - окидываю ее надменным взглядом. – Шикарный карьерный рост. Сама-то в это веришь?

- Думаешь, любимка будет против? – с вызовом вздергивает подбородок.

- Любимка? - морщусь. Какая гадость и пошлость.

Аля встряхивает волосами, которые неестественной желтизной отливают на солнце, и я только сейчас обращаю внимание, что она зачем-то сделала себе завивку. И цвет изменила - осветлила локоны до каштанового, с рыжим оттенком. Макияж совсем другой: смоки-айс, визуально увеличивающий разрез глаз, румяные щеки, пухлые губы со слабым морковным оттенком.

Не выдержав, тихо смеюсь.

- Думаешь, украла у меня мужа, кафе, внешность – и это поможет тебе прикинуться хозяйкой? Стать лучше, чем ты есть? – безжалостно бью ее неудобными вопросами. И каждым - попадаю в цель. Она ведь сама сомневается в себе. – Или боишься потерять «любимку»? – заканчиваю серьезно и ядовито.

- Он к тебе не вернется, - произносит неуверенно и двумя руками обхватывает живот. Нашла, чем привязать бабника. Надолго ли? Или пока он не наиграется в папочку?

- Конечно, нет, - чеканю твердо.

Предавший однажды - предаст еще много раз. В этом я убеждена, поэтому не строю иллюзий по поводу Жени. Никаких вторых шансов. Ни ему, ни... другим мужчинам. Я просто не выдержу очередного болевого шока.

- Вот и не мешай нам, - успокоившись после моего ответа, она резко начинает наглеть. Но спесь внезапно слетает с припудренного лица. - Ой, - вжимает голову в плечи, зыркая куда-то за мою спину.

- Аля, я просил не приезжать сюда, - грозно летит со стороны кафе.

Женя стремительно шагает к нам, нервно оглядываясь по сторонам, изучает парковку, будто ищет кого-то. И, сложив руки в карманы, останавливается рядом со мной. Скользит по мне долгим, тягучим взглядом, будто изъяны ищет. И остается недоволен тем, что я по-прежнему ухожена и красива. Неужели он ждал, что я утону в слезах и опущусь без него?

Хотя я действительно страдала. Очень. До сих пор чувствую себя так, будто все внутренности порубили, легкие перекрутили в фарш, а сердце вырвали. Но никогда не покажу истинные эмоции. Только не ему.

Натягиваю лучезарную улыбку на лицо. Сильнее раздражаю бывшего. Хотя он и до меня был на грани.

Какая нервная семейка.

- Заходи в кафе, поговорим, - холодно обращается ко мне.

Вопросительно выгибаю бровь, удивленная таким строгим тоном. Привык любовнице приказывать? Забыл, что я другая?

Смело смотрю в его серые глаза, сканирую каменное лицо, напряженные плечи. Наклоняю голову набок. Ловлю расстроенный взгляд бывшего.

Не забыл.

- О чем, дорогой? – специально провоцирую обоих. На Алю моя фраза действует безотказно. Понимаю это по сдавленному змеиному шипению.

Женя вздыхает тяжело и, потерпев со мной неудачу, решает выплеснуть свой гнев на любовницу.

- А ты уезжай! Не мелькай здесь, я же предупреждал, - цедит сквозь зубы.

Покосившись на Альку, я не сдерживаю язвительного смешка. Хозяйка. Какое громкое звание для мелкой дряни. И отношение к ней соответствующее. Ее скрывают, как нечто постыдное.

- Женечка, я соскучилась. Захотела тебя увидеть перед тем, как поеду к врачу, - Аля прижимает ладонь к животу. Натирает его судорожно, будто пытается джинна из лампы вызвать.

Бедный малыш, который стал лишь средством достижения цели. Он ведь им обоим не нужен по-настоящему. Одной – чтобы мужика подцепить, другому – для статуса.

- Такси вызвать? – с нажимом чеканит «любимка». Выудив из кармана телефон, демонстративно прокручивает его в руке.

- Я за рулем, - бубнит себе под нос Аля, надувает губы и кивает в сторону красной дамской машинки. – Осваиваю твой подарок, - сменив обиду на милость, игриво улыбается.

Глава 4

Вера, ты не могла выплеснуть эмоции чуть позже? После того, как спокойно забрала бы вещи и документы из кабинета, попрощалась с командой… А в идеале вообще запихнуть обиды как можно глубже и держать чувства в узде. До последнего. Чтобы уйти отсюда с гордо поднятой головой.

Но нет… Дипломатия не мой конек. Я слишком импульсивная и честная, за что постоянно себя ругаю.

Кому легче стало от этой оплеухи?

Мне? Ни капли. Внутри все бурлит и клокочет, будто за секунду до извержения вулкана. Ладонь нещадно жжет огнем, а запястье попадает в болезненный капкан, когда Женя перехватывает мою руку.

Ему?

Смело впиваюсь взглядом в багровое от гнева лицо. Вижу, как раздуваются крылья носа, как губы сжимаются в тонкую нить, подскакивают желваки. И осознаю, что терпеть его не могу. Полностью. Внешность, манеры, слова — раздражает все! Правильно говорят, что от любви до ненависти один шаг. Я не собиралась его делать, но муж сам толкнул меня. Прямо в пропасть.

И теперь играет такое искреннее возмущение, что хочется дико рассмеяться.

Грубые пальцы сильнее впиваются в мою руку. Надавливают там, где бьется пульс, будто собираются остановить его.

Кажется, наша ненависть взаимна…

— Вера Александровна, добрый день, — доносится сбоку знакомый мужской голос, и я машинально поворачиваю голову на звук.

Реагирует и Женя. Раздраженно, дергано, скрипнув зубами, он зыркает на того, кто посмел помешать ему убивать бывшую жену. И нервно откашливается.

— Добрый, Матвей. Как у вас здесь дела? — произношу спокойно и легко. И не могу побороть улыбку.

Здоровый детина с черном поварском фартуке устрашающе поднимает шеф-нож и перекладывает его из руки в руку. Хмуро поглядывает на Женю, но продолжает делать вид, что ничего не понимает. Знает, что я не люблю, когда кто-либо вмешивается в мою личную жизнь. Пусть даже разрушенную. Не хочет меня оскорблять своей помощью. Но это не мешает ему присматривать за мной.

Впрочем, одного его вида хватает, чтобы Женя отпустил мое запястье и сделал шаг назад.

— Возвращайся к работе. Полный зал клиентов, — со сталью в предательски подрагивающем голосе говорит он. Лжет. Посетителей не так много. Просто избавляется от ненужного свидетеля.

Затем потирает алую щеку, зло косится на меня и принимается поправлять лацканы пиджака.

— В целом хорошо, Вера Александровна, — проигнорировав его приказ, Матвей невозмутимо отчитывается передо мной. — Но вы почему-то давно не заезжали, и у нас накопились вопросы. Нужно сделать несколько важных заказов. Когда мы можем все обсудить?

— Иди на кухню, — цедит бывший, а я прищуриваюсь с подозрением. — Позже все решим…

— Стоп! — вскрикиваю, догадавшись, в чем дело. — Ты не сказал им? Умно-о, — демонстрируя широкую голливудскую улыбку, я хлопаю в ладоши. И поворачиваюсь к шеф-повару: — Матвей, все вопросы вы теперь будете решать с Евгением Никитичем, — сообщаю ему, несмотря на предупреждающий кашель бывшего. — Я больше не хозяйка кафе.

Нож с характерным звуком врезается острием в деревянную доску и остается там, пока Матвей вытирает руки о фартук.

— Нет, Вера Александровна, мы не в курсе, — растерянно тянет он. — Это многое меняет, — добавляет задумчиво.

— Ничего не меняется, — чеканит Женя и берет меня под локоть, на этот раз гораздо аккуратнее. — У нас с Верой Александровной деловые переговоры, а потом я объявлю всем окончательное решение.

— Интересно, — фыркаю удивленно, а он ведет меня через кухню в административное крыло.

Закрываемся в моем кабинете. Точнее, теперь здесь все принадлежит ему. И его беременной подстилке.

Стараясь не смотреть на изменника, чтобы не сорваться, я начинаю собирать вещи по пакетам и коробкам. Дипломы в рамках, сертификаты, рабочий ноутбук, блокноты с заметками… Задерживаюсь на фотографии, где запечатлены мы с Женей. Счастливые, влюбленные. Но все оказалось ложью…

Оставляю снимок на столе.

— Значит, точно ко мне не вернешься? — сложив руки в карманы, Женя меряет шагами пол.

— Точно, — выпаливаю без сомнений.

— Ты можешь остаться здесь, — вдруг предлагает. — Назначу тебя, допустим, управляющей кафе. И занимайся дальше любимым делом. Я ведь не урод и не тиран какой-то, все понимаю. Ты без работы осталась, тебе деньги нужны…

— Не-ет, ты не тиран, — цокаю языком. — Ты очень хитрый жук, который пытается усидеть одним задом на двух стульях, — складываю коробки у входа, чтобы удобнее было нести их к машине. — Ты ни черта не смыслишь в этом бизнесе, поэтому тебе по-прежнему нужна я. Хочешь, чтобы я пахала на тебя и твою куклу?

— Да при чем тут Алька. Ей здесь ничего не обломится, так что ты не будешь ей подчиняться, не переживай, — отмахивается он.

— Зато тебе — буду, — шумно дышу носом. — И такой расклад меня не устраивает.

— Твой ответ «нет»? — становится напротив.

— Повторить? — сталкиваемся взглядами.

— Тогда я переделаю все твое кафе. Видела, уже вывеску сняли? А ты можешь это остановить…

Глава 5

Константин

— Папуля плоснется и налугает нас, — слабый шепот напоминает шум волн.

Прохладные брызги касаются ног, капли ложатся на ногти и стекают по ступням. Видимо, шторм усиливается — и вода добивает выше. К рукам. По тыльной стороне ладони пробегает ветерок. Пальцы покалывает, словно после онемения.

Немного щекотно. Слегка похоже на массаж. Но за четыре года я четко уяснил две истины: тишина — признак беды, а первое впечатление всегда обманчиво.

Нехотя разлепив веки, некоторое время неподвижно лежу, уставившись в потолок. Пытаюсь по солнечным зайчикам определить, который час, а по собственным ощущениям — что со мной делают.

— Наругает. Зато опоздает и не уедет в свою идиотическую ферму, — второй голос звучит вкрадчиво, заговорщически. А ладошки поглаживают и похлопывают предплечье, будто гипс мне накладывают.

Не помню, чтобы я руки ломал. Впрочем, вся неделя выдалась такой насыщенной и тяжелой, что пронеслась как в тумане, вытянув из меня последние соки. Еще дочки капризами добили: требовали маму. Понимаю, что им ее не хватает. Рано или поздно они должны были задать этот вопрос. Но я пока не придумал, какую сказку сочинить для них. Ведь как объяснить, что их мать — обыкновенная дрянь?

— Юридическую фирму, — поправляю машинально. Осторожно разминаю затекшую шею, приподнимаю голову с подушки, дергаю рукой, шевелю ступнями и пытаюсь на ощупь определить, что там копошится у меня в ногах.

— Папу-улька, плосну-улся? — нараспев тянет Маша откуда-то снизу. С нотками волнения.

— Доброе утро, — виновато произносит Ксюша совсем рядом, где-то под боком.

Улыбка, не спрашивая разрешения, сама растекается по лицу. Но через секунду я вздрагиваю.

— О-ой, — два тонких вскрика сливаются в один протяжный писк. По ногам разливается что-то вязкое и липкое.

Пытаюсь привстать на локтях, пока под ногами чавкает болото. Балансируя на матрасе, оглядываюсь спросонья, спотыкаюсь о растерянные, но хитрющие взгляды дочек — и постигаю дзен.

Если бы я паниковал и злился каждый раз, когда они что-нибудь натворят, то давно бы или получил разрыв сердца, или обзавелся нервным тиком.

— Замрите, — спокойно, но строго произношу, когда малышки испуганно соскакивают с матраса и шлепают босыми ножками по паркету.

Топот резко обрывается. Значит, послушались, а мне можно перевести дыхание. И оценить масштаб утренней катастрофы.

Прежде всего, ищу телефон и, обнаружив его под подушкой, провожу грязным пальцем по дисплею. Оставляю фиолетовый след. Судя по консистенции, это пятно от масляных гипоаллергенных красок.

— Не так страшно, — бубню себе под нос, пока девочки ждут приговора. — Отмоется, — фокусирую взгляд на циферблате. — А это уже хуже, — сдавленно добавляю и прочищаю горло.

Покосившись на дочек, застывших, как морские фигуры, я невольно издаю хриплый смешок. Они в таком возрасте, когда каждую фразу воспринимают буквально. И это мило. Было бы… Если бы я не проспал сигнал будильника!

— Зачем телефон спрятали? — предполагаю, что это их рук дело. И, судя по вытянувшимся мордашкам, попадаю в цель.

— Звонил громко, — признается Ксюша. — Чтобы ты поспал, — отмерев, ковыряет пальчиками веснушки на руках.

— Папуля, давай выходной? — Маша взмахивает светлыми, почти незаметными на солнце, но длинными ресничками.

Укоризненно покачав головой, рискую перевести внимание на кровать. Простыни испачканы красками и залиты мутной водой, в которую малышки макали кисточки. Вокруг разбросаны какие-то бумажки, клей, палитра, тюбики с блестками...

Что ж, набор для детского творчества наконец-то пошел в дело. Это плюс. Дети развиваются.

— Выходные у меня будут на выходных. А сегодня мне надо на работу, — задумчиво отвечаю, слышу разочарованные вздохи дочек и выпрямляюсь.

С опаской осматриваю свои руки и ноги. Левое предплечье и правая щиколотка в наклейках. В жестких волосках увязли блестки, отчего кожа переливается на свету. На ногтях — разноцветные отпечатки пальцев.

А вот это все, конечно, минус...

Спа-процедуры, маникюр и педикюр — олл инклюзив за какие-то полчаса. Девчонки постарались на славу. Тем не менее все исправимо.

Поэтому невозмутимо зеваю и потягиваюсь.

— Отомрите — и марш в ванную, — киваю дочкам, и они, понурив головы, плетутся к двери.

Кое-как вытерев руки и ноги о постельное белье, сгребаю его вместе с «орудиями преступления» и несу узел в стирку. Хотя, наверное, следовало бы сразу в мусорку. Но такими темпами я скоро без вещей останусь.

— Папуль, ты злой? — надувает губки Маша, когда я ставлю ее под теплый душ прямо в пижаме.

— Ты нас больше не лубишь? — шумно всхлипывает Ксюша, следуя за сестрой.

Обе так испачкались, пока меня «апгрейдили», что придется их купать. Хмыкнув и пожав плечами от безысходности, набираю ванну.

— Я огорчен вашим поведением, — иначе формулирую фразу Маши. — Но это не повлияет на мое отношение к вам. Я вас всегда буду любить, — произношу абсолютно искренне, но, наверное, недостаточно эмоционально.

Глава 6

— Кость, понимаешь… — рискует пролепетать Даша, когда я трогаюсь с места. Ее тихий, вкрадчивый голос звучит сиреной в моих ушах. Оповещает об опасности.

Резко вылетаю на дорогу, не беспокоясь о том, что пассажирка не пристегнута. Грубо вхожу в поворот. После сдавленного «ой» Дашу впечатывает в дверь. Пакеты падают с ее колен, рассыпаются по салону. Из бумажных свертков вываливаются фрукты и сладости. Не рассматриваю их, потому что заранее уверен: больше половины из того, что принесла Даша, — если не все — детям нельзя. Но ей плевать. Он не узнала о собственных дочках ровным счетом ничего. Потому что не хотела вникать.

Какая-то игрушка случайно ложится на коробку передач — и я смахиваю ее рваным движением, как ядовитую змею.

— Куда? — рявкаю, стараясь не смотреть на Дашу.

Противно находиться с ней в одном салоне. Чувствовать приторный запах ее духов. Слушать мерзкий голосок.

— Что «куда»? — строит из себя дуру.

Ослабляю ворот рубашки, бью по кнопке, чтобы опустить стекло полностью. Поток свежего воздуха немного проясняет мысли, но ни черта не успокаивает.

— Куда тебя везти? — выплевываю, понимая, что готов сорваться. — Назови адрес, если не хочешь, чтобы я выкинул тебя в какую-нибудь канаву в ближайшей роще.

— Кость, ты на эмоциях сейчас, — несмотря на страх и панику, Даша говорит со мной нежно, тихо, обволакивающе, как с психом. Тянет руку, касается пальцами моего предплечья, но тут же отдергивает ладонь.

— Адрес, мать твою! — прикрикиваю на нее.

Растерявшись, Даша послушно называет улицу и дом. Какие-то новые координаты. Не Славина. Выкручиваю руль, совершая чуть ли не полицейский разворот. Бывшую опять швыряет по салону, и она наконец-то пристегивается. На разбросанные подарки уже и внимания не обращает. Действительно, зачем они ей? Все равно отправятся на свалку.

— Не приближайся к моим детям, — чеканю со сталью в ледяном тоне.

Не отвожу глаз от оживленной трассы. Встраиваюсь в плотный поток машин — и веду аккуратнее. Еще не хватало из-за какой-то стервы в аварию попасть.

— Да что с тобой, Кость? — сокрушается она так, будто это я конченый подонок и незаслуженно ее обижаю. — Как зверь себя ведешь. Да, я ошиблась. Но все имеют право на второй шанс. На апелляцию, — слабо, но начинает манипулировать мной.

— Чего ты добиваешься? — все-таки решаюсь взглянуть в ее наглое лицо. Бледное, без макияжа, с пятнами под глазами. Сейчас на нем застыла маска раскаяния и боли. Но все это показное, как и красивые слова стервы.

— Ничего. Я всего лишь хочу увидеть моих дочек. У них ведь день рождения, — вымученно улыбается.

Признаться, Даша изменилась за эти годы. Похудела, обрезала волосы под каре, одевается проще и удобнее. Впрочем, это объясняется элементарной нехваткой денег. Откуда у Славина столько бабла, чтобы содержать ее? Даша с моей карты тянула, даже когда мы с дочками в клинике за границей были и огромные суммы уходили на реабилитацию. Когда я в долги влезал. А ей все равно было. Тратила, как раньше. Будто ничего не произошло.

Отворачиваюсь, прежде чем взорвусь.

— Неужели вспомнила дату? — хмыкаю зло. — Своих детей ты Славину рожай, а двойняшки не имеют к тебе никакого отношения. Ты сама от них отказалась. Или забыла?

— Не забыла, — тянет с придыханием. — Все эти годы мучилась. Так плохо было, что внутри теперь все выжжено. Не могу без них. Я их выносила, родила. Я мать!

Хреновая заявочка. Ничего хорошего не сулит.

— Ты не мать, не заслужила, — произношу чуть ли не по слогам. — Ты инкубатор, причем не очень качественный.

— Кость, ты мне больно сейчас делаешь, — делает вид, что смахивает слезы. Но я слишком очерствел, чтобы вестись на ее уловки. — Но ладно. Говори, если тебе от этого легче. Я ведь больше так и не смогла забеременеть. А со Славиным мы разводимся.

— Неужели Петька бросил тебя раньше, чем ты успела найти ему замену? — усмехаюсь с сарказмом. — Молодец, быстрее меня сориентировался и распознал твою гнилую сущность.

Торможу на светофоре, вальяжно откидываюсь на спинку кресла, барабаню пальцами по рулю. Усмехнувшись, устало покачиваю головой. Хитрая баба, но предсказуемая. С каждой новой фразой ее мотивы становятся понятнее, как и внезапно вспыхнувшие чувства к детям.

Меркантильная тварь.

— Прекрати, Кость, мне и так пло-охо. Мы с ним расстаемся из-за детей. Я родить ему не могу, а он отцом стать очень хочет. Во-от и… — подвывает, как плакальщица на похоронах. Хотя ритуал надо было провести еще четыре года назад: закопать нашу неудавшуюся любовь и поставить огромный деревянный крест на могиле. Мне казалось, я сделал это, но нет... Воскресла как зомби. Сидит рядом, разлагается, подванивает. Отравляет воздух, под кожу забраться пытается, кровь заразить. Но прошло то время, когда меня так легко можно было обмануть.

— Бумеранг, дорогая, — хмыкаю, вдавливая педаль газа, когда загорается зеленый свет. — И далеко не последний. После того, что ты сделала, заслуженный.

— Ты мне позволишь дочек увидеть? — сипло спрашивает и подается ближе ко мне. — Хоть на расстоянии?

— Нет, Даша, — неосознанно повышаю скорость до критической отметки. — У тебя нет детей, заруби себе это на носу. Приблизишься к ним — я тебя уничтожу.

Глава 7

Вера

Апельсиновый ганаш ровной массой ложится на половинку оранжевого макаруна. Затаив дыхание, веду насадкой из середины круга вверх — и перехожу на следующую порцию. Машинально повторяю однотипные действия, не задумываясь о технике. Все доведено до автоматизма. Руки творят, а мысли витают далеко. Взгляд то и дело мечется к часам и обратно.

Слежу за временем, чтобы все успеть, и параллельно прокручиваю в голове мой сегодняшний график. Невероятно плотный.

— Да, Матвей, — отложив опустошенный кондитерский мешок, зажимаю телефон между плечом и ухом.

Ни на секунду не прекращаю работу. Пока разговариваю, быстро, но аккуратно соединяю хрупкие половинки. Складываю макаруны в коробку. Украшаю лимонной цедрой, орехами и листиками мяты. Накрываю крышкой со специальным прозрачным окошком. Посередине креплю фирменный логотип «Сладкая жизнь».

Бывший муж отсудил у меня кафе и все имущество, но не может забрать бренд.

Смешно. От лучшей кондитерской в городе осталось только название. И я…

Впрочем, я не одна.

— Вера Александровна, мы на месте, — отчитывается Матвей. — Заготовки все привезли. Кажется, не забыли ничего. Напоминаю, что с вас основа для капкейков и творожный крем, — делает паузу, будто задумался или осматривается.

— Да, разумеется, — тянусь к коробке, где уложены формочки, и заглядываю в пакет с банками. Перепроверяю все в сотый раз. — Стоп-лист: яйца, мед, орехи, цитрусы. Минус красители, — чеканю, скорее сама для себя.

— Конечно, все учли. Вера Александровна, вы же лично вчера нас контролировали, — усмехается. Он прав: коржи для торта мы выпекали вместе. И я следила за ребятами так, будто они новички.

— Никаких проблем не возникло? — бросаю с беспокойством.

— Нет. На кухню нас охрана пустила. Оформители в гостиной работают. Хозяин с именинницами будет к вечеру. Специально увез их, чтобы мы подготовили сюрприз. Пока что все идет по плану. Ждем только вас.

— Спасибо, Мэт, но давай на «ты» и по имени. Я больше не твой шеф. Мы теперь всего лишь доставка сладостей. И не дай бог кто-то узнает, в каких условиях мы готовим, — окидываю взглядом свою тесную кухоньку. — Какой же бардак, — выдыхаю чуть слышно, но Матвей улавливает.

— Это временно, Вера Александровна, — упрямо «выкает» мне. — Надо же с чего-то начинать, — успокаивает, заставляя почувствовать себя слабой.

На миг становится противно. Неужели это я? Растеклась, как просроченное мороженое без холодильника. И почти сдалась.

Команда и так думает за меня, невольно вытаскивая из депрессии. Это была идея Матвея — организовать доставку домашних сладостей. К моему удивлению, после нескольких объявлений в интернете ко мне выстроилась очередь. Дошло до того, что теперь я вынуждена отказывать некоторым клиентам — мощностей моей скромной кухни, да и меня лично, не хватает на всех желающих.

Матвею и ребятам я строго запретила увольняться из кафе. До тех пор, пока не смогу предложить им достойную альтернативу. Так что в данный момент им приходится работать на два фронта, помогая мне с заказами и при этом стараясь не рассекретить себя перед Женей. Матвей уверяет, что это не так сложно. Кафе закрывается на ремонт, распродает остатки, а повара там выполняют скорее роль подсобных рабочих и ждут чуда. Почему-то последнее упорно связывают со мной.

Но чудес не бывает.

Впрочем, на днях нам улыбнулась удача. Известная мастерская праздников «Радость» предложила «Сладкой жизни» сотрудничество. «Радость» организовывает мероприятия под ключ: от оформления и аниматоров до меню. Буквально за несколько дней до запланированного мероприятия с их кондитером что-то случилось — я не вдавалась в подробности. И начальство вышло на меня. Бренд сыграл свою роль, так что мы быстро подписали договор.

А сейчас я дико волнуюсь.

Сегодня, по сути, первое серьезное задание после развала моего бизнеса. Детский день рождения. Праздник пройдет на дому, но заказчик богатый и статусный. Кто именно — не сообщили. Элементарно забыли. Нас нанимали экстренно, впопыхах. Благо, я сообразила, что надо уточнить по поводу особых пожеланий именинниц и выудить информацию об их аллергии. Иначе наше первое мероприятие стало бы последним. Таких грубых ошибок обычно не прощают.

— Так! — рявкаю, взяв себя в руки. — Я уже выезжаю. По пути пирожные другому клиенту доставлю, там срочный заказ — и сразу к вам. Полчасика дай мне.

Складываю в бумажный пакет коробку с макарунами. Делаю едва видимую пометку, чтобы ничего не перепутать. Это интернет-заказ. Поступил впритык, но клиентка слезно умоляла не отказывать ей и «приготовить хоть что-то», ведь остальные кондитеры уже заняты. Правда, полностью положилась на мой вкус, заверив, что ее дети едят все. Что ж… это странно и очень ответственно. Надеюсь, мне удалось ей угодить.

Отдельно, в пакеты побольше, раскладываю необходимые для сегодняшнего праздника заготовки. Именинниц ждет двухъярусный торт в форме сердца и «нулевой» этаж из капкейков. Конструкцию мы соберем и украсим непосредственно на месте.

Невольно вспоминаю дочек Воскресенского — двух рыжеволосых солнышек. И тут же отмахиваюсь. Какова вероятность того, что сегодня день рождения именно у них? Минимальная, ведь город огромный. Да и это было бы насмешкой судьбы. Обслуживать хама и женоненавистника, который общался со мной с таким пренебрежением, словно я мошка? Надеюсь, я не настолько невезучая.

Глава 8

Несколько часов спустя

Вывожу белую творожную розочку на капкейке, двигаясь по спирали от середины к краям. Дополняю получившийся бутончик тоненькими яблочными слайсами. Слегка, очень бережно кручу нижний этаж конструкции, пока два верхних, где полностью собраны и украшены кремом коржи, остаются неподвижными. Тихонько вздохнув, наклоняюсь к следующей порции кексиков. Остались последние штрихи — и торт отправится к именинницам.

— Так, стоп! Раз, два… — считаю одними губами и по памяти воспроизвожу в голове картинку. — Я точно выложила на подставку все основы до единой. Откуда эти дыры, — хмыкаю задумчиво, замечая зазоры в стройных рядах.

Отложив насадку с творожным кремом, растерянно осматриваюсь. Из гостиной доносятся голоса аниматоров, детский смех, веселая музыка… Развлекательная программа подходит к концу — и совсем скоро главный сюрприз вечера будет торжественно вывезен в зал. Матвей готовит «плацдарм» для фееричного появления десерта, пока я довожу наш совместный сладкий шедевр до совершенства. Мы с ребятами вложили в него душу. Уделили внимание мельчайшим деталям. Но что-то не так…

— Нет, их точно было больше. Я четко рассчитала все, — бурчу на конструкцию, будто это она виновата и проглотила пару моих кексов, нарушив заранее продуманную структуру.

Морщусь от визгов и топота, звуки которых вторгаются в кухню. Мне кажется или они стали громче? С подозрением кошусь на дверь. Приоткрыта.

Детская песенка внезапно останавливается — наверное, чтобы аниматоры могли провести очередной конкурс для малышей. В образовавшейся паузе я различаю тихое перешептывание. Совсем рядом. Словно здесь, на кухне, кто-то есть.

Сканирую взглядом помещение, и не нахожу ни души. Да и кто может забрести сюда? Мои ребята и сотрудники мастерской «Радость» — в общем зале. Там же хозяева и гости. Я из кухни носа не высовываю, потому что занята и... честно говоря, не хочу светиться лишний раз.

Может, у меня галлюцинации от нервов и перенапряжения? В конце концов, я ночь не спала. Впрочем, не только эту, все предыдущие тоже. Тревога и бессонница — мои верные спутники после тяжелого развода.

Собираюсь вернуться к торту, и отчетливо слышу стук, будто кто-то ударился о ножку стола.

— Ой! — разносится тоненький вскрик, от которого я вздрагиваю.

— Тш-ш-ш! — вторит ему сдавленное шипение.

Обхожу огромную конструкцию, что заслоняет обзор. Крадусь вдоль кухни.

— Кто здесь? — настороженно уточняю.

Присаживаюсь возле стола и, приподняв скатерть, заглядываю под него.

— О-ой, — произношу теперь я сама. Ошеломленно смотрю на двух кучерявых малышек в одинаковых платьях нежно-сиреневого цвета, и чувствую, как улыбка расплывается по моему лицу.

Мгновенно узнаю в них тех самых озорных девчушек из кафе. В нагрузку к которым прилагается папка-грубиян... Благо сейчас его нет на кухне. Но он и есть заказчик. Печально.

Все-таки удача окончательно покинула меня сегодня. Вместо того, чтобы огорчиться, я улыбаюсь еще шире. Подмигиваю не менее удивленным красавицам.

— Значит, это вы именинницы? — наклоняюсь к ним и щелкаю обеих по носикам.

Веду пальцами по веснушчатым щечкам, стираю подушечками следы крема. Натурального. Без красителей. Творожного.

— Вот и нашлись мышки, которые утащили праздничные кексы в норку, — заливисто смеюсь, когда девочки беспощадно стискивают остатки десерта в руках, пытаясь спрятать. Жестом останавливаю их, указывая на пышные юбки, которые они могут испачкать. — Аккуратнее, ладно?

Медленно кивают, покорно разжимают ладошки, показывая мне кусочки капкейков. Одновременно наклоняют головы, покачивая большими бантами, при помощи которых присобраны непослушные волосы. Взмахивают ресницами и прищуривают глазки.

Сдаются с повинной, а я не могу сдержать доброго смеха. Какие же они милые! Не то что их мрачный, всем недовольный отец.

Некоторое время малышки изучают меня, словно глазам своим не верят. А потом вдруг вспыхивают, как две яркие звездочки.

— О, мама! — хлопают в ладошки, перепачканные кремом.

Пока я растерянно округляю рот, не в силах ничего ответить, они летят прямо на меня. Я чудом успеваю подстраховать их, накрыв руками рыженькие головки, чтобы не стукнулись об край стола.

И замираю, когда девочки повисают на мне и обнимают за шею. Зарываются липкими пальцами под поварскую шапочку, пачкают скрытые под ней волосы, размазывают по шее мягкое тесто. Но мне все равно. Пусть хоть целиком меня кремом измажут и вынесут в гостиную вместо торта. Кажется, сейчас я готова на все.

— Поздлавляй нас, — важно диктует свою волю одна из именинниц. В мелодичном голоске четко прослеживаются повелительные нотки Воскресенского. Папкина дочка растет. Но если от него хочется бежать куда глаза глядят, то эту прелесть я продолжаю сжимать в объятиях. И наслаждаюсь горячей карамелью, что обволакивает сердце.

— Нам вот столько, — вторая отстраняется от меня, показывая четыре пальчика.

Заставляю себя отпустить детей, обхватываю ладонями свои пылающие и почему-то влажные щеки. Шумно выдохнув, поднимаюсь на ноги.

Глава 9

Константин

— Поздравляю с днем рождения наших дочек, — от мерзкого голоса бывшей холодный липкий пот ползет от шеи вниз вдоль позвоночника. Сжимаю руки в кулаки. Корпус телефона трещит.

Убираю трубку от уха, кошусь на дисплей. Незнакомый номер. Новый. Предыдущий я в ярости заблокировал. Знал же, что это не решение проблемы по имени Даша. Надо переходить к радикальным мерам. Стерва не отступится.

Но, черт! Как же она не вовремя. Сегодня я особенно уязвим.

— У нас с тобой давно нет ничего общего, Даш, — сдавленно рычу. — Попробуй только заявиться сюда и испортить детям праздник, я за себя не ручаюсь.

Оглянувшись на счастливых Машу и Ксюню, оставляю их ненадолго на аниматоров, а сам ухожу в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Не хочу, чтобы даже случайно малышки услышали от меня грубые слова и брань. Ведь с Дашей иначе нельзя — только жестко и по-хамски.

— Костенька… — тянет ласково, а меня коробит от ее тона. — Ты лишаешь наших детей материнского тепла. Это неправильно. Тем более в такой праздник!

Опять метко в цель. Ядовитой стрелой, что застревает в груди. Вызывает острую, противную боль.

— Я могу все, Даш, — хриплю от злости. Будь она рядом — придушил бы без зазрения совести. Но не при детях. — А в твоем случае — на законных основаниях. Повторяю: даже не думай!

Убью, если заявится. Не позволю испортить настроение малышкам. Сегодня — их день.

Каждый год я готовлюсь к нему заранее и с особой скрупулезностью. На эту дату я обязательно беру выходной. Все сотрудники компании в курсе, а секретарь не планирует никаких важных встреч или совещаний.

Нынешний день рождения — не исключение. Развлекательные мероприятия я начал с раннего утра. Пока праздничное агентство готовило сюрприз, мы с дочками съездили к моей матери за город. Отец нас бросил, когда мне было года три, так что я наполовину сирота. Собственно, как и мои малышки. Будто повторяют судьбу папы.

Полродителя, одна бабушка. Впрочем, мама относится к внучкам сдержанно, без особой любви. Она часто болеет, требует к себе внимания, а точнее, денег. Так что мы не утомляем ее визитами.

Всего несколько раз в год. Чтобы дети не чувствовали себя совсем брошенными и никому не нужными.

Паскудство, конечно. Но я делаю что могу. Создаю иллюзию нормальной семьи. Хотя она ни хрена не полноценная. Колосс на глиняных ногах.

Больше теплых чувств исходит от нашей бессменной няни. Я в очередной раз убедился в этом, когда мы заглянули к ней на обратном пути. Я дал ей выходной, но она очень хотела лично поздравить крошек. Вручить подарки. Удивительно, но Маша и Ксюша вели себя с ней свободнее и радостнее, чем с родной бабушкой.

В целом, я миссию выполнил — день рождения прошел без изъяна. Девочки выглядят довольными. А я устал как собака.

И все вроде бы хорошо, кроме…

…внезапно активизировавшейся сучки, которая сейчас висит на телефоне.

— Костя, я буду подавать заявление в суд на восстановление родительских прав, — припечатывает меня уверенной фразой. И отключается.

В этот момент я... Не злюсь, нет. Это неуместное слово, которое и на сотую долю не отражает того, что творится у меня внутри.

Я горю в геенне огненной. Чувствую миллиард взрывов, которые разносят мои органы в кровавые лохмотья. А там, где должно быть сердце, застывает кусок обожженного металла.

Заставляю себя выдохнуть и, пока легкие сводит горячей судорогой, возвращаюсь в зал. Окидываю его взглядом — и не нахожу среди других детей своих принцесс. А ведь их сложно не заметить в пышных платьицах.

— Где именинницы? — подзываю одного из аниматоров.

— Играют в прятки, — натянуто улыбается. И неопределенно взмахивает рукой.

Я сразу чувствую, когда баба врет. Жизнь научила. И Даша.

Бегающие глаза девчонки в костюме сказочного персонажа меня серьезно напрягают и заставляют задуматься о некомпетентности работников этого «лучшего» агентства праздников. Недавний звонок бывшей подливает масла в огонь. Невольно предполагаю худшее…

— Послушай…те, — стараюсь быть вежливым, когда весь на взводе. — Будьте добры, сюда их приведите, — она медлит, и я добавляю: — Иначе мы с вами и вашим начальством дружно поиграем в игру из фильма «Пила», — произношу строго, продолжая искать своих крошек в толпе.

— Д-да, Константин Юр… — испуганно мямлит аниматор.

Однако я отхожу и направляюсь к ее коллегам, которые выводят Машу и Ксюшу из кухни. Бездари, точно упустили малявок. А теперь делают вид, будто так и задумано.

— Еще один просчет, и этот праздник станет последним для вашего агентства, — мрачно бросаю, передернув плечами. Ощущаю чей-то взгляд, что буравит мою спину.

Оборачиваюсь, но отвлекаюсь на дочек, которые запрыгивают мне на руки. Дарят капельку спокойствия. И веры, что все будет хорошо.

— Папуля, а к нам мама пришла. С подарком, — шепчут мне на ухо, улыбаются хитро. А я чуть не получаю инфаркт.

— Шутите, лапочки? — уточняю, опуская их на пол.

Глава 10

— Привет, — произносит Даша одними губами. Кокетливо взмахивает ресницами, пытается мило улыбнуться, теребит пуговицы блузки. Играет саму невинность. Как в нашу первую встречу. Но, споткнувшись о мой гневный испепеляющий взгляд, поворачивается к детям. Возвращается к первоначальной тактике — пробивать себе себе путь в нашу семью через них.

Нервно шагаю к незваной гостье, намереваясь перехватить ее и выкинуть из дома. Боковым зрением вижу, как к ней с опаской неторопливо приближаются дочки, ведомые администратором. Малышки усложняют мою задачу, потому что при них я ограничен в словах и действиях. Впрочем, они же меня и оберегают. От убийства.

— Солнышки, возвращайтесь к торту, — прошу негромко. И сам не узнаю своего голоса. Жесткий, ледяной, пропитанный сталью.

Маша и Ксюша удивленно вскидывают головки и, глядя на меня, хмурятся. Но с места не двигаются. Любопытные.

— Гости, — указывают пальчиками на Дашу. И смотрят так укоризненно, будто я напрочь позабыл все правила приличия.

— С днем рождения, доченьки, — щебечет стерва, присаживаясь и протягивая руки. — Я не просто гостья. Я ваша мама.

Балансирует на корточках в облегающей юбке. И ждет, пока девочки сами к ней подойдут. Толком и вести себя с детьми не умеет, зато как гордо представляется.

Мама.

Лихорадочно сжимаю кулаки, стараясь не сорваться. Нависаю над бывшей, которая извивается как змея, не зная, с какой стороны подлезть к моим дочкам и отравить их ядом. Торопится завладеть их вниманием. Завоевать маленькие чистые сердца. Понимает, что у нее времени в обрез. И единственная попытка.

Я же контролирую каждое ее действие. Вслушиваюсь в слова. Заранее прикидываю, как потом все объяснить крошкам. Мягко и без травм. Но они и в этот раз спасают меня.

— Спасибо, тетя, — из вежливости лепечет Ксюша, но ручку не дает. А Маша смело и хлестко добавляет: — У нас длугая мама.

Обе пожимают плечиками и сочувственно улыбаются Даше, мол: «Опоздала, тетя». Помахав ей ладошками, пальчиками манят меня, чтобы наклонился.

— Папуль, мы тебе толтик оставили, — заговорщически шепчет Маша.

— И голову феи, — стреляя искристыми глазками, с воодушевлением лепечет Ксюня.

— Какая прелесть, — на секунду забыв о бывшей, позволяю себе улыбнуться. — Бегите, — подмигиваю им.

Быстро клюнув меня в обе щеки, они разворачиваются и ныряют в толпу. Лавируя между другими детьми и уклоняясь от сказочных персонажей, стремительно достигают своей цели… И едва не сбивают с ног Веру. Рассмеявшись, она ловит их, заключает в объятия. Терпеливо и внимательно выслушивает детскую болтовню, на доли секунды скользит взглядом в нашу сторону — и сразу возвращается к девочкам. Отпускает их к аниматорам, которые продолжают развлекательную программу.

— Мне казалось, ты один, — напоминает о себе Даша. — Чужая женщина не заменит им родную мать, — цедит, поднимаясь на ноги.

Опускаю руку на ее плечо, чувствуя брезгливость от прикосновения, сжимаю зло — и толкаю к выходу. Борюсь с острым желанием схватить ее за шкирку и грубо вышвырнуть на улицу, словно приблудную собаку. В ближайшие кусты. Где ей самое место.

— Подожди… Куда же… — упирается и визжит, как свинья перед забоем, но я не замедляю шага. Жалкие потуги Даши перекрывает музыка из гостиной. Там вовсю идет веселье, а тащу бывшую прочь от толпы, пока она врезается каблуками в паркет, со скрипом проезжает по нему. — Там… Стой… Сумочку отдай, — переходит на ультразвук, когда я встряхиваю ее. Споткнувшись, теряет равновесие и безвольно повисает на моих руках.

Закатываю глаза и, с трудом преодолев отвращение, ставлю ее на ноги, фиксирую — и с облегчением убираю ладони. Дико хочется вымыть руки. После Славина и, возможно, других мужиков, которые ее лапали, после всей лжи, что она из себя выплескивала, после предательства. Я будто испачкался.

Странно. Когда-то мне казалось, что ее разлюбить невозможно, но один чудовищный поступок перевернул все. И как отрезало.

Теперь вижу перед собой не жену, пусть даже бывшую, а потасканную куклу. Грязную, страшную, гнилую. Хотя внешне она по-прежнему безупречна.

— Инна, — поднимаю ладонь, привлекая внимание администратора. Жестами показываю, что нам нужно.

Буквально через минуту девушка подлетает к нам с клатчем в руках. Дрожит и чуть не роняет его, передавая Даше. Сразу отшатывается, будто от гремучей змеи. Преданно смотрит на меня, вжимая голову в плечи.

Раньше надо было думать. Когда тварь опасную в дом впустила.

— Кон-ст-тантин Юр-рьевич, а… — трясется и заикается. Поднимает бьющуюся в треморе ладонь, показывает на Дашу. Проглатывает немой вопрос, смешанный с шоком. — Не мама, — сама же отвечает.

— Местная сумасшедшая. Бродит по округе, пристает ко всем детям и говорит, что она мама, — вытерев ладони о брюки, опять нехотя беру Дашу за локоть. Буквально двумя пальцами, как слизняка. Благо, она к дочкам не успела прикоснуться — тогда бы я точно взбесился.

Гадость какая.

— Ох, из-звините, — шмыгает носом администратор. — Я думала… Она сказала… Документы показала. Я вам дозвониться не могла, чтобы уточнить. И, как координатор мероприятия, взяла ответственность на себя. Провела, чтобы на месте вам сообщить. Простите. Так не хотелось скандала, но…