«цена Рассвета»

Глава 1: Серый Утес и Холодный Ветер

Дым от очага стелился низко, цепляясь за потолочные балки, пропитанные запахом десятилетий копоти, сушеных трав и влажного камня. Кайл втянул этот знакомый, уютный аромат родного дома, пытаясь заглушить им другой – едкий, холодный, принесенный утренним ветром с востока. Ветер этот дул третий день подряд, нетипично резкий для начала осени в долине Серого Утеса. Он выл в щелях бревенчатой стены, словно тоскующая тварь, и приносил с гор не просто холод, а ощущение. Пустоты. Как будто сама жизнь выдыхалась где-то там, за зубчатыми гребнями.

«Опять ворчишь, братец?» – легкий, как колокольчик, голос вывел его из раздумий. Лира стояла в дверном проеме, укутанная в поношенный, но яркий платок. Ее глаза, цвета весенней листвы, смеялись, но в их глубине Кайл уловил ту же тень, что грызла и его. Тревогу. Беспричинную, как казалось.

«Ветер злющий, – буркнул он, отворачиваясь к точильному камню. В руках он вертел старый охотничий нож отца. Лезвие было зазубрено и тупо, как и навыки самого Кайла. – Птицы молчат. Даже вороны куда-то подались». Он провел ножом по мокрому камню. Шипение и скрежет заполнили хижину.

«Может, просто к зиме готовятся?» – Лира подошла к окну, затянутому пузырем. За ним расстилалась долина – изумрудные луга, темная лента реки, серые утесы по краям, давшие имя деревне. Идиллия. Но сегодня даже она казалась приглушенной, будто под слоем пепла. «Старики у колодца шепчутся. Про караван».

Кайл на мгновение остановился. Караван из Восточного Торгаса. Должен был прибыть два дня назад. Ни слуху ни духу. «Шепчутся – не дело, – резко сказал он. – Даррен с ребятами вчера ходили до Перекрестка. Следы видели. Сбитые, будто драка была. И…» Он замолчал, не желая пугать сестру.

«И что?» – Лира обернулась, ее лицо стало серьезным.

«И следы. Не звериные. Не человечьи. Когтистые. Большие». Он снова задвигал ножом по камню, с силой, от которой искры посыпались на земляной пол. «И земля местами… тронута. Как будто выжжена холодом. Трава черная, ломкая».

Молчание повисло густым, как тот самый дым. Тревога из беспричинной стала осязаемой, холодной змеей, заползшей под кожу.

«Пойду проверю силки у Черной Скалы, – Кайл встал, пристегивая нож к поясу. Его собственный лук, неказистый, самодельный, висел рядом с дверью. – Может, хоть зайца притащу. А ты…»

«Я знаю, – Лира улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз. – Не отходить далеко от дома. Ближе к людям. Помочь тете Марте с травами». Она поправила ему воротник грубой рубахи. «Осторожно, Кайл. Этот ветер… он мне не нравится».

«Мне тоже», – пробормотал он, выходя на улицу.

Воздух снаружи ударил в лицо ледяным, иссушающим поцелуем. Солнце светило, но не грело, будто его лучи обессилели, пробиваясь сквозь какую-то невидимую пелену. Деревня просыпалась, но звуки были приглушенными: редкие голоса, скрип колодца, мычание коровы. Даже дети не кричали, жались к матерям. Кайл прошел мимо группы старейшин у колодца. Они замолчали, провожая его тяжелыми взглядами. Один, старый Берг, кивнул ему, и в этом кивке было что-то… предостерегающее. Словно прощание.

Дорога к Черной Скале вилась вдоль опушки леса. Лес стоял неестественно тихий. Ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Только вой ветра в кронах да треск сухих веток под ногами. Кайл натянул капюшон потрепанной куртки. Холод пробирал до костей. Он вспомнил рассказы Даррена о следах. О черной, обожженной холодом земле. Его рука непроизвольно легла на рукоять ножа. Тусклого, не готового к настоящей битве.

Он обошел Черную Скалу – мрачный базальтовый утес, торчавший посреди луга. Силки были пусты. Как и вчера. Как позавчера. Звери словно вымерли или попрятались в самую глубь. Раздражение кольнуло Кайла. Он пнул камень. И тут его взгляд упал на землю у подножия скалы.

Снега еще не было, но земля была твердой, подмерзшей. И на этом твердом грунте отпечатался четкий след. Огромный. Трехпалый. С длинными, острыми как бритва когтями, глубоко врезавшимися в мерзлую глину. Такого следа Кайл не видел никогда. Ни у медведя, ни у горного кота. От него веяло чем-то… чуждым. Древним и злобным. А рядом – клочок черной, обуглившейся травы. Той самой, как после холодного ожога.

Сердце Кайла бешено заколотилось. Он огляделся, резко выхватив лук и наложив стрелу. Лес молчал. Луга пустовали. Но он чувствовал. Чувствовал кожей. За ним следят. Невидимые, ледяные глаза впились в его спину. Ветер завыл громче, принося с востока новый запах – сладковатый, гнилостный, как разлагающаяся плоть, смешанный с запахом озона перед грозой. Но грозы не предвиделось. Предвиделось что-то иное.

И тут из чащи донесся звук. Не вой ветра. Не треск сучьев. Низкое, хриплое, булькающее рычание. Оно шло не из одной точки, а будто окружало его. Кайл крутанулся на месте, тетива лука натянулась до предела. Его пальцы дрожали.

Из тени вековых сосен, сливаясь с серым мраком под их кронами, выступила фигура. Она была размером с крупного волка, но на волка не походила ничем. Кожа, лишенная шерсти, была цвета запекшейся крови и покрыта странными, шишковатыми наростами. Голова – удлиненная, без ушей, с двумя парами светящихся желто-зеленым светом глаз, расположенных вертикально. Пасть, усеянная рядами игловидных зубов, была приоткрыта, и из нее капала вязкая слюна, шипящая на мерзлой траве. Существа шли низко, почти ползли на мощных, когтистых лапах, двигаясь с пугающей, неестественной синхронностью. Их было трое. Они вышли на луг и остановились, уставившись на Кайла. Желтые глаза мерцали холодным интеллектом и ненасытным голодом.

Глава 2: Отголоски Тревоги

Адреналин гнал кровь по жилам, превращая страх в резкую, животную ярость. Кайл не помнил, как бежал. Ноги сами несли его по знакомой тропе, спотыкаясь о корни, проваливаясь в промерзшую колею. За спиной нарастал жуткий симбиоз звуков: хриплое, булькающее рычание Теневых Гончей, свист ветра в ушах и собственное прерывистое, хриплое дыхание. Он оглянулся лишь раз – три темные тени, сливающиеся с сумерками под деревьями, двигались за ним с пугающей, неспешной уверенностью хищника, знающего, что добыча не уйдет. Они не спешили. Они играли.

"Гончие! Теневые Гончие!" – хрип вырвался из его горла, когда он ворвался на деревенскую площадь, едва не сбив с ног старуху с ведром воды. Его лицо было землистым, глаза дикими. Лук болтался на спине, стрелы в колчане – выстрелить второй раз он просто не успел, инстинкт самосохранения пересилил.

Тишина, царившая мгновение назад, взорвалась. Женщины вскрикнули, схватив детей. Мужчины, чинившие забор у кузницы, замерли с молотками и топорами в руках. Старейшины у колодца резко повернулись, их лица стали масками ледяного ужаса. Старый Берг сделал шаг вперед, его костлявая рука сжимала посох до побеления костяшек.

"Где?!" – прорычал он, и голос его, обычно дребезжащий, звучал твердо и страшно.

"У... у Черной Скалы!" – Кайл едва перевел дух, опираясь руками о колени. Холодный пот заливал спину. "Трое... они... следят... охотятся!" Он показал рукой в сторону леса, туда, откуда прибежал. "Такие... кожа красная... глаза светятся... когти!"

Слово "Гончие" пронеслось по толпе шепотом, как зловещий ветер. Некоторые крестились, другие просто смотрели в сторону леса, широко раскрыв глаза, полные немого ужаса. Страшные сказки оживали.

"Выдумал!" – резкий, неверящий голос разрезал панику. Это был Хаггар, плотник, человек грубый и практичный, всегда смотревший на Кайла свысока. "Напугал себя в лесу тенями, а теперь нас пугаешь? Где твои доказательства, мальчишка? Где туша зверя?"

"Они не звери!" – выкрикнул Кайл, чувствуя, как гнев поднимается, замещая страх. "Я видел их! Они настоящие! Стрела моя прошла мимо, они даже не дрогнули! Следы там... огромные, когтистые! Земля выжжена холодом!"

"Следы?" – вперед протиснулся Даррен, друг Кайла. Его лицо было серьезным, без тени сомнения. Он знал Кайла. Знавал его упрямую честность. "Покажи, Кайл. Где?"

"У Черной Скалы! Но идти туда сейчас – смерти искать!" – Кайл метнул взгляд на сгущающиеся сумерки. Лес уже превращался в сплошную черную массу. "Они там! Они ждут!"

"Хватит!" – властно произнес Берг, ударив посохом о мерзлую землю. Звук эхом отдался в наступившей тишине. "Хаггар, заткнись. Сомневаешься – иди сам посмотри на следы утром, если смеешь. А сейчас..." Он окинул взглядом собравшихся мужчин. "Даррен, собери ребят. Проверь частокол на восточной стороне – там слабее всего. Хаггар, ты с ними. Укрепите, что можно. Колья, завалы из хвороста. Люс, бери женщин – натаскайте камней на сторожевые вышки. Воды, еды запасите на всякий случай. Быстро!"

Его приказы, отточенные годами и давно забытым опытом молодости, подействовали как удар хлыста. Люди зашевелились, паника сменилась суетливой, нервной деятельностью. Даже Хаггар, пробормотав что-то невнятное, поплелся к кузнице за топором.

"А ты, Кайл, – Берг повернулся к нему, его старые глаза пронзительно изучали юношу. – Где Лира?"

Холод, не имеющий ничего общего с ветром, сдавил Кайлу грудь. Он огляделся по сторонам. На площади мелькали знакомые лица женщин, детей... Лиры среди них не было.

"Она... она должна была быть у тети Марты! С травами!" – голос его сорвался. Он вспомнил ее улыбку, не дошедшую до глаз. Ее слова: "Осторожно, Кайл. Этот ветер... он мне не нравится".

"Марта!" – крикнул Берг, заметив старушку, суетливо тащившую охапку сухих веток. "Видела Лиру?"

Тетя Марта остановилась, смущенно моргая. "Лира? Да, была... Час назад, может. Помогала связывать зверобой. Потом сказала... сказала, что сбегает к ручью за мятой. Свежей хотела. Я отговаривала, ветер же злющий, но она... упрямая девочка. Пообещала быстро."

"К ручью..." – прошептал Кайл. Ручей протекал как раз с восточной стороны, за последними огородами, у самого края леса. Туда, откуда дул этот проклятый ветер. Туда, где могли быть Гончие.

"Даррен!" – крикнул Кайл, уже разворачиваясь и срывая лук со спины. Страх за сестру был острее и страшнее собственного ужаса. "Со мной! К ручью! Быстро!"

Даррен, только начавший осматривать частокол, мгновенно откликнулся. Он схватил свое копье, тяжелое, с широким наконечником – не охотничье, а настоящее боевое, наследственное. Его лицо стало каменным.

"Стой!" – рявкнул Берг, но они уже бежали, не слушая. Старик сжал посох. "Олухи! Один черт! Эй, вы двое!" – он ткнул посохом в ближайших мужиков, стоявших в растерянности. – "За ними! Только чтоб назад вернулись! Не лезьте в чащу! Слышите?!"

Мужики, переглянувшись, неуверенно схватили кто топор, кто вилы, и побежали вдогонку за Кайлом и Дарреном, уже скрывшимися за крайними домами.

Берг остался стоять посреди внезапно опустевшей площади. Ветер выл сильнее, забираясь под одежду, пробирая до костей. Он поднял голову. Последние лучи солнца, пробиваясь сквозь рваные тучи, окрасили зубья частокола в кроваво-красный цвет. Напоминающий когти. В воздухе витал тот самый сладковато-гнилостный запах, о котором говорил Кайл. Сильнее, чем днем.

Глава 3: Ручей и Кровь

Восточный склон холма, ведущий к ручью, был покрыт сизым инеем. Ветки скреблись о лица, под ногами хрустела трава, словно кости. Кайл несся вперед, почти не чувствуя усталости. Даррен бежал рядом, молча, сосредоточенно, словно сам воздух вокруг них стал тяжелее.

«Лира!» — выдохнул Кайл, но голос его потонул в ветре. В лесу темнело. Сумерки уже обратились в сгусток ночи, и только редкие пятна бледного света просачивались сквозь голые ветви.

Они выскочили на поляну у ручья. Вода шла между камней — быстро, тихо, и слишком... спокойно. Тот самый осколок покоя, который не должен быть здесь.

«Лира?!» — снова крик, отчаянный, надтреснутый. И в ответ — ничего. Лишь ветер, перекатывающийся по кустам, и невидимая тяжесть, висящая в воздухе.

Кайл рухнул на колени у берега. Следы. Они были — топтание, разметанная мята, сломанные стебли. Легкие следы босых ног — Лира. И рядом... те самые. Глубокие, когтистые, как у чудовищ у Черной Скалы. Кайл стиснул зубы. Сердце стучало в ушах как барабан перед боем.

«Сюда!» — Даррен указал. В стороне от ручья кусты были примяты, а между ними — тонкая полоска ткани. Ярко-красный лоскут. Ли́рин платок.

«Они утащили её...» — Кайл выпрямился, лук уже в руках. Глаза, полные бешенства, сверкали. «Они её утащили в лес!»

И тут — шорох. Едва различимый. Но не природный. Скрежет, как если бы когти прочертили по камню. Из тени между елей показались две пары глаз — желто-зеленых, голодных.

«Назад!» — Даррен рванул Кайла за плечо. Но было поздно.

Из леса вырвалась Теневая Гончая — быстрее, чем казалась способной двигаться тварь такого размера. Кайл едва успел выстрелить. Стрела вонзилась в плечо твари, но она даже не замедлилась. Только завизжала, переливисто, не по-звериному.

Даррен метнулся вперёд, заслоняя друга. Его копьё описало дугу и вонзилось в брюхо твари. Удар был точен, но зверь рухнул не сразу — в предсмертной судороге когти прочертили Даррену грудь. Он закричал и упал навзничь.

Кайл завопил от ужаса и ярости. Вторая тварь уже выскальзывала из тени — ещё быстрее, чем первая. Он выхватил нож — тусклый, отцовский — и бросился ей навстречу. Гончая прыгнула, и в этот миг Кайл, вместо того чтобы уклониться, шагнул вперёд. Лезвие с глухим стуком вошло в шею твари. Она вонзилась в него своим весом, сбивая с ног, но уже мертвая.

Кайл упал вместе с ней, захлебываясь от вони и собственного страха. Всё тело болело. Но он оттолкнул тушу и вскочил.

Даррен лежал, дышал тяжело. Кровь из раны залила ему бок. Но он был жив.

«Ты... резкий, как заяц на морозе», — прохрипел он, пытаясь сесть.

Кайл подполз и схватил его за плечи: «Тихо! Не двигайся. Держись, слышишь? Я тебя вытащу...»

Но из чащи донеслось ещё одно рычание. И шаг. Медленный. Тяжёлый.

На поляну вышло третье существо. Крупнее остальных. Его кожа парила в ночи, будто впитывая свет. На груди — странный символ, выжженный, пульсирующий. Глаза — не четыре, а шесть. Смотрели внутрь.

Кайл сжал нож, но уже знал — не победить. Он закрыл собой Даррена.

И в этот миг что-то взревело в лесу. Глухо, мощно. Земля вздрогнула.

Фигура возникла из тени с другой стороны поляны. Высокий силуэт, в плаще, с посохом, на конце которого вспыхнул свет. Земля вокруг застонала, и корни, как змеи, вырвались из почвы, схватив чудовище. Оно завыло, но было уже поздно. Свет на посохе вспыхнул, как удар молнии. Тварь вздрогнула — и исчезла в клубах пепла.

Кайл, едва удерживающий равновесие, уставился на незнакомца.

«Ты… кто ты?..» — выдохнул он.

Фигура медленно подошла. На лице — глубокий капюшон, из-под которого виднелись черты зрелого мужчины. Каменные. Глаза — цвета тёмной земли, спокойные и древние.

«Имя моё — Элдрин», — произнёс он. — «И если вы оба хотите выжить — поднимайтесь. Ветра несут не только холод. Они несут Войну».

Глава 4: Имя в Тени

Огонь плясал в круге из камней, бросая дрожащие тени на стволы деревьев. Треск сучьев в пламени казался громом после оглушающей тишины. Кайл сидел, скрестив ноги, укутавшись в плащ, что незнакомец — Элдрин — накинул ему, когда они ушли с поляны. Рядом, у земли, лежал Даррен, бледный, но живой. Рана была обработана горько-пахнущим бальзамом, свернутым из какой-то серо-зелёной массы.

Кайл всё ещё не мог унять дрожь. Не от холода. Оттого, что сердце отказывалось поверить — он выжил. Они оба выжили. Благодаря незнакомцу, обладающему магией. Не той, что в сказках. Настоящей. Земля двигалась по его воле. Корни повиновались.

Кайл перевёл взгляд на Элдрина. Тот сидел напротив, неподвижный, словно высеченный из скалы, и следил за пламенем, как за давним врагом. Лицо его было жёстким, испещрённым тонкими шрамами. Волосы — пепельные, будто сам возраст коснулся его висков раньше времени.

— Ты колдун? — наконец спросил Кайл, голос прозвучал хрипло.

— Не совсем, — отозвался Элдрин. — Я следопыт Каменных Земель, один из последних. Моё ремесло — слышать дыхание земли. И, когда нужно, говорить с ней.

Он бросил в огонь щепку, и та вспыхнула синим, прежде чем превратиться в пепел.

— Эти твари… — Кайл отвёл взгляд. — Ты знал, что они будут там?

— Я чувствовал. Слишком поздно, чтобы остановить. Рано, чтобы отступить. Я охотился на их след. И вышел прямо к вам.

— Они забрали мою сестру, — глухо сказал Кайл. — Лиру. Я… не успел.

Элдрин не ответил сразу. Только закрыл глаза. Через миг заговорил:

— Если они не убили её на месте, значит, унесли к ритуальному кругу. Они не всегда жрут сразу. Иногда... выбирают. Особенно таких, как она.

— Как она?

— Таких, у кого есть дар, — произнёс Элдрин. — Свет внутри. Потенциал. Это Тень чувствует.

Кайл сжал кулаки, ногти впились в ладони.

— Мы вернём её, — сказал он. — Ты поможешь?

Молчание.

Потом — короткий кивок.

— Да. Но тебе нужно понять: это не просто охота. Это — война. И она уже началась. Серый Утес — лишь первый костёр. За ним вспыхнут десятки.

Кайл молчал, чувствуя, как под грудью медленно копится нечто, плотное и горячее. Гнев, воля. Пепел мира рушился, но внутри зарождалось пламя.

— Ты видел, как сражаются эти твари. Если хочешь идти — ты должен научиться выживать. Это не сказка, парень. Это будет больно. Долго. И, возможно, ты всё равно умрёшь. Но если выживешь — может быть, спасёшь свою сестру. Может быть... больше.

Кайл посмотрел в костёр.

— Я готов, — сказал он. — Покажи, как.

Элдрин не улыбнулся. Но в его взгляде мелькнуло нечто похожее на уважение.

— Тогда утром — начнём. Сейчас — отдыхай. Завтра тебе понадобится каждая капля силы. Ты ещё не знаешь, кто ты. И что несёшь в себе. Но я слышу в тебе... отголосок света. И тень будет стремиться сожрать его.

Кайл кивнул. Он не знал, что будет завтра. Но знал одно: он не отступит.

Впереди был путь. Путь в ночь. Путь к мести. Путь к истине.

Глава 5: Первый Урок

Утро пришло серым и молчаливым. Небо висело над лесом тяжелым свинцовым куполом, и даже птицы, казалось, затаили дыхание. Роса на листьях смерзлась в иглы, ломаясь при каждом шаге. Даррен спал, завернувшись в плащ, дыхание его стало ровнее. Элдрин проверил повязку на груди и, не сказав ни слова, отправился в чащу.

Кайл наблюдал за ним несколько минут, затем встал и, прихрамывая от вчерашнего боя, пошёл следом. Он чувствовал, что не сможет снова спокойно сидеть. Не после всего.

Элдрин стоял на поляне, голыми руками отламывая сухую ветку с поваленного дерева. В его движениях не было лишнего — каждая мышца работала чётко, без спешки, но с уверенностью в себе. Он не обернулся, когда Кайл подошёл.

— Хорошо, что не спишь, — сказал он, ломая ветку надвое и бросая одну Кайлу. — Значит, действительно хочешь учиться.

Кайл поймал импровизированную палку. Её вес был непривычным, но приятным — плотный корень, тяжелее, чем казался.

— С чего начнём? — спросил он.

— С конца, — ответил Элдрин. — С того, где ты вчера бы умер, если бы я не появился. Ты умеешь метать стрелы, но это не бой. Это — попытка выжить. А теперь учись жить среди смерти.

Он ударил.

Палка рассекла воздух и с тяжёлым щелчком врезалась в плечо Кайла. Тот охнул, отступил назад, инстинктивно пытаясь удержать равновесие.

— Защищайся! — рявкнул Элдрин и снова ударил.

Кайл едва успел поднять свою палку, отразив удар, но импульс был сильным — его откинуло, и он снова оказался в грязи.

— Ты думаешь, бой — это дуэль чести? Это выживание, парень. И твои враги не будут ждать, пока ты найдешь равновесие духа.

Он протянул руку. Кайл взял её, поднялся, стиснув зубы. Плечо горело.

— Опять, — сказал он.

— Что?

— Ударь. Ещё.

Элдрин хмыкнул. Первый раз за всё утро.

— Хорошо. Тогда держи крепче.

**

Час за часом Кайл падал, вставал, отбивался, промахивался. Его пальцы покрылись кровавыми ссадинами, губы потрескались от мороза и крика. Но с каждым разом он поднимался быстрее. Удары становились менее беспомощными. Неуклюжими — да. Но уже не бестолковыми.

— Ты слишком прямолинеен, — говорил Элдрин, уходя от его выпадов. — Каждый твой замах — как крик. Его слышат до удара. Тень любит такие удары. Она кормится ими. Думай не только руками. Глаза — у тебя есть глаза. И уши. И ноги. Думай всем телом.

— Говорить легче, чем делать, — выдохнул Кайл, отступая, залитый потом и грязью.

— Да. Поэтому сначала мы делаем. А потом — говорим.

Он снова атаковал.

**

К вечеру Кайл уже не чувствовал ни ног, ни спины. Всё было болью, тупой и проникающей. Но в груди горел странный огонь. Он не знал, откуда он взялся. Может быть, из усталости. А может — из той новой, ещё неоформленной силы, что поднималась изнутри.

Когда Элдрин в последний раз замахнулся, Кайл неожиданно уклонился — не думая, просто почувствовав движение — и его палка с треском ударила по боку учителя.

Тот отступил, подняв брови.

— Вот это — был бой, — сказал он. — А не паника.

Кайл, тяжело дыша, с трудом улыбнулся сквозь синяк под глазом.

— Значит… я не совсем бесполезен?

Элдрин кивнул.

— Нет. Ты — только что родившийся волк. Без клыков, без стаи, но уже не щенок. Если проживешь следующий месяц — станешь чем-то большим.

Кайл опустился на землю, позволив ветру омыть лицо.

— Ты говорил... Лиру могли утащить к ритуальному кругу. Где это?

— В глубине Черных Шрамов, — Элдрин сел рядом, его взгляд стал тяжелее. — Там, где Тень оставила первую рану на теле Аэтерии. И если она жива — мы должны спешить. Ритуалы начинаются в полнолуние. У нас есть меньше недели.

Кайл смотрел на закат. Кроваво-красный диск солнца, тонущий в лесах.

— Тогда покажи мне путь.

Элдрин поднялся.

— Утром выходим. Ты — мой ученик теперь. И тень — уже знает твоё имя.

Глава 6: Город Стен

Рассвет был рваным. Небо будто вспоминало, как быть синим, но мрак всё ещё держал горизонт в сером захвате. Дорога, ведущая к Ривенгарду, извивалась между холмов, всё более иссушенных и молчаливых по мере приближения к границе.

Кайл шёл молча. В теле — тупая, знакомая боль. В голове — голос Элдрина, повторяющий движения, ритмы, слабые места в броне и в себе самом. За последние два дня он не стал воином. Но он стал другим.

Элдрин шагал чуть впереди, бесшумно, как дух. Только легкое постукивание деревянного посоха выдавало его присутствие. Он почти не говорил. Лишь однажды остановился, коснулся сухой земли — и сказал:

— Они здесь проходили. Вчера ночью. Трое. Один — с грузом.

Кайл не спросил, откуда он знает. Он поверил.

К полудню вдали показались стены.

Ривенгард.

Город был не таким, как его представлял Кайл. Не величественный бастион из легенд, не мраморная цитадель света — а грубая, тяжёлая, усталая крепость, построенная для одной цели — держать врага вне себя. Сырая, с копотью на башнях, с заплатками на стенах из разных эпох. Камень — будто пропитанный пеплом. Но живой. За стенами билось сердце.

У ворот была очередь. Повозки, крестьяне, стража. Слухи в воздухе. Кто-то говорил о мертвых в колодцах. Кто-то — о потерянных постах. Никто не говорил о Тени прямо. Но все знали.

— Долго простоим? — спросил Кайл, когда Элдрин подошёл к одному из стражников. Тот узнал его. Или просто почувствовал, что не стоит спорить. Их пропустили.

Внутри крепости было тесно. Много людей. Слишком много.

— Беженцы, — сказал Элдрин. — С окраинных деревень. То, что ты видел в Сером Утесе — это уже происходит на юге и востоке.

— Почему король ничего не делает?

— Потому что не верит. Или боится признать. История повторяется, когда её не слушают.

Они устроились в таверне с названием, над которым Кайл даже не знал — смеяться или тревожиться: «Рваный Парус». Старое здание, пахнущее дымом и потом. Стены в пятнах от лопнувших бутылок и крови. Но еда была горячей, и место — надёжным.

В зале было шумно. Наёмники, купцы, пара полуросликов у окна — всё вперемешку. Элдрин сел в тень, как всегда. Кайл — рядом, но спиной к стене, как его учили. Уже по привычке.

— Если хочешь узнать, куда ведут следы, — сказал Элдрин, — слушай, не спрашивай. В таких местах новости не идут в лоб. Они... крадутся.

Он оказался прав.

За соседним столом двое спорили. Один — в изношенной кольчуге, другой — с монашеским посохом и мешком у ног.

— …говорю тебе, Черные Шрамы расширяются. С юга уже пошли. Там, где раньше были виноградники, теперь пустошь.

— Сказки. Слишком много вина, Боровик.

— Это не сказки, Тео. Я видел. Пепел. Камни, будто плавленые. Один стражник говорил — будто огонь шёл, но с морозом. И в центре — руины форта. Мор’танис.

Кайл наклонился ближе.

Элдрин тихо кивнул: "Слушай. И запоминай имена."

Позже, когда разговор утих, Кайл подошёл. Без Элдрина.

— Вы сказали — Мор’танис. Форт? Я ищу... свою сестру. Её могли утащить туда. Были Гончие. Я… я видел их.

Молчание.

Оба мужчины взглянули на него. Один — огромный, с рубцами на лице, щетиной, перетянутыми ремнями доспехами. Второй — худощавый, с добрыми глазами, но слишком внимательными для простого монаха.

— Сын деревни? — буркнул первый. — Выжил после встречи с Гончими? Сказки.

— Нет, Боровик, — сказал монах. — Он говорит правду. Я вижу это в его взгляде. И... на мече.

Он указал на пояс Кайла. Тот опешил.

— Это… нож отца. Обычный.

— Нет. Смотри ближе. Там — след руны. Очень древней. Огонь тронул её, но не уничтожил.

Элдрин подошёл из тени. Его голос был ровен:

— Нам нужно в Мор’танис. Мы ищем следы Тени. И тех, кого она утащила.

Монах и воин переглянулись. Потом монах — Тео — кивнул.

— Тогда, возможно, судьба велит нам идти вместе. Я — брат Тео, хранитель Архива Рассвета. Это — Боровик, бывший гвардеец. Мы тоже искали… ответы.

Боровик откинулся на стуле, стуча пальцем по кубку.

— Если вы действительно хотите сунуть головы в Мор’танис — вы или герои, или дураки. Или и то, и другое. Но мне скучно. А старые долги не отпускают. Так что... я с вами.

Кайл почувствовал, как внутри у него шевельнулась искра. Первый раз за всё это время — надежда.

Поздней ночью, у очага, Тео разложил свиток. Там был фрагмент карты.

— Это форт. Мор’танис. Брошен двадцать лет назад после войны с орками. Но я слышал, что Тень поселилась там. Они проводят ритуалы. И, возможно… держат пленников.

Глава 7: Цена Информации

Город спал тревожно. Сквозь ставни доносился гул — редкие крики на улицах, лай собак, шаги патрулей. Ривенгард не знал покоя, потому что покой был роскошью прошлого века. Особенно теперь.

Кайл лежал на жесткой койке таверны «Рваный Парус» и не мог уснуть. Мысли метались: Лира, Мор’танис, Тень, руна на мече. Всё казалось сном, но тело ныло — а значит, это была реальность. Горькая, холодная и чёткая, как сталь.

За стеной кто-то храпел. Где-то внизу лязгнули цепи. Кайл встал, натянул куртку, прикрепил нож и вышел в общий зал. У очага дремал Боровик, положив руку на рукоять меча. Его лицо и в покое выглядело хмурым.

— Не спишь, мальчишка? — не открывая глаз, пробормотал он.

— Не могу. Голова гудит.

— Привыкай. Это не пройдёт.

Тишина.

— Я хочу знать больше, — сказал Кайл. — О Мор’танисе. О том, что вы слышали. О Лейтенантах Тьмы. Мне нужен кто-то, кто знает.

— За знание платят. Иной раз — не только монетой, — отозвался Боровик. — Но раз уж ты хочешь по-настоящему начать путь, тебе нужен один человек. Или скорее... гнида.

Он приоткрыл глаз, посмотрел на Кайла в упор.

— Имя ему — Кривой Роан. Информатор, крыса, подонок. Но он знает, что творится на востоке. За правильную цену. Иногда — за услугу. Вчера я слышал, он ищет людей.

— Что за услуга?

Боровик усмехнулся.

— Услуга городская. Грязная. Бандиты, разборки, угрозы. Не бой чести, а мордобой в подвале. Сумеешь пройти — получишь информацию. Или закопают тебя в сточную канаву. Выбор за тобой.

Через час Кайл уже стоял у подземного входа в старую бойню. Элдрин ушёл к Тео, сказав: "Если хочешь познать Тьму — познай сначала, как пахнет грязь."

На пороге бойни Кайла встретили двое — громила с железным молотом и худой, как жердь, тип с метательными ножами. Они оглядели парня с насмешкой.

— Ещё один герой? — прошипел худой. — Малый, тебе бы с котами драться. А не сюда.

Кайл промолчал.

— Внутрь, — буркнул второй. — Роан ждёт.

Комната внутри была тускло освещена, пахла старой кровью и сыростью. На бочке сидел человек с лицом, напоминающим обрывок карты: шрамы, недостающий глаз, тонкие пальцы, играющие с медной монетой.

— Ты Кайл, да? — голос скрипел, будто говорил старый шкаф. — Про тебя уже шепчутся. Выжил после встречи с Гончими. Меч с руной. Большие надежды, да? А пока — ты просто мальчишка.

— Я ищу Мор’танис. Тех, кто похищает людей. Мне нужна правда.

— Правда? — усмехнулся Роан. — Она не бесплатна. Случайно — у меня как раз есть одна... задача. Небольшая. Один ушлый тип из моих — Ден Красноглазый — решил, что можно работать на Тень. Продаёт информацию за спинами. Ходит по подворотням, шепчет про Ритуальные Залы. Это плохо.

Он встал.

— Убей его. Или приведи сюда. А я тебе скажу, где в последний раз видели отряд с эмблемой Тени, идущий на восток. Может, и про твою сестру услышим. А может, и нет.

Ночь в Ривенгарде пахла мокрым камнем и угрозой.

Кайл искал Красноглазого по описаниям. Нашёл у развалин старой мельницы. Тот переговаривался с кем-то в тени — чёрная накидка, жестикуляция, шёпот.

Когда Кайл шагнул ближе, фигура в плаще исчезла, а Ден повернулся — лицо широкое, пьяное, с глазами, налитыми кровью.

— А ты кто, малец?

— Тебе пора поговорить с Роаном.

— Роан? — хмыкнул Ден, отстёгивая нож. — Пёс сдох. И ты с ним.

Он кинулся первым.

Кайл едва успел выхватить нож. Бой был грязным. Без правил. Кровь, хрипы, удары ногами, пыль. Кайл получил рассечение на скуле, но сумел ударить — не в сердце, а в плечо. Отключил боль. Просто бил. Как учил Элдрин.

Ден упал, харкаясь кровью. Кайл стоял над ним, тяжело дыша.

— Ещё шаг — и я перережу тебе глотку, — прошипел он. — Ты расскажешь всё. Или сдохнешь не здесь — а в подвалах Роана.

И в тот момент Кайл понял. Это не сказка. Это выбор. И он уже убивает, чтобы выжить. И, быть может, спасти Лиру.

Ден был приведён. Кровавый, хрипящий. Роан выслушал его — и потом жестом приказал увести. Без слов. Потом сел на своё место и подбросил монету.

— Ладно. Запомни: неделю назад отряд Тени прошёл южную границу. Повели пленных — много. Среди них — девушка с глазами цвета весны и платком малиновым. Она кричала имя… твоё.

Кайл замер.

— Куда?

— Восток. Через Чёрные Равнины. Мор’танис.

Он встал.

— Ты получил то, что хотел. А теперь иди. Чем дальше ты идёшь, тем выше цена. Ты это уже понял?

Глава 8: Цена будет уплачена.

Боровик ждал его на заднем дворе таверны до рассвета. Взгляд его был спокоен, но требовательный, как у кузнеца, смотрящего на плохо выкованную сталь.

— Опоздал, — сказал он, хотя Кайл пришёл точно.

— Я...

— Неважно. Стань.

Двор был огорожен, покрыт грязью, полусухой травой и углями от старого костра. Кайл встал, расправив плечи. Усталость скапливалась за последние дни, но внутри уже жила привычка. Не жаловаться. Не оправдываться.

Боровик протянул деревянный меч. Тяжёлый. Не для показа — для того, чтобы синяк остался до костей.

— Тебе повезло, — сказал он. — У тебя нет навыков. Значит, нечего ломать. Мы выкуем всё заново.

Первый урок — стойка.

Кайл держал меч неуверенно, скованно, ноги стояли слишком узко. Через минуту он лежал в грязи.

— Бой начинается с ног, не с рук. Если ты упал — ты мёртв.
Снова. Стой.
Упал.
Снова.

— В первый раз, когда я учился, — говорил Боровик, — меня били, пока я не начал думать пятками. Потому что меч не держится в руках. Он держится в центре тебя.

Кайл падал. Поднимался. Снова. И снова.

Второй урок — удар.

Боровик не учил замахам «в стиле героя». Он бил коротко, быстро, резко. Плечом, локтем, всей массой тела. Он бил так, чтобы сбить дыхание.

— Нет ничего благородного в бою, — повторял он. — Только жизнь и смерть. Пауза — и ты мёртв. Рёв — и ты мёртв. Красивый выпад — и ты мёртв.

Кайл учился. Не красивым ударам. Рабочим.

— В ближнем бою, если хочешь жить — бей под рёбра. Или по коленям. Не играй в честь. Верь мне: Тень не будет.

На третий день — рефлексы.

Боровик использовал верёвку с узлом на конце. Она летела в лицо — и Кайл должен был уворачиваться. Глаза закрывать было нельзя.

— Глаза — это не только зрение. Это намерение. Смотри на врага, даже если он тебя убивает. Он не должен знать, что ты боишься.

На четвёртый день Боровик бросил ему настоящий, пусть и тупой, железный клинок.

Кайл едва удержал его.

— Слишком тяжёлый?

— Нет.

— Соврешь ещё раз — получишь обратной стороной.

Они тренировались до захода солнца, пока у Кайла не ломались руки, а ноги не гудели, как натянутые тетивы.

Когда он наконец рухнул рядом с корытцем с водой, Боровик сел напротив и сказал:

— А теперь слушай.

— Я слушаю.

— Ты не станешь мастером меча за неделю. Но ты станешь опасным. Это значит — не подыхать при первой ошибке. Это — уже не мало.

Кайл молчал. Он чувствовал под кожей боль, усталость, и... уверенность. Крохотную. Как огонёк.

Вечером они сидели у костра. Элдрин вернулся с Тео. Он посмотрел на Кайла, увидел разбитые руки, синяки, изнеможение.

— Он почти убил тебя?

— Не успел, — слабо усмехнулся Кайл.

— Значит, ты жив.

Тео развернул свиток. Он показывал развалины форта Мор’танис. Старую карту. Тропы, тоннели, сторожевые башни. Пометки — красные. И символ — странный, древний, напоминающий сплетение шипов вокруг глаза.

— Это знак Лейтенанта Тьмы, — сказал Тео. — Имя его — Граук Жестокий. Раньше был вождём орков. Теперь — хуже. Тень связала его с магией боли. Он пьёт её, как вино. Слухи говорят, что его прикосновение выжигает плоть.

— Он в Мор’танисе? — спросил Кайл.

— Возможно. Или где-то поблизости. Его сила растёт. Он проводит ритуалы. По нашим данным, пленников держат в подземных залах, где стоял храм Предтеч.

— Идти туда — значит, идти в пасть Тьмы, — сказал Элдрин. — Но мы не одни. Нас уже четверо. И теперь... ты умеешь драться.

Боровик бросил в костёр сухую ветку. Огонь вспыхнул.

— Не знаю, что мы найдём там. Но знаю одно: если сестра жива — мы её вытащим. А если нет… — он взглянул на Кайла. — Мы сровняем с землёй всё, что найдём.

Утром они покинули Ривенгард.
Кайл шёл в голове колонны. На поясе — наточенный меч. В спине — ноющая боль. В сердце — огонь.
Он больше не был просто охотником.
Он стал оружием.
А впереди — форпост Тьмы.

Глава 9: Пепел и Обет

Ветер над Пустошью выл по-новому. Не просто холодный и резкий, как в долине Серого Утеса, а высасывающий. Он сдирал с губ последнюю влагу, пробирал сквозь толстую шерсть плаща, нашептывая на ухо одно: пустота. Пустошь, которую они пересекали последние три дня, оправдывала свое имя. Каменистая, выжженная земля, покрытая редкими клочьями черной, ломкой травы, тянулась до самого горизонта, где сливалась со свинцовым небом. Ни деревца, ни ручья, ни зверя. Только серый камень, черный пепел да вечный вой ветра.

Кайл шагал впереди небольшой колонны, его спина, натруженная тренировками Боровика, горела под весом рюкзака и меча – уже не отцовского тусклого ножа, а настоящего боевого клинка, тяжелого и пока что чуждого. Каждая мышца ныла, но боль эта была иной. Не беспомощной, как после бегства от Гончих у Черной Скалы. Закованная. Как сталь, которую кузнец только начал ковать – грубая, но уже способная держать удар. Боровик шел следом, его массивная фигура казалась недвижимой скалой на фоне унылого пейзажа. Элдрин замыкал шествие, его взгляд, цвета темной земли, скользил не по горизонту, а по самой земле, по трещинам в камне, по редким островкам пыли. Он «слушал» Пустошь. И то, что он слышал, не сулило добра.

«Еще день, – хрипло проговорил Боровик, сплюнув серую слюну. – И мы у цели. Если этот проклятый ветер не снесет нас к чертям раньше».

Кайл лишь кивнул. Говорить было тяжело. Губы потрескались, горло саднило от пыли. Его мысли крутились вокруг Мор'таниса, вокруг Лиры. Образ сестры, такой живой и яркой в их хижине, теперь был окутан дымом пожарища и ледяным дыханием Тени. Она жива. Она должна быть жива. Эта мысль гвоздем сидела в мозгу, единственная искра в ледяной пустоте отчаяния. Он вспомнил последний урок Боровика у костра: «Бой начинается в голове, парень. Страх убьет быстрее клинка. Найди точку опоры. За что будешь драться? За что умрешь?» Его точкой опоры была Лира. И месть. Они сплелись в один тугой, жгучий узел в груди.

«Чувствуешь?» – голос Элдрина, тихий, но отчетливый, разрезал вой ветра.

Кайл остановился, инстинктивно сжимая рукоять меча. Боровик нахмурился.

«Что?»

«Пепел, – ответил следопыт. Он опустился на одно колено, коснулся пальцами почвы. Не просто серой пыли, а толстого слоя чего-то легкого, черного, с едва уловимым запахом гари, перебитым той самой сладковато-гнилостной нотой. – Старый. Месяц, может больше. Но... много. Очень много».

Они двинулись вперед, и вскоре холм открыл вид. Кайл замер, словно получил удар в солнечное сплетение.

Серый Утес.

То, что от него осталось.

Не руины. Пепелище. Черные, обугленные остовы домов, торчащие из земли, как сломанные зубы. Каменные фундаменты, почерневшие от огня. Колодец, наполовину заваленный обгорелыми балками. И тишина. Гнетущая, абсолютная тишина, которую не мог нарушить даже вечный ветер. Он лишь перекатывал по пепелищу клубы черной пыли, словно призраки погибших.

Ни крика птицы. Ни лая собаки. Ни детского смеха. Пустота. Полная и бесповоротная.

Кайл стоял как вкопанный. Боль, которую он заглушал тренировками, дорогой, яростью, накрыла его с новой, чудовищной силой. Он видел не пепел. Он видел лицо тети Марты, морщинистое и доброе, теперь искаженное ужасом. Видел старика Берга, его предостерегающий кивок – последнее прощание. Видел ребятню, игравшую у колодца. Видел дом. Очаг, дым, запах трав и влажного камня... Все превратилось в этот черный, мертвый прах.

«Боги...» – прошептал Боровик, снимая шлем. Даже его каменное лицо дрогнуло. «Всех...»

Элдрин молчал. Его лицо было маской, но в глазах бушевала буря – гнев, скорбь, древняя, знакомая боль.

Кайл зашагал вперед. Ноги подкашивались, но он шел, проваливаясь в пепел по щиколотку. Каждый шаг поднимал черное облачко. Он шел туда, где стояла их хижина. Остов. Обгорелые балки. Камень очага, почерневший, треснувший. Он упал на колени, не чувствуя ожога пепла сквозь ткань. Руки сами потянулись к земле, к холодному, мертвому камню.

И тут он увидел его. Частично засыпанный пеплом, рядом с местом, где был точильный камень. Меч отца. Вернее, то, что от него осталось. Клинок, некогда крепкий, хотя и простой, был изуродован – погнут, покрыт черными подпалинами и странными, будто выжженными изнутри, пятнами ржавчины. Рукоять обгорела, но уцелела. Кайл схватил его. Металл был ледяным, будто вобравшим в себя весь холод Тени, убившей его дом. Грязь и пепел скрипели под пальцами.

«Опять ворчишь, братец?» – эхом прозвучал в памяти легкий, как колокольчик, голос Лиры. Такой живой. Такой далекий.

Ярость, черная и всепоглощающая, поднялась из глубины его существа. Горячая волна ударила в виски, сжала горло. Он вскрикнул – нечеловеческий, хриплый звук, сорвавшийся с пересохших губ. Слезы, которых не было с ночи нападения, жгли глаза, но не проливались. Слишком глубоко все выжгло.

Он поднял обгорелый меч обеими руками. Не как оружие. Как свидетельство. Как символ всего, что отняла у него Тень.

«Клянусь!» – его голос, хриплый и надтреснутый, разорвал мертвую тишину пепелища. Ветер на мгновение стих, будто прислушиваясь. – «Клянусь на этом пепле! Клянусь на крови моих людей! Тень заплатит! Каждой каплей страха, каждой секундой боли, которую она принесла! Я найду Лиру! Я уничтожу того, кто послал Гончих! Я сотру Легион в пыль!» Он вонзил меч в черную землю у своих колен. Клинок вошел с глухим стуком, замер, дрожа. «Это не месть! Это – правосудие! И пока я дышу, оно свершится!»

Глава 10: Библиотечные Тайны

Воздух в Архиве Ривенгарда был густым, как бульон, и пахнул пылью веков, высохшими чернилами и воском потухших свечей. Высокие сводчатые потолки терялись в полумраке, а бесконечные ряды дубовых стеллажей, доверху забитые фолиантами, свитками и запертыми коваными ларцами, казались лабиринтом из знания и забвения. Тишина стояла абсолютная, нарушаемая лишь скрипом пергамента под пальцами Брата Тео и собственным гулким стуком сердца Кайла в ушах.

Они сидели за массивным столом, на который Тео бережно разложил несколько особенно древних и ветхих манускриптов. Свет единственной масляной лампы выхватывал из тьмы морщинистое, сосредоточенное лицо монаха и напряженные черты Кайла. Обгорелый меч отца лежал на столе рядом, тускло поблескивая неровной поверхностью в свете лампы.

"Вот, смотри, Кайл," – Тео аккуратно развернул огромный лист пергамента, испещренный выцветшими чернилами и странными, угловатыми символами. – "Хроники Второй Эпохи. Точнее, то, что от них осталось после... чистки." Его голос звучал горько. "Здесь говорится о восстании. Не орков, не варваров с севера. О восстании одного из своих. Мага невероятной силы. Его имя... стерто. Но описания..."

Тео провел тонким пальцем по строке. "‘...и восстал Падший Звездочет, возжелавший не власти над людьми, но власти над самой Песнью Мира. Силу свою, дарованную Созерцанием Небесных Сфер, он обратил во Тьму, ибо возомнил себя выше Творца...’"

"Моргал," – прошептал Кайл, ощущая, как холодная змея страха сжимает горло. Это было не просто чудовище, как Граук. Это был... титан. Безумец, вознамерившийся посягнуть на само мироздание.

"Возможно," – кивнул Тео, его глаза горели фанатичным огнем исследователя. "Имя стерто, но логика событий, масштаб... Он был разбит, но не уничтожен. Силы Света – Предтечи или те, кто действовал от их имени, – заплатили страшную цену. Здесь, смотри..." Он перевернул хрупкую страницу. "...‘...и пали Башни Кристальных Зеркал, и реки обратились вспять, и земля исторгла плач... Но Падший был скован Цепями Рассвета и низвергнут в Бездну Забвения...’"

"Цепи Рассвета?" – переспросил Кайл, его взгляд невольно упал на лежащий рядом меч.

"Артефакты!" – воскликнул Тео, с трудом сдерживая волнение. "Не цепи в буквальном смысле! Здесь, в другом свитке – фрагмент поэмы о ‘Пяти Клинках, что суть Ключи и Оковы’." Он схватил другой, меньший по размеру, но еще более ветхий свиток. "‘...Клинок Рассвета, что рассекает Ложь... Клинок Полуночи, что хранит Покров Тайн... Клинок Пламени, что испепеляет Скверну... Клинок Волны, что омывает Раны Мира... Клинок Урагана, что развеивает Тени Прошлого... Лишь собранные Вместе, в Руке Достойной, обретут они Силу Цепи...’" Он перевел дух. "Рунные Клинки Предтеч, Кайл! Не просто оружие. Это... инструменты баланса. Ключи к силе, способной сдерживать саму Тьму. Или высвобождать ее."

Мысль оружия такой мощи заставила Кайла сглотнуть. Его собственный, жалкий меч... Он машинально положил руку на рукоять обгорелого клинка отца. В этот момент луч света от лампы упал прямо на причудливый, едва различимый узор у основания клинка – тот самый след, который Тео назвал руной.

И случилось нечто.

Тусклый металл меча словно вздохнул. Не светом, но едва уловимым вибрирующим теплом, пробежавшим под пальцами Кайла. Одновременно на пергаменте с описанием Клинков, прямо напротив упоминания "Цепи Рассвета", проступил символ – такой же, как на груди Теневой Гончей в Сером Утесе! Знак Лейтенанта, знак Граука. Знак Тьмы.

Кайл и Тео замерли. Тепло от меча усилилось на мгновение, став почти осязаемым, и погасло. Символ на пергаменте тоже поблек, словно его и не было.

"Боги праведные..." – выдохнул Тео, его глаза расширились от изумления и страха. "Он... реагирует. На символ Тьмы. На знание о ней. Эта руна... она не простая отметина, Кайл. Она живая. Или... связанная с чем-то живым."

Кайл отдернул руку, будто обжегся. Он смотрел на меч с новым, леденящим ужасом. Что он носил все это время? Часть той самой "Цепи"? Или что-то иное? "Что это значит, Тео?" – его голос звучал хрипло.

"Не знаю," – честно признался монах, его ученый пыл сменился тревогой. "Но это подтверждает: ты не случайно выжил. Ты не случайно нашел этот клинок в пепле. Ты... причастен к этой древней силе, Кайл. К силе Предтеч. Или к силе, что им противостоит." Он посмотрел на юношу с необычайной серьезностью. "Это и благословение, и проклятие. Тень будет охотиться за тобой с удесятеренной яростью."

Перед Кайлом снова встал призрак Граука, багровый символ на груди чудовища. "Пусть охотится," – прошипел он, но в его голосе теперь была не только ярость. Было осознание. Осознание того, что его личная месть вплетена в ткань чего-то невообразимо большего и древнего. Бремя легло на плечи тяжелее доспеха Борвика.

"Есть еще кое-что," – Тео понизил голос, словно боялся, что само знание может привлечь внимание. Он достал из-под стопки бумаг небольшой, изысканно иллюминированный лист. "Этот фрагмент... он не из официальных хроник. Он из частной коллекции, спасенной моим предшественником. Здесь говорится о причине восстания Падшего. О том, чего он искал." Монах указал на изображение в центре листа – стилизованное сердце, излучающее волны света, заключенное в геометрическую фигуру из переплетенных линий, напоминающих корни и лучи одновременно. "‘Сердце Аэтерии’," – прошептал Тео. "‘Источник Песни Мира, Колыбель Души Всего Сущего. Тот, кто овладеет Сердцем... станет Творцом или Разрушителем’." Он посмотрел на Кайла. "Вот истинная цель Моргала, Кайл. Не просто завоевание. Не просто разрушение. Он хочет пересоздать мир по своей воле. Стать Богом. И для этого ему нужно поглотить Сердце Аэтерии."

Глава 11: Пепел и Клятва

Холодный ветер, прозванный Кайлом «пылесосом Пустоши», выл над холмом, выдирая последние клочья влаги из губ. Он взглянул туда, куда указывал посох Элдрина, и мир съежился.

Серый Утес.

То, что от него осталось, нельзя было назвать руинами. Пепелище. Черные, почерневшие до угольного блеска остовы домов торчали из земли, словно сломанные ребра гигантского зверя, павшего навзничь. Каменные фундаменты, уцелевшие чудом, были покрыты толстым слоем летучей сажи, перемешанной с чем-то более тяжелым, серым и мертвым. Колодец на площади – место сплетен и смеха – был наполовину завален обугленными балками, похожими на кости. И над всем этим царила Тишина. Не просто отсутствие звука, а гнетущая, физически ощутимая пустота, которую не мог нарушить даже вечный вой ветра. Он лишь гнал по пепелищу вихри черной пыли, кружившие, как призраки, над могилами.

Ни крика ворона. Ни тявканья собаки. Ни отдаленного звона кузнечного молота. Пустота. Абсолютная и бесповоротная.

Кайл замер, словно его ударили обухом между лопаток. Воздух вырвался из легких хрипом. Боль, которую он глушил тренировками, дорогой, яростью к Грауку, накрыла его чудовищной, сокрушающей волной. Он видел не пепел. Он видел морщинистое, доброе лицо тети Марты, искаженное ужасом в последний миг. Видел старика Берга, его прощальный, предостерегающий кивок. Видел ребятишек, гонявших мяч из тряпок у того самого колодца. Видел дом. Очаг, где трещал огонь, стелился дымок, пахло сушеными травами и влажным камнем… Все превратилось в этот черный, безжизненный прах, развеваемый по воле ледяного ветра.

«Боги милосердные…» – прошептал Борвик, снимая тяжелый шлем. Даже его обветренное, изборожденное шрамами лицо дрогнуло. Глаза, привыкшие к крови, широко раскрылись от шока. «Всех… До последней души?»

Элдрин не ответил. Он стоял неподвижно, как изваяние, его лицо – каменная маска. Но в глазах цвета темной земли бушевала буря – немой гнев, древняя скорбь, знакомая боль, увиденная слишком много раз. Его пальцы белели на древке посоха.

Кайл зашагал вперед. Ноги подкашивались, будто проваливались в зыбучие пески, но он шел. Шаг за шагом. Проваливаясь в пепел по щиколотку. Каждое движение поднимало черное облако, въедающееся в кожу, в легкие, пахнущее не просто гарью, а холодным тленом, тем самым знакомым запахом озона и разложения. Он шел туда, где была их хижина. Остов. Две обгорелые стойки да груда черных, истлевших балок. Камень очага – сердце дома – почернел, треснул пополам, будто разбитое сердце. Кайл рухнул на колени, не чувствуя, как пепел прожигает ткань штанов. Руки сами потянулись к земле, к холодному, мертвому камню, к памяти.

И тут он увидел его. Частично засыпанный пеплом, рядом с местом, где лежал точильный камень отца. Меч. Вернее, то, что от него осталось. Клинок, некогда крепкий, хотя и простой, был изуродован – погнут, покрыт глубокими черными подпалинами и странными пятнами ржавчины, будто выжженными изнутри ледяным пламенем. Рукоять, обмотанная кожей, обгорела, но уцелела, почерневшая и липкая. Кайл схватил его. Металл был ледяным, будто вобравшим в себя весь холод Тени, убившей его дом. Грязь и пепел скрипели под пальцами.

«Опять ворчишь, братец?» – эхом прозвучал в его черепе легкий, как колокольчик, голос Лиры. Такой живой. Такой невозвратимо далекий.

Ярость, черная, всепоглощающая, слепая, поднялась из самой глубины его существа. Горячая волна ударила в виски, сжала горло стальными клещами. Он вскрикнул – нечеловеческий, хриплый звук, сорвавшийся с пересохших, потрескавшихся губ. Слезы, которых не было с той страшной ночи, жгли глаза, но не проливались. Слишком глубоко все выжгло. Слишком пусто стало внутри.

Он поднял обгорелый меч обеими руками. Не как оружие. Как свидетельство. Как символ всего, что отняли. Как якорь в море безумия и боли.

«Клянусь!» – его голос, хриплый и надтреснутый, как скрип ржавых ворот, разорвал мертвую тишину пепелища. Ветер на мгновение стих, будто прислушиваясь, затаив дыхание. – «Клянусь на этом пепле! Клянусь на крови моих! На страхе в глазах детей! На последнем вздохе стариков!» Он вонзил меч в черную, мерзлую землю у своих колен с такой силой, что клинок вошел глубоко, до рукояти, и замер, дрожа, как натянутая тетива. «Тень заплатит! Каждой каплей страха! Каждой секундой боли, которую она принесла! Я найду Лиру! Я вырву сердце у того, кто послал Гончих! Я сотру Легион в пыль и развею его по этой проклятой Пустоши!» Он поднял голову, его глаза, полные безумия и непоколебимой решимости, метнули молнии в свинцовое небо. «Это не месть! Это – ПРАВОСУДИЕ! И пока я дышу – оно свершится!»

Эхо его слов раскатилось по мертвым улочкам и замерло. Наступила тишина, еще более зловещая, чем прежде. Даже ветер не смел возобновить свой вой.

Борвик смотрел на юношу, стоящего на коленях среди пепла, сжимающего рукоять воткнутого в землю обгорелого меча. В его взгляде не было ни капли снисхождения или пустой жалости. Было признание. Охотник на зайцев умер здесь, в этом пепле. Родился Воин. Родился Мститель.

Элдрин медленно подошел. Его взгляд скользнул с Кайла на меч, на странные пятна ржавчины, мерцавшие тускло в сером свете.

«Обгорелый металл… – пробормотал он, приседая и почти не прикасаясь пальцем к пятну. – Но не от огня костра. От холода. Ледяного пламени Тени. Оно выжигает жизнь, оставляя пустоту и эту ржавчину распада». Он поднял глаза, его древние, знающие взоры встретились с горящими глазами Кайла. «Твоя клятва услышана, Кайл из Серого Утеса. Земля впитала ее. Теперь она – часть твоего пути. И его цена…» Он не договорил, но тяжесть этих слов повисла в воздухе.

Глава 12: Шепот Пустоши

Пустошь встретила их истинным лицом на третий день после Серого Утеса.

Солнце, бледное и безжалостное, висело в свинцовом небе, выжигая последние капли влаги из губ, из кожи, из самой души. Воздух колыхался маревами над раскаленными камнями, искажая горизонт, превращая далекие утесы в пляшущих демонов. Ветер, тот самый «пылесос», о котором говорил Борвик, теперь не выл – он шипел. Сухой, раскаленный шелест, сдиравший горло, набивавший легкие мелкой, едкой пылью, пахнущей пеплом и чем-то кислым, как испорченное железо.

Кайл шел впереди, его спина, закаленная тренировками, но все еще ноющая от недавней схватки и веса рюкзака, была напряжена как тетива. Новый меч, тяжелый и чуждый, болтался за плечом. В правой руке, привычно сжатой в кулак, он нес обгорелый клинок отца. Не для боя. Для напоминания. Ледяное прикосновение рукояти сквозь грубую перчатку было единственным якорем в этом море серого безумия. Каждый шаг поднимал облачко пыли, оседающей на сапогах, в складках одежды, на ресницах. Пустошь пыталась поглотить их, засыпать живых вместе с мертвыми.

«Еще час, – хрипло проговорил Борвик, снимая шлем и вытирая пот со лба грязным рукавом. Его лицо было землистым, под глазами – синева усталости. – Дойдем до тех скал. Там, может, тени кусочек найдется. Или скорпион на обед». Его шутка прозвучала плоским, как сама земля под ногами.

Элдрин, замыкающий, молча кивнул. Его посох с тусклым навершием почти не отрывался от земли. Он не просто шел – он ощупывал Пустошь. Его взгляд, цвета темной глины, был прикован не к горизонту, а к трещинам в камне, к редким, черным, как уголь, пучкам мертвой травы. Иногда он останавливался, касался земли пальцами, прислушиваясь к немой песне разрушения. Его лицо было непроницаемо, но напряжение читалось в каждой линии.

«Чувствуешь что-то?» – спросил Кайл, не оборачиваясь. Его голос был сухим, как щепка.

«Боль, – ответил Элдрин после паузы. – Старую и глубокую. Земля здесь… выкричана. Но не только Тенью. Было что-то раньше. Что-то… прогнившее изнутри». Он ткнул посохом в черный, ломкий стебель. «Эта трава… она не от огня умерла. От голода. От отсутствия жизни в самом камне».

Кайл сжал рукоять обгорелого меча. Металл, казалось, отозвался – едва уловимым холодным толчком, пробежавшим по костяшкам пальцев. Как будто клинок подтверждал слова следопыта. Он вспомнил «холодный ожог» у Черной Скалы, черную землю у ручья. Тень не просто убивала – она высасывала саму суть.

«Значит, они только довершили начатое», – пробормотал он.

«Да, – просто сказал Элдрин. – Или использовали то, что уже было готово пасть».

Скалы, обещанные Борвиком, оказались не убежищем, а ловушкой. Небольшой каньон, вымытый давно исчезнувшим потоком, давал желанную тень, но воздух здесь стоял тяжелый, неподвижный, пропитанный запахом гнили и озоном, гораздо более сильным, чем на открытой Пустоши. Стены каньона были покрыты странными, маслянистыми наростами, пульсирующими слабым, больным желто-зеленым светом.

«Не нравится мне это место, – проворчал Борвик, сжимая рукоять топора. – Пахнет, как подвал у Кривого Роана после дождя. Только хуже».

«Тише, – приказал Элдрин, его голос стал резким, как удар кремня. – Земля… дрожит. Не от наших шагов».

Кайл мгновенно напрягся, инстинктивно приняв боевую стойку, которой учил Борвик. Ноги на ширине плеч, вес распределен, новый меч плавно соскользнул в правую руку. Обгорелый клинок он переложил в левую – щит и символ. Он слушал. Не ушами – кожей. Воздух вибрировал. Сырой, подземный гул нарастал где-то под ногами.

«От скал!» – крикнул Элдрин.

Из-под нагромождения камней у основания стены каньона, взметая тучи едкой пыли и сдвигая валуны, как пушинки, вырвалось чудовище.

Оно напоминало гигантского, слепого червя, но кожа его не была гладкой. Она была покрыта сегментами серой, каменной брони, слипшейся с плотью. Пасти как таковой не было – лишь конусообразное отверстие, усеянное рядами вращающихся, черных как базальт, зубов-терок. От него пахло кислой глиной и разлагающейся органикой. По бокам туловища пульсировали жабры, выбрасывая струи липкой слизи. Червь был толщиной с бочку и длиной в три телеги.

Песчаный Бурав. Название само пришло в голову Кайлу, холодное и тяжелое. Он слышал страшные байки у костров в Ривенгарде – о тварях, что пробираются под землей и пожирают путников целиком.

«Не Тень! – рявкнул Борвик, уже замахиваясь топором. – Но от этого не легче! Не дать сомкнуть круг!»

Червь, словно почуяв вибрацию голоса, развернул свою слепую «голову» в их сторону. Земля содрогнулась сильнее – он начал двигаться, не ползти, а как бы проталкиваться сквозь камень под ними, вызывая мелкие обвалы по краям каньона. Его цель была ясна – отрезать путь назад.

«Кайл, фланг!» – скомандовал Борвик, неожиданно делегируя инициативу. Сам он рванул навстречу твари, его топор сверкнул в скупом свете, вонзившись в стык между каменными сегментами. Раздался скрежет, брызнула бурая жидкость. Червь завизжал – высоко, пронзительно, как точильный камень по металлу.

Кайл не раздумывал. Он рванул влево, вдоль стены каньона, как учили – быстро, используя неровности рельефа для укрытия. Его цель – оказаться сбоку от чудовища, пока оно занято Борвиком. Адреналин горел в жилах, но страх был знакомым инструментом, а не параличом. Он контролировал его.

Глава 13: Эхо Лесного Клинка

Пустошь не отпускала. Раскаленное дыхание земли выжигало последние силы, а шипение ветра, несущего пепел Серого Утеса, впивалось в сознание навязчивым шепотом погибших. Кайл шел, автоматически ставя одну ногу перед другой, его взгляд прилип к темнеющему горизонту на востоке. Там был Мор'танис. Там, возможно, еще дышала Лира. Обгорелый меч за спиной отдавался ледяным грузом в лопатках, напоминая о клятве, данной на пепелище. Каждый шаг по этой проклятой земле был шагом по ее костям.

«Еще день, от силы два, – прохрипел Борвик, вытирая рукавом пот со лба, смешанный с серой грязью. – И мы упремся в его черные стены. Надеюсь, у старика Элдрина припасен план, как туда втихаря пролезть, а не лбом в ворота биться». Его шутка прозвучала плоской, как доска. Даже Борвик, казалось, сник под гнетом Пустоши и памяти о павшем Бастионе.

Элдрин, шедший сзади, молчал. Его посох почти не отрывался от земли, будто он подпитывался от ее последних соков, иссушенных Тенью. Вдруг он замер, поднял голову. Не на восток – на северо-запад, туда, где бесплодная равнина начинала переходить в холмы, увенчанные редким, чахлым подобием леса.

«Чужие, – произнес он тихо, но отчетливо. – Не Тень. Но... настороженные. Сильные. Чувствуют нас».

Кайл мгновенно насторожился, рука привычно легла на рукоять нового меча. Борвик угрюмо пробормотал что-то невнятное и снял топор с плеча. «Эльфы? Слухи ходили, что их следопыты шныряют у границ Шрамов».

«Возможно, – кивнул Элдрин. – Идут быстро. Целенаправленно. Будьте готовы ко всему».

Они заняли оборонительную позицию у полуразрушенного каменного останца – единственного укрытия на километры вокруг. Кайл ощущал знакомое лезвие страха под ложечкой, но оно было приглушено яростью и усталостью. Пусть идут. Он больше не боялся боя. Он боялся только не успеть.

Из миража раскаленного воздуха на фоне уродливых холмов возникла фигура. Высокая, стройная, двигавшаяся с грациозной, почти невесомой скоростью, совершенно чуждой унылой тяжести Пустоши. Эльфийка. Ее кожа была цвета темного дуба, длинные серебристые волосы заплетены в сложную косу, не мешавшую движению. Одежда – практичная, серо-зеленых оттенков, сливающаяся с пейзажем. В руках – изящный, но явно смертоносный лук из темного дерева, стрела уже на тетиве. Ее глаза, ярко-золотые, как у хищной птицы, безошибочно нашли их укрытие, изучая каждого с холодной, отстраненной оценкой.

Она остановилась в двадцати шагах. Лук был опущен, но не убран. Стрела все еще готова к выстрелу.

«Люди, – ее голос звучал мелодично, но твердо, словно звон холодного колокольчика. – Вы далеко зашли в земли, которые смертны для вашего рода. И пахнете... болью. И Тенью». Ее взгляд скользнул по обгорелому мечу за спиной Кайла, задержавшись на нем дольше, чем на других. В золотых глазах мелькнул искорка... узнавания? Настороженности?

«А ты пахнешь высокомерием, острокушка, – огрызнулся Борвик, не опуская топор. – Называйся. И зачем шпионишь?»

«Я Сильра, следопыт Лесного Клинка, – представилась она, игнорируя его тон. – И я не шпионю. Я охраняю. От того, что ползет из вашей Пустоши». Она кивнула на восток. «Вы идете туда. В логово. Это самоубийство».

«Наше дело, – резко сказал Кайл, шагнув вперед. Его голос звучал хрипло от пыли, но в нем слышалась стальная жилка. – У нас там... своя цель». Он не стал произносить имя Лиры. Не перед этой незнакомкой.

Сильра внимательно посмотрела на него. «Цель? Или месть?» – спросила она прямо. «Месть слепа. Она ведет только к новой гибели. Особенно там». Она снова взглянула на обгорелый меч. «Этот клинок... он несет эхо великой боли. И древней силы. Откуда он у тебя, человек?»

Прежде чем Кайл успел ответить – грубо или правдиво, – Элдрин поднял руку. «Тише». Его лицо стало каменным. Он уставился не на эльфийку, а на серую, потрескавшуюся землю вокруг них, особенно – на тени под камнями их укрытия. «Земля... шевелится. Не так. Не естественно».

Сильра мгновенно среагировала. Ее нос тонко задрожал, золотые глаза сузились, сканируя землю. «Она права, старик, – прошипела она, и в ее голосе впервые прозвучала тревога. – Это не твари Пустоши. Это Тень. Ловушка! Вон отсюда!»

Но было поздно. Тени под камнями ожили. Не как существа, а как черная, маслянистая слизь, стремительно расползающаяся по земле. Она пузырилась, издавая тихое, мерзкое шипение, и там, где она касалась мертвой травы, та мгновенно чернела и рассыпалась в прах. Из этой слизи начали прорастать уродливые, шипастые побеги, похожие на черные лишайники, только размером с руку и пульсирующие зловещим фиолетовым светом изнутри.

«Теневые Лишайники! – крикнула Сильра, отступая и натягивая тетиву. – Не дайте Спорным Тьмы коснуться кожи! Они выжигают плоть и разум!»

Один из лишайников, выросший прямо у ног Борвика, лопнул. В воздух вырвалось облако мельчайших черных спор, похожих на пепел. Борвик зарычал, заслонив лицо рукой, и отпрянул.

Кайл действовал на инстинктах. Новый меч взметнулся, не для рубящего удара, а для широкого, сметающего взмаха – как учил Борвик против роя насекомых. Сталь с глухим шуршанием рассекла воздух над самой землей, сбивая несколько растущих лишайников и развеивая часть спор. Черная слизь на клинке зашипела, оставляя едкие пятна, но не проедая сталь мгновенно.

Стрела Сильры просвистела рядом с его ухом и вонзилась прямо в пульсирующую сердцевину самого крупного лишайника. Тот взорвался с громким хлюпающим звуком, разбрызгивая не споры, а липкую черную жижу. Там, где жижа падала, слизь пузырилась активнее.

Глава 14: Форпост Тьмы

Пустошь сжалась в мертвую хватку вокруг них по мере приближения. Воздух стал гуще, тяжелее, пропитанный не просто пеплом, а тлением, которое въедалось в легкие и оставляло горький привкус на языке. Небо над восточным горизонтом было не свинцовым, а угольно-черным, будто огромная клякса туши расползлась по небосводу, поглощая последние лучи умирающего дня. Источник этой тьмы был виден теперь невооруженным глазом.

Мор'танис.

Он вставал из выжженной равнины не как крепость, а как кричащая рана на теле мира. Стены, сложенные из темного, почти черного камня, казалось, не отражали свет, а впитывали его, излучая собственный, больной фиолетовый отсвет. Башни, некогда, возможно, гордые и прямые, теперь были искривлены, словно скрюченные пальцы трупа, увенчанные не флагами, а скоплениями костяных шипов и пульсирующих, похожих на гнойники, наростов. Сам воздух над фортом колыхался маревом, искажая очертания, намекая на нестабильность реальности в этом месте. От него веяло холодом глубже зимнего и ненавистью, осязаемой, как удар кнута.

«Боги милосердные...» – выдохнул Борвик, но не с мольбой, а с леденящим осознанием. Его рука бессознательно сжала рукоять топора так, что костяшки побелели. «Это не форт. Это... гниль. Нарывающая гниль».

Сильра, присевшая на корточки на гребне последнего холма перед бесконечно плоской равниной, ведущей к воротам, не спорила. Ее золотые глаза, суженные до щелочек, сканировали мрачное сооружение с профессиональной холодностью, но Кайл заметил, как тонкая дрожь пробежала по ее спине. «Хуже, – прошептала она. – Земля под ним... стонет. Она не просто мертва. Она изнасилована. Тень вывернула ее суть наизнанку». Она указала на основание стен. «Видите? Камни... они словно плавятся и растут одновременно. Как раковая опухоль».

Элдрин стоял чуть поодаль, опираясь на посох. Его лицо было пепельно-серым. «Сильра права. Песня земли здесь... перекручена в визг. Тяжело дышать. Тяжело думать». Он закрыл глаза, прислушиваясь. «Слишком много голосов... страдающих... и один... холодный... всевидящий...» Он открыл глаза, полные боли. «Граук. Он здесь. И он знает, что кто-то приближается. Чувствует... нарушение его гнили».

Кайл не отрывал взгляда от черных стен. Его сердце бешено колотилось, не только от страха, но и от ярости. Где-то там, в этой каменной пасти, могла быть Лира. Обгорелый меч за спиной жгл ледяным огнем, словно откликаясь на близость источника Тени. Он сжал кулаки, стараясь подавить дрожь в коленях. Пусть знает. Мы пришли.

«Разведка, – хрипло сказал он. – Нужно узнать все. Патрули, ворота, слабые места. Где держат пленных. Где... он». Он не назвал Граука.

«Слева, – Сильра указала вдоль линии холмов, скрывавших их от прямого обзора с ближайших башен. – Там выступ скалы и сухой овраг. Доведет почти до стен. Ближе не подобраться незамеченными. Днем – смерть. Ждем темноты. Если то, что там будет, можно назвать темнотой».

Ожидание было пыткой. Кажущаяся неподвижность форта была обманчива. Время от времени по стенам пробегали странные тени – слишком быстрые и угловатые для людей. Слышались глухие, механические звуки, скрежет, словно гигантские шестерни скрипели по камню, и периодические приглушенные крики, обрывающиеся слишком резко. Воздух гудел от низкочастотного гудения, от которого начинали болеть зубы.

Когда последний отсвет солнца угас, поглощенный черной дымкой над Мор'танисом, группа двинулась. Сильра шла первой, сливаясь с тенями, ее шаги не издавали ни звука. Кайл следовал за ней, копируя каждое движение, каждую остановку, каждое сканирование местности. Борвик и Элдрин замыкали, старый воин двигался с удивительной для его габаритов осторожностью.

Овраг оказался не просто сухим руслом. Он был усыпан острыми обломками черного камня и костями – слишком мелкими для животных. Воздух здесь был еще тяжелее, пахнущий озоном, железом и... жареным мясом. Сильра остановилась у края оврага, за большим валуном. До стены оставалось не больше пятидесяти шагов.

«Смотрите, – она едва шевельнула губами, указывая на массивные ворота форта. – Но не долго. Тьма здесь видит».

Ворота были открыты. Не настежь, а достаточно, чтобы пропустить повозку. По обе стороны стояли не солдаты в доспехах, а чудовища. Они напоминали грубо сколоченных големов из черного металла и осколков того же камня, что и стены, но внутри их грудных клеток пульсировало багровое свечение, как раскаленные угли. Их «головы» представляли собой вращающиеся на осях агрегаты с множеством линз, сканирующих подходы. Теневые Шестерни. Название пришло само собой. Они не ходили – они перекатывались на коротких, мощных конечностях, издавая тот самый металлический скрежет.

«Охранники, – прошипел Борвик. – Красиво. И видимо, без мозгов. Значит, тупые и сильные».

«Не только, – возразила Сильра. Ее взгляд был прикован к щели ворот. – Смотрите глубже».

Из щели ворот, окутанной мраком, выползло нечто иное. Фигура в рваном плаще, сгорбленная, двигалась странными, дергаными рывками. Человек? Но когда она вышла в полосу багрового света, падающего от Шестерен, стало видно – кожа серая, покрытая язвами, глаза мутные, без сознания. Изо рта капала черная слюна. Он тащил за собой груду каких-то окровавленных обрезков.

«Пленный... или раб, – сдавленно сказал Кайл. Отчаяние сжало ему горло. Лира...

Глава 15: План Штурма

Щель у подножия стены оказалась входом в полуразрушенный сточный канал. Когда-то он, вероятно, отводил дождевую воду, теперь же был завален грудой почерневших камней, обломков и костей, смешанных с застывшей, похожей на смолу, слизью. Запах, ударивший оттуда, был неописуем – смесь гниющей плоти, химической гари и того сладковато-гнилостного духа Тени, усиленного в разы.

«Райское местечко, – проворчал Борвик, снимая топор. – И пахнет, как задница дракона после праздника. Расчищать будем?»

Сильра, прильнувшая к стене и сканирующая подходы, резко мотнула головой. «Нет времени. И шум привлечет тех Шестерен. Элдрин. Земля здесь еще твоя?»

Следопыт приблизился к завалу, положив ладонь на самый верхний, покрытый слизью камень. Его лицо исказилось гримасой боли и отвращения. «Еле-еле. Она... кричит. Но послушается». Он закрыл глаза, сосредоточившись. Камень под его ладонью дрогнул, потом начал медленно, со скрежетом, сползать вниз по груде обломков, увлекая за собой другие. Процесс был медленным, почти бесшумным, но Элдрин напрягся до предела, по лицу струился пот, смешиваясь с грязью. В воздухе запахло озоном сильнее. Через несколько минут в завале образовался узкий, едва достаточный для человека лаз, уходящий в зияющую черноту.

«Быстро, – прошипела Сильра, натягивая лук и отступая к отверстию первой. – Они почуяли всплеск. Чувствую вибрацию в камне. Шестерни идут».

Борвик без раздумий сунул Кайла вперед. «Лезай, щенок! Я за тобой! Старик, ты как?»

Элдрин, бледный и шатаясь, оторвал руку от камня. «Пройду... Только бы не дышать этим воздухом...» Он с трудом пролез за Кайлом.

Тоннель был низким, заставлявшим идти в полусогнутом положении. Под ногами хлюпала липкая, холодная жижа, смешанная с неопознанными обломками. Стены, некогда выложенные грубым камнем, теперь были покрыты толстым слоем той же пульсирующей черной слизи, что и снаружи, и усеяны уродливыми, шипастыми наростами, как в овраге, но крупнее. Тусклый, больной фиолетовый свет исходил от самой слизи, создавая жутковатое, мерцающее освещение. Воздух был не просто вонючим – он жёг легкие.

Сильра шла первой, ее эльфийское зрение, казалось, пробивало полумрак. Она резко остановилась, подняв руку. «Тише! Не двигаться!»

Прямо перед ними, на стене и потолке тоннеля, росло нечто новое. Плотный ковер плесени, но не обычной. Она была мерцающе-бирюзовой, переливающейся, как нефть. И она... шептала. Тонкий, едва уловимый, но проникающий в самое сознание хор голосов – стонов, криков, бормотания. Звук исходил не из воздуха, а прямо из головы.

«Шепчущая Плесень, – Сильра отступила на шаг, ее лицо исказилось от отвращения и страха. – Не прикасайтесь! Не дайте ей коснуться! Она впрыскивает в разум безумие, крики жертв, боль... И сигнализирует своим хозяевам!»

Кайл почувствовал, как ледяная волна страха ударила в затылок. Шепот уже лез в уши, намекая на знакомые голоса... Братец... помоги... Он стиснул зубы, пытаясь заглушить иллюзию. Обгорелый меч за спиной дрогнул, будто отозвался на его панику.

«Как пройти?» – прохрипел Борвик, сжимая топор. Он тоже слышал шепот, его лицо было напряжено в борьбе с наваждением. Трус! Ты бросил их! – шипел голос в его голове.

«Нельзя трогать. Нельзя шуметь. – Сильра остро осмотрела проход. Плесень покрывала стены и потолок сплошным ковром, оставляя лишь узкий коридор внизу, где хлюпала жижа. – Только по центру. Идеально. Ничего не задеть. Один неверный шаг...»

«Или можно прожечь, – неожиданно сказал Кайл. Его голос звучал странно, отстраненно. Он снял со спины обгорелый меч. Лезвие, тусклое и покореженное, в этом бирюзовом свете казалось еще более зловещим. Но Кайл чувствовал... тягу. Тягу к плесени. Как будто клинок жаждал ее уничтожить. «Он... ненавидит это. Я чувствую».

«Кайл, нет! – резко прошептал Элдрин. – Неизвестно, что...»

Но Кайл уже шагнул вперед. Не к безопасному центру, а прямо к стене, к пульсирующему ковру бирюзовой скверны. Шепот превратился в яростный визг в его голове. Образы – пепел Серого Утеса, искаженное лицо Лиры, когти Гончих – захлестнули сознание. С рычанием, больше похожим на стон, он вонзил обгорелый клинок в самую гущу плесени.

Произошло не взрыва, а вспышки. Тусклый металл клинка вспыхнул ослепительно-белым, холодным светом на долю секунды. Бирюзовая плесень вокруг лезвия буквально испарилась с резким шипением, оставив после себя лишь черное, обугленное пятно на камне. Шепот умолк. На несколько мгновений. Затем оставшаяся плесень на стенах и потолке взревела – не звуком, а волной чистой психической боли и ярости, ударившей по всем четверым. Сильра вскрикнула, схватившись за голову, Борвик ругнулся, Элдрин пошатнулся.

«Идиот! – зашипела Сильра, стиснув зубы от боли. – Она подняла тревогу! Вся Тень в форте теперь знает, где мы!»

Кайл выдернул меч. Клинок снова был тусклым, но казался... теплее? Шепот отступил, но в голове звенело. Он понимал свою ошибку, но ярость пересиливала страх. «Она преграждала путь! И она... она кричала их голосами!»

Борвик схватил его за плечо, грубо развернув. «Слушай сюда, малец! Следующий такой фокус – и я сам тебя прибью! Мы все умрем из-за твоей истерики! Держи себя в руках, или Лиру будешь искать один!»

Глава 16: Огонь и Тень

Обходной тоннель был кошмаром, воплощенным в камне. Узкий, извилистый, он петлял, как кишка гигантского мертвого зверя. Стены дышали влажной, зловонной слизью, а под ногами хлюпала субстанция неопределенного происхождения. Сильра вела их с ледяной точностью, замирая у каждого поворота, ее эльфийские чувства напряжены до предела, сканируя невидимые угрозы. Кайл шел следом, каждый нерв натянут как струна. Обгорелый меч в его руке был единственной реальностью в этом бреду. Лира... держись...

Они миновали несколько ответвлений, ведущих в кромешную тьму, откуда доносились странные звуки – скрежет металла, бульканье, приглушенные стоны. Сильра безошибочно выбирала путь, указанный на зловещей схеме. Наконец, тоннель уперся в решетку, наполовину сломанную, наполовину заросшую той же бирюзовой Шепчущей Плесенью. За решеткой виднелось небольшое помещение – вероятно, то самое "хранилище".

«Тихо, – прошептала Сильра, приседая у решетки. – Чувствую... движение. И боль. Много боли».

Борвик пристроился рядом, его топор готов к короткому удару. Элдрин, бледный и еле стоящий, прислонился к стене, его дыхание было хриплым. Кайл заглянул в щель.

Помещение было заставлено гниющими бочками и ящиками, но их содержимое давно превратилось в прах. В центре, на полу, лежали тела. Несколько человек, изможденных, в лохмотьях, прикованных цепями к кольцам в полу. Они были живы, но едва – их груди слабо вздымались, глаза были закрыты, лица искажены немой агонией. От них тянулись тонкие, почти невидимые фиолетовые нити, уходящие сквозь каменную стену... туда, откуда доносился нарастающий гул и ощущение неимоверной тяжести.

«Доноры, – проскрежетал Борвик. – Корм для ритуала».

Но Кайла интересовало не это. Его взгляд приковался к фигуре, стоявшей у дальней стены, спиной к ним. Высокая, худая, в темных, струящихся одеждах. Серебристые волосы, заплетенные в знакомую, но теперь какую-то чужеродно-сложную косу. В поднятых руках – чаша из черного камня, из которой лился багровый свет, сливаясь с фиолетовыми нитями, идущими от пленных.

Лира.

Но это была не Лира. Это была тень его сестры. Ее кожа была бледной, почти прозрачной, испещренной темными, как трещины, прожилками. Когда она медленно повернула голову, профиль осветил багровый свет, Кайл увидел ее глаза. Не весенне-зеленые, а пустые. Глубокие, как колодцы в беззвездную ночь, с крошечными, холодными фиолетовыми точками в центре. На лбу – выжженный клеймом тот самый символ: шипы и глаз. Знак Граука.

«Нет... – вырвалось у Кайла хриплое, надорванное шептание. – Лира...»

Как будто услышав его, Теневая Жрица резко повернулась. Ее пустые глаза уставились прямо на щель в решетке, прямо на Кайла. На ее лице не было ни узнавания, ни эмоций. Только ледяная, бездушная концентрация. Она открыла рот, и раздался звук, не принадлежавший его сестре – низкий, вибрирующий, как скрежет камня по стеклу, наполненный властью и презрением.

«Грызуны. В святилище Тени».

В тот же миг гул за стеной превратился в оглушительный рев. Стена, через которую шли фиолетовые нити, вздулась и треснула. Из трещины повалил черный дым, и в нем проступила гигантская фигура.

Граук Жестокий был не просто орком. Он был монстром. Его тело, когда-то могучее, теперь было покрыто наростами черного хитина, как броня, сливающейся с кожей цвета запекшейся крови. Голова увенчана кривыми бараньими рогами, из которых струился фиолетовый огонь. В одной руке он сжимал огромный, искривленный посох, увенчанный пульсирующим черным кристаллом. В другой – пылающий кнут из чистой энергии. Его глаза – шесть желто-зеленых точек – пылали безумной яростью и нечеловеческой мощью. Аура невыносимого холода и давления исходила от него, заставляя камни трещать.

«Нарушители! – его голос гремел, сотрясая стены хранилища. – Питание для Великой Тени!»

Провал скрытности был тотальным. Сильра выстрелила первая. Ее стрела, словно молния, метнулась в глаз Граука. Но за метр до цели она рассыпалась в прах, сожженная силовым полем. Борвик рванул к решетке, его топор со звоном рубанул по ржавым прутьям, ломая их. «Ломай! Выход! Выход НАЗАД!»

Теневая Жрица (Лира) подняла чашу. Багровый свет ударил по цепи, сковывавшей ближайшего пленного. Человек вскрикнул – коротко, страшно – и вспыхнул фиолетовым пламенем, превратившись за секунду в груду пепла. Энергия ворвалась в чашу, а оттуда – в Граука. Он взревел от удовольствия, его форма на мгновение стала четче, мощнее.

«Она убивает их! Чтобы усилить его! – закричал Элдрин, пытаясь поднять посох. Его лицо исказилось от боли и усилия. – Остановить ритуал! Или он станет неудержим!»

Кайл стоял, парализованный. Он видел сестру-монстра. Видел гибель невинного. Видел воплощенный ужас в лице Граука. Его мир рушился. Обгорелый меч в его руке дрожал, но не светился. Казалось, даже он был подавлен.

«Кайл! – рявкнул Борвик, вытаскивая его из ступора грубым толчком. – Возьми их!» Он кивнул на оставшихся пленных – троих полумертвых людей, смотрящих на них безумными от ужаса глазами. «Сильра, прикрой! Старик, твоя магия нужна у выхода! Я займу этого урода!»

Он не ждал ответа. С боевым кличем, который был больше похож на рев раненого медведя, Борвик бросился НАВСТРЕЧУ Грауку, его тяжелый топор описывал смертоносную дугу. Это было самоубийство. И он это знал.

Глава 17: Тяжелая Ноша

Пустошь не хотела их отпускать. Она цеплялась за сапоги липкой грязью, шипела пеплом в лицо, высасывала последние силы ледяным ветром. Кайл шел, почти не чувствуя ног, волоча за собой одного из спасенных пленных – хрупкую женщину с пустым взглядом, чье имя он так и не узнал. Второго, мальчишку-подростка с перебинтованной головой, вела Сильра, ее эльфийская ловкость единственное, что не давала ему упасть. На плече Кайла тупо давил сверток – окровавленные остатки плаща, в которые был завернут единственный трофей, достойный этого ада: Сфера Предтеч. Обгорелый меч болтался за спиной, тяжелый, как гробовая плита.

Они шли молча. Слова умерли в Мор'танисе вместе с Борвиком и Элдрином. Кайл тонул в тине собственных мыслей: последний рык Борвика, бросающегося на Граука... Земляной свет Элдрина, гаснущий под камнями... И ее. Лира. Пустые глаза. Чаша, пьющая чужую жизнь. Искра... Была ли она? Или это лишь отчаянная надежда разбитого сердца?

Сильра первой увидела стены. Ривенгард. Когда-то символ неприступности, теперь он казался серым, усталым, израненным. Дымы от кузниц и очагов стелились низко, как траурные флаги. У ворот – толчея беженцев, повозок, усиленные патрули. Лица – испуганные, усталые, безнадежные.

«Домой, – хрипло прошептал мальчишка, которого вела Сильра. В его глазах блеснули слезы. – Это... дом?»

«Пока да, – ответила Сильра, ее голос был усталым, но твердым. Она метнула взгляд на Кайла. – Держись. Худшее... позади. Сейчас нужны отчеты и доказательства».

Доказательства... Пленные. Сфера. Рассказ о кошмаре. Кайл сглотнул ком в горле. Как рассказать о гибели Борвика? О жертве Элдрина? О... Лире?

Их заметили у ворот. Поднялся шум. Кто-то узнал Кайла – того самого юношу, что предупреждал о Гончих. Увидели изможденных пленных, окровавленную эльфийку, мертвенную бледность Кайла. Патруль с грохотом раздвинул толпу.

«Кайл? – капитан стражи, грузный мужчина с опаленными бровями, смотрел на него с недоверием и тревогой. – Выжил? А... другие? Брат Тео? Борвик? Следопыт?»

«Погибли, – выдохнул Кайл. Голос его звучал чужим, плоским. – В Мор'танисе. Отведите нас к Королю. И... лекаря. Для них». Он кивнул на пленных.

Королевская аудиенция в Зале Совета была похожа на дурной сон. Высокие стрельчатые окна пропускали серый свет, не рассеивая мрак в зале. Длинный стол, за которым сидели советники Короля Арадора – люди в богатых, но поношенных одеждах, с лицами, изборожденными заботами и скепсисом. Сам Король сидел во главе стола. Арадор не был старым, но годы войны и тяжелых решений согнули его плечи, оставили глубокие тени под глазами цвета стали. Его плащ был прост, без вычурности, только корона на темно-каштановых волосах напоминала о статусе.

Кайл стоял перед ними, чувствуя себя голым. Сильра – чуть поодаль, как тень, ее золотые глаза холодно оценивали присутствующих. Пленные – Мира (женщина) и Тален (мальчишка) – сидели на скамье у стены, закутанные в одеяла, дрожа. Лекарь только что дал им успокоительного. На столе лежала Сфера Предтеч – гладкий, темный, не то каменный, не то металлический шар размером с крупное яблоко, испещренный едва заметными мерцающими линиями. Обгорелый меч Кайла стоял прислоненным к его стулу – немой свидетель клятвы.

Капитан стражи доложил кратко. Кайл заставил себя говорить. Голос срывался, слова казались предательством по отношению к ужасу, который они пережили. Он описал Мор'танис – не крепость, а пульсирующую рану. Теневых Шестерен, пожирающих жизнь. Ритуальный зал. Граука Жестокого – его чудовищную силу, его связь с Тенью. И... Теневую Жрицу. Он не назвал ее имени. Просто сказал: «Она направляла ритуал. Использовала пленных... как топливо».

Рассказ Талена был краток и ужасен, прерываемый рыданиями: «Они... держали нас в яме... Холод... Все время холод... Потом... та женщина в черном... она... касалась цепи... и человек... горел! Я видел! Он горел!» Мира лишь молча кивала, ее глаза были огромными от пережитого кошмара.

Когда Кайл рассказал о гибели Борвика, бросившегося на Граука, чтобы дать им шанс, в зале повисла гнетущая тишина. Даже самые циничные советники опустили взгляды. Рассказ о жертве Элдрина, похоронившего себя, чтобы остановить погоню, заставил Короля Арадора сжать кулаки на столешнице.

«Борвик... верный пес. И Элдрин... последний из Каменных Следопытов, – проговорил Король, его голос был глух. – Их смерть... тяжелая утрата. Для всех нас». Он посмотрел на Сферу. «И это... все, что осталось от их миссии? От надежды?»

«Это ключ, Ваше Величество, – неожиданно четко сказала Сильра. Все взгляды устремились на нее. – Брат Тео искал знания Предтеч. Элдрин верил в их силу. Эта Сфера... она не простая реликвия. Она – карта. Или компас. Она должна указать путь к тому, что может остановить Тень. К Рунным Клинкам Рассвета».

В зале поднялся ропот. Один из советников, худощавый и острый, как нож, с холодными глазами – Малкор, глава казны и скептик по должности – усмехнулся.

«Рунные Клинки? – его голос капал ядом. – Сказки у костра для запуганных крестьян! Наши лучшие воины гибнут в Мор'танисе, наши крепости падают одна за другой, а вы предлагаете гоняться за мифическими мечами?» Он ткнул пальцем в карту на столе, показывающую стремительно растущие «Черные Шрамы» на востоке. «Тень здесь! Сейчас! Нам нужны солдаты, стены, провиант! Союзы с сильными королевствами, а не с эльфийскими лесными духами и их байками!» Он бросил презрительный взгляд на Сильру.

Глава 18: Наследие Тео

Ривенгард давил. Не стенами – воспоминаниями. Каждый камень мостовой напоминал Кайлу о первом приходе сюда с Элдрином, о Борвике, ворчащем в таверне, о Брате Тео, чьи глаза горели азартом исследователя. Теперь их не было. Осталась только Сфера – холодная, загадочная тяжесть в его руке, да Сильра – молчаливая тень, следующая за ним по гулким улицам, заполненным беженцами и солдатским ропотом.

Их поселили в казематах у восточной стены – маленькая, сырая комната с двумя койками. Ничего лишнего. Только необходимый минимум, выделенный по приказу Короля: походные рюкзаки, сухари, вяленое мясо, бурдюки для воды, теплые плащи, новая тетива для лука Сильры, точильный камень для меча Кайла. Никаких лишних глаз, никаких вопросов. Город готовился к осаде, и двое чужаков с их "сказочной" миссией были здесь лишним напоминанием о непредсказуемости угрозы.

Кайл сидел на краю койки, вертя в руках Сферу Предтеч. Гладкая поверхность, холодная, как металл Пустоши, была испещрена едва видимыми, мерцающими при определенном свете линиями. Он пытался вспомнить все, что говорил Брат Тео о Предтечах, об их артефактах. Монах горел этой темой. "Они не просто создавали, Кайл, они... вплетали силу в материю! Их артефакты – не мертвые камни, а спящие сущности! Чтобы пробудить их, нужен ключ. Часто – воля. Или свет..."

Свет. Кайл сжал Сферу, пытаясь сосредоточиться. Он представлял свет очага в Сером Утесе. Свет в глазах Лиры до... всего этого. Свет вспышки своего обгорелого меча в темноте Мор'таниса. Ничего. Сфера оставалась инертной, лишь линии чуть ярче мерцали в потускневшем свете огарка свечи.

Разочарование, горькое и тяжелое, накатило новой волной. Что если Малкор прав? Что если это просто камень? Что если Элдрин и Тео погибли зря? Что если Лира...

«Ты давишь на нее, как на врага, – тихий голос Сильры раздался из темноты. Она сидела на своей койке, чистя лук. Ее золотые глаза отражали мерцание Сферы. – Предтечи не были солдатами на марше. Их сила – в знании. В гармонии. Попробуй... не заставить. А услышать».

«Услышать камень?» – усмехнулся Кайл безрадостно.

«Не камень. Эхо. Эхо тех, кто его создал. Эхо Тео, который верил в него. Эхо твоей клятвы». Она отложила лук. «Покажи ей, зачем тебе нужен Рассвет. Не просто чтобы убить Тень. Чтобы вернуть то, что она украла».

Кайл взглянул на нее, потом снова на Сферу. Вернуть... Образ Лиры – настоящей, смеющейся, с глазами цвета весенней листвы – вспыхнул в сознании с такой силой, что перехватило дыхание. Вместе с ним пришла волна боли, ярости и... жгучего желания не просто отомстить, а вернуть. Вырвать ее из когтей Тени, очистить, спасти. Его пальцы сжали Сферу так, что костяшки побелели. Он не приказывал. Он... взывал. К древним. К Тео. К самому свету, который, возможно, еще теплился в его душе.

Сфера зажглась.

Не яркой вспышкой, а мягким, теплым, золотистым сиянием изнутри. Мерцающие линии на ее поверхности вспыхнули, превратившись в сложную, трехмерную карту, парящую над сферой в воздухе. Воздух затрепетал, наполнившись тихим, едва слышным гулом, похожим на отдаленное пение.

Кайл и Сильра замерли, завороженные.

Карта показывала горную цепь невероятной высоты и крутизны – Забытые Горы. Яркая золотая точка пульсировала у подножия опасного Перевала Мертвого Ветра. От точки тянулась тонкая золотая нить, петляя через горы к другому месту – стилизованному изображению строения, высеченного в самой вершине пика, увенчанного символом, похожим на восходящее солнце. Храм Рассвета.

«Клинок Рассвета... – прошептала Сильра, вставая и приближаясь. – «Рассветный Резак». Так называли его в легендах моего народа. Говорили, его лезвие может рассечь саму Ложь».

Видение карты сменилось. Теперь они видели вход в Храм – массивные, покрытые рунами врата. Картина дрогнула, показав внутренность: зал, залитый не солнечным, а сконцентрированным, почти жидким светом, исходящим из невидимого источника. В центре зала, на каменном пьедестале, покоился клинок. Прямой, изящный, с гардой в виде стилизованных лучей. Его лезвие казалось выкованным из застывшего света. Рассветный Резак.

Затем изображение резко изменилось. Тени сгустились у входа в Храм. Искаженные, бестелесные фигуры, пожирающие свет – Ледяные Тени. Предупреждение. Охрана? Или последствие вторжения Тени в святое место?

Карта вернулась. Золотая нить пути теперь мерцала тревожным красным на участке Перевала Мертвого Ветра. Воздух над картой сгустился, сформировав рунические письмена Предтеч. Кайл не умел их читать, но смысл проник прямо в сознание, как холодный ветер: «Путь отмечен Жертвой. Врата откроются Чистому Сердцу. Клинок изберет Достойного. Бойся не холода камня, а холода внутри. Рассвет рассеет Тьму лишь в руке, познавшей и победившей Собственную Тень».

Сфера погасла. Тепло ушло, оставив привычный холод. В комнате повисла тишина, звонкая после видения.

«Чистое Сердце... – повторил Кайл, сжимая Сферу. Его собственное сердце было полно ненависти, боли и жажды мести. Чистое ли оно? Познать свою Тень... Он видел ее. В ярости. В страхе. В том миге, когда хотел ударить Лиру-Жрицу.

«Путь ясен, – сказала Сильра, нарушая молчание. Ее голос был ровным, но в глазах горел отблеск увиденного света. «И опасен. Перевал Мертвого Ветра... это не просто название. Там дуют ветры, вымораживающие душу. И эти Тени...» Она вздрогнула. «Тень пытается осквернить и это место. Мы должны спешить».

Глава 19: Тени Пустоши и Голоса Прошлого

Кайл шел впереди, спиной к слабому солнцу, впитывая в себя всю мертвенную пустоту Аэтерии. Каждый шаг по растрескавшейся, серой земле отдавался эхом в его черепе – эхом криков Борвика, хруста костей Элдрина, ледяного шепота Лиры-Жрицы. Пепел Серого Утеса казался теплым прахом по сравнению с этой вечной мерзлотой души. В руке он сжимал не рукоять обгорелого меча, а Сферу Предтеч. Холодный металлический шар молчал, лишь изредка слабо пульсируя, как сердце умирающего зверя. Направление на северо-запад было известно, но как идти – через овраги, скальные выступы или эту бескрайнюю равнину? Выбор казался одинаково безнадежным.

«Ты сжимаешь ее, как камень, которым хочешь швырнуть в невидимого врага,» – голос Сильры, тихий и без эмоций, прозвучал сзади. Кайл вздрогнул, не оборачиваясь. Эльфийка шла бесшумно, ее зеленый плащ сливался с редкими, чахлыми пучками выжженной травы. «Она не оружие. Она – проводник. Ты должен слушать, Кайл из Серого Утеса. Не давить.»

«Что слушать?» – Кайл хрипло выдохнул, наконец обернувшись. Его глаза были красными от бессонницы и невыплаканной ярости. «Шепот мертвых? Рык Граука в голове? Или вот этот...» – он ткнул кулаком со Сферой себе в грудь, «...ледяной ком вины? Пророчество говорит о Чистом Сердце, Сильра. Взгляни на меня! Я – клубок колючей проволоки из ненависти и страха!» Его голос сорвался на крик, эхом раскатившимся по безмолвной Пустоши.

Сзади поспешно зашаркали ноги. Мира, хрупкая девушка с огромными, все еще испуганными глазами, спасенная из Мор’таниса, робко протянула Кайлу потертый бурдюк. «Вода? Ты... ты не пил с утра». Ее руки дрожали. Рядом, опираясь на самодельный костыль, ковылял Тален, мужчина лет сорока, лицо избороздили шрамы не только от плена. Он молча наблюдал, его взгляд был тяжел и не читаем.

Кайл машинально взял бурдюк, кивнул. Гнев схлынул, оставив лишь усталость и стыд. Они смотрят на меня как на последнюю надежду. А я... я едва держусь. Он отпил теплой, затхлой воды. «Спасибо, Мира».

«Холм впереди,» – Сильра, игнорируя вспышку, указала на темный силуэт на горизонте. «Высшая точка. Можно осмотреться. И укрытие от ветра на ночь.» Она уже оценивала местность глазами следопыта. «Пустошь не так пуста, как кажется. Тень здесь тоньше, но... изворотливее. Кормится остатками жизни.»

Именно Сильра первой заметила аномалию. У подножия холма, среди серых камней, извивались Теневые Змейки. Не гончие, не лишайники. Нечто новое – тонкие, как плети, длиной в локоть, состоящие из сгустков полупрозрачного, мерцающего фиолетовым мрака. Они не нападали. Они просачивались в трещины камней, высасывая слабое тепло земли, оставшееся под коркой тлена. От них исходил легкий холодок, знакомый Кайлу по "холодному ожогу" на руке и обгорелому мечу.

«Осторожно,» – Сильра натянула лук, но не стреляла. «Не знаю, реагируют на движение или тепло...»

Но Мира, испуганно отшатнувшись, споткнулась о камень. Ее короткий вскрик был подобен щелчку. Змейки мгновенно замерли, а затем устремились к источнику звука и страха – к ней! Несколько десятков черных плетей понеслись по земле с пугающей скоростью.

«За мной!» – Кайл рванулся вперед, забыв про усталость, выхватывая обычный меч (обгорелый был приторочен к спине, он боялся его касаться). Инстинкты, вбитые Борвиком, сработали. Он не рубил наугад. Он бил точно, с размаху, прижимая змеек к камням – там их полуэфирные тела на миг становились плотнее при ударе. Холодный сок брызгал на руки, оставляя легкое, но неприятное жжение. Холодный ожог. Слабый, но... Одна змейка обвилась вокруг его запястья, пытаясь впиться. Боль – резкая, ледяная игла! Кайл вскрикнул от неожиданности и ярости, с силой стряхнул тварь и вогнал меч в ее центр. Тварь лопнула с тихим хлюпающим звуком.

Сильра работала молча и эффективно, отстреливая змеек, пытавшихся обойти. Ее стрелы, наконечники которых она быстро обмакнула в какую-то маслянистую жидкость из фляжки, вспыхивали коротким зеленым пламенем при попадании, сжигая тьму. Тален, хромая, прикрывал Миру, отбиваясь костылем. Его движения были неуклюжи, но яростны – видно было, что в плену он не сломался до конца.

Бой был коротким, но изматывающим. Когда последняя змейка испарилась в клубе фиолетового дыма, воцарилась тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием. Кайл стоял, дрожа, глядя на тыльную сторону своей левой руки. Там, где впилась змейка, остался четкий, маленький синяк, от которого расходились тонкие фиолетовые прожилки. Он горел ледяным огнем. Не рана. Клеймо. Знак Тени. Паника сжала горло. Он вспомнил пустые глаза Лиры, фиолетовые точки. Неужели...?

«Дай руку,» – приказала Сильра, подойдя. Ее пальцы, неожиданно теплые, коснулись синяка. Кайл вздрогнул. Эльфийка сосредоточенно смотрела, ее глаза сузились. «Поверхностное заражение. Дух твой силен, оно не пустило корни глубоко. Но больно?»

«Как будто... ледяная игла под кожей,» – прошептал Кайл, с трудом сглатывая ком в горле. Страх за себя смешивался со стыдом за слабость и яростью на Тень.

Сильра достала небольшую раковину с густой зеленой пастой. «Мази Лесного Клинка. Успокоит боль, сдержит яд. Не даст расползтись.» Она аккуратно нанесла пасту на синяк. Мгновенное облегчение – ледяной огонь сменился прохладным успокоением. «Это не знак поражения, Кайл. Это знак сопротивления. Тень попыталась – и ты выстоял. Пусть и с болью. Помни пророчество: "Познавшему и победившему Собственную Тень". Твоя Тень – это страх, гнев, отчаяние. Сегодня ты сражался и с ними тоже. И пока что побеждаешь.»

Глава 20: Шепот Замерзших Костей

Тишина в каменной ложбине была гнетущей, неестественной. Даже слабое потрескивание крошечного костра Миры казалось кощунственным криком в этой всепоглощающей немоте Пустоши. Кайл сидел, прислонившись спиной к холодному камню, Сфера Предтеч – безмолвный шар из металла – лежала у него на коленях. Он пытался слушать, как советовала Сильра. Не давить. Вспоминать.

Лира... до...
Он вызвал в памяти ее смех, звонкий, как колокольчик ручья у Серого Утеса. Солнечные блики в ее каштановых волосах. Запах свежеиспеченного хлеба, который она так любила...

Но из глубин сознания, как черная масляная пленка, выползло другое. Пустые глаза. Фиолетовые точки. Холодный символ Граука на лбу. Шепот ритуальных слов, звучащих ее голосом, но чужим, бездушным. "Жертву приносим... Песнь Мира угаснет..."

Кайл вздрогнул, как от удара. Сфера на его коленях резко погасла, будто захлебнулась. Вместо тепла – знакомый ледяной укол в руке, где синел синяк с фиолетовыми прожилками. Он стиснул зубы, подавляя рык ярости. Чистое сердце? Ложь. Здесь, в Пустоши, живет только Тень – и моя собственная.

«Расскажи,» – тихий, хрипловатый голос нарушил его мучения. Это был Тален. Он сидел напротив, его лицо, изуродованное шрамами и усталостью, было обращено к Мире. Девушка вздрогнула, обхватив колени руками. «Про... про что?»

«Про то, как выжила,» – проскрипел Тален. Его глаза, глубоко запавшие, горели в темноте странным упорством. «Там, в Гнили. Большинство ломались быстро. Ты – нет. Почему?»

Мира замерла. Казалось, она вот-вот расплачется. Но потом вдохнула, выпрямила спину. Голос ее дрожал, но звучал. «Песни. Мама... мама пела. Даже когда стало совсем страшно. Старые песни, про рассветы, про зеленые луга... Я пела их про себя. Шепотом. Когда... когда они вели нас к чашам, когда нити кусались...» Она замолчала, сглотнув ком. «Это было как... щит. Тоненький. Но он был.»

Сильра, сидевшая на страже у входа в ложбину, слегка повернула голову. Ее эльфийский слух уловил больше, чем слова. Боль. И невероятное мужество. Она не проронила ни слова, но ее поза чуть смягчилась.

«Песни,» – пробормотал Тален. В его голосе не было насмешки. Было что-то вроде... понимания? Он потянулся к своему костылю, к грубо обтесанному набалдашнику. «А я... держался за это. Вырезал. Когда могли. Знаки. Стрелы. Звезды. Что видел когда-то.» Он провел пальцами по неровным насечкам на дереве. «Чтобы помнить. Что мир... больше чем стены Гнили. Что есть небо.» Он резко поднял взгляд на Кайла. «Ты держишься за что, Кайл из Серого Утеса? Кроме мести?»

Вопрос повис в ледяном воздухе. Кайл ощутил взгляды всех троих. Даже Сфера, казалось, ждала ответа. За что? За пепел? За клятву, выкрикнутую в бессилии? Он посмотрел на свою руку, на синяк, на обгорелый меч у пояса – символы потерь и Тени. А потом – на Сферу. Молчаливую. Требующую невозможного.

«За то, что еще можно спасти,» – хрипло выдохнул он. Слова вырвались сами, глубже, чем ярость. «За то, чтобы ее песни... снова звучали на рассвете. Не в аду. А здесь.» Он кивнул в сторону, где лежала Мира. В его груди что-то кольнуло – не боль, а что-то острое, живое. Надежда? Или просто еще одна форма боли?

Сфера едва заметно дрогнула, будто вздохнула. Ни света, ни тепла. Но напряжение в металле чуть ослабло.

Сильра резко встала. «Ветер меняется,» – прошептала она, вслушиваясь в тишину. Ее лицо стало каменным. «Несет холод. Не просто ночной. Другой. Он режет.»

И правда. Тишину внезапно разорвал первый порыв. Он пролетел над ложбиной не с воем, а с шипящим, злобным свистом, словно ледяная пила по кости. Воздух мгновенно стал колючим, обжигающе холодным. Мира вскрикнула, кутаясь в свой тонкий плащ. Тален стиснул зубы. Кайл почувствовал, как леденеет синяк на руке, а Сфера стала невыносимо холодной даже через ткань.

«Перевал Мертвого Ветра,» – сказала Сильра, не отрывая взгляда от темноты за пределами их укрытия. «Он близко. И он знает, что мы идем.»

Рассвет не принес тепла. Он принес свинцовый свет, пробивающийся сквозь плотную пелену серых, тяжелых туч. Земля, и без того серая, теперь была покрыта инеем, хрустевшим под ногами как разбитое стекло. Воздух резал легкие. Каждый вдох был испытанием.

Они шли молча, пригнувшись, борясь с порывами ветра, который теперь дул постоянно – ледяной, иссушающий, наполненный мелкой, колючей ледяной крошкой. Сильра вела, ее эльфийская выносливость и связь с землей, пусть и мертвой, давали ей преимущество. Она часто останавливалась, касаясь рукой заиндевевших камней, прислушиваясь к чему-то, что было недоступно другим.

«Здесь,» – она указала на узкий проход между двумя нависающими скальными плитами. «Короткий путь. Но тесный. Будьте готовы.»

Проход был не просто тесным. Он был гробницей, высеченной льдом и ветром. Стенки сходились так, что приходилось идти боком. Ледяная крошка била в лица, слепила глаза. Ветер выл в этой каменной трубе с удвоенной силой, вырывая дыхание. Кайл чувствовал, как немеют пальцы, как холод пробирается сквозь все слои одежды к самому сердцу. Сфера на груди леденела, тяжелела.

Именно тогда они появились.

Не материально. Не сразу. Сначала это был шепот. Непонятный, сливающийся с воем ветра, но... зловеще осмысленный. Он скользил по затылку, пробирал до мурашек. Потом – тени. Не просто темнота. Движущиеся, струящиеся пятна синевы и черноты на стенах прохода. Они опережали их, плыли рядом, заглядывали в спину. От них веяло не просто холодом – абсолютным, космическим нулем, вымораживающим душу.