«пепел между нами»

Глава 1 — Уравнение без решения

Когда я впервые услышала о новом студенте, сыне дона Сицилийской мафии, я усмехнулась. В университете Рима слухи — это валюта, которую тратят охотно и без разбора. Обычно я не трачу на них ни времени, ни внимания. Но в тот день, пока я стояла у окна аудитории, держа в руках чашку с кофе из автомата, почему-то задержала взгляд на группе студентов, оживлённо что-то обсуждающих у лестницы. Имя «Росси» звучало слишком громко, слишком уверенно.

А я не любила людей, которые звучат громче, чем думают.

Пары по философии начинались в девять утра, и, как всегда, профессор Бернарди вошёл ровно в 8:59 — высокий, седоволосый, с папкой под мышкой и вечным запахом мела. Он не здоровался — просто смотрел в зал так, будто мы уже должны знать, кто сегодня будет жертвой его сарказма. И, к сожалению, часто этой жертвой становилась я.

— Мисс Нери, — произнёс он, не успев даже положить папку на стол. — Что скажете о кантовском категорическом императиве применительно к современной морали?

Я отставила чашку, выпрямилась.

— Я скажу, профессор, что мораль — слишком хрупкая категория, чтобы измерять её императивами. Мы живём в обществе, где даже добро ищет оправдания.

Бернарди прищурился.

— Вы утверждаете, что мораль относительна?

— Я утверждаю, что люди — да, — ответила я.

Класс тихо засмеялся, и я почувствовала, как по залу прокатилось знакомое электричество — то самое, что возникает между преподавателем и студенткой, осмелившейся спорить.

Профессор чуть улыбнулся, впервые за утро.

— Нери, вы, как всегда, в своём репертуаре. Садитесь.

Я уже опустилась на место, когда услышала скрип двери. Поздно вошедший студент был высоким, в чёрной рубашке, расстёгнутой на вороте. Волосы — светлые, почти золотые. Движения — расслабленные, как у человека, привыкшего к вниманию.

Профессор поднял взгляд.

— Ах, вот и наш новый студент. Господин…?

— Росси, — ответил тот спокойно. — Даниэль Росси.

Имя будто выстрелило в аудитории. Несколько девушек мгновенно зашептались. Даже Бернарди, кажется, сделал паузу, чтобы осознать, с кем имеет дело. Он кивнул на свободное место — прямо рядом со мной.

— Присаживайтесь, синьор Росси. Посмотрим, насколько вы знакомы с категорическими императивами.

Даниэль сел, бросив на меня короткий взгляд. Серые глаза — холодные, как сталь. И я вдруг ощутила странное раздражение: будто он уже знал, что произвёл впечатление.

— Так, мисс Нери считает, что мораль относительна, — произнёс Бернарди. — А что скажете вы, синьор Росси?

— Я скажу, что мораль — это инструмент власти, — ответил он после короткой паузы. — Те, кто сильнее, определяют, что правильно. Те, кто слабее, ищут оправдания.

В аудитории повисла тишина.

Бернарди даже замер.

— Интересно, — сказал он наконец. — У нас в одной строке встретились Кант и Ницше.

Я почувствовала, как уголки губ сами собой дрогнули.

— Вы путаете силу с правотой, — бросила я тихо, повернувшись к нему.

— А вы — правоту с наивностью, — ответил он так же спокойно.

Мы долго смотрели друг на друга. Взгляд зацепился — не как у соперников, скорее как у двух людей, которые понимают, что их дуэль только началась.

После пары аудитория постепенно опустела. Бернарди что-то записывал на доске, а я собирала тетрадь и книги. Сзади раздался голос:

— Вы всегда так спорите с преподавателями?

Я не обернулась.

— Только когда они ошибаются.

Он усмехнулся.

— И часто это происходит?

— Чаще, чем хотелось бы.

Я подняла глаза — Даниэль стоял рядом, держа рюкзак на плече.

— Вы, должно быть, та самая Нери, о которой говорят, что она «всегда знает, что сказать».

— А вы, наверное, тот самый Росси, о котором уже всё сказано.

Он улыбнулся — не нагло, но с каким-то странным спокойствием.

— Значит, слухи обо мне уже пошли вперёд.

— В университете слухи ходят быстрее, чем мысли, — ответила я. — Но я стараюсь не слушать то, что не имеет доказательств.

— Рационалистка?

— Скорее, реалистка.

Он кивнул, будто отметил про себя что-то важное, и пошёл к двери. Перед уходом обернулся:

— В таком случае, мисс Нери, надеюсь, вы позволите мне однажды доказать, что не все слухи ложны.

Я не ответила. Но почему-то в груди что-то дрогнуло, как от внезапного порыва ветра.

---

В кафе, где я подрабатывала по вечерам, запах кофе смешивался с тёплым шумом голосов. После университета я всегда чувствовала себя другой — словно снимала с себя броню. Здесь никто не спрашивал о Канте или Ницше. Здесь я просто делала кофе, слушала, как кто-то смеётся, и считала часы до конца смены.

Марк, владелец, проверял отчёт у кассы.

— Аделин, всё в порядке? Ты сегодня какая-то задумчивая.

— Всё нормально, просто устала, — ответила я.

Он кивнул, не поверив, но не стал спрашивать.

Изабелла, моя коллега, улыбнулась с другой стороны стойки.

— Слышала, у нас новый красавчик на философии? Все девчонки в восторге.

— Уже слышала, — коротко сказала я.

— Ты видела его?

— Видела.

— И? — она приподняла брови.

— И ничего. Один из тех, кто привык, что мир падает к его ногам.

Изабелла рассмеялась.

— Осторожнее, Аделин. Таких обычно ненавидят до тех пор, пока не влюбятся.

— Любовь не для меня.

Вечером:

Поздно вечером я шла домой по улицам, где свет фонарей плавился в лужах. В наушниках тихо звучал старый джаз, а в голове всё крутилась фраза: «Мораль — инструмент власти». Я пыталась анализировать её логически, как философскую идею, но почему-то каждый раз в мыслях всплывал его взгляд — серый, настойчивый, будто видящий дальше, чем нужно.

Я всегда жила по принципу: думай — потом чувствуй.

Дома было тихо. Мать, как всегда, звонила ровно раз в неделю — не больше. Я записала в блокнот заметку к следующей лекции:

> «Мораль и сила: кто решает, где грань?»

Глава 2 — Первое столкновение

Утро началось, как и все предыдущие — кофе, холодная вода из душа и привычная попытка убедить себя, что сегодняшний день будет проще, чем вчерашний. Но с самого начала что-то было не так. Может быть, из-за странного сна, где я шла по университетскому двору, а кто-то шептал моё имя, но я не могла обернуться. Или, может, из-за того, что мысли о Даниэле Росси упорно возвращались, хотя я старалась держать их под контролем.

Когда я пришла в университет, на дворе стояла утренняя суета. Студенты спешили к аудиториям, пахло кофе и дождём — ночная гроза оставила на асфальте мокрые следы. Всё выглядело так же, как всегда, но в воздухе чувствовалось лёгкое напряжение.

Пока я поднималась по лестнице, заметила у стены Кьяру Мартинелли — однокурсницу, которая всегда знала о других больше, чем нужно. Она разговаривала с Даниэлем. Смех, лёгкий наклон головы, её рука на его рукаве — всё выглядело как из дешёвого романа.

Я прошла мимо, стараясь не смотреть в их сторону, но услышала тихое:

— Доброе утро, мисс Нери.

Голос — ровный, с лёгкой усмешкой. Я обернулась. Он стоял прямо передо мной, словно специально выбрал момент, когда я не смогу сделать вид, что не замечаю.

— Доброе, — коротко ответила я.

Кьяра смерила меня взглядом, в котором мелькнуло раздражение.

— Знаешь, Даниэль, Аделин у нас местная знаменитость. Профессор Бернарди просто обожает с ней спорить.

— Я заметил, — сказал он, не отводя от меня взгляда. — Она говорит с уверенностью, будто весь мир должен её слушать.

— А вы, — ответила я спокойно, — говорите так, будто мир действительно слушает.

Кьяра фыркнула, не поняв, то ли это комплимент, то ли насмешка.

— Ладно, я пойду. Не мешаю вашему философскому поединку, — бросила она и ушла, оставив нас вдвоём.

— Вы всегда такие острые на язык? — спросил он, чуть наклоняя голову.

— Только когда собеседник провоцирует, — сказала я. — Или когда мне скучно.

— Надеюсь, это второй случай, — усмехнулся он.

Я вздохнула.

— Если честно, я просто не люблю, когда меня ставят в центр внимания.

— А по вам не скажешь. На лекции вы выглядели так, будто наслаждаетесь этим.

Я посмотрела на него — слишком внимательно, наверное.

— Мне нравится спор, а не внимание. Это разные вещи.

Он задумался, потом мягко сказал:

— Возможно. Но спор — это тоже форма внимания. Только честнее.

Я не нашла, что ответить, и прошла мимо. Он не последовал за мной, но я почти физически чувствовала его взгляд на спине, будто лёгкий ток.

Пара началась с обсуждения Ницше. Профессор Бернарди был в ударе. Он писал на доске цитаты мелом, а я записывала, ловя каждое слово. «Человек есть канат, натянутый между зверем и сверхчеловеком» — он произнёс это с тем самым выражением, будто каждое слово имело вес судьбы.

— Как вы понимаете это высказывание? — спросил он, обводя взглядом аудиторию. — Кто сегодня рискнёт?

Тишина. Все избегали его взгляда, как обычно.

— Мисс Нери?

Конечно.

Я подняла глаза.

— Это метафора внутренней борьбы. Человек — существо переходное. Он живёт между инстинктом и сознанием. Сверхчеловек — это не идеал, а направление, путь преодоления.

Бернарди кивнул.

— Хорошо. А теперь — кто не согласен?

Он посмотрел в сторону задних рядов, где сидел Даниэль.

— Синьор Росси, вы ведь сегодня с нами?

— Всегда, профессор, — ответил тот спокойно. — Но я не верю в идею преодоления. Люди не меняются. Они просто учатся скрывать свои инстинкты.

Я почувствовала, как во мне закипает что-то похожее на раздражение.

— Это пессимизм, а не философия, — сказала я.

— Или честность, — возразил он. — Вы говорите о разуме, но любой человек, доведённый до предела, становится зверем. Просто не все доходят доэтой точки.

— А вы доходили? — вырвалось у меня.

Он улыбнулся, но в глазах мелькнуло что-то темное.

— Возможно.

Профессор прервал нас, заметив, что спор уходит слишком далеко.

— Отлично. Два взгляда — рациональный и инстинктивный. На следующем семинаре попробуем их примирить.

Аудитория зашевелилась. Я чувствовала, как щеки слегка горят — от злости, не от смущения.

Когда занятие закончилось, я быстро собрала вещи и вышла в коридор. Он догнал меня почти у лестницы.

— Вы всегда уходите после спора? — спросил он, идя рядом.

— Иногда лучше уйти, чем сказать лишнее.

— А мне кажется, вы редко говорите лишнее. Вы просто выбираете слова как оружие.

— Тогда вам стоит держаться подальше. Я умею метко целиться.

— А я — привык рисковать.

Я остановилась, повернувшись к нему.

— Зачем вы всё это делаете?

— Что именно?

— Эти разговоры, провокации. Вам правда интересно спорить со мной, или это игра?

Он чуть склонил голову.

— А если скажу — и то, и другое?

— Тогда я выберу не играть, — ответила я.

Он тихо засмеялся, но без насмешки.

— Это вы так думаете, Аделин. А некоторые игры начинаются задолго до того, как мы осознаём, что участвуем.

Я хотела что-то сказать, но не успела — он уже спускался по лестнице. Я стояла, глядя ему вслед, и понимала, что раздражение уступает место любопытству. И это было опаснее всего.

После пар я отправилась в библиотеку. Нужно было подготовить доклад, но мысли всё время возвращались к разговору. В моей жизни всё было предсказуемо: лекции, работа, редкие звонки матери. А теперь появился человек, который с первого дня нарушил этот порядок, и, что хуже, я позволяла этому происходить.

Через пару часов в библиотеке стало душно. Я решила выйти на улицу — воздух был тёплым, почти весенним. Во дворе стояли Матео и несколько ребят с курса.

— Аделин! — крикнул он. — Подойди! Мы как раз спорим, кто из вас с Даниэлем победил сегодня на паре.

Я закатила глаза.

— Это не соревнование.

— Конечно, не соревнование, — подмигнул он, — просто у вас химия такая, что даже профессор перестал дышать.