Глава 1. Кровь на снегу
Я шла через парк, кутаясь в шарф. Декабрьский ветер пробирал до костей, но я не спешила домой — после ссоры с парнем хотелось побыть одной. В воздухе кружились первые снежинки, и фонари отбрасывали на аллею жёлтые круги света.
«Красиво… — подумала я с горечью. — Вот бы сейчас быть с Дэном. Но нет — этот козел решил, что уехать с друзьями будет круче, чем быть со мной».
Вздохнув, я поправила шарф. «Эх, надо бы зайти в магазин и купить чего‑нибудь вкусного…»
Вдруг услышала тихий стон.
За кустами, в тени деревьев, лежал пёс. Его шерсть была испачкана кровью, а бока тяжело вздымались. Когда он поднял голову, я замерла: глаза зверя светились янтарным огнём — не диким, а почти… человеческим.
— Ты… ты ранен? — прошептала я, сама не понимая, зачем подхожу ближе.
Пёс не рычал — лишь поскуливал. Он просто смотрел на меня, и в этом взгляде было что‑то, от чего сердце сжалось. Я опустилась на корточки рядом с ним.
— Сейчас помогу, — тихо сказала я, доставая из сумки бутылку воды. — Нужно хотя бы промыть раны…
Я осторожно промокнула кровавые подтёки, стараясь не причинить боли. Пёс тихо заскулил, но не отстранился. Я сняла куртку и накрыла его дрожащее тело.
— Потерпи, милый, — пробормотала я, доставая телефон. — Сейчас вызову ветеринара…
Но пока я искала номер в контактах, пёс исчез.
На снегу остались лишь кровавые следы.
Я ахнула. Огляделась — никого. Но в воздухе витал странный запах: мороз, хвоя и… что‑то горячее, как раскалённый металл.
Присев на корточки, я внимательно разглядывала следы. Они вели вглубь парка, к старой беседке, заросшей голым плющом. Что‑то подсказывало мне: надо пойти туда.
Собрав волю в кулак, я двинулась по следу. Снег хрустел под ногами, а ветер свистел в ушах, будто пытался остановить. Но я шла — шаг за шагом, пока не увидела…
У беседки стоял мужчина.
Высокий, с тёмными влажными волосами, спадавшими на плечи. На нём были только джинсы, порванные в нескольких местах, а кожа покрывалась мурашками от холода. Но он не дрожал.
И глаза… те самые янтарные глаза.
— Ты… — Я отступила, чувствуя, как подкашиваются колени. — Ты тут не видел раненого пса?
Мужчина медленно повернулся. На его груди виднелись свежие царапины, но кровь уже перестала течь.
— О боже, ты же ранен! Как так? Что ж за день‑то такой… Один раненый сбежал, так другого нашла… — выдохнула я, невольно шагнув вперёд.
Он слегка приподнял бровь, будто моё беспокойство удивило его.
— Уже всё в порядке. Спасибо тебе, — повторил он, чуть склонив голову.
— Какой «в порядке»? Ты истекаешь кровью! — Я шагнула ближе, не в силах отвести взгляд от глубоких царапин на его груди. — Нужно обработать раны, перевязать… У меня в сумке есть платок, но этого мало…
Он мягко улыбнулся, и в этой улыбке промелькнуло что‑то древнее, нечеловеческое — но не угрожающее, а почти… ласковое.
— Меня зовут Марк, — мягко прервал он. — А тебя как? Будет не очень‑то вежливо, если я останусь раздетый и истекающий кровью, а ты даже не представишься.
Его лёгкая ирония заставила меня смущённо улыбнуться.
— Лина, — ответил я, чувствуя, как жар приливает к щекам. — Но это всё равно не объясняет… почему ты стоишь здесь в таком виде.
Марк слегка повёл плечом, и на мгновение в его глазах вспыхнул тот самый янтарный огонь, который я видела у пса.
— Потому что это… моя естественная форма, — произнёс он осторожно, словно пробуя слова на вкус. — Я не могу объяснить всё сразу. Это слишком сложно для первого разговора.
Я нервно рассмеялась:
— Слишком сложно? Ты стоишь передо мной почти без одежды посреди зимнего парка, весь в царапинах, и говоришь, что это «слишком сложно»?
Он не обиделся — лишь снова улыбнулся той странной, почти ласковой улыбкой.
— Представь, что ты всю жизнь жила в комнате с одним окном. И вдруг кто‑то говорит тебе: «Там, за стеной, ещё сто комнат, и в каждой — свой мир». Ты бы поверила сразу?
Я задумалась. Ветер кружил снежинки вокруг нас, а я всё ещё пыталась осознать происходящее.
— Значит, ты… тот пёс? — прошептала наконец.
Марк кивнул.
— Да. Ты нашла меня в самой уязвимой форме. И помогла, даже не зная, кто я. Это… много значит.
Во мне боролись противоречивые чувства: страх, недоверие, любопытство — и странное, неуместное тепло, которое разливалось по груди при взгляде на него.
— Но почему ты не ушёл? Почему остался здесь? — спросила я, скрещивая руки на груди, чтобы унять дрожь.
— Потому что не мог. — Его голос стал тише. — Когда кто‑то помогает оборотню в момент слабости, между ними возникает связь. Она не принуждает, но зовёт. И я должен был поблагодарить тебя лично.
Я сглотнула. Всё это звучало как бред, но…
— А если бы я не пошла по следам? Если бы испугалась и убежала?
— Тогда я бы просто ушёл. Но ты пришла. — Он сделал шаг вперёд, но остановился, будто давая мне право отступить. — И это уже многое говорит о тебе.
Тишину разорвал далёкий лай собаки. Я вздрогнула, а Марк резко обернулся в сторону звука, на мгновение обнажив клыки. Но тут же взял себя в руки.
— Мне пора, — сказал он. — Но я хотел бы увидеть тебя снова. Если ты согласишься.
Я смотрела на него — на его тёмные волосы, на шрамы, которые уже почти затянулись, на эти невероятные глаза — и понимала: что‑то необратимо изменилось.
— Хорошо, — выдохнула я. — Но сначала ты расскажешь мне всё. Без утайки.
Марк склонил голову, и в его взгляде мелькнуло что‑то похожее на уважение.
— Обещаю. Завтра, в три часа, у фонтана в центральной части парка. Если ты передумаешь — просто не приходи. Я пойму.
Он развернулся, сделал несколько шагов — и растворился в снежной круговерти так же внезапно, как тот пёс.
Я осталась одна. В руках — только холод ночного воздуха и странное ощущение, что моя жизнь только что свернула на совершенно новую дорогу.